[Дневник Курто завершает отчет о путешествии на станцию].
1-4 декабря. Курто. Последние несколько дней представляли собой такую смесь отчаяния и блаженства, опасений и удовлетворенности, что совершенно не было времени или если время и имелось, то не было настроения вести записи.
В течение следующих трех дней погода и условия передвижения по милости судьбы оказались наилучшими за все время маршрута. В понедельник после позднего выхода мы сделали около 18 километров и предполагали назавтра добраться до места, так как, по словам Фредди, нам оставалось всего 20 километров. На следующий день, рано снявшись со стоянки и продолжая двигаться при луне (к счастью, полная луна в это время года светит здесь почти всю ночь), к 7 ч. веч. мы находились неподалеку от цели. Это далось нелегко. Если мы метров на 100 отклонялись в сторону и не находили флага, приходилось останавливаться и всем расходиться в разные стороны на его поиски. Флаг 237 значился конечным. Мы брели в темноте по снегу, казалось, несколько дней, прежде чем наткнулись на флаг и чиркнули спичку. Флаг 236. Оставалось всего 800 метров. Мы с трудом заставили собак двинуться дальше, наконец и эти 800 метров были пройдены. Но где британский национальный флаг? Мы искали во всех направлениях, надеясь с минуты на минуту увидеть его, а затем нас ждет тепло, сухое помещение и пища! Мороз превышал 50°, и ветер проникал сквозь одежду, словно мы были голые. Мы прошли еще немного вперед и снова принялись за поиски, но безуспешно. В конце концов нам пришлось сдаться. И вот, усталые, мы разбили палатки и залезли в промерзшие, негнущиеся спальные мешки. После всех надежд это было горьким разочарованием. В ту ночь мы спали плохо, дрожа от холода в промерзших мешках.
Утром Фредди, не надев штормового костюма, ринулся разыскивать станцию. Через полчаса он вернулся, ничего не увидев, но отморозив себе оба уха. Он оказался достаточно безрассуден, стал поспешно отогревать их в палатке и через минуту корчился в мучениях. [Уэйджер записал, что Чемпен "чуть не плакал и метался по палатке от мучительной боли в отходивших ушах и пальцах рук".] По его словам, никогда в жизни он не испытывал таких страданий. Что касается исчезновения станции, то мы никак не могли понять, в чем дело. Согласно журналу, станция должна находиться у флага 237, а этот флаг был где-то рядом. Уэйджер прошел немного дальше и наткнулся на флат 238, а затем 239. Мы снова стали изучать маршрутный журнал. Тут-то мы и обнаружили: на обратной стороне были наспех вписаны еще флаги - до 262 включительно. Итак, нам предстояло пройти еще 18 километров.
К тому времени когда мы это выяснили, было уже за полдень. Все же мы как можно быстрей погрузились, решив попытаться достигнуть станции сегодня, чтобы не пришлось провести еще одну такую же ужасную ночь, как предыдущая. Вскоре наступили сумерки, солнце зашло примерно в 2.30, но добрая старушка луна явилась нам на помощь, и мы смогли продолжать путь. Дорога была хорошая, и хотя мы пережили несколько тревожных мгновений, отыскивая флаги, Фредди очень точно вел по курсу, руководствуясь звездами. Наконец, около 6 ч. веч. мы обнаружили флаг с прикрепленным к нему письмом. Письмо было написано Д'Атом 15 октября, и мы очень обрадовались, найдя его. Мы брели дальше, и в конце концов санный одометр показал, что нужное расстояние пройдено. Мороз к этому времени достиг 62°. Провести еще одну ночь в замерзших спальных мешках представлялось немыслимым. Мы все разошлись, чтобы опять при свете луны попытаться отыскать станцию. Я шел по снегу, пока не потерял из виду нарт. Ничего. Неужели еще одна шутка судьбы после еще одного бесконечного дня? Неужели нам придется всю ночь продрожать в обледеневших палатках? Я брел назад, потеряв всякую надежду. Когда я приблизился к моим нартам, то увидел, что остальные двое тоже вернулись. Фредди крикнул: "Мы видели британский флаг". Я никогда не испытывал такой внезапной переполнившей все мое существо радости, такого мгновенного перехода от глубочайшего отчаяния. Через несколько мгновений в лунном свете показался низкий снежный холм с истрепанным флагом - станция. Остановив нарты, мы быстро вошли в огороженный снежной стеной двор, достигли входа в подснежный туннель и закричали: "Ивнинг Стандарт!", "Стар!" и "Ньюс!"54
Мы протиснулись в отверстие, прошли туннель и, войдя в палатку, застали Д'Ата и дока, сидевших в тепле и уюте и покуривавших трубки. Так как они прожили на станции три лишние недели, то при виде нас очень обрадовались. Вскоре собаки были выпряжены, и мы, собравшись в палатке, с волчьей жадностью набросились на кашу, сваренную для нас хозяевами, и принялись выкладывать им кучу новостей из внешнего мира.
После проделанного путешествия это был незабываемый вечер, но мою радость несколько омрачала сильная боль в отмороженных пальцах рук и ног. Фредди и я ночевали в одном из снежных домов, или иглу55, куда попадали из туннеля, ведущего в главную палатку, которая в свою очередь была окружена снежным домом. В иглу было холодно, но наутро завтрак вместе со всеми, настоящий поздний завтрак джентльменов, оказался чудесным.
4 декабря. Уэйджер. Все еще нет времени для того, чтобы описать станцию "Ледниковый щит". Встал в 10 ч. утра, когда второй раз снимаются показания метеорологических приборов. Основательно заправился овсянкой и чаем. В полдень мы вышли в пургу, чтобы собрать в одно место все, требовавшее сортировки или ремонта. Работали торопливо, готовясь к отъезду, который, как мы надеемся, состоится завтра, хотя ветер еще сильный. Он помешал нам, несмотря на все наше желание починить нарты и увязать на них грузы.
Я опять пишу в иглу, очаровательном здании в форме улья (построенном, однако, из прямоугольных глыб), где стены тут и там искрятся гранями кристаллов.
Бингхем. Курто хочет остаться один, но я решительно высказался против этого.
Курто. Док и остальные не одобряют моей идеи остаться здесь одному, возможно, на три-четыре месяца, но иного выхода нет, если не пойти на то, чтобы бросить станцию, так как продовольствия здесь имеется только (на одного человека) на этот срок.
Чепмен. Мы устроили чудесный, хотя несколько преждевременный, рождественский обед из особо лакомых продуктов, специально захваченных нами из Базового лагеря. Меню было следующее:
Рождественский обед
на "Ледниковом щите"
Суп из дичи
Сардины в прованском масле
Белая куропатка
Плумпудинг
Ромовая подливка (настоящая)
Гренки
Десерт (финики и изюм)
Пирожки со сладким фаршем, джем,
горячий грог, чай (с молоком)
Примечание - никакого пеммикана.
Обед, хотя готовил его я, был наилучшим из всех, какие мне приходилось когда-либо есть.
5 декабря, пятница. Уэйджер. Решили, должно быть, что ветер слишком сильный, так как в 6 часов мы не поднялись. Не знаю, который теперь час, но думаю, часов 10 или 11. Остальные еще не встали; чтобы было теплее, вход в палатку, где они все спят, закрыт. Я зажег в моей снежной хижине примус и пользуюсь свободным временем, чтобы описать станцию "Ледниковый щит".
Прибыв на место, вы видите снежную стену вышиной в 2,5 метра, которая окружает палатку и снежные дома, образуя двор [см. Fig_1.gif и Fig_2.gif]. Что делается снаружи, я почти не знаю, так как мы приехали в темноте, а с тех пор не перестает пурга, одна из самых сильных, с какими им до сих пор пришлось познакомиться [здесь, вдали от побережья]. Однако, она не идет ни в какое сравнение, если не считать крайне низкой температуры, с некоторыми из тех, что выпадали на нашу долю. Куполообразная центральная палатка имеет в поперечнике около 3,5 метра. Вокруг нее построена снежная хижина, так что обычно, пока горел примус, пурги не было слышно, а когда его гасили, через вентилятор доходил лишь слабый шум. В палатке два высоких дивана, сделанные из пустых ящиков. Между ними на полу лежит шкура и стоит ящик для примуса и лампы. От них в помещении приятная теплота, время от времени примус гасится, и лампа одна дает достаточно тепла. Входом служит туннель, выкопанный на глубине около полутора метров от уровня пола, и в этом колодце воздух такой же холодный, как снаружи.
Туннель имеет в длину примерно 6 метров, и от него идут два ответвления к снежным домам, построенным из снежных плит, как описано Стефенсоном. Холодный, голубоватый свет проникает сквозь снег, в особенности на стыках между плитами, и создает, внутри вполне достаточное и довольно приятное освещение. Нагреть примусом мой иглу мне совершенно не удавалось, и я думаю, что снежные дома гораздо холоднее наших палаток - они также значительно больше и имеют в диаметре около 2,5 метра и до 135-150 сантиметров в вышину.
Д'Ат и док пробыли здесь десять недель. Им приходилось выполнять кое-какую физическую работу, перебрасывая снег через стену для расчистки двора. Они совершили лишь одну прогулку, чтоб оставить для нас записку в шести километрах от станции. Гулять здесь нет никакого смысла. Они прочли все книги, написали изрядное количество писем, рассказали друг другу всю историю своей жизни, выкурили все папиросы, но имели еще табак. У них не очень хороший вид, и хотя в течение первых недель они съедали полные санные рационы, потом стали есть меньше - вследствие, как я думаю, однообразия пищи. Доктор говорит, что в течение примерно двух недель, когда прошло около половины срока их пребывания на станции, он часто испытывал затруднения при дыхании и ночью просыпался, обливаясь потом и задыхаясь. Оба постепенно привыкли меньше спать.
Что касается нас, потративших пять недель, чтобы добраться сюда, то последняя часть пути досталась нам ценой некоторого напряжения - настроение стало хуже обычного и неприятности воспринимались острей. Мы тяжелей переносили необходимость тесниться в маленьких палатках и часто чуть не плакали от холода. Я терпеть не могу надевать свой жесткий анорак [шубу с капюшоном] из тюленьих шкур, так как он колется и я в нем задыхаюсь. И Фредди, и мне стоило большого труда вести экспедицию по правильному курсу и высматривать флаги.
Курто, по-видимому, вполне бодро относится к тому, что останется здесь один на три месяца. Для того чтобы остался и я, недостаточно продовольствия. Мы оставляем шесть полных ящиков С. Р. (полный рацион для одного человека на двенадцать недель) и еще кое-что. Когда мы прибыли и узнали об имевшихся на станции двух неначатых ящиках, у меня снова появилась некоторая надежда, что мне удастся остаться. Вряд ли мне понравилось бы пробыть здесь в одиночестве больше одного месяца.
Выезжая в обратный путь, мы рассчитываем достигнуть Базового лагеря за десять ходовых дней. У нас будет на четырех человек только два ящика С. Р. (т.е. половинный рацион на две недели) и всего на два дня полной нормы для собак, не считая 15 килограммов лишнего пеммикана для людей и девяти килограммов маргарина.
10.30 веч. Даже во вторую половину дня было слишком ветрено, чтобы тронуться в путь; это, по-моему, только обрадовало нас, так как дало возможность более тщательно подготовиться. Двое нарт увязаны; одно удовольствие, как мало на них груза. Бедного старого Бруно скормили остальным собакам, и те милостиво его съели. Еще раз просушили вещи, но главное - чувствуем себя лучше, во всяком случае я; с нетерпением ожидаю завтрашнего дня, обещающего быть хорошим.
Чепмен. Все еще сильный ураган. Слава богу, что мы добрались сюда, прежде чем он начался. День провели в спорах о том, как поступить.
Доктор и Д'Ат решительно против того, чтобы кто-нибудь остался один. По их словам, они на собственном опыте испытали, что это значит. Однако Курто решил остаться, и в конце концов мы согласились. Должен сказать, что было бы исключительно обидно бросить сейчас станцию, после того как потрачено столько трудов на ее организацию и обеспечение ее работы. Курто очень хочется остаться, и, судя по опыту Уоткинса среди лабрадорских трапперов, это не так страшно, как утверждают.
Глава 8
"ЛЕДЯНОЙ ЦЕНТР" ВЕГЕНЕРА
Обеспечение работы метеорологической станции в центре Ледникового щита оказалось значительно более трудным делом, чем предполагалось. Перед руководителем экспедиции на месте встала проблема допустимости риска человеческой жизнью ради бесперебойного выполнения научной программы - той работы, для которой экспедиция здесь находилась Никаких новых запасов на станцию не удастся забросить до окончания зимы, а когда это произойдет, никому не известно. Как быть - всем вернуться на побережье или рискнуть чьей-нибудь жизнью во имя метеорологии?
Почти с такой же проблемой столкнулась немецкая экспедиция профессора Альфреда Вегенера, обосновавшаяся в 500 километрах севернее. Пока партия Чепмена ожидает возможности пуститься в обратный путь к Базовому лагерю, я вкратце опишу события, происходившие в это время на Ледниковом щите.
План Вегенера состоял в том, что он с главной своей партией доберется до Ледникового щита с запада. Плавание у западных берегов Гренландии возможно тогда, когда море на востоке еще сковано льдом; поэтому он смог начать работу на суше в июне, на два месяца раньше, чем мы.
Главный Базовый лагерь был организован на западной окраине Ледникового щита, примерно на 71 параллели, и немедленно приступили к заброске грузов для создания центральной станции, получившей название Eismitte56.
Так как на 71° северной широты Гренландии значительно шире, чем на 66°, где находились мы, то "Ледяной центр" Вегенера отстоял приблизительно на 150 километров дальше от побережья, чем наша станция "Ледниковый щит". Кроме того, более обширная научная программа немецкой экспедиции требовала доставки множества приборов. Для транспортировки Вегенер решил использовать не только собак, но еще три вида вспомогательных средств, от которых мы не зависели: эскимосов, аэросани и для перевозок на прибрежной полосе исландских пони.
15 июля немецкая экспедиция двинулась в путь от западного края Ледникового щита, везя 3,5 тонны продовольствия и снаряжения на двенадцати собачьих упряжках. В партии было три европейца: д-р Георги, д-р Лёве и д-р Вейкен, остальные - эскимосы. С самого начала эскимосы шли очень неохотно. Хотя они всю жизнь проводили в разъездах на нартах, они никогда не решались забираться дальше края Ледникового щита, когда передвигались от одного фьорда к другому. Возможно, ими все еще владел суеверный страх перед злыми духами Ледникового щита, но во всяком случае они имели в обычных условиях вескую причину его избегать. Там не было пищи. Теперь европейцы ежедневно кормили их, снабдили кое-какой одеждой и платили четыре кроны57 в день. На побережье они не могли заработать и четырех шиллингов. Но, отходя так далеко от моря, где все было им знакомо, поднимаясь на бесконечную, лишенную жизни гору, на которой становилось все холодней и холодней и где даже собак все сильнее охватывало безразличие и уныние, - они то и дело оглядывались назад.
Чтобы подбодрить их, шли на всякие уступки. Для уменьшения груза сбросили часть ценного снаряжения, пытались разъяснить цель путешествия. И все же, когда 22 июля экспедиция, пройдя 200 километров, достигла половины пути, все эскимосы заявили, что возвращаются домой.
Это означало бы крушение всего плана изучения Ледникового щита. Настал тревожный момент - впрочем, далеко не момент, так как уговоры затянулись на несколько часов. В конце концов четыре эскимоса согласились продолжать путь с Георги и Вейкеном, а остальные повернули с Лёве обратно к любезному их сердцу побережью. Партия Георги 30 июля достигла намеченного для "Ледяного центра" места. Два дня спустя Вейкен, Лёве и эскимосы отправились в обратный путь, а Георги остался для работы на станции.
Он пробыл там один до 18 августа, когда прибыли Лёве и пять эскимосов, доставившие около тонны эффективного груза. Они провели с Георги ночь, а затем снова покинули его, поглощенного работой с метеорологическими шарами-зондами и другими приборами.
Еще через двадцать пять дней прибыли д-р Зорге, д-р Вёлкен, Юлг и семь эскимосов с полутора тоннами продовольствия, керосина и снаряжения. Зорге должен был остаться с Георги на зиму. Проверив свои запасы, они убедились, что им все же кое-чего существенного не хватит, если не придут аэросани. Вырыв пещеру и разбив в ней палатку, немецкие ученые могли бы обойтись без деревянной хижины, которую первоначально намеревались построить. Но они полагали, что керосина окажется недостаточно. Георги нужна была также проволока для метеорологического змея, а Зорге - взрывчатка для измерений толщины льда сейсмическим методом. Они отправили Вегенеру письмо, в котором сообщали, что покинут станцию и уйдут на побережье, если до 20 октября эти материалы не будут ими получены:. Они просто доводили об этом до сведения своего руководителя. Казалось, не могло быть никаких сомнений в том, что запасы смогут быть завезены либо на аэросанях, которые к тому времени были доставлены на Ледниковый щит и могли покрыть 400 километров за двое суток, либо опять на собаках. Однако это письмо явилось одной из причин ряда событий.
Другой причиной была судьба аэросаней. Возвращавшаяся на собаках партия, Вёлкен, Юлг и семь эскимосов, 17 сентября встретила у склада 200-го километра двое аэросаней. Назавтра утром собачьи упряжки двинулись на запад до того, как были запущены моторы.
Тем временем Вегенер (хотя он, конечно, не имел сведений об упомянутых событиях) решил направить еще одну партию на собаках, чтобы полностью обеспечить "Ледяной центр" на зиму. Партия должна была быть очень большая не меньше пятнадцати нарт. Это означало необходимость нанять по крайней мере 12 эскимосов и свыше полутораста собак. Отчасти для того, чтобы придать бодрость эскимосам, а отчасти, чтобы быть на месте для принятия ответственных решений, Вегенер счел нужным сам возглавить партию.
На неровному льду прибрежной полосы бoльшую часть грузов перевезли исландские пони. В 15 километрах от берега нагрузили собачьи упряжки, и огромный караван двинулся к востоку.
Партия не успела проехать и трех километров, как встретила Вёлкена, Юлга и семь эскимосов, которые возвращались из "Ледяного центра". Они вручили Вегенеру письмо Георги и Зорге. Это произошло 21 сентября, и Вегенеру было бы чрезвычайно трудно добраться до "Ледяного центра" к 20 октября. Но никакой крайней необходимости в этом, по всей вероятности, уже не имелось, так как Вёлкен и Юлг рассказали, что четыре дня назад у расположенного на полпути склада они встретили аэросани в совершенно исправном состоянии. Все говорило за то, что они уже доставили на "Ледяной центр" керосин и зимний домик.
Вегенер задержался на день, чтобы собрать материалы, которые просили Георги и Зорге. Затем он продолжал путь к "Ледяному центру". Но примерно в 50 километрах от края щита произошла еще одна встреча - с партией на аэросанях.
Участники экспедиции набились в маленькую палатку, и ехавшие на аэросанях рассказали о своих приключениях. Утро того дня, когда Вёлкен и Юлг расстались с ними после неожиданной встречи у склада на полдороге, было туманное. Это не имело значения для собак, но на аэросанях труднее двигаться, не сбиваясь, вдоль линии флагов. Они не могли подвергать себя риску заблудиться и напрасно потратить драгоценное горючее. Поэтому они решили обождать улучшения погоды, прежде чем начать свой однодневный пробег к "Ледяному центру", отстоявшему за 200 километров.
Погода не только не улучшилась, но их засыпало снегом. Когда они откопали сани, им долго не удавалось запустить моторы. Заработавшие, наконец, моторы не смогли потянуть тяжело груженные сани. В конце концов водители решили вернуться на побережье.
Вегенер возлагал большие надежды на аэросани, но, слушая эту печальную историю, не делал никаких замечаний и спокойно курил трубку. В свои 49 лет он обладал большим опытом. Он был не только профессором геофизики и метеорологии, но и прекрасным руководителем. Он принял случившееся как неизбежность, ничем не проявив удивления. Однако это не ослабило его решимости добиться того, чтобы "Ледяной центр" функционировал в течение всей зимы. Следовательно, он должен попасть туда с собачьими упряжками к 20 октября.
Путешествие не ладилось с самого начала. Погода стояла теплая, но снег был мягкий и глубокий. Упряжки из крупных эскимосских собак проваливались и мешали друг другу, однако каждый погонщик, согласно местным обычаям, не обращал внимания на затруднения других. И вот 28 сентября наступил серьезный кризис.
Утром перед выходом в путь в палатку, которую занимали Вегенер и Лёве, один за другим втиснулись все эскимосы. Они сидели там, сбившись в кучу, покуривая трубки и уставившись в пол. Они ничего не говорили - они напоминали угрюмых детей.
Наконец, недовольство прорвалось. Хотя было еще тепло, холода, несомненно, скоро наступят, а они недостаточно хорошо одеты, чтобы выдержать их. Грузы слишком тяжелые. Они хотят вернуться домой.
Переговоры длились несколько часов, подвигаясь медленно, тяжело, усложненные недостаточным запасом слов, понятных обеим сторонам, еще более усложненные неспособностью эскимосов уразуметь такое отвлеченное понятие, как научное исследование.
В конце концов четыре человека согласились за увеличенную плату продолжать путешествие, а остальные вернулись на побережье. В сопровождении этой четверки Вегенер и Лёве с трудом продвигались по мягкому свежему снегу к "Ледяному центру". Время являлось жизненно важным фактором, так как в дальнейшем погода могла только ухудшиться. Но быстро двигаться они не могли. И в течение всего дальнейшего пути они были не уверены в эскимосах, от которых полностью зависели. В силу необходимости груз для "Ледяного центра" пришлось очень сильно урезать. Нельзя было допустить новых недоразумений и задержек.
Неустойчивое согласие длилось до 5 октября, когда Детлев, старый охотник, выступавший от имени всех, заявил, что он и остальные трое теперь решительно настаивают на возвращении домой. Итак, снова начались медленные переговоры. Они тянулись, то прекращаясь, то возобновляясь, два драгоценных дня. В конце концов Детлев и еще двое ушли, а последний эскимос, Расмус, выразил готовность сопровождать Вегенера и Лёве до станции.
Расмус оказался хорошим парнем. Ему было только 22 года, и он, несомненно, находился под влиянием старых охотников. Как только он принял решение и расстался со своими сородичами, он стал проявлять исключительную преданность и очень добросовестно относиться к обязанностям. Расмус шел впереди, прокладывая путь сквозь глубокий сухой снег и своими изумительно зоркими глазами высматривая флаги в том полумраке, в котором приходилось двигаться.
Но выпавшие на долю путников испытания еще далеко не кончились. Как они ни старались, им в среднем удавалось проходить не больше 15 километров в день. Медленно пробиваясь вперед, они постепенно расходовали или сбрасывали грузы, предназначенные для "Ледяного центра". Все снаряжение для станции пришлось оставить на пути. А вскоре стало очевидно, что нет никакой надежды добраться до цели к 20 октября. Часто они сомневались, удастся ли им вообще добраться. К этому времени они уже не могли принести почти никакой пользы Георги и Зорге. Но если они повернут назад, а Георги и Зорге не прибудут на побережье, то в течение всей зимы они будут испытывать невыносимое беспокойство за участь двух человек. Таково было мнение Вегенера. К тому же он твердо решил, что "Ледяной центр" не должен быть покинут, если только он сможет предотвратить это, хотя бы ценой почти любого риска.
Во время каждого путешествия наступает момент, когда вернуться становится трудней, чем идти дальше. В данном случае таким моментом, по расчетам, было достижение флага на 232-ом километре. Вегенер и его спутники миновали эту точку. 20 октября они достигли 290-го километра. В последующие дни они предполагали встретить Георги и Зорге, но не встретили. К этому времени запас керосина и пищи для людей стал устрашающе мал, а собаки умирали от голода. Единственный шанс на спасение состоял в том, чтобы как можно скорей добраться до "Ледяного центра" и воспользоваться частью тех незначительных запасов, какие там имелись. Теперь Вегенер и его товарищи зависели от станции, для снабжения которой они пустились в путь.
Последние этапы были неимоверно тяжелые. До тех пор температура стояла сравнительно высокая, но к тому времени, тогда люди и собаки до крайности ослабели, она внезапно упала и держалась в пределах от 40 до 46° ниже нуля. 30 октября кончился керосин. Вегенер, Лёве и Расмус расходовали для подогрева своей скромной пищи неприкосновенный запас твердого топлива и так прошли последние километры до "Ледяного центра".
Ледяная пещера казалась изумительно теплой - в ней было всего 23° мороза, а снаружи 68° или даже больше. А сама комната, высеченная во льду, с такой замысловатостью и изобретательностью обставленная двумя учеными, давала не меньше комфорта, чем современный дом. Георги и Зорге были еще там. Они решили, что смогут в конце концов перебиться зиму. Но трое вновь прибывших остаться не могли, так как они явились практически без продовольствия и топлива. Лёве был вынужден остаться. Он сильно отморозил себе обе ступни, и вскоре Георги пришлось складным ножом, без всякого обезболивания, ампутировать ему все пальцы ног. Вегенер, однако, решил пуститься с Расмусом в обратный путь, передохнув только две ночи. Он был прекрасно настроен и потирал руки от удовольствия, что добрался до "Ледяного центра" и нашел его не только в полном порядке, но и таким уютным. Он и Расмус оба чувствовали себя физически вполне хорошо, а из запасов "Ледяного центра" они смогли захватить 140 кг продовольствия и бидон керосина.
1-4 декабря. Курто. Последние несколько дней представляли собой такую смесь отчаяния и блаженства, опасений и удовлетворенности, что совершенно не было времени или если время и имелось, то не было настроения вести записи.
В течение следующих трех дней погода и условия передвижения по милости судьбы оказались наилучшими за все время маршрута. В понедельник после позднего выхода мы сделали около 18 километров и предполагали назавтра добраться до места, так как, по словам Фредди, нам оставалось всего 20 километров. На следующий день, рано снявшись со стоянки и продолжая двигаться при луне (к счастью, полная луна в это время года светит здесь почти всю ночь), к 7 ч. веч. мы находились неподалеку от цели. Это далось нелегко. Если мы метров на 100 отклонялись в сторону и не находили флага, приходилось останавливаться и всем расходиться в разные стороны на его поиски. Флаг 237 значился конечным. Мы брели в темноте по снегу, казалось, несколько дней, прежде чем наткнулись на флаг и чиркнули спичку. Флаг 236. Оставалось всего 800 метров. Мы с трудом заставили собак двинуться дальше, наконец и эти 800 метров были пройдены. Но где британский национальный флаг? Мы искали во всех направлениях, надеясь с минуты на минуту увидеть его, а затем нас ждет тепло, сухое помещение и пища! Мороз превышал 50°, и ветер проникал сквозь одежду, словно мы были голые. Мы прошли еще немного вперед и снова принялись за поиски, но безуспешно. В конце концов нам пришлось сдаться. И вот, усталые, мы разбили палатки и залезли в промерзшие, негнущиеся спальные мешки. После всех надежд это было горьким разочарованием. В ту ночь мы спали плохо, дрожа от холода в промерзших мешках.
Утром Фредди, не надев штормового костюма, ринулся разыскивать станцию. Через полчаса он вернулся, ничего не увидев, но отморозив себе оба уха. Он оказался достаточно безрассуден, стал поспешно отогревать их в палатке и через минуту корчился в мучениях. [Уэйджер записал, что Чемпен "чуть не плакал и метался по палатке от мучительной боли в отходивших ушах и пальцах рук".] По его словам, никогда в жизни он не испытывал таких страданий. Что касается исчезновения станции, то мы никак не могли понять, в чем дело. Согласно журналу, станция должна находиться у флага 237, а этот флаг был где-то рядом. Уэйджер прошел немного дальше и наткнулся на флат 238, а затем 239. Мы снова стали изучать маршрутный журнал. Тут-то мы и обнаружили: на обратной стороне были наспех вписаны еще флаги - до 262 включительно. Итак, нам предстояло пройти еще 18 километров.
К тому времени когда мы это выяснили, было уже за полдень. Все же мы как можно быстрей погрузились, решив попытаться достигнуть станции сегодня, чтобы не пришлось провести еще одну такую же ужасную ночь, как предыдущая. Вскоре наступили сумерки, солнце зашло примерно в 2.30, но добрая старушка луна явилась нам на помощь, и мы смогли продолжать путь. Дорога была хорошая, и хотя мы пережили несколько тревожных мгновений, отыскивая флаги, Фредди очень точно вел по курсу, руководствуясь звездами. Наконец, около 6 ч. веч. мы обнаружили флаг с прикрепленным к нему письмом. Письмо было написано Д'Атом 15 октября, и мы очень обрадовались, найдя его. Мы брели дальше, и в конце концов санный одометр показал, что нужное расстояние пройдено. Мороз к этому времени достиг 62°. Провести еще одну ночь в замерзших спальных мешках представлялось немыслимым. Мы все разошлись, чтобы опять при свете луны попытаться отыскать станцию. Я шел по снегу, пока не потерял из виду нарт. Ничего. Неужели еще одна шутка судьбы после еще одного бесконечного дня? Неужели нам придется всю ночь продрожать в обледеневших палатках? Я брел назад, потеряв всякую надежду. Когда я приблизился к моим нартам, то увидел, что остальные двое тоже вернулись. Фредди крикнул: "Мы видели британский флаг". Я никогда не испытывал такой внезапной переполнившей все мое существо радости, такого мгновенного перехода от глубочайшего отчаяния. Через несколько мгновений в лунном свете показался низкий снежный холм с истрепанным флагом - станция. Остановив нарты, мы быстро вошли в огороженный снежной стеной двор, достигли входа в подснежный туннель и закричали: "Ивнинг Стандарт!", "Стар!" и "Ньюс!"54
Мы протиснулись в отверстие, прошли туннель и, войдя в палатку, застали Д'Ата и дока, сидевших в тепле и уюте и покуривавших трубки. Так как они прожили на станции три лишние недели, то при виде нас очень обрадовались. Вскоре собаки были выпряжены, и мы, собравшись в палатке, с волчьей жадностью набросились на кашу, сваренную для нас хозяевами, и принялись выкладывать им кучу новостей из внешнего мира.
После проделанного путешествия это был незабываемый вечер, но мою радость несколько омрачала сильная боль в отмороженных пальцах рук и ног. Фредди и я ночевали в одном из снежных домов, или иглу55, куда попадали из туннеля, ведущего в главную палатку, которая в свою очередь была окружена снежным домом. В иглу было холодно, но наутро завтрак вместе со всеми, настоящий поздний завтрак джентльменов, оказался чудесным.
4 декабря. Уэйджер. Все еще нет времени для того, чтобы описать станцию "Ледниковый щит". Встал в 10 ч. утра, когда второй раз снимаются показания метеорологических приборов. Основательно заправился овсянкой и чаем. В полдень мы вышли в пургу, чтобы собрать в одно место все, требовавшее сортировки или ремонта. Работали торопливо, готовясь к отъезду, который, как мы надеемся, состоится завтра, хотя ветер еще сильный. Он помешал нам, несмотря на все наше желание починить нарты и увязать на них грузы.
Я опять пишу в иглу, очаровательном здании в форме улья (построенном, однако, из прямоугольных глыб), где стены тут и там искрятся гранями кристаллов.
Бингхем. Курто хочет остаться один, но я решительно высказался против этого.
Курто. Док и остальные не одобряют моей идеи остаться здесь одному, возможно, на три-четыре месяца, но иного выхода нет, если не пойти на то, чтобы бросить станцию, так как продовольствия здесь имеется только (на одного человека) на этот срок.
Чепмен. Мы устроили чудесный, хотя несколько преждевременный, рождественский обед из особо лакомых продуктов, специально захваченных нами из Базового лагеря. Меню было следующее:
Рождественский обед
на "Ледниковом щите"
Суп из дичи
Сардины в прованском масле
Белая куропатка
Плумпудинг
Ромовая подливка (настоящая)
Гренки
Десерт (финики и изюм)
Пирожки со сладким фаршем, джем,
горячий грог, чай (с молоком)
Примечание - никакого пеммикана.
Обед, хотя готовил его я, был наилучшим из всех, какие мне приходилось когда-либо есть.
5 декабря, пятница. Уэйджер. Решили, должно быть, что ветер слишком сильный, так как в 6 часов мы не поднялись. Не знаю, который теперь час, но думаю, часов 10 или 11. Остальные еще не встали; чтобы было теплее, вход в палатку, где они все спят, закрыт. Я зажег в моей снежной хижине примус и пользуюсь свободным временем, чтобы описать станцию "Ледниковый щит".
Прибыв на место, вы видите снежную стену вышиной в 2,5 метра, которая окружает палатку и снежные дома, образуя двор [см. Fig_1.gif и Fig_2.gif]. Что делается снаружи, я почти не знаю, так как мы приехали в темноте, а с тех пор не перестает пурга, одна из самых сильных, с какими им до сих пор пришлось познакомиться [здесь, вдали от побережья]. Однако, она не идет ни в какое сравнение, если не считать крайне низкой температуры, с некоторыми из тех, что выпадали на нашу долю. Куполообразная центральная палатка имеет в поперечнике около 3,5 метра. Вокруг нее построена снежная хижина, так что обычно, пока горел примус, пурги не было слышно, а когда его гасили, через вентилятор доходил лишь слабый шум. В палатке два высоких дивана, сделанные из пустых ящиков. Между ними на полу лежит шкура и стоит ящик для примуса и лампы. От них в помещении приятная теплота, время от времени примус гасится, и лампа одна дает достаточно тепла. Входом служит туннель, выкопанный на глубине около полутора метров от уровня пола, и в этом колодце воздух такой же холодный, как снаружи.
Туннель имеет в длину примерно 6 метров, и от него идут два ответвления к снежным домам, построенным из снежных плит, как описано Стефенсоном. Холодный, голубоватый свет проникает сквозь снег, в особенности на стыках между плитами, и создает, внутри вполне достаточное и довольно приятное освещение. Нагреть примусом мой иглу мне совершенно не удавалось, и я думаю, что снежные дома гораздо холоднее наших палаток - они также значительно больше и имеют в диаметре около 2,5 метра и до 135-150 сантиметров в вышину.
Д'Ат и док пробыли здесь десять недель. Им приходилось выполнять кое-какую физическую работу, перебрасывая снег через стену для расчистки двора. Они совершили лишь одну прогулку, чтоб оставить для нас записку в шести километрах от станции. Гулять здесь нет никакого смысла. Они прочли все книги, написали изрядное количество писем, рассказали друг другу всю историю своей жизни, выкурили все папиросы, но имели еще табак. У них не очень хороший вид, и хотя в течение первых недель они съедали полные санные рационы, потом стали есть меньше - вследствие, как я думаю, однообразия пищи. Доктор говорит, что в течение примерно двух недель, когда прошло около половины срока их пребывания на станции, он часто испытывал затруднения при дыхании и ночью просыпался, обливаясь потом и задыхаясь. Оба постепенно привыкли меньше спать.
Что касается нас, потративших пять недель, чтобы добраться сюда, то последняя часть пути досталась нам ценой некоторого напряжения - настроение стало хуже обычного и неприятности воспринимались острей. Мы тяжелей переносили необходимость тесниться в маленьких палатках и часто чуть не плакали от холода. Я терпеть не могу надевать свой жесткий анорак [шубу с капюшоном] из тюленьих шкур, так как он колется и я в нем задыхаюсь. И Фредди, и мне стоило большого труда вести экспедицию по правильному курсу и высматривать флаги.
Курто, по-видимому, вполне бодро относится к тому, что останется здесь один на три месяца. Для того чтобы остался и я, недостаточно продовольствия. Мы оставляем шесть полных ящиков С. Р. (полный рацион для одного человека на двенадцать недель) и еще кое-что. Когда мы прибыли и узнали об имевшихся на станции двух неначатых ящиках, у меня снова появилась некоторая надежда, что мне удастся остаться. Вряд ли мне понравилось бы пробыть здесь в одиночестве больше одного месяца.
Выезжая в обратный путь, мы рассчитываем достигнуть Базового лагеря за десять ходовых дней. У нас будет на четырех человек только два ящика С. Р. (т.е. половинный рацион на две недели) и всего на два дня полной нормы для собак, не считая 15 килограммов лишнего пеммикана для людей и девяти килограммов маргарина.
10.30 веч. Даже во вторую половину дня было слишком ветрено, чтобы тронуться в путь; это, по-моему, только обрадовало нас, так как дало возможность более тщательно подготовиться. Двое нарт увязаны; одно удовольствие, как мало на них груза. Бедного старого Бруно скормили остальным собакам, и те милостиво его съели. Еще раз просушили вещи, но главное - чувствуем себя лучше, во всяком случае я; с нетерпением ожидаю завтрашнего дня, обещающего быть хорошим.
Чепмен. Все еще сильный ураган. Слава богу, что мы добрались сюда, прежде чем он начался. День провели в спорах о том, как поступить.
Доктор и Д'Ат решительно против того, чтобы кто-нибудь остался один. По их словам, они на собственном опыте испытали, что это значит. Однако Курто решил остаться, и в конце концов мы согласились. Должен сказать, что было бы исключительно обидно бросить сейчас станцию, после того как потрачено столько трудов на ее организацию и обеспечение ее работы. Курто очень хочется остаться, и, судя по опыту Уоткинса среди лабрадорских трапперов, это не так страшно, как утверждают.
Глава 8
"ЛЕДЯНОЙ ЦЕНТР" ВЕГЕНЕРА
Обеспечение работы метеорологической станции в центре Ледникового щита оказалось значительно более трудным делом, чем предполагалось. Перед руководителем экспедиции на месте встала проблема допустимости риска человеческой жизнью ради бесперебойного выполнения научной программы - той работы, для которой экспедиция здесь находилась Никаких новых запасов на станцию не удастся забросить до окончания зимы, а когда это произойдет, никому не известно. Как быть - всем вернуться на побережье или рискнуть чьей-нибудь жизнью во имя метеорологии?
Почти с такой же проблемой столкнулась немецкая экспедиция профессора Альфреда Вегенера, обосновавшаяся в 500 километрах севернее. Пока партия Чепмена ожидает возможности пуститься в обратный путь к Базовому лагерю, я вкратце опишу события, происходившие в это время на Ледниковом щите.
План Вегенера состоял в том, что он с главной своей партией доберется до Ледникового щита с запада. Плавание у западных берегов Гренландии возможно тогда, когда море на востоке еще сковано льдом; поэтому он смог начать работу на суше в июне, на два месяца раньше, чем мы.
Главный Базовый лагерь был организован на западной окраине Ледникового щита, примерно на 71 параллели, и немедленно приступили к заброске грузов для создания центральной станции, получившей название Eismitte56.
Так как на 71° северной широты Гренландии значительно шире, чем на 66°, где находились мы, то "Ледяной центр" Вегенера отстоял приблизительно на 150 километров дальше от побережья, чем наша станция "Ледниковый щит". Кроме того, более обширная научная программа немецкой экспедиции требовала доставки множества приборов. Для транспортировки Вегенер решил использовать не только собак, но еще три вида вспомогательных средств, от которых мы не зависели: эскимосов, аэросани и для перевозок на прибрежной полосе исландских пони.
15 июля немецкая экспедиция двинулась в путь от западного края Ледникового щита, везя 3,5 тонны продовольствия и снаряжения на двенадцати собачьих упряжках. В партии было три европейца: д-р Георги, д-р Лёве и д-р Вейкен, остальные - эскимосы. С самого начала эскимосы шли очень неохотно. Хотя они всю жизнь проводили в разъездах на нартах, они никогда не решались забираться дальше края Ледникового щита, когда передвигались от одного фьорда к другому. Возможно, ими все еще владел суеверный страх перед злыми духами Ледникового щита, но во всяком случае они имели в обычных условиях вескую причину его избегать. Там не было пищи. Теперь европейцы ежедневно кормили их, снабдили кое-какой одеждой и платили четыре кроны57 в день. На побережье они не могли заработать и четырех шиллингов. Но, отходя так далеко от моря, где все было им знакомо, поднимаясь на бесконечную, лишенную жизни гору, на которой становилось все холодней и холодней и где даже собак все сильнее охватывало безразличие и уныние, - они то и дело оглядывались назад.
Чтобы подбодрить их, шли на всякие уступки. Для уменьшения груза сбросили часть ценного снаряжения, пытались разъяснить цель путешествия. И все же, когда 22 июля экспедиция, пройдя 200 километров, достигла половины пути, все эскимосы заявили, что возвращаются домой.
Это означало бы крушение всего плана изучения Ледникового щита. Настал тревожный момент - впрочем, далеко не момент, так как уговоры затянулись на несколько часов. В конце концов четыре эскимоса согласились продолжать путь с Георги и Вейкеном, а остальные повернули с Лёве обратно к любезному их сердцу побережью. Партия Георги 30 июля достигла намеченного для "Ледяного центра" места. Два дня спустя Вейкен, Лёве и эскимосы отправились в обратный путь, а Георги остался для работы на станции.
Он пробыл там один до 18 августа, когда прибыли Лёве и пять эскимосов, доставившие около тонны эффективного груза. Они провели с Георги ночь, а затем снова покинули его, поглощенного работой с метеорологическими шарами-зондами и другими приборами.
Еще через двадцать пять дней прибыли д-р Зорге, д-р Вёлкен, Юлг и семь эскимосов с полутора тоннами продовольствия, керосина и снаряжения. Зорге должен был остаться с Георги на зиму. Проверив свои запасы, они убедились, что им все же кое-чего существенного не хватит, если не придут аэросани. Вырыв пещеру и разбив в ней палатку, немецкие ученые могли бы обойтись без деревянной хижины, которую первоначально намеревались построить. Но они полагали, что керосина окажется недостаточно. Георги нужна была также проволока для метеорологического змея, а Зорге - взрывчатка для измерений толщины льда сейсмическим методом. Они отправили Вегенеру письмо, в котором сообщали, что покинут станцию и уйдут на побережье, если до 20 октября эти материалы не будут ими получены:. Они просто доводили об этом до сведения своего руководителя. Казалось, не могло быть никаких сомнений в том, что запасы смогут быть завезены либо на аэросанях, которые к тому времени были доставлены на Ледниковый щит и могли покрыть 400 километров за двое суток, либо опять на собаках. Однако это письмо явилось одной из причин ряда событий.
Другой причиной была судьба аэросаней. Возвращавшаяся на собаках партия, Вёлкен, Юлг и семь эскимосов, 17 сентября встретила у склада 200-го километра двое аэросаней. Назавтра утром собачьи упряжки двинулись на запад до того, как были запущены моторы.
Тем временем Вегенер (хотя он, конечно, не имел сведений об упомянутых событиях) решил направить еще одну партию на собаках, чтобы полностью обеспечить "Ледяной центр" на зиму. Партия должна была быть очень большая не меньше пятнадцати нарт. Это означало необходимость нанять по крайней мере 12 эскимосов и свыше полутораста собак. Отчасти для того, чтобы придать бодрость эскимосам, а отчасти, чтобы быть на месте для принятия ответственных решений, Вегенер счел нужным сам возглавить партию.
На неровному льду прибрежной полосы бoльшую часть грузов перевезли исландские пони. В 15 километрах от берега нагрузили собачьи упряжки, и огромный караван двинулся к востоку.
Партия не успела проехать и трех километров, как встретила Вёлкена, Юлга и семь эскимосов, которые возвращались из "Ледяного центра". Они вручили Вегенеру письмо Георги и Зорге. Это произошло 21 сентября, и Вегенеру было бы чрезвычайно трудно добраться до "Ледяного центра" к 20 октября. Но никакой крайней необходимости в этом, по всей вероятности, уже не имелось, так как Вёлкен и Юлг рассказали, что четыре дня назад у расположенного на полпути склада они встретили аэросани в совершенно исправном состоянии. Все говорило за то, что они уже доставили на "Ледяной центр" керосин и зимний домик.
Вегенер задержался на день, чтобы собрать материалы, которые просили Георги и Зорге. Затем он продолжал путь к "Ледяному центру". Но примерно в 50 километрах от края щита произошла еще одна встреча - с партией на аэросанях.
Участники экспедиции набились в маленькую палатку, и ехавшие на аэросанях рассказали о своих приключениях. Утро того дня, когда Вёлкен и Юлг расстались с ними после неожиданной встречи у склада на полдороге, было туманное. Это не имело значения для собак, но на аэросанях труднее двигаться, не сбиваясь, вдоль линии флагов. Они не могли подвергать себя риску заблудиться и напрасно потратить драгоценное горючее. Поэтому они решили обождать улучшения погоды, прежде чем начать свой однодневный пробег к "Ледяному центру", отстоявшему за 200 километров.
Погода не только не улучшилась, но их засыпало снегом. Когда они откопали сани, им долго не удавалось запустить моторы. Заработавшие, наконец, моторы не смогли потянуть тяжело груженные сани. В конце концов водители решили вернуться на побережье.
Вегенер возлагал большие надежды на аэросани, но, слушая эту печальную историю, не делал никаких замечаний и спокойно курил трубку. В свои 49 лет он обладал большим опытом. Он был не только профессором геофизики и метеорологии, но и прекрасным руководителем. Он принял случившееся как неизбежность, ничем не проявив удивления. Однако это не ослабило его решимости добиться того, чтобы "Ледяной центр" функционировал в течение всей зимы. Следовательно, он должен попасть туда с собачьими упряжками к 20 октября.
Путешествие не ладилось с самого начала. Погода стояла теплая, но снег был мягкий и глубокий. Упряжки из крупных эскимосских собак проваливались и мешали друг другу, однако каждый погонщик, согласно местным обычаям, не обращал внимания на затруднения других. И вот 28 сентября наступил серьезный кризис.
Утром перед выходом в путь в палатку, которую занимали Вегенер и Лёве, один за другим втиснулись все эскимосы. Они сидели там, сбившись в кучу, покуривая трубки и уставившись в пол. Они ничего не говорили - они напоминали угрюмых детей.
Наконец, недовольство прорвалось. Хотя было еще тепло, холода, несомненно, скоро наступят, а они недостаточно хорошо одеты, чтобы выдержать их. Грузы слишком тяжелые. Они хотят вернуться домой.
Переговоры длились несколько часов, подвигаясь медленно, тяжело, усложненные недостаточным запасом слов, понятных обеим сторонам, еще более усложненные неспособностью эскимосов уразуметь такое отвлеченное понятие, как научное исследование.
В конце концов четыре человека согласились за увеличенную плату продолжать путешествие, а остальные вернулись на побережье. В сопровождении этой четверки Вегенер и Лёве с трудом продвигались по мягкому свежему снегу к "Ледяному центру". Время являлось жизненно важным фактором, так как в дальнейшем погода могла только ухудшиться. Но быстро двигаться они не могли. И в течение всего дальнейшего пути они были не уверены в эскимосах, от которых полностью зависели. В силу необходимости груз для "Ледяного центра" пришлось очень сильно урезать. Нельзя было допустить новых недоразумений и задержек.
Неустойчивое согласие длилось до 5 октября, когда Детлев, старый охотник, выступавший от имени всех, заявил, что он и остальные трое теперь решительно настаивают на возвращении домой. Итак, снова начались медленные переговоры. Они тянулись, то прекращаясь, то возобновляясь, два драгоценных дня. В конце концов Детлев и еще двое ушли, а последний эскимос, Расмус, выразил готовность сопровождать Вегенера и Лёве до станции.
Расмус оказался хорошим парнем. Ему было только 22 года, и он, несомненно, находился под влиянием старых охотников. Как только он принял решение и расстался со своими сородичами, он стал проявлять исключительную преданность и очень добросовестно относиться к обязанностям. Расмус шел впереди, прокладывая путь сквозь глубокий сухой снег и своими изумительно зоркими глазами высматривая флаги в том полумраке, в котором приходилось двигаться.
Но выпавшие на долю путников испытания еще далеко не кончились. Как они ни старались, им в среднем удавалось проходить не больше 15 километров в день. Медленно пробиваясь вперед, они постепенно расходовали или сбрасывали грузы, предназначенные для "Ледяного центра". Все снаряжение для станции пришлось оставить на пути. А вскоре стало очевидно, что нет никакой надежды добраться до цели к 20 октября. Часто они сомневались, удастся ли им вообще добраться. К этому времени они уже не могли принести почти никакой пользы Георги и Зорге. Но если они повернут назад, а Георги и Зорге не прибудут на побережье, то в течение всей зимы они будут испытывать невыносимое беспокойство за участь двух человек. Таково было мнение Вегенера. К тому же он твердо решил, что "Ледяной центр" не должен быть покинут, если только он сможет предотвратить это, хотя бы ценой почти любого риска.
Во время каждого путешествия наступает момент, когда вернуться становится трудней, чем идти дальше. В данном случае таким моментом, по расчетам, было достижение флага на 232-ом километре. Вегенер и его спутники миновали эту точку. 20 октября они достигли 290-го километра. В последующие дни они предполагали встретить Георги и Зорге, но не встретили. К этому времени запас керосина и пищи для людей стал устрашающе мал, а собаки умирали от голода. Единственный шанс на спасение состоял в том, чтобы как можно скорей добраться до "Ледяного центра" и воспользоваться частью тех незначительных запасов, какие там имелись. Теперь Вегенер и его товарищи зависели от станции, для снабжения которой они пустились в путь.
Последние этапы были неимоверно тяжелые. До тех пор температура стояла сравнительно высокая, но к тому времени, тогда люди и собаки до крайности ослабели, она внезапно упала и держалась в пределах от 40 до 46° ниже нуля. 30 октября кончился керосин. Вегенер, Лёве и Расмус расходовали для подогрева своей скромной пищи неприкосновенный запас твердого топлива и так прошли последние километры до "Ледяного центра".
Ледяная пещера казалась изумительно теплой - в ней было всего 23° мороза, а снаружи 68° или даже больше. А сама комната, высеченная во льду, с такой замысловатостью и изобретательностью обставленная двумя учеными, давала не меньше комфорта, чем современный дом. Георги и Зорге были еще там. Они решили, что смогут в конце концов перебиться зиму. Но трое вновь прибывших остаться не могли, так как они явились практически без продовольствия и топлива. Лёве был вынужден остаться. Он сильно отморозил себе обе ступни, и вскоре Георги пришлось складным ножом, без всякого обезболивания, ампутировать ему все пальцы ног. Вегенер, однако, решил пуститься с Расмусом в обратный путь, передохнув только две ночи. Он был прекрасно настроен и потирал руки от удовольствия, что добрался до "Ледяного центра" и нашел его не только в полном порядке, но и таким уютным. Он и Расмус оба чувствовали себя физически вполне хорошо, а из запасов "Ледяного центра" они смогли захватить 140 кг продовольствия и бидон керосина.