Страшно не было. Было тупо.
Лег спать.
Проснувшись, первым делом включил телевизор. Слава богу, все понимаю, странный приступ прошел.
Но за руль с тех пор садиться не пытался. А вот тесть мой бывший, Игорь Николаевич, обучился вождению в 69 лет и ездит вовсю на своем лихом "лексусе", хотя всю жизнь до этого знал только трамвай, метро да электричку, если за город...
-7
Нельзя быть одному.
Эта мысль меня посетила вместе с соседкой Верой, которая после моего развода с женой заходила чаще, чем раньше (Нина не любила бытового общения), но все по делу: пару яиц спросить, луковицу, молока немного: "Так устаю, что вечно после работы то одно купить забуду, то другое!". А недавно книжку почитать взяла, да еще мою. То есть она знала и до этого, что я книжки пишу, но мало ли кто там чего пишет, дело это, судя по лоточному изобилию, нехитрое. Тем более когда не под своей фамилией, а под сразу четырьмя чужими, ясно: чистой воды халтура. Но вот взяла, прочитала, пришла другую взять и поделиться впечатлениями.
- Очень насыщенная книга, - говорила она, угощаясь чаем. - Такая, знаешь... Я прямо удивилась. Ну, то есть про жизнь вообще-то. Прямо даже про меня. Нет, серьезно. Даже не ожидала. И там есть мысль очень важная, что мы все бездуховной жизнью живем. Ты знаешь, я прямо ахнула. Какая мысль! То есть в самую точку! То есть именно про это я думала! Мы живем ужасающе бездуховной жизнью! Ну да, работа. Семья, у кого есть. А для души? Ведь что-то надо и для души! Серьезно, я прямо под впечатлением вся хожу. И откуда ты знаешь всё? Это же надо думать, понимать! Это все-таки талант надо иметь! Другой, может, тоже что-то как-то понимает, а сказать не дано!
А что? - думал я, глядя на нее. Милая женщина. Будет готовить, стирать, убирать, заботиться, ругать за опоздания, радоваться подаркам, за лекарствами сходит, если понадобится! Ведь этот ее разговор неспроста: она явно адаптирует себя под мой колер - и адаптирует почти безошибочно, силясь подняться до интеллектуальных высот и интуитивно понимая, что всякого автора нужно беззастенчиво хвалить.
И тут же сам себя одернул: что еще за мысли? Стирать, убирать, лекарства! - ты на пенсию собрался? Ты крепок, умен, здоров, перспективен, свободен, у тебя выбор, если подумать, от 18-ти лет до 88-ми, ни в каком возрасте нет такой широты возможного охвата!
И я под каким-то предлогом выпроводил Веру.
- Ох, - сказала она в двери, - прямо как хорошо, когда такой сосед есть!
- В каком смысле?
- Ну, поговорить всегда можно. Ты внимательный такой. Прямо какой-то весь родной!
С этими словами она шутя приобняла меня - только руками, телом почти не прикасаясь, невинно; и диким образом показалась она мне почему-то солдатской вдовой, безвинно одинокой, сиротливой и готовой всю жизнь отдать тому, кто к ней и к ее дочери по-человечески отнесется. Жаль, не повезло мне в нее влюбиться. И я кончиками пальцев погладил ее по голове и сказал:
- Ну, поговорить с тобой, наверно, много кто хочет. Молодая, красивая, стройная!
- А что толку?! - махнула она рукой.
И ушла, забыв на обувном шкафчике мою книгу, за которой, собственно, и приходила.
-6
После первых двух странных приступов прошло некоторое время. Я сидел вечером дома и наслаждался пустым созерцанием телевизора, и вдруг ни с того, ни с сего: страшные провалы и перебои в сердце, весь покрылся холодным потом, руки онемели, ноги свело судорогой. Почему-то подумал: эпилептический припадок.
На этот раз из-за устрашающих симптомов забрали в больницу. И в тот же вечер все прошло. Меня даже не успели оформить, поэтому я сказал дежурному врачу, что мне нет необходимости здесь оставаться, я хочу домой.
Он пожал плечами:
- Дело ваше. У вас давно такие штуки?
- Первый раз. Как думаете, что это?
- Симптомы смазанные какие-то. Постарайтесь не волноваться, избегать физических и умственных перегрузок. Курите?
- Да.
- Придется бросить. А вообще-то не волнуйтесь. Такой уж возраст. Если после сорока вы просыпаетесь и у вас ничего не болит, значит, вы умерли.
- Спасибо.
- За что?
Мне все хуже. Просыпаюсь разбитый, с болями во всем теле, появились какие-то онемения по левой стороне, шум в ушах - и прочая, и прочая.
Иду к Костику брать неделю отгулов.
- С чего это вдруг?
- Подлечиться хочу.
- А что случилось?
- Так... Общее состояние.
- Состояние! У меня у самого сахар, как ты знаешь, а я работаю!
- Илья, я отгулов на месяц накопил, а прошу всего неделю.
- Не вовремя просто, Саша, очень не вовремя! Щирый хочет с нами встретиться, ты помнишь? Как я без тебя?
Я вспомнил: Щирый Петр Семенович, большой человек, действительно чего-то от нас хочет. И в таких случаях я при Костике - переговорщик. У меня это хорошо получается, сам Костик чересчур азартен и в азарте, как он сам говорит, теряет дар речи (которого у него и нет). Я присутствую в странном статусе, Костик обычно меня представляет: "Это Александр Николаевич, он в курсе!". Вот в роли человека в курсе я обычно и веду переговоры, а Костик кивает, но его собственный статус при этом не умаляется, ибо каждый диалог заканчивается каким-то решением, нужно сказать "да" или "нет", и уж эти-то слова остаются, естественно, за Костиком; право первого и последнего пожатия руки партнера - тоже за ним.
- Не вовремя, очень не вовремя! - сокрушается Костик.
- Как будто для меня вовремя! Жизнь только начинается - и вдруг. Обидно.
Костик внимательно на меня смотрит и говорит:
- Ты, Саша, оказался не готов.
- К чему?
- Ну, вот я. И семейных передряг наелся, и со здоровьем давно уже проблемы. А ты всегда, как я понимаю, был счастлив и здоров. И теперь упираешься. Это вредно, от души тебе говорю. Дружи с судьбой, Саша. То, что с тобой происходит, естественный ход вещей. Молодость, зрелость, старость, гроб. Пора привыкать.
- Я не признаю естественного хода вещей! И никогда не умру! - отвечаю я Костику.
- Три дня, не больше! - отвечает он мне.
-5
(адаптированная глава)
Тут было длиннейшее, страниц на пять, с подробными размышленьями и наблюденьями, описание того, как А.Н. Анисимов, то есть я, направляясь домой, вдруг вышел на "Арбатской" и отправился на Арбат, ему захотелось побыть среди людей. Вечер, но жарко. Пряные запахи парфюма и пота. И Анисимов обнаружил, что он тут - самый старый. Он самый старый тут! Гуляющие, пьющие кофе в открытых кафе, продающие, рисующие, танцующие, поющие... Все моложе! Когда же это случилось, когда это произошло, как же он не заметил, что стал самым старым в этом молодом мире? Он нашел наконец старика, но это был нищий. Анисимов, крепясь, списал свои мысли на состояние здоровья и сделал афористичный вывод: болезнь - это путешествие в старость. И поклялся не сдаваться.
-4
Подтверждая свое решение не сдаваться, я накупил в переходе метро полезных травяных чаев. "Талия Луны". "Мечта организма". "Простатей" (от простатита - вдруг он у меня тоже есть?). "Легенда мира". "Горный аромат". "Желудочно-кишечный", "Ветрогонный", "Отхаркивающий"...
С отвращением и чувством исполняемого долга пил их поочередно и пытался работать. Я вел в это время сразу несколько проектов, один из них, самый интересный, назывался "Приближение к книге". Как известно, человек ничего нового не любит. Он ориентируется на стереотипы, на образцы, на знакомое. И это очень мешает нашим бедным детям овладевать новыми знаниями, а особенно новыми текстами. Что я придумал? Берем, например, Достоевского, "Преступление и наказание". Адаптируем - трижды. В десять лет детишки получают коротенькую страшилку на полстранички: "Студент Раскольников хотел делать добро, но не имел для этого денег. Он решил убить богатую старуху и взять деньги, чтобы делать добро...". И т.п. Лет в двенадцать дети читают тоже недлинный текст, но уже с некоторыми подробностями. В четырнадцать большой текст, страниц на двадцать, не только с подробностями, но и с психологическими наметками. И ко времени, когда нужно будет одолеть подлинник, они готовы, больше того - они даже ждут, они хотят узнать, как все было на самом деле! Я считаю, гениальная придумка. Мы уже опробовали несколько книжек, пошли хорошо. Хворая, я умещал в три страницы "Мертвые души", задача более чем интересная!
Неожиданно позвонила Нина и сказала, что есть срочный разговор.
- Так говори.
- Не по телефону. Приезжай ко мне на работу.
- Сейчас не могу.
- А когда? О Валере надо поговорить.
- А что?
- Ты давно у него был?
- Не помню. Что-то случилось?
- Приезжай - поговорим. Извини, сейчас некогда.
Нина отключилась.
Она меня ждет, следовательно - я примчусь. Не потому, что я согласился, а потому, что она ждет. На работе. То, что она забыла объяснить, где ее новая работа, я же там не был никогда, несущественно. Сам должен как-то догадаться и найти!
В этом она похожа на своего отца, моего бывшего тестя, Игоря Николаевича. "Я тут в субботу с Людочкой и друзьями собираюсь, и вас ждем!" - говорил он, не предполагая отказа, не спрашивая, удобно ли нам это, хотим ли мы собираться с его друзьями и т.п. Людочка - молодая жена вдового Игоря Николаевича, она чуть старше Нины. А сам он...
Далее адаптировано: удивительная история Игоря Николаевича, который служил чиновником и втайне сочинял стихи о погоде и о лирике. Вышел на пенсию, взял да и издал их за собственный счет. И они каким-то образом попали на глаза модному композитору, тот положил их на музыку, песни спели несколько известных певцов. Игорь Николаевич неожиданно забогател, не чрезвычайно, но ощутимо, разрушил свою старую дачку и построил целое поместье, женился, будучи давно вдовцом, на женщине из турагентства, с которой Нина когда-то работала (через Нину и познакомились) - и не просто, братцы, женился, а увел ее от довольно молодого мужа! Это интересно в виде отдельного сюжета, но к моему сюжету не имеет отношения. Так что посторонитесь, уважаемый Игорь Николаевич; и какое счастье не удостаиваться чести находиться в компании ваших друзей и пышных, сентиментальных подруг вашей юной, сорокасемилетней Людочки, не слышать и не видеть вашего композитора, который такой напыщенный дурак, каких свет не видывал! И почему вообще среди музыкантов (особенно так называемых попсятников) столько неумных людей? Может, Бог, давая один дар, отнимает другой? Впрочем, ум не дар...
-3
Я валялся, лучше не становилось, решил наведаться в поликлинику. Обычную, районную, по месту жительства, в которой я лет сто не был.
В поликлинике не мог сообразить, к кому пойти: к терапевту, кардиологу или невропатологу? К первым двум, оказалось, надо записываться, а к невропатологу можно сейчас. Ладно, пойду к нему.
Часа два сидел в очереди. Смотрел на объявление: "Участники ВОВ - в первую очередь, ИОВ - вне очереди", думал, чем первая очередь отличается от вне очереди. А еще Иов - библейский персонаж. И это еще один наш проект, вернее, заказанный нам: адаптированная Библия. Есть для малышей, есть для подростков, для слепых, глухих и малограмотных (комиксы), понадобилась теперь Библия для детей, отстающих в умственном развитии, и душевнобольных. На Западе такие книги уже имеются, но переводить дорого и хлопотно, озадачьте своих авторов, сказали заказчики, пусть месяца за три сделают. Желательно в стихах: лучше запоминается. Заплатим хорошо: под это дело грант получен. Я от идеи не был в восторге, но Костику хоть Библию адаптировать, хоть Коран, хоть "Майн Кампф", и авторов у нас всегда полно, готовых это сделать. Однако заказчики оказались привередливыми, отвергали все варианты. Поэтичность и простота! - требовали они, а этого никак не получалось. Пришлось мне подключиться. И я, взяв для начала книгу Иова, довольно быстро сочинил такой текст:
Иов
Иов - хороший человек.
Не обижал он никого.
И счастлив был он целый век.
Но вдруг не стало ничего.
Остался он больной, один.
И стал он Бога упрекать:
"За что наказан верный сын?
Меня ведь не в чем обвинять!"
Друзья пришли, всяк утешал,
Но успокоить не могли.
Иов упреки в небо слал,
В грязи валяясь и в пыли.
Но и дождался он зато
Раздался с неба грозный глас:
"Ты спрашивал меня, за что?
Я отвечаю сей же час!
За что - пустыня или лес?
За что - чудовище из ада?
За что - светила средь небес?
Так создано! То есть - так надо!"
Иов прощения просил
И душу рвал в стыде на части.
Бог может все. И он простил.
И вновь Иов здоров и счастлив!
Заказчикам понравилось. Они говорили о конкретике, о том, что "хороший человек", "так надо" и "прощения просил" создают четкий стержень содержания, понятный абсолютно всем, а абстрактные понятия вроде "чудовища из ада" тоже нужны, ибо в любом убеждающем тексте необходимы таинственность и некоторая недоступность.
В результате очень просили взяться меня единолично за всю Библию. Я, польщенный, согласился и безбожно затянул работу. Не пошло как-то.
И вот - напоминание. И совпадение темы: Иов заболел, и я заболел. Не случайно! Для стариков, размышлял я (имея в виду уже себя), все становится совпадением, приметой, знаком. Не потому, что они наблюдательны, просто связь всего со всем становится им очевидна, начиная с уровня самого простого: сегодня кости ломит - завтра снег пошел.
Невропатолог Мамеев К.П (табличка на двери), тучный и явно сам нездоровый мужчина, протянул свои ладони и велел сжать. Я сжал эти пухлые и влажные ладони. Потом я закрывал глаза и искал пальцами свой нос, потом он стучал мне молоточком по коленям и махал этим молоточком у меня перед глазами. Спрашивал:
- Тяжелое ничего не поднимали?
- Нет.
- Стрессы были?
- Нет.
- Спите хорошо?
- Отлично. То есть сейчас не очень.
- Курите?
- Да.
Вяло задавая вопросы, он искал что-то в ящиках своего стола. Ящиков было всего три, и каждый он выдвинул по два раза, вороша бумаги. Потом уныло посмотрел на шкаф у стены. Видимо, то, что требовалось Мамееву, находилось в шкафу, но вставать ему было неохота. И он еще раз проверил все ящики. Пришлось все-таки встать и подойти к шкафу. Открыв его, он обозрел стопки папок и кипы каких-то бланков. Наугад взял пару бумажек, повертел, кинул обратно и вернулся к столу. И опять взялся за ящики.
- Так что вы думаете? - спросил я.
- А?
- Что вы думаете по поводу моих симптомов?
- Симптомы могут быть разные, - сказал он. - Картина необъективная, тем более - возраст. Если после сорока вы просыпаетесь...
- И у вас ничего не болит, - подхватил я иронически, но он моей иронии не заметил и неумолимо закончил:
- Значит, вы умерли. Вот что, сходите-ка в двести второй кабинет, спросите у них бланк направления. В диагностический центр вас направлю. А если в двести втором не будет, сходите в четыреста семнадцатый, к заведующей отделения. Да, лучше сразу десяток бланков. Или двадцать. Сколько дадут.
Я смотрел на него, усевшегося за столом. Наплевать ему было на меня и мою болезнь. У него бланки кончились. Но я же ему не мальчик на посылках! Сейчас вот взять и сказать ему:
- Может, вам за пивом еще сбегать? Или ботинки почистить?
Он сначала удивится, потом, скорее всего, разгневается. Дескать, чего это вы хамите тут?
А я скажу, что это он хамит тут: больных за бланками гоняет.
А он скажет: вам не надо - и мне не надо! Придете в другой раз!
А я скажу: нет уж! Придешь к вам, а у вас опять бланков не будет, я не нанялся к вам все время ходить, что это такое, чего ни коснись, ничего у вас нет, у вас тут бардак, вы работать не хотите, а еще жалуетесь, что вам платят мало, да вам вообще ничего платить не надо за такую работу!
А он крикнет: следующий!
Войдет следующий, врач начнет принимать его, я продолжу обличать. Мамеев пригрозит вызвать охранника. Следующий присоединится к его негодованию. Я буду упираться. Явится охранник. Я заявлю, что не уйду, пусть хоть милицию вызывают. Я пригрожу, что жалобы напишу во все инстанции.
Толку не будет. Бланки никто не принесет. Мамеев, охранник, следующий, милиция - лягут костьми и трупами, а бланки не появятся. Ни за что. Дело принципа.
И я сходил в двести второй кабинет, потом в четыреста семнадцатый и, галантно балагуря, как я иногда умею, выпросил у заведующей не десять и не двадцать, а целую кипу бланков, не меньше сотни.
Мамеев написал направление. Я не стал в него заглядывать сразу, прочел бумажку на крыльце поликлиники. "Дисциркуляторная энцефалопатия 2-3 ст.", вот что было написано.
Мне стало худо. Очень.
На слабых ногах, чуть не падая в обморок, потный, задыхающийся, шел я домой. Почти бежал. Наше издательство, кроме прочего, выпустило медицинскую энциклопедию, вот к ней-то я и стремился (хорошо, что когда-то я имел привычку оставлять у себя книги издательства, потом бросил: никаких полок не хватит).
Пришел, отыскал. Прочел несколько раз:
"Дисциркуляторная энцефалопатия (ДЭ) - группа патологических состояний, включающая различные по тяжести и характеру неврологические и психические синдромы... Астенические жалобы... Ипохондрические симптомы... Формирование псевдобульбарного, паркинсонического синдромов, интеллектуально-мнестических расстройств... Нарушения сна, нарушения в эмоциональной сфере (с преобладанием агрессивности и дисфоричности)... Транзиторная глобальная амнезия, снижение творческой продукции... Снижение комбинаторных способностей, инертность и стереотипность мышления... Эмоциональная тупость..."
Что ж, мне осталось только отметить те места, которые явно относятся ко мне. Ипохондрические симптомы? Есть: настроение дрянь. Нарушения сна? Обязательно! Преобладание агрессивности? Чувствую: в последнее время так и подмывает на агрессию. Снижение творческой продукции? Ее вовсе нет! (Впрочем, все-таки правильно - продуктивности, а не продукции, редакторы проморгали...) Есть у меня наверняка и псевдобульбарные, паркинсонические и интеллектуально-мнестические расстройства, просто я не знаю, что это такое.
С другой стороны, если взять те же самые агрессивность, инертность и стереотипность мышления, то, получится, у нас у каждого - энцефалопатия, причем в угрожающей стадии...
В диагностический центр я не поехал. Лежал, желая заснуть, но не получалось (нарушения сна!). Думал: вот, сколько живу в Москве, а друзей среди врачей так и не завел. Только Мокшин есть, да и тот давно не врач, а риэлтор. А до того, как стать врачом, он серьезно занимался оригинальным видом спорта: ходьбой. (Божился, что только этот спорт невероятно развивает мужские способности за счет постоянной стимуляции кровотока в области малого таза). Доходился до каких-то международных соревнований, но дальше карьера не заладилась. Он уверяет: бросил из-за женщин; кому понравится, если представляться: "Стас Мокшин, ходок!" У него все из-за женщин. Ушел из нормальных хирургов в клинику, где делают косметические операции: чтобы иметь больше возможностей. Но выяснилось, что туда обращаются чаще всего женщины, уже кому-то твердо принадлежащие. Он подался в риэлторы: свободный график, шальные деньги, шальные знакомства. Летом всегда пропадал из Москвы. Раньше ездил в Прибалтику, клянясь, что лучшие, самые тонкие и порочные женщины отдыхают именно там, а не на простонародном, грязном и многотолпном Черноморье. Потом, когда Прибалтика резко и амбициозно отделилась, он переметнулся в Карелию (и туда же, в лесные кемпинги, по его словам, перебрались лучшие, самые тонкие и порочные женщины). Теперь, когда Прибалтика поняла, что амбиции амбициями, а туристы деньги платят одинаковые, независимо от гражданства и национальности, Мокшин вернулся туда, к дюнам и соснам. Естественно, там же одновременно оказались самые тонкие и порочные женщины.
Я позвонил ему.
- Привет, Стас.
- Надо же! Чем обязан?
- Да так... Хотел посоветоваться. Тут мне вот какой-то смешной диагноз поставили.
Я вкратце рассказываю о диагнозе и о том, какие со мной неполадки.
- И чем я могу помочь? - спрашивает Мокшин.
- Ничем. Просто, как ты думаешь, что это может быть?
- Все что угодно. Прединсультное состояние, опухоль мозга, прогрессивный паралич. Выбирай.
- Тебе очень смешно?
- Нет. Но ты ведь хочешь напугаться? Я и пугаю, - спокойно говорит Мокшин, считающий себя большим знатоком человеческой психологии.
- А может, я, наоборот, хочу успокоиться?
- Зря. Лучше сразу напугаться. Представляешь, как ты будешь радоваться, когда исключат инсульт и рак? - Мокшин бестрепетно произносит страшные слова.
- А если не исключат?
- Зато ты уже морально готов! С моей помощью.
- Большое спасибо.
- Да пустяки. Звони, если что!
Приятно поболтать с приятелем...
-2
После этого (имеется в виду следующее, что я сделал, но, возможно, это было через несколько часов или даже на другой день) я позвонил сыну Валере. И спросил у него, где работает наша мама (так я выразился). Он ведь у нее, помнится, был. Мне почему-то захотелось явиться без предупреждения. То есть она звала, но не ожидает, что я приеду вот так неожиданно.
Офис в большом здании, напичканном такими же офисами, в коридоре охранник, в Москве миллион охранников, не меньше, спрашивает, к кому, звонит Нине, она выходит, весело и приветливо удивляется мне, подходя бодро и энергично, охранник без пола, лица, возраста, отца-матери-родины, родившийся тут и тут мечтающий помереть, строго выговаривает Нине: нужно заранее заказывать пропуск, порядок для всех один.
- Ты тут кто? - спрашиваю я Нину.
- То есть? Пошли, пошли!
- Нет, кем ты тут работаешь? Может, уборщицей?
Я стою у стола, за которым охранник, отгнусавив свои нравоучительные речи, продолжает пить чай. Пустяк, на который я прежде не обратил бы внимания, вдруг меня задевает. (А еще у меня индульгенция: диагноз! Мне теперь просто положено быть агрессивным: см. выше.)
- Я просто хочу понять, - говорю я гневно, - на каком основании этот сукин сын хамит тебе? Я вам говорю, вам!
Охранник сглатывает, выпячивает глаза, собираясь мне достойно ответить, но, наверное, тут же соображает, что я ведь могу и право иметь, если так смело себя веду. И, проглотив обиду, бормочет:
- А чего такое? Я ничего такого не сказал! Просто: правила. Сами же ввели и сами же... Я разве хамил? - обращается он к Нине за защитой.
- Ты интонацией хамил, понял? - не даю я ей ответить. - Паскудной своей интонацией, понял? Запиши себя на магнитофон, послушай, и я очень удивлюсь, если тебя не стошнит!
- Чего?!
- Того!
Мы некоторое время безмолвно потаращили с охранником друг на друга глаза, как два враждующих варана из передачи "В мире животных", и разошлись. То есть я пошел с Ниной, а он остался таращить глаза в пустоту.*
----------------------------------------------------------------------
* Замечание при позднейшем чтении. Зря я обольщался; скорее всего он не таращил глаза, а тут же обратился к своему чаю: мало ли придурков тут бродит, на всех нервов не напасешься! - А. А.
----------------------------------------------------------------------
- Что это с тобой? - спросила Нина. - Плохо себя чувствуешь?
- Отлично себя чувствую. Где будем говорить?
- Успеем еще. Сначала зайдем...
И мы зашли в кабинет ее босса и ее теперешнего мужчины, американца Джеффа, не помню фамилии, то есть не знал никогда. Ну, пусть Питерса. Джефф Питерс, американский деловитый мальчик с чубчиком, лет сорока, встретил меня как родного. Должно быть, у них там, в Америке, принято окружать вниманием и заботой бывших мужей своих женщин. Он предложил мне кофе, чаю, виски, минеральной воды. Я отказался.
- Очень рад наконец познакомиться, - сказал он почти без акцента. Нина много хорошего о вас рассказывала!
Он соврал легко, так, что это выглядело правдой большей, чем сама правда. Но видно было, что познакомиться действительно рад, без дураков. Ох уж эти чистосердечные американские мальчики, которые умудряются говорить то, что думают, потому что не любят и не приучены говорить то, чего не думают... Интересно, появились ли у нас такие?
Я сказал, что занят и пришел по делу. Он тут же извинился и пригласил меня приехать к ним в ближайший уик-энд, они снимают чудесную дачу на берегу лесного пруда.
- Там вода очень чистая, - аккуратно выговаривал он, - и я там поймал четыре эти... Как они?
- Караси, - подсказала Нина, любуясь им.
- Ка-ра-си, да! Мелочь, но приятно! - выразился он совершенно по-русски и весь засветился при этом, засмеялся, довольный тем, что у него есть хорошее здоровье, хороший бизнес, хорошая женщина Нина, хорошая дача с хорошим прудом, в котором он поймал не три, заметьте, и не пять, а именно четыре карася. Я помню, меня почему-то взбесила эта точность, и я поспешил откланяться.
Вспомнил сейчас и еще одну тогдашнюю мысль: мне показалось, что Нина настойчиво приглашала меня на работу не для того, чтобы срочно поговорить о Валере, а - с мужчиной своим познакомить. Похвастаться им. И при этом она не намеревалась сделать мне больно, просто в ней успело появиться что-то американское, прямодушное и однолинейное: она хотела, чтобы я за нее порадовался, она, пожалуй, не была против, если ее бывший муж и ее теперешний мужчина подружатся, проведут вместе уик-энд и поймают каждый по 4 (четыре) карася.
Мы говорили с ней в небольшом летнем кафе. Нина сказала:
- Вид у тебя в самом деле какой-то... Нормально себя чувствуешь?
- Нормально. О чем ты хотела поговорить?
- О Валере. Что случилось, я не понимаю?
- А что случилось?
- Квартиру зачем-то снял.
- Он ее не вчера снял, с чего это ты вдруг?
- Я просто подумала: мало ли. Мы совсем его не знаем, к сожалению. Чем он там занимается - неизвестно. Ему с тобой разве плохо было?
Лег спать.
Проснувшись, первым делом включил телевизор. Слава богу, все понимаю, странный приступ прошел.
Но за руль с тех пор садиться не пытался. А вот тесть мой бывший, Игорь Николаевич, обучился вождению в 69 лет и ездит вовсю на своем лихом "лексусе", хотя всю жизнь до этого знал только трамвай, метро да электричку, если за город...
-7
Нельзя быть одному.
Эта мысль меня посетила вместе с соседкой Верой, которая после моего развода с женой заходила чаще, чем раньше (Нина не любила бытового общения), но все по делу: пару яиц спросить, луковицу, молока немного: "Так устаю, что вечно после работы то одно купить забуду, то другое!". А недавно книжку почитать взяла, да еще мою. То есть она знала и до этого, что я книжки пишу, но мало ли кто там чего пишет, дело это, судя по лоточному изобилию, нехитрое. Тем более когда не под своей фамилией, а под сразу четырьмя чужими, ясно: чистой воды халтура. Но вот взяла, прочитала, пришла другую взять и поделиться впечатлениями.
- Очень насыщенная книга, - говорила она, угощаясь чаем. - Такая, знаешь... Я прямо удивилась. Ну, то есть про жизнь вообще-то. Прямо даже про меня. Нет, серьезно. Даже не ожидала. И там есть мысль очень важная, что мы все бездуховной жизнью живем. Ты знаешь, я прямо ахнула. Какая мысль! То есть в самую точку! То есть именно про это я думала! Мы живем ужасающе бездуховной жизнью! Ну да, работа. Семья, у кого есть. А для души? Ведь что-то надо и для души! Серьезно, я прямо под впечатлением вся хожу. И откуда ты знаешь всё? Это же надо думать, понимать! Это все-таки талант надо иметь! Другой, может, тоже что-то как-то понимает, а сказать не дано!
А что? - думал я, глядя на нее. Милая женщина. Будет готовить, стирать, убирать, заботиться, ругать за опоздания, радоваться подаркам, за лекарствами сходит, если понадобится! Ведь этот ее разговор неспроста: она явно адаптирует себя под мой колер - и адаптирует почти безошибочно, силясь подняться до интеллектуальных высот и интуитивно понимая, что всякого автора нужно беззастенчиво хвалить.
И тут же сам себя одернул: что еще за мысли? Стирать, убирать, лекарства! - ты на пенсию собрался? Ты крепок, умен, здоров, перспективен, свободен, у тебя выбор, если подумать, от 18-ти лет до 88-ми, ни в каком возрасте нет такой широты возможного охвата!
И я под каким-то предлогом выпроводил Веру.
- Ох, - сказала она в двери, - прямо как хорошо, когда такой сосед есть!
- В каком смысле?
- Ну, поговорить всегда можно. Ты внимательный такой. Прямо какой-то весь родной!
С этими словами она шутя приобняла меня - только руками, телом почти не прикасаясь, невинно; и диким образом показалась она мне почему-то солдатской вдовой, безвинно одинокой, сиротливой и готовой всю жизнь отдать тому, кто к ней и к ее дочери по-человечески отнесется. Жаль, не повезло мне в нее влюбиться. И я кончиками пальцев погладил ее по голове и сказал:
- Ну, поговорить с тобой, наверно, много кто хочет. Молодая, красивая, стройная!
- А что толку?! - махнула она рукой.
И ушла, забыв на обувном шкафчике мою книгу, за которой, собственно, и приходила.
-6
После первых двух странных приступов прошло некоторое время. Я сидел вечером дома и наслаждался пустым созерцанием телевизора, и вдруг ни с того, ни с сего: страшные провалы и перебои в сердце, весь покрылся холодным потом, руки онемели, ноги свело судорогой. Почему-то подумал: эпилептический припадок.
На этот раз из-за устрашающих симптомов забрали в больницу. И в тот же вечер все прошло. Меня даже не успели оформить, поэтому я сказал дежурному врачу, что мне нет необходимости здесь оставаться, я хочу домой.
Он пожал плечами:
- Дело ваше. У вас давно такие штуки?
- Первый раз. Как думаете, что это?
- Симптомы смазанные какие-то. Постарайтесь не волноваться, избегать физических и умственных перегрузок. Курите?
- Да.
- Придется бросить. А вообще-то не волнуйтесь. Такой уж возраст. Если после сорока вы просыпаетесь и у вас ничего не болит, значит, вы умерли.
- Спасибо.
- За что?
Мне все хуже. Просыпаюсь разбитый, с болями во всем теле, появились какие-то онемения по левой стороне, шум в ушах - и прочая, и прочая.
Иду к Костику брать неделю отгулов.
- С чего это вдруг?
- Подлечиться хочу.
- А что случилось?
- Так... Общее состояние.
- Состояние! У меня у самого сахар, как ты знаешь, а я работаю!
- Илья, я отгулов на месяц накопил, а прошу всего неделю.
- Не вовремя просто, Саша, очень не вовремя! Щирый хочет с нами встретиться, ты помнишь? Как я без тебя?
Я вспомнил: Щирый Петр Семенович, большой человек, действительно чего-то от нас хочет. И в таких случаях я при Костике - переговорщик. У меня это хорошо получается, сам Костик чересчур азартен и в азарте, как он сам говорит, теряет дар речи (которого у него и нет). Я присутствую в странном статусе, Костик обычно меня представляет: "Это Александр Николаевич, он в курсе!". Вот в роли человека в курсе я обычно и веду переговоры, а Костик кивает, но его собственный статус при этом не умаляется, ибо каждый диалог заканчивается каким-то решением, нужно сказать "да" или "нет", и уж эти-то слова остаются, естественно, за Костиком; право первого и последнего пожатия руки партнера - тоже за ним.
- Не вовремя, очень не вовремя! - сокрушается Костик.
- Как будто для меня вовремя! Жизнь только начинается - и вдруг. Обидно.
Костик внимательно на меня смотрит и говорит:
- Ты, Саша, оказался не готов.
- К чему?
- Ну, вот я. И семейных передряг наелся, и со здоровьем давно уже проблемы. А ты всегда, как я понимаю, был счастлив и здоров. И теперь упираешься. Это вредно, от души тебе говорю. Дружи с судьбой, Саша. То, что с тобой происходит, естественный ход вещей. Молодость, зрелость, старость, гроб. Пора привыкать.
- Я не признаю естественного хода вещей! И никогда не умру! - отвечаю я Костику.
- Три дня, не больше! - отвечает он мне.
-5
(адаптированная глава)
Тут было длиннейшее, страниц на пять, с подробными размышленьями и наблюденьями, описание того, как А.Н. Анисимов, то есть я, направляясь домой, вдруг вышел на "Арбатской" и отправился на Арбат, ему захотелось побыть среди людей. Вечер, но жарко. Пряные запахи парфюма и пота. И Анисимов обнаружил, что он тут - самый старый. Он самый старый тут! Гуляющие, пьющие кофе в открытых кафе, продающие, рисующие, танцующие, поющие... Все моложе! Когда же это случилось, когда это произошло, как же он не заметил, что стал самым старым в этом молодом мире? Он нашел наконец старика, но это был нищий. Анисимов, крепясь, списал свои мысли на состояние здоровья и сделал афористичный вывод: болезнь - это путешествие в старость. И поклялся не сдаваться.
-4
Подтверждая свое решение не сдаваться, я накупил в переходе метро полезных травяных чаев. "Талия Луны". "Мечта организма". "Простатей" (от простатита - вдруг он у меня тоже есть?). "Легенда мира". "Горный аромат". "Желудочно-кишечный", "Ветрогонный", "Отхаркивающий"...
С отвращением и чувством исполняемого долга пил их поочередно и пытался работать. Я вел в это время сразу несколько проектов, один из них, самый интересный, назывался "Приближение к книге". Как известно, человек ничего нового не любит. Он ориентируется на стереотипы, на образцы, на знакомое. И это очень мешает нашим бедным детям овладевать новыми знаниями, а особенно новыми текстами. Что я придумал? Берем, например, Достоевского, "Преступление и наказание". Адаптируем - трижды. В десять лет детишки получают коротенькую страшилку на полстранички: "Студент Раскольников хотел делать добро, но не имел для этого денег. Он решил убить богатую старуху и взять деньги, чтобы делать добро...". И т.п. Лет в двенадцать дети читают тоже недлинный текст, но уже с некоторыми подробностями. В четырнадцать большой текст, страниц на двадцать, не только с подробностями, но и с психологическими наметками. И ко времени, когда нужно будет одолеть подлинник, они готовы, больше того - они даже ждут, они хотят узнать, как все было на самом деле! Я считаю, гениальная придумка. Мы уже опробовали несколько книжек, пошли хорошо. Хворая, я умещал в три страницы "Мертвые души", задача более чем интересная!
Неожиданно позвонила Нина и сказала, что есть срочный разговор.
- Так говори.
- Не по телефону. Приезжай ко мне на работу.
- Сейчас не могу.
- А когда? О Валере надо поговорить.
- А что?
- Ты давно у него был?
- Не помню. Что-то случилось?
- Приезжай - поговорим. Извини, сейчас некогда.
Нина отключилась.
Она меня ждет, следовательно - я примчусь. Не потому, что я согласился, а потому, что она ждет. На работе. То, что она забыла объяснить, где ее новая работа, я же там не был никогда, несущественно. Сам должен как-то догадаться и найти!
В этом она похожа на своего отца, моего бывшего тестя, Игоря Николаевича. "Я тут в субботу с Людочкой и друзьями собираюсь, и вас ждем!" - говорил он, не предполагая отказа, не спрашивая, удобно ли нам это, хотим ли мы собираться с его друзьями и т.п. Людочка - молодая жена вдового Игоря Николаевича, она чуть старше Нины. А сам он...
Далее адаптировано: удивительная история Игоря Николаевича, который служил чиновником и втайне сочинял стихи о погоде и о лирике. Вышел на пенсию, взял да и издал их за собственный счет. И они каким-то образом попали на глаза модному композитору, тот положил их на музыку, песни спели несколько известных певцов. Игорь Николаевич неожиданно забогател, не чрезвычайно, но ощутимо, разрушил свою старую дачку и построил целое поместье, женился, будучи давно вдовцом, на женщине из турагентства, с которой Нина когда-то работала (через Нину и познакомились) - и не просто, братцы, женился, а увел ее от довольно молодого мужа! Это интересно в виде отдельного сюжета, но к моему сюжету не имеет отношения. Так что посторонитесь, уважаемый Игорь Николаевич; и какое счастье не удостаиваться чести находиться в компании ваших друзей и пышных, сентиментальных подруг вашей юной, сорокасемилетней Людочки, не слышать и не видеть вашего композитора, который такой напыщенный дурак, каких свет не видывал! И почему вообще среди музыкантов (особенно так называемых попсятников) столько неумных людей? Может, Бог, давая один дар, отнимает другой? Впрочем, ум не дар...
-3
Я валялся, лучше не становилось, решил наведаться в поликлинику. Обычную, районную, по месту жительства, в которой я лет сто не был.
В поликлинике не мог сообразить, к кому пойти: к терапевту, кардиологу или невропатологу? К первым двум, оказалось, надо записываться, а к невропатологу можно сейчас. Ладно, пойду к нему.
Часа два сидел в очереди. Смотрел на объявление: "Участники ВОВ - в первую очередь, ИОВ - вне очереди", думал, чем первая очередь отличается от вне очереди. А еще Иов - библейский персонаж. И это еще один наш проект, вернее, заказанный нам: адаптированная Библия. Есть для малышей, есть для подростков, для слепых, глухих и малограмотных (комиксы), понадобилась теперь Библия для детей, отстающих в умственном развитии, и душевнобольных. На Западе такие книги уже имеются, но переводить дорого и хлопотно, озадачьте своих авторов, сказали заказчики, пусть месяца за три сделают. Желательно в стихах: лучше запоминается. Заплатим хорошо: под это дело грант получен. Я от идеи не был в восторге, но Костику хоть Библию адаптировать, хоть Коран, хоть "Майн Кампф", и авторов у нас всегда полно, готовых это сделать. Однако заказчики оказались привередливыми, отвергали все варианты. Поэтичность и простота! - требовали они, а этого никак не получалось. Пришлось мне подключиться. И я, взяв для начала книгу Иова, довольно быстро сочинил такой текст:
Иов
Иов - хороший человек.
Не обижал он никого.
И счастлив был он целый век.
Но вдруг не стало ничего.
Остался он больной, один.
И стал он Бога упрекать:
"За что наказан верный сын?
Меня ведь не в чем обвинять!"
Друзья пришли, всяк утешал,
Но успокоить не могли.
Иов упреки в небо слал,
В грязи валяясь и в пыли.
Но и дождался он зато
Раздался с неба грозный глас:
"Ты спрашивал меня, за что?
Я отвечаю сей же час!
За что - пустыня или лес?
За что - чудовище из ада?
За что - светила средь небес?
Так создано! То есть - так надо!"
Иов прощения просил
И душу рвал в стыде на части.
Бог может все. И он простил.
И вновь Иов здоров и счастлив!
Заказчикам понравилось. Они говорили о конкретике, о том, что "хороший человек", "так надо" и "прощения просил" создают четкий стержень содержания, понятный абсолютно всем, а абстрактные понятия вроде "чудовища из ада" тоже нужны, ибо в любом убеждающем тексте необходимы таинственность и некоторая недоступность.
В результате очень просили взяться меня единолично за всю Библию. Я, польщенный, согласился и безбожно затянул работу. Не пошло как-то.
И вот - напоминание. И совпадение темы: Иов заболел, и я заболел. Не случайно! Для стариков, размышлял я (имея в виду уже себя), все становится совпадением, приметой, знаком. Не потому, что они наблюдательны, просто связь всего со всем становится им очевидна, начиная с уровня самого простого: сегодня кости ломит - завтра снег пошел.
Невропатолог Мамеев К.П (табличка на двери), тучный и явно сам нездоровый мужчина, протянул свои ладони и велел сжать. Я сжал эти пухлые и влажные ладони. Потом я закрывал глаза и искал пальцами свой нос, потом он стучал мне молоточком по коленям и махал этим молоточком у меня перед глазами. Спрашивал:
- Тяжелое ничего не поднимали?
- Нет.
- Стрессы были?
- Нет.
- Спите хорошо?
- Отлично. То есть сейчас не очень.
- Курите?
- Да.
Вяло задавая вопросы, он искал что-то в ящиках своего стола. Ящиков было всего три, и каждый он выдвинул по два раза, вороша бумаги. Потом уныло посмотрел на шкаф у стены. Видимо, то, что требовалось Мамееву, находилось в шкафу, но вставать ему было неохота. И он еще раз проверил все ящики. Пришлось все-таки встать и подойти к шкафу. Открыв его, он обозрел стопки папок и кипы каких-то бланков. Наугад взял пару бумажек, повертел, кинул обратно и вернулся к столу. И опять взялся за ящики.
- Так что вы думаете? - спросил я.
- А?
- Что вы думаете по поводу моих симптомов?
- Симптомы могут быть разные, - сказал он. - Картина необъективная, тем более - возраст. Если после сорока вы просыпаетесь...
- И у вас ничего не болит, - подхватил я иронически, но он моей иронии не заметил и неумолимо закончил:
- Значит, вы умерли. Вот что, сходите-ка в двести второй кабинет, спросите у них бланк направления. В диагностический центр вас направлю. А если в двести втором не будет, сходите в четыреста семнадцатый, к заведующей отделения. Да, лучше сразу десяток бланков. Или двадцать. Сколько дадут.
Я смотрел на него, усевшегося за столом. Наплевать ему было на меня и мою болезнь. У него бланки кончились. Но я же ему не мальчик на посылках! Сейчас вот взять и сказать ему:
- Может, вам за пивом еще сбегать? Или ботинки почистить?
Он сначала удивится, потом, скорее всего, разгневается. Дескать, чего это вы хамите тут?
А я скажу, что это он хамит тут: больных за бланками гоняет.
А он скажет: вам не надо - и мне не надо! Придете в другой раз!
А я скажу: нет уж! Придешь к вам, а у вас опять бланков не будет, я не нанялся к вам все время ходить, что это такое, чего ни коснись, ничего у вас нет, у вас тут бардак, вы работать не хотите, а еще жалуетесь, что вам платят мало, да вам вообще ничего платить не надо за такую работу!
А он крикнет: следующий!
Войдет следующий, врач начнет принимать его, я продолжу обличать. Мамеев пригрозит вызвать охранника. Следующий присоединится к его негодованию. Я буду упираться. Явится охранник. Я заявлю, что не уйду, пусть хоть милицию вызывают. Я пригрожу, что жалобы напишу во все инстанции.
Толку не будет. Бланки никто не принесет. Мамеев, охранник, следующий, милиция - лягут костьми и трупами, а бланки не появятся. Ни за что. Дело принципа.
И я сходил в двести второй кабинет, потом в четыреста семнадцатый и, галантно балагуря, как я иногда умею, выпросил у заведующей не десять и не двадцать, а целую кипу бланков, не меньше сотни.
Мамеев написал направление. Я не стал в него заглядывать сразу, прочел бумажку на крыльце поликлиники. "Дисциркуляторная энцефалопатия 2-3 ст.", вот что было написано.
Мне стало худо. Очень.
На слабых ногах, чуть не падая в обморок, потный, задыхающийся, шел я домой. Почти бежал. Наше издательство, кроме прочего, выпустило медицинскую энциклопедию, вот к ней-то я и стремился (хорошо, что когда-то я имел привычку оставлять у себя книги издательства, потом бросил: никаких полок не хватит).
Пришел, отыскал. Прочел несколько раз:
"Дисциркуляторная энцефалопатия (ДЭ) - группа патологических состояний, включающая различные по тяжести и характеру неврологические и психические синдромы... Астенические жалобы... Ипохондрические симптомы... Формирование псевдобульбарного, паркинсонического синдромов, интеллектуально-мнестических расстройств... Нарушения сна, нарушения в эмоциональной сфере (с преобладанием агрессивности и дисфоричности)... Транзиторная глобальная амнезия, снижение творческой продукции... Снижение комбинаторных способностей, инертность и стереотипность мышления... Эмоциональная тупость..."
Что ж, мне осталось только отметить те места, которые явно относятся ко мне. Ипохондрические симптомы? Есть: настроение дрянь. Нарушения сна? Обязательно! Преобладание агрессивности? Чувствую: в последнее время так и подмывает на агрессию. Снижение творческой продукции? Ее вовсе нет! (Впрочем, все-таки правильно - продуктивности, а не продукции, редакторы проморгали...) Есть у меня наверняка и псевдобульбарные, паркинсонические и интеллектуально-мнестические расстройства, просто я не знаю, что это такое.
С другой стороны, если взять те же самые агрессивность, инертность и стереотипность мышления, то, получится, у нас у каждого - энцефалопатия, причем в угрожающей стадии...
В диагностический центр я не поехал. Лежал, желая заснуть, но не получалось (нарушения сна!). Думал: вот, сколько живу в Москве, а друзей среди врачей так и не завел. Только Мокшин есть, да и тот давно не врач, а риэлтор. А до того, как стать врачом, он серьезно занимался оригинальным видом спорта: ходьбой. (Божился, что только этот спорт невероятно развивает мужские способности за счет постоянной стимуляции кровотока в области малого таза). Доходился до каких-то международных соревнований, но дальше карьера не заладилась. Он уверяет: бросил из-за женщин; кому понравится, если представляться: "Стас Мокшин, ходок!" У него все из-за женщин. Ушел из нормальных хирургов в клинику, где делают косметические операции: чтобы иметь больше возможностей. Но выяснилось, что туда обращаются чаще всего женщины, уже кому-то твердо принадлежащие. Он подался в риэлторы: свободный график, шальные деньги, шальные знакомства. Летом всегда пропадал из Москвы. Раньше ездил в Прибалтику, клянясь, что лучшие, самые тонкие и порочные женщины отдыхают именно там, а не на простонародном, грязном и многотолпном Черноморье. Потом, когда Прибалтика резко и амбициозно отделилась, он переметнулся в Карелию (и туда же, в лесные кемпинги, по его словам, перебрались лучшие, самые тонкие и порочные женщины). Теперь, когда Прибалтика поняла, что амбиции амбициями, а туристы деньги платят одинаковые, независимо от гражданства и национальности, Мокшин вернулся туда, к дюнам и соснам. Естественно, там же одновременно оказались самые тонкие и порочные женщины.
Я позвонил ему.
- Привет, Стас.
- Надо же! Чем обязан?
- Да так... Хотел посоветоваться. Тут мне вот какой-то смешной диагноз поставили.
Я вкратце рассказываю о диагнозе и о том, какие со мной неполадки.
- И чем я могу помочь? - спрашивает Мокшин.
- Ничем. Просто, как ты думаешь, что это может быть?
- Все что угодно. Прединсультное состояние, опухоль мозга, прогрессивный паралич. Выбирай.
- Тебе очень смешно?
- Нет. Но ты ведь хочешь напугаться? Я и пугаю, - спокойно говорит Мокшин, считающий себя большим знатоком человеческой психологии.
- А может, я, наоборот, хочу успокоиться?
- Зря. Лучше сразу напугаться. Представляешь, как ты будешь радоваться, когда исключат инсульт и рак? - Мокшин бестрепетно произносит страшные слова.
- А если не исключат?
- Зато ты уже морально готов! С моей помощью.
- Большое спасибо.
- Да пустяки. Звони, если что!
Приятно поболтать с приятелем...
-2
После этого (имеется в виду следующее, что я сделал, но, возможно, это было через несколько часов или даже на другой день) я позвонил сыну Валере. И спросил у него, где работает наша мама (так я выразился). Он ведь у нее, помнится, был. Мне почему-то захотелось явиться без предупреждения. То есть она звала, но не ожидает, что я приеду вот так неожиданно.
Офис в большом здании, напичканном такими же офисами, в коридоре охранник, в Москве миллион охранников, не меньше, спрашивает, к кому, звонит Нине, она выходит, весело и приветливо удивляется мне, подходя бодро и энергично, охранник без пола, лица, возраста, отца-матери-родины, родившийся тут и тут мечтающий помереть, строго выговаривает Нине: нужно заранее заказывать пропуск, порядок для всех один.
- Ты тут кто? - спрашиваю я Нину.
- То есть? Пошли, пошли!
- Нет, кем ты тут работаешь? Может, уборщицей?
Я стою у стола, за которым охранник, отгнусавив свои нравоучительные речи, продолжает пить чай. Пустяк, на который я прежде не обратил бы внимания, вдруг меня задевает. (А еще у меня индульгенция: диагноз! Мне теперь просто положено быть агрессивным: см. выше.)
- Я просто хочу понять, - говорю я гневно, - на каком основании этот сукин сын хамит тебе? Я вам говорю, вам!
Охранник сглатывает, выпячивает глаза, собираясь мне достойно ответить, но, наверное, тут же соображает, что я ведь могу и право иметь, если так смело себя веду. И, проглотив обиду, бормочет:
- А чего такое? Я ничего такого не сказал! Просто: правила. Сами же ввели и сами же... Я разве хамил? - обращается он к Нине за защитой.
- Ты интонацией хамил, понял? - не даю я ей ответить. - Паскудной своей интонацией, понял? Запиши себя на магнитофон, послушай, и я очень удивлюсь, если тебя не стошнит!
- Чего?!
- Того!
Мы некоторое время безмолвно потаращили с охранником друг на друга глаза, как два враждующих варана из передачи "В мире животных", и разошлись. То есть я пошел с Ниной, а он остался таращить глаза в пустоту.*
----------------------------------------------------------------------
* Замечание при позднейшем чтении. Зря я обольщался; скорее всего он не таращил глаза, а тут же обратился к своему чаю: мало ли придурков тут бродит, на всех нервов не напасешься! - А. А.
----------------------------------------------------------------------
- Что это с тобой? - спросила Нина. - Плохо себя чувствуешь?
- Отлично себя чувствую. Где будем говорить?
- Успеем еще. Сначала зайдем...
И мы зашли в кабинет ее босса и ее теперешнего мужчины, американца Джеффа, не помню фамилии, то есть не знал никогда. Ну, пусть Питерса. Джефф Питерс, американский деловитый мальчик с чубчиком, лет сорока, встретил меня как родного. Должно быть, у них там, в Америке, принято окружать вниманием и заботой бывших мужей своих женщин. Он предложил мне кофе, чаю, виски, минеральной воды. Я отказался.
- Очень рад наконец познакомиться, - сказал он почти без акцента. Нина много хорошего о вас рассказывала!
Он соврал легко, так, что это выглядело правдой большей, чем сама правда. Но видно было, что познакомиться действительно рад, без дураков. Ох уж эти чистосердечные американские мальчики, которые умудряются говорить то, что думают, потому что не любят и не приучены говорить то, чего не думают... Интересно, появились ли у нас такие?
Я сказал, что занят и пришел по делу. Он тут же извинился и пригласил меня приехать к ним в ближайший уик-энд, они снимают чудесную дачу на берегу лесного пруда.
- Там вода очень чистая, - аккуратно выговаривал он, - и я там поймал четыре эти... Как они?
- Караси, - подсказала Нина, любуясь им.
- Ка-ра-си, да! Мелочь, но приятно! - выразился он совершенно по-русски и весь засветился при этом, засмеялся, довольный тем, что у него есть хорошее здоровье, хороший бизнес, хорошая женщина Нина, хорошая дача с хорошим прудом, в котором он поймал не три, заметьте, и не пять, а именно четыре карася. Я помню, меня почему-то взбесила эта точность, и я поспешил откланяться.
Вспомнил сейчас и еще одну тогдашнюю мысль: мне показалось, что Нина настойчиво приглашала меня на работу не для того, чтобы срочно поговорить о Валере, а - с мужчиной своим познакомить. Похвастаться им. И при этом она не намеревалась сделать мне больно, просто в ней успело появиться что-то американское, прямодушное и однолинейное: она хотела, чтобы я за нее порадовался, она, пожалуй, не была против, если ее бывший муж и ее теперешний мужчина подружатся, проведут вместе уик-энд и поймают каждый по 4 (четыре) карася.
Мы говорили с ней в небольшом летнем кафе. Нина сказала:
- Вид у тебя в самом деле какой-то... Нормально себя чувствуешь?
- Нормально. О чем ты хотела поговорить?
- О Валере. Что случилось, я не понимаю?
- А что случилось?
- Квартиру зачем-то снял.
- Он ее не вчера снял, с чего это ты вдруг?
- Я просто подумала: мало ли. Мы совсем его не знаем, к сожалению. Чем он там занимается - неизвестно. Ему с тобой разве плохо было?