Страница:
Аптекарь (с энтузиазмом). Да, да, повесьтесь! (Пьет воду из стакана.)
Сзади подходит Филька-анархист.
Женя (плача). Да, я повешусь!
Филипп. Женька, перестань уже работать языком.
Женя. Это ты? Не лезь, пожалуйста!
Филипп. Представление окончено! Я для тебя не публика? Я слишком хорошо знаю тебя!
Женя. Не тыкайте мне, пожалуйста!
Филипп. Гордец! Наполеон! Люди помешались. Все лезут в Наполеоны. Нельзя по улице пройти от Наполеонов. Я тебе скажу по секрету: я сам хочу стать Наполеоном. И, между нами говоря, у меня на это шансов больше, чем у вас всех. Я тебе предлагаю стать моим Муратом. Что? Это тоже не плохо.
Женя. Я знаю, на что ты намекаешь. Последний раз: я не бандит. Я не пойду грабить мамочку. Так низко я еще не пал!
Филипп. Не пойдешь? А вот она тебя уже ограбила. Слушай меня, зануда. Пока ты интеллигентно переживал – донести или нет, твоя дорогая мамочка без всяких переживаний, как паровоз, перла прямо к полковнику со списком коммунистов в кулаке. Твои переживания обошлись тебе в двадцать тысяч франков.
Женя. Мама…
Филипп. Революция тебя надула. Контрреволюция тебя надула. Родная мать тебя надула. Я один тебя не надул.
Женя. Мама…
Филипп. Я могу предложить тебе средство хорошо отплатить мамаше и вместе с тем недурно заработать.
Женя. Ну?
Филипп. Банкирская контора твоей мамаши в пяти минутах ходьбы отсюда. Я думаю сейчас предпринять небольшой визит в банкирскую контору твоей мамаши. Там есть сторож. Сторож тебя знает, а?
Женя. Сколько?
Филипп. Я слышу язык мужа! Пять процентов от валового сбора.
Женя. За пять процентов ищи себе другого Мюрата.
Филипп. Семь!
Женя. Двадцать!
Филипп. Двадцать процентов наводчику? Это было бы с моей стороны просто неэтично по отношению к моим товарищам. Я и так тебе предлагаю максимум – десять процентов. Спроси их. Ты не знаком. Это Имерцаки. Он зимой очистил казначейство.
Имерцаки. Очень приятно.
Филипп. Это Мария Токарчук. Она разрезала падчерицу на сто кусков.
Токарчук (не без кокетства). На девяносто восемь.
Филипп. Ну?
Женя. Идет!
Филипп. Порукам!
Женя. Проклятая старуха! Она опять обманула меня. Идемте, я вам покажу, где банкирша Ксидиас прячет свои богатства. Мама, мама, ты завещала мне одни пороки! Мама! Я отрекаюсь от тебя! (Обращаясь к Филиппу.) А ты не боишься?
Филипп. Чего?
Женя. Что нас захлопают?
Филипп. Не будь идиотом. Полиция у меня в доле.
Начальник контрразведки – мой друг.
Санька. Филипп!
Движение среди бандитов. Филипп, хватаясь за карман, подбегает к Саньке.
Филипп. Спокойно. Это Санька-цветочница. В чем дело, Санька? Хочешь с нами работать? Хочешь вступить в пай? Правильно. Вот и Женя к нам пришел. Вот у нас собирается своя молодежь. Политика – вонючее дело.
Санька. Филипп! Нужно вырвать Мишеля из контрразведки Ты можешь: начальник контрразведки – твой друг.
Филипп. А что мне твои Мишели? Братья? Сватья?
Санька. Филипп! В эту минуту Мишеля мучают, может быть. Товарища! Революционера! Ты же идейный, Филипп! Ты же за революцию.
Филипп. Не закручивай мне, девушка! Это тебе не митинг. Плевал я на революцию! Я капиталист! Спасать большевика? Это у тебя от молодости, Санька. Вот смотри, Женька. Тоже играл в революцию. Тоже дружил с Мишелем. А потом донес на него. И пошел ко мне. Человек растет.
Санька. Это же не он донес. Это его мать. Она свое получит.
Филипп. Ого, Женька! Из тебя выйдет толк. Ловко ты забил девушке баки. (К Саньке.) Это донесли и он, и его мать. Это семья.
Санька выхватывает револьвер.
Женя бросается под скамью.
Токарчук (дрожа). Будет мокрота! Будет мокрота! Квас потечет! Квас потечет!
Филипп (к Саньке). А ну, прими балалайку.
Филипп и Имерцаки обезоруживают Саньку.
Филипп (наставительно). Нельзя долго держать балалайку в руке, а то она сама начинает играть.
Женя (вылезая из-под сканьи, к Саньке). Героиня! Никаких героев нет. Ты слышишь? Все в мире обыкновенно. Ты слышишь? (Берет у Имерцаки Санькин револьвер.)
Санька (бьется в руках бандитов). Партия приговорила доносчика к смерти. Он умрет!
Филипп. Иди ты со своей партией знаешь куда! Будешь мне голову крутить – я тебя сразу не узнаю.
Санька. Пустите меня! Я должна спасти Мишеля!
Имерцаки. Люди делом заняты, а она лезет со своими Мишелями.
Входит Али.
Али. Санька! Санька!
Али замечает Женю. Оба потрясены.
Женя (роняет револьвер). Держите негра! Он видел меня в штабе… (Выбегает из аптеки.)
Али. Бангвелло, Мишель, Мишель! (Поднял оброненный Женей револьвер, выбегает из аптеки.)
Санька – за ним. Сквозь широкое окно аптеки видна ночная улица. Там пробегает Женя. Выстрел. Женя падает. Свистки.
Филипп. А ну, канем отсюда, быстро.
Бандиты убегают.
Аптекарь (выходя из своего угла). Боже мой, что это за время! Что это за сумасшедшее время! Я хочу жить тихо. Отчего я не умер в тысяча девятьсот шестнадцатом году!…
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Картина девятая. ТРИ БОЛЬШЕВИКА
Картина десятая. КУДА ВЫ ДЕВАЛИ ВЕРСАЛЬСКИЙ МИР?
Сзади подходит Филька-анархист.
Женя (плача). Да, я повешусь!
Филипп. Женька, перестань уже работать языком.
Женя. Это ты? Не лезь, пожалуйста!
Филипп. Представление окончено! Я для тебя не публика? Я слишком хорошо знаю тебя!
Женя. Не тыкайте мне, пожалуйста!
Филипп. Гордец! Наполеон! Люди помешались. Все лезут в Наполеоны. Нельзя по улице пройти от Наполеонов. Я тебе скажу по секрету: я сам хочу стать Наполеоном. И, между нами говоря, у меня на это шансов больше, чем у вас всех. Я тебе предлагаю стать моим Муратом. Что? Это тоже не плохо.
Женя. Я знаю, на что ты намекаешь. Последний раз: я не бандит. Я не пойду грабить мамочку. Так низко я еще не пал!
Филипп. Не пойдешь? А вот она тебя уже ограбила. Слушай меня, зануда. Пока ты интеллигентно переживал – донести или нет, твоя дорогая мамочка без всяких переживаний, как паровоз, перла прямо к полковнику со списком коммунистов в кулаке. Твои переживания обошлись тебе в двадцать тысяч франков.
Женя. Мама…
Филипп. Революция тебя надула. Контрреволюция тебя надула. Родная мать тебя надула. Я один тебя не надул.
Женя. Мама…
Филипп. Я могу предложить тебе средство хорошо отплатить мамаше и вместе с тем недурно заработать.
Женя. Ну?
Филипп. Банкирская контора твоей мамаши в пяти минутах ходьбы отсюда. Я думаю сейчас предпринять небольшой визит в банкирскую контору твоей мамаши. Там есть сторож. Сторож тебя знает, а?
Женя. Сколько?
Филипп. Я слышу язык мужа! Пять процентов от валового сбора.
Женя. За пять процентов ищи себе другого Мюрата.
Филипп. Семь!
Женя. Двадцать!
Филипп. Двадцать процентов наводчику? Это было бы с моей стороны просто неэтично по отношению к моим товарищам. Я и так тебе предлагаю максимум – десять процентов. Спроси их. Ты не знаком. Это Имерцаки. Он зимой очистил казначейство.
Имерцаки. Очень приятно.
Филипп. Это Мария Токарчук. Она разрезала падчерицу на сто кусков.
Токарчук (не без кокетства). На девяносто восемь.
Филипп. Ну?
Женя. Идет!
Филипп. Порукам!
Женя. Проклятая старуха! Она опять обманула меня. Идемте, я вам покажу, где банкирша Ксидиас прячет свои богатства. Мама, мама, ты завещала мне одни пороки! Мама! Я отрекаюсь от тебя! (Обращаясь к Филиппу.) А ты не боишься?
Филипп. Чего?
Женя. Что нас захлопают?
Филипп. Не будь идиотом. Полиция у меня в доле.
Начальник контрразведки – мой друг.
Санька. Филипп!
Движение среди бандитов. Филипп, хватаясь за карман, подбегает к Саньке.
Филипп. Спокойно. Это Санька-цветочница. В чем дело, Санька? Хочешь с нами работать? Хочешь вступить в пай? Правильно. Вот и Женя к нам пришел. Вот у нас собирается своя молодежь. Политика – вонючее дело.
Санька. Филипп! Нужно вырвать Мишеля из контрразведки Ты можешь: начальник контрразведки – твой друг.
Филипп. А что мне твои Мишели? Братья? Сватья?
Санька. Филипп! В эту минуту Мишеля мучают, может быть. Товарища! Революционера! Ты же идейный, Филипп! Ты же за революцию.
Филипп. Не закручивай мне, девушка! Это тебе не митинг. Плевал я на революцию! Я капиталист! Спасать большевика? Это у тебя от молодости, Санька. Вот смотри, Женька. Тоже играл в революцию. Тоже дружил с Мишелем. А потом донес на него. И пошел ко мне. Человек растет.
Санька. Это же не он донес. Это его мать. Она свое получит.
Филипп. Ого, Женька! Из тебя выйдет толк. Ловко ты забил девушке баки. (К Саньке.) Это донесли и он, и его мать. Это семья.
Санька выхватывает револьвер.
Женя бросается под скамью.
Токарчук (дрожа). Будет мокрота! Будет мокрота! Квас потечет! Квас потечет!
Филипп (к Саньке). А ну, прими балалайку.
Филипп и Имерцаки обезоруживают Саньку.
Филипп (наставительно). Нельзя долго держать балалайку в руке, а то она сама начинает играть.
Женя (вылезая из-под сканьи, к Саньке). Героиня! Никаких героев нет. Ты слышишь? Все в мире обыкновенно. Ты слышишь? (Берет у Имерцаки Санькин револьвер.)
Санька (бьется в руках бандитов). Партия приговорила доносчика к смерти. Он умрет!
Филипп. Иди ты со своей партией знаешь куда! Будешь мне голову крутить – я тебя сразу не узнаю.
Санька. Пустите меня! Я должна спасти Мишеля!
Имерцаки. Люди делом заняты, а она лезет со своими Мишелями.
Входит Али.
Али. Санька! Санька!
Али замечает Женю. Оба потрясены.
Женя (роняет револьвер). Держите негра! Он видел меня в штабе… (Выбегает из аптеки.)
Али. Бангвелло, Мишель, Мишель! (Поднял оброненный Женей револьвер, выбегает из аптеки.)
Санька – за ним. Сквозь широкое окно аптеки видна ночная улица. Там пробегает Женя. Выстрел. Женя падает. Свистки.
Филипп. А ну, канем отсюда, быстро.
Бандиты убегают.
Аптекарь (выходя из своего угла). Боже мой, что это за время! Что это за сумасшедшее время! Я хочу жить тихо. Отчего я не умер в тысяча девятьсот шестнадцатом году!…
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Картина девятая. ТРИ БОЛЬШЕВИКА
Камера в контрразведке. Взад и вперед по камере шагает Бродский. Голова его забинтована. Останавливается. Поднимает кусок штукатурки. Пишет на стене.
Бродский (пишет). «Здесь весной 1919 года сидел коммунист Мишель Бродский. Его выдал Евгений Ксидиас, сын банкирши. Товарищи, убейте доносчика. Пусть другим станет страшно выдавать коммунистов».
Дверь отворяется. В камеру вталкивают женщину. Дверь затворяется.
Бродский. Жанна!
Жанна. Мишель!
Бродский. Жанна, и ты попалась! Пошла в кабачок?
Жанна. Нет, Али меня предупредил, что нельзя в кабачок.
Бродский. Где же тебя взяли?
Жанна. На улице. Я встретила Саньку, она ранена.
Бродский. Она ранена?
Жанна. Но легко. Я отвела ее в аптеку. А сама побежала на верфь… рассказать… и чтобы тебе спасение организовать… И вот я встречаю Степикова. Я ему рассказываю. В это время нас окружают, понимаешь, белогвардейцы… Меня хватают… А!
Бродский. А Степиков?
Жанна. А Степиков вырвался. И побежал. За ним побежали. И стрельба. И я не знаю, что там было… Может быть, он ускользнул… Теперь придется спасать двоих…
Бродский. Что касается нашей судьбы, Жанна, то – к чему себя обманывать? – все ясно… Мы же шли на это… Я вот о чем думаю, Жанна: один провал тянет за собой другой провал – как бы не добрались до областкома… Что ты делаешь?
Жанна ходит по камере, ощупывает стены, пол, потолок.
Жанна. Отовсюду можно выйти. Нужно только отыскать способ. Понимаешь? (Садится.) Он где-то здесь лежит, этот способ. Нужно его отыскать. 01 Я, кажется, знаю.
Бродский. Что?
Жанна. Понимаешь, здесь часовой…
Бродский. Ну?
Жанна. Позвать его сюда…
Бродский. Часового?
Жанна. По голове его… Забрать оружие, переодеться – и к следующему часовому. И так до самого выхода. Понял это?
Бродский. Спокойно, спокойно. Слушай меня. Во-первых, часовой не войдет. Во-вторых, если бы даже и попался такой дурак, он не сможет войти, потому что ключи не у него. В-третьих, если бы даже он и смог войти, мы не можем взять его голыми руками, мы: женщина и раненый мужчина. В-четвертых, если бы мы даже и взяли его, за углом коридора стоит второй часовой, и дальше третий, и вся эта могила набита часовыми. Не расслабляй себя мечтаниями, Жанна. Иди сюда. Давай поговорим, как держать себя на допросе.
Жанна. А все-таки? А если попробовать? (Смотрит в глазок.) Часовой! О! Сюда идут! Мишель, рискнем?
Бродский. Жанна!
Дверь отворяется. Вталкивают Марсиаля. Дверь затворяется.
Жанна. О! Кто вы такой?
Бродский. Марсиаль? Это ты, Марсиаль?
Марсиаль (наигранно). Боже мой, Мищель! Какая встреча!
Бродский. За что тебя?
Марсиаль. За коммунизм.
Бродский. Тебя одного? Или провалилась вся организация пятьдесят четвертого полка?
Марсиаль. Я не знаю. Они взяли и бросили меня сюда.
Бродский. Не понимаю… Совпадение. Или одна цепь? Предательство?
Марсиаль. Да. Я жертва предателя.
Жанна. Кто предатель?
Марсиаль. Кто? Наверно, кто-нибудь из них – Жув, Селестен…
Жанна. Не может быть! Нет!
Бродский. Ты откуда знаешь это, Марсиаль?
Марсиаль. Я? Я так думаю…
Бродский. Ты так думаешь?
Марсиаль. Ну да… Они ведь не пришли в кафе! А? Ага! Это подозрительно… Слушай, Мишель, ты случайно не знаешь, что стало с девушкой по имени Санька?
Бродский (пристально смотрит на Марсиаля). Тебе что до нее?
Марсиаль. Мне?… Да нет… Я так… Мишель! (Таинственно.) Часовой, который стоит здесь в коридоре, мой земляк.
Жанна. Мишель!
Марсиаль. Он согласится взять записку в город.
Жанна. Мишель, пиши в областком: где мы, что с нами, чтоб спасти нас!…
Марсиаль. О! Ну да. Это идея! Пишите!
Бродский. Ему можно доверять, твоему земляку, Марсиаль?
Марсиаль. О! Как мне…
Бродский. Ты в нем уверен?
Марсиаль. Как в себе.
Жанна. Пиши!
Бродский. Надежный парень?
Марсиаль. Ну! Как я!
Жанна. Скорей, Мишель! Какой ты медленный!
Дверь отворяется. Вталкивают Степикова. Дверь затворяется.
Степиков. Ну, ну, без рук. Мишель. Жанна! Ребята! Ребята!
Бродский. Чему ты радуешься, чудак?
Степиков. Что вы живы! А меня захлопали там. Ты ему рассказывал? Но областком не тронут… пока что…
Жанна. Я хочу написать записку в областком. Часовой берется доставить.
Степиков. Верный парень!
Бродский. Вот Марсиаль его знает.
Степиков. Кто?
Бродский. Марсиаль. Вот он.
Степиков. (потрясенный). Здесь Марсиаль?!
Бродский. Да, его только что посадили.
Марсиаль. Э! Салют! Между прочим, случайно не знаете, что стало с девушкой по имени Санька?
Степиков. Так, так, Марсиаль. (С рукой в правом кармане, похлопывая по нему левой.) У меня тут есть кое-что для вас, Марсиаль.
Марсиаль. От мадемуазель Саньки?
Бродский. Она мне ничего не передавала?
Степиков. Нет, исключительно для Марсиаля. Топайте сюда, дорогой, топайте до меня. (Вынимает из кармана руку и страшный ударом бьет Марсиаля по лицу.)
Марсиаль валится.
А, сволочь! (Снова бьет поднявшегося Марсиаля.)
Марсиаль снова падает. Бродский и Жанна хватают Степикова.
Жанна. Он с ума сошел!
Степиков (вырывается). Ах ты, гнида! Пустите, я стукну его! Что вы меня держите, идиоты? Он предатель! Он нас всех предал. Его к вам подсадили.
Жанна. Ах, вот что!
Бродский. Так…
Становится тихо. Все трое медленно придвигаются к Марсиалю.
Марсиаль (внезапно начинает бить в двери и кричать). Спасите! Часовой! На помощь! Спасите!
Дверь отворяется. Марсиаль выскальзывает. Дверь затворяется.
Степиков. Разболтали явку?
Бродский. Нет.
Жанна. Но было близко к тому. Мишель как-то оттягивал. Ты что, подозревал?
Бродский. Я стал осторожен. Немножко поздно…
Жанна. Как ты узнал, что он предатель?
Степиков. Жув и Селестен собственными ушами слышали, как ихний лейтенант его инструктировал.
Жанна. Он же выдаст их всех!
Бродский. Жаль, что мы его не…
Жанна. Ух, я бы его своими руками! (К Степикову.) Почему ты сразу не сказал?!
Степиков. А мне, понимаешь, как увидел я его, прямо кровь в голову ударила. Ничего, он свое получит. Завтра их полк выступает на фронт, и там свои же ребята выдадут ему полным счетом. Они уже уговорились… Мишель, ты бы поспал, а? Правда, приляг…
Бродский. Проспать остаток жизни…
Степиков. Положение наше, конечно, аховое. Но есть надежда… Есть надежда…
Жанна. У тебя есть планы? Скорей! Кончается ночь!
Бродский. Кончается… Да… Все кончается… Но почему так рано?!
Степиков. Конечно, что и говорить, устроились мы не очень уютно, но есть надежда, есть надежда… (Внезапно оживившись.) Видишь ли, в чем дело. Фронт здорово приблизился к городу. Завтра решающий бой. И если наши победят, то мы спасены, мы спасены…
Бродский. А не лучше ли, товарищи, посмотреть жизни прямо в глаза, то есть, вернее, не жизни, а…
Жанна. Нет, нет, Мишель! Я верю…
Бродский. Жанна, друг мой, ты сколько солдат сагитировала?
Жанна. Человек, я считаю, пятьдесят. А что?
Бродский. А из этих пятидесяти каждый, считай, тоже по нескольку человек сагитировал. И те, в свою очередь, тоже. В общем, наверно, целый полк. Несколько сот человек ты сделала, Жанна, сознательными людьми. Ей-богу, не даром пожито!
Жанна. Нет, нет, Мишель! Вот утро. Это начало жизни.
Бродский. Уже утро?… Значит, скоро…
Жанна. Я не смерти боюсь, а боли…
Степиков. Жалко, конечно, умирать в такое время. Каждому мало-мальски рабочему охота посмотреть…
Бродский. Ребята, очевидно, сейчас начнется допрос. Тянуть особенно они не будут. Но ведь мы не последние большевики на земле, черт побери! Когда-нибудь, ну, лет через пятнадцать, а может, через двадцать, когда будет социализм, люди скажут: «Вот некогда, в тысяча девятьсот девятнадцатом году, иностранная буржуазия хотела раздавить молодую русскую социальную революцию. Было прислано множество танков, броненосцев, сотни тысяч солдат. И вот нашлись люди – это были обыкновенные люди, – они работали, чтобы отдать свою страну трудящимся, они не пожалели для этого своей жизни. Им было по тридцать лет…» (Прислушивается.) Так вот, значит, сейчас начнется допрос. Следователь сперва будет ласков. Сначала он предложит папиросы. Потом он предложит жизнь. Папиросу, кто очень хочет курить, можно взять, а от жизни придется отказаться. Следователь разведет философию: «Вы молоды, жизнь хороша…» – и так далее. Жандармы неизобретательны в философии. Но они очень изобретательны в другом. Вот тут нам может прийтись довольно туго, ребята. (Поправляет повязку на голове.) Что ж, выдюжим! Останемся большевиками до конца. Ни одного имени! Ни одного адреса! Товарищи мои! Ну, попрощаемся.
Целуются. Жанна издает звуки, похожие на рыдания.
Жанна! Жанна!
Жанна. Нет, это просто насморк…
В камеру входит полковник Фредамбе. Вносят стол и стул. Полковник садится.
Полковник. Я не следователь. Я не полицейская собака. Я солдат. Я не задаю коварных вопросов. Я не вырываю ногтей. Фи! Я наступаю открыто. По-военному. Развернутым фронтом. Я предлагаю вам: жизнь, свободу, поездку за границу. Курите?
Бродский. Вы, солдат, предлагаете нам стать дезертирами?
Полковник. Время пройдет – все забудется. Время – джентльмен.
Степиков. Нет, кроме шуток?
Полковник. Вы взойдете на палубу. Пароход загудит красивым молодым басом, и вы поплывете навстречу прекрасной Европе. Я вам завидую.
Бродский. Мы не взойдем на палубу. Пароход не загудит молодым, красивым басом. Мы не поплывем навстречу прекрасной Европе. И все-таки вы нам будете завидовать. Я вам сейчас докажу это. (Берет папиросу.) Мы революционеры. Мы свободные люди. А вы лакеи парижских, лондонских и нью-йоркских спекулянтов. Вас содержат ростовщики. Мы добываем счастье для людей. А вы – купоны для рантьеров. Нас послал народ, а вас послали лавочники Европы и Америки. Согласитесь, полковник, разница не в вашу пользу.
Полковник (задетый, но из расчетливости стараясь удержаться на высоте интеллектуального разговора). Но-но, не преувеличивайте, мсье. Я свободный человек. Я здесь по доброй воле.
Бродский (берет со стола карандаш). Если бы этот кусок дерева мог рассуждать, он, наверно, был бы уверен (швыряет карандаш), что падает по доброй воле.
Полковник. Ну… Разговор несколько затягивается и несколько уклоняется… (Либеральничая.) На что вы надеетесь, кучка ослепленных, обманутых людей? Против вас армия союзников: двадцать пять миллионов солдат!
Бродский. Будем откровенны – здесь нет посторонних.
Полковник (оживляясь). Да, будем откровенны.
Жанна. Мишель!
Степиков. Ничего, ничего.
Бродский (таинственно). Вы боитесь своих солдат еще больше, чем красных.
Полковник. Я думал, что вы умнее. Наши полки – это римские легионы. Они победили мир.
Бродский. Однако эти римские легионы бегут во все лопатки от наших голодных и босых партизан. Да, господин Юлий Цезарь! Вы отступили от Николаева, вы отступили от Херсона, вы отступили от Беляевки, от Березовки, от Тирасполя, от Вознесенска. Вы отступите и от Одессы.
Полковник. Мне жаль вас, мсье. Вы кажетесь человеком с головой. Ваши сведения устарели. Вы все еще надеетесь на помощь извне? Но знаете ли вы последние события? Красные войска разбиты!
Бродский. Вы врете! Большевики надвигаются. Они растут. Они окружают. Вот они! Вот они!
Полковник (рефлекторно вздрогнув и озирая зрительный зал). Где? О грязные русские! Мы пошлем сюда корпус, армию! Мы растопчем ваши вшивые войска!
Жанна. Посылать войска в Россию – это все равно что посылать их в коммунистический университет.
Полковник. Quant а vous, ma chеrie, ca sera une conversation particuliеre. Vous еtes franсaise. L'adresse d'Oblastkom – c'est pas une trahison pour vous. Au contraire – vous avez trahie la patrie, pour vous c'est une rеdemption de la trahison. Donnez quelques adresses, quelques noms et la patrie vous pardonnera. Vous voyez, je ne suis pas sеvеre [2].
Жанна. Когда я смотрю на вас, мне стыдно, что я француженка.
Полковник. Franзaise! Monstre, privе du patriotisme! [3]
Жанна, Je suis la patriote du socialisme! [4]
Полковник. Je dois ajouter, mademoiselle, que si vous еtes sincеre je vous libеrerai, ainsi que ces messieurs… [5] В ваших руках их жизнь.
Степиков. Жанна! Пошли его подальше!
Полковник (Степикову). А вы, мсье, вы маленький человек. Эти люди делают карьеру. Это деньги. Это льстит самолюбию. Но вы (почти поет) простой рабочий. Простой обманутый рабочий. Неужели вам интересно быть трамплином для этих комиссаров, которые…
Степиков. Убирайся со своими песнями туда, откуда ты приехал!
Полковник. Не злоупотребляйте моей добротой, господа. Адреса!
Молчание.
Развязывайте языки, мои милые! Я устал. Адреса!
Молчание.
Ну, в таком случае…
Распахивается дверь. Входят люди с револьверами. Молча надвигаются они на большевиков.
Адреса!
Вместе:
Степиков. Отставить!
Бродский. Нет!
Жанна. Никогда!
Люди надвигаются.
Бродский (пишет). «Здесь весной 1919 года сидел коммунист Мишель Бродский. Его выдал Евгений Ксидиас, сын банкирши. Товарищи, убейте доносчика. Пусть другим станет страшно выдавать коммунистов».
Дверь отворяется. В камеру вталкивают женщину. Дверь затворяется.
Бродский. Жанна!
Жанна. Мишель!
Бродский. Жанна, и ты попалась! Пошла в кабачок?
Жанна. Нет, Али меня предупредил, что нельзя в кабачок.
Бродский. Где же тебя взяли?
Жанна. На улице. Я встретила Саньку, она ранена.
Бродский. Она ранена?
Жанна. Но легко. Я отвела ее в аптеку. А сама побежала на верфь… рассказать… и чтобы тебе спасение организовать… И вот я встречаю Степикова. Я ему рассказываю. В это время нас окружают, понимаешь, белогвардейцы… Меня хватают… А!
Бродский. А Степиков?
Жанна. А Степиков вырвался. И побежал. За ним побежали. И стрельба. И я не знаю, что там было… Может быть, он ускользнул… Теперь придется спасать двоих…
Бродский. Что касается нашей судьбы, Жанна, то – к чему себя обманывать? – все ясно… Мы же шли на это… Я вот о чем думаю, Жанна: один провал тянет за собой другой провал – как бы не добрались до областкома… Что ты делаешь?
Жанна ходит по камере, ощупывает стены, пол, потолок.
Жанна. Отовсюду можно выйти. Нужно только отыскать способ. Понимаешь? (Садится.) Он где-то здесь лежит, этот способ. Нужно его отыскать. 01 Я, кажется, знаю.
Бродский. Что?
Жанна. Понимаешь, здесь часовой…
Бродский. Ну?
Жанна. Позвать его сюда…
Бродский. Часового?
Жанна. По голове его… Забрать оружие, переодеться – и к следующему часовому. И так до самого выхода. Понял это?
Бродский. Спокойно, спокойно. Слушай меня. Во-первых, часовой не войдет. Во-вторых, если бы даже и попался такой дурак, он не сможет войти, потому что ключи не у него. В-третьих, если бы даже он и смог войти, мы не можем взять его голыми руками, мы: женщина и раненый мужчина. В-четвертых, если бы мы даже и взяли его, за углом коридора стоит второй часовой, и дальше третий, и вся эта могила набита часовыми. Не расслабляй себя мечтаниями, Жанна. Иди сюда. Давай поговорим, как держать себя на допросе.
Жанна. А все-таки? А если попробовать? (Смотрит в глазок.) Часовой! О! Сюда идут! Мишель, рискнем?
Бродский. Жанна!
Дверь отворяется. Вталкивают Марсиаля. Дверь затворяется.
Жанна. О! Кто вы такой?
Бродский. Марсиаль? Это ты, Марсиаль?
Марсиаль (наигранно). Боже мой, Мищель! Какая встреча!
Бродский. За что тебя?
Марсиаль. За коммунизм.
Бродский. Тебя одного? Или провалилась вся организация пятьдесят четвертого полка?
Марсиаль. Я не знаю. Они взяли и бросили меня сюда.
Бродский. Не понимаю… Совпадение. Или одна цепь? Предательство?
Марсиаль. Да. Я жертва предателя.
Жанна. Кто предатель?
Марсиаль. Кто? Наверно, кто-нибудь из них – Жув, Селестен…
Жанна. Не может быть! Нет!
Бродский. Ты откуда знаешь это, Марсиаль?
Марсиаль. Я? Я так думаю…
Бродский. Ты так думаешь?
Марсиаль. Ну да… Они ведь не пришли в кафе! А? Ага! Это подозрительно… Слушай, Мишель, ты случайно не знаешь, что стало с девушкой по имени Санька?
Бродский (пристально смотрит на Марсиаля). Тебе что до нее?
Марсиаль. Мне?… Да нет… Я так… Мишель! (Таинственно.) Часовой, который стоит здесь в коридоре, мой земляк.
Жанна. Мишель!
Марсиаль. Он согласится взять записку в город.
Жанна. Мишель, пиши в областком: где мы, что с нами, чтоб спасти нас!…
Марсиаль. О! Ну да. Это идея! Пишите!
Бродский. Ему можно доверять, твоему земляку, Марсиаль?
Марсиаль. О! Как мне…
Бродский. Ты в нем уверен?
Марсиаль. Как в себе.
Жанна. Пиши!
Бродский. Надежный парень?
Марсиаль. Ну! Как я!
Жанна. Скорей, Мишель! Какой ты медленный!
Дверь отворяется. Вталкивают Степикова. Дверь затворяется.
Степиков. Ну, ну, без рук. Мишель. Жанна! Ребята! Ребята!
Бродский. Чему ты радуешься, чудак?
Степиков. Что вы живы! А меня захлопали там. Ты ему рассказывал? Но областком не тронут… пока что…
Жанна. Я хочу написать записку в областком. Часовой берется доставить.
Степиков. Верный парень!
Бродский. Вот Марсиаль его знает.
Степиков. Кто?
Бродский. Марсиаль. Вот он.
Степиков. (потрясенный). Здесь Марсиаль?!
Бродский. Да, его только что посадили.
Марсиаль. Э! Салют! Между прочим, случайно не знаете, что стало с девушкой по имени Санька?
Степиков. Так, так, Марсиаль. (С рукой в правом кармане, похлопывая по нему левой.) У меня тут есть кое-что для вас, Марсиаль.
Марсиаль. От мадемуазель Саньки?
Бродский. Она мне ничего не передавала?
Степиков. Нет, исключительно для Марсиаля. Топайте сюда, дорогой, топайте до меня. (Вынимает из кармана руку и страшный ударом бьет Марсиаля по лицу.)
Марсиаль валится.
А, сволочь! (Снова бьет поднявшегося Марсиаля.)
Марсиаль снова падает. Бродский и Жанна хватают Степикова.
Жанна. Он с ума сошел!
Степиков (вырывается). Ах ты, гнида! Пустите, я стукну его! Что вы меня держите, идиоты? Он предатель! Он нас всех предал. Его к вам подсадили.
Жанна. Ах, вот что!
Бродский. Так…
Становится тихо. Все трое медленно придвигаются к Марсиалю.
Марсиаль (внезапно начинает бить в двери и кричать). Спасите! Часовой! На помощь! Спасите!
Дверь отворяется. Марсиаль выскальзывает. Дверь затворяется.
Степиков. Разболтали явку?
Бродский. Нет.
Жанна. Но было близко к тому. Мишель как-то оттягивал. Ты что, подозревал?
Бродский. Я стал осторожен. Немножко поздно…
Жанна. Как ты узнал, что он предатель?
Степиков. Жув и Селестен собственными ушами слышали, как ихний лейтенант его инструктировал.
Жанна. Он же выдаст их всех!
Бродский. Жаль, что мы его не…
Жанна. Ух, я бы его своими руками! (К Степикову.) Почему ты сразу не сказал?!
Степиков. А мне, понимаешь, как увидел я его, прямо кровь в голову ударила. Ничего, он свое получит. Завтра их полк выступает на фронт, и там свои же ребята выдадут ему полным счетом. Они уже уговорились… Мишель, ты бы поспал, а? Правда, приляг…
Бродский. Проспать остаток жизни…
Степиков. Положение наше, конечно, аховое. Но есть надежда… Есть надежда…
Жанна. У тебя есть планы? Скорей! Кончается ночь!
Бродский. Кончается… Да… Все кончается… Но почему так рано?!
Степиков. Конечно, что и говорить, устроились мы не очень уютно, но есть надежда, есть надежда… (Внезапно оживившись.) Видишь ли, в чем дело. Фронт здорово приблизился к городу. Завтра решающий бой. И если наши победят, то мы спасены, мы спасены…
Бродский. А не лучше ли, товарищи, посмотреть жизни прямо в глаза, то есть, вернее, не жизни, а…
Жанна. Нет, нет, Мишель! Я верю…
Бродский. Жанна, друг мой, ты сколько солдат сагитировала?
Жанна. Человек, я считаю, пятьдесят. А что?
Бродский. А из этих пятидесяти каждый, считай, тоже по нескольку человек сагитировал. И те, в свою очередь, тоже. В общем, наверно, целый полк. Несколько сот человек ты сделала, Жанна, сознательными людьми. Ей-богу, не даром пожито!
Жанна. Нет, нет, Мишель! Вот утро. Это начало жизни.
Бродский. Уже утро?… Значит, скоро…
Жанна. Я не смерти боюсь, а боли…
Степиков. Жалко, конечно, умирать в такое время. Каждому мало-мальски рабочему охота посмотреть…
Бродский. Ребята, очевидно, сейчас начнется допрос. Тянуть особенно они не будут. Но ведь мы не последние большевики на земле, черт побери! Когда-нибудь, ну, лет через пятнадцать, а может, через двадцать, когда будет социализм, люди скажут: «Вот некогда, в тысяча девятьсот девятнадцатом году, иностранная буржуазия хотела раздавить молодую русскую социальную революцию. Было прислано множество танков, броненосцев, сотни тысяч солдат. И вот нашлись люди – это были обыкновенные люди, – они работали, чтобы отдать свою страну трудящимся, они не пожалели для этого своей жизни. Им было по тридцать лет…» (Прислушивается.) Так вот, значит, сейчас начнется допрос. Следователь сперва будет ласков. Сначала он предложит папиросы. Потом он предложит жизнь. Папиросу, кто очень хочет курить, можно взять, а от жизни придется отказаться. Следователь разведет философию: «Вы молоды, жизнь хороша…» – и так далее. Жандармы неизобретательны в философии. Но они очень изобретательны в другом. Вот тут нам может прийтись довольно туго, ребята. (Поправляет повязку на голове.) Что ж, выдюжим! Останемся большевиками до конца. Ни одного имени! Ни одного адреса! Товарищи мои! Ну, попрощаемся.
Целуются. Жанна издает звуки, похожие на рыдания.
Жанна! Жанна!
Жанна. Нет, это просто насморк…
В камеру входит полковник Фредамбе. Вносят стол и стул. Полковник садится.
Полковник. Я не следователь. Я не полицейская собака. Я солдат. Я не задаю коварных вопросов. Я не вырываю ногтей. Фи! Я наступаю открыто. По-военному. Развернутым фронтом. Я предлагаю вам: жизнь, свободу, поездку за границу. Курите?
Бродский. Вы, солдат, предлагаете нам стать дезертирами?
Полковник. Время пройдет – все забудется. Время – джентльмен.
Степиков. Нет, кроме шуток?
Полковник. Вы взойдете на палубу. Пароход загудит красивым молодым басом, и вы поплывете навстречу прекрасной Европе. Я вам завидую.
Бродский. Мы не взойдем на палубу. Пароход не загудит молодым, красивым басом. Мы не поплывем навстречу прекрасной Европе. И все-таки вы нам будете завидовать. Я вам сейчас докажу это. (Берет папиросу.) Мы революционеры. Мы свободные люди. А вы лакеи парижских, лондонских и нью-йоркских спекулянтов. Вас содержат ростовщики. Мы добываем счастье для людей. А вы – купоны для рантьеров. Нас послал народ, а вас послали лавочники Европы и Америки. Согласитесь, полковник, разница не в вашу пользу.
Полковник (задетый, но из расчетливости стараясь удержаться на высоте интеллектуального разговора). Но-но, не преувеличивайте, мсье. Я свободный человек. Я здесь по доброй воле.
Бродский (берет со стола карандаш). Если бы этот кусок дерева мог рассуждать, он, наверно, был бы уверен (швыряет карандаш), что падает по доброй воле.
Полковник. Ну… Разговор несколько затягивается и несколько уклоняется… (Либеральничая.) На что вы надеетесь, кучка ослепленных, обманутых людей? Против вас армия союзников: двадцать пять миллионов солдат!
Бродский. Будем откровенны – здесь нет посторонних.
Полковник (оживляясь). Да, будем откровенны.
Жанна. Мишель!
Степиков. Ничего, ничего.
Бродский (таинственно). Вы боитесь своих солдат еще больше, чем красных.
Полковник. Я думал, что вы умнее. Наши полки – это римские легионы. Они победили мир.
Бродский. Однако эти римские легионы бегут во все лопатки от наших голодных и босых партизан. Да, господин Юлий Цезарь! Вы отступили от Николаева, вы отступили от Херсона, вы отступили от Беляевки, от Березовки, от Тирасполя, от Вознесенска. Вы отступите и от Одессы.
Полковник. Мне жаль вас, мсье. Вы кажетесь человеком с головой. Ваши сведения устарели. Вы все еще надеетесь на помощь извне? Но знаете ли вы последние события? Красные войска разбиты!
Бродский. Вы врете! Большевики надвигаются. Они растут. Они окружают. Вот они! Вот они!
Полковник (рефлекторно вздрогнув и озирая зрительный зал). Где? О грязные русские! Мы пошлем сюда корпус, армию! Мы растопчем ваши вшивые войска!
Жанна. Посылать войска в Россию – это все равно что посылать их в коммунистический университет.
Полковник. Quant а vous, ma chеrie, ca sera une conversation particuliеre. Vous еtes franсaise. L'adresse d'Oblastkom – c'est pas une trahison pour vous. Au contraire – vous avez trahie la patrie, pour vous c'est une rеdemption de la trahison. Donnez quelques adresses, quelques noms et la patrie vous pardonnera. Vous voyez, je ne suis pas sеvеre [2].
Жанна. Когда я смотрю на вас, мне стыдно, что я француженка.
Полковник. Franзaise! Monstre, privе du patriotisme! [3]
Жанна, Je suis la patriote du socialisme! [4]
Полковник. Je dois ajouter, mademoiselle, que si vous еtes sincеre je vous libеrerai, ainsi que ces messieurs… [5] В ваших руках их жизнь.
Степиков. Жанна! Пошли его подальше!
Полковник (Степикову). А вы, мсье, вы маленький человек. Эти люди делают карьеру. Это деньги. Это льстит самолюбию. Но вы (почти поет) простой рабочий. Простой обманутый рабочий. Неужели вам интересно быть трамплином для этих комиссаров, которые…
Степиков. Убирайся со своими песнями туда, откуда ты приехал!
Полковник. Не злоупотребляйте моей добротой, господа. Адреса!
Молчание.
Развязывайте языки, мои милые! Я устал. Адреса!
Молчание.
Ну, в таком случае…
Распахивается дверь. Входят люди с револьверами. Молча надвигаются они на большевиков.
Адреса!
Вместе:
Степиков. Отставить!
Бродский. Нет!
Жанна. Никогда!
Люди надвигаются.
Картина десятая. КУДА ВЫ ДЕВАЛИ ВЕРСАЛЬСКИЙ МИР?
Фронт под Одессой. Поляна. Входят зуавы, рассыпаются в цепи. Связист устанавливает полевой телефон. Лейтенант Бенуа и капрал Барбару в стороне под деревом наблюдают в бинокли местность.
Жув. В тысяча девятьсот шестнадцатом году в Мондидье была точно такая позиция. А, Селестен, помнишь?
Селестен. Я пью кофе с девушкой. У нее серые глаза. Она смеется.
Жув. Справа роща, слева мельница. Помнишь? Мы с тобой тогда еще были молокососами, Селестен, а?
Селестен. Темнота. Треск. Мы обнимаемся. Мы целуемся. На экране Макс Линдер.
Жув. Теперь мы старые фронтовики, Селестен, а?
Селестен. Темнота. Ночь. Я иду. На губах у меня поцелуи. Я иду. Ночь. Парк. Дворец.
Жув. Мы старые солдаты, нам по двадцать пять лет, мы по горло в крови – немецкой, австрийской, венгерской, чешской, болгарской. Для комплекта нам хотят добавить русской.
Селестен. Парк. Дворец. Я иду. И вот выходит фельдмаршал. Командорский крест. Толстый живот с золотым шарфом. Все склоняются. Я лезу в карман. Граната. Наша маленькая круглая граната образца тысяча девятьсот шестнадцатого года. Я ее вынимаю…
1-й солдат. Слышишь, Селестен, сейчас он нас погонит вперед. Что делать?
Селестен. Жув! Сейчас он нас погонит в атаку.
Жув. Ты пойдешь?
Селестен. А ты будешь ждать пригласительного билета? Я не придаю значения этим формальностям.
2-й солдат (Селестену). Ну, еще не пора?
3-й солдат. Селестен, начнем, а? С чего мы начнем?
Селестен. Просто бросим эту дрянь. (Показывает на винтовку.)
Жув. Так нельзя.
Селестен. Просто повернемся и уйдем. Пусть он воюет, если его это устраивает.
Жув. Так нельзя, я тебе говорю.
Селестен. Почему?
Жув. Наша артиллерия…
3-й солдат. Артиллерия отсюда за три километра.
Жув. Как только ты повернешься, артиллерия, которая отсюда за три километра, схватит тебя своими огненными пальцами за штаны.
Селестен. Понял? Ты поворачиваешься и уходишь – и вот тебе в брюхо влетает бомбо…ньерка, весом в двадцать кило. Интересно?
4-й солдат. Откуда артиллерия узнает?
Жув. А эта штука! (Указывает на телефон.)
Селестен. В крайнем случае заткнем лейтенанту рот.
Жув. Чем?
Селестен. Вот этим кляпом. (Показывает винтовку.)
Жув. Тише.
Селестен. Лейтенант не слышит, а любознательный Марсиаль ушел так далеко и лег так глубоко, что он больше никогда ничего не услышит.
1-й солдат. Но, кроме того, есть капрал.
Жув. Капрал!
Барбару (подходя). Что?
Селестен. Барбару, ты не будешь нам мешать, если мы захотим пройтись обратно?
Барбару. С вами будет поступлено по уставу.
Селестен. Ну-ну, Барбару.
Барбару. Предупреждаю вас, как старых товарищей.
Жув. Хочешь заработать нашивки сержанта?
Барбару. Еще одно слово, и я тебя арестую. Занимайся своим делом, корова!
Жув. Если бы Мишель слышал тебя, он бы пожалел, что пожал тебе руку.
Селестен. Да. Мишель пожалел бы, что испачкал свою руку о твою.
Барбару. Это разговоры для тыла. Ты на работе. Занимайся! (Отходит.)
Селестен. Я знаю Барбару. Старик нас не тронет,
Жув. Скажи ребятам.
Селестен и Жув перешептываются с другими зуавами. Барбару подходит к лейтенанту.
Барбару. С вашего разрешения, мой лейтенант, я разведаю местность правее опушки рощи. (Уходит.)
Селестен. Видишь, старый хитрец дипломатически удалился.
Лейтенант. Прицел две тысячи четыреста! Беглым огнем! Цель – неприятель левее мельницы, нечто зеленое, движущееся. Вы все видите цель?
Жув (про себя). Это рабочие.
Лейтенант. Что такое?
Жув (бормочет). Для вас это «зеленое движущееся», а для меня это – рабочие.
Лейтенант (не расслышав). Разговоры на линии огня!
Слышен зуммер телефона.
Телефонист. Монмартр! Пароль – Монмартр! Слушаю. (К Бенуа.) К телефону командира.
Лейтенант (берет трубку). У телефона лейтенант Бенуа. Вперед на триста метров? Слушаю. (Кладет трубку.)
Селестен. Мой лейтенант…
Лейтенант. Перебежка с левого фланга по одному!
Селестен. Мой лейтенант, тут есть мнение…
Лейтенант. Вперед!
Селестен. Тут есть мнение, что идти вперед бесполезно.
Лейтенант (приближаясь). Что такое?
1-й солдат. Там обойдутся без нас.
2-й солдат. Мой лейтенант, это обидно. Заключен мир. Почему я должен воевать?
Селестен. Дурак! Война бывает не только во время войны. Война бывает и во время мира.
3-й солдат. Идти под пули, но ради чего?
4-й солдат. Мы с русскими поладим и без этого. (Потрясает винтовкой.)
1-й солдат. Пятьдесят два месяца я таскаю эту дрянь. Она мне надоела! (Швыряет винтовку.)
Жув. Подними, она тебе пригодится.
Лейтенант. Солдаты! Вы защищаете родину! Вперед!
2-й солдат. Кому нравится, пусть идет вперед. Я подожду.
Селестен (лейтенанту, радушным жестом простирая руку вперед). Пожалуйста! Вы нам расскажете, что там, впереди.
3-й солдат. Там, во Франции, мы защищали родину. Допустим. Ну, а здесь что?
4-й солдат. В конце концов мы приехали сюда не для того, чтобы сражаться.
1-й солдат. Я вас спрашиваю: где Версальский мир? Куда вы девали Версальский мир?
Жув. Здесь никто не будет сражаться с рабочими. Здесь рабочие. Ну, что ты выпучил на меня глаза? Что, ты меня никогда не видел? Это я, Жув, которому ты предлагал десять тысяч франков, чтобы я продал большевиков, щедрый господин. Вот я хочу тебе отплатить за твою доброту. (Поднимает винтовку.)
Селестен. Спокойствие, мальчики! Без глупостей!
Лейтенант (бежит к телефону, берет трубку), Монмартр! Пароль – Монмартр! Третья батарея! Говорит лейтенант Бенуа.
Зуавы тем временем перерезают провод.
Здесь бунт! Слышите? Бунт! Алло! Алло! Монмартр!
Зуавы окружили лейтенанта, он бросает трубку.
Селестен. Ну, что ты стоишь с таким видом, точно у тебя запор? Скажи солдатам словечко!
Лейтенант. Дети мои, опомнитесь… Я вас предупреждаю. Каторга, расстрел.
2-й солдат. Ты хотел нас подвести под артиллерию!
3-й солдат. Они Гастона убили! Замучили его в контрразведке!
1-й солдат. Я вас спрашиваю: куда вы девали Версальский мир?
4-й солдат. Долой лейтенанта!
Лейтенант. Что вы хотите со мной сделать?
Жув. Мы хотим сыграть тебе песенку на наших гитарах. (Поднимает винтовку.)
Селестен. Спокойствие, мальчики, спокойствие!
(Прицеливается в лейтенанта.)
Все стреляют в лейтенанта. Он падает. Тело оттаскивают за дерево.
Входит Барбару.
Барбару. Что случилось? Где лейтенант?
Жув. Он отправился далеко. К своему другу Mapсиалю. И тем же путем. (Показывает тело лейтенанта.) Его убили в перестрелке. Понял?
Жув. В тысяча девятьсот шестнадцатом году в Мондидье была точно такая позиция. А, Селестен, помнишь?
Селестен. Я пью кофе с девушкой. У нее серые глаза. Она смеется.
Жув. Справа роща, слева мельница. Помнишь? Мы с тобой тогда еще были молокососами, Селестен, а?
Селестен. Темнота. Треск. Мы обнимаемся. Мы целуемся. На экране Макс Линдер.
Жув. Теперь мы старые фронтовики, Селестен, а?
Селестен. Темнота. Ночь. Я иду. На губах у меня поцелуи. Я иду. Ночь. Парк. Дворец.
Жув. Мы старые солдаты, нам по двадцать пять лет, мы по горло в крови – немецкой, австрийской, венгерской, чешской, болгарской. Для комплекта нам хотят добавить русской.
Селестен. Парк. Дворец. Я иду. И вот выходит фельдмаршал. Командорский крест. Толстый живот с золотым шарфом. Все склоняются. Я лезу в карман. Граната. Наша маленькая круглая граната образца тысяча девятьсот шестнадцатого года. Я ее вынимаю…
1-й солдат. Слышишь, Селестен, сейчас он нас погонит вперед. Что делать?
Селестен. Жув! Сейчас он нас погонит в атаку.
Жув. Ты пойдешь?
Селестен. А ты будешь ждать пригласительного билета? Я не придаю значения этим формальностям.
2-й солдат (Селестену). Ну, еще не пора?
3-й солдат. Селестен, начнем, а? С чего мы начнем?
Селестен. Просто бросим эту дрянь. (Показывает на винтовку.)
Жув. Так нельзя.
Селестен. Просто повернемся и уйдем. Пусть он воюет, если его это устраивает.
Жув. Так нельзя, я тебе говорю.
Селестен. Почему?
Жув. Наша артиллерия…
3-й солдат. Артиллерия отсюда за три километра.
Жув. Как только ты повернешься, артиллерия, которая отсюда за три километра, схватит тебя своими огненными пальцами за штаны.
Селестен. Понял? Ты поворачиваешься и уходишь – и вот тебе в брюхо влетает бомбо…ньерка, весом в двадцать кило. Интересно?
4-й солдат. Откуда артиллерия узнает?
Жув. А эта штука! (Указывает на телефон.)
Селестен. В крайнем случае заткнем лейтенанту рот.
Жув. Чем?
Селестен. Вот этим кляпом. (Показывает винтовку.)
Жув. Тише.
Селестен. Лейтенант не слышит, а любознательный Марсиаль ушел так далеко и лег так глубоко, что он больше никогда ничего не услышит.
1-й солдат. Но, кроме того, есть капрал.
Жув. Капрал!
Барбару (подходя). Что?
Селестен. Барбару, ты не будешь нам мешать, если мы захотим пройтись обратно?
Барбару. С вами будет поступлено по уставу.
Селестен. Ну-ну, Барбару.
Барбару. Предупреждаю вас, как старых товарищей.
Жув. Хочешь заработать нашивки сержанта?
Барбару. Еще одно слово, и я тебя арестую. Занимайся своим делом, корова!
Жув. Если бы Мишель слышал тебя, он бы пожалел, что пожал тебе руку.
Селестен. Да. Мишель пожалел бы, что испачкал свою руку о твою.
Барбару. Это разговоры для тыла. Ты на работе. Занимайся! (Отходит.)
Селестен. Я знаю Барбару. Старик нас не тронет,
Жув. Скажи ребятам.
Селестен и Жув перешептываются с другими зуавами. Барбару подходит к лейтенанту.
Барбару. С вашего разрешения, мой лейтенант, я разведаю местность правее опушки рощи. (Уходит.)
Селестен. Видишь, старый хитрец дипломатически удалился.
Лейтенант. Прицел две тысячи четыреста! Беглым огнем! Цель – неприятель левее мельницы, нечто зеленое, движущееся. Вы все видите цель?
Жув (про себя). Это рабочие.
Лейтенант. Что такое?
Жув (бормочет). Для вас это «зеленое движущееся», а для меня это – рабочие.
Лейтенант (не расслышав). Разговоры на линии огня!
Слышен зуммер телефона.
Телефонист. Монмартр! Пароль – Монмартр! Слушаю. (К Бенуа.) К телефону командира.
Лейтенант (берет трубку). У телефона лейтенант Бенуа. Вперед на триста метров? Слушаю. (Кладет трубку.)
Селестен. Мой лейтенант…
Лейтенант. Перебежка с левого фланга по одному!
Селестен. Мой лейтенант, тут есть мнение…
Лейтенант. Вперед!
Селестен. Тут есть мнение, что идти вперед бесполезно.
Лейтенант (приближаясь). Что такое?
1-й солдат. Там обойдутся без нас.
2-й солдат. Мой лейтенант, это обидно. Заключен мир. Почему я должен воевать?
Селестен. Дурак! Война бывает не только во время войны. Война бывает и во время мира.
3-й солдат. Идти под пули, но ради чего?
4-й солдат. Мы с русскими поладим и без этого. (Потрясает винтовкой.)
1-й солдат. Пятьдесят два месяца я таскаю эту дрянь. Она мне надоела! (Швыряет винтовку.)
Жув. Подними, она тебе пригодится.
Лейтенант. Солдаты! Вы защищаете родину! Вперед!
2-й солдат. Кому нравится, пусть идет вперед. Я подожду.
Селестен (лейтенанту, радушным жестом простирая руку вперед). Пожалуйста! Вы нам расскажете, что там, впереди.
3-й солдат. Там, во Франции, мы защищали родину. Допустим. Ну, а здесь что?
4-й солдат. В конце концов мы приехали сюда не для того, чтобы сражаться.
1-й солдат. Я вас спрашиваю: где Версальский мир? Куда вы девали Версальский мир?
Жув. Здесь никто не будет сражаться с рабочими. Здесь рабочие. Ну, что ты выпучил на меня глаза? Что, ты меня никогда не видел? Это я, Жув, которому ты предлагал десять тысяч франков, чтобы я продал большевиков, щедрый господин. Вот я хочу тебе отплатить за твою доброту. (Поднимает винтовку.)
Селестен. Спокойствие, мальчики! Без глупостей!
Лейтенант (бежит к телефону, берет трубку), Монмартр! Пароль – Монмартр! Третья батарея! Говорит лейтенант Бенуа.
Зуавы тем временем перерезают провод.
Здесь бунт! Слышите? Бунт! Алло! Алло! Монмартр!
Зуавы окружили лейтенанта, он бросает трубку.
Селестен. Ну, что ты стоишь с таким видом, точно у тебя запор? Скажи солдатам словечко!
Лейтенант. Дети мои, опомнитесь… Я вас предупреждаю. Каторга, расстрел.
2-й солдат. Ты хотел нас подвести под артиллерию!
3-й солдат. Они Гастона убили! Замучили его в контрразведке!
1-й солдат. Я вас спрашиваю: куда вы девали Версальский мир?
4-й солдат. Долой лейтенанта!
Лейтенант. Что вы хотите со мной сделать?
Жув. Мы хотим сыграть тебе песенку на наших гитарах. (Поднимает винтовку.)
Селестен. Спокойствие, мальчики, спокойствие!
(Прицеливается в лейтенанта.)
Все стреляют в лейтенанта. Он падает. Тело оттаскивают за дерево.
Входит Барбару.
Барбару. Что случилось? Где лейтенант?
Жув. Он отправился далеко. К своему другу Mapсиалю. И тем же путем. (Показывает тело лейтенанта.) Его убили в перестрелке. Понял?