Страница:
Свободное время, которого у Сергея было немного, он проводил в общении с бывшими соотечественниками, иногда вместе с ними ездил в театр или на выставки. На одной из них он встретил Наталью и понял, что такое любовь с первого взгляда. Девушка совершенно очаровала его своей истинно русской красотой, манерами, улыбкой. Они познакомились. Несмотря на приличную разницу в возрасте (он был старше девушки почти на десять лет), между ними установились теплые отношения. Наташе он очень напоминал родного отца, безумно любившего лошадей, научившего девочку держаться в седле совсем в юном возрасте. А Сергей просто влюбился…
Мадам Робер эти отношения были не по нраву. Вопреки ожиданиям Александры Григорьевны, Наташа нашла кавалера не среди богатых банкиров французского происхождения, а в разношерстном эмигрантском обществе. Граф Порошин ей также напоминал мужа, с которым она фактически рассталась, узнав о его связи с другой женщиной. До развода дело не дошло из-за гибели неверного супруга, а потом в России началось такое, что она сама с трудом осталась жива. И вот теперь этот граф-конюх, который заморочил голову ее Наташеньке! Наверняка окажется повесой и любителем карточных игр.
Но повлиять на старшую дочь мадам не удалось. Видя, что мать скептически относится к ее избраннику, Натали в один прекрасный день просто ушла жить к нему, не спросив материнского благословения, проявив при этом удивительную твердость. Так она стала графиней Натальей Александровной Порошиной.
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Мадам Робер эти отношения были не по нраву. Вопреки ожиданиям Александры Григорьевны, Наташа нашла кавалера не среди богатых банкиров французского происхождения, а в разношерстном эмигрантском обществе. Граф Порошин ей также напоминал мужа, с которым она фактически рассталась, узнав о его связи с другой женщиной. До развода дело не дошло из-за гибели неверного супруга, а потом в России началось такое, что она сама с трудом осталась жива. И вот теперь этот граф-конюх, который заморочил голову ее Наташеньке! Наверняка окажется повесой и любителем карточных игр.
Но повлиять на старшую дочь мадам не удалось. Видя, что мать скептически относится к ее избраннику, Натали в один прекрасный день просто ушла жить к нему, не спросив материнского благословения, проявив при этом удивительную твердость. Так она стала графиней Натальей Александровной Порошиной.
Глава 4
О своей жизни с графом Порошиным Графиня не любила рассказывать даже своей самой верной помощнице и наперснице Нюше. Подруг Наталья Александровна не признавала. Она была уважаема в обществе, принимала гостей, устраивала вечеринки в своем имении в Иври-сюр-Сен, но подруг не имела. Откровенничала только с Нюшей и, по мере необходимости, со своим адвокатом. Из обрывочных воспоминаний, которым Графиня предавалась очень редко в присутствии Нюши, последняя узнала, что супруги Порошины жили долгое время в Африке, там же и появилась на свет их единственная дочь Полина. Граф Порошин до конца жизни занимался любимым делом — коневодством, имел конезаводы не только во Франции, но и в Африке, одно время был даже владельцем ипподрома. Сама Графиня имела более широкий круг увлечений — музыка, живопись, балет. Это она унаследовала от матери, с которой после своего замужества находилась в натянутых отношениях вплоть до ее кончины.
У Графини помимо дочери Полины — очень ветреной особы — есть очаровательная внучка Марьяша, которую титулованная бабушка просто боготворит. Все дела Графиня ведет сама, помогает ей очень ушлый адвокат из русских — Орлов, дочери же она ничего не доверяет.
В одной из наших с Нюшей доверительных бесед она призналась мне, что Наталья Александровна очень обижается на дочь:
— Все, говорит, внучке оставлю. Иначе Полина все мое состояние на своих кавалеров изведет.
— А что, много кавалеров?
— Достаточно. Она, конечно, их за своих протеже выдает. Говорит, что они гениальные авангардные художники. У нее ведь есть своя картинная галерея — на мужнины денежки приобретенная, — так она там всякие модные выставки устраивает, вернисажи. Петенька мой одного из ее протеже даже из борделя вызволял. Может, он и гениальный художник, только ругался, как портовый рабочий с похмелья.
— А что же Пьер в борделе делал?
— Так ведь хозяйка попросила за Полинкой и ее ухажером присмотреть после очередного вернисажа. Ну, он и присмотрел… Пол инка после трех-четырех фужеров шампанского засыпает сном младенца, а дружку ее, видно, мало показалось. Вот он и рванул в бордель. Ну и Петенька за ним. Тот как напился в лоскуты и давай там скандал устраивать! Петенька его пристукнул немножко да домой привез. Ой, да что это я разболталась совсем. Пойдем лучше чайку выпьем.
Так из приватных бесед с Нюшей у меня сложилась полная картина жизни семейства Порошиных. Богатые тоже плачут. Наталья Александровна при всех своих капиталах и положении страдала из-за своей беспутной дочери так же, как и тысячи простых россиянок, вынужденных воспитывать внуков вместо своих легкомысленных дочерей. Марьяша, по словам Нюши, была полной противоположностью своей матери — собранная, начитанная девочка, очень воспитанная и приветливая. Любимица не только бабушки, но и всего порошинского окружения.
Девочке шел только пятнадцатый год, она свободно говорила не только по-французски, но и по-английски — ее отец был шотландцем, и она несколько лет жила с ним в Америке после того, как супруги расстались. Девочка имела совершенно шотландское имя — Марион Маккреди, но только в начале своей жизни. Потом обстоятельства распорядились так, что Марион Маккреди стала просто Марьяшей…
После таинственной гибели мужа в Америке Полина забрала девочку к себе. Но богемный образ жизни, который она привыкла вести, не позволил ей стать хорошей матерью. Поэтому бабушка перевезла Мари в свое поместье в Иври, стала звать ее по-русски Марьяшей и учить языку предков. Русский язык Марьяша очень полюбила — благо, учителя были хорошие, быстро освоила сложные при изучении падежи, писала практически без ошибок, но при разговоре от акцента никак не могла избавиться.
— Не ребенок, а космополит, — не без гордости говорила о девочке Нюша, — собирается учиться в Сорбонне, говорит, хочет стать специалистом по русистике. Очень хотела поехать с нами, но бабушка не захотела отрывать ее от учебы. Говорит, что еще не раз посетит Россию, когда подрастет.
— А по-моему, зря она девочку не взяла, — удивилась я. — У хозяйки вашей возраст какой, сможет ли она еще раз в Россию приехать? Кто же тогда Марьяше родовое гнездо покажет?
— Ну, милая, а ты-то на что? Хозяйка к себе просто так никого не подпускает, а к тебе вон как привязалась. Она людей насквозь видит, никакого рентгена не надо. Хорошего человека от подлеца вмиг отличит. Понятное дело — такую жизнь прожила.
— Я все удивляюсь, как же она умудряется так хорошо держаться! У нас после 80 лет мало кто такую физическую форму имеет и ясный светлый ум… Я просто поражаюсь ей.
— Знала бы ты, Наташенька, какие деньги она во все это вкладывает, каких специалистов посещает. Каждые два года в Швейцарию ездит на омоложение, по три месяца там живет. И меня, представь себе, даже не берет с собой. Что там с нею делают — большой вопрос, но возвращается оттуда лет на десять моложе. Полинка от зависти с ума сходит, тоже ведь не девочка — к пятидесяти идет, но мать эту клинику в большом секрете держит. Даже адвокат ее не знает адреса…
— Извините, Нюша, за нескромный вопрос, а откуда такое богатство у Графини взялось?
— Вот этого я не знаю. Наверное, от матери осталось, да и супруг ее владел элитными конюшнями. Когда она меня наняла в 1965 году, лет через пять после кончины супруга, то была уже очень состоятельной дамой. А откуда богатство взялось, никогда не говорила, не любит она про свою семейную жизнь рассказывать, да я и не спрашиваю. Не мое это дело. А хозяйка не откровенничает, и ты к ней лучше с расспросами не лезь, не понравится ей это…
В конце второй недели пребывания в Питере Наталья Александровна перешла к официальной части визита, как она выражалась, — к посещению присутственных мест. Мы побывали на приеме у французского консула, в Доме дружбы на Фонтанке, к великой радости моего шефа, посетили «Интер». Графиня при этом была очень мила, шутила с Чепуровым, восторгалась тем, чем занимается наш центр, и делала это весьма убедительно, хотя я знала, что это ей в тягость. Но Графиня была прекрасной актрисой, и шеф ни на секунду не усомнился в искренности ее поведения. Тем более что получил желаемое — чек на энную сумму, которая привела его в полный восторг.
Накануне отъезда Наталья Александровна захотела пригласить меня в умопомрачительный ресторан на прощальный ужин. Я выбрала ресторан гостиницы «Европейская», где у нас с Сашей пять лет назад была свадьба. Настроение у меня было прескверное — не радовали самые изысканные закуски, икра, игристое «Мартини Асти». Мне не хотелось, чтобы Графиня уезжала, и я утешала себя тем, что это просто работа, нельзя так привязываться к людям. Сколько еще будет таких же интересных людей в моей переводческой практике!
Сейчас я понимаю, что была не права. Графиня Порошина была единственной в своем роде, таких я больше не встречала. А в тот вечер мы просто побеседовали с ней, и она попросила меня помочь ее внучке — лет этак через пять, может десять, когда она приедет в Россию.
— Я поручу ей выполнить одно очень важное дело, — сказала Графиня. — Важное и для меня, и для нее. Кроме вас, Наташенька, у меня здесь нет надежных людей. Я очень рассчитываю на то, что вы сможете ей помочь.
— Наталья Александровна, так может быть, есть смысл это важное дело выполнить сейчас? Я готова вам помочь, если нужно куда-то съездить, можете смело на меня рассчитывать.
— Нет, дитя мое, я с этим справиться не смогу, сердце мое не выдержит. Этим Марьяша займется, когда подрастет.
Надо признаться, я была весьма заинтригована — что же за дело такое, с чем Графиня бы не смогла справиться? Но расспрашивать не решилась, помня совет Нюши. Уже перед уходом из ресторана спутница моя достала из сумочки изящную коробочку и протянула мне.
— Это, Наташенька, подарок на память обо мне. Пусть эта брошь станет талисманом и обязательно принесет удачу.
В коробочке оказалась изящная брошь из жемчужин, собранных в виде цветка. Понравилась мне она необыкновенно. Я до сих пор ношу ее на самых лучших своих нарядах. Также Наталья Александровна дала мне свою визитку, где написала адрес в Иври, и пригласила обязательно ее посетить, когда я буду в Париже.
Наутро я проводила Графиню и Нюшу в Пулково-2, попрощалась с ними, всплакнула, когда Графиня махнула мне последний раз рукой уже из-за барьера таможни. Я знала, что больше уже никогда не увижу ее.
У Графини помимо дочери Полины — очень ветреной особы — есть очаровательная внучка Марьяша, которую титулованная бабушка просто боготворит. Все дела Графиня ведет сама, помогает ей очень ушлый адвокат из русских — Орлов, дочери же она ничего не доверяет.
В одной из наших с Нюшей доверительных бесед она призналась мне, что Наталья Александровна очень обижается на дочь:
— Все, говорит, внучке оставлю. Иначе Полина все мое состояние на своих кавалеров изведет.
— А что, много кавалеров?
— Достаточно. Она, конечно, их за своих протеже выдает. Говорит, что они гениальные авангардные художники. У нее ведь есть своя картинная галерея — на мужнины денежки приобретенная, — так она там всякие модные выставки устраивает, вернисажи. Петенька мой одного из ее протеже даже из борделя вызволял. Может, он и гениальный художник, только ругался, как портовый рабочий с похмелья.
— А что же Пьер в борделе делал?
— Так ведь хозяйка попросила за Полинкой и ее ухажером присмотреть после очередного вернисажа. Ну, он и присмотрел… Пол инка после трех-четырех фужеров шампанского засыпает сном младенца, а дружку ее, видно, мало показалось. Вот он и рванул в бордель. Ну и Петенька за ним. Тот как напился в лоскуты и давай там скандал устраивать! Петенька его пристукнул немножко да домой привез. Ой, да что это я разболталась совсем. Пойдем лучше чайку выпьем.
Так из приватных бесед с Нюшей у меня сложилась полная картина жизни семейства Порошиных. Богатые тоже плачут. Наталья Александровна при всех своих капиталах и положении страдала из-за своей беспутной дочери так же, как и тысячи простых россиянок, вынужденных воспитывать внуков вместо своих легкомысленных дочерей. Марьяша, по словам Нюши, была полной противоположностью своей матери — собранная, начитанная девочка, очень воспитанная и приветливая. Любимица не только бабушки, но и всего порошинского окружения.
Девочке шел только пятнадцатый год, она свободно говорила не только по-французски, но и по-английски — ее отец был шотландцем, и она несколько лет жила с ним в Америке после того, как супруги расстались. Девочка имела совершенно шотландское имя — Марион Маккреди, но только в начале своей жизни. Потом обстоятельства распорядились так, что Марион Маккреди стала просто Марьяшей…
После таинственной гибели мужа в Америке Полина забрала девочку к себе. Но богемный образ жизни, который она привыкла вести, не позволил ей стать хорошей матерью. Поэтому бабушка перевезла Мари в свое поместье в Иври, стала звать ее по-русски Марьяшей и учить языку предков. Русский язык Марьяша очень полюбила — благо, учителя были хорошие, быстро освоила сложные при изучении падежи, писала практически без ошибок, но при разговоре от акцента никак не могла избавиться.
— Не ребенок, а космополит, — не без гордости говорила о девочке Нюша, — собирается учиться в Сорбонне, говорит, хочет стать специалистом по русистике. Очень хотела поехать с нами, но бабушка не захотела отрывать ее от учебы. Говорит, что еще не раз посетит Россию, когда подрастет.
— А по-моему, зря она девочку не взяла, — удивилась я. — У хозяйки вашей возраст какой, сможет ли она еще раз в Россию приехать? Кто же тогда Марьяше родовое гнездо покажет?
— Ну, милая, а ты-то на что? Хозяйка к себе просто так никого не подпускает, а к тебе вон как привязалась. Она людей насквозь видит, никакого рентгена не надо. Хорошего человека от подлеца вмиг отличит. Понятное дело — такую жизнь прожила.
— Я все удивляюсь, как же она умудряется так хорошо держаться! У нас после 80 лет мало кто такую физическую форму имеет и ясный светлый ум… Я просто поражаюсь ей.
— Знала бы ты, Наташенька, какие деньги она во все это вкладывает, каких специалистов посещает. Каждые два года в Швейцарию ездит на омоложение, по три месяца там живет. И меня, представь себе, даже не берет с собой. Что там с нею делают — большой вопрос, но возвращается оттуда лет на десять моложе. Полинка от зависти с ума сходит, тоже ведь не девочка — к пятидесяти идет, но мать эту клинику в большом секрете держит. Даже адвокат ее не знает адреса…
— Извините, Нюша, за нескромный вопрос, а откуда такое богатство у Графини взялось?
— Вот этого я не знаю. Наверное, от матери осталось, да и супруг ее владел элитными конюшнями. Когда она меня наняла в 1965 году, лет через пять после кончины супруга, то была уже очень состоятельной дамой. А откуда богатство взялось, никогда не говорила, не любит она про свою семейную жизнь рассказывать, да я и не спрашиваю. Не мое это дело. А хозяйка не откровенничает, и ты к ней лучше с расспросами не лезь, не понравится ей это…
В конце второй недели пребывания в Питере Наталья Александровна перешла к официальной части визита, как она выражалась, — к посещению присутственных мест. Мы побывали на приеме у французского консула, в Доме дружбы на Фонтанке, к великой радости моего шефа, посетили «Интер». Графиня при этом была очень мила, шутила с Чепуровым, восторгалась тем, чем занимается наш центр, и делала это весьма убедительно, хотя я знала, что это ей в тягость. Но Графиня была прекрасной актрисой, и шеф ни на секунду не усомнился в искренности ее поведения. Тем более что получил желаемое — чек на энную сумму, которая привела его в полный восторг.
Накануне отъезда Наталья Александровна захотела пригласить меня в умопомрачительный ресторан на прощальный ужин. Я выбрала ресторан гостиницы «Европейская», где у нас с Сашей пять лет назад была свадьба. Настроение у меня было прескверное — не радовали самые изысканные закуски, икра, игристое «Мартини Асти». Мне не хотелось, чтобы Графиня уезжала, и я утешала себя тем, что это просто работа, нельзя так привязываться к людям. Сколько еще будет таких же интересных людей в моей переводческой практике!
Сейчас я понимаю, что была не права. Графиня Порошина была единственной в своем роде, таких я больше не встречала. А в тот вечер мы просто побеседовали с ней, и она попросила меня помочь ее внучке — лет этак через пять, может десять, когда она приедет в Россию.
— Я поручу ей выполнить одно очень важное дело, — сказала Графиня. — Важное и для меня, и для нее. Кроме вас, Наташенька, у меня здесь нет надежных людей. Я очень рассчитываю на то, что вы сможете ей помочь.
— Наталья Александровна, так может быть, есть смысл это важное дело выполнить сейчас? Я готова вам помочь, если нужно куда-то съездить, можете смело на меня рассчитывать.
— Нет, дитя мое, я с этим справиться не смогу, сердце мое не выдержит. Этим Марьяша займется, когда подрастет.
Надо признаться, я была весьма заинтригована — что же за дело такое, с чем Графиня бы не смогла справиться? Но расспрашивать не решилась, помня совет Нюши. Уже перед уходом из ресторана спутница моя достала из сумочки изящную коробочку и протянула мне.
— Это, Наташенька, подарок на память обо мне. Пусть эта брошь станет талисманом и обязательно принесет удачу.
В коробочке оказалась изящная брошь из жемчужин, собранных в виде цветка. Понравилась мне она необыкновенно. Я до сих пор ношу ее на самых лучших своих нарядах. Также Наталья Александровна дала мне свою визитку, где написала адрес в Иври, и пригласила обязательно ее посетить, когда я буду в Париже.
Наутро я проводила Графиню и Нюшу в Пулково-2, попрощалась с ними, всплакнула, когда Графиня махнула мне последний раз рукой уже из-за барьера таможни. Я знала, что больше уже никогда не увижу ее.
Глава 5
…Самолет из Парижа давно прилетел, об этом объявили почти час назад, но пассажиров рейса не было видно. В толпе ожидавших людей начался переполох, и только я стояла в задумчивости. Вспоминала слова Графини о важном деле, которое она собиралась поручить своей внучке.
Надо признаться, что с тех пор я о ней ничего не слышала. У Чепурова после получения денег пропал всякий интерес к Порошиной, он о ней больше никогда не вспоминал, а начал разыскивать другую подходящую кандидатуру на роль мецената центра «Интер». Но со временем поток богатых иностранцев русского происхождения, желающих посетить Россию под эгидой центра, иссяк. Дела в «Интере» пошли не очень хорошо, зарплата становилась все меньше и меньше, и большая часть сотрудников уволилась, я в том числе.
Я устроилась переводчиком в аудиторско-консалтинговую фирму, занимающуюся помимо прочего регистрацией совместных предприятий, оффшорных компаний и различными юридическими процедурами с зарубежными партнерами. Дела у фирмы быстро пошли в гору. Двух переводчиков оказалось недостаточно, со временем в фирме появился отдел переводов, через пару лет и целое управление. Возглавить его предложили мне. Работа, конечно, очень отличалась от того, чем я занималась в «Интере». Поездки за границу и встречи с иностранцами в фирме были довольно редкими, в основном я занималась переводами документации. Но коллектив у нас подобрался замечательный, и работу свою я полюбила всей душой. Постепенно мы превратились в одну из крупнейших на Северо-Западе консалтинговых компаний, занимающихся комплексным аудиторским и юридическим обслуживанием промышленных предприятий, многочисленных ТОО, ЗАО, ООО. В этой фирме я работаю до сих пор и очень этим довольна.
Несколько раз была в заграничных командировках в Германии и Англии, но во Франции пока не пришлось. И ответного визита графине Порошиной так и не нанесла. Честно говоря, я даже не заметила, как пролетели восемь лет. Работа, семья, друзья… Время не идет, а несется. Кажется, что от празднования одного Нового года до другого проходит не двенадцать месяцев, а от силы два-три.
Но Графиню я вспоминала часто, правда, написать письмо или открытку так и не решилась. И вот теперь пришла пора познакомиться с Марьяшей и помочь ей в каком-то важном деле.
Наконец в зале появились прилетевшие из Парижа пассажиры. Марьяша должна была узнать меня по табличке «Interconsult», которая валялась у меня дома с незапамятных времен. Однако я первой заметила ее в толпе оживленно галдящих пассажиров. Она вертела головой по сторонам, вглядываясь во все имеющиеся таблички, и выглядела со стороны растерянной девочкой. Несмотря на разницу в несколько десятков лет, Марьяша была точной копией своей бабушки. Удивительное сходство!
— Мари, сюда, сюда, — крикнула я и помахала рукой. Девушка бросилась мне на шею, как близкому другу.
— Наташа, как я рада вас видеть. Очень, очень рада, так боялась оказаться одна в незнакомой стране. И не зовите меня, пожалуйста, Мари. Зовите Марьяша, или Маша, но только по-русски.
Девушка была очень похожа на Наталью Александровну, только ничего аристократического в ее облике не было и в помине. Как, впрочем, и ничего французского. Француженка, в моем представлении, должна быть обязательно востроносенькой брюнеткой с мелкими чертами лица. А у Марьяши обычные русые волосы с чуть заметной рыжиикой, курносый, но довольно крупный нос. В джинсах, кроссовках и легкой светлой куртке, с небольшой дорожной сумкой. Милая, приятная, но не броская красавица, а просто симпатичная свеженькая студентка, каких на улицах Питера тысячи.
На лице — минимум косметики, почти прозрачная помада — она явно не любит или не хочет бросаться в глаза. От русских сверстниц ее отличал только едва заметный акцент, а так ничего иностранного в ее облике не было. Разве что синий паспорт и явно не русское имя — Марион Маккреди.
Не знаю почему, но мне она сразу понравилась, что-то в ней было милое и привлекательное. Я вспомнила слова Нюши о том, что в порошинском окружении она всеобщая любимица:
— Марьяша, это все ваши вещи? Вы без багажа?
— Да, это все.
— Тогда — в машину, и едем ко мне домой.
— Нет, нет, что вы. Я не хочу вас стеснять, давайте сразу в отель.
— Марьяша, и слышать ничего не хочу. Сейчас едем ко мне, а в отель переедете тогда, когда надоест у меня гостить.
Мы взяли такси и поехали в город. Погода стояла чудесная. Надо признать, что время для посещения Питера Марьяша выбрала очень удачно — май в самом разгаре. Клейкие ярко-зеленые листочки на березах, цветущая черемуха, скоро расцветет сирень. Это мое любимое время года, хотя, впрочем, раннюю осень я тоже очень люблю.
Марьяша неотрывно смотрела в окно такси. Город ее предков производил впечатление. Еще бы! Петербург солнечным майским днем — зрелище незабываемое. Но при всем этом великолепии и масштабности кое-что удивляло Марьяшу, например лотки с маленькой блестящей рыбкой, за которой люди стояли в очередь:
— Ой, что это! Прямо у метро рыбой торгуют!
— Это корюшка — символ нашей весны. Ее сейчас на всех углах продают, но это ненадолго. Недели через две-три уже не будет. Давай сейчас остановимся, я куплю корюшки и дома тебя накормлю.
Когда мы приехали ко мне домой, я принялась жарить корюшку. Эта славная рыбка выручила меня. Я долго думала, чем же таким необычным угостить гостью? Разносолами девчонку явно не удивишь, а вот жареной корюшки она, конечно, еще ни разу не пробовала. Я попала в яблочко — рыбка пошла на ура! Так в комплекте с нашим замечательным питерским пивом (Марьяше оно очень понравилось) мы приговорили целую гору золотистой, обжаренной до хруста, рыбки, перешли на «ты» и подружились.
Эти выходные я решила провести дома, на дачу с мужем и сыном не поехала — крышу все равно крыть не умею, а вечером по телевизору футбол. Так что наговориться вволю с Марьяшей нам никто не помешал. Надо признать, что узнала я много интересного…
Наталья Александровна уже несколько недель прикована к постели после того, как у нее случился инсульт. Передвигаться самостоятельно не может, руки тоже плохо ее слушаются, но она в сознании, рассуждает вполне здраво, и речь полностью восстановилась. Ухаживает за ней Нюша. Она по-прежнему служит Порошиной верой и правдой, как и ее племянник Петр. Он женился на француженке Изабель, у них есть годовалый сынишка. Петр за время работы у Порошиных скопил небольшой капитал, хотел приобрести квартиру, но Графиня так привыкла к нему, что не захотела его отпускать. Она увеличила Петру жалованье и предоставила в распоряжение его семьи несколько комнат, чему безумно рада практичная, как все французы, Изабель.
Причиной инсульта стала, скорее всего, крупная ссора Графини с дочерью. Марьяши при этом не было, она вообще редко стала приезжать в Иври, после того, как поступила учиться на русское отделение факультета восточных языков Сорбонны. В последнее время отношения Полины с матерью резко ухудшились, по-видимому, из-за наследства. Полине, растранжирившей большую часть своего состояния, поскорее хотелось прибрать к рукам все, чем владела девяностолетняя мать. Графиня, однако, не спешила умирать да и большую часть наследства планировала завещать не дочери, а внучке, чем доводила Полину до неистовства.
Как-то после очередного крупного разговора Полина пулей вылетела из дома, а к вечеру у Графини случился приступ. Как только с хозяйкой случилось несчастье, Нюша вызвала доктора и отправила Петра за Марьяшей. Госпитализировать Графиню не рискнули, а просто развернули мини-госпиталь в их доме, где постоянно дежурили врачи и сиделки. Как только больная смогла говорить, она позвала внучку к себе и, выставив сиделку из комнаты, шепотом стала давать Марьяше странные поручения.
— Ты обязательно должна отправиться в Россию и разыскать там Екшинцева Николая Даниловича или его детей. Первым же самолетом улетай в Петербург, разыщи там Истомину Наталью, о которой я тебе рассказывала, она поможет тебе отыскать Екшинцевых.
— Господи, бабушка, что за спешка, зачем тебе понадобились эти Екшинцевы? И почему ты сиделку выгнала?
— Потому что не доверяю никому, за твою жизнь беспокоюсь.
— Бабушка, милая, да что с тобой случилось? Тебе в голову странные мысли лезут. Ты не о моей, а о своей жизни должна беспокоиться. Со мной все в порядке, а вот тебе нужен покой и отдых, и никуда я не полечу, а буду возле тебя сидеть день и ночь, пока ты не выздоровеешь.
— Нет, Марьяша, пока я жива, ты должна найти хоть кого-нибудь из Екшинцевых… И прежде, чем умру, я должна удостовериться в том, что ты с ними встретилась. Улетай как можно скорее. Боюсь, что жить мне осталось недолго. Ты можешь опоздать.
Вот такие инструкции от бабушки получила Марьяша накануне своего визита в Санкт-Петербург. Адвокат Орлов, который был в курсе всех дел Графини, в том числе и финансовых, тоже рекомендовал девушке поторопиться.
Итак, задача номер один — разыскать некоего Екшинцева Николая Даниловича или его родственников в России. Из дополнительных сведений известно только предполагаемое место жительства — Краснодарский край.
Надо признаться, что с тех пор я о ней ничего не слышала. У Чепурова после получения денег пропал всякий интерес к Порошиной, он о ней больше никогда не вспоминал, а начал разыскивать другую подходящую кандидатуру на роль мецената центра «Интер». Но со временем поток богатых иностранцев русского происхождения, желающих посетить Россию под эгидой центра, иссяк. Дела в «Интере» пошли не очень хорошо, зарплата становилась все меньше и меньше, и большая часть сотрудников уволилась, я в том числе.
Я устроилась переводчиком в аудиторско-консалтинговую фирму, занимающуюся помимо прочего регистрацией совместных предприятий, оффшорных компаний и различными юридическими процедурами с зарубежными партнерами. Дела у фирмы быстро пошли в гору. Двух переводчиков оказалось недостаточно, со временем в фирме появился отдел переводов, через пару лет и целое управление. Возглавить его предложили мне. Работа, конечно, очень отличалась от того, чем я занималась в «Интере». Поездки за границу и встречи с иностранцами в фирме были довольно редкими, в основном я занималась переводами документации. Но коллектив у нас подобрался замечательный, и работу свою я полюбила всей душой. Постепенно мы превратились в одну из крупнейших на Северо-Западе консалтинговых компаний, занимающихся комплексным аудиторским и юридическим обслуживанием промышленных предприятий, многочисленных ТОО, ЗАО, ООО. В этой фирме я работаю до сих пор и очень этим довольна.
Несколько раз была в заграничных командировках в Германии и Англии, но во Франции пока не пришлось. И ответного визита графине Порошиной так и не нанесла. Честно говоря, я даже не заметила, как пролетели восемь лет. Работа, семья, друзья… Время не идет, а несется. Кажется, что от празднования одного Нового года до другого проходит не двенадцать месяцев, а от силы два-три.
Но Графиню я вспоминала часто, правда, написать письмо или открытку так и не решилась. И вот теперь пришла пора познакомиться с Марьяшей и помочь ей в каком-то важном деле.
Наконец в зале появились прилетевшие из Парижа пассажиры. Марьяша должна была узнать меня по табличке «Interconsult», которая валялась у меня дома с незапамятных времен. Однако я первой заметила ее в толпе оживленно галдящих пассажиров. Она вертела головой по сторонам, вглядываясь во все имеющиеся таблички, и выглядела со стороны растерянной девочкой. Несмотря на разницу в несколько десятков лет, Марьяша была точной копией своей бабушки. Удивительное сходство!
— Мари, сюда, сюда, — крикнула я и помахала рукой. Девушка бросилась мне на шею, как близкому другу.
— Наташа, как я рада вас видеть. Очень, очень рада, так боялась оказаться одна в незнакомой стране. И не зовите меня, пожалуйста, Мари. Зовите Марьяша, или Маша, но только по-русски.
Девушка была очень похожа на Наталью Александровну, только ничего аристократического в ее облике не было и в помине. Как, впрочем, и ничего французского. Француженка, в моем представлении, должна быть обязательно востроносенькой брюнеткой с мелкими чертами лица. А у Марьяши обычные русые волосы с чуть заметной рыжиикой, курносый, но довольно крупный нос. В джинсах, кроссовках и легкой светлой куртке, с небольшой дорожной сумкой. Милая, приятная, но не броская красавица, а просто симпатичная свеженькая студентка, каких на улицах Питера тысячи.
На лице — минимум косметики, почти прозрачная помада — она явно не любит или не хочет бросаться в глаза. От русских сверстниц ее отличал только едва заметный акцент, а так ничего иностранного в ее облике не было. Разве что синий паспорт и явно не русское имя — Марион Маккреди.
Не знаю почему, но мне она сразу понравилась, что-то в ней было милое и привлекательное. Я вспомнила слова Нюши о том, что в порошинском окружении она всеобщая любимица:
— Марьяша, это все ваши вещи? Вы без багажа?
— Да, это все.
— Тогда — в машину, и едем ко мне домой.
— Нет, нет, что вы. Я не хочу вас стеснять, давайте сразу в отель.
— Марьяша, и слышать ничего не хочу. Сейчас едем ко мне, а в отель переедете тогда, когда надоест у меня гостить.
Мы взяли такси и поехали в город. Погода стояла чудесная. Надо признать, что время для посещения Питера Марьяша выбрала очень удачно — май в самом разгаре. Клейкие ярко-зеленые листочки на березах, цветущая черемуха, скоро расцветет сирень. Это мое любимое время года, хотя, впрочем, раннюю осень я тоже очень люблю.
Марьяша неотрывно смотрела в окно такси. Город ее предков производил впечатление. Еще бы! Петербург солнечным майским днем — зрелище незабываемое. Но при всем этом великолепии и масштабности кое-что удивляло Марьяшу, например лотки с маленькой блестящей рыбкой, за которой люди стояли в очередь:
— Ой, что это! Прямо у метро рыбой торгуют!
— Это корюшка — символ нашей весны. Ее сейчас на всех углах продают, но это ненадолго. Недели через две-три уже не будет. Давай сейчас остановимся, я куплю корюшки и дома тебя накормлю.
Когда мы приехали ко мне домой, я принялась жарить корюшку. Эта славная рыбка выручила меня. Я долго думала, чем же таким необычным угостить гостью? Разносолами девчонку явно не удивишь, а вот жареной корюшки она, конечно, еще ни разу не пробовала. Я попала в яблочко — рыбка пошла на ура! Так в комплекте с нашим замечательным питерским пивом (Марьяше оно очень понравилось) мы приговорили целую гору золотистой, обжаренной до хруста, рыбки, перешли на «ты» и подружились.
Эти выходные я решила провести дома, на дачу с мужем и сыном не поехала — крышу все равно крыть не умею, а вечером по телевизору футбол. Так что наговориться вволю с Марьяшей нам никто не помешал. Надо признать, что узнала я много интересного…
Наталья Александровна уже несколько недель прикована к постели после того, как у нее случился инсульт. Передвигаться самостоятельно не может, руки тоже плохо ее слушаются, но она в сознании, рассуждает вполне здраво, и речь полностью восстановилась. Ухаживает за ней Нюша. Она по-прежнему служит Порошиной верой и правдой, как и ее племянник Петр. Он женился на француженке Изабель, у них есть годовалый сынишка. Петр за время работы у Порошиных скопил небольшой капитал, хотел приобрести квартиру, но Графиня так привыкла к нему, что не захотела его отпускать. Она увеличила Петру жалованье и предоставила в распоряжение его семьи несколько комнат, чему безумно рада практичная, как все французы, Изабель.
Причиной инсульта стала, скорее всего, крупная ссора Графини с дочерью. Марьяши при этом не было, она вообще редко стала приезжать в Иври, после того, как поступила учиться на русское отделение факультета восточных языков Сорбонны. В последнее время отношения Полины с матерью резко ухудшились, по-видимому, из-за наследства. Полине, растранжирившей большую часть своего состояния, поскорее хотелось прибрать к рукам все, чем владела девяностолетняя мать. Графиня, однако, не спешила умирать да и большую часть наследства планировала завещать не дочери, а внучке, чем доводила Полину до неистовства.
Как-то после очередного крупного разговора Полина пулей вылетела из дома, а к вечеру у Графини случился приступ. Как только с хозяйкой случилось несчастье, Нюша вызвала доктора и отправила Петра за Марьяшей. Госпитализировать Графиню не рискнули, а просто развернули мини-госпиталь в их доме, где постоянно дежурили врачи и сиделки. Как только больная смогла говорить, она позвала внучку к себе и, выставив сиделку из комнаты, шепотом стала давать Марьяше странные поручения.
— Ты обязательно должна отправиться в Россию и разыскать там Екшинцева Николая Даниловича или его детей. Первым же самолетом улетай в Петербург, разыщи там Истомину Наталью, о которой я тебе рассказывала, она поможет тебе отыскать Екшинцевых.
— Господи, бабушка, что за спешка, зачем тебе понадобились эти Екшинцевы? И почему ты сиделку выгнала?
— Потому что не доверяю никому, за твою жизнь беспокоюсь.
— Бабушка, милая, да что с тобой случилось? Тебе в голову странные мысли лезут. Ты не о моей, а о своей жизни должна беспокоиться. Со мной все в порядке, а вот тебе нужен покой и отдых, и никуда я не полечу, а буду возле тебя сидеть день и ночь, пока ты не выздоровеешь.
— Нет, Марьяша, пока я жива, ты должна найти хоть кого-нибудь из Екшинцевых… И прежде, чем умру, я должна удостовериться в том, что ты с ними встретилась. Улетай как можно скорее. Боюсь, что жить мне осталось недолго. Ты можешь опоздать.
Вот такие инструкции от бабушки получила Марьяша накануне своего визита в Санкт-Петербург. Адвокат Орлов, который был в курсе всех дел Графини, в том числе и финансовых, тоже рекомендовал девушке поторопиться.
Итак, задача номер один — разыскать некоего Екшинцева Николая Даниловича или его родственников в России. Из дополнительных сведений известно только предполагаемое место жительства — Краснодарский край.
Глава 6
Главным помощником в таком непростом деле мог быть только Миша Порецкий. Это — гордость нашей фирмы, «светило отечественной юриспруденции» как в шутку он любит сам себя называть. Не совсем скромно, но в длинном списке добродетелей Порецкого скромность не значится. Парень знает себе цену, в своем деле он действительно ас. Хорошая память и быстрота реакции сделали его просто незаменимым спутником шефа на всех важных переговорах, а коммуникабельный характер и море обаяния — любимцем всего коллектива. «Свои люди» у Мишани есть везде: в радиусе от Старой площади в Москве до ближайшего универсама на Тульской улице в Питере, все рады ему помочь или оказать услугу. Но и он в свою очередь всегда готов прийти на помощь по первому зову.
Не откладывая дело в долгий ящик, я позвонила Мишане на сотовый. Ответил он не сразу, да и слышимость была ужасной — музыка, шум голосов. Понятное дело, суббота — либо в бане, либо в бильярдном клубе. Моей просьбе он не особенно удивился, но сказал, что раньше понедельника не получится, надо делать запрос в Москву. Мы готовы были подождать, тем более что Марьяше не терпелось побродить по городу и посмотреть на дом, где родилась бабушка. Я прекрасно помнила все места в Санкт-Петербурге, которые были особенно дороги Графине. Решили, что начнем с «родового гнезда», и отправились на Английскую набережную.
Доехали на метро до станции «Гостиный двор», вышли на Невский проспект. Юную гостью мне приходилось буквально тащить за руку, как маленького ребенка. Ей хотелось побывать в Казанском соборе, забраться на смотровую площадку Исаакиевского собора, сделать несколько снимков на фоне Медного всадника и много чего еще. Мне постоянно приходилось напоминать ей, что за полтора дня невозможно осмотреть весь центр Питера, лучше поскорее выйти на набережную, чтобы посмотреть на дом, где родилась ее бабуля.
На Английской набережной, как всегда, было многолюдно и весело. Соседство бабушкиного дома с одним из лучших загсов Петербурга внесло некоторые коррективы в нашу экскурсию — нарядные машины, цветы, шампанское и очаровательные невесты в умопомрачительных платьях… Я ведь тоже выходила замуж здесь, кажется, совсем недавно, а уже прошло больше десяти лет. Как быстро время летит! Даже не верится, что я уже не такая, как эти хорошенькие девочки-невесты, студентка-второкурсница с осиной талией, а женщина, которой слегка за тридцать, обремененная семьей, солидной и ответственной работой, борьбой с лишними килограммами и зарождающимся целлюлитом.
Марьяша с неподдельным интересом наблюдала за тем, что происходило у загса. Сейчас в ней явно заговорил профессионал. Действительно, какая удача попасть на ритуал бракосочетания в стране, о которой все знаешь только из учебников по русистике да рассказов бабушки. Несмотря на то что о России девушка знала достаточно много, поведение людей на улице ее изумляло. А что уж говорить о ненормативной лексике и всяких жаргонных словечках!
Гости только что уехавшей на лимузине очаровательной пары, по-видимому, жаждали «продолжения банкета», как Иван Васильевич Бунша из знаменитой комедии Леонида Гайдая. Тем более что для этого у них все было с собой — ящик шампанского, два большущих контейнера с бутербродами и фруктами и даже музыкальное сопровождение — магнитола из стоявшего рядом автомобиля. Юркий паренек, заметив, что мы внимательно наблюдаем за всем происходящим, подскочил к нам с бутылкой шампанского и фужерами.
— Девочки, ну давайте с нами выпьем, а! Я ведь сестру свою замуж отдаю, и не за кого попало, а за лучшего друга!
Тут к нам подлетело еще человек пять-шесть таких же радостных и слегка захмелевших ребят. Один, подхватив Марьяшу под руки, закружил с нею в танце под доносившийся из автомобиля шлягер «Ах, какая женщина, мне б такую», другой упорно намеревался выпить со мной шампанского на брудершафт.
— Ребята, стоп, — скомандовала я голосом, которым обычно отчитываю провинившихся подчиненных. — Девушка только сегодня из Франции прилетела на важный международный симпозиум, я ее переводчик. Давайте не будем девушку разочаровывать. Спасибо, конечно, за угощение, но, как говорится, «у вас своя свадьба, у нас — своя». Прощайте, удачного вам семейного праздника. — И с этими словами я буквально вырвала обалдевшую от русского гостеприимства Марьяшу из объятий юного Казаковы.
— Это что, так принято на ваших свадьбах — угощать случайных знакомых? — удивилась девушка.
— Да Россия вообще страна хлебосольная, — ответила я, — ты еще в этом не раз убедишься.
Наконец мы дошли до того дома, у которого восемь лет назад графиня Порошина долго стояла молча, изредка вытирая слезы. Ее внучка реагировала иначе.
— Это бабушкин дом?! Вот это хоромы, так хоромы. Просто дворец Фонтенбло! Кстати, Наташа, а тебе не кажется, что Петербург отдаленно напоминает Париж?
— Нет, не кажется, потому что я в Париже ни разу не была — сравнивать не с чем.
— Да, действительно, я не подумала. Но ведь ты все равно когда-нибудь побываешь в Париже, вот и сравнишь. А мне бы очень-очень хотелось, чтобы ты навестила нас с бабушкой.
Когда-нибудь, конечно, побываю во Франции, боюсь, что это будет нескоро. Мы давно с мужем собирались хотя бы на недельку слетать в «столицу мира», но обязательно находились какие-то отговорки. Все было недосуг. Хотя, не скрою, приятно слышать, что тебе в Париже будут рады. Опять же Кирюшка давно мечтает побывать в Диснейленде. Над этим приглашением надо подумать.
Марьяша тем временем переключила свое внимание на другой объект. На осмотр «родового гнезда» ей хватило двадцати минут, теперь ее внимание привлек плавучий пивной ресторанчик на набережной, весь оклеенный рекламными плакатиками пива и сигарет, который она во что бы то ни стало захотела посетить. Ох уж эти рекламщики! Я с трудом отговорила ее от этого шага, ссылаясь на то, что там могут оказаться более настойчивые молодые люди, которых не остановит от приставаний даже мой дежурный тон свирепой стервы. Взамен я предложила ей экскурсию по Неве на небольшом теплоходе, что вызвало бурю восторга. Поистине, чем бы дитя ни тешилось…
Не откладывая дело в долгий ящик, я позвонила Мишане на сотовый. Ответил он не сразу, да и слышимость была ужасной — музыка, шум голосов. Понятное дело, суббота — либо в бане, либо в бильярдном клубе. Моей просьбе он не особенно удивился, но сказал, что раньше понедельника не получится, надо делать запрос в Москву. Мы готовы были подождать, тем более что Марьяше не терпелось побродить по городу и посмотреть на дом, где родилась бабушка. Я прекрасно помнила все места в Санкт-Петербурге, которые были особенно дороги Графине. Решили, что начнем с «родового гнезда», и отправились на Английскую набережную.
Доехали на метро до станции «Гостиный двор», вышли на Невский проспект. Юную гостью мне приходилось буквально тащить за руку, как маленького ребенка. Ей хотелось побывать в Казанском соборе, забраться на смотровую площадку Исаакиевского собора, сделать несколько снимков на фоне Медного всадника и много чего еще. Мне постоянно приходилось напоминать ей, что за полтора дня невозможно осмотреть весь центр Питера, лучше поскорее выйти на набережную, чтобы посмотреть на дом, где родилась ее бабуля.
На Английской набережной, как всегда, было многолюдно и весело. Соседство бабушкиного дома с одним из лучших загсов Петербурга внесло некоторые коррективы в нашу экскурсию — нарядные машины, цветы, шампанское и очаровательные невесты в умопомрачительных платьях… Я ведь тоже выходила замуж здесь, кажется, совсем недавно, а уже прошло больше десяти лет. Как быстро время летит! Даже не верится, что я уже не такая, как эти хорошенькие девочки-невесты, студентка-второкурсница с осиной талией, а женщина, которой слегка за тридцать, обремененная семьей, солидной и ответственной работой, борьбой с лишними килограммами и зарождающимся целлюлитом.
Марьяша с неподдельным интересом наблюдала за тем, что происходило у загса. Сейчас в ней явно заговорил профессионал. Действительно, какая удача попасть на ритуал бракосочетания в стране, о которой все знаешь только из учебников по русистике да рассказов бабушки. Несмотря на то что о России девушка знала достаточно много, поведение людей на улице ее изумляло. А что уж говорить о ненормативной лексике и всяких жаргонных словечках!
Гости только что уехавшей на лимузине очаровательной пары, по-видимому, жаждали «продолжения банкета», как Иван Васильевич Бунша из знаменитой комедии Леонида Гайдая. Тем более что для этого у них все было с собой — ящик шампанского, два большущих контейнера с бутербродами и фруктами и даже музыкальное сопровождение — магнитола из стоявшего рядом автомобиля. Юркий паренек, заметив, что мы внимательно наблюдаем за всем происходящим, подскочил к нам с бутылкой шампанского и фужерами.
— Девочки, ну давайте с нами выпьем, а! Я ведь сестру свою замуж отдаю, и не за кого попало, а за лучшего друга!
Тут к нам подлетело еще человек пять-шесть таких же радостных и слегка захмелевших ребят. Один, подхватив Марьяшу под руки, закружил с нею в танце под доносившийся из автомобиля шлягер «Ах, какая женщина, мне б такую», другой упорно намеревался выпить со мной шампанского на брудершафт.
— Ребята, стоп, — скомандовала я голосом, которым обычно отчитываю провинившихся подчиненных. — Девушка только сегодня из Франции прилетела на важный международный симпозиум, я ее переводчик. Давайте не будем девушку разочаровывать. Спасибо, конечно, за угощение, но, как говорится, «у вас своя свадьба, у нас — своя». Прощайте, удачного вам семейного праздника. — И с этими словами я буквально вырвала обалдевшую от русского гостеприимства Марьяшу из объятий юного Казаковы.
— Это что, так принято на ваших свадьбах — угощать случайных знакомых? — удивилась девушка.
— Да Россия вообще страна хлебосольная, — ответила я, — ты еще в этом не раз убедишься.
Наконец мы дошли до того дома, у которого восемь лет назад графиня Порошина долго стояла молча, изредка вытирая слезы. Ее внучка реагировала иначе.
— Это бабушкин дом?! Вот это хоромы, так хоромы. Просто дворец Фонтенбло! Кстати, Наташа, а тебе не кажется, что Петербург отдаленно напоминает Париж?
— Нет, не кажется, потому что я в Париже ни разу не была — сравнивать не с чем.
— Да, действительно, я не подумала. Но ведь ты все равно когда-нибудь побываешь в Париже, вот и сравнишь. А мне бы очень-очень хотелось, чтобы ты навестила нас с бабушкой.
Когда-нибудь, конечно, побываю во Франции, боюсь, что это будет нескоро. Мы давно с мужем собирались хотя бы на недельку слетать в «столицу мира», но обязательно находились какие-то отговорки. Все было недосуг. Хотя, не скрою, приятно слышать, что тебе в Париже будут рады. Опять же Кирюшка давно мечтает побывать в Диснейленде. Над этим приглашением надо подумать.
Марьяша тем временем переключила свое внимание на другой объект. На осмотр «родового гнезда» ей хватило двадцати минут, теперь ее внимание привлек плавучий пивной ресторанчик на набережной, весь оклеенный рекламными плакатиками пива и сигарет, который она во что бы то ни стало захотела посетить. Ох уж эти рекламщики! Я с трудом отговорила ее от этого шага, ссылаясь на то, что там могут оказаться более настойчивые молодые люди, которых не остановит от приставаний даже мой дежурный тон свирепой стервы. Взамен я предложила ей экскурсию по Неве на небольшом теплоходе, что вызвало бурю восторга. Поистине, чем бы дитя ни тешилось…