Симонян Никита Павлович. Футбол – только ли игра?

   Полузащита – Игорь Нетто и Юрий Фалин. О лучшем и мечтать нельзя.
   Тщательно взвешивали возможности линии нападения. Здесь разного класса игроки. Галимзяна Хусаинова (левого крайнего), Анатолия Коршунова (правого крайнего) нельзя было сравнить по опыту с двадцатилетними центральными нападающими Юрием Севидовым и Валерием Рейнгольдом или, скажем, с Борисом Петровым, игравшим, как и Коршунов, на правом краю. Но наша молодежь была перспективной и проявила потом себя великолепно.
   Общая творческая работа как-то по-особенному сплотила команду. Единство коллектива и новая тактика в равной степени, наверное, помогли нам выиграть матч с московским «Динамо», победить «Торпедо»…
   Итак, «Спартак» стал чемпионом. Я как тренер принимал поздравления, а до вершин мастерства мне было еще очень далеко. Можно сказать, я находился лишь на подступах к тренерской науке, тренерскому искусству. В этой профессии нет потолка. Идет бесконечный процесс самообразования, иначе невозможно совершенствовать учебно-тренировочную работу, воспитательную.
   К тому же меняются взгляды на игровые концепции, из каждого чемпионата ты должен извлекать свои уроки. Только сочетая футбольную науку с требовательностью и умением подобрать игроков, можно добиться, чтобы твоя команда играла так, как ты хочешь.
   Мне повезло, что в первый же год работы меня командировали на чемпионат Европы в числе тренеров-наблюдателей. В 1959-м я еще участвовал как футболист сборной в отборочных играх. И вот финальная часть. Сборная СССР стала чемпионом Европы. Я присутствовал на множестве матчей, и это многое мне дало.
   Чемпионат мира в Чили – новый шаг в футболе, новое слово бразильцев. Следующий чемпионат опять продемонстрировал перемены в тактике. Этапы сменяются этапами, и тренер не может топтаться на месте.
   Тяжесть тренерской профессии и в той ответственности, которая лежит на тебе. Ты знаешь, что за «Спартак» болеют во всех городах Советского Союза, настолько популярна эта команда, и страшно не оправдать надежд, ожиданий миллионов людей.
   Если ты старший тренер сборной команды, то на тебе ответственность еще большая – за спортивную честь страны.
   Тренеру, мне кажется, невозможно привыкнуть к неудачам. Нельзя быть равнодушным к результатам своего дела. Меня, случалось, друзья уговаривали: «Ну что ты так переживаешь? Без поражений в спорте не обойтись, и к ним ты должен быть готов». Я считал, как только мне станет безразличен результат игры – тотчас надо уйти с тренерского поста.
   После игры – бессонная ночь. До утра прокручиваешь в памяти весь матч, все моменты от первой до последней минуты. И думаешь, думаешь о том, где была допущена ошибка. В составе игроков, в выбранной тактике?..
   Тебе трудно, и близким рядом с тобой нелегко. На них волей-неволей ложится часть тяжести. Моя жена, логопед, психолог, человек, совершенно далекий от футбола (году на шестом совместной жизни спросила меня: «В команде двенадцать игроков?»), вошла в круг моих забот. И хотя по-прежнему не разбирается ни в дриблинге, ни в финтах, знает, что меня может огорчить, что обрадовать. Иногда, правда, выскажется: «Ох и ненавижу твой футбол!» – но тут же отложит свои дела, чтобы внимательно меня выслушать. Благодарен ей за это: выговариваясь, уже по-иному смотришь на какую-нибудь ситуацию, казавшуюся безвыходной. Не знаю ни одного известного тренера, который бы не сжигал своих нервных клеток. Думаю, и Борис Андреевич Аркадьев, уверявший, что не заклинивается на неудачах, тут не исключение.
   И тем не менее добровольно отказаться от «самосожжения» невозможно. Знаю тренеров, которые кляли свою работу, уходили с нее, но отлучения от футбола не выдерживали. Герман Зонин, оставив тренерское поприще, преподавал в Ленинградском институте физкультуры имени Лесгафта. Вроде бы доволен был своей спокойной жизнью и меня уговаривал опомниться, поберечь здоровье. И вдруг узнаю: он в Ростове – тренирует СКА. Когда я стал над ним подшучивать, что же ты, мол, покинул замечательное тихое место, которое так хвалил, Герман смутился: «Да, понимаешь, уговорили. Но я тут так… консультантом…» Хотя всем было известно, что он старший тренер. Потом снова вернулся на свою кафедру и снова устал от покоя – решился возглавить тбилисское «Динамо».
   Однажды Стефан Ковач, румынский тренер (работал долгое время с голландской командой «Аякс», выигравшей Кубок европейских чемпионов), приехав в Москву, заявил, что закончил с тренерской деятельностью, что теперь он на службе в Федерации футбола Румынии. Я был очень удивлен, не мог даже представить себе этого: «Почему же, Стефан?» А Стефан ответил, что предпочитает смерть в собственной постели или в крайнем случае в ложе театра, но никак не на тренерской скамье. Через некоторое время мы приехали в Бухарест, и нам тотчас сообщили, что тренером национальной сборной Румынии стал… Ковач. Я напомнил ему при встрече о собственной кровати и скамье. Он улыбнулся:
   – Ну, ты же знаешь, что такое футбол?
   Конечно, знаю. Но как, скажем, привыкнуть к непредвиденным поражениям?
   Будучи игроком, понимал: бывает просто невезение, досадные промахи, которых никак нельзя было предугадать. Не забыть мне давнего матча «Спартака» с «Зенитом» – было это в Москве, в 1957 году. Можно сказать, я сыграл тогда одну из лучших своих игр: удалось забить три мяча. Все три – красавцы. Бил в верхний угол. Зенитовский вратарь даже сказал мне: «Что же ты, Никита, паутину снимаешь?»
   Но соперники на голы тотчас отвечали. Я забью – и тотчас мяч оказывается в наших воротах. Счет был 3:3, и вот за две минуты до конца из-за грубейшей ошибки Масленкина зенитовцы забивают четвертый мяч.
   Досадно было проиграть после «хет-трика»! Не так часто удается забить три гола. Это считается событием. Историки футбола «коллекционируют» «хет-трики», выявляют рекордсменов. Впрочем, в тот миг, когда прозвучал финальный свисток, естественно, не думал об этом. Голы красавцы, все время вели в счете, и так проиграть – обидно! Дал волю чувствам. Запустив мяч высоко в сторону, подлетел к Масленкину с кулаками: «Ты понимаешь, что ты сделал? Ты, именно ты проиграл игру!» В таких случаях всегда следует ответная, не менее бурная реакция, а он лишь растерянно развел руками: «Что делать, Палыч? Ошибся…» – и обезоружил меня тут же.
   Иногда, подготовив команду к игре, ты уверен, что она будет на высоте. Всю предыгровую работу провел нормально. На тренировке игроки делали все, что от них требовалось. Они в хорошей форме и в хорошем настроении. Словом, все ладится. Команда бодро выбегает на поле и… не играет. В чем дело? Что случилось? Иной раз, сколько ни ломаешь голову, не находишь ответа. Начинаешь допытываться у игроков: почему, почему не шла игра? Отчего все разладилось? Куда делся настрой? Часто и они ничего не могут объяснить.
   Как-то «Арарат», который я тренировал, вопреки всем ожиданиям проиграл ростовскому СКА. Только недели через две ребята начали признаваться: мы думали, что легко их обыграем. Самоуверенность обернулась поражением.
   Психологический настрой команды – материя тонкая. За одной неудачей может последовать вторая и третья. Потерять игру, как мы говорим, легко, найти ее чрезвычайно сложно. Утрачивается уверенность, и игрок перестает делать то, что великолепно умеет.
   Настраивая команду, приходится анализировать и свои собственные ошибки, выверять каждый свой шаг, каждое слово. Труднее всего тренеру, когда потерян контакт. Почему он потерян? – в этом тоже надо разбираться и разбираться. То ли игрокам надоели диктаторские методы, то ли, наоборот, не идет на пользу чрезмерная демократичность, переросшая просто-напросто в привычку не подчиняться многим требованиям.
   Одно время в «Спартаке» был тренером Василий Николаевич Соколов, уважаемый футболист, бывший капитан команды. И вот когда мы проигрывали, он с нами не разговаривал. Обижался. Ну, спрашивается, на что, за что? Разве мы стремились проиграть, разве мы не хотели выиграть? Конечно, такое поведение тренера коробило игроков, не прибавляло достоинства и самому Соколову.
   Когда армия наступает, и у солдат и у командования великолепное настроение, полное единение. Но ведь насколько армия крепка, проверяется и поражением. Способны ли командиры выработать верную тактику в трудных условиях, поднять дух бойцов, настроить их на новое наступление? И венец тренерского искусства – умение себя вести в экстремальных ситуациях.
   Приходилось слышать от режиссеров: «Не идет спектакль…» Спектакль никнет на корню, дух исчезает. Почему? Кажется, все было учтено, выверено на репетициях, удачно прошла премьера. За ней еще множество спектаклей… Даже режиссеру не дано предугадать, как сложится сегодняшний спектакль. Я говорю «даже», потому что у режиссера и актеров нет соперника, а у тренера он есть, и от него можно ждать сюрпризов. Он ведь тоже хочет выиграть и, вполне возможно, именно в этот день настроен на победу больше, чем всегда, более организован, более агрессивен, больше может.
   И уж никак не представишь, что режиссер входит в гримерную к актеру перед третьим звонком со словами: «Трактовку образа меняем…» А мы нередко делаем предыгровую установку уже в раздевалке.
   В день игры особенно внимательно вглядываешься в команду. Как она утром встала, как делает зарядку… Когда игроки едут на матч, видно, в каком они состоянии. Не знаю, кто как, а я, будучи тренером, придавал этим минутам большое значение. Терпеть не мог разговоров в автобусе, музыки. Если игрок сосредоточен, он продумывает все и вся, нервная система у него уже напряжена, уже подключена к предстоящей игре. И в раздевалке должна быть такая же собранность, сосредоточенность. Есть она или нет – это улавливаешь по многим деталям: как футболист снял свою «цивильную» одежду, как надевает майку, зашнуровывает бутсы… Вроде бы все идет нормально, ты все учел, но это еще не значит, что обеспечена победа.
   Бывали, конечно, приятные неожиданности: соперник сильнее, кажется, рассчитывать не на что, но твоя команда на подъеме, и ты сам чувствуешь в себе необычайный заряд, передаешь его ребятам. А ведь иногда к ним не пробиться.
   Умение настроить команду – дар. Ему нельзя обучить. Каждому тренеру, опираясь на основы психологии, законы общения, приходится изобретать свой велосипед – на чужом далеко не уедешь. Потому что не найти двух одинаковых игроков, не то что двух одинаковых команд.
   Очень верную мысль высказал как-то Сергей Вайцеховский, бывший тренер сборной страны по плаванию: мы знаем, как подготовить спортсмена физически, технически, но не всегда знаем, как подготовить его бойцовские качества.
   Некоторые тренеры стараются помочь игроку во время матча. Но мне кажется, когда футболист выходит на поле, он должен быть свободен от тренерской опеки, одергиваний, иметь возможность раскрыть свои лучшие свойства. Разумеется, иногда что-то подсказываешь – как поменять тактику, как целесообразней действовать. Но давать беспрерывные указания, наверное, нельзя. Это нервирует, а порой и подавляет игрока.
   У каждого тренера обычно есть своя излюбленная позиция для наблюдения за матчем. Валерий Лобановский сидит всегда на тренерской скамье у кромки поля вместе с запасными игроками. Иной раз вносит коррективы в действия команды.
   А Константин Иванович Бесков садится на трибуне, где-нибудь в верхних рядах. И уже оттуда дает указания помощникам – благо налажена своя связь – по части замены или коррекций. Когда спрашиваешь, почему вы смотрите с такой верхотуры, ведь оттуда сложно управлять игрой, он отвечает, что, во-первых, перед выходом на поле все объяснил игрокам и нечего мешать им выполнять заданное, а во-вторых, сверху все видишь. Действительно, оттуда четко просматриваются все позиции, комбинации, их развитие.
   Есть тренеры – не хочу их называть, – которые на каждую ошибку реагируют криком, указанием. Не обходится без оскорблений. Ссылка на то, что таким образом они разряжают свою нервную систему, не может служить оправданием. Крик всегда вызывает неприятную реакцию у игроков, у зрителей.
   У всех наших лучших тренеров – Бескова, Лобановского, Ахалкаци и, разумеется, у наставников моего поколения – Якушина, Качалина, Аркадьева, Маслова, – несмотря на разные школы, разные направления, разные стили работы с командой, прежде всего обнаруживаешь стремление дать игроку возможность по-своему проявиться на поле, раскрепостить его.
   Ты имеешь дело с людьми взрослыми, давно сложившимися, кажется, воспитывать их поздно. Но если хочешь вместе с ними добиться успеха, нельзя забывать о вечной истине педагогики – понять каждого. Одного может привести в себя резкое слово. Накричи на него, разозли, тогда только он по-настоящему соберется, выложится, покажет класс. У других от резкого слова опускаются руки.
   В этой связи вспоминается мне Николай Осянин, который пришел в «Спартак» из команды «Крылья Советов» (Куйбышев). Прекрасный игрок – хорошо поставленный удар, хорошее чувство позиции. Играл и центральным нападающим, и в линии полузащиты, и центральным защитником. Скромный, застенчивый, тихий. Повысить на него голос значит подавить.
   Однажды во встрече с киевским «Динамо» Осянину выпало пробить пенальти. Еще раз скажу, что он владел ударом редкой чистоты. А тут вдруг изменил себе. Пробил «щечкой», пытаясь обмануть вратаря. Вратарь разгадал маневр и мяч парировал. Это произошло в самом конце первой половины матча, когда мы проигрывали 0:1.
   Прихожу в раздевалку – Осянин сидит, не поднимая головы. Иногда только глянет исподлобья: не обратили ли на него внимание тренеры и не последует ли сейчас разнос? Мы ни слова ему не сказали. Оценили первую половину игры, сделали общую установку. А когда команда выходила, я придержал его за плечо: «Ничего страшного, ты просто бил не по-своему. Забьешь с игры – это будет ценнее». И буквально в начале второго тайма он забил неотразимый гол в верхний угол и все оставшееся время играл блестяще. Мы победили в том матче.
   Педагогические задачи возникают постоянно. Команда – сложнейший организм. Даже если ее с полным правом называют коллективом единомышленников, это отнюдь не исключает внутреннего соперничества. Больше того, оно необходимо. Есть один выдающийся игрок – важно, чтоб появился другой и третий столь же высокого класса. Они ревностно смотрят друг на друга: «Ты это делаешь хорошо, но я постараюсь сделать лучше». И все остальные невольно тянутся за ними, за уровнем, который поднимается.
   Но если в коллективе недоброжелательная обстановка, не осуждается зависть, то соперничество звезд может вылиться в борьбу, вернее возню неудовлетворенного честолюбия, самомнений. Один игрок признан, другой не признан, один – кумир публики, а кто-то считает, что заслужил аплодисментов отнюдь не меньше, чем всеобщий любимец. И пошло, пошло… Игроки ранимы, как актеры.
   Да, жизнь в футболе похожа на жизнь в театре. Например, обиды, что режиссер не понимает, затирает. Хотя хорошего игрока затереть труднее, чем хорошего актера. То, как проявишь себя на поле, зависит не столько от заданной роли, сколько от твоей инициативы, личных свойств. Талантливого игрока не заметить трудно. Он еще играет в дубле, а болельщик уже знает его, ищет его фамилию в программке. Лишь в исключительных случаях хороший игрок не попадет в основной состав: тренер сам себе не враг – ему важна хорошая игра, результат.
   Когда появляются новые игроки, важнее всего, чтобы они приняли дух команды, ее законы.
   В начале шестидесятых годов в «Спартак» пришла целая группа молодых футболистов – Геннадий Логофет, Вячеслав Амбарцумян, Валерий Рейнгольд, Юрий Севидов, Галимзян Хусаинов.
   О Галимзяне можно было сказать лишь одно: побольше бы таких ребят в команде. Всегда доброжелательный, ровный и одаренный, самоотверженный игрок. В те годы, когда был в хорошей форме, не останавливался на поле ни на мгновение. (Потом, правда, стали вырисовываться его недостатки. Не отличался особой точностью передач, хотя, ошибаясь, тут же отнимал мяч, рвался вперед…) Его безотказность, готовность постоять за команду на всех хорошо влияла. Золотой человек. Ему только скажешь: «Гиля, сегодня ситуация такая, что тебе придется играть в другой позиции». – «Палыч, о чем разговор? Надо так надо. Если надо – русские танки летают», – любил повторять слова героя фильма «Парень из нашего города». Немало побед принес и «Спартаку», и сборной страны.
   В 1963 году Галимзян играл за нашу сборную в Италии. Вернувшись домой, не отдохнув, сразу отправился на тренировку в Тарасовку. Я встретил его в электричке. Помню, сказал, что он мог бы остаться на денек дома с женой и маленькой дочкой, которых в последнее время почти не видел. Он ответил: потерплю, надо готовиться. Никогда не просил ни о каком снисхождении, ни о каких поблажках – как все, так и он.
   Ехали, разговаривали, он интересно рассказывал о матче, который наши сыграли с итальянцами. А в Тарасовке ребята тотчас отвели меня в сторону и сообщили, что у Галимзяна случилось страшное – погибла дочка, выпала из окна пятого этажа…
   Вся команда переживала вместе с ним горе. Нам предстояла поездка на игру в Баку. Взяли с собой и Галимзяна с женой, надеялись, что все-таки полегче им будет с нами. О том, чтобы Галимзян участвовал в матче, даже и подумать не могли. И вдруг в день игры он сказал: «Я выйду на поле». Я ответил: «Хорошо, Гиля, делай, как тебе лучше…»
   Хусаинова я иногда сравнивал с Володей Бессоновым из киевского «Динамо». Он тоже всегда готов встать на любую позицию. С такими людьми работать легко и приятно. Хотя покладистость характера сама по себе – не главное свойство.
   Например, Юрий Севидов человек не очень легкий. Нередко возражал, всегда высказывал свое мнение. И Слава Амбарцумян – не из покорных, не из безропотных. Сергей Рожков – тоже непрост, про таких в народе говорят: «На козе не объедешь». Душа добрая, но противоречив от природы, вспыльчив, беспощаден к партнерам во время игры. Если кто-то ошибался на поле, Сергей так сверлил его взглядом, что словами не передать. Бывало, уходит вперед, а все еще сверлит глазами провинившегося. Николай Петрович хохотал: «Смотри, смотри, он уже ушел на двадцать метров, а все оглядывается. Доедает! Нечистая сила!..»
   …Отношения с командой у меня как у тренера с самого начала складывались нормально. Иногда, правда, замечал скептическое выражение на лице кого-то из ребят, не без этого. Старался не реагировать – работал. Уверен, работая, легче преодолевать непонимание. Осталось чувство благодарности к игрокам, которые и прислушивались к замечаниям, и готовы были высказать свое несогласие с каким-то тактическим вариантом. Ценные предложения принимал, от этого, по-моему, тренерский авторитет не страдает.
   Только однажды, когда мы крупно проиграли московскому «Торпедо», у меня произошел конфликт с Игорем Нетто. Он явно не справлялся в этом матче с Ивановым, но слышать об этом не желал. Я уже говорил о занозистом характере человека, которого чту и люблю. Умный, справедливый, а вот замечаний в свой адрес не терпит. Может взорваться. Так случилось и в тот раз. Во время установки на второй тайм оскорбил меня. Все возмутились. Я поставил вопрос об отчислении Нетто, хотя пойти на такое было нелегко: он мой товарищ, мой друг, и, честно сказать, не представлял без него «Спартак». Меня все поддержали, поняли, дело тут не в личном «не стерплю!», а в главных принципах отношений команды и тренера. Игорь нашел силы переломить себя, мы объяснились и инцидент решили забыть.
   Великое благо – открытое объяснение. Всякое может быть: кто-то погорячился, сорвется – важно не держать камня за пазухой. Поэтому я не мог и сейчас не могу понять заявления: «Я вошел в конфликт с тренером». Случается, что совсем юный, только что пришедший в команду футболист уже рассказывает на всех перекрестках, что не сработался с наставником.
   Многие любители футбола, наверное, помнят затяжной конфликт Ловчева с Константином Ивановичем Бесковым. Во всяком случае, их отношения активно обсуждались на трибунах. Это я когда-то пригласил Евгения в «Спартак» из экспериментальной спортивной школы при стадионе имени Ленина, и он обращался ко мне как к бывшему тренеру, призывая в третейские судьи, жалуясь на то, как сложно с Бесковым. Я неизменно отвечал: «Ты – футболист, а он – тренер, тренер! Он вправе требовать от тебя прилежной работы, выполнения своих указаний, а свое творчество, пожалуйста, добавляй». И когда однажды самого Бескова в Управлении футбола спросили о конфликте с Ловчевым, он сказал: «Начнем с того, кто в команде тренер…»
   Бывают игроки, которые пытаются подменить тренера. Чуть ли не руководить им. Ну, Бесковым, скажем, никак не поруководишь. И Ловчев, в конце концов, вынужден был покинуть «Спартак».
   Чаще всего подобное случается, когда игроки не выдерживают бремени славы. На трибунах скандировали: «Же-ня, Лов-чев!» – и Женя Ловчев решил, что он самый главный и выше в футболе никого нет. Но футбольная жизнь такова: пока ты выходишь на поле в хорошей форме, болельщики тебя знают и приветствуют, а не появишься года два – забудут.
   Уйдя из «Спартака», Евгений Ловчев закончился как игрок. Некоторое время выступал за московское «Динамо», но это уже был далеко не тот Ловчев, которого славили трибуны.
   Надо сказать, что Ловчев не ладил тогда и с Бесковым, и с вратарем Прохоровым. Сложились две противостоящие группировки. Это отражалось на выступлениях команды. Оздоровляя коллектив, руководство отчислило обоих футболистов, и сразу состояние команды стабилизировалось, она стала в следующем году чемпионом страны. Да, иногда необходимо такое хирургическое вмешательство.
   Аналогичный случай в «Спартаке», кстати, был и в 1958 году. Коллектив раздирали противоречия. Некоторые начали ставить личные дела превыше всего. Мы с Николаем Петровичем долго думали над создавшейся ситуацией. Одни недовольные желали играть за основной состав, хотя не имели для этого достаточных данных, другим наскучил футбол, и они были в основном поглощены меркантильными интересами. Мы решили удалить заскучавших из команды, хотя и Старостин, и я в общем-то не сторонники крутых мер. К тому же «Спартак» сразу лишался двух центральных защитников. Вставал вопрос: с кем остаемся? Один из освобожденных футболистов спросил: «Почему такая спешка?» Я ответил: «Никакой спешки нет. Ты не скрываешь, что футбол давно надоел, и мы помогаем тебе уйти из него. Футбол, – дело добровольное. Принуждая к нему, толку не добьешься».
   Честно скажу, нам пришлось трудно: кем заменить ушедших? Футболисты, поддержавшие руководство команды, тоже были озабочены – что будет с центром обороны, кто встанет на освободившееся место? Поставили Сергея Рожкова и Александра Гребнева. Все поняли, надо мобилизоваться, собраться. Игроки средней и передней линии, то есть линий атаки, буквально выкладывались на матчах. Хотя мы пропустили много мячей, но забили гораздо больше. И в результате вышли на второе место. Ребята потом признавались: «Думали, наступит крах». Не наступил. А оставь, мы все по-прежнему, неизвестно, к чему бы пришла команда.
   В жизни команды бывают такие моменты, когда от тренера, начальника требуется решительность, чтобы избавить коллектив от разъедающей червоточины.
   Подобное произошло у меня позже, в «Черноморце», с Головиным. Лучший игрок команды, но чрезвычайно капризный, заносчивый, ненадежный. К товарищам относился свысока. Часто нарушал режим. Был отчислен из команды. Через месяц коллектив взял его на поруки. Он сорвался снова. И уже безо всякого собрания его попросили покинуть команду и базу. «Черноморец» тогда не погиб – успешно провел оставшиеся игры. Так что самомнение «я – спаситель отечества, и без меня все рухнет» – ошибочно.
   Можно иногда снисходить к слабостям звезд, но если ты убедился, что футболист, имей он самые великолепные данные, наносит моральный вред коллективу, с ним надо прощаться. Любой тренер встает перед выбором: оставить хорошего игрока и дрянного человека или отчислить. Не раз убеждался в том, что прежде всего надо принимать во внимание человеческие свойства.
   «Звездная» болезнь поражает не только футболистов, но и некоторых тренеров. Добившись успеха, иные не чувствуют ног под собой, игнорируют и окружающих, и руководство, и прессу, и телевидение. Проводят тренировки, сидя на стуле у кромки поля, вместо того чтобы быть рядом с игроками, все замечать, вовремя подсказывать.
   Прославленные тренеры старшего поколения – Аркадьев, Якушин, Качалин, на которых я всегда оглядывался, не снижали требовательности к себе.
   Бывает, что игрок сознательно выбирает себе нового наставника. Тут опять же напрашивается сравнение с театром. Выдающийся режиссер будет работать не со всяким выдающимся актером и наоборот: они могут стоять на разных эстетических, художественных позициях, расходиться во взглядах на место режиссера и актера в театре. Как бы ни был блистателен актер, спектакль создает режиссер, лицо театра определяет художественный руководитель.
   Запомнилось, как Георгий Александрович Товстоногов рассказывал, выступая по телевидению, об Иннокентии Смоктуновском. Гениально сыграв князя Мышкина, актер заявил: «Ну, теперь я могу выбирать роли, какие хочу». – «Может быть, – ответил Товстоногов, – но только в другом театре. Здесь пока руковожу я…»
   Футболиста иногда не устраивают требования тренера, не может он к ним приспособиться и, уйдя, обретает себя в другом коллективе.