Страница:
— Вот что, Балаж, — хмуро сказал Жуга, когда с рыбой было покончено. — Ответь-ка мне, девка Ганка, или нет?
Тот захлопал глазами:
— Ты что, Жуга, глаза потерял?! Вестимо, девка.
Терпение Жуги лопнуло.
— Я тебя спрашиваю, кобел бесхвостый! — рявкнул он, — девка Ганка, или уже нет?!
Балаж совсем растерялся.
— Причем тут это? — спросил он и покраснел до кончиков ушей. Промолчал.
— Не успел, стало быть! — удовлетворенно кивнул Реслав. — Ай да Ганка, молодчина, не далась дураку… а… правда, причем тут это?
Жуга уже думал о чем-то своем. Посмотрел в окошко.
— Сегодня что, опять базарный день?
— Так ведь базар всю неделю будет, — пояснил Реслав, вздохнул грустно. — Денег только вот нет…
В углу кто-то зашевелился. Жуга обернулся: с брошенного в закутке одеяла поднялся невысокий белобрысый паренек, зевнул, нахлобучил на голову черную катаную шляпу с лентой. Вытащил из ниши потертую скрипку, любовно сдул с нее пыль. Видно, это был один из вчерашних музыкантов, заночевавший прямо тут. Жуге вспомнилось, как лилась вчера, словно густое вино, плачущая вазурская дойна; он встал и подошел к нему.
— Здоров будь, хлопец, — начал он. — Как звать тебя?
Паренек с некоторой опаской оглядел долговязого рыжего незнакомца и улыбнулся, не почуяв угрозы.
— Здорово, коль не шутишь. Иваш я.
— Меня Жуга зовут… Подзаработать хочешь?
— Кто ж не хочет! А что делать-то надо?
— Слыхал я твою скрипку вчера. А повеселее можешь?
Тот заулыбался. Кудрявые волосы выбились из-под шляпы.
— Шутишь? Конечно, могу!
— Кто вчера играл с тобою? Можно сейчас кого сыскать?
— Владек-цимбалист тут, вроде, оставался ночевать наверху… а больше — все. К вечеру, разве что.
Жуга кивнул:
— Годится. Тащи его сюда. Что заработаем, третья часть — ваша.
— Да что делать-то надо? — не отступал Иваш.
— Вам? — Жуга поднял бровь, рассмеялся. — Играть! Инструменты захватите.
Вернувшись к столу, он подхватил свой заплечный мешок, поднял посох. Реслав и Балаж вопросительно смотрели на него.
— Сколько мы задолжали? — спросил Жуга.
— Тридцать шесть менок, — ответил Реслав.
— С полушкой, — добавил Балаж и почему-то покраснел.
На базаре было людно. Реслав и Жуга шли первыми, волоча за ручки большую жаровню. Сзади раскрасневшийся Балаж тащил вязанку дров. Последними шли Иваш и дородный чернявый Владек со своими цимбалами.
Реслав начал смекать, что к чему, когда Жуга отыскал ровное место и разжег жаровню. Балажа услали за второй вязанкой, а когда вернулся — за третьей. Народ останавливался, с любопытством поглядывал на них, проходил мимо.
— По углям ходить будешь? — тихо спросил Реслав. Жуга кивнул:
— А что еще остается?
— Ну… покудесничать малость.
— Мало тебя, дурака, били…
— Все не могу взять в толк, как это у тебя получается, — задумчиво сказал Реслав. — Наговор, что ль какой?
— Да какой там наговор… — Жуга поворошил угли, подбросил еще дров. — Тут все просто. Главное — не бояться, и ногу поплотнее ставить, чтоб воздух не попадал.
— Гасить их, что ли?
— Вроде как… Еще мыть не надо ноги, ни до, ни сразу после. А то еще плохо, если железки в костер попадут. Вот они обожгут, так обожгут…
— Это что ж, — опешил несколько Реслав, — и я бы так смог?
— Отчего нет? только потом как-нибудь попробуешь… Помнишь, как ты вчера за петухом лазал? Зазывай народ, чем ты хуже того мужика? Сможешь?
— Попробую…
Жуга оттолкнул пару-тройку любопытных и опрокинул жаровню. Угли рассыпались, развалились мерцающей горкой. Захваченной заранее кочергой разровняли правильный круг сажени в три. В жаровню подложили новые поленья — на добавку. Жуга скинул царвули, повернулся к музыкантам, улыбнулся.
— Давайте что-нибудь побойчее. Эх, жаль, что светло!
— А мне что делать? — спросил Балаж.
— От тебя толку мало. Возьми вон барабан…
Стал скапливаться народ, привлеченный необычным зрелищем. Владек с Ивашем заиграли потихоньку, и когда собралось побольше людей, умолкли. Реслав заробел было, да вспомнил, как в глаза обжуливал торговок на рынке, как складно врал вчера дядька с петухом, и начал:
— Ай, честной народ, чего стоишь, под ноги глядишь? Раздай, расступись, а не то погоришь… — Он замешкался было, но на выручку пришел Жуга:
— Вишь, угли пылают, жаром пугают, а приметишь грош, так и по углям пойдешь! — Он обошел круг, длинный, рыжий, словно и сам выскочил из огня, осклабился весело. — Бросайте менки, берегите коленки — огонь не велик, да стоять не велит!
Снова вступил Реслав:
— Али вправду говорят, будто ноги не горят? — Он тоже двинулся вкруг углей. — Эй, добры молодцы, девицы красные, гляньте на диво! Все повидали, всякого-разного, лишь по углям не ходили, глянь, как красиво!
Жуга подмигнул музыкантам, Иваш поднял смычок.
Грянула плясовая. Глухо, сбивчиво бухал барабан. Жуга притопнул, всей пятой ступил вдруг на угли и — вперед, вперед, шажками мелкими, как горох, двинулся по кругу в лихом переплясе!
Народ ахнул, загомонил. Кто-то под напором людской толпы оступился на угли, ругнулся и отскочил назад. Все засмеялись, захлопали в ладоши.
Жуга спрыгнул на землю. Музыканты сделали паузу.
— Еще! — крикнул кто-то. В подставленную шляпу полетели менки, полушки, пятаки. — Еще! еще!
— Во, народ, застояться не дает! — веселился Реслав. — Кто не верит, пускай проверит, да потом все одно никто не поверит! Эй-эй, посмотри на нас, раскрой глаза да уши, смотри да слушай веселый пляс!
Ударили по струнам.
Жуга разошелся вовсю, угли так и летели во все стороны. Реслав ощутил вдруг веселую дрожь в груди, сел, стянул единым махом сапоги и, забыв, для чего он тут, припечатал босой ногою горячие угли. Припечатал и пошел, разбрасывая тлеющие огоньки, выгоняя из башки пьяную дурь, засмеялся от нахлынувшей радости — «Могу!»Поймал веселый взгляд Жуги — тот подмигнул лукаво — знай, мол, наших! «Эх, эх, жги!»
Было жарко и больно, но на удивление терпимо. Реслав вприпрыжку пересек огненный круг, постоял на холодных камнях и двинулся сызнова. Кое-где в угли упали медяки, Реслав, памятуя наставления Жуги, старался обходить их стороной, Жуга же нагибался, выхватывал их руками, пока не нагрелись, скалился весело.
Угли почти погасли. Реслав подскочил к жаровне: «А ну, берегись!»опрокинул. Толпа подалась назад. Свежие угли были горячее, мерцали красно, вспыхивали бегущими огоньками. Реслав заробел было, но Жуга уже махнул рукой: «Давай!» — и первым выскочил на круг. И вновь плясали оба, крича шутки-прибаутки, пока не растоптали угли в пыль, в мелкую золу…
… Толпа разбрелась. Владек оборачивал свои цимбалы в чехол. Реслав сидел на земле, рассматривая попеременно свои босые ступни: ожогов и впрямь не было, лишь краснели две-три царапины, да пахло копченым.
Жуга вытер ноги тряпицей, надел царвули. Посмотрел на Реслава.
— Ну, молодец! — одобрительно сказал он. — Не ожидал я. Эй, Иваш, сколько там?
— Три сотни, сорок две! — объявил тот. — Хоть на серебро меняй — почти четыре талера. Ну, вы и задали жару! Отродясь такого не видывал. Как это у вас выходит? Держите, — он протянул кошель и Сажека (кота на время прятали в мешке, чтобы не попался под ноги). Жуга взял, хотел что-то сказать, но тут послышался грохот, цокот копыт — запряженный четверкой лошадей, проехал и свернул на улицу богатый экипаж. Мелькнуло морщинистое лицо старика, вислые усы, копна седых волос.
— Ишь, поехал! — пробормотал Иваш. — На четверке…
— Кто это? — спросил Балаж.
— Михай Пелевешич, вельможный пан… Поместья у него тут и замок за городом. Да и в самом Маргене он большую власть имеет.
Сзади послышался непонятный шум. Все обернулись: Жуга стоял, глядя вослед экипажу. Сажек в диком страхе повис у него на рукаве, расцарапав руку до крови.
Жуга повернул голову. Взгляд его был страшен.
— Жуга! — всполошился Реслав. — Ты чего, Жуга?!
— Сколько ему лет? — хриплым голосом спросил он. Все молчали, и Жуга, не дождавшись ответа, закричал: — Сколько ему лет?!!
Ночь выдалась темной и ненастной. Шелестел по крыше дождь. В корчме у Ладоша было пусто, лишь в углу за столом сидели четверо. Теплилась желтым язычком свеча. Чуть в стороне на лавке спал котенок.
— … Лараш Зегальский, городской каштелян, — сосредоточенно загибая пальцы, вспоминал Иваш. — Вильгельм Штох, купец Бременский, тоже давно тут живет. Олекса Григулевич, тоже купец. Гжегож Пшимановский, шляхтич знатный… — Иваш показал два сжатых кулака. — Вот… Всем почти под девяносто, остальным — немногим меньше.
— Н-да… — Жуга сидел, подперев голову рукой, глядел на свечу. — Не знаю, что и думать… Ничего не примечаешь, Реслав?
— Все из разных краев, — подумав, сказал тот.
— Вот-вот, — кивнул Жуга. — И все — богатые.
Балаж растерянно глядел то на одного, то на другого.
— Ну и что? — спросил он. — Что тут такого?
— Помолчи ты… — отмахнулся Жуга. Глянул на Иваша. — Чей замок там, по дороге на запад?
— Там, что ли? — тот махнул рукой. — Да как раз пана Пелевешича замок и есть. Мы, кстати, завтра туда ехать собираемся.
— Вы?! — поразился Жуга. — Зачем?
— Так праздник же! Сыну его, Мареку двадцать пять стукнуло. Народ соберется, музыкантам там рады будут.
Жуга встрепенулся, многозначительно глянул на Реслава. Тот понял без слов — слишком уж много совпадений. Упускать такой случай было нельзя.
— Возьмете нас? — спросил Жуга.
— Отчего не взять? — отозвался Иваш добродушно. — А может, ты и сам на чем-нибудь играешь? Тогда еще лучше. Не знаю, правда, на телеге поместимся, нет.
— На свирели играть могу, — сказал Жуга. — А не поместимся, так пешком пойдем. Лишними не будем, верно, Балаж?
Балаж к этому времени уже совсем перестал что-то понимать.
— Пожалуй, что и верно… — пробормотал он. — Только… Гм!
— Вот и ладно, — подытожил Реслав. — Ну, будем здоровы!
Приятели сдвинули кружки.
На телеге поместились.
Музыкантов подобралось четверо — Иваш, Владек, грузный, немолодой уже Михай со струнной волынкой, и веселый, ладно сбитый Григораш, который, казалось, мог играть на чем угодно. Выехали засветло. До городских ворот добирались без малого час — так узки были улочки Маргена. Михай правил. Григораш прикорнул на куче соломы. Жуга, Балаж и Реслав прикупили новые рубашки, обзавелись шляпами. Жуга вдобавок раздобыл гребень, еле расчесал рыжие вихры. Сажек свернулся у котомок, спал.
У ворот неожиданно повстречали Олега.
— Здорово, Реслав! — окликнул он, ухмыльнулся весело. — Никак, до Пелевешича? А, и Жуга здесь! Здравствуй, здравствуй. Как поиски-то ваши?
Реслав закряхтел, заерзал.
— Ничего пока…
— Что ты ему наплел? — тихо спросил Жуга. Реслав пожал плечами: «Не помню!» Олег тем временем уже запрыгнул на повозку.
— Подвезете?
Михай обернулся, глянул неодобрительно, но кивнул — поезжай, мол.
— Может, возьмете в долю? — Олег подтолкнул Реслава локтем, подмигнул. — Вчетвером-то сподручнее. Мельница все равно пока стоит, а лишние менки никому не помеха. Чай, и мне чего отсыпется. Узнали хоть что-нибудь?
Жуга посмотрел так, что Реслав чуть не спрыгнул с телеги, ничего не сказал, лишь потянул к себе Сажека, погладил. Кот разнежился в руках, замурлыкал.
Миновал полдень. Лошаденка неспешно тащилась по дороге меж лесов и полей. Слева голубой лентой вилась Длава. Роса уже высохла, от ночного дождя не осталось и следа. Частенько встречали прохожих, обогнали груженую дынями да арбузами телегу. То и дело слезали на ходу, шли рядом, разминая ноги.
Ближе к вечеру появились комары, зудели, толклись серыми облачками. Пора было подумать и о ночлеге.
Жуга глядел куда-то в сторону. Реслав перехватил его взгляд, посмотрел туда же. Меж деревьев был просвет — там, на поляне розовели в закатных лучах щербатые камни древнего дольмена. Жуга вздохнул, отвернулся.
Проехали мимо, а версты через три нашли удобное место у реки, где и расположились. Развели костер, отужинали. Михай и Владек улеглись на телеге, остальные расположились под деревом у огня. Стреноженная лошадь паслась неподалеку.
Стемнело. Стараниями Жуги поспел душистый травяной отвар, достали кружки. Олег отхлебнул, крякнул одобрительно, зачерпнул еще. Жуга молчал, присматривался к путникам, думал о чем-то своем.
Григораш поежился, накинул на плечи одеяло, посмотрел в костер, затем — на небо, вынул из мешка свирель, поднес было к губам, да покосился вдруг на Жугу.
— Эй, рыжий!
Тот поднял взгляд.
— Что?
— Сказывали, ты на свирели играешь, — Григораш ухмыльнулся, сощурился лукаво. — Покажи, а?
Жуга поколебался, взял протянутую свирель, повертел в руках. С минуту сидел неподвижно, слушая ночной лес. «Ну же!» — подначил было Григораш, но Реслав осадил его: «Не лезь».
Жуга поднял свирель.
Полилась мелодия, тихая, незатейливая, с мягкими бегучими переливами, смолкла неожиданно, и вдруг за рекой залился, затенькал, отвечая, трямка-пересмешник — птица малая ночная.
Музыканты переглянулись.
Жуга играл, полузакрыв глаза, мелодия словно бы разделилась на два голоса, и уже не уловить было мотива и не понять, кто ведет — то ли свирель в руках рыжего паренька, то ли ночная птица за рекой, за лесом…
Все смолкло.
Неожиданно все вздрогнули: вниз по темному стволу дерева скользнула легкой тенью рыжая белка-веверицэ. Скакнула парню на плечо, блеснула черными глазами-бусинками, ткнулась ему в ухо — словно бы сказала что-то, и через миг, сполохом метнувшись вверх, затерялась в листве.
— Дивно играешь, Жуга, — выразил общее мнение Олег. — И звери, эвон, как тебя любят. Чудные дела!
Больше никто ничего не сказал, все задвигались, зашуршали одеялами, укладываясь спать. Костер почти погас. Реслав уже засыпал, когда послышался тихий голос Жуги:
— Реслав…
— Что?
Жуга помолчал.
— Ты не ходи за мной сегодня.
Среди ночи Реслав проснулся. Жуги не было, лишь котенок свернулся рыжим калачом на одеяле в изголовье. Далеко на востоке, где стоял старый дольмен, тихо звучала свирель.
До замка добрались вскоре после полудня. Он стоял на невысоком холме, серые стены высились неровной каменной кладкой. Узкие стрельчатые окна, некогда бывшие бойницами, ныне были застеклены. На красных шатровых крышах развевались цветастые флажки. Башен было пять — четыре угловых и высокий центральный донжон. Широкий квадратный двор был мощен камнем, ворота раскрыты. Повозка с музыкантами миновала подъемный мост и остановилась. Жуга спрыгнул на мостовую, огляделся.
Вокруг сдвигали столы, сгружали что-то с телег, смеялись, гомонили. Из раскрытого люка подвала выкатывали бочки. Михай распряг лошадь, отвел ее в стойло.
Подошел Реслав.
— Приехали, Жуга, — сказал он. — Что дальше?
— Погоди, Реслав, не мешай, — отмахнулся тот. — Не пойму никак… В башнях они, что ли, живут?
— Ну, да. Если что — поднимают мост: попробуй, залезь.
— Да от кого обороняться-то?
Реслав пожал плечами:
— Должно быть, было от кого… А место надежное.
— Да, место надежное… — Жуга прищурился, приставил ладонь к глазам козырьком. — Что в той башне? — Он указал на одну из четырех угловых цитаделей.
— Откуда мне знать! — Реслав поглядел туда же, силясь понять, что привлекло внимание друга. Башня, как башня — ни выше, ни ниже остальных. Хотя… Реслав бросил быстрый взгляд на три других, сравнивая, и хмыкнул: окна западной башни были зарешечены.
Он хотел что-то сказать, но в этот момент затрубили трубы, и на обтянутом красным и зеленым помосте появился Михай Пелевешич с сыном и свитой. Был он стар, но шел легко, без посторонней помощи. Остановился, заложив пальцы рук за богатый пояс, обвел толпу суровым взглядом из-под кустистых бровей, ухмыльнулся. Сын его, Марек, был широкоплечий, высокий, с русой бородой, похожий на отца.
— Вольные горожане! — начал он. — Крепостной люд! Нынче знатный день — моему сыну исполняется двадцать пять лет!
Голос его оказался неожиданно громким и ничем не походил на старческий. Ему подали украшенный драгоценными камнями кубок.
— Я пью за его здоровье!
Народ загомонил: «Долгие лета! Долгие!» Пелевешич осушил чашу, вытер ладонью длинные седые усы.
— А теперь, — объявил он, — выкатывайте бочки, несите снедь! Веселись, честной народ, пей, ешь до утра, кто сколько сможет! Это говорю я, Михай Пелевешич!
Раскрылись кухонные двери, откуда повалила челядь с подносами. Заиграли музыканты. Вышибли днища у бочек с вином. Пан Пелевешич удалился обратно в замок — пировать дальше среди своих.
Жуга тронул Реслава за плечо:
— Пошли.
Реслав направился было вслед за Пелевешичем, но Жуга дернул его за рукав: «Не туда, дурень!» — и устремился к черному ходу.
Выбрав момент, когда поток людей с закусками прервался, они вошли, миновали кухню, где никто не обратил на них внимания, и поднялись по лестнице. Когда вышли в коридор, позади послышался топот, и их нагнал запыхавшийся Балаж.
— Погодите! Я с вами!
Жуга поморщился, но ничего не сказал, лишь сделал знак — молчи, мол. Сажек заворочался у него за пазухой, высунул голову. Жуга затолкал ее обратно и двинулся по коридору к западной башне.
Реслав шел следом, всеми печенками ощущая нарастающую тревогу. Музыкантов они предупредили, что сидеть на одном месте не собираются. Олег же больше интересовался бочками с вином, чем прогулками по замку.
В коридоре царил полумрак, лишь изредка попадались окна. В железных подставках торчали незажженные факела. Было тихо, лишь доносились со двора музыка и шум толпы, да топал позади Балаж.
Внезапно коридор кончился. Жуга прислушался, отворил массивную дубовую дверь — та открылась тихо, без скрипа. Реслав поколебался перед тем, как войти — уж слишком легко им все удавалось…
За дверью, с небольшой площадки вилась узкая каменная лестница. Здесь было совсем темно. Жуга постоял, опершись на посох, и двинулся вверх, нащупывая в темноте щербатые ступени. Через несколько минут утомительного кружения все трое остановились перед обитой железом небольшой дверью. В окошко, пробитое рядом в стене башни, виднелись уходящие вдаль поля, прихотливые извивы реки. Жуга потрогал толстые квадратные прутья оконной решетки, вытер ладонь о рубашку. Вделанные в стену концы их белели свежим цементом.
— Недавно вставили, — прошептал Реслав. — Года не прошло.
Жуга кивнул, указал посохом на дверь: здесь. Оттуда доносился приглушенный шум, шаги. Звякнуло стекло.
Реслав решительно не представлял, что там могло быть. Он стоял, как на угольях. Похоже, теперь их отделяла от цели только эта дверь, но что будет, когда они войдут? Да и надо ли входить?
Замка в двери не было. Жуга взялся за ручку, надавил потихоньку. Петли не скрипели. Через приоткрывшуюся щель потянуло сладким, незнакомым ароматом. У Балажа засвербело в носу, он поморщился, засопел. Жуга оглянулся, показал ему кулак — убью! — открыл дверь и проскользнул внутрь. Реслав — за ним. Балаж замер в нерешительности, торопливо перекрестился и полез следом.
Реслав выпрямился, оглядывая небольшое полукруглое помещение. Справа, у окна стоял стол, уставленный колбами, ретортами, ступками, фаянсовыми чашечками и разным другим алхимическим инвентарем. Книжная полка была забита множеством тяжелых, переплетенных в кожу фолиантов. Посреди комнаты, на полу стояла жаровня, где курились сизым дымком какие-то травы. Реслав вдруг почувствовал дурноту и ухватился за плечо стоявшего перед ним Жуги.
У камина, спиной к двери стоял странно знакомый человек в просторном одеянии. Когда все вошли, он обернулся. Всколыхнулись полы длинной хламиды, мелькнула окладистая белая борода. Блеснули темные глаза из-под нахмуренных бровей.
— Тотлис!!! — успел ахнуть в изумлении Реслав и через мгновение провалился в темноту.
За спиной его со стуком рухнул на пол Балаж.
Первой вернулась боль. Накатила волной, ударила в голову, налила свинцовой тяжестью руки. Реслав поморщился, открыл глаза. Огляделся.
Он находился все в той же полукруглой комнате, куда они вошли вместе с Балажем и Жугой, стоял у стены с воздетыми руками — запястья, охваченные железными кольцами, цепями были прикованы к стене. Слева от него, точно в такой же позе стоял Жуга, еще дальше повис на цепях Балаж. Жуга, видно, тоже только что очнулся — тряс головой, моргал, сжимал и разжимал затекшие пальцы. Посмотрел угрюмо на Реслава, ничего не сказал. Реслав повернул голову.
За окном было темно. Горел огонь в камине. Справа, на стене разгоняли тьму два факела. Там же находилась обитая железом дверь, через которую они сюда вошли. Прямо напротив — другая.
Перед ними стоял Тотлис.
— Очнулись, стало быть, — усмехнулся он, подошел к столу, установил вертикально большой — в два локтя окружности — диск, разукрашенный кривыми красными полосами, и завел ключиком хитрый механизм. Диск закрутился неспешно, отвлекая внимание. Реслав почувствовал, что не может оторвать от него взгляда — стоило лишь посмотреть в сторону, как глаза неумолимо возвращались к мельканию красных полос. В жаровне по-прежнему тлели травы. Веки отяжелели от приторного дыма, диск крутился, мысли вяло ворочались в голове. Краем глаза Реслав заметил, как Жуга поднял голову.
Тотлис подошел поближе.
— Итак, ты все таки пришел, — произнес маг. — Я ждал тебя. А ты упрям! Надеялся застать меня врасплох? Напрасно. Не спорю, ты действительно много узнал и многому научился, но что толку в этих знаниях! Ты помнишь, кто воскресил тебя? Думаешь, ты что-то значишь сам по себе?
Жуга молчал.
— Знаешь, кто ты? — усмехнулся Тотлис. — Ты кукла, марионетка, ведомая глупым, давно забытым божеством. И ты еще во что-то веришь? Вот и сейчас ты пришел сюда за женщиной, ведь так? Тебя снедают пустые страсти, ты жаждешь любви, мести. Глупец! Отринь все это! Ты думаешь, что нашел, наконец, меня? Нет, это я сделал все, чтобы привести тебя сюда!
Жуга молчал. Крутился, поскрипывая шестеренками, красный круг. Реслав со страхом вдруг вспомнил давние слова Жуги, сказанные им на дубовой поляне: «Иначе ты не пришла бы ко мне в моем последнем сне». Тогда он думал, что речь идет о сновиденьи этой ночи, но теперь Реслава пробрала дрожь. Последний сон!
Смерть.
Реслав раньше не мог взять в толк, как Жуга спасся от мести волошеских горцев, но сейчас вдруг воочую представил, как била, навалившись, чужеродного паренька разъяренная толпа, и как выкрикнул тот в отчаянии свой последний наговор, и эхо долго еще носило меж горных вершин его предсмертный крик…
Реслав закрыл глаза, но почти сразу открыл их вновь. Проклятый диск не давал сосредоточиться. Реслав облизал пересохшие губы, сглотнул. Язык ворочался во рту, словно ватный.
— Не смотри на всяких недоучек. — Тотлис махнул рукой на Реслава. Голос его мягко увещевал. — Я давно слежу за тобой. Ты — единственный, кто достоин быть моим учеником. Тебя слушаются птицы и звери, ты — чародей, владеющий тайной молитвой целебных трав — это от бога! Но я… — Голос его зазвенел торжествующе. — Я, Тотлис-маг, познавший силу земли и минералов, сам выбираю себе богов! Именем твоим заклинаю тебя, Ваха-рыжий, иди со мной! Кевата-риха!
Воцарилось молчание, лишь потрескивали, догорая, поленья в камине. И вдруг… Жуга рассмеялся. Звякнул цепью, переступил с ноги на ногу.
— Так вот ты каков, Тотлис-маг! — тряхнув кудлатой рыжей головой, сказал он. — Складно врешь! Верно, я помню, кто вернул меня оттуда. Но я еще помню, как я попал туда
— Дважды ты прикрывался мною, обделывая свои грязные делишки, — хрипло продолжал Жуга. — Мара, Ганна… скольких еще невинных девушек ты обескровил ради своего молодильного зелья, проклятый паук?! Видно, много приплачивали тебе городские богачи!
Тотлис изменился в лице, побагровел, недоуменно покосился на крутящийся диск — Жуга вовсе не выглядел завороженным.
— Ты верно подгадал — скоры волохи на расправу… А только и я тогда верные слова нашел, видно, и смерть вспять повернула. А кто мне помог — это не твое собачье дело. Ты…
Тотлис вскинул руки, сплел пальцы в решетку.
— Именем Мала, Вехеора и Аваса приказываю тебе, Ваха-рыжий, замолчи! — вскрикнул он.
— Ты дурак, Тотлис! — усмехнулся Жуга. — Думаешь, меня остановят эти травки и твой дурацкий зеленый кругляк? Смотри же! Алахойста! — крикнул он, и цепи, державшие его руки, со звоном лопнули.
Маг смотрел на него в немом изумлении. Жуга выпрямился — худой, страшный. Огонь из камина отбрасывал на стену его колышащуюся тень.
— Я не Ваха, — сказал он. — Когда-то меня и вправду звали Ваха-рыжий, но это имя умерло вместе со мной, а нового не знаю даже я сам. Я Жуга! Жуга! — он взмахнул руками. Обрывки цепей взметнулись двумя серебристыми змеями.
Тотлис взвыл и кинулся вперед.
— Арета-эхистера! — вскричал он, и Жугу отшвырнуло обратно к стене, ударило с такой силой, что тот замешкался на миг и оглушенно затряс головой. Маг поднял руки, готовясь нанести решающий удар, но в этот миг откуда-то из-за угла — и где он только прятался? — выпрыгнул, налетел рыжий когтистый вихрь, вцепился Тотлису в лицо!
Сажек!
Маг вскрикнул, замахал руками, отбиваясь.
Тот захлопал глазами:
— Ты что, Жуга, глаза потерял?! Вестимо, девка.
Терпение Жуги лопнуло.
— Я тебя спрашиваю, кобел бесхвостый! — рявкнул он, — девка Ганка, или уже нет?!
Балаж совсем растерялся.
— Причем тут это? — спросил он и покраснел до кончиков ушей. Промолчал.
— Не успел, стало быть! — удовлетворенно кивнул Реслав. — Ай да Ганка, молодчина, не далась дураку… а… правда, причем тут это?
Жуга уже думал о чем-то своем. Посмотрел в окошко.
— Сегодня что, опять базарный день?
— Так ведь базар всю неделю будет, — пояснил Реслав, вздохнул грустно. — Денег только вот нет…
В углу кто-то зашевелился. Жуга обернулся: с брошенного в закутке одеяла поднялся невысокий белобрысый паренек, зевнул, нахлобучил на голову черную катаную шляпу с лентой. Вытащил из ниши потертую скрипку, любовно сдул с нее пыль. Видно, это был один из вчерашних музыкантов, заночевавший прямо тут. Жуге вспомнилось, как лилась вчера, словно густое вино, плачущая вазурская дойна; он встал и подошел к нему.
— Здоров будь, хлопец, — начал он. — Как звать тебя?
Паренек с некоторой опаской оглядел долговязого рыжего незнакомца и улыбнулся, не почуяв угрозы.
— Здорово, коль не шутишь. Иваш я.
— Меня Жуга зовут… Подзаработать хочешь?
— Кто ж не хочет! А что делать-то надо?
— Слыхал я твою скрипку вчера. А повеселее можешь?
Тот заулыбался. Кудрявые волосы выбились из-под шляпы.
— Шутишь? Конечно, могу!
— Кто вчера играл с тобою? Можно сейчас кого сыскать?
— Владек-цимбалист тут, вроде, оставался ночевать наверху… а больше — все. К вечеру, разве что.
Жуга кивнул:
— Годится. Тащи его сюда. Что заработаем, третья часть — ваша.
— Да что делать-то надо? — не отступал Иваш.
— Вам? — Жуга поднял бровь, рассмеялся. — Играть! Инструменты захватите.
Вернувшись к столу, он подхватил свой заплечный мешок, поднял посох. Реслав и Балаж вопросительно смотрели на него.
— Сколько мы задолжали? — спросил Жуга.
— Тридцать шесть менок, — ответил Реслав.
— С полушкой, — добавил Балаж и почему-то покраснел.
На базаре было людно. Реслав и Жуга шли первыми, волоча за ручки большую жаровню. Сзади раскрасневшийся Балаж тащил вязанку дров. Последними шли Иваш и дородный чернявый Владек со своими цимбалами.
Реслав начал смекать, что к чему, когда Жуга отыскал ровное место и разжег жаровню. Балажа услали за второй вязанкой, а когда вернулся — за третьей. Народ останавливался, с любопытством поглядывал на них, проходил мимо.
— По углям ходить будешь? — тихо спросил Реслав. Жуга кивнул:
— А что еще остается?
— Ну… покудесничать малость.
— Мало тебя, дурака, били…
— Все не могу взять в толк, как это у тебя получается, — задумчиво сказал Реслав. — Наговор, что ль какой?
— Да какой там наговор… — Жуга поворошил угли, подбросил еще дров. — Тут все просто. Главное — не бояться, и ногу поплотнее ставить, чтоб воздух не попадал.
— Гасить их, что ли?
— Вроде как… Еще мыть не надо ноги, ни до, ни сразу после. А то еще плохо, если железки в костер попадут. Вот они обожгут, так обожгут…
— Это что ж, — опешил несколько Реслав, — и я бы так смог?
— Отчего нет? только потом как-нибудь попробуешь… Помнишь, как ты вчера за петухом лазал? Зазывай народ, чем ты хуже того мужика? Сможешь?
— Попробую…
Жуга оттолкнул пару-тройку любопытных и опрокинул жаровню. Угли рассыпались, развалились мерцающей горкой. Захваченной заранее кочергой разровняли правильный круг сажени в три. В жаровню подложили новые поленья — на добавку. Жуга скинул царвули, повернулся к музыкантам, улыбнулся.
— Давайте что-нибудь побойчее. Эх, жаль, что светло!
— А мне что делать? — спросил Балаж.
— От тебя толку мало. Возьми вон барабан…
Стал скапливаться народ, привлеченный необычным зрелищем. Владек с Ивашем заиграли потихоньку, и когда собралось побольше людей, умолкли. Реслав заробел было, да вспомнил, как в глаза обжуливал торговок на рынке, как складно врал вчера дядька с петухом, и начал:
— Ай, честной народ, чего стоишь, под ноги глядишь? Раздай, расступись, а не то погоришь… — Он замешкался было, но на выручку пришел Жуга:
— Вишь, угли пылают, жаром пугают, а приметишь грош, так и по углям пойдешь! — Он обошел круг, длинный, рыжий, словно и сам выскочил из огня, осклабился весело. — Бросайте менки, берегите коленки — огонь не велик, да стоять не велит!
Снова вступил Реслав:
— Али вправду говорят, будто ноги не горят? — Он тоже двинулся вкруг углей. — Эй, добры молодцы, девицы красные, гляньте на диво! Все повидали, всякого-разного, лишь по углям не ходили, глянь, как красиво!
Жуга подмигнул музыкантам, Иваш поднял смычок.
Грянула плясовая. Глухо, сбивчиво бухал барабан. Жуга притопнул, всей пятой ступил вдруг на угли и — вперед, вперед, шажками мелкими, как горох, двинулся по кругу в лихом переплясе!
Народ ахнул, загомонил. Кто-то под напором людской толпы оступился на угли, ругнулся и отскочил назад. Все засмеялись, захлопали в ладоши.
Жуга спрыгнул на землю. Музыканты сделали паузу.
— Еще! — крикнул кто-то. В подставленную шляпу полетели менки, полушки, пятаки. — Еще! еще!
— Во, народ, застояться не дает! — веселился Реслав. — Кто не верит, пускай проверит, да потом все одно никто не поверит! Эй-эй, посмотри на нас, раскрой глаза да уши, смотри да слушай веселый пляс!
Ударили по струнам.
Жуга разошелся вовсю, угли так и летели во все стороны. Реслав ощутил вдруг веселую дрожь в груди, сел, стянул единым махом сапоги и, забыв, для чего он тут, припечатал босой ногою горячие угли. Припечатал и пошел, разбрасывая тлеющие огоньки, выгоняя из башки пьяную дурь, засмеялся от нахлынувшей радости — «Могу!»Поймал веселый взгляд Жуги — тот подмигнул лукаво — знай, мол, наших! «Эх, эх, жги!»
Было жарко и больно, но на удивление терпимо. Реслав вприпрыжку пересек огненный круг, постоял на холодных камнях и двинулся сызнова. Кое-где в угли упали медяки, Реслав, памятуя наставления Жуги, старался обходить их стороной, Жуга же нагибался, выхватывал их руками, пока не нагрелись, скалился весело.
Угли почти погасли. Реслав подскочил к жаровне: «А ну, берегись!»опрокинул. Толпа подалась назад. Свежие угли были горячее, мерцали красно, вспыхивали бегущими огоньками. Реслав заробел было, но Жуга уже махнул рукой: «Давай!» — и первым выскочил на круг. И вновь плясали оба, крича шутки-прибаутки, пока не растоптали угли в пыль, в мелкую золу…
… Толпа разбрелась. Владек оборачивал свои цимбалы в чехол. Реслав сидел на земле, рассматривая попеременно свои босые ступни: ожогов и впрямь не было, лишь краснели две-три царапины, да пахло копченым.
Жуга вытер ноги тряпицей, надел царвули. Посмотрел на Реслава.
— Ну, молодец! — одобрительно сказал он. — Не ожидал я. Эй, Иваш, сколько там?
— Три сотни, сорок две! — объявил тот. — Хоть на серебро меняй — почти четыре талера. Ну, вы и задали жару! Отродясь такого не видывал. Как это у вас выходит? Держите, — он протянул кошель и Сажека (кота на время прятали в мешке, чтобы не попался под ноги). Жуга взял, хотел что-то сказать, но тут послышался грохот, цокот копыт — запряженный четверкой лошадей, проехал и свернул на улицу богатый экипаж. Мелькнуло морщинистое лицо старика, вислые усы, копна седых волос.
— Ишь, поехал! — пробормотал Иваш. — На четверке…
— Кто это? — спросил Балаж.
— Михай Пелевешич, вельможный пан… Поместья у него тут и замок за городом. Да и в самом Маргене он большую власть имеет.
Сзади послышался непонятный шум. Все обернулись: Жуга стоял, глядя вослед экипажу. Сажек в диком страхе повис у него на рукаве, расцарапав руку до крови.
Жуга повернул голову. Взгляд его был страшен.
— Жуга! — всполошился Реслав. — Ты чего, Жуга?!
— Сколько ему лет? — хриплым голосом спросил он. Все молчали, и Жуга, не дождавшись ответа, закричал: — Сколько ему лет?!!
Ночь выдалась темной и ненастной. Шелестел по крыше дождь. В корчме у Ладоша было пусто, лишь в углу за столом сидели четверо. Теплилась желтым язычком свеча. Чуть в стороне на лавке спал котенок.
— … Лараш Зегальский, городской каштелян, — сосредоточенно загибая пальцы, вспоминал Иваш. — Вильгельм Штох, купец Бременский, тоже давно тут живет. Олекса Григулевич, тоже купец. Гжегож Пшимановский, шляхтич знатный… — Иваш показал два сжатых кулака. — Вот… Всем почти под девяносто, остальным — немногим меньше.
— Н-да… — Жуга сидел, подперев голову рукой, глядел на свечу. — Не знаю, что и думать… Ничего не примечаешь, Реслав?
— Все из разных краев, — подумав, сказал тот.
— Вот-вот, — кивнул Жуга. — И все — богатые.
Балаж растерянно глядел то на одного, то на другого.
— Ну и что? — спросил он. — Что тут такого?
— Помолчи ты… — отмахнулся Жуга. Глянул на Иваша. — Чей замок там, по дороге на запад?
— Там, что ли? — тот махнул рукой. — Да как раз пана Пелевешича замок и есть. Мы, кстати, завтра туда ехать собираемся.
— Вы?! — поразился Жуга. — Зачем?
— Так праздник же! Сыну его, Мареку двадцать пять стукнуло. Народ соберется, музыкантам там рады будут.
Жуга встрепенулся, многозначительно глянул на Реслава. Тот понял без слов — слишком уж много совпадений. Упускать такой случай было нельзя.
— Возьмете нас? — спросил Жуга.
— Отчего не взять? — отозвался Иваш добродушно. — А может, ты и сам на чем-нибудь играешь? Тогда еще лучше. Не знаю, правда, на телеге поместимся, нет.
— На свирели играть могу, — сказал Жуга. — А не поместимся, так пешком пойдем. Лишними не будем, верно, Балаж?
Балаж к этому времени уже совсем перестал что-то понимать.
— Пожалуй, что и верно… — пробормотал он. — Только… Гм!
— Вот и ладно, — подытожил Реслав. — Ну, будем здоровы!
Приятели сдвинули кружки.
На телеге поместились.
Музыкантов подобралось четверо — Иваш, Владек, грузный, немолодой уже Михай со струнной волынкой, и веселый, ладно сбитый Григораш, который, казалось, мог играть на чем угодно. Выехали засветло. До городских ворот добирались без малого час — так узки были улочки Маргена. Михай правил. Григораш прикорнул на куче соломы. Жуга, Балаж и Реслав прикупили новые рубашки, обзавелись шляпами. Жуга вдобавок раздобыл гребень, еле расчесал рыжие вихры. Сажек свернулся у котомок, спал.
У ворот неожиданно повстречали Олега.
— Здорово, Реслав! — окликнул он, ухмыльнулся весело. — Никак, до Пелевешича? А, и Жуга здесь! Здравствуй, здравствуй. Как поиски-то ваши?
Реслав закряхтел, заерзал.
— Ничего пока…
— Что ты ему наплел? — тихо спросил Жуга. Реслав пожал плечами: «Не помню!» Олег тем временем уже запрыгнул на повозку.
— Подвезете?
Михай обернулся, глянул неодобрительно, но кивнул — поезжай, мол.
— Может, возьмете в долю? — Олег подтолкнул Реслава локтем, подмигнул. — Вчетвером-то сподручнее. Мельница все равно пока стоит, а лишние менки никому не помеха. Чай, и мне чего отсыпется. Узнали хоть что-нибудь?
Жуга посмотрел так, что Реслав чуть не спрыгнул с телеги, ничего не сказал, лишь потянул к себе Сажека, погладил. Кот разнежился в руках, замурлыкал.
Миновал полдень. Лошаденка неспешно тащилась по дороге меж лесов и полей. Слева голубой лентой вилась Длава. Роса уже высохла, от ночного дождя не осталось и следа. Частенько встречали прохожих, обогнали груженую дынями да арбузами телегу. То и дело слезали на ходу, шли рядом, разминая ноги.
Ближе к вечеру появились комары, зудели, толклись серыми облачками. Пора было подумать и о ночлеге.
Жуга глядел куда-то в сторону. Реслав перехватил его взгляд, посмотрел туда же. Меж деревьев был просвет — там, на поляне розовели в закатных лучах щербатые камни древнего дольмена. Жуга вздохнул, отвернулся.
Проехали мимо, а версты через три нашли удобное место у реки, где и расположились. Развели костер, отужинали. Михай и Владек улеглись на телеге, остальные расположились под деревом у огня. Стреноженная лошадь паслась неподалеку.
Стемнело. Стараниями Жуги поспел душистый травяной отвар, достали кружки. Олег отхлебнул, крякнул одобрительно, зачерпнул еще. Жуга молчал, присматривался к путникам, думал о чем-то своем.
Григораш поежился, накинул на плечи одеяло, посмотрел в костер, затем — на небо, вынул из мешка свирель, поднес было к губам, да покосился вдруг на Жугу.
— Эй, рыжий!
Тот поднял взгляд.
— Что?
— Сказывали, ты на свирели играешь, — Григораш ухмыльнулся, сощурился лукаво. — Покажи, а?
Жуга поколебался, взял протянутую свирель, повертел в руках. С минуту сидел неподвижно, слушая ночной лес. «Ну же!» — подначил было Григораш, но Реслав осадил его: «Не лезь».
Жуга поднял свирель.
Полилась мелодия, тихая, незатейливая, с мягкими бегучими переливами, смолкла неожиданно, и вдруг за рекой залился, затенькал, отвечая, трямка-пересмешник — птица малая ночная.
Музыканты переглянулись.
Жуга играл, полузакрыв глаза, мелодия словно бы разделилась на два голоса, и уже не уловить было мотива и не понять, кто ведет — то ли свирель в руках рыжего паренька, то ли ночная птица за рекой, за лесом…
Все смолкло.
Неожиданно все вздрогнули: вниз по темному стволу дерева скользнула легкой тенью рыжая белка-веверицэ. Скакнула парню на плечо, блеснула черными глазами-бусинками, ткнулась ему в ухо — словно бы сказала что-то, и через миг, сполохом метнувшись вверх, затерялась в листве.
— Дивно играешь, Жуга, — выразил общее мнение Олег. — И звери, эвон, как тебя любят. Чудные дела!
Больше никто ничего не сказал, все задвигались, зашуршали одеялами, укладываясь спать. Костер почти погас. Реслав уже засыпал, когда послышался тихий голос Жуги:
— Реслав…
— Что?
Жуга помолчал.
— Ты не ходи за мной сегодня.
Среди ночи Реслав проснулся. Жуги не было, лишь котенок свернулся рыжим калачом на одеяле в изголовье. Далеко на востоке, где стоял старый дольмен, тихо звучала свирель.
До замка добрались вскоре после полудня. Он стоял на невысоком холме, серые стены высились неровной каменной кладкой. Узкие стрельчатые окна, некогда бывшие бойницами, ныне были застеклены. На красных шатровых крышах развевались цветастые флажки. Башен было пять — четыре угловых и высокий центральный донжон. Широкий квадратный двор был мощен камнем, ворота раскрыты. Повозка с музыкантами миновала подъемный мост и остановилась. Жуга спрыгнул на мостовую, огляделся.
Вокруг сдвигали столы, сгружали что-то с телег, смеялись, гомонили. Из раскрытого люка подвала выкатывали бочки. Михай распряг лошадь, отвел ее в стойло.
Подошел Реслав.
— Приехали, Жуга, — сказал он. — Что дальше?
— Погоди, Реслав, не мешай, — отмахнулся тот. — Не пойму никак… В башнях они, что ли, живут?
— Ну, да. Если что — поднимают мост: попробуй, залезь.
— Да от кого обороняться-то?
Реслав пожал плечами:
— Должно быть, было от кого… А место надежное.
— Да, место надежное… — Жуга прищурился, приставил ладонь к глазам козырьком. — Что в той башне? — Он указал на одну из четырех угловых цитаделей.
— Откуда мне знать! — Реслав поглядел туда же, силясь понять, что привлекло внимание друга. Башня, как башня — ни выше, ни ниже остальных. Хотя… Реслав бросил быстрый взгляд на три других, сравнивая, и хмыкнул: окна западной башни были зарешечены.
Он хотел что-то сказать, но в этот момент затрубили трубы, и на обтянутом красным и зеленым помосте появился Михай Пелевешич с сыном и свитой. Был он стар, но шел легко, без посторонней помощи. Остановился, заложив пальцы рук за богатый пояс, обвел толпу суровым взглядом из-под кустистых бровей, ухмыльнулся. Сын его, Марек, был широкоплечий, высокий, с русой бородой, похожий на отца.
— Вольные горожане! — начал он. — Крепостной люд! Нынче знатный день — моему сыну исполняется двадцать пять лет!
Голос его оказался неожиданно громким и ничем не походил на старческий. Ему подали украшенный драгоценными камнями кубок.
— Я пью за его здоровье!
Народ загомонил: «Долгие лета! Долгие!» Пелевешич осушил чашу, вытер ладонью длинные седые усы.
— А теперь, — объявил он, — выкатывайте бочки, несите снедь! Веселись, честной народ, пей, ешь до утра, кто сколько сможет! Это говорю я, Михай Пелевешич!
Раскрылись кухонные двери, откуда повалила челядь с подносами. Заиграли музыканты. Вышибли днища у бочек с вином. Пан Пелевешич удалился обратно в замок — пировать дальше среди своих.
Жуга тронул Реслава за плечо:
— Пошли.
Реслав направился было вслед за Пелевешичем, но Жуга дернул его за рукав: «Не туда, дурень!» — и устремился к черному ходу.
Выбрав момент, когда поток людей с закусками прервался, они вошли, миновали кухню, где никто не обратил на них внимания, и поднялись по лестнице. Когда вышли в коридор, позади послышался топот, и их нагнал запыхавшийся Балаж.
— Погодите! Я с вами!
Жуга поморщился, но ничего не сказал, лишь сделал знак — молчи, мол. Сажек заворочался у него за пазухой, высунул голову. Жуга затолкал ее обратно и двинулся по коридору к западной башне.
Реслав шел следом, всеми печенками ощущая нарастающую тревогу. Музыкантов они предупредили, что сидеть на одном месте не собираются. Олег же больше интересовался бочками с вином, чем прогулками по замку.
В коридоре царил полумрак, лишь изредка попадались окна. В железных подставках торчали незажженные факела. Было тихо, лишь доносились со двора музыка и шум толпы, да топал позади Балаж.
Внезапно коридор кончился. Жуга прислушался, отворил массивную дубовую дверь — та открылась тихо, без скрипа. Реслав поколебался перед тем, как войти — уж слишком легко им все удавалось…
За дверью, с небольшой площадки вилась узкая каменная лестница. Здесь было совсем темно. Жуга постоял, опершись на посох, и двинулся вверх, нащупывая в темноте щербатые ступени. Через несколько минут утомительного кружения все трое остановились перед обитой железом небольшой дверью. В окошко, пробитое рядом в стене башни, виднелись уходящие вдаль поля, прихотливые извивы реки. Жуга потрогал толстые квадратные прутья оконной решетки, вытер ладонь о рубашку. Вделанные в стену концы их белели свежим цементом.
— Недавно вставили, — прошептал Реслав. — Года не прошло.
Жуга кивнул, указал посохом на дверь: здесь. Оттуда доносился приглушенный шум, шаги. Звякнуло стекло.
Реслав решительно не представлял, что там могло быть. Он стоял, как на угольях. Похоже, теперь их отделяла от цели только эта дверь, но что будет, когда они войдут? Да и надо ли входить?
Замка в двери не было. Жуга взялся за ручку, надавил потихоньку. Петли не скрипели. Через приоткрывшуюся щель потянуло сладким, незнакомым ароматом. У Балажа засвербело в носу, он поморщился, засопел. Жуга оглянулся, показал ему кулак — убью! — открыл дверь и проскользнул внутрь. Реслав — за ним. Балаж замер в нерешительности, торопливо перекрестился и полез следом.
Реслав выпрямился, оглядывая небольшое полукруглое помещение. Справа, у окна стоял стол, уставленный колбами, ретортами, ступками, фаянсовыми чашечками и разным другим алхимическим инвентарем. Книжная полка была забита множеством тяжелых, переплетенных в кожу фолиантов. Посреди комнаты, на полу стояла жаровня, где курились сизым дымком какие-то травы. Реслав вдруг почувствовал дурноту и ухватился за плечо стоявшего перед ним Жуги.
У камина, спиной к двери стоял странно знакомый человек в просторном одеянии. Когда все вошли, он обернулся. Всколыхнулись полы длинной хламиды, мелькнула окладистая белая борода. Блеснули темные глаза из-под нахмуренных бровей.
— Тотлис!!! — успел ахнуть в изумлении Реслав и через мгновение провалился в темноту.
За спиной его со стуком рухнул на пол Балаж.
Первой вернулась боль. Накатила волной, ударила в голову, налила свинцовой тяжестью руки. Реслав поморщился, открыл глаза. Огляделся.
Он находился все в той же полукруглой комнате, куда они вошли вместе с Балажем и Жугой, стоял у стены с воздетыми руками — запястья, охваченные железными кольцами, цепями были прикованы к стене. Слева от него, точно в такой же позе стоял Жуга, еще дальше повис на цепях Балаж. Жуга, видно, тоже только что очнулся — тряс головой, моргал, сжимал и разжимал затекшие пальцы. Посмотрел угрюмо на Реслава, ничего не сказал. Реслав повернул голову.
За окном было темно. Горел огонь в камине. Справа, на стене разгоняли тьму два факела. Там же находилась обитая железом дверь, через которую они сюда вошли. Прямо напротив — другая.
Перед ними стоял Тотлис.
— Очнулись, стало быть, — усмехнулся он, подошел к столу, установил вертикально большой — в два локтя окружности — диск, разукрашенный кривыми красными полосами, и завел ключиком хитрый механизм. Диск закрутился неспешно, отвлекая внимание. Реслав почувствовал, что не может оторвать от него взгляда — стоило лишь посмотреть в сторону, как глаза неумолимо возвращались к мельканию красных полос. В жаровне по-прежнему тлели травы. Веки отяжелели от приторного дыма, диск крутился, мысли вяло ворочались в голове. Краем глаза Реслав заметил, как Жуга поднял голову.
Тотлис подошел поближе.
— Итак, ты все таки пришел, — произнес маг. — Я ждал тебя. А ты упрям! Надеялся застать меня врасплох? Напрасно. Не спорю, ты действительно много узнал и многому научился, но что толку в этих знаниях! Ты помнишь, кто воскресил тебя? Думаешь, ты что-то значишь сам по себе?
Жуга молчал.
— Знаешь, кто ты? — усмехнулся Тотлис. — Ты кукла, марионетка, ведомая глупым, давно забытым божеством. И ты еще во что-то веришь? Вот и сейчас ты пришел сюда за женщиной, ведь так? Тебя снедают пустые страсти, ты жаждешь любви, мести. Глупец! Отринь все это! Ты думаешь, что нашел, наконец, меня? Нет, это я сделал все, чтобы привести тебя сюда!
Жуга молчал. Крутился, поскрипывая шестеренками, красный круг. Реслав со страхом вдруг вспомнил давние слова Жуги, сказанные им на дубовой поляне: «Иначе ты не пришла бы ко мне в моем последнем сне». Тогда он думал, что речь идет о сновиденьи этой ночи, но теперь Реслава пробрала дрожь. Последний сон!
Смерть.
Реслав раньше не мог взять в толк, как Жуга спасся от мести волошеских горцев, но сейчас вдруг воочую представил, как била, навалившись, чужеродного паренька разъяренная толпа, и как выкрикнул тот в отчаянии свой последний наговор, и эхо долго еще носило меж горных вершин его предсмертный крик…
Реслав закрыл глаза, но почти сразу открыл их вновь. Проклятый диск не давал сосредоточиться. Реслав облизал пересохшие губы, сглотнул. Язык ворочался во рту, словно ватный.
— Не смотри на всяких недоучек. — Тотлис махнул рукой на Реслава. Голос его мягко увещевал. — Я давно слежу за тобой. Ты — единственный, кто достоин быть моим учеником. Тебя слушаются птицы и звери, ты — чародей, владеющий тайной молитвой целебных трав — это от бога! Но я… — Голос его зазвенел торжествующе. — Я, Тотлис-маг, познавший силу земли и минералов, сам выбираю себе богов! Именем твоим заклинаю тебя, Ваха-рыжий, иди со мной! Кевата-риха!
Воцарилось молчание, лишь потрескивали, догорая, поленья в камине. И вдруг… Жуга рассмеялся. Звякнул цепью, переступил с ноги на ногу.
— Так вот ты каков, Тотлис-маг! — тряхнув кудлатой рыжей головой, сказал он. — Складно врешь! Верно, я помню, кто вернул меня оттуда. Но я еще помню, как я попал туда
— Дважды ты прикрывался мною, обделывая свои грязные делишки, — хрипло продолжал Жуга. — Мара, Ганна… скольких еще невинных девушек ты обескровил ради своего молодильного зелья, проклятый паук?! Видно, много приплачивали тебе городские богачи!
Тотлис изменился в лице, побагровел, недоуменно покосился на крутящийся диск — Жуга вовсе не выглядел завороженным.
— Ты верно подгадал — скоры волохи на расправу… А только и я тогда верные слова нашел, видно, и смерть вспять повернула. А кто мне помог — это не твое собачье дело. Ты…
Тотлис вскинул руки, сплел пальцы в решетку.
— Именем Мала, Вехеора и Аваса приказываю тебе, Ваха-рыжий, замолчи! — вскрикнул он.
— Ты дурак, Тотлис! — усмехнулся Жуга. — Думаешь, меня остановят эти травки и твой дурацкий зеленый кругляк? Смотри же! Алахойста! — крикнул он, и цепи, державшие его руки, со звоном лопнули.
Маг смотрел на него в немом изумлении. Жуга выпрямился — худой, страшный. Огонь из камина отбрасывал на стену его колышащуюся тень.
— Я не Ваха, — сказал он. — Когда-то меня и вправду звали Ваха-рыжий, но это имя умерло вместе со мной, а нового не знаю даже я сам. Я Жуга! Жуга! — он взмахнул руками. Обрывки цепей взметнулись двумя серебристыми змеями.
Тотлис взвыл и кинулся вперед.
— Арета-эхистера! — вскричал он, и Жугу отшвырнуло обратно к стене, ударило с такой силой, что тот замешкался на миг и оглушенно затряс головой. Маг поднял руки, готовясь нанести решающий удар, но в этот миг откуда-то из-за угла — и где он только прятался? — выпрыгнул, налетел рыжий когтистый вихрь, вцепился Тотлису в лицо!
Сажек!
Маг вскрикнул, замахал руками, отбиваясь.