— Она ходячая или лежит?
— Ну что вы, какое там лежит! Очень бодренькая бабуля.
— Так везите ее сюда! Мы и для нее найдем занятие. У нас тут с десяток бабулек наберется. Они и вышивают, и готовят, и за жеребятами ухаживают. Найдем занятие и вашей бабульке.
Пока они осматривали хозяйственные пристройки, Анри не переставал удивляться тому, как Бартабас смог построить все это. Понятно, что когда-то здесь была заброшенная ферма, но со временем эта территория превратилась в райское место для наездников со всего мира. В постановках театра «Зингаро» участвуют жокеи самых разных национальностей, которые демонстрируют всевозможные трюки, о которых подчас европейцы и не догадываются. Пока они ходили по территории, Анри видел арабов, индейца, китайца. Да и русских здесь было достаточно.
Ночью он долго ворочался на своем будущем диване в небольшой, но довольно приятной комнате — думал о том, понравится ли здесь Эмилии и Фабио? Так и заснул.
Утром он встретился с Бартабасом. Говорили они долго — вспоминали общих знакомых, былые годы — скачки 1974 года, в которых Анри стал победителем. Потом Бартабас рассказал о том, что он хотел поручить Анри. Задача была не из легких — в каждой новой партии лошадей обязательно попадается один-два строптивых жеребца. Справиться с ними не всегда удается. Просто нет такого человека в труппе, который мог бы делать это профессионально. Ведь сюда в основном приходят артисты, постановщики трюков, а хорошего воспитателя для лошадей Бартабас уже давно не может подыскать. Анри же не привыкать укрощать лошадей, он этим всю жизнь занимается.
Бартабас предоставил ему полный карт-бланш.
Назад, в «Пристанище Мавра», Анри уезжал окрыленный. Ему не терпелось рассказать все Фабио, но сын был далеко. Сянчжи предупредил Анри, что в том месте, куда они едут лечиться, нет телефонной связи. Два, а может быть и три, месяца уйдут на реабилитацию. Правда, китаец пообещал, что при первой возможности он сообщит Анри о состоянии здоровья Фабио. Только когда выпадет такая возможность, неизвестно. Ох уж эти китайские штучки… И все-таки надо хоть Отто сообщить о том, что он переезжает к Бартабасу.
Эмилия встречала его, как всегда, на пороге. Бросилась на шею, как будто они не виделись целую вечность, хотя прошло всего три дня.
Он рассказал ей все сразу, без утайки. Спросил, готова ли она к переезду?
— Так ведь там цыгане живут, а вдруг они меня обворуют?
— Эмилия, те цыгане, что там живут, богаче нас с тобой. Им твои «сокровища» ни к чему. К тому же там гораздо больше французов и русских, чем цыган. Поняла? Жить ты будешь рядом со мной. Дам твоего возраста там предостаточно, тебе будет на старости лет с кем слово перемолвить. А то сидишь здесь, как затворница, скоро разговаривать разучишься. К тому же там у тебя будет возможность удивить всех своим умением вышивать. Там много работы, и для тебя найдется дело.
— А что же, мне деньги будут платить?
— А как же? Обязательно.
— Тогда я скоплю денежек для Фабио. Он вернется, и ему надо будет лабораторию новую оборудовать.
— Забудь, Эмилия, об этом. Он вернется здоровым человеком, пойдет учиться, будет жить в большом городе и зарабатывать много денег. Свои сбережения ты будешь тратить только на себя, хорошо?
— Поживем — увидим…
Анри проводил старушку в ее комнату, а сам прошел в кабинет. Долго рылся в своих записных книжках в поисках телефона Марьяши. Нашел и тут же набрал номер.
— Я слушаю вас, — раздался в трубке сонный голос. Анри не сообразил, что на часах всего 8 утра.
— Извини, Марьяша, — если я разбудил, — начал оправдываться Анри, — просто боялся не застать тебя. У меня намечается переезд, я хотел бы узнать координаты Отто. У меня, к сожалению, нет ни его телефона, ни адреса.
— Анри, может быть, вы подождете с переездом? Сейчас мы все живем в ожидании суда. Скорее всего, «Пристанище Мавра» станет нашим. Я познакомлю вас с Григорием. Он славный человек, — Марьяша так растерялась, услышав в трубке голос Анри, что понесла всякую чушь. Совсем не то она хотела сказать этому человеку, совсем не то…
— Марьяша, девочка, я не брошу хозяйство в любом случае. Но то, что я перееду отсюда — вопрос решенный. Я уже устроился на работу в театр «Зингаро». Мне там очень нравится. Если ты уверена в том, что имение будет вашим, тогда не тяни время, вези сюда своего Григория. Я должен передать все хозяйство в надежные руки.
— Только он не очень хорошо говорит по-французски, но понимает почти все.
— Вези, вези своего русского и дай мне телефон немецкого доктора.
Миша сидел на кровати и ушам своим не верил:
— Неужели Анри сам позвонил? Вот это да!
— Он зовет Григория, представляешь? Хочет, чтобы я его привезла, пока у нас тут суд будет идти. Должен же он кому-то хозяйство передать, а сам собирается работать в конном театре «Зингаро». Давай сегодня Гришу к нему отвезем, а то он совсем закис в Иври.
— Давай отвезем. Сколько времени у нас уйдет на сборы?
Они тут же поднялись с постели и стали собираться в дорогу. Поистине, чудеса, да и только.
С каждым днем Орлов чувствовал себя все хуже и хуже. Он проклинал тот день, когда согласился представлять интересы Полины. Она донимала его телефонными звонками, нигде от нее не было покоя. Накануне он составил завещание — все, что имел преуспевающий адвокат Орлов, наследовал Фабио Рамбаль. Чем он хуже этого русского мальчика Виталия? Тому с неба состояние свалилось, пусть и Фабио порадуется.
Не знал старик Орлов, что Фабио и Виталька уже стали закадычными друзьями. Хотя ему уже это было не интересно. Он думал только о том, как долго протянутся его мучения. Он уже не засыпал без сильнодействующего снотворного, а когда просыпался, ему опять хотелось принять таблетку. «Я превращаюсь в растение. Не лучше ли разом все оборвать?» — эта мысль все чаще стала приходить ему в голову.
Последние дни перед процессом Полина все пристальнее стала приглядываться к Абду. Они помирились довольно быстро — после сцены, которую она ему закатила, бедняжка Абду поскитался у своих друзей пару дней и прибежал мириться. Что-то жалкое было в его манерах, в заигрываниях. Казалось, что Полина наконец-то разглядела его — за красивым лицом пряталось жалкое, жадное существо, которое без сильной покровительницы не способно прожить.
Она вспомнила, когда последний раз участвовала в выставках. Оказалось, полтора года назад, а чем занималась все это время — не могла вспомнить. Ссорилась с матерью, с подругами, обустраивала галерею под магазин арабских штучек, которые никто не покупает, изводила дочь. Да, список неблаговидных дел можно продолжать до бесконечности. И что взамен — капризы маленького Абду, которого, видно, в детстве мама недолюбила. Не вложила в его прекрасную головку ничего хорошего, кроме желания разбогатеть любой ценой.
Ей очень хотелось выиграть процесс, чтобы доказать самой себе, какая она сильная, целеустремленная женщина. На деле «Пристанище Мавра» не особенно ей и нужно. Она все равно продаст его, чтобы купить что-нибудь новенькое, свеженькое под свою галерею. Можно в центре Парижа, можно в Японии, где ей очень нравилось. А с «Арабесками» придется расстаться. Как, впрочем, и с Абду. Надоела ей «арабская тема».
Григорий собрался в дорогу за несколько минут. Он так давно хотел побывать в имении, которое ему было подарено Графиней, что готов был хоть пешком бежать туда. А вещи, то есть все самое необходимое, он всегда держал наготове, так, на всякий случай.
Ехать предстояло не один час, поэтому он запасся своими учебниками и конспектами, чтобы Марьяша тоже не скучала в дороге, а экзаменовала его. Григорий и не подозревал, что Анри довольно сносно говорит по-русски, поэтому очень комплексовал от своей «тупости» — ну не давался ему этот чертов язык, не привык он языки учить. Тем более когда он учился в школе, все немецкий учили. Кто же мог подумать, что на старости лет его во Францию занесет.
С одной стороны, он очень хотел увидеть свое будущее хозяйство, с другой — расстраивался из-за того, что человеку, столько лет здесь прожившему, все хозяйство создавшему, придется уезжать. И втайне очень надеялся на то, что сможет уговорить Рамбаля остаться.
…Приехали в Вогезы уже под вечер. Если в Париже шел противный мелкий дождь, то здесь погода была совсем другой, зимней — невесомый, воздушный снег нехотя падал на землю, покрывал деревья, стоявшие вдоль дороги, необычным кружевным убранством. Местечко показалось Григорию просто райским. Да, впрочем, таким оно и было.
Припозднившихся гостей Анри с Эмилией вышли встречать на крыльцо, вместе со сворой собак. «Эх, сюда бы моего Гиганта, — подумал с тоской Григорий, — а то сидит в Питере в четырех стенах». Старушка ему очень понравилась — напоминала бабку Садовничиху с соседней улицы Чапаева в Тихорецке — такая же шустрая, улыбчивая, болтливая, только он ни слова не понял из того, что она говорила. А низенький, но довольно крепкий Анри поздоровался по-русски. «Ну, слава богу, — с облегчением подумал Григорий, — хоть кто-то по-русски понимает».
На столе дымилась картошка, в гусятнице исходил ароматом прованских трав приличный гусь килограмма на два весом, лежали домашние колбасы, сыры. У голодных с дороги гостей просто глаза разгорелись в предвкушении вкусного ужина. Хорошего вина Анри тоже не пожалел.
Разошлись по комнатам под утро, когда Эмилия уже орудовала у камина. Анри поплелся на конюшню, Григорий пошел вместе с ним, а молодые едва коснулись головами подушки, как тут же уснули. Все остались очень довольны.
Проснулась Марьяша оттого, что почувствовала тошноту. Села на кровати, но ноющее чувство не прошло, напротив, усилилось. Она едва успела добежать до раковины. Ей показалось, что сейчас ее вывернет наизнанку…
«Да что же я такого съела, — размышляла Марьяша, — все было вкусное, свежее, чем я могла отравиться?»
Она вернулась в спальню. Миша спал крепким сном младенца. Тихонько забравшись под одеяло, она прижалась к нему, согрелась. И вдруг ее сознание прожгла мысль: «А вдруг я… беременна?»
От этой мысли она буквально подскочила на кровати, разбудив Мишу. Порецкий удивился, увидев сидящую на кровати Марьяшу с глазами размером с чайные блюдца.
— Малышка, что случилось? Ты почему такая бледная, — Миша заволновался, — тебе плохо?
— Меня тошнит и рвет, очень похоже на токсикоз, — еле ворочая языком, пролепетала Марьяша.
— На что похоже? — Миша никак не мог идентифицировать незнакомое для себя слово.
— Ой, мне кажется, что я… беременна!
Теперь настала очередь Порецкого подпрыгнуть на кровати. Немую сцену в духе Николая Васильевича Гоголя прервал стук в дверь. Оба в голос сказали: «Войдите».
В комнату с радостной улыбкой вплыла Эмилия, держа перед собой поднос. При виде ноздреватого хлеба, масла, аккуратно нарезанных кусочков домашней ветчины и сыра Марьяша со стоном бросилась в туалетную комнату, чуть не сбив по дороге удивленную старушку.
— Что же вы, Мишель, с вечера не предупредили меня, что Марьяша беременна, — укоризненно покачала головой Эмилия, — я бы ей вместо ветчины кашки принесла. Да я прямо сейчас и сварю. Какую она больше любит?
В ответ Миша только и смог что пожать плечами. Она констатировала факт беременности Марьяши, как нечто само собой разумеющееся. И Порецкий понял, что это действительно так и есть. Сомнений быть не может. Марьяша беременна, она — будущая мать, а он, следовательно, отец.
У него будет ребенок — маленький, толстенький, с розовыми пяточками и перетяжками на руках. Он даже закрыл глаза в предвкушении того, как будет держать на руках маленького сопящего карапуза… Хотя, возможно, это будет девочка — большеглазая, с курносым носиком и ямочками на щеках. В любом случае, это будет их с Марьяшей ребенок, а значит, уже никто и никогда не сможет помешать им быть вместе.
Эпилог
— Ну что вы, какое там лежит! Очень бодренькая бабуля.
— Так везите ее сюда! Мы и для нее найдем занятие. У нас тут с десяток бабулек наберется. Они и вышивают, и готовят, и за жеребятами ухаживают. Найдем занятие и вашей бабульке.
Пока они осматривали хозяйственные пристройки, Анри не переставал удивляться тому, как Бартабас смог построить все это. Понятно, что когда-то здесь была заброшенная ферма, но со временем эта территория превратилась в райское место для наездников со всего мира. В постановках театра «Зингаро» участвуют жокеи самых разных национальностей, которые демонстрируют всевозможные трюки, о которых подчас европейцы и не догадываются. Пока они ходили по территории, Анри видел арабов, индейца, китайца. Да и русских здесь было достаточно.
Ночью он долго ворочался на своем будущем диване в небольшой, но довольно приятной комнате — думал о том, понравится ли здесь Эмилии и Фабио? Так и заснул.
Утром он встретился с Бартабасом. Говорили они долго — вспоминали общих знакомых, былые годы — скачки 1974 года, в которых Анри стал победителем. Потом Бартабас рассказал о том, что он хотел поручить Анри. Задача была не из легких — в каждой новой партии лошадей обязательно попадается один-два строптивых жеребца. Справиться с ними не всегда удается. Просто нет такого человека в труппе, который мог бы делать это профессионально. Ведь сюда в основном приходят артисты, постановщики трюков, а хорошего воспитателя для лошадей Бартабас уже давно не может подыскать. Анри же не привыкать укрощать лошадей, он этим всю жизнь занимается.
Бартабас предоставил ему полный карт-бланш.
Назад, в «Пристанище Мавра», Анри уезжал окрыленный. Ему не терпелось рассказать все Фабио, но сын был далеко. Сянчжи предупредил Анри, что в том месте, куда они едут лечиться, нет телефонной связи. Два, а может быть и три, месяца уйдут на реабилитацию. Правда, китаец пообещал, что при первой возможности он сообщит Анри о состоянии здоровья Фабио. Только когда выпадет такая возможность, неизвестно. Ох уж эти китайские штучки… И все-таки надо хоть Отто сообщить о том, что он переезжает к Бартабасу.
Эмилия встречала его, как всегда, на пороге. Бросилась на шею, как будто они не виделись целую вечность, хотя прошло всего три дня.
Он рассказал ей все сразу, без утайки. Спросил, готова ли она к переезду?
— Так ведь там цыгане живут, а вдруг они меня обворуют?
— Эмилия, те цыгане, что там живут, богаче нас с тобой. Им твои «сокровища» ни к чему. К тому же там гораздо больше французов и русских, чем цыган. Поняла? Жить ты будешь рядом со мной. Дам твоего возраста там предостаточно, тебе будет на старости лет с кем слово перемолвить. А то сидишь здесь, как затворница, скоро разговаривать разучишься. К тому же там у тебя будет возможность удивить всех своим умением вышивать. Там много работы, и для тебя найдется дело.
— А что же, мне деньги будут платить?
— А как же? Обязательно.
— Тогда я скоплю денежек для Фабио. Он вернется, и ему надо будет лабораторию новую оборудовать.
— Забудь, Эмилия, об этом. Он вернется здоровым человеком, пойдет учиться, будет жить в большом городе и зарабатывать много денег. Свои сбережения ты будешь тратить только на себя, хорошо?
— Поживем — увидим…
Анри проводил старушку в ее комнату, а сам прошел в кабинет. Долго рылся в своих записных книжках в поисках телефона Марьяши. Нашел и тут же набрал номер.
— Я слушаю вас, — раздался в трубке сонный голос. Анри не сообразил, что на часах всего 8 утра.
— Извини, Марьяша, — если я разбудил, — начал оправдываться Анри, — просто боялся не застать тебя. У меня намечается переезд, я хотел бы узнать координаты Отто. У меня, к сожалению, нет ни его телефона, ни адреса.
— Анри, может быть, вы подождете с переездом? Сейчас мы все живем в ожидании суда. Скорее всего, «Пристанище Мавра» станет нашим. Я познакомлю вас с Григорием. Он славный человек, — Марьяша так растерялась, услышав в трубке голос Анри, что понесла всякую чушь. Совсем не то она хотела сказать этому человеку, совсем не то…
— Марьяша, девочка, я не брошу хозяйство в любом случае. Но то, что я перееду отсюда — вопрос решенный. Я уже устроился на работу в театр «Зингаро». Мне там очень нравится. Если ты уверена в том, что имение будет вашим, тогда не тяни время, вези сюда своего Григория. Я должен передать все хозяйство в надежные руки.
— Только он не очень хорошо говорит по-французски, но понимает почти все.
— Вези, вези своего русского и дай мне телефон немецкого доктора.
Миша сидел на кровати и ушам своим не верил:
— Неужели Анри сам позвонил? Вот это да!
— Он зовет Григория, представляешь? Хочет, чтобы я его привезла, пока у нас тут суд будет идти. Должен же он кому-то хозяйство передать, а сам собирается работать в конном театре «Зингаро». Давай сегодня Гришу к нему отвезем, а то он совсем закис в Иври.
— Давай отвезем. Сколько времени у нас уйдет на сборы?
Они тут же поднялись с постели и стали собираться в дорогу. Поистине, чудеса, да и только.
С каждым днем Орлов чувствовал себя все хуже и хуже. Он проклинал тот день, когда согласился представлять интересы Полины. Она донимала его телефонными звонками, нигде от нее не было покоя. Накануне он составил завещание — все, что имел преуспевающий адвокат Орлов, наследовал Фабио Рамбаль. Чем он хуже этого русского мальчика Виталия? Тому с неба состояние свалилось, пусть и Фабио порадуется.
Не знал старик Орлов, что Фабио и Виталька уже стали закадычными друзьями. Хотя ему уже это было не интересно. Он думал только о том, как долго протянутся его мучения. Он уже не засыпал без сильнодействующего снотворного, а когда просыпался, ему опять хотелось принять таблетку. «Я превращаюсь в растение. Не лучше ли разом все оборвать?» — эта мысль все чаще стала приходить ему в голову.
Последние дни перед процессом Полина все пристальнее стала приглядываться к Абду. Они помирились довольно быстро — после сцены, которую она ему закатила, бедняжка Абду поскитался у своих друзей пару дней и прибежал мириться. Что-то жалкое было в его манерах, в заигрываниях. Казалось, что Полина наконец-то разглядела его — за красивым лицом пряталось жалкое, жадное существо, которое без сильной покровительницы не способно прожить.
Она вспомнила, когда последний раз участвовала в выставках. Оказалось, полтора года назад, а чем занималась все это время — не могла вспомнить. Ссорилась с матерью, с подругами, обустраивала галерею под магазин арабских штучек, которые никто не покупает, изводила дочь. Да, список неблаговидных дел можно продолжать до бесконечности. И что взамен — капризы маленького Абду, которого, видно, в детстве мама недолюбила. Не вложила в его прекрасную головку ничего хорошего, кроме желания разбогатеть любой ценой.
Ей очень хотелось выиграть процесс, чтобы доказать самой себе, какая она сильная, целеустремленная женщина. На деле «Пристанище Мавра» не особенно ей и нужно. Она все равно продаст его, чтобы купить что-нибудь новенькое, свеженькое под свою галерею. Можно в центре Парижа, можно в Японии, где ей очень нравилось. А с «Арабесками» придется расстаться. Как, впрочем, и с Абду. Надоела ей «арабская тема».
Григорий собрался в дорогу за несколько минут. Он так давно хотел побывать в имении, которое ему было подарено Графиней, что готов был хоть пешком бежать туда. А вещи, то есть все самое необходимое, он всегда держал наготове, так, на всякий случай.
Ехать предстояло не один час, поэтому он запасся своими учебниками и конспектами, чтобы Марьяша тоже не скучала в дороге, а экзаменовала его. Григорий и не подозревал, что Анри довольно сносно говорит по-русски, поэтому очень комплексовал от своей «тупости» — ну не давался ему этот чертов язык, не привык он языки учить. Тем более когда он учился в школе, все немецкий учили. Кто же мог подумать, что на старости лет его во Францию занесет.
С одной стороны, он очень хотел увидеть свое будущее хозяйство, с другой — расстраивался из-за того, что человеку, столько лет здесь прожившему, все хозяйство создавшему, придется уезжать. И втайне очень надеялся на то, что сможет уговорить Рамбаля остаться.
…Приехали в Вогезы уже под вечер. Если в Париже шел противный мелкий дождь, то здесь погода была совсем другой, зимней — невесомый, воздушный снег нехотя падал на землю, покрывал деревья, стоявшие вдоль дороги, необычным кружевным убранством. Местечко показалось Григорию просто райским. Да, впрочем, таким оно и было.
Припозднившихся гостей Анри с Эмилией вышли встречать на крыльцо, вместе со сворой собак. «Эх, сюда бы моего Гиганта, — подумал с тоской Григорий, — а то сидит в Питере в четырех стенах». Старушка ему очень понравилась — напоминала бабку Садовничиху с соседней улицы Чапаева в Тихорецке — такая же шустрая, улыбчивая, болтливая, только он ни слова не понял из того, что она говорила. А низенький, но довольно крепкий Анри поздоровался по-русски. «Ну, слава богу, — с облегчением подумал Григорий, — хоть кто-то по-русски понимает».
На столе дымилась картошка, в гусятнице исходил ароматом прованских трав приличный гусь килограмма на два весом, лежали домашние колбасы, сыры. У голодных с дороги гостей просто глаза разгорелись в предвкушении вкусного ужина. Хорошего вина Анри тоже не пожалел.
Разошлись по комнатам под утро, когда Эмилия уже орудовала у камина. Анри поплелся на конюшню, Григорий пошел вместе с ним, а молодые едва коснулись головами подушки, как тут же уснули. Все остались очень довольны.
Проснулась Марьяша оттого, что почувствовала тошноту. Села на кровати, но ноющее чувство не прошло, напротив, усилилось. Она едва успела добежать до раковины. Ей показалось, что сейчас ее вывернет наизнанку…
«Да что же я такого съела, — размышляла Марьяша, — все было вкусное, свежее, чем я могла отравиться?»
Она вернулась в спальню. Миша спал крепким сном младенца. Тихонько забравшись под одеяло, она прижалась к нему, согрелась. И вдруг ее сознание прожгла мысль: «А вдруг я… беременна?»
От этой мысли она буквально подскочила на кровати, разбудив Мишу. Порецкий удивился, увидев сидящую на кровати Марьяшу с глазами размером с чайные блюдца.
— Малышка, что случилось? Ты почему такая бледная, — Миша заволновался, — тебе плохо?
— Меня тошнит и рвет, очень похоже на токсикоз, — еле ворочая языком, пролепетала Марьяша.
— На что похоже? — Миша никак не мог идентифицировать незнакомое для себя слово.
— Ой, мне кажется, что я… беременна!
Теперь настала очередь Порецкого подпрыгнуть на кровати. Немую сцену в духе Николая Васильевича Гоголя прервал стук в дверь. Оба в голос сказали: «Войдите».
В комнату с радостной улыбкой вплыла Эмилия, держа перед собой поднос. При виде ноздреватого хлеба, масла, аккуратно нарезанных кусочков домашней ветчины и сыра Марьяша со стоном бросилась в туалетную комнату, чуть не сбив по дороге удивленную старушку.
— Что же вы, Мишель, с вечера не предупредили меня, что Марьяша беременна, — укоризненно покачала головой Эмилия, — я бы ей вместо ветчины кашки принесла. Да я прямо сейчас и сварю. Какую она больше любит?
В ответ Миша только и смог что пожать плечами. Она констатировала факт беременности Марьяши, как нечто само собой разумеющееся. И Порецкий понял, что это действительно так и есть. Сомнений быть не может. Марьяша беременна, она — будущая мать, а он, следовательно, отец.
У него будет ребенок — маленький, толстенький, с розовыми пяточками и перетяжками на руках. Он даже закрыл глаза в предвкушении того, как будет держать на руках маленького сопящего карапуза… Хотя, возможно, это будет девочка — большеглазая, с курносым носиком и ямочками на щеках. В любом случае, это будет их с Марьяшей ребенок, а значит, уже никто и никогда не сможет помешать им быть вместе.
Эпилог
Давненько не было в Питере такой весны. Холодный ветер, кажется, никогда не перестанет носиться над Балтикой. Дождь и ветер, ветер и дождь. Сочетание, приводящее людей в состояние хронической депрессии. Все мои сослуживцы, похоже, именно в нем и пребывают. Только мне все нипочем. Я живу ожиданием скорой встречи с новоявленной четой Порецких-Маккреди, которые должны вот-вот объявиться на невских берегах.
Ношусь по магазинам, выбираю подарки и продумываю меню праздничного стола. Решено, что вечеринку по поводу их бракосочетания мы будем проводить дома, а не в ресторане. Чтобы никакой ресторанной еды, а только домашние деликатесы. Это мы решили со Светланой Алексеевной и ее подружками тетей Олей и тетей Леной, для которых Мишка был как родной сын.
До их приезда оставалось еще несколько дней, но уже было закуплено столько всякой провизии, что я начала беспокоиться, а сохранятся ли припасы?
Елена Владиславовна успокоила меня, что теперь продукты можно закупать на год вперед — главное, чтобы всем хватило. А Ольга Ивановна все беспокоилась — удобно ли, что все приглашенные будут жить в гостинице, не лучше ли всех развезти по квартирам? У них в школе уже несколько лет такая практика существует, что сначала наши детки, выезжающие за границу, живут у них, в смысле, у иностранцев в доме, а потом они — у нас.
Пришлось долго ее убеждать в том, что Отто, Симон, Григорий — не школьники, а взрослые дяденьки, для которых жизнь в гостинице куда привычней, чем в чужой квартире. А Фабио и Витальке — все равно где жить, главное, чтобы вокруг было побольше красивых девушек.
В общем, все пребывают в состоянии эйфории в ожидании приезда. Я же молюсь только о том, чтобы ко дню их приезда на наших улицах появилась корюшка, которой я угощала Марьяшу в первый день ее приезда в Санкт-Петербург. Во время нашего последнего с нею разговора она призналась мне, что ей нестерпимо хочется жареной корюшки — хрустящей, поджаристой, пахнущей свежими огурцами. Я поинтересовалась, с чего это вдруг? Ответ меня потряс. Я дала слово, что буду молчать, как партизан на допросе, и о ее беременности никто из питерских знакомых не узнает. Эх, каких нечеловеческих сил мне стоит это молчание…
Так получилось, что Марьяше и Мише пришлось узаконить свои отношения во Франции, чтобы уладить некоторые формальности, связанные с судебным делопроизводством. Их брак значительно упростил судебные процедуры, неизбежные при оформлении дела о наследстве графини Порошиной. А говорить о том, что это решение было принято всеми, включая самих молодых, на «ура», думаю, не стоит.
Брак зарегистрировали, но решения суда ждать не пришлось — окончательного слушания дела не было. Накануне, как сообщалось в прессе, «мсье Орлов разбился в автокатастрофе при весьма загадочных обстоятельствах, которые в полицейских протоколах были классифицированы как „самоубийство“. А мадам Маккреди отозвала свой иск, заявив прессе, что полностью согласна с завещанием своей матери. От более подробных комментариев она отказалась, что подвигло ее на это решение — неизвестно. Но уже через несколько дней, выставив на. продажу свою галерею „Арабески“, она вылетела в Японию. Абду с нею не было. С Марьяшей она даже не попрощалась.
С деталями автокатастрофы мы не были знакомы, поэтому ждали визита гостей из Франции, чтобы все поподробнее разузнать. Известно только, что Орлов оставил завещание в пользу Фабио Рамбаля. Есть предположение, что он был неизлечимо болен. Скорее всего, адвокат принял решение добровольно уйти из жизни и имитировал аварию.
Фабио вернулся из Китая без инвалидной коляски. И называет своего лекаря (именно лекаря, а не врача) Сянчжи волшебником Мерлином. Как китайскому Мерлину удалось поставить на ноги парализованного парня, недоумевают многие европейские светила?! По просьбе Отто Шайна его осматривали многие доктора и практически все признали безнадежным. Но Фабио пошел…
После случая с его благополучным исцелением Сянчжи от предложений нет отбоя, и он вынужден скрываться в своем китайском монастыре. О приемах лечения Фабио ничего сказать не может, потому что не помнит того, что с ним происходило. Видимо, все манипуляции над Фабио проводились, когда он спал или находился под гипнозом.
Теперь он живет вместе с Виталием и Гришей в «Пристанище Мавра», готовится к поступлению в университет, но в какой именно — никак не может решить. Ему бы хотелось учиться в Сорбонне, а Отто утверждает, что самых лучших специалистов в фармацевтической отрасли готовят в Бернском университете. Да и сам Берн гораздо ближе к его клинике, где Фабио собирается в дальнейшем работать.
Анри теперь стал важной персоной — Бартабас на него не нахвалится. Он уже дважды ездил на гастроли, поэтому «Пристанище Мавра» посещает редко. На деньги Орлова они с Фабио купили в Обервилье огромную квартиру, правда, появляются там редко. У обоих теперь слишком насыщенная жизнь. Правда, иногда Фабио заезжает туда с Виталькой после посещения ночных клубов, чтобы отдохнуть. Хотя Анри называет это несколько иначе.
Григорий превратился в заправского фермера. В Вогезах ему очень нравится, он уже почти и не вспоминает про Тихорецк. Симон частенько гостит у него. Эмилия не поехала с Анри в «цыганское логово», она по-прежнему живет в Вогезах и чувствует себя очень счастливой. Надеется, что Марьяша, как родит ребеночка, будет жить у них в доме.
Все французские новости Марьяша регулярно сообщает мне по телефону. Светлана Алексеевна, похоже, немного ревнует, что Марьяша звонит чаще мне, чем ей. На что я имею железный аргумент — при вашей занятости, когда вам всякие глупости выслушивать. Тут уж ей крыть нечем.
Мне очень тяжело скрывать новость о беременности Марьяши. Но Порецкий мне строго-настрого запретил говорить об этом. Знает ведь, что если я пообещаю молчать, то буду нема как рыба. А так хочется разболтать, ну хотя бы с Сашкой поделиться. Но нет, буду молчать, раз обещала. Миша с Марьяшей хотят для всех сделать сюрприз.
Светлана Алексеевна настояла на том, чтобы свадьбу сыграли именно в России после того, как во Франции все благополучно разрешится. Настоящую русскую свадьбу — с размахом, с многочисленными гостями, чтобы она запомнилась всем надолго. Поэтому все мы буквально сбились с ног, ожидая весьма представительную делегацию из Франции.
…Мне никак не верится, что пройдет всего несколько дней, и эта история, начавшаяся с моего знакомства с Графиней в начале 1990-х, закончится. Трудно поверить в то, что я могла не снять телефонную трубку, когда мне звонила Марьяша — поленилась бы вставать с постели ранним утром или просто не услышала звонка, и ничего бы НЕ БЫЛО.
Я не узнала бы тайну Графини, не познакомилась бы с Марьяшей, Симоном, Екшинцевыми… Не бегала по магазинам в поисках подарков для свадьбы, потому что и ее бы НЕ БЫЛО.
Значит, ничего случайного в жизни нет? И за любым действием или бездействием стоит целая череда событий, бурное развитие которым может придать любой из нас?
Если это так, то я могу только надеяться, что какой-нибудь житель Земли сделает что-нибудь, придаст некий импульс событиям и… завтра на улицах Питера наконец-то появится корюшка. Ведь без этой аппетитной рыбешки happy end в моей истории просто невозможен… А другого конца Графиня мне бы не простила.
Ношусь по магазинам, выбираю подарки и продумываю меню праздничного стола. Решено, что вечеринку по поводу их бракосочетания мы будем проводить дома, а не в ресторане. Чтобы никакой ресторанной еды, а только домашние деликатесы. Это мы решили со Светланой Алексеевной и ее подружками тетей Олей и тетей Леной, для которых Мишка был как родной сын.
До их приезда оставалось еще несколько дней, но уже было закуплено столько всякой провизии, что я начала беспокоиться, а сохранятся ли припасы?
Елена Владиславовна успокоила меня, что теперь продукты можно закупать на год вперед — главное, чтобы всем хватило. А Ольга Ивановна все беспокоилась — удобно ли, что все приглашенные будут жить в гостинице, не лучше ли всех развезти по квартирам? У них в школе уже несколько лет такая практика существует, что сначала наши детки, выезжающие за границу, живут у них, в смысле, у иностранцев в доме, а потом они — у нас.
Пришлось долго ее убеждать в том, что Отто, Симон, Григорий — не школьники, а взрослые дяденьки, для которых жизнь в гостинице куда привычней, чем в чужой квартире. А Фабио и Витальке — все равно где жить, главное, чтобы вокруг было побольше красивых девушек.
В общем, все пребывают в состоянии эйфории в ожидании приезда. Я же молюсь только о том, чтобы ко дню их приезда на наших улицах появилась корюшка, которой я угощала Марьяшу в первый день ее приезда в Санкт-Петербург. Во время нашего последнего с нею разговора она призналась мне, что ей нестерпимо хочется жареной корюшки — хрустящей, поджаристой, пахнущей свежими огурцами. Я поинтересовалась, с чего это вдруг? Ответ меня потряс. Я дала слово, что буду молчать, как партизан на допросе, и о ее беременности никто из питерских знакомых не узнает. Эх, каких нечеловеческих сил мне стоит это молчание…
Так получилось, что Марьяше и Мише пришлось узаконить свои отношения во Франции, чтобы уладить некоторые формальности, связанные с судебным делопроизводством. Их брак значительно упростил судебные процедуры, неизбежные при оформлении дела о наследстве графини Порошиной. А говорить о том, что это решение было принято всеми, включая самих молодых, на «ура», думаю, не стоит.
Брак зарегистрировали, но решения суда ждать не пришлось — окончательного слушания дела не было. Накануне, как сообщалось в прессе, «мсье Орлов разбился в автокатастрофе при весьма загадочных обстоятельствах, которые в полицейских протоколах были классифицированы как „самоубийство“. А мадам Маккреди отозвала свой иск, заявив прессе, что полностью согласна с завещанием своей матери. От более подробных комментариев она отказалась, что подвигло ее на это решение — неизвестно. Но уже через несколько дней, выставив на. продажу свою галерею „Арабески“, она вылетела в Японию. Абду с нею не было. С Марьяшей она даже не попрощалась.
С деталями автокатастрофы мы не были знакомы, поэтому ждали визита гостей из Франции, чтобы все поподробнее разузнать. Известно только, что Орлов оставил завещание в пользу Фабио Рамбаля. Есть предположение, что он был неизлечимо болен. Скорее всего, адвокат принял решение добровольно уйти из жизни и имитировал аварию.
Фабио вернулся из Китая без инвалидной коляски. И называет своего лекаря (именно лекаря, а не врача) Сянчжи волшебником Мерлином. Как китайскому Мерлину удалось поставить на ноги парализованного парня, недоумевают многие европейские светила?! По просьбе Отто Шайна его осматривали многие доктора и практически все признали безнадежным. Но Фабио пошел…
После случая с его благополучным исцелением Сянчжи от предложений нет отбоя, и он вынужден скрываться в своем китайском монастыре. О приемах лечения Фабио ничего сказать не может, потому что не помнит того, что с ним происходило. Видимо, все манипуляции над Фабио проводились, когда он спал или находился под гипнозом.
Теперь он живет вместе с Виталием и Гришей в «Пристанище Мавра», готовится к поступлению в университет, но в какой именно — никак не может решить. Ему бы хотелось учиться в Сорбонне, а Отто утверждает, что самых лучших специалистов в фармацевтической отрасли готовят в Бернском университете. Да и сам Берн гораздо ближе к его клинике, где Фабио собирается в дальнейшем работать.
Анри теперь стал важной персоной — Бартабас на него не нахвалится. Он уже дважды ездил на гастроли, поэтому «Пристанище Мавра» посещает редко. На деньги Орлова они с Фабио купили в Обервилье огромную квартиру, правда, появляются там редко. У обоих теперь слишком насыщенная жизнь. Правда, иногда Фабио заезжает туда с Виталькой после посещения ночных клубов, чтобы отдохнуть. Хотя Анри называет это несколько иначе.
Григорий превратился в заправского фермера. В Вогезах ему очень нравится, он уже почти и не вспоминает про Тихорецк. Симон частенько гостит у него. Эмилия не поехала с Анри в «цыганское логово», она по-прежнему живет в Вогезах и чувствует себя очень счастливой. Надеется, что Марьяша, как родит ребеночка, будет жить у них в доме.
Все французские новости Марьяша регулярно сообщает мне по телефону. Светлана Алексеевна, похоже, немного ревнует, что Марьяша звонит чаще мне, чем ей. На что я имею железный аргумент — при вашей занятости, когда вам всякие глупости выслушивать. Тут уж ей крыть нечем.
Мне очень тяжело скрывать новость о беременности Марьяши. Но Порецкий мне строго-настрого запретил говорить об этом. Знает ведь, что если я пообещаю молчать, то буду нема как рыба. А так хочется разболтать, ну хотя бы с Сашкой поделиться. Но нет, буду молчать, раз обещала. Миша с Марьяшей хотят для всех сделать сюрприз.
Светлана Алексеевна настояла на том, чтобы свадьбу сыграли именно в России после того, как во Франции все благополучно разрешится. Настоящую русскую свадьбу — с размахом, с многочисленными гостями, чтобы она запомнилась всем надолго. Поэтому все мы буквально сбились с ног, ожидая весьма представительную делегацию из Франции.
…Мне никак не верится, что пройдет всего несколько дней, и эта история, начавшаяся с моего знакомства с Графиней в начале 1990-х, закончится. Трудно поверить в то, что я могла не снять телефонную трубку, когда мне звонила Марьяша — поленилась бы вставать с постели ранним утром или просто не услышала звонка, и ничего бы НЕ БЫЛО.
Я не узнала бы тайну Графини, не познакомилась бы с Марьяшей, Симоном, Екшинцевыми… Не бегала по магазинам в поисках подарков для свадьбы, потому что и ее бы НЕ БЫЛО.
Значит, ничего случайного в жизни нет? И за любым действием или бездействием стоит целая череда событий, бурное развитие которым может придать любой из нас?
Если это так, то я могу только надеяться, что какой-нибудь житель Земли сделает что-нибудь, придаст некий импульс событиям и… завтра на улицах Питера наконец-то появится корюшка. Ведь без этой аппетитной рыбешки happy end в моей истории просто невозможен… А другого конца Графиня мне бы не простила.