— Остроушека, — мимоходом поправил её Длинноус.
   — Да, действительно, Остроушека, — я снова ошиблась. — Она нахмурилась. — Что же я хотела? Мяу, уже вспомнила, — засмеялась Кисуля. — Он всё знает. Это мой придворный советник.
   Пётр посмотрел в зал. Кошки как раз окончили свой танец, и все присутствующие одобрительно замяукали.
   — Я вижу, вы ищете моего советника, — сказала принцесса. — Но он не смог прийти на концерт. Он как раз изобретает капкан для псов.
   Потом выступил ещё хор кошек с воинственным мяуканьем и маленькая кошечка Мушка прочитала стишок о кошке, которая впервые села за руль автомобиля. Последние строчки Пётр запомнил:
 
Пёс, подожди немножко,
В машине едет кошка.
 
   — Пойдёмте! — поднялась принцесса в знак того, что концерт окончен.

Как может захлопнуться капкан для псов

   Остроушек был старый кот, чёрный как уголь, если смотреть на него в безлунную ночь. Только зелёные глаза пылали на усатой морде.
   — Мя-а-ау! — проскрипел он, когда они вошли в лабораторию. — Капкан уже готов.
   — Отлично, Остроножек, — похвалила его принцесса, но Остроушек лишь ехидно фыркнул.
   — Это же обыкновенная клетка, — не сдержался Пётр. Остроушек высокомерно глянул на него:
   — Кто это, принцесса?
   — Это рыцарь Царапек, — пропищала Кисуля, — я забыла вам его представить.
   — Теперь здесь каждый — или рыцарь, или граф, или барон, — проворчал придворный советник.
   — Это доблестный рыцарь, — продолжала принцесса. — Он победил уже пятьдесят догов. — Поскольку кот молчал, она сказала пренебрежительно: — А этот ваш капкан действительно обыкновенная клетка. Я ещё подумаю, останетесь ли вы моим придворным советником.
   Остроушек при этих словах выгнул спину и начал фыркать:
   — Какой-то там бродяга, — он указал на Петра, — вам дороже старого, верного слуги? Я могу я сразу уйти!
   — Ну что вы, — успокаивал его Длинноус, — ведь принцесса высоко ценит вашу службу. Но в то же время мы ценим и то, что к нам прибыл рыцарь Цап-Царапка, который отлично владеет мечом и когтем.
   — Правда, он красиво сказал? — обратилась Кисуля к Петру и к Остроушеку. — Почти так же красиво, как будто это я сама сказала. Мне кажется, что эта клетка для псов очень миленькая... Знаете что? Подайте друг другу лапы в знак примирения.
   Остроушек неохотно протянул лапу. Пётр её пожал. Пожатие длилось лишь долю секунды, но глаза кота странно заблестели. Однако он ничего не сказал.
   — Как же вы собираетесь ловить псов в свой капкан? — продолжил начальник гвардии прерванный разговор.
   Чёрный кот оживился:
   — Я поставлю капкан на всех выездах из замка. За псом, попавшим в капкан, немедленно закроются стальные двери, что основано на системе фотоэлементов, одновременно фотографирующих пса для нашего архива.
   — Но это же великолепно! — Принцесса снова пришла в хорошее настроение. — У нас к вам только ещё один вопрос, пан Остроусик.
   — Слушаю вас, — наклонил голову учёный кот, после чего принцесса кивнула Петру.
   — Я бы хотел знать, — робко начал Пётр (он не очень свободно чувствовал себя с Остроушеком), — кто такая Наумосфера, или Hay?
   — Мя-а-ау! — проскрипел советник. — А зачем вам это знать?
   — У меня с ней старые счёты.
   Остроушек засмеялся: — Надеюсь, вы не хотите получить у неё банан?
   — Банан? — удивился мальчик.
   — Конечно, — мурлыкнул кот. — Разве вы не знаете, что Наумосфера, или Наумелия, или ещё Наумотерия, является правительницей планеты Где-то Там и что она охраняет эти три банана?
   Пётр даже свистнул от неожиданности.
   — Это вы свистели? — подозрительно обратился к нему Остроушек.
   — Я.
   — С каких это пор коты свистят? — допрашивал его советник принцессы.
   — Я научился этому давно, — ответил Пётр небрежно. — Обычно свистом я вызываю псов на бой.
   — Правда, он очарователен? — поторопилась принцесса.
   Но чёрный кот в сомнении покачал головой.
   — A Hay? — снова спросил Пётр.
   — Hay — это совсем не Hay. Всё это только псевдонимы. Это, — он понизил голос до хриплого шёпота, — Чёрная дама.
   — Ах, — испугалась Кисуля, — не говорите о ней! Я не люблю этого.
   — Кто такая Чёрная дама? — не сдавался мальчик.
   — Не надо её искать! — предостерегал его Остроушек. — И я когда-то мечтал об одном из бананов. И вот результат. — Он показал на протез, заменявший ему правую ногу. — Все остальные, кто пытался сорвать банан, были заколдованы или поплатились жизнью.
   — А Чёрная дама? — повторил мальчик.
   Но Остроушек решительно прекратил разговор:
   — Чёрная дама — это Чёрная дама.
 
   И вот Пётр спит в кошачьей постели и даже не предполагает, какую ловушку готовит ему изобретатель капкана для псов.
   Его окружает ночь. Странная ночь, наполненная кошачьими глазами и осторожными, неслышными движениями лап.
   Остроушек тихо подползает к комнате Петра. Он медленно открывает дверь, чтобы она не скрипнула.
   Пётр беспокойно ворочается в кошачьей маске. Ему снится сон. Странный сон. Такой странный, что нам придётся к нему вернуться в следующей главе. А сейчас нам нельзя прозевать, что же выяснит Остроушек во время своей ночной экспедиции.
   Он тихонько приблизился к спящему и видящему сны Петру, потрогал его кошачью голову, сунул под неё лапу и фыркнул.
   — Хорошего же рыцаря приняла Кисуля в своём замке! — сказал он без удивления. — У меня на этих пташек особый нюх.
   И он вышел так же тихо, как и пришёл.

На Шепелявой улице

   Потирая лапы, Остроушек удалился в свою лабораторию. Весь остаток ночи в окошке лаборатории сверкали его зелёные глаза.
   Что же делал там советник Кисули?
   Этого мы не знаем. Он царапал что-то своим кошачьим почерком на свитке бумаги.
   А мы давайте лучше посмотрим, что снилось Петру.
   Но ведь мы уже здесь были! Это кафе с обезьяньим оркестром. Горилла с дирижёрской палочкой стоит во фраке перед музыкантами, шимпанзе играет на саксофоне, павиан бьёт в барабан, орангутанг бренчит на контрабасе. Они играют обезьянье «ча-ча-ча».
   Только кафе совсем пустое — лишь зевающий официант с салфеткой, переброшенной через руку, стоит у окна и ритмично барабанит указательным пальцем по стеклу.
   Когда Пётр вошёл в кафе, официант повернулся к нему и сказал недовольным тоном:
   — Сколько можно?
   — Что — сколько можно? — спросил Пётр, принявший снова свой обычный вид.
   — Ждать вас сколько можно?
   — Но я совсем не знал, что вы меня ждёте.
   — Это не оправдание, — проворчал официант. — Вы всегда должны всё знать.
   Пётр не сразу сообразил, что на это ответить. Поэтому он спросил:
   — А зачем вы меня ждёте?
   — На это я имею распоряжение, — холодно ответил официант. — Известная вам дама поручила мне...
   — Чёрная дама? — нетерпеливо перебил его мальчик. Официант остановился, но потом спокойно продолжил:
   — Известная вам дама поручила мне вызвать вас из сна в это кафе.
   — Но зачем?
   Официант нахмурился и быстро ответил:
   — Если вы всё время будете меня перебивать, вы никогда этого не узнаете.
   Пётр послушно замолчал.
   — Я должен вам передать... — начал официант, но в этот миг горилла повернулась к микрофону и запела во всё горло:
 
Обезьяна по ночам
Танцевала «ча-ча-ча»,
Этот танец обезьян -
Лучший танец жарких стран...
 
   Официант яростно повернул выключатель, и в тот же миг кафе погрузилось в полную темноту.
   Горилла умолкла. Один за другим умолкали и инструменты. Последним взвизгнул кларнет, и наступила абсолютная тишина. В луче света, который падал сюда от уличного фонаря, Пётр увидел, как обезьяны тихо удаляются через заднюю дверь. Официант подсел к столику и указал Петру на соседний стул.
   — Я должен вам передать, — тихо повторил официант, — от известной вам дамы, что она весьма сожалеет о том, что произошло. Ещё более она сожалеет, однако, о том, что ещё произойдёт. Она не может разрешить вам отобрать у неё три банана.
   — Три банана принадлежат ей? — закричал Пётр. Официант беспокойно заёрзал:
   — Принадлежат или не принадлежат — не в этом дело. Они будут принадлежать тому, кто ими завладеет.
   — А почему она сама их не сорвёт?
   — Вы слишком любопытны! — отрезал официант. — Наверное, она ещё не придумала, как их сорвать. Но тем не менее она не допустит, чтобы ими завладели вы или Господин в чёрной шляпе. И не перебивайте меня всё время, потому что я вас немедленно верну в сон. Итак: эта известная вам дама знает, что часы вашей жизни сочтены. Но, если бы вы... — Он на минуту умолк, но потом быстро закончил: — Но, если бы вы согласились, ока могла бы превратить вас в дерево.
   — В какое дерево? — снова не удержался Пётр.
   — По вашему выбору. Вы можете стать грушей, черешней, яблоней или орехом. А также пальмой, если очень захотите, но превращение в пальму — довольно тяжёлая работа.
   — Но я вообще не хочу быть деревом, я — Пётр, — протестовал мальчик.
   — И об этом известная вам дама подумала. Она может превратить вас в новый вид дерева, который будет называться, ну, допустим, петруша.
   — Но я и петрушей не хочу быть! — возразил Пётр.
   — Ну что ж... Как хотите. Но тогда не обвиняйте известную вам даму в том, что произойдёт.
   — А что произойдёт? — выспрашивал мальчик.
   — Это вы узнаете не позднее завтрашнего утра. Я не гадалка, чтобы предсказывать вам будущее. Давайте-ка лучше припомним кое-что из прошлого.
   Официант поставил на стол магнитофон, нажал кнопку, и бобины начали крутиться.
   Пётр услышал:
   — «Где вы выходите?» — «Вон там!» — «Как жаль» — «Чего вам жаль?» — «Что я еду в Не Там. Мы бы могли поехать вместе». — «А куда едете вы?» — «Я? К дяде». — «Гм... А где живёт этот ваш дядя?» — «В Не Там». — «А можно мне поехать с вами?» — «Нельзя». — «А почему нельзя?» — «Потому что вы едете в Вон Там». — «А что, собственно, находится вон там?» — «Вы там ещё никогда не бывали? О, там очень весело. Но вам придётся обратить внимание на свою речь, чтобы тоже… Но об этом я не имею права вам рассказывать»,
   Официант нажал кнопку, и лента остановилась.
   — Это же была May! — выпалил Пётр.
   — May или Бау, — махнул рукой официант, — дело не в этом. Известная вам дама из этого разговора сделала вывод, что вы хотели бы попасть на Шепелявую улицу.
   — На Шепелявую улицу? — удивился Пётр.
   — Эта девочка, говорила именно о Шепелявой улице. Если бы я снова включил магнитофон, вы бы услышали, как вы рассердились, когда она не захотела вам объяснить, что имеет в виду. Известная вам дама хочет доказать своё расположение к вам, которое она сохранила после цирка в Не Там, и хочет показать вам Шепелявую улицу.
   — А разве я не могу пойти туда завтра сам?
   — Завтра будет уже поздно, потому что кошки узнают... — Официант ударил себя по губам. — Ой, я чуть не проболтался!.. — Он посмотрел на Петра с некоторой долей сочувствия: — Не волнуйтесь. Будьте рады, что вы сегодня ещё повеселитесь. — Он снова заговорил презрительным тоном: — Ну, так хотите попасть на Шепелявую улицу?
   — А почему бы и нет?..
   — Тогда пошли. — Официант поднялся и повёл его к боковой двери. — Придерживайте шляпу.
   — А у меня нет никакой шляпы, — возразил Пётр.
   — Тогда не придерживайте, — миролюбиво сказал официант, открыл дверь и подтолкнул Петра.
   Поток воздуха подхватил Петра и понёс его по узкому коридору, как пух одуванчика. Не успел мальчик опомниться, как он уже стоял на старинной улочке, освещённой белым светом карбидных фонариков.
   — Где я? — закричал Пётр.
   От одного из фонарей отделился здоровенный детина в тельняшке, со шрамом на правой щеке. Походкой вразвалку он подошёл к мальчику и сказал:
   — На Сепелявой уличе.
   — Как вы говорите? — засмеялся Пётр.
   Моряк обиделся:
   — Я не говорю, я сепелявлю. Сепелявить жначительно крашивее. Не правда ли? — Он с грозным видом встал против Петра и поднял руку со сжатым кулаком так, что на ней вздулся огромный бицепс с вытатуированным якорем.
   Увидев этот кулак. Пётр робко согласился:
   — Да, конечно.
   — Тогда просепелявьте, — потребовал моряк.
   — А что мне прошепелявить?
   — Што хотите.
   — Не мосете ли вы покажать мне вшю Сепелявую уличу? — спросил Пётр.
   — Конешно, раж вы так крашиво сепелявите, — согласился моряк и опустил кулак, похожий на гигантский молот. — Посли шо мной!
   Они шли по каменной мостовой. Моряк рассказывал;
   — Сепелявая улича только для людей с крепкими нервами и тязёлыми кулаками. Ешли у ваш не крепкие нервы и не тязёлые кулаки, то лучсе шюда не ходите, пан... пан…
   — Меня зовут Пётр, — забыл прошепелявить мальчик.
   — Сепелявьте! — грозно приказал моряк.
   — Меня жовут Пётр, — поправился мальчик.
   — Хоросо, пан Пётр, — похвалил его моряк. — Шначала жайдём в решторан и выпьем по штаканчику.
   — Но я не могу.
   — Поцему?
   — Ведь в решторан детям нельжя, — прошепелявил Пётр.
   Моряк махнул кулаком так, что погас ближайший карбидный фонарь,
   — У наш вшё по-другому. Посли. Они вошли в ресторан с надписью:
   шишли-мишли
   За стойкой стоял гигантский официант. Он походил на официанта из кафе, откуда Пётр прилетел на Шепелявую улицу, но только был на две головы выше и намного плотнее.
   — Цто вам угодно? — спросил он, улыбаясь, у моряка и Петра.
   — Лимонаду, — сказал Пётр. Моряк и официант удивились.
   — Этого у наш нет, — сконфужено признался официант. — Таких крепких напитков мы не дерзим. Мозет быть, вы хотите штаканчик молока или кефира? У наш ешть такзе превошходные шливки.
   — Два штакана шливок! — загудел моряк низким голосом и ударил кулаком по стойке так, что зазвенели все стаканы.
   У одного из столиков сидела девушка, лицо которой прикрывала зелёная вуаль.
   Моряк, очевидно, был с ней знаком, потому что обратился к ней с приветствием;
   — Привет, Наумофелия!
   — Ждравштвуй, ижборождивший вше моря, — прошепелявила ему в ответ девушка под зелёной вуалью.
   Петр прислушался внимательнее. Вот как! Hay преследует его и на Шепелявой улице! Она определённо боится, чтобы он не убежал из сна.
   — Кто это? — спросил он моряка.
   — Наумофелия? — Моряк едва не захлебнулся от смеха. — Это экшкуршовод по ждешнему паноптикуму. Жнаете, што такое паноптикум? Это крашивый дом, в котором находятшя одни только шкажочные першонажи. Давайте попрошим её и она наш туда проведёт.
   Он подошёл к Наумофелии, но в этот момент с треском отворились двери, в помещение вбежали четыре обезьяны, которые начали скакать и прыгать друг через дружку. За ними с достоинством вошла старая обезьяна в сборчатой юбке и силоновой блузке и сказала:
   — Дайте этим ожорникам цетыре штакана кокошового молока. — Потом она глубоко задумалась. — А я, позалуй... Што бы мне такое выпить? — Она несколько раз подпрыгнула. — А я, позалуй, выпью бананового шоку.
   Когда моряк и Пётр опомнились от суматохи, которую наделали обезьяны, они увидели, что Наумофелия исчезла. Просто испарилась.
   — Мозет быть, она узе вернулашь в паноптикум и здёт наш там? Посли, — сказал моряк, но в его гулком голосе чувствовалось удивление.

Паноптикум

   Дом с надписью.
   ПАНОПТИКУМ
   выглядел покинутым. Висячий замок на воротах и опущенные жалюзи свидетельствовали о том, что паноптикум не работает. Но моряка не так-то просто было провести. Он начал бить в дверь тяжёлым кулаком.
   Ничего. Ни шороха, ни единого звука.
   Моряк продолжал колотить в дверь.
   Снова ничего. Ни слуху ни духу.
   Моряк нажал на двери так, что петли заскрипели.
   — Цего вы ломитешь? — послышалось за их спиной. Они быстро оглянулись. На тротуаре стояла девушка в зелёной вуали.
   — Мы хотим... — начал моряк. Но девушка прервала его:
   — Паноптикум ведь переехал.
   — Ах, вот оно цто! — удивился моряк. — А куда?
   — На Шошеднюю уличу, — сказала девушка нежным голоском. — Я провозу ваш туда. Моряк очень растерялся:
   — Нет... Не надо… В конче кончов, нам не обяжательно шмотреть паноптикум. Правда, пан Пётр?
   — Я бы хотел пошмотреть паноптикум, — твёрдо сказал Пётр.
   — Тогда идите туда шами, — пробормотал моряк. — Не то цтобы я боялшя, но у меня шегодня ешть ещё дела.
   Так до швидания!
   — До швидания! — ответила девушка в зелёной вуали и засмеялась, увидев, что моряк удирает от них длинными прыжками. — Он боится! — сказала она пренебрежительно.
   — Вас? — поинтересовался Пётр.
   — Меня? Нет, не меня, хотя многие меня изрядно боятся. Но на Соседней улице запрещено шепелявить, и моряк боится, что над ним там будут смеяться.
   — А почему на Шепелявой улице шепелявят?
   — Знаете, я об этом никогда не думала. Наверное, потому, что она так называется.
   — А что, если бы её переименовали? — продолжал мальчик.
   Наумофелия засмеялась:
   — Представьте себе, что её переименовали в улицу Заик.
   — Или в Немую улицу.
   — Или в Рифмованную.
   — А почему вы здесь не шепелявите?
   — И вы тоже.
   — Но я шепелявил.
   — Я тоже. Когда говорила с моряком. Пётр понизил голос:
   — Вы Hay, правда?
   — Совсем нет, я — Наумофелия, девушка под зелёной вуалью.
   Пётр мигом подскочил к ней и поднял зелёную вуаль. Но под ней была оранжевая вуаль. Когда он поднял и эту, то увидел синюю вуаль.
   Наумофелия только тихонько смеялась:
   — Я девушка с тысячью вуалями. Не хотите ли продолжить?
   Пётр опустил синюю, оранжевую и зелёную вуали:
   — А где ваше лицо?
   — Под тысячью вуалями.
   — Тогда оно не больше булавочной головки.
   — Что вы, вуали очень тонкие.
   — А чёрная вуаль у вас тоже есть?
   Но девушка сказала:
   — Вот и паноптикум. Войдём.
   — Если разрешите, — сказала девушка под зелёной вуалью (вернее, под вуалью любого известного вам цвета), — я буду вашим гидом. — Её голос отдавался под сводами, и эхо дважды его возвращало.
   Пётр изумлённо остановился в дверях первого же зала. Дело в том, что он увидел чёрта, водяного, Белоснежку и семь гномов, Красную Шапочку и волка, принца и принцессу, короля и королеву, лешего, Петрушку, Шпейбла и Гурвинека, Гаяю и почтальона Каэтана, Бабу-Ягу и многих других персонажей из сказок.
   — Не пугайтесь, — мягко сказала Наумофелия. — Все эти фигуры сделаны из воска. Вы можете их рассматривать сколько угодно. Если вы захотите, чтобы какая-нибудь из них заговорила, надо повернуть выключатель у неё на спине.
   Пётр осмотрелся по сторонам. Он увидел Спящую красавицу, увитую розами и шиповником, Иванушку-дурачка, двенадцать месяцев, Кота в сапогах, барона Мюнхгаузена. Возле Мюнхгаузена он остановился, обошёл его и повернул выключатель.
   Барон Мюнхгаузен сразу же начал рассказывать:
   — ...и заперли меня в маленькой каморке на высокой башне. Окна, разумеется, были зарешечены. Но это мне не помешало. Я сломал решётки; как будто они были пряничные. Но башня была слишком высока. Что же делать? На моё счастье, я увидел под потолком паучка. Я спросил у него немного паутины, связал из неё длинную нить и по ней спустился вниз. Но увы! Я упал прямо в наполненный водой ров, окружавший замок. Хотя жажды я не испытывал, не оставалось ничего другого, как выпить воду. Я выпил её и выплюнул в тучу, которая висела на горизонте. Туча сразу почернела, и полил дождь. Я поднялся на башню и воспользовался её куполом вместо зонтика…
   Щёлк. Это Пётр повернул выключатель, и барон Мюнхгаузен остановился на полуслове.
   Они пошли в следующий зал.
   Пётр увидел девятиглавого дракона, ведьму-полудницу, волынщика Шванду и Всадника без головы.
   — А есть здесь Чёрная дама? — спросил он лукаво. Девушка под зелёной вуалью остановилась. Помедлив, она сказала:
   — Есть.
   — А где?
   — В самом последнем зале. Хотите её увидеть?
   — Хочу! — уверенно сказал мальчик. Он, конечно, не испугается.
   — Но вам придётся войти туда одному. К Чёрной даме я не смогу вас проводить. — Голос Наумофелии слегка дрожал.
   — Хорошо. Я пойду к ней.
   Девушка с тысячью вуалями исчезла в одной из боковых дверей. Но Пётр и не заметил её отсутствия. Его волновала встреча с Чёрной дамой... Он совсем перестал рассматривать восковые фигуры, а сколько их тут было!
   Наконец он дошёл до последнего зала. Шторы на окнах были задёрнуты — в зале царил полумрак.
   Зал был пуст. Лишь в самом углу стояла тёмная фигура. Пётр знает, что это только манекен. Пётр не боится, но всё же сердце у него бьётся сильно-сильно.
   Водяной, или баба-яга, или чёрт — скажите, пожалуйста, кто их теперь боятся? Мы уже столько о них читали, столько раз узнавали, как простой парень надул дьявола или как дети подшутили над колдуньей, что мы над ними только смеёмся. Но Чёрная дама...
   В скольких обличьях мы её уже видели и все же её не знаем. Жестока ли она? Добра ли? Красива ли? Безобразна ли? Вызывает ли она ужас? Это нам ещё неизвестно.
   Пётр медленно двигался в угол зала.
   Чёрная дама стоит там неподвижно в чёрном платье из тяжёлого бархата, чёрные волосы выбиваются из-под прозрачной чёрной вуали, чёрный шлейф ниспадает на пол. Её лицо бледно, глаза закрыты.
   Пётр обходит её на расстоянии. Его ноги становятся вдруг тяжёлыми, как будто к ним привязаны гири; он с трудом отрывает их от земли. Он робко поворачивает выключатель и останавливается перед Чёрной дамой, чтобы посмотреть, как она себя поведёт.
   Чёрная дама открывает глаза и задумчиво смотрит на мальчика. Она молчит.
   Потом устало проводит тонкой рукой по бледному лбу.
   — Почему вы молчите? — шепчет Пётр.
   — Я думаю, — отвечает Чёрная дама глубоким низким голосом.
   — О чём?
   — О тебе. Мне жаль тебя.
   — Как это: жаль? — удивлённо говорит Пётр сдавленным голосом.
   — Ты уже не вернёшься на Землю.
   — Вы знаете Землю?
   — Я знаю всё. Я знаю и то, что твой папа полетит в ракете на Марс. Он ищет тебя. Я видела твою маму, которая плачет дома. Она считает, что ты погиб.
   — Я хочу домой: — всхлипнул мальчик. Вдруг он страшно затосковал по дому.
   — Ещё не всё потеряно, — ласково говорит Чёрная дама, но глаза её совсем не ласковы. — Ты ещё можешь вернуться. Если хочешь, я спущусь с тобой на Сказочную улицу, номер восемь и мягко положу тебя в постель. Утром ты встанешь и сможешь пойти в школу...
   Пётр соскучился и по школе. Ему захотелось быть среди друзей, увидеть свою учительницу.
   Он почти готов согласиться... Но вдруг он вспоминает своё обещание. Три банана! Нет, он не сдастся! Он не будет хныкать, как малыш. Он дал обещание и выполнит его, если бы даже тысяча трудностей встала на его пути.
   — Нет!.. — кричит он. — Я должен найти три банана.
   — Ты не доберёшься до них. — В голосе Чёрной дамы — северный ветер и мороз.
   — Кто может мне помешать?
   — Я!
 
   Петр хочет что-то сказать, но чувствует, что у него смыкаются веки, что кто-то его уносит, что он летит, падает и... И он проснулся в кошачьей постели. Светает, и труба сзывает кошек на бой.
 

Мы разоблачили пса!

   Во дворе замка Мяу выстроились шеренги кошек. Пётр как адъютант начальника гвардии стал рядом с Длинноусом. По левую руку от него стоял начальник стражи Мурек.
   Под звуки тромбонов, кларнетов, фаготов и лесных рогов вышла принцесса Кисуля. Вместо платья со шлейфом на ней были латы и шлем с плюмажем.
   — Мои верные подданные! — воскликнула принцесса. Все, как одна, кошки ответили хором:
   — Мяу! Мяу! Мяу!
   — Я созвала вас в замок Мяу, чтобы объявить войну нашему извечному врагу — псам.
   — Позор псам! — завизжал Мурек.
   — Псы выпивают наше молоко! — кричала Кисуля. — Псы нас преследуют! Псы нас кусают! Псы не хотят учиться мяукать! Вместо благородного мяуканья они издают неприятные звуки... как… как «ах»!
   — «Гав»! — учтиво подсказал Длинноус.
   — Да, звуки вроде «гав»! Можем ли мы терпеть их рядом с собой?
   — Не можем! — закричали! кошки.
   — Пусть сгинут псы; — добавил Остроушек.
   — Правильно, — похвалила его принцесса и добавила: — Бесстыжие морды говорят, что я объявила эту войну потому, что меня искусал фокстерьер Пифф.
   — Рафф, — снова поправил её Длинноус.
   — Что? — удивлённо прищурила глаза принцесса.
   — Рафф! — повторил начальник гвардии.
   — Чего вы на меня лаете? Это что, провокация? — выгнула спину Кисуля.
   — Нет, о прекрасная принцесса Кисуля, — покорно изогнулся Длинноус. — Только этот борец с ринга «Бей-бей» зовётся Рафф.
   — И нечего меня всё время поправлять, — рассердилась Кисуля. — Это неприлично! — И она продолжала свою речь: — Нет, милые кошки, товарищи по оружию. Речь идет о большем. Кошки должны захватить Вон Там. Псы будут нам только служить. Кто не кошка, тот не кошка. Под этим лозунгом мы ведём нашу борьбу.
   — Кто не кошка, тот не кошка! — прокричали кошки.
   — Принцесса пишет книгу об этой войне, — сказал Петру на ухо Мурек. — Она будет называться «Борьба за кошку».
   — Кто хочет выступить? — спросила Кисуля.
   — Я! — послышался резкий голос.
   — Мяу, мы вас слушаем, мой советник.
   Остроушек в чёрных латах стал перед войском.
   — Что бы вы подумали, если бы вам сказали, — завизжал он злобно, и его острые уши встали торчком, — что в наш замок обманным путём проник предатель и переодетый враг?