Так до 28 августа мы двигались по белому однообразному плато к намеченной точке. Мы все время шли вверх - до высоты около 2700 метров над уровнем моря. Поверхность не была гладкой. Она напоминала подернутую рябью океанскую зыбь, где рябь изображали снеговые заструги, а зыбь - длинные валы с промежутками от гребня до гребня чуть не в километр.
Достигнув назначенного пункта, мы сгрузили с нарт специальную палатку, множество приборов, пять санных ящиков, содержавших полный рацион для двух человек на пять недель (но так как люди не будут двигаться, полных рационов им не понадобится), мешок бобов, горох и чернослив, немного чаю и сто десять литров керосина. Рили и Линдсею предстояло прожить этими запасами до тех пор, пока не придет первая смена из Базового лагеря, находившегося на расстоянии двухсот двадцати пяти километров пути, отмеченного линией красных флажков.
Глава 3
РИЛИ И ЛИНДСЕЙ НА СТАНЦИИ "ЛЕДНИКОВЫЙ ЩИТ"
28 августа Квинтин Рили записал в дневнике:
"Вот мы и здесь - Мартин и я - на шесть или восемь недель. Приятный вид: перед нами до самого горизонта ровно ничего".
Джон Раймил, док Бингхем и я задержались на полтора дня, чтобы помочь установить палатку. Она по форме напоминала раскрытый зонтик без ручки и состояла из восьми изогнутых деревянных ребер, обтянутых двойным слоем брезента. В поперечнике палатка имела 2,7 метра, в вышину под самым куполом - чуть больше 180 сантиметров. В центре купола проходила, напоминая выступающий над верхушкой кончик зонта, короткая медная трубка, служившая для вентиляции. Ни двери, ни окна не было. Для сообщения с внешним миром служил шестиметровый туннель, доходивший до пола палатки. Теоретически это был наилучший тип входа, так как холодный воздух, который тяжелее теплого, мог бы проникать из туннеля в палатку только по мере необходимости, когда вы открывали вентилятор. Установив палатку и вырыв туннель, мы устроили торжественный обед (впрочем, только из продуктов санного рациона) в помещении станции, впоследствии получившей название "Ледниковый щит".
На следующее утро - я снова цитирую Рили - "Все позавтракали вместе, после чего начались приготовления к отъезду Джеми, Раймила и Бингхема. Партия поспешно покинула станцию около четырех часов дня. Становилось холодно, так что Мартин и я вернулись в палатку и выпили по чашке какао. Мы немного прибрали снаружи и разложили свои вещи внутри. После ужина Мартин и я сыграли партию в шахматы, и он придумал очень красивый мат. Глава из "Ярмарки Тщеславия"18, а затем в постель".
В моем дневнике в этот вечер была сделана запись:
"Запрягли по девять собак в каждые нарты и быстро помчались в обратный путь; 33 километра за 4,5 часа".
Это расстояние отделяло уже Мартина и Квинтина от какого бы то ни было общества. Они остались на станции, чтобы каждые три часа производить метеорологические наблюдения, но в своем рассказе я уделяю больше внимания тому, как они ладили друг с другом и какой образ жизни вели.
Они сильно отличались по своему прошлому и по интересам. Мартин называл себя (не совсем правильно) типичным солдатом. Он побывал в Индии и в Африке, ему приходилось стрелять крупного зверя, а на родине он развлекался охотой и проводил праздники в поместье. В личных привычках он был склонен к небрежности и вечно что-нибудь терял.
Квинтин учился в Кембридже, где был рулевым на гоночной яхте. Единственным видом спорта, о котором он разговаривал, являлся парусный. Другими главными темами служили, насколько я помню, религия и его семья. Он был ревностным, догматичным католиком и мог без конца рассказывать о своем доме на острове Джерси, где его отец, Этелстан Рили, жил в замке Трините. В личных привычках он имел склонность к суетливости и педантичности. Больше, чем кто-либо из нас, Квинтин заботился о комфорте. Он привез с собой на Ледниковый щит резиновую грелку. Вынужденные экономить топливо, мы по дороге варили утром овсянку на воде из грелки.
31 августа Квинтин записал в дневнике:
"Чувствую, что жить с Мартином будет чудесно. Ничто не выводит его из равновесия, и он самый добродушный человек из всех, с кем мне приходилось встречаться. Поистине великолепный партнер для такой игры".
Позже Мартин Линдсей писал (свой дневник он уничтожил, и я цитирую по книге "Те дни в Гренландии"):
"Мы всегда вели себя вполне непринужденно, и нам не стоило никаких усилий ладить между собой. Это тем более удивительно, что и по темпераменту, и по вкусам мы в сущности не имели ничего общего. И хотя дни, проведенные вместе на Ледниковом щите, уничтожили всякие преграды между нами, так что мы буквально все знали друг о друге, впоследствии, как это ни странно, подобная близость никогда больше не восстанавливалась".
Когда оглядываешься на прошлое, это вовсе не кажется странным. Как ни отличались в других отношениях их темпераменты, оба они принадлежали к типу людей, готовых на добровольные жертвы. (Это снова проявилось во время войны.) Они питали одинаковую склонность к тому, что им приходилось делать. В тех примитивных условиях они смотрели на вещи совершенно одинаково, чего никогда не наблюдается у двух человек, как бы много общего между ними ни было, в полнокровной разнообразной жизни на родине. Если бы они теперь вернулись на Ледниковый щит, они снова без всякого насилия над собой зажили бы одними и теми же интересами, развлекая друг друга воспоминаниями о своей жизни на родине и рассказывая о себе, как о посторонних людях из иного мира.
Кроме обязанностей по наблюдению за погодой, их интересовало и создание уюта в своем жилье. Как вы увидите, примеры этого инстинктивного стремления к порядку в своем доме часто попадаются на страницах дневников. Так, Квинтин и Мартин "немного прибрали", едва лишь остались одни. Каждый житель станции "Ледниковый щит" старался наводить и поддерживать по возможности такую чистоту, чтобы сменная партия это оценила. И все же первая запись каждой новой смены после того, как она была предоставлена самой себе, гласила: "привели все в порядок".
Мартин и Квинтин имели обширное поле деятельности для усовершенствований, так как мы помогли им только поставить палатку. Их первоочередная задача заключалась в установке приборов - нефоскопа19, Стевенсоновского [так] экрана20 с его содержимым и вертушки, как ее называл Мартин, для измерения скорости ветра. Но у них нашлось время позаботиться также о нравственных потребностях и о комфорте.
"31 августа. Я повесил распятие над моим спальным мешком, а снаружи мы водрузили британский флаг; так у нас появились и христианская, и национальная эмблемы.
2 сентября. Мартин вырыл превосходную ледяную уборную. Глубокая яма, а снег из нее даст прекрасную защиту от ветра. Над ямой он поставил нарты, так что получилось сиденье. Будет очень удобно.
4 сентября. Мы с трудом выбрались, так как вчерашний снег завалил туннель. Провозились все утро, разгребая сугробы. Л. у. также была заполнена снегом. Крайне досадно...
11 сентября. Прошлой ночью t упала до -25°. Сегодня утром в палатке масса инея. День прекрасный, голубое небо и солнце... Сидел около палатки и читал книгу... Днем приступили к постройке снежного дома над л. у.
14 сентября, воскресенье. Сегодня мы отдыхали и дом не строили. Утром и днем я долго сидел во дворе и читал; t от -18 до -21°, но на солнце тепло и приятно. Я прочел главу из "Послания святого Павла римлянам" и из евангелия святого Иоанна, а также две-три главы из "Подражания Христу"21; t -31°.
16 сентября. Весь день шел снег, но не сильный... До 15 час. я обдумывал проект усовершенствования моего бриксемского траулера, а затем вышел и в течение часа копал. М. начал писать рассказ для "Блеквудс Мегезин"22.
Сегодня t поднялась до -27°. Кажется совсем тепло. М. жаловался даже, что ночью в доме было слишком жарко. Забавно, как меняется ощущение холода. Когда по дороге сюда мы впервые испытали мороз в 27°, он показался нам ужасным. Теперь такую температуру мы считаем сравнительно теплой, но все же утром было приятно не видеть на подушке инея от своего дыхания. Партию в шахматы выиграл я.
17 сентября. Закончил "Грозовой перевал"23; чудесная книга. У М. болит голова - отсутствие физических упражнений? Вечером помылись.
18 сентября. День солнечный. Утром и днем оба копали... Со дня на день ждем Раймила и Лемона с радиостанцией.
19 сентября. Решили построить снежный дом на случай, если нашим преемникам придется переселиться, так как в палатке им покажется слишком холодно. Строим его бок о бок с палаткой, и туннель будет общий. Мы будем и дальше засыпать палатку снегом, чтобы попытаться ее отеплить.
28 сентября. Утром продолжали строить снежный дом. Днем читали, а затем обсуждали планы ухода со станции, если в течение ближайших двух недель никто не появится. Мы можем пробыть здесь еще около трех недель, и тогда у нас останется продуктов на десять дней, чтобы на скромном рационе добраться до Базового лагеря; но я уверен, что в этом не окажется надобности".
Мартин Линдсей подробней останавливается на разговоре об уходе:
"Вначале экспедиции не хватило времени для заброски на станцию всего продовольствия, необходимого на год; хотя это и было желательным, но ни в коем случае не казалось особо существенным. Предполагалось, что каждая сменная партия, отправлявшаяся на нартах, захватит с собой нужное количество продовольствия. Какой бы то ни было риск устранялся, так как само собой подразумевалось, что в том случае, если когда-либо смена пропустит все сроки и не явится, гарнизон станции спустит флаг и отступит с честью.
Итак, подобно последующим жителям станции, Квинтин и я провели много часов, перебирая различные варианты возможной катастрофы с партией, находившейся на пути к нам, и обсуждая, как мы должны будем поступить, когда от последнего ящика с продовольствием останутся только сметки и крошки... Ни один из нас не собирался стать мучеником метеорологии, а потому мы решили покинуть станцию, как только продовольствия окажется у нас немного меньше минимально необходимого для обратного пути. Мы нисколько не сомневались, что нас сменят в назначенный срок; но всегда забавно предусматривать крайние меры, которые, как вы прекрасно знаете, никогда не придется приводить в исполнение".
К числу остальных развлечений относились ежевечерняя игра в шахматы, чтение вслух Оксфордской антологии английской поэзии и чтение про себя книг из маленькой библиотеки, пополнявшейся с прибытием каждой смены.
У Рили и Диндсея имелся постоянный набор шуток. Когда снег соскальзывал с брезентового купола палатки, говорилось:
"Опять на крыше этот кот". За завтраком: "Почтальон запаздывает", или "Что-нибудь интересное в газете, дорогой?" По вечерам они проводили много часов в своеобразной игре, пытаясь заставить гореть патентованную лампу, по-видимому, возражавшую против пониженного атмосферного давления на высоте 2700 метров или против спертого воздуха палатки. Рили пытался также произвести ряд кулинарных опытов. Но, имея в качестве составных частей только горох, чернослив и санные рационы, он с грустью должен был признать, что возиться не имело никакого смысла. Впрочем, у них было гораздо меньше свободного времени, чем можно предположить. Каждые три часа от семи утра до десяти вечера один из них одевался (если только он не работал в это время снаружи), выползал через туннель, обходил приборы, а затем вползал обратно в палатку и стряхивал снег с одежды.
Линдсей писал, что хуже всего было снимать показания приборов в 7 часов утра.
"Напротив, в 7 часов вечера в это время года бывает чудесно. При заходе солнца небо на западе медленно окрашивалось в самые невероятные разнообразные цвета, образуя великолепные контрасты розового, бледно-голубого и оранжевого, пурпурного и золотого. Это не походило на короткий закат в тропиках, где краски сразу тускнеют и переход к ночи кажется мгновенным. Здесь с наступлением сумерек солнце медлит, как бы не решаясь закатиться и лишить эту пустынную страну одного из немногих утешений; и долго еще вдали на горизонте виднеется ярко-розовая полоса, отражающаяся в облаках на небе. Тишину нарушает только хлопанье флага под порывами ветра, и иногда вздох снега, переносящегося с места на место по ледяной поверхности. Десять часов вечера также имеют свое очарование в красоте северного сияния - переливах мерцающих копий, сомкнутым строем вертикально стоящих в небе".
Кроме наблюдений, приходилось заниматься домашней работой - готовкой пищи, починками и мелкой стиркой, отбрасыванием сугробов и постройкой второго снежного дома, который должен был служить запасным жилищем и по своему проекту представлял собой нечто необычное.
"22 сентября. Рили. Закончили второй ярус снежного дома, хотя кладка над стенным шкафом представила некоторое затруднение. Я наткнулся на плохой пласт снега, и вырубленные мною пять плит все развалились...
28 сентября. Для строительства снежного дома день неудачный. Глыбы не вырубались как следует, и мы не могли приступить к третьему ярусу... Никаких признаков Лемона и Раймила. Вечером чудеснейшее сияние; оно охватывало буквально все небо.
24 сентября. Нам удалось преодолеть затруднения со снежным домом и закончить третий ярус. Конечно, подлинной причиной трудностей оказался шкаф Мартина. Не думаю, чтобы Стефанссон24 или эскимосы строили снежные дома со стенными шкафами. Но мы строим, и теперь все, по-видимому, в порядке.
26 сентября. Изумительно, как мало мы теперь едим. Тарелка овсянки на первый завтрак, полгалеты с маслом и немного шоколаду на второй завтрак, полгалеты с маслом к чаю. На обед немного гороха и тарелка - весьма тощего, впрочем, - пеммикана25, через день с черносливом и, конечно, рыбий жир. И мы чувствовали себя вполне сытыми... Вечером две партии в шахматы, обе выиграл я. В обеих партиях М. потерял ферзя.
29 сентября. Почти весь день шел снег, и мы сидели дома. Я читаю "Джен Эйр"26, от которой трудно оторваться.
1 октября, среда. Бoльшую часть дня мы расчищали двор... Никаких признаков смены...
2 октября, четверг. Все утро снег. Починил несколько пар обуви. Примерно в 3.30, только я вышел проветриться - снег все еще валил, - как вдруг услышал "ухе, ухе" и лай собак. Джеми, Джино, Раймил, Фредди, Бингхем и Д'Ат - все явились. Устроили торжественный обед. Джино и Джеми спали в снежном доме. К нашей радости, Джино одобрил оба дома".
Глава 4
ЗИМА НАСТУПАЕТ ВНЕЗАПНО
Эти встречи на станции "Ледниковый щит" заставляли забывать утомительность, холод, скуку и все усиливавшееся напряжение путешествия. Оно не доставляло нам никакого удовольствия. Мы жили будущим. "Если мы не сбавим темпов, то прибудем через x дней", - одна и та же фраза, с видоизменениями, обусловленными улучшением или ухудшением погоды и состоянием снега, все время вертелась у нас на языке, как мы ни старались не повторять ее без конца, подобно попугаям.
Когда мы добирались до станции, происходила вспышка дружеских чувств, начинались разговоры и специальная стряпня, и опять разговоры, курение табака и пение - жизнь кипела ключом на нескольких квадратных метрах безжизненного Ледникового щита. Так продолжалось день или два, а затем мы отправлялись в различные маршруты и ничего не знали о том, что происходило с остальными. Отойдя на три километра, мы чувствовали себя столь же далекими от товарищей, словно нас разделяли триста километров.
Линдсея и Рили вопреки их ожиданиям сменили не Раймил и Лемон с радиопередатчиком. Никто не был этим удивлен. Планы Джино менялись по мере выяснения неизвестных прежде обстоятельств. Вернувшись, Раймил, Бингхем и я сообщили о том, что путешествие оказалось сравнительно нетрудным, но тем не менее наш отчет заронил в нем опасения за будущее. С радиосвязью можно подождать: сначала пища и топливо. Итак, трое "опытных" участников первого путешествия возвратились, каждый во главе особого подразделения. Джон Раймил в паре с Фредди Чепменом вез запасы. Док Бингхем был с Джимми Д'Атом; они ехали на смену Квинтину и Мартину, но везли с собой максимальное количество эффективного груза. (Эффективными назывались те грузы, которые могли быть оставлены в месте назначения, в противоположность тем, что расходовались во время пути туда и назад.) Я ехал с Джино Уоткинсом, хотевшим посмотреть, как обстоят дела на станции, прежде чем мы отправимся в путешествие на юг.
Весь состав экспедиции не собирался вместе с тех пор, когда "Квест" входил в фьорд Базовый, и не соберется до будущего лета. Но здесь в палатке на станции "Ледниковый щит" находилась половина партии. Представился случай не только поболтать, поесть, покурить и попеть, но и обсудить дальнейшие планы.
Джино сказал, что Чепмен, к этому времени уже проехавший на собаках двести двадцать пять километров, после возвращения в Базовый лагерь как можно скорее организует и поведет на станцию "Ледниковый щит" новую партию. В Базовом лагере теперь было много народа - все остальные участники экспедиции. Хемптон и Стефенсон составят следующую смену на станции. Лемон приедет, чтобы установить передатчик и научить обращаться с ним, а затем вернется. Кроме них, должна быть снаряжена грузовая партия из возможно большего числа участников для доставки запасов.
Приняв эти решения, мы расстались, проведя вместе две ночи и день. Фредди Чепмен и Раймил, Мартин Линдсей и Квинтин Рили направились к побережью. Уоткинс и я пустились в путь на юг, а лейтенант медицинской службы Бингхем и командир эскадрильи Д'Ат остались в качестве гарнизона станции "Ледниковый щит".
Привожу выдержки из дневника дока Бингхема, начиная со следующего после отъезда партии Чепмена дня.
"5 октября. Встали довольно рано и сварили завтрак для Уоткинса и Скотта, занимавшихся увязыванием груза на нартах. Посмотрели, как они отправились в путь, и вот мы остались одни. Сразу же взялись за генеральную уборку палатки. Это отняло много времени. Из продуктовых ящиков устроили два дивана... В пустые сложили всю нашу одежду и утварь. Лежать на диванах гораздо теплее. Впереди куча работы. Надеемся завтра убрать двор. Морозный, но прекрасный день. Наблюдения надоедают, но если бы не они, зачем находились бы мы здесь?
6 октября. Делал наблюдения в семь часов, но потом снова лег в постель. После завтрака привели в порядок весь двор и перенесли запасы в снежный дом. Затем принялись вырубать снежные плиты, что вначале давалось с трудом. После второго завтрака я приступил к постройке снежного дома вокруг большой палатки. Дом восьмиугольный, и я закончил одну сторону, пока Д'Ат пытался найти какой-нибудь способ, чтобы лампа в палатке горела. До сих пор все старания были тщетны, но это могло бы значительно прибавить уюта... Взяли восемнадцатилитровый бидон из-под керосина и срезали верхушку. Вырезали также квадратное окошко внизу в боковой стежке. Внутри поставили вверх дном металлическую банку из-под сахара, предварительно сделав круглую дыру в ее дне и в стенке, обращенной к окошку в большом бидоне. Затем смастерили трубу, использовав картонные коробки из-под бутылок с лимонным соком, и прикрепили ее к окошку в бидоне, опустив другой конец в туннель. Поставили лампу на банку из-под сахара и зажгли. С четырех до семи наше приспособление работало, но стряпни оно не выдержало, и мы снова вернулись к свече...
8 октября. Весь день лежали в палатке, так как разыгрался ураган и шел снег. Воздух в палатке значительно лучше, и лампа чувствует себя хорошо. Температура поднялась до нуля. Начал письмо матери; оно, вероятно, будет длинное и попадет к ней, может быть, лишь через год. Очень хотелось бы знать, что имеется для меня в почте, уже полученной теперь в Базовом лагере.
11 октября. Холодно. Расчищал туннель, идущий из палатки, и сделал его длиннее; тем временем Д'Ат вырубал плиты, чтобы устроить крышу над выходным отверстием. После второго завтрака клали крышу над входом, так что наш туннель стал значительно длиннее, и крытая часть достаточно глубока, чтобы можно было стоять выпрямившись.
14 октября. Продолжали расчищать двор и строить стену. Д'Ат вырубал снежные плиты для нового дома. Лампа работала хорошо, и по вечерам мы читали с полным комфортом.
17 октября. Теперь вечерами очень уютно, и мы с удовольствием думаем о будущем.
18 октября. Сегодня утром закончили снежный дом. После второго завтрака снова начали расчищать самые нужные участки двора, чтобы к воскресенью он был в полном порядке.
19 октября. Собирались приятно провести этот день, отдыхая, но после завтрака взялись за чистку кухонной утвари, ставшей невероятно грязной. Затем принялись соскребать лед и иней с нижней части палатки... После того как мы вытрясли оленьи шкуры, палатка кажется значительно более уютной и чистой.
22 октября. Продолжали расчищать двор и строить стену... Теперь всюду порядок, и мне хотелось бы, чтобы станция была в таком же состоянии, когда прибудет сменная партия.
26 октября, воскресенье. ...Устроили грандиозное мытье и подстригли бороды. Переменили также белье. Ждем сменную партию примерно через десять дней. Сделал еще приписку к письму матери. По случаю воскресенья отдыхали. Сегодня три недели, как Уоткинс и Скотт нас покинули; теперь они уже скоро повернут на север".
* * *
На Ледниковом щите существуют только два времени года - лето и зима. Там нет растений, которые увядали бы и теряли листву или же пускали побеги и цвели. Поэтому нет никаких признаков, отличающих осень или весну. Имеется только относительно мягкое время года и холодное.
Холод причиняет различные неудобства. Он разукрашивает палатку инеем, как только погаснет примус. Нередко, когда вы просыпаетесь, ваши волосы оказываются примерзшими к брезенту, а пальцы прилипают к кастрюлям, когда вы впервые дотрагиваетесь до них по утрам. Все, что приходится делать на открытом воздухе, отнимает больше времени, так как мозг и мышцы работают медленнее. Во время путешествия вы испытываете мучительную жажду, ибо воздух очень сухой, а когда делаете остановку, ваша одежда от быстро замерзающего пота становится твердой, как жесть. Холод затрудняет движение нарт. Санные полозья, лыжи и коньки чудесно скользят только потому, что в результате их давления образуется слой влаги, играющий роль смазки. Так бывает при обычной температуре. Но когда по-настоящему холодно, тогда лед тверд, как камень, и снег сух, как песок.
Однако зиму делает не только холод. Есть еще ветер - ветер, почти в десять раз усиливающий действие холода. Ветер может появиться после первого мороза. Он может появиться неожиданно и без предупреждения. Как только он начинает дуть, уже нет никаких сомнений, что на Ледниковом щите наступила зима.
Джино и я выехали с С. Л. Щ. (станции "Ледниковый щит"), когда стояло еще лето, хотя и; самый его конец. Первое время термометр редко показывал выше -30°; при такой температуре мороз практически уже становится препятствием, а не просто неудобством. Через неделю мороз достигал 35-40°, но ветра не было. Мы отправились, полностью нагрузив нарты, что обеспечивало нас всем необходимым на три недели движения вперед и три недели обратного пути. Мы намеревались проехать как можно дальше на юг вдоль гребня Ледникового щита, чтобы нанести на карту его очертания, а затем повернуть прямо к Базовому лагерю, завершив, таким образом, маршрут по треугольнику.
Об этом путешествии было немало предварительных разговоров. Мы не видели оснований, почему бы нам не делать в среднем по двадцать пять километров в день - то есть проехать около пятисот километров за три недели. Ведь мы как-никак считались специалистами... Я уже упоминал, что путешествие само по себе доставляло мало удовольствия или вообще его не доставляло. Но пройти большое расстояние, поставить рекорд - приносило огромное удовлетворение.
На самом деле никакого рекорда мы не поставили, разве только медленности передвижения. Мы столкнулись с самым неожиданным явлением.
Ледниковый щит фактически имел плоскую поверхность, и никаких больших снежных валов не было. Снег редко бывал настолько холодным, чтобы приобрести сухость песка. Погода стояла вполне благоприятная. Собаки находились, по-видимому, в хорошем физическом состоянии и получали полный рацион. Сами мы были в прекрасной форме и настойчиво стремились двигаться быстро. И все же за первую половину путешествия мы в среднем делали меньше восьми километров в день. Мы покрыли расстояние всего в сто пятьдесят километров.
Озадаченные и обескураженные, мы обвиняли во всем собак. Мы ласкали их и подбадривали. Мы ругали и били их. Мы шли впереди, пробивая след и указывая им направление. Мы дополнительно кормили их нашими собственными запасами. Мы испробовали все средства, какие только знали. Физическое состояние собак было вполне удовлетворительным, а груз каждых нарт уменьшался примерно на десять килограммов в день. И все же собаки вели себя крайне апатично. При малейшем препятствии они садились, и стоило адского труда заставить их снова двинуться с места. Как только мы повернули в сторону дома, собаки оживились. За три дня мы проехали пятьдесят километров - треть расстояния, покрытого нами за три недели. Теперь жаловаться на медленность не приходилось, но нас бесило, что полные жизни собаки могли так одурачить нас...
Достигнув назначенного пункта, мы сгрузили с нарт специальную палатку, множество приборов, пять санных ящиков, содержавших полный рацион для двух человек на пять недель (но так как люди не будут двигаться, полных рационов им не понадобится), мешок бобов, горох и чернослив, немного чаю и сто десять литров керосина. Рили и Линдсею предстояло прожить этими запасами до тех пор, пока не придет первая смена из Базового лагеря, находившегося на расстоянии двухсот двадцати пяти километров пути, отмеченного линией красных флажков.
Глава 3
РИЛИ И ЛИНДСЕЙ НА СТАНЦИИ "ЛЕДНИКОВЫЙ ЩИТ"
28 августа Квинтин Рили записал в дневнике:
"Вот мы и здесь - Мартин и я - на шесть или восемь недель. Приятный вид: перед нами до самого горизонта ровно ничего".
Джон Раймил, док Бингхем и я задержались на полтора дня, чтобы помочь установить палатку. Она по форме напоминала раскрытый зонтик без ручки и состояла из восьми изогнутых деревянных ребер, обтянутых двойным слоем брезента. В поперечнике палатка имела 2,7 метра, в вышину под самым куполом - чуть больше 180 сантиметров. В центре купола проходила, напоминая выступающий над верхушкой кончик зонта, короткая медная трубка, служившая для вентиляции. Ни двери, ни окна не было. Для сообщения с внешним миром служил шестиметровый туннель, доходивший до пола палатки. Теоретически это был наилучший тип входа, так как холодный воздух, который тяжелее теплого, мог бы проникать из туннеля в палатку только по мере необходимости, когда вы открывали вентилятор. Установив палатку и вырыв туннель, мы устроили торжественный обед (впрочем, только из продуктов санного рациона) в помещении станции, впоследствии получившей название "Ледниковый щит".
На следующее утро - я снова цитирую Рили - "Все позавтракали вместе, после чего начались приготовления к отъезду Джеми, Раймила и Бингхема. Партия поспешно покинула станцию около четырех часов дня. Становилось холодно, так что Мартин и я вернулись в палатку и выпили по чашке какао. Мы немного прибрали снаружи и разложили свои вещи внутри. После ужина Мартин и я сыграли партию в шахматы, и он придумал очень красивый мат. Глава из "Ярмарки Тщеславия"18, а затем в постель".
В моем дневнике в этот вечер была сделана запись:
"Запрягли по девять собак в каждые нарты и быстро помчались в обратный путь; 33 километра за 4,5 часа".
Это расстояние отделяло уже Мартина и Квинтина от какого бы то ни было общества. Они остались на станции, чтобы каждые три часа производить метеорологические наблюдения, но в своем рассказе я уделяю больше внимания тому, как они ладили друг с другом и какой образ жизни вели.
Они сильно отличались по своему прошлому и по интересам. Мартин называл себя (не совсем правильно) типичным солдатом. Он побывал в Индии и в Африке, ему приходилось стрелять крупного зверя, а на родине он развлекался охотой и проводил праздники в поместье. В личных привычках он был склонен к небрежности и вечно что-нибудь терял.
Квинтин учился в Кембридже, где был рулевым на гоночной яхте. Единственным видом спорта, о котором он разговаривал, являлся парусный. Другими главными темами служили, насколько я помню, религия и его семья. Он был ревностным, догматичным католиком и мог без конца рассказывать о своем доме на острове Джерси, где его отец, Этелстан Рили, жил в замке Трините. В личных привычках он имел склонность к суетливости и педантичности. Больше, чем кто-либо из нас, Квинтин заботился о комфорте. Он привез с собой на Ледниковый щит резиновую грелку. Вынужденные экономить топливо, мы по дороге варили утром овсянку на воде из грелки.
31 августа Квинтин записал в дневнике:
"Чувствую, что жить с Мартином будет чудесно. Ничто не выводит его из равновесия, и он самый добродушный человек из всех, с кем мне приходилось встречаться. Поистине великолепный партнер для такой игры".
Позже Мартин Линдсей писал (свой дневник он уничтожил, и я цитирую по книге "Те дни в Гренландии"):
"Мы всегда вели себя вполне непринужденно, и нам не стоило никаких усилий ладить между собой. Это тем более удивительно, что и по темпераменту, и по вкусам мы в сущности не имели ничего общего. И хотя дни, проведенные вместе на Ледниковом щите, уничтожили всякие преграды между нами, так что мы буквально все знали друг о друге, впоследствии, как это ни странно, подобная близость никогда больше не восстанавливалась".
Когда оглядываешься на прошлое, это вовсе не кажется странным. Как ни отличались в других отношениях их темпераменты, оба они принадлежали к типу людей, готовых на добровольные жертвы. (Это снова проявилось во время войны.) Они питали одинаковую склонность к тому, что им приходилось делать. В тех примитивных условиях они смотрели на вещи совершенно одинаково, чего никогда не наблюдается у двух человек, как бы много общего между ними ни было, в полнокровной разнообразной жизни на родине. Если бы они теперь вернулись на Ледниковый щит, они снова без всякого насилия над собой зажили бы одними и теми же интересами, развлекая друг друга воспоминаниями о своей жизни на родине и рассказывая о себе, как о посторонних людях из иного мира.
Кроме обязанностей по наблюдению за погодой, их интересовало и создание уюта в своем жилье. Как вы увидите, примеры этого инстинктивного стремления к порядку в своем доме часто попадаются на страницах дневников. Так, Квинтин и Мартин "немного прибрали", едва лишь остались одни. Каждый житель станции "Ледниковый щит" старался наводить и поддерживать по возможности такую чистоту, чтобы сменная партия это оценила. И все же первая запись каждой новой смены после того, как она была предоставлена самой себе, гласила: "привели все в порядок".
Мартин и Квинтин имели обширное поле деятельности для усовершенствований, так как мы помогли им только поставить палатку. Их первоочередная задача заключалась в установке приборов - нефоскопа19, Стевенсоновского [так] экрана20 с его содержимым и вертушки, как ее называл Мартин, для измерения скорости ветра. Но у них нашлось время позаботиться также о нравственных потребностях и о комфорте.
"31 августа. Я повесил распятие над моим спальным мешком, а снаружи мы водрузили британский флаг; так у нас появились и христианская, и национальная эмблемы.
2 сентября. Мартин вырыл превосходную ледяную уборную. Глубокая яма, а снег из нее даст прекрасную защиту от ветра. Над ямой он поставил нарты, так что получилось сиденье. Будет очень удобно.
4 сентября. Мы с трудом выбрались, так как вчерашний снег завалил туннель. Провозились все утро, разгребая сугробы. Л. у. также была заполнена снегом. Крайне досадно...
11 сентября. Прошлой ночью t упала до -25°. Сегодня утром в палатке масса инея. День прекрасный, голубое небо и солнце... Сидел около палатки и читал книгу... Днем приступили к постройке снежного дома над л. у.
14 сентября, воскресенье. Сегодня мы отдыхали и дом не строили. Утром и днем я долго сидел во дворе и читал; t от -18 до -21°, но на солнце тепло и приятно. Я прочел главу из "Послания святого Павла римлянам" и из евангелия святого Иоанна, а также две-три главы из "Подражания Христу"21; t -31°.
16 сентября. Весь день шел снег, но не сильный... До 15 час. я обдумывал проект усовершенствования моего бриксемского траулера, а затем вышел и в течение часа копал. М. начал писать рассказ для "Блеквудс Мегезин"22.
Сегодня t поднялась до -27°. Кажется совсем тепло. М. жаловался даже, что ночью в доме было слишком жарко. Забавно, как меняется ощущение холода. Когда по дороге сюда мы впервые испытали мороз в 27°, он показался нам ужасным. Теперь такую температуру мы считаем сравнительно теплой, но все же утром было приятно не видеть на подушке инея от своего дыхания. Партию в шахматы выиграл я.
17 сентября. Закончил "Грозовой перевал"23; чудесная книга. У М. болит голова - отсутствие физических упражнений? Вечером помылись.
18 сентября. День солнечный. Утром и днем оба копали... Со дня на день ждем Раймила и Лемона с радиостанцией.
19 сентября. Решили построить снежный дом на случай, если нашим преемникам придется переселиться, так как в палатке им покажется слишком холодно. Строим его бок о бок с палаткой, и туннель будет общий. Мы будем и дальше засыпать палатку снегом, чтобы попытаться ее отеплить.
28 сентября. Утром продолжали строить снежный дом. Днем читали, а затем обсуждали планы ухода со станции, если в течение ближайших двух недель никто не появится. Мы можем пробыть здесь еще около трех недель, и тогда у нас останется продуктов на десять дней, чтобы на скромном рационе добраться до Базового лагеря; но я уверен, что в этом не окажется надобности".
Мартин Линдсей подробней останавливается на разговоре об уходе:
"Вначале экспедиции не хватило времени для заброски на станцию всего продовольствия, необходимого на год; хотя это и было желательным, но ни в коем случае не казалось особо существенным. Предполагалось, что каждая сменная партия, отправлявшаяся на нартах, захватит с собой нужное количество продовольствия. Какой бы то ни было риск устранялся, так как само собой подразумевалось, что в том случае, если когда-либо смена пропустит все сроки и не явится, гарнизон станции спустит флаг и отступит с честью.
Итак, подобно последующим жителям станции, Квинтин и я провели много часов, перебирая различные варианты возможной катастрофы с партией, находившейся на пути к нам, и обсуждая, как мы должны будем поступить, когда от последнего ящика с продовольствием останутся только сметки и крошки... Ни один из нас не собирался стать мучеником метеорологии, а потому мы решили покинуть станцию, как только продовольствия окажется у нас немного меньше минимально необходимого для обратного пути. Мы нисколько не сомневались, что нас сменят в назначенный срок; но всегда забавно предусматривать крайние меры, которые, как вы прекрасно знаете, никогда не придется приводить в исполнение".
К числу остальных развлечений относились ежевечерняя игра в шахматы, чтение вслух Оксфордской антологии английской поэзии и чтение про себя книг из маленькой библиотеки, пополнявшейся с прибытием каждой смены.
У Рили и Диндсея имелся постоянный набор шуток. Когда снег соскальзывал с брезентового купола палатки, говорилось:
"Опять на крыше этот кот". За завтраком: "Почтальон запаздывает", или "Что-нибудь интересное в газете, дорогой?" По вечерам они проводили много часов в своеобразной игре, пытаясь заставить гореть патентованную лампу, по-видимому, возражавшую против пониженного атмосферного давления на высоте 2700 метров или против спертого воздуха палатки. Рили пытался также произвести ряд кулинарных опытов. Но, имея в качестве составных частей только горох, чернослив и санные рационы, он с грустью должен был признать, что возиться не имело никакого смысла. Впрочем, у них было гораздо меньше свободного времени, чем можно предположить. Каждые три часа от семи утра до десяти вечера один из них одевался (если только он не работал в это время снаружи), выползал через туннель, обходил приборы, а затем вползал обратно в палатку и стряхивал снег с одежды.
Линдсей писал, что хуже всего было снимать показания приборов в 7 часов утра.
"Напротив, в 7 часов вечера в это время года бывает чудесно. При заходе солнца небо на западе медленно окрашивалось в самые невероятные разнообразные цвета, образуя великолепные контрасты розового, бледно-голубого и оранжевого, пурпурного и золотого. Это не походило на короткий закат в тропиках, где краски сразу тускнеют и переход к ночи кажется мгновенным. Здесь с наступлением сумерек солнце медлит, как бы не решаясь закатиться и лишить эту пустынную страну одного из немногих утешений; и долго еще вдали на горизонте виднеется ярко-розовая полоса, отражающаяся в облаках на небе. Тишину нарушает только хлопанье флага под порывами ветра, и иногда вздох снега, переносящегося с места на место по ледяной поверхности. Десять часов вечера также имеют свое очарование в красоте северного сияния - переливах мерцающих копий, сомкнутым строем вертикально стоящих в небе".
Кроме наблюдений, приходилось заниматься домашней работой - готовкой пищи, починками и мелкой стиркой, отбрасыванием сугробов и постройкой второго снежного дома, который должен был служить запасным жилищем и по своему проекту представлял собой нечто необычное.
"22 сентября. Рили. Закончили второй ярус снежного дома, хотя кладка над стенным шкафом представила некоторое затруднение. Я наткнулся на плохой пласт снега, и вырубленные мною пять плит все развалились...
28 сентября. Для строительства снежного дома день неудачный. Глыбы не вырубались как следует, и мы не могли приступить к третьему ярусу... Никаких признаков Лемона и Раймила. Вечером чудеснейшее сияние; оно охватывало буквально все небо.
24 сентября. Нам удалось преодолеть затруднения со снежным домом и закончить третий ярус. Конечно, подлинной причиной трудностей оказался шкаф Мартина. Не думаю, чтобы Стефанссон24 или эскимосы строили снежные дома со стенными шкафами. Но мы строим, и теперь все, по-видимому, в порядке.
26 сентября. Изумительно, как мало мы теперь едим. Тарелка овсянки на первый завтрак, полгалеты с маслом и немного шоколаду на второй завтрак, полгалеты с маслом к чаю. На обед немного гороха и тарелка - весьма тощего, впрочем, - пеммикана25, через день с черносливом и, конечно, рыбий жир. И мы чувствовали себя вполне сытыми... Вечером две партии в шахматы, обе выиграл я. В обеих партиях М. потерял ферзя.
29 сентября. Почти весь день шел снег, и мы сидели дома. Я читаю "Джен Эйр"26, от которой трудно оторваться.
1 октября, среда. Бoльшую часть дня мы расчищали двор... Никаких признаков смены...
2 октября, четверг. Все утро снег. Починил несколько пар обуви. Примерно в 3.30, только я вышел проветриться - снег все еще валил, - как вдруг услышал "ухе, ухе" и лай собак. Джеми, Джино, Раймил, Фредди, Бингхем и Д'Ат - все явились. Устроили торжественный обед. Джино и Джеми спали в снежном доме. К нашей радости, Джино одобрил оба дома".
Глава 4
ЗИМА НАСТУПАЕТ ВНЕЗАПНО
Эти встречи на станции "Ледниковый щит" заставляли забывать утомительность, холод, скуку и все усиливавшееся напряжение путешествия. Оно не доставляло нам никакого удовольствия. Мы жили будущим. "Если мы не сбавим темпов, то прибудем через x дней", - одна и та же фраза, с видоизменениями, обусловленными улучшением или ухудшением погоды и состоянием снега, все время вертелась у нас на языке, как мы ни старались не повторять ее без конца, подобно попугаям.
Когда мы добирались до станции, происходила вспышка дружеских чувств, начинались разговоры и специальная стряпня, и опять разговоры, курение табака и пение - жизнь кипела ключом на нескольких квадратных метрах безжизненного Ледникового щита. Так продолжалось день или два, а затем мы отправлялись в различные маршруты и ничего не знали о том, что происходило с остальными. Отойдя на три километра, мы чувствовали себя столь же далекими от товарищей, словно нас разделяли триста километров.
Линдсея и Рили вопреки их ожиданиям сменили не Раймил и Лемон с радиопередатчиком. Никто не был этим удивлен. Планы Джино менялись по мере выяснения неизвестных прежде обстоятельств. Вернувшись, Раймил, Бингхем и я сообщили о том, что путешествие оказалось сравнительно нетрудным, но тем не менее наш отчет заронил в нем опасения за будущее. С радиосвязью можно подождать: сначала пища и топливо. Итак, трое "опытных" участников первого путешествия возвратились, каждый во главе особого подразделения. Джон Раймил в паре с Фредди Чепменом вез запасы. Док Бингхем был с Джимми Д'Атом; они ехали на смену Квинтину и Мартину, но везли с собой максимальное количество эффективного груза. (Эффективными назывались те грузы, которые могли быть оставлены в месте назначения, в противоположность тем, что расходовались во время пути туда и назад.) Я ехал с Джино Уоткинсом, хотевшим посмотреть, как обстоят дела на станции, прежде чем мы отправимся в путешествие на юг.
Весь состав экспедиции не собирался вместе с тех пор, когда "Квест" входил в фьорд Базовый, и не соберется до будущего лета. Но здесь в палатке на станции "Ледниковый щит" находилась половина партии. Представился случай не только поболтать, поесть, покурить и попеть, но и обсудить дальнейшие планы.
Джино сказал, что Чепмен, к этому времени уже проехавший на собаках двести двадцать пять километров, после возвращения в Базовый лагерь как можно скорее организует и поведет на станцию "Ледниковый щит" новую партию. В Базовом лагере теперь было много народа - все остальные участники экспедиции. Хемптон и Стефенсон составят следующую смену на станции. Лемон приедет, чтобы установить передатчик и научить обращаться с ним, а затем вернется. Кроме них, должна быть снаряжена грузовая партия из возможно большего числа участников для доставки запасов.
Приняв эти решения, мы расстались, проведя вместе две ночи и день. Фредди Чепмен и Раймил, Мартин Линдсей и Квинтин Рили направились к побережью. Уоткинс и я пустились в путь на юг, а лейтенант медицинской службы Бингхем и командир эскадрильи Д'Ат остались в качестве гарнизона станции "Ледниковый щит".
Привожу выдержки из дневника дока Бингхема, начиная со следующего после отъезда партии Чепмена дня.
"5 октября. Встали довольно рано и сварили завтрак для Уоткинса и Скотта, занимавшихся увязыванием груза на нартах. Посмотрели, как они отправились в путь, и вот мы остались одни. Сразу же взялись за генеральную уборку палатки. Это отняло много времени. Из продуктовых ящиков устроили два дивана... В пустые сложили всю нашу одежду и утварь. Лежать на диванах гораздо теплее. Впереди куча работы. Надеемся завтра убрать двор. Морозный, но прекрасный день. Наблюдения надоедают, но если бы не они, зачем находились бы мы здесь?
6 октября. Делал наблюдения в семь часов, но потом снова лег в постель. После завтрака привели в порядок весь двор и перенесли запасы в снежный дом. Затем принялись вырубать снежные плиты, что вначале давалось с трудом. После второго завтрака я приступил к постройке снежного дома вокруг большой палатки. Дом восьмиугольный, и я закончил одну сторону, пока Д'Ат пытался найти какой-нибудь способ, чтобы лампа в палатке горела. До сих пор все старания были тщетны, но это могло бы значительно прибавить уюта... Взяли восемнадцатилитровый бидон из-под керосина и срезали верхушку. Вырезали также квадратное окошко внизу в боковой стежке. Внутри поставили вверх дном металлическую банку из-под сахара, предварительно сделав круглую дыру в ее дне и в стенке, обращенной к окошку в большом бидоне. Затем смастерили трубу, использовав картонные коробки из-под бутылок с лимонным соком, и прикрепили ее к окошку в бидоне, опустив другой конец в туннель. Поставили лампу на банку из-под сахара и зажгли. С четырех до семи наше приспособление работало, но стряпни оно не выдержало, и мы снова вернулись к свече...
8 октября. Весь день лежали в палатке, так как разыгрался ураган и шел снег. Воздух в палатке значительно лучше, и лампа чувствует себя хорошо. Температура поднялась до нуля. Начал письмо матери; оно, вероятно, будет длинное и попадет к ней, может быть, лишь через год. Очень хотелось бы знать, что имеется для меня в почте, уже полученной теперь в Базовом лагере.
11 октября. Холодно. Расчищал туннель, идущий из палатки, и сделал его длиннее; тем временем Д'Ат вырубал плиты, чтобы устроить крышу над выходным отверстием. После второго завтрака клали крышу над входом, так что наш туннель стал значительно длиннее, и крытая часть достаточно глубока, чтобы можно было стоять выпрямившись.
14 октября. Продолжали расчищать двор и строить стену. Д'Ат вырубал снежные плиты для нового дома. Лампа работала хорошо, и по вечерам мы читали с полным комфортом.
17 октября. Теперь вечерами очень уютно, и мы с удовольствием думаем о будущем.
18 октября. Сегодня утром закончили снежный дом. После второго завтрака снова начали расчищать самые нужные участки двора, чтобы к воскресенью он был в полном порядке.
19 октября. Собирались приятно провести этот день, отдыхая, но после завтрака взялись за чистку кухонной утвари, ставшей невероятно грязной. Затем принялись соскребать лед и иней с нижней части палатки... После того как мы вытрясли оленьи шкуры, палатка кажется значительно более уютной и чистой.
22 октября. Продолжали расчищать двор и строить стену... Теперь всюду порядок, и мне хотелось бы, чтобы станция была в таком же состоянии, когда прибудет сменная партия.
26 октября, воскресенье. ...Устроили грандиозное мытье и подстригли бороды. Переменили также белье. Ждем сменную партию примерно через десять дней. Сделал еще приписку к письму матери. По случаю воскресенья отдыхали. Сегодня три недели, как Уоткинс и Скотт нас покинули; теперь они уже скоро повернут на север".
* * *
На Ледниковом щите существуют только два времени года - лето и зима. Там нет растений, которые увядали бы и теряли листву или же пускали побеги и цвели. Поэтому нет никаких признаков, отличающих осень или весну. Имеется только относительно мягкое время года и холодное.
Холод причиняет различные неудобства. Он разукрашивает палатку инеем, как только погаснет примус. Нередко, когда вы просыпаетесь, ваши волосы оказываются примерзшими к брезенту, а пальцы прилипают к кастрюлям, когда вы впервые дотрагиваетесь до них по утрам. Все, что приходится делать на открытом воздухе, отнимает больше времени, так как мозг и мышцы работают медленнее. Во время путешествия вы испытываете мучительную жажду, ибо воздух очень сухой, а когда делаете остановку, ваша одежда от быстро замерзающего пота становится твердой, как жесть. Холод затрудняет движение нарт. Санные полозья, лыжи и коньки чудесно скользят только потому, что в результате их давления образуется слой влаги, играющий роль смазки. Так бывает при обычной температуре. Но когда по-настоящему холодно, тогда лед тверд, как камень, и снег сух, как песок.
Однако зиму делает не только холод. Есть еще ветер - ветер, почти в десять раз усиливающий действие холода. Ветер может появиться после первого мороза. Он может появиться неожиданно и без предупреждения. Как только он начинает дуть, уже нет никаких сомнений, что на Ледниковом щите наступила зима.
Джино и я выехали с С. Л. Щ. (станции "Ледниковый щит"), когда стояло еще лето, хотя и; самый его конец. Первое время термометр редко показывал выше -30°; при такой температуре мороз практически уже становится препятствием, а не просто неудобством. Через неделю мороз достигал 35-40°, но ветра не было. Мы отправились, полностью нагрузив нарты, что обеспечивало нас всем необходимым на три недели движения вперед и три недели обратного пути. Мы намеревались проехать как можно дальше на юг вдоль гребня Ледникового щита, чтобы нанести на карту его очертания, а затем повернуть прямо к Базовому лагерю, завершив, таким образом, маршрут по треугольнику.
Об этом путешествии было немало предварительных разговоров. Мы не видели оснований, почему бы нам не делать в среднем по двадцать пять километров в день - то есть проехать около пятисот километров за три недели. Ведь мы как-никак считались специалистами... Я уже упоминал, что путешествие само по себе доставляло мало удовольствия или вообще его не доставляло. Но пройти большое расстояние, поставить рекорд - приносило огромное удовлетворение.
На самом деле никакого рекорда мы не поставили, разве только медленности передвижения. Мы столкнулись с самым неожиданным явлением.
Ледниковый щит фактически имел плоскую поверхность, и никаких больших снежных валов не было. Снег редко бывал настолько холодным, чтобы приобрести сухость песка. Погода стояла вполне благоприятная. Собаки находились, по-видимому, в хорошем физическом состоянии и получали полный рацион. Сами мы были в прекрасной форме и настойчиво стремились двигаться быстро. И все же за первую половину путешествия мы в среднем делали меньше восьми километров в день. Мы покрыли расстояние всего в сто пятьдесят километров.
Озадаченные и обескураженные, мы обвиняли во всем собак. Мы ласкали их и подбадривали. Мы ругали и били их. Мы шли впереди, пробивая след и указывая им направление. Мы дополнительно кормили их нашими собственными запасами. Мы испробовали все средства, какие только знали. Физическое состояние собак было вполне удовлетворительным, а груз каждых нарт уменьшался примерно на десять килограммов в день. И все же собаки вели себя крайне апатично. При малейшем препятствии они садились, и стоило адского труда заставить их снова двинуться с места. Как только мы повернули в сторону дома, собаки оживились. За три дня мы проехали пятьдесят километров - треть расстояния, покрытого нами за три недели. Теперь жаловаться на медленность не приходилось, но нас бесило, что полные жизни собаки могли так одурачить нас...