Барбару. Не совсем, мой лейтенант.
   Лейтенант. Здесь насорено. (Поднимает с пола бумажку и потрясает ею.) Мы должны показать этим грязным свиньям русским, что такое солдатская казарма. Казарма – это храм. Это спальня молодой девушки. Это… (Вдруг увидел, что бумажка, которую он держит, не что иное, как революционная прокламация.) Это как сюда попало?
   Селестен. Как любовное письмо, мой лейтенант.
   Лейтенант. Молчать! Вы! Подойдите-ка поближе. Остальные за дверь!
   Все, кроме лейтенанта и Селестена, уходят.
   Я все знаю, Селестен. Это ваше? У вас, кажется, репутация самого большого лгуна в полку.
   Селестен. У Марсиаля, у Жува…
   Лейтенант. Это Марсиаля? Это Жува?
   Селестен (мечтательно). Они врут, пожалуй, побольше, чем я.
   Лейтенант. Это не может быть ничье!
   Селестен. Оно влетело в окно. Как муха.
   Лейтенант. Вообразите, Селестен, что с вами говорит ваша мать. «Сын мой, – говорит она, – ради моей чести, ради чести Селестенов, расскажи мне, кто принес в казарму эту бумажку». Что бы вы ответили своей старой матери, Селестен?
   Селестен. Я ответил бы ей: «Катись к чертовой матери, старая хрычовка. Что ты суешь всюду свой вонючий…»
   Лейтенант. Вон! Я с вами еще поговорю! Жув!
   Селестен уходит. Входит Жув.
   Садитесь, пожалуйста, мсье Жув.
   Жув. Благодарю, мой лейтенант.
   Лейтенант. У вас есть семья, Жув?
   Жув. Жена и двое малышей, мой лейтенант.
   Лейтенант. И как им живется, Жув?
   Жув. Плохо, мой лейтенант. Жена пишет, все из дому продано. На фабрике платят гроши. Дороговизна…
   Лейтенант. И вы им не помогаете?
   Жув. А что у солдата есть? Вши? Раны?
   Лейтенант. По-вашему, десять тысяч франков – приличная сумма?
   Жув. Восхитительная, мой лейтенант.
   Лейтенант. Вы можете ее заработать, Жув.
   Жув. Нет, не могу, мой лейтенант.
   Лейтенант. Это нетрудно, Жув.
   Жув. Это невозможно, мой лейтенант.
   Лейтенант. А я вам говорю, что вы ее заработаете.
   Жув (кричит). Ни за что не заработаю!
   Лейтенант. Букву «П» знаешь?
   Жув. Да, мой лейтенант.
   Лейтенант. Вздерну, как собаку!
   Жув. Нет, мой лейтенант!
   Лейтенант. Вон! Марсиаль!
   Жув уходит. Входит Марсиаль.
   (Потрясая листовкой.) Откуда здесь это?
   Марсиаль. Я ничего не знаю, мой лейтенант.
   Лейтенант. Ах, ты не знаешь? Вещи у тебя здесь есть?
   Марсиаль. Да, мой лейтенант.
   Лейтенант. Семья на родине есть?
   Марсиаль. Есть…
   Лейтенант (подвигая бумагу). Пиши адрес семьи. Твои вещи ей отправим.
   Марсиаль. Но они мне нужны!
   Лейтенант. Мертвым вещи не нужны.
   Марсиаль. Так я же не мертвый!
   Лейтенант. Будешь. Завтра. В это время.
   Марсиаль. Мой лейтенант! Я не хочу.
   Лейтенант. Ну так говори – кто это принес?
   Трус бледнеет.
   Марсиаль. Я его не знаю… Какой-то сапер…
   Лейтенант. Что он говорил? Смелей, Марсиаль, ты славный парень, хоть и похож на дурака.
   Марсиаль. Я не слышал.
   Лейтенант. А ты слышал про контрразведку? (Берет трубку.) Станция! Дайте контрразведку!
   Марсиаль. Не надо! Я все расскажу!
   Лейтенант. Ну?
   Марсиаль. Тут был русский. Его привел солдат сто семьдесят шестого полка…
   Лейтенант. Подожди. (Записывает.) Я сейчас на тебя нарочно крикну. Понимаешь? Для них. (Кричит.) Ага, ты не говоришь?! Сволочь!
   Марсиаль. Я говорю, я все говорю!…
   Лейтенант (тихо). Молчи, идиот! Это нарочно. Кричи: «Я ничего не знаю, отстаньте!» Ну, кричи.
   Марсиаль (кричит). Я ничего не знаю!
   Лейтенант (тихо). Как зовут русского?
   Марсиаль. Мишель…
   Лейтенант (кричит). А, ты не говоришь?!
   Марсиаль. Я же говорю: Мишель.
   Лейтенант. Идиот. Он вам дал эту бумажку?
   Марсиаль. Он нам дал ее.
   Лейтенант. Припомни: не случалось ли кому-нибудь из вас получать такие бумажки от одной русской девушки на бульваре, довольно хорошенькой, небольшого роста и с нежным голосом?
   Марсиаль. Я не знаю никакой девушки.
   Лейтенант (кричит). Я тебя отправлю подсуд!
   Марсиаль (кричит). Я не боюсь вашего суда!
   Лейтенант (тихо). Ага, понял наконец. Этот русский Мишель, он вас звал куда-нибудь?
   Марсиаль. В кафе.
   Лейтенант. Адрес?
   Марсиаль. У моря где-то.
   Лейтенант. Когда?
   Марсиаль. В один из вечеров. (Кричит.) Вы мерзавец!
   Лейтенант. Ну, ну, не слишком. Ты пойдешь в кафе и обо всем мне. доложишь. Я позабочусь, чтобы тебя наградили. (Уходит.)
   Вбегают Селестен и Жув.
   Селестен. Ну что?
   Марсиаль. Он сволочь! Он крозил, что меня повесят. Но я ему ничего не сказал. Он от меня получил! Жув. Молодец, товарищ!
   Жув и Селестен жмут Марсиалю руки.

Картина третья. РУЖА HETTA…

   Судостроительная верфь Ксидиас. На море качаются понтонные бочки, охватывая заводскую бухту. Эллинг. Строения с вывесками «Меднокотельный», «Шлюпочный», «Такелажный», «Контора». Всюду валяются котлы, бочонки со смолой, связки канатов, шлюпки, обращенные вверх килем В конторе: мадам Ксидиас и состоящий при ней Петя, здоровый хлопец, пытающийся отпустить себе бороду.
   Снаружи гул толпы.
   Ксидиас (продолжает говорить по телефону). Я прошу вас, господин лейтенант, чтобы отряд пришел на час позже условленного. Я попытаюсь предварительно поговорить с рабочими сама. Что? О, не беспокойтесь, господин лейтенант. Я умею разговаривать с простым народом… (Кладет трубку.) Лучше, чем ты, дурак. (Обращается к Пете.) Впусти забастовщиков.
   Петя. Они очень возбуждены.
   Ксидиас. Я тоже очень возбуждена! Впусти забастовщиков!
   Входят Maцко – рабочий помоложе. Левит – рабочий постарше, Степиков.
   Прервать работу в такой момент! Когда корабль уже наполовину готов! Когда заказчик лопается от нетерпения! Когда все газеты трубят об искусстве верфи Ксидиас!…
   Мацко. Нам не нужно, чтобы нас хвалили. Нам нужно, чтобы нам платили. Рабочие голодуют.
   Ксидиас. Нам всем плохо. Временная экономическая депрессия, вызванная девальвацией рубля вследствие бумажной эмиссии…
   Мацко. Не крутите нам пуговку, хозяйка! Рабочие ждут. Мы хотим слышать ваш ответ.
   Ксидиас. Кто вы такие в конце концов?
   Левит. Мы – завком!
   Ксидиас. Никакого завкома! Завкомы, райкомы, группкомы… Проснитесь! Я добрая женщина. У вас жены, дети. Но я могу рассердиться.
   Степиков. В таком случае, ребята, о чем толковать? Забастовка.
   Ксидиас. Степиков, я ж давно тебя уволила с верфи! Петя, кто его сюда пустил?
   Петя разводит руками – жест бессилия.
   Ксидиас. Взяли кого-нибудь на его место?
   Петя. Никого.
   Ксидиас. Почему?
   Петя снова бессильно разводит руками.
   Левит. Союз металлистов объявил его место под бойкотом.
   Ксидиас. Может быть, я умерла, господа? И мне все это снится? Скажи – я умерла?
   Петя. Нет.
   Левит. Был заключен колдоговор. Вы его подписали? Да. Вы его выполняете? Нет.
   Ксидиас. Господа, я не знаю, известно ли вам, колдоговора признаны отныне недействительными.
   Мацко. Кем?
   Ксидиас. Союзным командованием. Господа, союзники не будут с вами цацкаться, как я.
   Левит. Где прибавки на дороговизну?
   Ксидиас. Забудьте.
   Левит. Восьмичасовой рабочий день?
   Ксидиас. После моей смерти.
   Левит. Страховые взносы?
   Ксидиас. Штуки!
   Левит. Возвращение уволенного кузнеца Степикова?
   Ксидиас. Вот мои требования. (Кладет на стол бумагу.) Сообщите их рабочим. Нет, мне не нужно посредников! Я сама поговорю с моими рабочими!
   Она выходит на просцениум и обращается к зрительному залу. Она ораторствует со свойственным ей горячим и низменным красноречием, фамильярничая и угрожая.
   Вы хотели видеть хозяйку – вот я! Я не из тех белоручек, которые сидят дома – и управляющие приносят им доход на подносе. Я простая. Я не училась в гимназиях. Я не знаю всех этих географий, шмеографий. У меня грубые руки. Мой дед был рыбак!…
   Maцко. У нее грубые руки? Посмотрите, какие кольца на этих грубых руках! Что она поет про свое пролетарское происхождение! Ты лучше колдоговор выполняй. Ты простая? Так слушай, как простые разговаривают. В семнадцатом году мы тебе подшибли хвост, а теперь, через два года, ты опять голову подымаешь, когда Антанта пришла? Мы не посмотрим на нее, что она Антанта. Мы знаем: в Советской России рабочий – хозяин…
   Ксидиас. В Советской России?! Мне смешно, рабочие. Там народ разбежался. Взорвали Кремль. Поезда ходят на конной тяге. Вот он чихнул – я говорю правду! Я удивляюсь на вас, господа. Вы бросаете работу. Вы знаете, чья это работа? Это транспорт для перевозки иностранных войск – военный заказ. Шутите с союзниками? Ну, вы такие герои, что согласны, чтоб вас всех перестреляли. Но ваши жены и дети неповинные – они же без вас помрут с голодухи!…
   Левит. Товарищи, это уже новость. Мы строили судно для каботажных рейсов. Оказывается, оно для перевозки интервенции. Так мы его не выпустим с верфи!
   Мацко. Лучше потопим его!
   Степиков. Вместе со старухой!
   Ксидиас. Рабочие! Два года вы занимались революцией. Хватит! Я хотела с вами добром. Но, видно, вас надо силой. Так слушайте: ваши требования – вот. (Рвет бумагу.) Стать на работу! Не ставшим – расчет! Колдоговор, прибавки, восемь часов и прочие штуки больше в природе не существуют!
   Степиков. В таком случае, ребята, о чем толковать! Забастовка.
   Ксидиас. Не слушайте комитетчиков! Облагоразумьтесь! Пожалеете, рабочие!
   Рабочие ушли. Молчание.
   Я ухожу. Но я вернусь! И не одна!
   Петя. А с кем?
   Ксидиас. С армией! (Идет к выходу.)
   В ворота входит Филька-анархист.
   Филипп (издали оглядывая Ксидиас, с восхищением). Ах, какая гагара! Какая богатая гагара!
   Ксидиас (озираясь, кричит). Через полчаса я с вами поговорю по-французски! (Уходит.)
   Филипп (восхищенно шепчет ей вслед). Ох, мадам Ксидиас, будете вы моей пациенткой!
   Входит Maцко.
   Maцко. Что тебе надо?
   Филипп. Что тебе надо?
   Maцко. Кто ты такой?
   Филипп. Кто ты такой?
   Maцко. А ну-ка, сматывайся отсюда!
   Филипп (медленно). Не здесь ли ремонтируется пароход «Юнион-Кастель-Лайн»?
   Мацко (медленно). Мы давно ждем партию ваших корабельных канатов. Здорово!
   Филипп. Филипп – свободный анархист.
   Мацко. Тащи скорей.
   Филипп. Я не грузчик.
   Мацко. Твои люди?
   Филипп. Мой секретарь и моя помощница.
   Входят Имерцаки, человек с асимметричным лицом, и Мария Токарчук, странно улыбающаяся, странно неподвижная женщина, культивирующая в себе черты вампа.
   Токарчук. Дай ман понырдать.
   Филипп. Мадам просит покурить.
   Мацко. Публика!
   Идет за ворота, приволакивает оттуда большой ящик, ящик дребезжит. Бандиты испуганно вскрикивают.
   Филипп. Ненормальный, остановись! Это… (Шепчет ему на ухо.)
   Мацко останавливается – на ящике написано: «Нежное обращение». Входит Степиков.
   Степиков. Привезли? Здорово, Филипп! Список?
   Во время дальнейшего разговора Мацко спускает оружие в понтонную бочку.
   Филипп. Мсье Имерцаки, спецификация у вас?
   Имерцаки. У меня.
   Филипп. Прочтите нам, пожалуйста, наименование товаров.
   Имерцаки. Картошка…
   Филипп (поясняя). Бомбы…
   Имерцаки. Балалайки…
   Филипп (поясняя жестом). Револьверы…
   Имерцаки. Шприцы…
   Филипп (поясняя со звуком). Ружья…
   Имерцаки. Воробьи…
   Филипп (поясняя жестом и звуком). Патроны… Прошу – количество?
   Имерцаки. Сорок бомб, трое револьверов, пятеро винтовок, двести воробчиков.
   Филипп. Прошу сумму!
   Имерцаки. Тысяча семьсот шестьдесят пять рублей тридцать семь копеек.
   Филипп. Кербл!
   Степиков (дает деньги). Сматывайся поскорее. Болтаешь слишком много. Базар разводишь.
   Филипп (считает деньги). Во мне погибает большой мастер слова. (Сосчитав.) Денег не считаю. Знаю, у вас – как в банке. Мое почтение! Дух разрушающий есть дух созидающий.
   Бандиты уходят. Входит Левит.
   Степиков. Собрание кончилось?
   Левит. Избрали забастовочный комитет.
   Мацко. Идут! Идут! Через пять минут будут здесь! Вынуть оружие!
   Левит. Не делай панику, парень. Там, где оно лежит, пусть лежит. Еще не пришло его время. Есть директива. Понятно? На иностранцев мы будем действовать не оружием, а языком. Ребята, я хотел вас предупредить: сегодня сюда придут два товарища, владеющие французским языком…
   Мацко. Кто такие?
   Степиков. Ну, понятно, кто такие.
   Левит. Зовут их Мишель и Жанна. Значит, нужно предупредить наших ребят, чтобы им не мешали. Они попытаются связаться с солдатами.
   Степиков. Понял, Мацко? Будто бы они наши рабочие.
   Левит. Мишель уже там. (Указывает на цех.) Вот Жанна.
   Входит Жанна – молодая женщина с быстрыми движениями, некрасивая, обаятельная.
   Жанна. Привет! Еще нет их?
   Левит. Ждем.
   Жанна. Какая часть назначена сюда, не знаешь?
   Левит. Разведка нам донесла, что из пятьдесят четвертого полка.
   Жанна. Браво! Там работал Мишель.
   Левит. Плюс сенегальцы и индусы.
   Жанна. А! Это хуже.
   Левит. А может быть, лучше?
   Мацко. Идут! Идут!
   Входит отряд союзных войск.
   Лейтенант. Смотрите, дети мои, рабочие собрались приветствовать нас. Здравствуйте, господа!
   Молчание.
   Они смущены, бедняги. Капрал Барбару, объявляю вам диспозицию: контору мы занимаем под штаб. Во всех стратегических пунктах расставьте часовых. Потом придете в штаб. Мы разработаем план военных действий. (Уходит в контору.)
   Барбару. Слушаю, мой лейтенант!
   Селестен. Мальчики! Он себя воображает главнокомандующим, тыловая крыса.
   Степиков. Что они говорят?
   Жанна. Тише. Будет горячо.
   Барбару. Селестен, Марсиаль, Жув, Али, шаг вперед!
   Четверо выходят из рядов.
   Остальные марш в штаб!
   Остальные уходят в контору.
   Али, ты станешь здесь. (Показывает на эллинг.) Mapсиаль, растолкуй цветному, что это надо охранять, как военное имущество.
   Марсиаль объясняет. Али становится у эллинга – черный солдат с дикими внимательными глазами.
   Селестен – охрана штаба.
   Селестен становится у конторы.
   Марсиаль – охрана ворот: никого ни туда ни сюда.
   Марсиаль идет к воротам.
   Жув – охрана двора.
   Жув становится посреди двора.
   Ну, коровы, это все-таки веселей, чем гнить в окопах?
   Жув. Не думал я, старик, что мы с тобой сделаемся жандармами.
   Барбару. Без свинства! (Уходит в штаб.)
   Селестен (напевает.)
 
Зуаву скучно.
Зуав вспоминает парижское кафе,
маленькое кафе под полосатым тентом,
со стаканом белого,
который стоит четыре с половиной су,
и с брюнеткой,
которая стоит четыре су
с половиной.
Хорошо пить белое вино
и обнимать черную девушку.
 
   (Говорит.) И плохо стоять на часах…
   Али напевает диковатую мелодию без слов. Жанна подходит к Жуву.
   Жув. Назад!
   Жанна. У солдата найдется для дамы спичка?
   Жув. Француженка?
   Жанна. Откуда, камрад?
   Жув. Я из департамента Тарн-и-Гаронна.
   Жанна. О, я тоже!
   Жув. Землячка! Не из округа ли Монтабан?
   Жанна. Примерно оттуда. Как вас зовут?
   Жув. Жув.
   Жанна. Жув, одесское небо напоминает наше?
   Жув. Солдат видел много небес. Но нет неба прекраснее неба родины.
   Жанна. Родина пролетария здесь!
   Жув. С часовым разговаривать запрещено.
   Жанна. Жув, мне говорил о тебе Мишель.
   Жув. Вы знаете Мишеля? (Подозрительно.) Но какой Мишель?
   Жанна. Сапер.
   Жув. Кто же вы?
   Жанна. Я его друг.
   Продолжают тихо беседовать.
   Во время предыдущего разговора солдаты постепенно выходят из конторы, рабочие – из цехов. Они смешиваются, образуют группы. С рабочими входит и Бродский – этот «Воронов» дома Ксидиас и «сапер» французской казармы.
   Бродский (подходит к Марсиалю). Ведь ты служил в Африке, Марсиаль, правда?
   Марсиаль. Да, я служил в Африке, Мишель.
   Бродский. Не можешь ли ты перевести несколько слов твоему черному приятелю?
   Марсиаль. Али – сенегалец. Сенегальцы – тупой народ.
   Бродский. Скажи ему: знает ли Али, что мы хотим свергнуть власть плантаторов?
   Марсиаль. Али! Нгу дуунги мбоанг? Это все равно, что разговаривать с деревом, Мишель.
   Бродский. Власть надсмотрщиков.
   Марсиаль. Нгу ринги. Это все равно, что объяснять бульдогу тригонометрию, Мишель.
   Бродский. Власть палачей…
   Али, Марсиаль и Бродский тихо беседуют.
   Жув. Селестен, иди сюда.
   Селестен приближается.
   Старик, ты знаешь, зачем нас сюда поставили?
   Жанна (подмигивая). Он думает – для защиты цивилизации.
   Селестен. Я холоден к цивилизации.
   Жув. Это друг Мишеля. Здесь забастовка.
   Селестен. Мне нравится друг Мишеля. Но я холоден к забастовке.
   Жанна. Ты ко всему холоден. Ты еще так молод.
   Селестен. Я оставил свою молодость в окопах.
   Жанна. Ты рабочий, Селестен?
   Селестен. Я барон Ротшильд.
   Жув. Это его манера, Жанна. Он острит даже под пулями. Но когда дойдет до дела, он не отстанет…
   Жанна. Они хотят сделать из вас, из славных молодых ребят, тюремщиков революции.
   Селестен. Мы солдаты.
   Жанна. Солдатами командует лейтенант. И если лейтенант прикажет тебе стрелять в рабочих…
   Селестен. Мои пули умные. Они найдут дорогу.
   Продолжают тихо разговаривать.
   Группа: 1. Барбару. 2. Бродский.
   Бродский. Но если рабочие голодают? А хозяин жиреет?
   Барбару. Хозяин есть хозяин. Порядок есть порядок. Если кому-нибудь хозяин не нравится, пусть он жалуется на него более высокому хозяину.
   Бродский. А если лейтенант прикажет вам стрелять в нас?
   Барбару. Я вам советую тогда лечь.
   Бродский. А я вам советую не стрелять!
   Барбару. Солдат и винтовка – это один механизм. Солдат нажимает – винтовка стреляет.
   Бродский. В безоружных, в братьев?
   Барбару. Офицер есть офицер. Приказ есть приказ. Иначе все рухнет.
   Бродский. Я понял, мой Барбару. Ты думаешь, что офицер и хозяин – это высшая раса?
   Входит Бенуа.
   Вот офицер. Вглядись в него. Короткая шея, неоритость, мыслишки о женщинах. Он ест, когда он голоден, и чешется, когда его зудит. Он проживет свою грязную жизнь пиявки, и его воткнут в землю, как всех. И ты почему-то считаешь его высшим существом! Ты служишь ему, словно ты собака или затвор от ружья. Он стравливает между собой рабочих – вас и нас, и из этой братоубийственной свалки он извлекает для себя ордена, деньги, почет. Восстань против него! Отрекись! Вспомни, что ты рабочий!
   Лейтенант. Капрал! Собрались представители рабочих?
   Барбару. Да, мой лейтенант. Вот их комитет.
   Подходят Левит, Степиков, Мацко.
   Лейтенант. Я котель казать, господа комитет. Я зналь: здесь есть спрятано оружия. Дайте ее, господа.
   Молчание.
   Когда я сама найду, будет хуже.
   Левит. Завкому не о чем разговаривать с интервентами. Рабочие требуют удаления с территории верфи вашего отряда.
   Лейтенант. О славные люди! Мы не ссоримся! (Дружески похлопывает Левита, незаметно обыскивая его, извлекает у него из кармана наган.) Я беру на память. Сувенир!
   То же самое проделывают Барбару и один из солдат с Мацко и Степиковым.
   Степиков. Могу сказать одно: ловкость рук.
   Лейтенант. Я имель резон: оружие есть. (Грозно.) Где есть арсеналь?
   Мацко. Отдай револьвер, собака!
   Лейтенант. О, темперамент! Капрал, разошлите солдат по верфи, пусть обшарят ее всю: здесь где-то большой арсенал.
   Капрал рассылает солдат в разные концы верфи.
   А пока они ищут, остальные пусть займутся личным обыском всех присутствующих. Щупайте! Щупайте!
   Барбару. Мой лейтенант! Вряд ли личный обыск даст что-нибудь, кроме раздражения толпы.
   Лейтенант. Пусть ничего не даст: везде есть горячие головы, они выйдут из себя и бросятся за оружием, таким образом мы откроем арсенал.
   Начались обыски.
   Грубей, дети мои, грубей!
   Голоса. Не трогай меня! Убирайся, проклятый! Выгоним их!
   Лейтенант. Грубей, дети мои! Оскорбительней!
   Мацко. Что мы молчим? К оружию! Ребята, бери винты! Бей белых! {Кидается к понтонной бочке.)
   Левит и Степиков хватают его и держат.
   Жанна. Спокойствие! Товарищи, горячностью мы все испортим!
   Степиков (держа Мацко). Потерпи, голубчик мой, потерпи, милый.
   Барбару. Мой лейтенант! Высланные на поиски арсенала возвращаются.
   Лейтенант. Ага, прекратить этот базар.
   Барбару. Смирно!
   Становится тихо.
   Первый солдат (рапортует). Оружия нет.
   Лейтенант. Дурак!
   Али и Селестен влезают на понтонную бочку. Али открывает ее. Оба заглядывают туда. Потом смотрят друг на друга. Потом идут к лейтенанту.
   Второй солдат (рапортует). Оружие есть. (Кладет старую шашку.) Обнаружена под шлюпкой.
   Лейтенант. Дурак!
   Селестен и Али подходят к лейтенанту.
   Али (ломаным языком). Ружа нетта.
   Лейтенант. Ослы!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Картина четвертая. LA FLAMME DE LA REVOLUTION RUSSE!

   Две комнаты. В одной белошвейная. Четыре мастерицы строчат на машинках. Другая комната просто убрана: стол, кровать, книги. Она пуста.
   Белошвейки (поют).
 
В прекрасной Одессе,
В стране белогвардейцев,
Четыре белошвейки
Знатно живут.
 
 
Вот первая – Аннетка,
Роскошная брюнетка;
Оклад – десятка в месяц,
Как раз чтобы повеситься.
О чем же ей тосковать?…
 
   Входит первый господин петербургской наружности.
   1-й господин. Мое белье!
   Подходит первая швея.
   Ну, как работается?
   1-я швея (выдавая пакет). С уходом коммунистов наша фирма рассчитывает на приток заказов.
   1-й господин. Здесь вся империя!
   1-я швея. Может быть, мсье проверит белье?
   Входит Орловская. Швея принимает ее как заказчицу.
   1-й господин (распяливает рубахи и кальсоны). Коммунисты нас сбросили в Черное море. Мы их сбросим в Белое! (Расплачивается, уходит.)
   Орловская (первой швее). Садись сюда. (Указывает на дверь белошвейной.) Если кого-нибудь увидишь, пой.
   Первая швея садится у двери.
   (Орловская проходит в другую комнату. Садится там. Листает книгу. Пишет. Задумывается.) «Они хотят затушить пламя русской революции»… Пламя! (Листает словарь.) Плавать… Плакать… Плакучая ива… Пламя… La flamme… Ils veulent еteindre la flamme de la rйvolution russe…
   (Пишет.)
   Белошвейки (поют).
 
Вторая – Нинка,
Роскошная блондинка,
Обедает мечтами
И ужинает снами!…
О чем же ей тосковать?
 
   Орловская насторожилась. В белошвейную входит Левит.
   Левит. Могли бы вы мне сшить, скажем, купальный халат из шелкового полотна.
   1-я швея. Да, у нас есть сейчас шелковое полотно.
   Левит. Ну вот, слава богу! А то я уж думал – не туда попал. Здравствуйте, товарищи. Я с верфи. Хочу повидать…
   1-я швея. Туда…
   Левит идет.
   2-я швея. Уж и племянниц не узнают.
   Левит. А, девочка, и ты здесь?
   2-я швея. Обшиваю буржуев.
   Смех. Левит входит к Орловской.
   Орловская. А, товарищ Левит! Здравствуй, дорогой. С чем пришел?
   Левит. Старуха Ксидиас вчера подослала парламентеров.
   Орловская. Поддается?
   Левит. Поддается. Согласна на прибавку. Но мы ответили: бастуем до полного удовлетворения.
   Орловская. Правильно! Как иностранный караул, стоит еще?
   Левит. Стоит.
   Орловская. Покуда иностранный караул стоит, ни в какие переговоры не вступайте. Это я тебе передаю директиву областкома. Мы их вынудим снять караул, и это будет огромная политическая победа. Понимаешь? Как настроение?
   Левит. Настроение твердое. Партколлектив за это время увеличился на тридцать пять человек.
   Орловская. Вот видишь! Как ведут себя солдаты?
   Левит. Тех сменили. (Жест досады.) Новых сейчас поставили.
   Орловская. Новых? Когда?
   Левит. Позавчера.
   Орловская. Так надо было сразу сообщить, товарищ Левит.
   Левит. Я думал…
   Орловская. Так нельзя…
   Левит. Всего два дня.
   Орловская. Два дня потеряли!… Кто нам вернет их! Сегодня же я к вам направлю агитаторов из Особой коллегии. Литература нужна?
   Левит. Обязательно!
   Орловская. Вот это последний номер «Ле коммюнист». А это – русское. (Увидев, что Левит много берет.) Ну-ну! Не вы одни у нас.
   Левит. Если опять пришлете Жанну, пусть она работает немножко не так горячо. Можно же нарваться.
   Орловская. Французская кровь! Есть. Если ничего особенного, увидимся через три дня. Всего хорошего, товарищ Левит!
   Левит. Всего! (Уходит.)
   Орловская (принимается писать, роясь в книгах, восклицая). Обновление мира… Обнажать… Обнимать… Обновление! Le renouvellemeut du monde.
   Белошвейки (поют).
 
Третья – Раиска,
Рот как барбариска,
Квартир у нее сотни –
В любой подворотне.
О чем же ей тосковать?…
 
   Орловская насторожилась. В белошвейную входит Бондаренко.
   Бондаренко. Могли бы вы мне сшить, скажем, купальный халат из шелкового полотна?,
   1-я швея. Да, у нас есть сейчас шелковое полотно…
   Бондаренко. Привет. Я прибыл, товарищи, из… (Озирается с подозрительностью.)
   1-я швея. Да вы не бойтесь. Все в порядке. Туда.
   Бондаренко идет через белошвейную; подозрительно озираясь, входит к Орловской.
   Орловская. Откуда, товарищ?
   Бондаренко. Издалека… С фронта.
   Орловская. Пока я этого не вижу.
   Бондаренко. Мандат?
   Орловская. Да.
   Бондаренко. Он далеко (Снимает куртку.) Еще дальше. (Снимает матросский тельник.)