Хотелось бы мне знать, когда я выберусь отсюда, если вообще выберусь. Не то что мне надоело, но я замечаю, что ноги у меня становятся очень тонкими, как я полагаю, отчасти из-за недостатка упражнений, а отчасти из-за отсутствия свежих продуктов. Если мне придется возвращаться с санной партией, будет здорово неприятно, разве только дорога окажется настолько хорошей, что удастся ехать на нартах. Эти ураганные ветры изматывают нервы. Я каждый день жду, что дом завалится, так как оба снежные дома по бокам частично разрушились. Хотелось бы, чтобы наступила сносная погода. Всякий раз, как проясняется и показывается солнце, мороз достигает примерно 46°, а остальное время задувает пурга, так что из-за снежных вихрей ничего не видно и ничего нельзя делать.
3 февраля, вторник. Вчера, покопавши как следует, раздобыл керосин. К счастью, на мне были подаренные У. рукавицы, иначе я отморозил бы руки. Бидон оказался на глубине почти двух метров. Сейчас закончил Пипса (издание Брейбрука). Жаль, что так быстро.
6 февраля, пятница. Сегодня ровно два месяца, как я здесь один. Кончил "Курильщики опиума" де-Куинси. Не понравилось. Слишком скучно, хотя язык и превосходен. К тому же раздражают сноски89. Теперь читаю письма Дороти Осборн. Хорошо. Погода холодная, с северо-западным ветром.
8 февраля, воскресенье. День рождения папы. Отметил вареным рисом на второй завтрак и сделал несколько конфет из масла и сахара. В середине дня хорошо и солнечно, но холодный северный ветер (от -40 до -43°). Снова читаю "Тесе из рода Д'Эрбервилей"90, оч. хор., особенно первая часть.
14 февраля, суббота. Уже десять недель, как я один. Погода на этой неделе была отвратительная. Прежде всего слишком холодная, чтобы можно было расчищать снег (68° мороза), и мне не хватает рационов, так как остальные ящики погребены под тремя метрами снега. Затем как-то ночью я не закрыл отверстия в крыше снежного дома, а ветер задул с юго-востока и совершенно его засыпал. С большим трудом мне удалось немного расчистить и преградить доступ ветру с этой стороны, как вдруг прошлой ночью он снова задул с северо-запада и опять все засыпал. Теперь выбраться невозможно, если не сбросить весь снег в туннель, ставший таким узким, что я едва могу по нему проползти. Продуктов осталось еще только на один день, не считая сегодняшнего. Дует по-прежнему.
17 февраля, вторник. В воскресенье утром обнаружил, что снежный дом совершенно засыпан, и до десяти часов не смог выбраться. Затем, после того как всю ночь ураганный ветер дул с юго-востока, он повернул на 180° и снова стал дуть с северо-запада. Очень холодно, -46°. Впрочем, ураган не достиг такой силы, как прежде, и в понедельник погода была вполне сносная. Пытался откопать ящики с рационами, но пальцы на руках и ногах закоченели, прежде чем я смог до них добраться. Затем задуло с юго-востока и, конечно, яму засыпало. Я прикрыл вход как мог лучше, но едва улегся в постель, ветер задул сильней, чем когда-либо прежде. Сегодня смог выбраться только в 10 часов, когда стихло. Так как находящиеся снаружи ящики, по-видимому, недосягаемы, а у меня кончились все более или менее вкусные продукты, то принялся откалывать ящик, засыпанный в снежном доме. Дело шло медленно: приходилось откалывать плотный снег, наполнять им банки из-под галет и высыпать наружу. Через два часа я добрался до ящика и открыл его отверткой. В довершение всех огорчений оказалось, что это один из тех ящиков, из которых украли шоколад. Все же, слава богу, я раздобыл из него кое-что подходящее. Вечером снова задуло с запада, барометр катастрофическим падает. Только бы не завалило снова защищающее вход прикрытие, иначе меня окончательно засыплет снегом. За два часа он почти заполнил снежный дом. Читаю "Владетель Баллантрэ", оч. хор. Надеюсь, ребята еще не вышли из Базового лагеря. В такую погоду двигаться на нартах невозможно. Насколько я могу судить, по крайней мере шесть месяцев будут для нашей экспедиции совершенно потеряны. Все запроектированные далекие санные маршруты пойдут насмарку.
19 февраля, четверг. Весь вчерашний день и бoльшую часть сегодняшнего не прекращался ураганный ветер. Сегодня вечером в 5.30 произошло ужасное событие. Я, как обычно, читал здесь в палатке, как вдруг услышал нарастающий гул, исходивший, казалось, откуда-то сзади и в течение одной секунды усилившийся до грохота лавины. Внезапно он окончился как бы громовым раскатом. Сначала я подумал, что вот-вот на меня обрушится какой-то снежный смерч. Затем, когда ничего не произошло, я подумал, что один из снежных домов завалился и я окажусь в заточении, но для этого шум был слишком сильный. Когда в 7 ч. я вышел наружу, все стояло на месте и имело такой же вид, как и раньше. Не представляю себе, что случилось, разве только дал трещины лед внизу. Грохот был такой, словно обрушилась снежная лавина в тысячи тонн".
* * *
"25 февраля, среда. Скотт. 25 февраля, как только представилась первая возможность, Козенс и я вылетели из Базового лагеря в надежде отыскать станцию "Ледниковый щит" и сбросить продовольствие. Мы не увидели никаких признаков станции и даже флагов, которыми была отмечена дорога".
* * *
"26 февраля, четверг. Курто. Ураганы, наконец, стихли и сменились морозной ясной погодой, хотя все еще дует северо-западный ветер. Температура понизилась до -51°. Отчаянно надоело выходить каждые три часа для наблюдений и после ползания по туннелю возвращаться в засыпанной снегом верхней одежде. Теперь осталось всего восемнадцать литров керосина. Если другие не явятся через три-четыре недели, я буду обречен на холод и тьму. Если я когда-нибудь вернусь в Базовый лагерь, ничто не заставит меня снова отправиться на Ледниковый щит. Кто знает, когда придет смена. Ураганные ветры сделали передвижение на нартах невозможным и даже здесь намели сугробы, подобные новообразовавшимся холмам. Какова дорога дальше, одному богу известно. Судя по тому, что я видел по прибытии, когда здесь дорога была хорошая, склонен думать, что там пройти совершенно невозможно".
Глава 10
ПЕРВАЯ ПОПЫТКА СПАСЕНИЯ
1 марта Квинтин Рили и я предприняли первую попытку отправиться на нартах к станции "Ледниковый щит" на выручку Курто. Эскимосы устроили нам "слезное прощание", так как считали само собой разумеющимся, что мы никогда больше не вернемся.
На следующий день мы явились обратно в лагерь с нартами, сломавшимися пополам на огромных твердых застругах. Мы взяли и второй фальстарт, прежде чем 9 марта окончательно двинулись в путь - вместе с Мартином Линдсеем в качестве третьего участника партии.
Время года было еще слишком раннее для путешествия по Ледниковому щиту. Зима еще не сдавалась. Лаже в Базовом лагере ураганы были исключительно сильными. Они продолжали валить радиомачты, раскидывать сложенные грузы или засыпать их снегом; барак дрожал и прыгал на проволочных растяжках, прикрепленных к камням. Джино виноватым тоном сказал мне, что никогда не послал бы нас так рано, если бы самолету удалось сбросить продовольствие для Курто или хотя бы увидеть его и станцию. Но после безуспешного полета, совершенного мною и Козенсом, оба самолета сильно повредило штормами, и они оказались неисправными. Не могло быть никакой уверенности ни в отношении срока, когда они будут починены, ни в отношении того, что, приведенные в порядок, они отыщут станцию. Поэтому мы пустились в путь на нартах, как только это стало практически возможно.
Необходимо разъяснить наш план. Когда в декабре отправилась партия Чепмена, она часто теряла линию флагов. Мы были уверены, что следовавшие один за другим ураганы наверняка свалили, уничтожили или засыпали снегом бoльшую их часть.
Во время полета 25 февраля мы не видели ни одного флага. Следовательно, нам предстояло отыскать станцию, определяясь по приборам. Определение по компасу и пройденному расстоянию оказалось бы недостаточным, так как одометр на неровной поверхности не давал точных показаний, а держаться прямой линии, ведя собак среди снежных заструг, было невозможно.
Мы знали долготу и широту станции. Но тут возникала проблема. Измеряя полуденную высоту солнца и делая простой расчет с помощью существующих таблиц, вы можете установить широту, на которой вы находитесь; но определить долготу труднее - по той причине, что необходимо знать точное время по Гринвичу. Во время длительного путешествия наших полухронометров окажется для этого недостаточно. Пришлось бы взять с собой радиоприемник для приема сигналов времени. Однако он явился бы добавочной тяжелой поклажей для наших и без того перегруженных и неоднократно чинившихся нарт. К тому же после того, как нарты несколько раз основательно перевернутся на больших сугробах, приемник выйдет из строя. Такого путешествия, какое проделала партия Чепмена в начале зимы, он, конечно, не выдержал бы, а на более благоприятные условия рассчитывать не приходилось.
Поэтому мы решили, что должны найти станцию путем определения только широты - держать курс на точку, расположенную в нескольких километрах вправо от станции, а затем, когда мы достигнем нужной широты, свернуть влево и двигаться вдоль нее, пока не доберемся до места. (Так водили в старину свои корабли капитаны.) Предварительно мы должны будем убедиться в отсутствии флагов, для чего много раз пересечем их линию под очень острым углом. Для определения широты у меня был секстант91, а у Мартина теодолит.
Добравшись до цели, мы сменим Курто, но станции не закроем, если только останется хоть немного продовольствия. Джино сказал мне: "Не думаю, чтобы пришлось окончательно покинуть ее, хотя, конечно, вам придется решать этот вопрос на месте. Мы можем оставить там только одного человека. Я не хочу, чтобы остались вы, если обратный путь предстоит трудный. Но если вы увидите, что добраться домой будет легко, а для остающегося перспективы паршивые, что ж, я предпочитаю, чтобы вы остались, а остальных отправили назад".
Нет необходимости описывать день за даем первую часть пути. Нашу задачу затрудняло сочетание низких температур и сильных ветров. Гордон Хейс92 в своей книге "Завоевание Северного полюса" на основании наших метеорологических данных признал это путешествие одним из тех, когда "условия приближались к границе человеческой выносливости". Я бы этого не сказал: мы прекрасно их выносили, и трудность состояла в определении курса и в том, чтобы видеть, куда мы идем. Во время второй половины пути потеплело, но вначале было очень тяжело из-за ураганных ветров и морозов свыше 57°. Часто я с трудом мог пользоваться секстантом, так как ртутная чашечка для искусственного горизонта начинала обледеневать. Мне приходилось соскребать ледяную пленку с ее верхушки. Однажды, когда я этим занимался, первое, что я увидел, было отражение не солнца, а моего собственного отмороженного подбородка. Снежная поверхность морщинилась крутыми застругами, на которых постоянно застревали собаки или опрокидывались нарты,
При третьей попытке, 9 марта, дело у вас пошло, и мы добрались до Большого флага. Однако, двигаясь дальше, мы не нашли грузов, сброшенных у флага 56. Пропажа продовольствия сама по себе не имела большого значения, так как мы находились в пути всего несколько дней и у нас было еще столько провизии, сколько мы в состоянии были тащить.
Но мы прошли, самым тщательным образом определяясь, всего 15 километров от Большого флага и, во-первых, не увидели ни одного из расставленных через каждые 800 метров флагов, а во-вторых, не смогли различить большую кучу брошенного имущества. Это доказывало, что пурги все погребли под белым покровом снега.
Несмотря на это, мы продолжали двигаться зигзагами вдоль нанесенной на карту линии - два градуса влево, а затем столько же вправо. Так как ураганы налетают из центра Ледникового щита, то дальше от побережья они не должны были достигать такой же силы, и на поверхности могли остаться хотя бы голые бамбуковые палки или пустая консервная банка. Мы пришли бы в полный восторг, если бы нам удалось наткнуться даже на собачий помет! Но кругом, до самого горизонта, мы решительно ничего не видели, кроме снега и теней, отбрасываемых при свете низкого солнца волнообразными застругами. Слишком часто мы видели лишь летящий снег, мириады мелких и твердых, как песчинки, быстро мчащихся крупинок.
Мой дневник (я писал его с трудом и усталый) не отражает того напряженного, беспокойного состояния, в каком я находился, будучи руководителем экспедиции, от которой, как мы думали, зависела судьба человека. Впрочем, запись за 17 марта дает некоторый намек:
"Прошлой ночью мне приснилось, что Огаст вернулся в Базовый лагерь до нашего отъезда. На первый взгляд, с ним все обстояло благополучно, но оказалось, что он сошел с ума".
Был и другой сон, привидевшийся мне несколько раз. Я отправлялся в гости к друзьям в Лондоне. Я доходил до нужной улицы и приближался к дому. Но дальше подъезда не шел. Чтобы открыть дверь, я должен был бы снять с правой руки перчатку, и я знал, что мои пальцы примерзли бы к металлической ручке. Страх перед болью от сдираемой кожи был настолько велик, что я обычно просыпался.
При каждой возможности мы производили определения широты. Но здесь явления не подчиняются правилам. Цитирую свой дневник:
19 марта, четверг. Скотт. День ясный, с небольшим встречным ветром. От подъема до выступления у нас прошло 5 часов 20 минут. (После длительной остановки всегда требуется больше времени, а мороз также способствует задержкам.) Мы двигались 80 минут, затем остановились для наблюдений. Часы у нас сильно врали, и оказалось очень удачно, что мы рано остановились. Мартин орудовал с теодолитом (К. записывал), а я - с секстантом. Мартину стоило большого труда отрегулировать прибор, а секстант сразу обледеневал, и производить отсчет было невозможно. Поэтому я проследил за солнцем до его наивысшей точки и затем спрятал прибор (чтобы он оттаял в палатке, и я смог сделать отсчет показаний).
21 марта, суббота. По-прежнему ветер и по-прежнему холодно, двигаться совершенно невозможно. Досадно, но будем надеяться, что это последний ураган. (Эскимосы говорили нам, что должен быть последний бешеный ураган, и мы каждый принимали за последний.) В дороге мы питались неполными рационами, и лакомства припрятали до С. Л. Щ. Заструги огромные. Нарты Мартина совершенно засыпаны, торчит только кусочек дерева.
22 марта, воскресенье. Наконец-то хороший день. Мы снялись со стоянки в 9 и двигаемся быстро, но нарты, в особенности мои, продолжают опрокидываться, что сильно задерживает нас. Заструги поистине ужасные, и весь день дорога почти такая же. Мы шли по румбу 27°, что должно привести нас на широту С. Л. Щ. километров за 25 к востоку от нее. Азимут заструг был 7°. Одна из моих лыж, привязанная поверх груза, сломалась.
23 марта, понедельник. Сегодняшний день принес нам почти одни разочарования. Мы надеялись увидеть самолет и увидеть флаги, однако ни та ни другая надежда не осуществилась. Утро было ясное и безветренное, но с моря быстро надвинулись тучи, и ко времени второго завтрака пошел небольшой снег. Заструги не такие ужасные, но при плохом освещении мы не могли различить, куда двигаемся, и очень часто попадали в беду. Когда мы остановились на ночлег, при температуре в -30° нам казалось, что тепло.
24 марта, вторник. Проснулись после теплой ночи и увидели, что снега выпало только несколько сантиметров; поэтому мы были полны надежд на успешный переход. Ночевавшие в другой палатке чувствовали себя довольно плохо, так как угорели от примуса.
От подъема до выхода в путь прошло почти шесть часов, и за это время начало дуть. Мы пытались двигаться, но поземка оказалась очень сильной, и на расстоянии 50 шагов я не видел остальных нарт, а потому решил, что это небезопасно. Итак, мы с трудом снова разбили палатки. Как только начался ветер, стало очень холодно, но вообще последние сутки было изумительно тепло.
На днях К. проткнул ножом тарелку; я отдал ему свою, так как ел из котелка. Мартин решил выбросить дырявую тарелку, но вместо нее выбросил хорошую.
25 марта, среда. Утром все еще сильный ветер и поземка, но погода улучшилась; в 12.30 мы пустились в путь и двигались хорошо. День был прекрасный, хотя и холодный. По-моему, мы заслуживаем того, чтобы хоть на время установилась хорошая погода.
26 марта, четверг. Сделали 5 километров, затем на месте приближенно вычислил широту, и оказалось, что мы находимся в 10 километрах южнее широты С. Л. Щ. Итак, мы прошли десять километров и разбили лагерь. Теперь мы точно обработали результаты наблюдений, и они почти совпали, разойдясь всего на полтора километра. Судя по карте, мы должны находиться в 25-40 километрах от станции [к востоку], в зависимости от того, отклонились ли мы от курса к востоку или к западу. Я склонен думать, что наш курс был правильный и ошибка не превышает полутора километров, так что мы находимся от станции в 28 километрах.
Сегодня ночью я снова в палатке с Квинтином.
Рили. Прекрасный теплый день. Я ни за что не согласился бы променять его на конторку в каком-нибудь учреждении.
* * *
(Ниже приводятся записи из дневника, сделанные Курто за тот же период.)
1 марта, воскресенье. Курто. Питеру [его брату] исполнился 21 год. Жаль, что мне нечего выпить за его здоровье. Не забыть сделать ему подарок, когда вернусь. Последние дни прекрасная солнечная погода, хотя по-прежнему холодный северо-западный ветер. Все же, слава богу, удалось добыть два засыпанных ящика с рационами, так что теперь продовольствия хватит до конца апреля, а могу растянуть и до конца мая. Вот уже двенадцать недель, как я здесь один, и свыше четырех месяцев с тех пор, как покинул Базовый лагерь. Хотелось, чтобы хорошая погода удержалась. Я вполне доволен судьбой, если не считать надоевшей необходимости каждые три часа проползать сквозь туннель. Сменная партия, наверное, вышла в течение минувшей недели прекрасной погоды, и в этом случае при сносной погоде и удаче она может быть здесь к концу месяца. Недурно, конечно, было бы поесть свежего мяса и овощей; удивительно, впрочем, как хорошо можно просуществовать на рационе из консервов. Чего бы я ни дал за миску зеленого горошка, молодой картошки и брюссельской капусты! Если бы я был дома, то, вероятно, обдумывал бы план плавания с У. вдоль западного берега.
3 марта, вторник. Погода все еще довольно хорошая, хотя появляются признаки перелома. Надеюсь, сменная партия находится в пути. Керосину осталось очень мало, и половину дня сижу или лежу в темноте. Уже давно отказался также от чая по утрам и пью холодную воду, а теперь вечером обхожусь без горячего ужин. Единственной горячей пищей является утренняя овсянка, а для нее нет соли. Впрочем, на такой высоте и без физической работы голода, к счастью, не испытываешь.
Почему забираются а такие места? Приводилось много причин. В старину думали, что движущей силой была погоня за сокровищами, но сокровища исчезли, а люди продолжают странствовать по свету. Затем говорили о жажде приключений. Путешествие на нартах или сидение на Ледниковом щите очень мало похожи на приключение. Может быть, любознательность? Желание снять покров тайны с неведомых явлений природы в самых заброшенных местах? Возможно, но дело не только в этом. Почему мы покидаем всех, кого любим, всех добрых друзей, отказываемся от всех материальных благ, всех духовных благ для того, чтобы приобрести немного теоретических познаний относительно нашей забавной старушки Земли? Чего мы достигаем? Может быть, убегая от мира, мы в сущности морально себя хороним? Может быть, мы просто гнием, подобно растению, выброшенному за садовую ограду, или же, напротив, духовно освобождаясь от влияния друзей и лишая себя наслаждений плоти, приближаемся к реальности, яснее видим за ней Великую Цель? Как ничтожны все мирские заботы для человека, находящегося в условиях, подобных здешним; какими грандиозными и жуткими представляются здесь явления, от которых сердце сжимается страхом, силы, которые вращают Вселенную в пространстве.
Оставив позади преходящие надежды и страхи жалкого человечества, не приближаемся ли мы, быть может, к тому, что пребывает постоянно, к извечным силам?
7 марта, суббота. Три месяца (13 недель), как я здесь один и восемь месяцев с отъезда из дому. Учитывая все обстоятельства, время прошло сравнительно быстро, хотя я не возражал бы против перемены обстановки. Я считаю, что смена, если только ничего не случилось, должна прибыть между 15-м и концом месяца. Если она не явится до конца месяца, я погружусь в темноту и буду есть только холодную пищу. Погода снова переменилась. Последние сутки дул юго-восточный ураган. Снежный дом опять засыпало. Надо попытаться при первой возможности расчистить туннель.
15 марта, воскресенье. Нахожусь здесь 100 дней один. Последнее время погода стояла довольно хорошая, хотя еще основательно холодно. В середине дня солнце такое яркое, что приходится надевать темные очки. Керосина осталось меньше девяти литров. Надеюсь на провидение, что другие прибудут раньше, чем он кончится, иначе мне нечего будет пить. Уменьшил нормы пищи и съедаю в день граммов 400. Этого, впрочем, достаточно. Все же сидеть бoльшую часть дня надоедает. В короткие светлые промежутки снова читаю "Сагу о Форсайтах". Исключительно хорошо.
19 марта, четверг. Третьего дня вечером я не закрыл как следует отверстие, и снежный дом совершенно засыпало. Наполнил снегом жестянку из-под галет и пять банок из-под маргарина, но не смог выбраться. Подумал было проделать отверстие в своде туннеля, но вспомнил, что снаружи над ним около 2 метров снега. Затем решил расчистить вход в другой снежный дом и прорубить дыру в его крыше. Лежа скорчившись в туннеле, я долго разгребал снег и добрался до левого дома, но, начав прорубать отверстие, обнаружил, что над крышей большой сугроб. Я считал, что не смогу пробиться достаточно высоко и вылезть наружу, но затем, проложив себе путь сквозь полутораметровый слой снега, очутился у поверхности и с большим трудом выкарабкался. Не представляю себе, каким образом прикрыть это отверстие. Колодец слишком длинный, чтобы можно было затыкать его ящиком из-под рационов, как я это делал в другом доме, а если я отброшу снег наверху, получится яма, которую засыплет, и тогда я навсегда буду замурован.
22 марта, воскресенье. Мои предположения оправдались: не успел я обезопасить новый выход от заносов, как задул ветер, не прекращающийся до сих пор; навалило такую массу снега на ящик, что теперь я не могу его поднять и оказался окончательно погребенным. Керосин на исходе, и вообще все складывается довольно уныло, особенно если принять во взимание, что, насколько я могу судить, снаружи ясная хорошая погода. Только что перечитал последнее письмо У. Это единственное из оставшихся у меня занятий, доставляющее подлинное удовольствие. Если бог поддерживал меня до сих пор, то, может быть, не покинет и в дальнейшем. Хотелось бы знать, что со всеми дома.
25 марта, среда. Завтра пять месяцев, как я покинул Базовый лагерь. После такого срока питания санным рационом неплохо было бы переменить диету. Снег все еще идет. [Он уже не был в состоянии откопаться.]
Список удовольствий, о которых я мечтал на станции
"Ледниковый щит" 25 марта
Если бы от желаний был какой-нибудь прок, я хотел бы насладиться следующими удовольствиями:
1. Сидеть в кресле перед пылающим камином и слушать, как У. играет и поет.
2. В 8 часов утра прекрасного летнего дня в море у руля маленького судна, дует свежий брил, на всех парусах с У., и аппетитный запах завтрака, поднявшийся на палубу пожелать доброе утро.
3. Улечься в постель с чистыми простынями и в чистой пижаме.
4. Ясным осенним утром есть в саду яблоко перед завтраком (грандиозным): копченая рыба, яйца пашот93, почки и грибы, холодная куропатка.
5. Принять горячую ванну.
* * *
(Я возвращаюсь к нашей спасательной партии, повернувшей к западу вдоль 67-й параллели и приступившей к поискам станции.)
27 марта, пятница. Скотт. Снежное утро, и мы пустились в путь только в полдень. К несчастью, прояснилось слишком поздно для того, чтобы можно было определить широту. Мои собаки решительно не хотели держаться нужного курса, так что К. шел впереди; я вел две упряжки, а Мартин следил за компасом. Было очень тепло, и я снял штормовую куртку, шапку и рукавицы. Я предполагал проделать всего около 11 километров, но видимость оказалась довольно хорошей, и мы как будто видели на большое расстояние по обе стороны пути; поэтому, двигаясь быстрым шагом, мы сделали пятнадцать километров... Мы должны определить [широту], прежде чем уйдем отсюда, но вечером идет снег.
28 марта, суббота. Весь день дуло с юго-востока; снег то шел; то прекращался, но производить наблюдения и двигаться невозможно. Тщательно изучив наш курс, я пришел к выводу, что мы, вероятно, совсем близко и потому не следует допускать ни малейшего риска.
Читал "Генри Эсмонда"94.
29 марта, воскресенье. Погода такая же гнусная.
30 марта, понедельник. Все та же погода. Ветер дул с юго-востока, но теперь стих и снова идет снег.
31 марта, вторник. Настоящий ураган с северо-запада.
1 апреля, среда. Ветер несколько тише, но дымка, ограничивающая видимость до 400 метров. Мы встали и откопали нарты в надежде, что удастся двинуться дальше. Затем мы произвели наблюдения. Ветер все же настолько сильный, что страшно встряхивал ртуть в секстанте, и мои наблюдения ничего не дали. Затем выяснилось, что наблюдения Мартина безнадежны, показания беспорядочно скакали вверх и вниз. Что-то неладное с теодолитом. Итак, мы поработали на сильном холоде без всякого толка и при плохой видимости не могли пуститься в путь. Неприятная первоапрельская шутка.
3 февраля, вторник. Вчера, покопавши как следует, раздобыл керосин. К счастью, на мне были подаренные У. рукавицы, иначе я отморозил бы руки. Бидон оказался на глубине почти двух метров. Сейчас закончил Пипса (издание Брейбрука). Жаль, что так быстро.
6 февраля, пятница. Сегодня ровно два месяца, как я здесь один. Кончил "Курильщики опиума" де-Куинси. Не понравилось. Слишком скучно, хотя язык и превосходен. К тому же раздражают сноски89. Теперь читаю письма Дороти Осборн. Хорошо. Погода холодная, с северо-западным ветром.
8 февраля, воскресенье. День рождения папы. Отметил вареным рисом на второй завтрак и сделал несколько конфет из масла и сахара. В середине дня хорошо и солнечно, но холодный северный ветер (от -40 до -43°). Снова читаю "Тесе из рода Д'Эрбервилей"90, оч. хор., особенно первая часть.
14 февраля, суббота. Уже десять недель, как я один. Погода на этой неделе была отвратительная. Прежде всего слишком холодная, чтобы можно было расчищать снег (68° мороза), и мне не хватает рационов, так как остальные ящики погребены под тремя метрами снега. Затем как-то ночью я не закрыл отверстия в крыше снежного дома, а ветер задул с юго-востока и совершенно его засыпал. С большим трудом мне удалось немного расчистить и преградить доступ ветру с этой стороны, как вдруг прошлой ночью он снова задул с северо-запада и опять все засыпал. Теперь выбраться невозможно, если не сбросить весь снег в туннель, ставший таким узким, что я едва могу по нему проползти. Продуктов осталось еще только на один день, не считая сегодняшнего. Дует по-прежнему.
17 февраля, вторник. В воскресенье утром обнаружил, что снежный дом совершенно засыпан, и до десяти часов не смог выбраться. Затем, после того как всю ночь ураганный ветер дул с юго-востока, он повернул на 180° и снова стал дуть с северо-запада. Очень холодно, -46°. Впрочем, ураган не достиг такой силы, как прежде, и в понедельник погода была вполне сносная. Пытался откопать ящики с рационами, но пальцы на руках и ногах закоченели, прежде чем я смог до них добраться. Затем задуло с юго-востока и, конечно, яму засыпало. Я прикрыл вход как мог лучше, но едва улегся в постель, ветер задул сильней, чем когда-либо прежде. Сегодня смог выбраться только в 10 часов, когда стихло. Так как находящиеся снаружи ящики, по-видимому, недосягаемы, а у меня кончились все более или менее вкусные продукты, то принялся откалывать ящик, засыпанный в снежном доме. Дело шло медленно: приходилось откалывать плотный снег, наполнять им банки из-под галет и высыпать наружу. Через два часа я добрался до ящика и открыл его отверткой. В довершение всех огорчений оказалось, что это один из тех ящиков, из которых украли шоколад. Все же, слава богу, я раздобыл из него кое-что подходящее. Вечером снова задуло с запада, барометр катастрофическим падает. Только бы не завалило снова защищающее вход прикрытие, иначе меня окончательно засыплет снегом. За два часа он почти заполнил снежный дом. Читаю "Владетель Баллантрэ", оч. хор. Надеюсь, ребята еще не вышли из Базового лагеря. В такую погоду двигаться на нартах невозможно. Насколько я могу судить, по крайней мере шесть месяцев будут для нашей экспедиции совершенно потеряны. Все запроектированные далекие санные маршруты пойдут насмарку.
19 февраля, четверг. Весь вчерашний день и бoльшую часть сегодняшнего не прекращался ураганный ветер. Сегодня вечером в 5.30 произошло ужасное событие. Я, как обычно, читал здесь в палатке, как вдруг услышал нарастающий гул, исходивший, казалось, откуда-то сзади и в течение одной секунды усилившийся до грохота лавины. Внезапно он окончился как бы громовым раскатом. Сначала я подумал, что вот-вот на меня обрушится какой-то снежный смерч. Затем, когда ничего не произошло, я подумал, что один из снежных домов завалился и я окажусь в заточении, но для этого шум был слишком сильный. Когда в 7 ч. я вышел наружу, все стояло на месте и имело такой же вид, как и раньше. Не представляю себе, что случилось, разве только дал трещины лед внизу. Грохот был такой, словно обрушилась снежная лавина в тысячи тонн".
* * *
"25 февраля, среда. Скотт. 25 февраля, как только представилась первая возможность, Козенс и я вылетели из Базового лагеря в надежде отыскать станцию "Ледниковый щит" и сбросить продовольствие. Мы не увидели никаких признаков станции и даже флагов, которыми была отмечена дорога".
* * *
"26 февраля, четверг. Курто. Ураганы, наконец, стихли и сменились морозной ясной погодой, хотя все еще дует северо-западный ветер. Температура понизилась до -51°. Отчаянно надоело выходить каждые три часа для наблюдений и после ползания по туннелю возвращаться в засыпанной снегом верхней одежде. Теперь осталось всего восемнадцать литров керосина. Если другие не явятся через три-четыре недели, я буду обречен на холод и тьму. Если я когда-нибудь вернусь в Базовый лагерь, ничто не заставит меня снова отправиться на Ледниковый щит. Кто знает, когда придет смена. Ураганные ветры сделали передвижение на нартах невозможным и даже здесь намели сугробы, подобные новообразовавшимся холмам. Какова дорога дальше, одному богу известно. Судя по тому, что я видел по прибытии, когда здесь дорога была хорошая, склонен думать, что там пройти совершенно невозможно".
Глава 10
ПЕРВАЯ ПОПЫТКА СПАСЕНИЯ
1 марта Квинтин Рили и я предприняли первую попытку отправиться на нартах к станции "Ледниковый щит" на выручку Курто. Эскимосы устроили нам "слезное прощание", так как считали само собой разумеющимся, что мы никогда больше не вернемся.
На следующий день мы явились обратно в лагерь с нартами, сломавшимися пополам на огромных твердых застругах. Мы взяли и второй фальстарт, прежде чем 9 марта окончательно двинулись в путь - вместе с Мартином Линдсеем в качестве третьего участника партии.
Время года было еще слишком раннее для путешествия по Ледниковому щиту. Зима еще не сдавалась. Лаже в Базовом лагере ураганы были исключительно сильными. Они продолжали валить радиомачты, раскидывать сложенные грузы или засыпать их снегом; барак дрожал и прыгал на проволочных растяжках, прикрепленных к камням. Джино виноватым тоном сказал мне, что никогда не послал бы нас так рано, если бы самолету удалось сбросить продовольствие для Курто или хотя бы увидеть его и станцию. Но после безуспешного полета, совершенного мною и Козенсом, оба самолета сильно повредило штормами, и они оказались неисправными. Не могло быть никакой уверенности ни в отношении срока, когда они будут починены, ни в отношении того, что, приведенные в порядок, они отыщут станцию. Поэтому мы пустились в путь на нартах, как только это стало практически возможно.
Необходимо разъяснить наш план. Когда в декабре отправилась партия Чепмена, она часто теряла линию флагов. Мы были уверены, что следовавшие один за другим ураганы наверняка свалили, уничтожили или засыпали снегом бoльшую их часть.
Во время полета 25 февраля мы не видели ни одного флага. Следовательно, нам предстояло отыскать станцию, определяясь по приборам. Определение по компасу и пройденному расстоянию оказалось бы недостаточным, так как одометр на неровной поверхности не давал точных показаний, а держаться прямой линии, ведя собак среди снежных заструг, было невозможно.
Мы знали долготу и широту станции. Но тут возникала проблема. Измеряя полуденную высоту солнца и делая простой расчет с помощью существующих таблиц, вы можете установить широту, на которой вы находитесь; но определить долготу труднее - по той причине, что необходимо знать точное время по Гринвичу. Во время длительного путешествия наших полухронометров окажется для этого недостаточно. Пришлось бы взять с собой радиоприемник для приема сигналов времени. Однако он явился бы добавочной тяжелой поклажей для наших и без того перегруженных и неоднократно чинившихся нарт. К тому же после того, как нарты несколько раз основательно перевернутся на больших сугробах, приемник выйдет из строя. Такого путешествия, какое проделала партия Чепмена в начале зимы, он, конечно, не выдержал бы, а на более благоприятные условия рассчитывать не приходилось.
Поэтому мы решили, что должны найти станцию путем определения только широты - держать курс на точку, расположенную в нескольких километрах вправо от станции, а затем, когда мы достигнем нужной широты, свернуть влево и двигаться вдоль нее, пока не доберемся до места. (Так водили в старину свои корабли капитаны.) Предварительно мы должны будем убедиться в отсутствии флагов, для чего много раз пересечем их линию под очень острым углом. Для определения широты у меня был секстант91, а у Мартина теодолит.
Добравшись до цели, мы сменим Курто, но станции не закроем, если только останется хоть немного продовольствия. Джино сказал мне: "Не думаю, чтобы пришлось окончательно покинуть ее, хотя, конечно, вам придется решать этот вопрос на месте. Мы можем оставить там только одного человека. Я не хочу, чтобы остались вы, если обратный путь предстоит трудный. Но если вы увидите, что добраться домой будет легко, а для остающегося перспективы паршивые, что ж, я предпочитаю, чтобы вы остались, а остальных отправили назад".
Нет необходимости описывать день за даем первую часть пути. Нашу задачу затрудняло сочетание низких температур и сильных ветров. Гордон Хейс92 в своей книге "Завоевание Северного полюса" на основании наших метеорологических данных признал это путешествие одним из тех, когда "условия приближались к границе человеческой выносливости". Я бы этого не сказал: мы прекрасно их выносили, и трудность состояла в определении курса и в том, чтобы видеть, куда мы идем. Во время второй половины пути потеплело, но вначале было очень тяжело из-за ураганных ветров и морозов свыше 57°. Часто я с трудом мог пользоваться секстантом, так как ртутная чашечка для искусственного горизонта начинала обледеневать. Мне приходилось соскребать ледяную пленку с ее верхушки. Однажды, когда я этим занимался, первое, что я увидел, было отражение не солнца, а моего собственного отмороженного подбородка. Снежная поверхность морщинилась крутыми застругами, на которых постоянно застревали собаки или опрокидывались нарты,
При третьей попытке, 9 марта, дело у вас пошло, и мы добрались до Большого флага. Однако, двигаясь дальше, мы не нашли грузов, сброшенных у флага 56. Пропажа продовольствия сама по себе не имела большого значения, так как мы находились в пути всего несколько дней и у нас было еще столько провизии, сколько мы в состоянии были тащить.
Но мы прошли, самым тщательным образом определяясь, всего 15 километров от Большого флага и, во-первых, не увидели ни одного из расставленных через каждые 800 метров флагов, а во-вторых, не смогли различить большую кучу брошенного имущества. Это доказывало, что пурги все погребли под белым покровом снега.
Несмотря на это, мы продолжали двигаться зигзагами вдоль нанесенной на карту линии - два градуса влево, а затем столько же вправо. Так как ураганы налетают из центра Ледникового щита, то дальше от побережья они не должны были достигать такой же силы, и на поверхности могли остаться хотя бы голые бамбуковые палки или пустая консервная банка. Мы пришли бы в полный восторг, если бы нам удалось наткнуться даже на собачий помет! Но кругом, до самого горизонта, мы решительно ничего не видели, кроме снега и теней, отбрасываемых при свете низкого солнца волнообразными застругами. Слишком часто мы видели лишь летящий снег, мириады мелких и твердых, как песчинки, быстро мчащихся крупинок.
Мой дневник (я писал его с трудом и усталый) не отражает того напряженного, беспокойного состояния, в каком я находился, будучи руководителем экспедиции, от которой, как мы думали, зависела судьба человека. Впрочем, запись за 17 марта дает некоторый намек:
"Прошлой ночью мне приснилось, что Огаст вернулся в Базовый лагерь до нашего отъезда. На первый взгляд, с ним все обстояло благополучно, но оказалось, что он сошел с ума".
Был и другой сон, привидевшийся мне несколько раз. Я отправлялся в гости к друзьям в Лондоне. Я доходил до нужной улицы и приближался к дому. Но дальше подъезда не шел. Чтобы открыть дверь, я должен был бы снять с правой руки перчатку, и я знал, что мои пальцы примерзли бы к металлической ручке. Страх перед болью от сдираемой кожи был настолько велик, что я обычно просыпался.
При каждой возможности мы производили определения широты. Но здесь явления не подчиняются правилам. Цитирую свой дневник:
19 марта, четверг. Скотт. День ясный, с небольшим встречным ветром. От подъема до выступления у нас прошло 5 часов 20 минут. (После длительной остановки всегда требуется больше времени, а мороз также способствует задержкам.) Мы двигались 80 минут, затем остановились для наблюдений. Часы у нас сильно врали, и оказалось очень удачно, что мы рано остановились. Мартин орудовал с теодолитом (К. записывал), а я - с секстантом. Мартину стоило большого труда отрегулировать прибор, а секстант сразу обледеневал, и производить отсчет было невозможно. Поэтому я проследил за солнцем до его наивысшей точки и затем спрятал прибор (чтобы он оттаял в палатке, и я смог сделать отсчет показаний).
21 марта, суббота. По-прежнему ветер и по-прежнему холодно, двигаться совершенно невозможно. Досадно, но будем надеяться, что это последний ураган. (Эскимосы говорили нам, что должен быть последний бешеный ураган, и мы каждый принимали за последний.) В дороге мы питались неполными рационами, и лакомства припрятали до С. Л. Щ. Заструги огромные. Нарты Мартина совершенно засыпаны, торчит только кусочек дерева.
22 марта, воскресенье. Наконец-то хороший день. Мы снялись со стоянки в 9 и двигаемся быстро, но нарты, в особенности мои, продолжают опрокидываться, что сильно задерживает нас. Заструги поистине ужасные, и весь день дорога почти такая же. Мы шли по румбу 27°, что должно привести нас на широту С. Л. Щ. километров за 25 к востоку от нее. Азимут заструг был 7°. Одна из моих лыж, привязанная поверх груза, сломалась.
23 марта, понедельник. Сегодняшний день принес нам почти одни разочарования. Мы надеялись увидеть самолет и увидеть флаги, однако ни та ни другая надежда не осуществилась. Утро было ясное и безветренное, но с моря быстро надвинулись тучи, и ко времени второго завтрака пошел небольшой снег. Заструги не такие ужасные, но при плохом освещении мы не могли различить, куда двигаемся, и очень часто попадали в беду. Когда мы остановились на ночлег, при температуре в -30° нам казалось, что тепло.
24 марта, вторник. Проснулись после теплой ночи и увидели, что снега выпало только несколько сантиметров; поэтому мы были полны надежд на успешный переход. Ночевавшие в другой палатке чувствовали себя довольно плохо, так как угорели от примуса.
От подъема до выхода в путь прошло почти шесть часов, и за это время начало дуть. Мы пытались двигаться, но поземка оказалась очень сильной, и на расстоянии 50 шагов я не видел остальных нарт, а потому решил, что это небезопасно. Итак, мы с трудом снова разбили палатки. Как только начался ветер, стало очень холодно, но вообще последние сутки было изумительно тепло.
На днях К. проткнул ножом тарелку; я отдал ему свою, так как ел из котелка. Мартин решил выбросить дырявую тарелку, но вместо нее выбросил хорошую.
25 марта, среда. Утром все еще сильный ветер и поземка, но погода улучшилась; в 12.30 мы пустились в путь и двигались хорошо. День был прекрасный, хотя и холодный. По-моему, мы заслуживаем того, чтобы хоть на время установилась хорошая погода.
26 марта, четверг. Сделали 5 километров, затем на месте приближенно вычислил широту, и оказалось, что мы находимся в 10 километрах южнее широты С. Л. Щ. Итак, мы прошли десять километров и разбили лагерь. Теперь мы точно обработали результаты наблюдений, и они почти совпали, разойдясь всего на полтора километра. Судя по карте, мы должны находиться в 25-40 километрах от станции [к востоку], в зависимости от того, отклонились ли мы от курса к востоку или к западу. Я склонен думать, что наш курс был правильный и ошибка не превышает полутора километров, так что мы находимся от станции в 28 километрах.
Сегодня ночью я снова в палатке с Квинтином.
Рили. Прекрасный теплый день. Я ни за что не согласился бы променять его на конторку в каком-нибудь учреждении.
* * *
(Ниже приводятся записи из дневника, сделанные Курто за тот же период.)
1 марта, воскресенье. Курто. Питеру [его брату] исполнился 21 год. Жаль, что мне нечего выпить за его здоровье. Не забыть сделать ему подарок, когда вернусь. Последние дни прекрасная солнечная погода, хотя по-прежнему холодный северо-западный ветер. Все же, слава богу, удалось добыть два засыпанных ящика с рационами, так что теперь продовольствия хватит до конца апреля, а могу растянуть и до конца мая. Вот уже двенадцать недель, как я здесь один, и свыше четырех месяцев с тех пор, как покинул Базовый лагерь. Хотелось, чтобы хорошая погода удержалась. Я вполне доволен судьбой, если не считать надоевшей необходимости каждые три часа проползать сквозь туннель. Сменная партия, наверное, вышла в течение минувшей недели прекрасной погоды, и в этом случае при сносной погоде и удаче она может быть здесь к концу месяца. Недурно, конечно, было бы поесть свежего мяса и овощей; удивительно, впрочем, как хорошо можно просуществовать на рационе из консервов. Чего бы я ни дал за миску зеленого горошка, молодой картошки и брюссельской капусты! Если бы я был дома, то, вероятно, обдумывал бы план плавания с У. вдоль западного берега.
3 марта, вторник. Погода все еще довольно хорошая, хотя появляются признаки перелома. Надеюсь, сменная партия находится в пути. Керосину осталось очень мало, и половину дня сижу или лежу в темноте. Уже давно отказался также от чая по утрам и пью холодную воду, а теперь вечером обхожусь без горячего ужин. Единственной горячей пищей является утренняя овсянка, а для нее нет соли. Впрочем, на такой высоте и без физической работы голода, к счастью, не испытываешь.
Почему забираются а такие места? Приводилось много причин. В старину думали, что движущей силой была погоня за сокровищами, но сокровища исчезли, а люди продолжают странствовать по свету. Затем говорили о жажде приключений. Путешествие на нартах или сидение на Ледниковом щите очень мало похожи на приключение. Может быть, любознательность? Желание снять покров тайны с неведомых явлений природы в самых заброшенных местах? Возможно, но дело не только в этом. Почему мы покидаем всех, кого любим, всех добрых друзей, отказываемся от всех материальных благ, всех духовных благ для того, чтобы приобрести немного теоретических познаний относительно нашей забавной старушки Земли? Чего мы достигаем? Может быть, убегая от мира, мы в сущности морально себя хороним? Может быть, мы просто гнием, подобно растению, выброшенному за садовую ограду, или же, напротив, духовно освобождаясь от влияния друзей и лишая себя наслаждений плоти, приближаемся к реальности, яснее видим за ней Великую Цель? Как ничтожны все мирские заботы для человека, находящегося в условиях, подобных здешним; какими грандиозными и жуткими представляются здесь явления, от которых сердце сжимается страхом, силы, которые вращают Вселенную в пространстве.
Оставив позади преходящие надежды и страхи жалкого человечества, не приближаемся ли мы, быть может, к тому, что пребывает постоянно, к извечным силам?
7 марта, суббота. Три месяца (13 недель), как я здесь один и восемь месяцев с отъезда из дому. Учитывая все обстоятельства, время прошло сравнительно быстро, хотя я не возражал бы против перемены обстановки. Я считаю, что смена, если только ничего не случилось, должна прибыть между 15-м и концом месяца. Если она не явится до конца месяца, я погружусь в темноту и буду есть только холодную пищу. Погода снова переменилась. Последние сутки дул юго-восточный ураган. Снежный дом опять засыпало. Надо попытаться при первой возможности расчистить туннель.
15 марта, воскресенье. Нахожусь здесь 100 дней один. Последнее время погода стояла довольно хорошая, хотя еще основательно холодно. В середине дня солнце такое яркое, что приходится надевать темные очки. Керосина осталось меньше девяти литров. Надеюсь на провидение, что другие прибудут раньше, чем он кончится, иначе мне нечего будет пить. Уменьшил нормы пищи и съедаю в день граммов 400. Этого, впрочем, достаточно. Все же сидеть бoльшую часть дня надоедает. В короткие светлые промежутки снова читаю "Сагу о Форсайтах". Исключительно хорошо.
19 марта, четверг. Третьего дня вечером я не закрыл как следует отверстие, и снежный дом совершенно засыпало. Наполнил снегом жестянку из-под галет и пять банок из-под маргарина, но не смог выбраться. Подумал было проделать отверстие в своде туннеля, но вспомнил, что снаружи над ним около 2 метров снега. Затем решил расчистить вход в другой снежный дом и прорубить дыру в его крыше. Лежа скорчившись в туннеле, я долго разгребал снег и добрался до левого дома, но, начав прорубать отверстие, обнаружил, что над крышей большой сугроб. Я считал, что не смогу пробиться достаточно высоко и вылезть наружу, но затем, проложив себе путь сквозь полутораметровый слой снега, очутился у поверхности и с большим трудом выкарабкался. Не представляю себе, каким образом прикрыть это отверстие. Колодец слишком длинный, чтобы можно было затыкать его ящиком из-под рационов, как я это делал в другом доме, а если я отброшу снег наверху, получится яма, которую засыплет, и тогда я навсегда буду замурован.
22 марта, воскресенье. Мои предположения оправдались: не успел я обезопасить новый выход от заносов, как задул ветер, не прекращающийся до сих пор; навалило такую массу снега на ящик, что теперь я не могу его поднять и оказался окончательно погребенным. Керосин на исходе, и вообще все складывается довольно уныло, особенно если принять во взимание, что, насколько я могу судить, снаружи ясная хорошая погода. Только что перечитал последнее письмо У. Это единственное из оставшихся у меня занятий, доставляющее подлинное удовольствие. Если бог поддерживал меня до сих пор, то, может быть, не покинет и в дальнейшем. Хотелось бы знать, что со всеми дома.
25 марта, среда. Завтра пять месяцев, как я покинул Базовый лагерь. После такого срока питания санным рационом неплохо было бы переменить диету. Снег все еще идет. [Он уже не был в состоянии откопаться.]
Список удовольствий, о которых я мечтал на станции
"Ледниковый щит" 25 марта
Если бы от желаний был какой-нибудь прок, я хотел бы насладиться следующими удовольствиями:
1. Сидеть в кресле перед пылающим камином и слушать, как У. играет и поет.
2. В 8 часов утра прекрасного летнего дня в море у руля маленького судна, дует свежий брил, на всех парусах с У., и аппетитный запах завтрака, поднявшийся на палубу пожелать доброе утро.
3. Улечься в постель с чистыми простынями и в чистой пижаме.
4. Ясным осенним утром есть в саду яблоко перед завтраком (грандиозным): копченая рыба, яйца пашот93, почки и грибы, холодная куропатка.
5. Принять горячую ванну.
* * *
(Я возвращаюсь к нашей спасательной партии, повернувшей к западу вдоль 67-й параллели и приступившей к поискам станции.)
27 марта, пятница. Скотт. Снежное утро, и мы пустились в путь только в полдень. К несчастью, прояснилось слишком поздно для того, чтобы можно было определить широту. Мои собаки решительно не хотели держаться нужного курса, так что К. шел впереди; я вел две упряжки, а Мартин следил за компасом. Было очень тепло, и я снял штормовую куртку, шапку и рукавицы. Я предполагал проделать всего около 11 километров, но видимость оказалась довольно хорошей, и мы как будто видели на большое расстояние по обе стороны пути; поэтому, двигаясь быстрым шагом, мы сделали пятнадцать километров... Мы должны определить [широту], прежде чем уйдем отсюда, но вечером идет снег.
28 марта, суббота. Весь день дуло с юго-востока; снег то шел; то прекращался, но производить наблюдения и двигаться невозможно. Тщательно изучив наш курс, я пришел к выводу, что мы, вероятно, совсем близко и потому не следует допускать ни малейшего риска.
Читал "Генри Эсмонда"94.
29 марта, воскресенье. Погода такая же гнусная.
30 марта, понедельник. Все та же погода. Ветер дул с юго-востока, но теперь стих и снова идет снег.
31 марта, вторник. Настоящий ураган с северо-запада.
1 апреля, среда. Ветер несколько тише, но дымка, ограничивающая видимость до 400 метров. Мы встали и откопали нарты в надежде, что удастся двинуться дальше. Затем мы произвели наблюдения. Ветер все же настолько сильный, что страшно встряхивал ртуть в секстанте, и мои наблюдения ничего не дали. Затем выяснилось, что наблюдения Мартина безнадежны, показания беспорядочно скакали вверх и вниз. Что-то неладное с теодолитом. Итак, мы поработали на сильном холоде без всякого толка и при плохой видимости не могли пуститься в путь. Неприятная первоапрельская шутка.