- Нет, по-моему, - сказал я. - Не слышал.
- Видимо, мимо тебя проплывает, - посетовал он. - И икорка, и красная рыбка... Я знаю: в восьмой магазин сдали вчера на Шаумяна. Ты смотри, не давай отстранить себя от кормушки...
- А кто сдал?
- Это ты должен знать, - зампред засмеялся. - Кто у нас водный прокурор? Ты или я? Ты отвечаешь за борьбу с браконьерами - ты и смотри!
Вернувшись в прокуратуру, я первым делом вызвал к себе старшего оперуполномоченного Хаджинура Орезова. Несмотря на случившееся с Мазутом, я не испытывал к нему антипатии. А случившееся утром должно было послужить ему уроком.
- Срочных дел нет? - спросил я.
- Нет. А что?
- Хочу прокатиться. Взглянуть на окрестности. Компанию составите?
- Конечно.
- Я позвоню.
В приемной у меня никого не было, кроме Гезель. Проводив Хаджинура, я спросил:
- Ты не найдешь мне копию приговора на Умара Кулиева? Ее, по-моему, в свое время рассылали по всем прокуратурам для сведения.
Она кивнула.
- Сейчас посмотрю.
Через несколько минут я уже держал перед собой несколько страниц тонкой папиросной бумаги - серых, плохо пропечатанных.
Фабула преступления была банальна, а злоумышленник действовал удручающе-примитивно.
"...Встретив на берегу райгосрыбинспектора рыбоохраны 7-го района Цаххана Алиева, подсудимый Умар Кулиев потребовал от него не препятствовать ему в ловле рыб осетровых пород, угрожая в противном случае с ним "разобраться"..." - начало.
И финал: "...B ночь на 22 октября того же года, увидев на стоянке у Восточнокаспийской морской инспекции рыбоохраны машину, принадлежавшую Цаххану Алиеву, и придя к выводу о том, что тот ночует в помещении, с целью осуществления угрозы произвел поджог здания, в результате чего погиб находившийся внутри младший рыбинспектор Саттар Абба-сов..."
Мне показалось, где-то в середине приговора мелькнула знакомая фамилия.
Действительно, несколькими строчками выше я нашел.
"...Кроме того, - указывалось в приговоре, - вечером того же 21 октября Умар Кулиев пытался поджечь сарай с рыболовной снастью ("козлятник") в районе метеостанции, принадлежащий гр. Касумову К. Но оказавшимся поблизости от места пожара гр. Касумову и Ветлугину А. удалось его затушить..."
"Темный лес... - подумал я. - Полная нелогичность. - Фамилию Ветлугин я тем не менее выписал. - Стоит вызвать, поговорить..."
Я снова вернулся в конец.
- "...Кулиев Умар вину в совершенном преступлении признал. Кроме признания подсудимого - его вина доказывается..."
Дальше перечислялись доказательства. Результативная часть приговора была сформулирована коряво: подсудимому сначала определили наказание за более тяжелое преступление - убийство рыбинспектора - расстрел, затем за поджог - лишение свободы сроком семь лет...
"...Окончательным наказанием считать - с конфискацией автомашины "Москвич-2140" № 26 - 43 высшую меру наказания - расстрел..."
Возникшая у меня версия о том, что Пухов оказался накануне гибели вместе с Верой Кулиевой, потому что был как-то связан с ее мужем, не нашла подтверждения в приговоре. Фамилия Сергея ни разу не упоминалась на сереньких, с убористым мелким шрифтам, страничках.
На этом берегу темнело тоже рано и сразу. Почти одномоментно.
Когда мы выезжали со двора прокуратуры, было еще светло. С бесчисленных балконов жилого дома, где мы обитали, доносились голоса телевизионных дикторов, крики детей.
Я посадил Хаджинура за руль. Он вел машину спокойно, худые, сильные руки крепко держали управление.
- Фиолетова, Чапаева... - объявлял он незнакомые мне названия улиц. Азизова, Джапаридзе...
Между каменными домами шли кирпичные связки - назвать их заборами было как-то неудобно - по силуэту что-то вроде римских акведуков, только без желоба вверху и значительно уменьшенные. Отверстия в них закрывали виноградные лозы.
Мы выехали на пустынную трассу. Она шла вдоль берега, покрытого ракушечником. Встречного движения не было вовсе.
- Бензина выписывают на два часа в день, - проворчал Хаджинур. - А что такое два часа по такой дороге? День поездишь, три дня на приколе.
- Как чумы... - Я показал на видневшиеся впереди сараи
- "козлятники".
- Их полно тут, - тотчас отозвался Срезов. - Подсобки. Хозяева - кто крабами промышляет, кто чем. А если рыбинспекция спит, может и каладу там держать... Запросто!
Несколько раз Хаджинур останавливался, глушил мотор
- мы оба выходили, прислушивались. На море был полный штиль. Я не слышал ни одного звука.
В одном месте Срезов неожиданно резко затормозил, убрал свет.
- Вон там вроде! Фонарь... - Мы вышли. Он долго смотрел в бинокль, потом передал его мне. - Машины...
- Ничего не вижу. - Я покрутил бинокль.
- На звезду - и ниже. Видите?
- Кажется, вижу.
- Ну, они-то нас наверняка еще раньше заметили. У них специальный человек с биноклем следит за дорогой... Это посредники. Приезжали за рыбой. Теперь начнут разбегаться.
- По трассе?
- Как выйдет. Могут и целиной махнуть.
Несколько точек быстро перемещалось в линзе бинокля.
- Как они обычно объясняют свое присутствие здесь?
- Как? - переспросил Хаджинур. - А никак. Йода в организме не хватает. Приехали подышать морским воздухом. Или проверяли ходовые части механизма...
- Надо переписать номера машин. Хаджинур серьезно сказал:
- Да я их и так всех знаю. Вот подъедут ближе - каждого назову.
Теперь уже и без бинокля был виден ползший вдоль берега легковой транспорт. Машин было не меньше шести, в том числе и мощный "КрАЗ", Часть их направилась в сторону барханов, в пески. Две повернули в нашу сторону.
Впереди шла "Волга" бежевого цвета. Вскоре я услышал усиленную мощной стереофонической системой эстрадную мелодию. Одно время на том берегу запись эта была весьма популярной.
Бодрая музыка резко контрастировала с окружающей нас скучной местностью - с невысокими, похожими друг на друга, как черепахи, уползавшими за горизонт песчаными барханами.
- Ну-ка, остановите! - приказал я старшему оперу и, прежде чем Хаджинур полностью затормозил, выпрыгнул на дорогу.
"Волга" замедлила ход, я перешел на другую сторону, поднял руку. Хаджинур тем временем заглушил мотор и тоже вышел из машины. Это решило исход - "Волга" встала: работника милиции знали.
- Прокурор бассейновой прокуратуры участка, - представился я, подходя к стеклу водителя. - С кем говорю?
Лысый, приземистый толстяк, сидевший за рулем, вырубил магнитофон, показался из машины. Внешность его была заурядной - усы подковой, выбритый подбородок, мясистые щеки.
Словно не доверяя мне, он обратил взор на старшего опера.
- Это прокурор Восточнокаспийской водной прокуратуры... - подтвердил Хаджинур.
- Ваша фамилия? Кто вы? - спросил я. - Куда ездили?
- Вы новый прокурор? - До него наконец дошло. - Я - Вахидов, работаю в отделе снабжения сажевого комбината...
- Он посмотрел на меня. - Я здесь по указанию Кудреватых... Он в курсе.
Я не спросил, кто такой Кудреватых, заметив, что Орезов реагирует с вниманием и даже почтительностью.
- Все согласовано... - заверил Вахидов. Другие водители машин, поняв, что произошло, съехали с трассы и теперь объезжали нас через пустыню.
- Вы тут новый человек, наших дел не знаете". - Вахидов смотрел на меня с сочувствием. - Условия работы на комбинате трудные, поставлена задача дать людям прибавку к столу... В первую очередь - витамины. - Он пригладил усы. - Человек, ежедневно употребляющей рыбу, имеет меньше шансов получить такие болезни, как стенокардия, язва желудка, остеохондроз. Если помните, раньше каждому ребенку в детском саду давали пить рыбий жир! Ежедневно!..
- Объясните механизм добывания витаминов... - прервал я.
- По официальным каналам многое запрещено, но...
- Откройте багажник!
Вахидов посмотрел на меня как на человека совершенно безнадежного:
- Я же объяснил: все в курсе!
- И все-таки покажите багажник...
Последняя машина, съехав с трассы, была уже далеко позади нас, когда Вахидов, побурчав еще для видимости, открыл багажник. В нем ничего не было.
Снабженец перехитрил меня.
- Можете ехать, - сказал я. - Извините.
- Ничего. - Он с трудом удержался, чтобы не засмеяться. Я представлял, что онбудет говорить за моей спиной. - На то мы и организация, ведающая рабочим снабжением. - Он включил зажигание. - Народ надо кормить! Пока!
- Теперь пойдут разговоры... - заметил Хаджинур, когда мы отъехали. Восточнокаспийск - город небольшой.
- Кто такой Кудреватых?
- Крупная фигура. Герой Социалистического Труда. Депутат. Директор сажевого комбината... Он обязательно вступится за своего снабженца... - Мы ехали быстро. Монолог старшего опера растянулся на несколько километров. Дело в другом. Случай этот с Вахидовым поставил вас на какую-то позицию... Понимаете? Теперь все друзья Кудреватых, даже если они вас не знают, - ваши враги...
- Еще ничего не совершив, мы попали в большие забияки, - пошутил я.
- Начнут говорить: "Новая метла!" Мы проехали еще с десяток километров, никого больше не встретив, не увидев ничего, кроме темных, окруженных заборами "козлятников", разбросанных по берегу. Уже собравшись развернуться, мы увидели впереди пламя костра.
- Лодка горит, - сказал Хаджинур.
Отблески костра взбегали на барханы, стоило огню вспыхнуть чуть ярче, и снова сжимались, подвижные, как мехи гармони.
- Рыбнадзор обнаружил браконьерскую лодку, а увезти не смог, объяснил Хаджинур. - Слишком тяжела. Поэтому сожгли и составили акт...
"Умар Кулиев пытался сжечь "козлятник" Касумова, - вспомнил я приговор. - Но его хозяин и находившийся поблизости А. Ветлугин погасили пожар".
- У Мазута есть связь, - сказал я. - Некто А. Ветлугин. Что-нибудь известно о таком?
- Сашка Ветлугин? Он же утонул. Мне снова не повезло.
- Давно?
- Примерно в то же время, когда сожгли Саттара Аббасова. Второй год уже!
Когда мы подъехали, лодка догорала. Судя по остаткам костра, в ней было не менее шести метров, моторы были предварительно сняты. Запах бензина свидетельствовал о том, что лодку, прежде чем поджечь, обильно полили горючим. На песке виднелись рифленые следы сапог. Никого из инспекторов рыбнадзора, свершивших акцию, на берегу уже не было.
Высадив Орезова у дежурной части, я понял, что способен только на одно человеческое чувство - чувство острого голода. Кроме того, мне надо было позвонить домой.
Я сыграл отбой, забрал документы и ключи от нашей "Нивы" и покатил на морской вокзал. Там, в зале ожидания, были установлены телефонные аппараты междугородной связи. Удивительной формы белые пластмассовые яйца висели на стенах, внутри которых были вмонтированы телефонные аппараты. Над яйцами были надписи: "Баку", "Красноводск", "Ашхабад", "Москва".
Люди, которые звонили по телефону, были похожи на доисторических животных, которые выползали из этих гигантских яиц и, посмотревши на неуютный и неприятный мир, снова лезли обратно. Они втискивались под овальное пластмассовое прикрытие яйца, крича "алле! алле!", будто пытались докричаться до первородной причины, вытолкнувшей их в неприветливый мир.
Я дождался своей очереди, опустил монетки, набрал междугородный код и сразу же соединился с женой.
- Как жизнь, покоритель заморских территорий? - спросила она весело, зло.
- С утра до вечера страдаю из-за того, что ты грустишь обо мне, ответил я, стараясь поддержать наш обычный шуточно-пикировочный тон.
- Давай разделим наши занятия, - предложила она деловито, - я буду страдать, а ты пока что обустраивай наши дела, если тебя они еще волнуют...
- Хорошо, - послушно согласился я. - К тебе никто не заходил из моих бывших коллег?
- Нет, - удивилась она. - А зачем?
- Так. Ни за чем. Если зайдут, скажи, что я действительно нашел здесь синекуру, только она какая-то странная... Катаюсь, как сыр в масле...
Жена помолчала минуту, полагая, что это какой-то шифр, направленный на ущемление ее интересов, и нерешительно сказала:
- Хорошо, передам. А мне ты ничего не хочешь передать?
- А что тебе, Леночка, передавать? - сказал я. - Тут жизнь замечательная, но, по-моему, пока что не для тебя.
- А что?
- Да... как тебе сказать? Жилья пока нет. Развлечений не существует. В магазинах - "пустыня Калахари". Видимо, придется повременить с обустройством нашего быта.
- Ладно, ладно! Не жалуйся, - сказала Лена бодрячески.
- Ты наверное, стараешься не как следует?
- Я стараюсь как следует, - возразил я, - только результатов пока не видать.
- Больно скоро хочешь...
- Запиши номера моих служебных телефонов.
- А домашний? Я хочу звонить тебе домой.
- Домашнего у меня пока нет. Лена даже замолчала.
- У прокурора нет домашнего телефона?
- Нет. Пока нет.
- Ну и дела, - вздохнула она. - А если ты срочно понадобишься?
- Наверное, пришлют посыльного.
- Хорошо, видимо, ты там живешь, - усмехнулась Лена.
- Ладно, жду от тебя вестей.
- При первой же возможности позвоню, - пообещал я. - Целую. Пока. - И положил трубку.
Кто-то, нетерпеливо ждавший своей очереди, втиснулся в яйцо, оттолкнув меня от кабинки.
Я пошел к выходу, раздумывая о своей единственной и неразлучной на всю жизнь подруге. Не было случая, чтобы после нашего разговора по телефону я почувствовал бы себя счастливее или хотя бы бодрее.
Я уселся в "Ниву" и тихонько отъехал от морвокзала. Надо было где-то поужинать. Дома ничего нет да и быть не может.
Я вспомнил теплую, гнилостную сырость выключенного навсегда холодильника и решил ехать в ресторан.
В этот момент я увидел идущую по тротуару Анну Мурадову. Я узнал ее сразу, хотя разделяло нас метров пятьдесят.
Шла женщина, не спеша и мило размахивая сумкой на длинном ремне. На ней был традиционный туркменский наряд - платье "куйнек". Этакое среднеазиатское "макси". Но во всем ее облике было какое-то удивительное плавно-ленивое изящество.
Я выключил скорость, и машина бесшумно догнала ее. Я тормознул, высунувшись в окно:
- Не нужно прокатить?
Она подняла голову, всмотрелась в меня и засмеялась:
- О-о-о! Вы что, по вечерам подрабатываете как таксист?
- Да, среди интересующих меня женщин.
- Нет смысла занимать вашу машину, - сказала она с усмешкой. - Тут ходьбы до дома пять минут.
- А вы что, с работы? - спросил я. Она кивнула.
- Идемте куда-нибудь вместе поужинаем. Я с утра во рту не имел еще той самой пресловутой маковой росинки. Где у вас можно поесть?
Она пожала плечами:
- Если честно сказать, то я просто боюсь наших душегубов с поварешками. Но если невтерпеж, можно пойти в ресторан на морвокзале. Это надо объехать вокруг здания.
- Садитесь, - распахнул я дверь.
Она уселась в машину, и я на крутом форсаже, как гонщик, описал дугу вокруг двухэтажного морвокзала.
Около плохо освещенных дверей с вывеской "Ресторан" мы заперли машину и, распахнув двери, оказались в здании.
- Прекрасно...
В полупустом зале какие-то подвыпившие люди громко разговаривали, а магнитофон вполголоса хрипел что-то хардроковое.
Мы уселись за свободный стол, посмотрели друг на друга. Глаза у нее сейчас были светло-синие. Это было видно, несмотря на густой полумрак ресторанного интима. Она повесила сумочку на спинку стула и спросила меня:
- А почему с вами не приехала жена? Я развел руками:
- Проблема бытовой неустроенности. Она покачала головой и одновременно просто и как-то очень настойчиво поинтересовалась:
- У вас хорошая жена?
- Да! - воскликнул я готовно. - Нас объединяет общее чувство любви к ней. Она засмеялась.
- Вы что, жалуетесь на жену мне? Я не успел ответить, поскольку появился опухший толстый официант и спросил:
- Что будете есть?
- А вы нам дайте меню, - попросил я.
- А зачем? У нас все равно есть только шашлык "Дружба".
- Очень увлекательно. Тогда чего же вы спрашиваете, что мы будем есть?
- Так полагается. Шашлык "Дружбу" будете?
- Будем, - обреченно согласился я. - Дайте нам четыре шашлыка "Дружба". Кстати, а почему "Дружба"?
Официант развел короткопалые ручки и показал на пальцах:
- Два кусочка свинины, два кусочка баранины, два кусочка говядины дружба.
- Коньяка и минеральной воды! - крикнул я ему вслед.
Я положил на стол сигареты. В спичечном коробке осталась одна спичка, я чиркнул - вялое пламя лизнуло белую тонкую деревяшечку и синим столбиком поднялось вверх, сигарета разгорелась. Я с наслаждением глубоко затянулся, судорожно вздохнул. Она смотрела на меня сочувствующе, спросила негромко:
- Ну, как впечатления на новом месте?
- Трудно сказать... Сегодня ходил к начальству представляться.
- И как прошло?
- Да трудный дядя здешний ваш Первый... Анна вздохнула.
- Он несчастный человек. У него тяжело, неизлечимо больна дочь. Если бы от меня зависело, я бы никогда не назначала большими руководителями несчастных людей. Они проецируют свою судьбу на подчиненных.
- Боюсь, мы тогда бы вообще не нашли руководителей, поскольку известно, все в мире несчастны.
- Что да, то да, - усмехнулась она. - Очень счастливых людей в поле зрения не наблюдается. Но есть откровенно, кричаще несчастные...
Я отрицательно покачал головой:
- Глядя на Митрохина, этого не скажешь. Мне показалось, что в нем живет готовность сделать несчастным всякого, кто не соглашается с его мнением.
Она внимательно посмотрела на меня.
- Не торопитесь с суждениями. Мы живем в странном мире. Тут странная жизнь и странные люди.
- Да, я уже заметил, - сказал я. - У вас как в Сицилии - кого ни спросишь, никто ничего не знает, никто ничего не помнит.
Анна с интересом спросила меня:
- И вам ничего не удалось узнать за это время?
- У нас нет правильного направления. Зачем, например, ко мне подходил Пухов накануне своей смерти? Если бы это удалось понять, мы бы решили вопрос.
- Я думаю, что найти убийцу Пухова будет очень трудно.
- Я тоже так думаю, - согласился я. Официант принес бутылки на подносе и тарелки с шашлыком, слабо украшенным соленым огурцом.
- Как же так, у вас, на краю субтропиков, нет никаких овощей? спросил я его, пожав плечами.
- Откуда они возьмутся? У нас порог пустыни!
- Ежегодно область отчитывается о бескрайних садах, разбитых здесь, нескончаемых огородах, тысячах высаженных деревьев...
Анна усмехнулась:
- Если бы все это не было липой, мы бы давно жили в джунглях. А так все порог пустыни! Официант буркнул:
- Я за это не отвечаю. Повернулся, направился от нас.
- Спичек принесите! - крикнул я ему.
- Спички тоже дефицит, - сказала Анна.
- Я все время думаю о том, зачем ко мне подходил Пухов?
- сказал я ей.
Мы выпили по рюмке коньяка и с удовольствием вонзились в шашлык "Дружба" - жесткий, переперченный, острый, похожий на любовь, неразделенную любовь.
Вернулся официант и протянул мне коробок спичек.
- Спасибо, - поблагодарил я его. Взял картонную коробочку и обратил внимание, что на этикетке все тот же Циолковский на фоне музея космонавтики в Калуге.
Я взял официанта за рукав, не давая ему снова покинуть
нас, и спросил:
- Скажите, эти спички продаются везде в городе?
- Да нет, это нам на той неделе из Каспийского пароходства, из орса завезли.
- Скажите, а рыбинспектора Пухова вы знали? Официант насторожился и осторожно высвободил свой
рукав.
- Знал. А что?
- Он у вас на этих днях был?
- Вообще-то был, недели две назад.
- А после этого?
- Нет, не был, - твердо покачал головой официант.
В моей комнате - чистоплотное запустение казенного дома. Кочевая необремененность никакими приметами обжитости. Только белые занавески на пыльных окнах, отпертый чемодан в углу на полу и портфель-дипломат на столе. Кроме них, ничто не свидетельствовало о том, что здесь кто-то живет. Это нехорошо. Когда я вошел сюда несколько дней назад, под окном валялись засохшие листья с тополей - их еще с осени занесло сюда через неплотно прикрытую форточку. Форточку прикрыли, слегка протерли пыль, и я поселился.
А сейчас уже весна, преддверие лета! Вернувшись домой, как я мысленно называл уже свою пристройку, я заварил крутой чай. И выпил его. Погасил свет. Ладно! Теперь мне жить тут. Вряд ли жена примчится когда-нибудь, чтобы делить со мной радости синекуры. Она вообще-то человек стойкий, с юмором и трудностей никаких не боится, так она, во всяком случае, говорит... Но беда в том, что она не любит кататься как сыр в масле. Не пробовала наверняка. Наверное, она не ощущает себя в должной мере сыром. И у меня нет духа даже предложить ей это сказочное наслаждение. Ладно, бог с ней. Пока мне даже одному лучше... Обычно, доходя до этой мысли, я понимаю, что сейчас усну. Что-то прошуршало под шкафом, я мгновенно пробудился. Как женщина, которая может спать во время артиллерийской канонады, но мгновенно просыпается, стоит только ее ребенку пошевелиться, - так и я во время сна ориентирован на едва слышные шорохи и царапание. Крыса!
Несколько секунд лежал я, представляя, как мерзкая хвостатая тварь быстро, бесшумно пролагает путь по комнате.
Я не считаю себя трусом и, увидев ночью подозрительные личности, идущие мне навстречу, хладнокровно решаю, как действовать. Но мысль о крысе вызывает во мне настоящую панику. Тварь эта вырастает в моем воображении до размеров доисторического животного. Не оттуда ли, из глубины веков, от наших пещерных предков, эта не поддающаяся контролю разума удивительная реакция? Ведь крыса - многократно уменьшенная копия древнего ящера с его огромным мощным хвостом.
Прыжок! Вот она уже поверх стопки моих неразвязанных книг, оттуда - на письменный стол. Теперь она уже на уровне подушки, рядом со мной. Мысль, что между нами никакой преграды и ее колкая серая шерсть, когтистые лапки или голый шершавый хвост могут сейчас коснуться моего лба, заставляет меня буквально похолодеть.
Так проходит несколько долгих неприятных минут. Но шорох больше не повторяется. Крыса ушла.
3
Когда я вышел из дома, то увидел, что "Нива", которую я вечером припарковал под окнами, унизительно скособочилась на правую сторону. Оба правых колеса были проколоты.
Я постоял на дороге в некоторой растерянности, бесплодно раздумывая о том, зачем и кто могэто сделать.У машины был жалкий вид, как у собаки с перебитыми ногами.
Я спустился вниз по улице до площади, и около приюта для стариков меня догнал похоронный желтый автобус. Я махнул рукой, и он готовно остановился. Я влез внутрь и подивился тому, что для маршрутного автобуса даже никто не постарался сделать нормальные лавочки поперек салона, здесь сиденья были как в обычном похоронном катафалке, вдоль бортов.
Странная жизнь. И надо было вписываться в ее реалии. Не спрашивая меня, водитель автобуса через несколько минут притормозил около здания прокуратуры. Все тут действительно знали друг друга.
В приемной меня встретил Бала.
- Вы еще не знаете новость? Мазута задержали городские... Так до дома и не добрался...
- Потом-то отпустили? - Я посмотрел на своего помощника.
- Получилось так. Патруль увидел его на пристани. Привез в отделение милиции... - Бала опирался на сейф, я подозревал, что, несмотря на молодость, моего помощника мучает радикулит. Он и со стула приподнимался в два приема - привставал, затем начинал разгибаться. - Мазут сослался на вас, но ему не поверили. Позвонили дежурному...
- Но после этого-то отпустили?
- Сообщили в областное управление внутренних дел, в обком. Кто-то передал Первому, что водный прокурор отказал в санкции. Митрохин позвонил прокурору области...
Я почувствовал себя мальчиком, которому взрослые публично приказали выйти из-за стола.
- При чем здесь прокурор области? Речь идет о преступлении, отнесенном к компетенции водной прокуратуры... Бала хмыкнул, но это было скорее от растерянности:
- От территориальной милиции прямой путь в территориальную прокуратуру. Митрохин работает с нею в контакте. Они до нас вели все дела о браконьерах.
- Что с Касумовым?
- Прокурор области арестовал Касумова на четырнадцать суток.
- Беззаконие... - Надо было ехать в прокуратуру Восточнокаспийской области, но на девять было назначено оперативное совещание. - Народ подходит? - спросил я.
- Почти все здесь. Курят.
Оперативное совещание прошло под знаком ареста Мазута.
Начальник рыбинспеции Цаххан Алиев не скрывал удовлетворения:
- Мазут - бродяга, бандит, Игорь Николаевич, - несколько раз повторил он. - Злостный рецидивист-браконьер. Пять раз за браконьерство привлекали... Главный враг Сережки Пухова был на этом участке... Все знают!
- Не фантазируй! - неожиданно откликнулся дремавший Бураков. - Не был он враг Сережки! Мазут браконьерствовал. Сережка ловил - вот и вся вражда!..
- Да ладно! Много ты знаешь! Спишь, и спи! Тебе бы главное - поменьше шевелиться... - махнул на него рукой начальник рыбинспекции.
- Когда шевелишься больше чем надо - суета одна получается, - ответил, не открывая глаз, Бураков. - А ты что, Алиев, всерьез подозреваешь Мазута?
- Никого я не подозреваю, - сердито буркнул Алиев. - Это вам надо подозревать или оправдывать. Но знаю, что воевали они всерьез...
- А ты в курсе, что Мазут вытащил Пухова из воды, когда он чуть не утоп у банки Зубкова?
- Ну да, вытащил! До этого Сережка два часа на моторе гонял за ним, пока Мазут его на камни не завел! Если бы Сережка утонул тогда, Мазуту срок обломился бы, как из аптеки!
- А кто узнал бы про это? - сонно поинтересовался Бураков. - Людей там не было!
- Были! Монтажники из Нефтегаза...
Говорили громко и много - не по делу. Но скольких я видел в жизни следователей и прокуроров, криминалистов и оперуполномоченных - толковых, юридически грамотных, - которые за всю свою деятельность никогда не раскрыли ни одного убийства!
- Видимо, мимо тебя проплывает, - посетовал он. - И икорка, и красная рыбка... Я знаю: в восьмой магазин сдали вчера на Шаумяна. Ты смотри, не давай отстранить себя от кормушки...
- А кто сдал?
- Это ты должен знать, - зампред засмеялся. - Кто у нас водный прокурор? Ты или я? Ты отвечаешь за борьбу с браконьерами - ты и смотри!
Вернувшись в прокуратуру, я первым делом вызвал к себе старшего оперуполномоченного Хаджинура Орезова. Несмотря на случившееся с Мазутом, я не испытывал к нему антипатии. А случившееся утром должно было послужить ему уроком.
- Срочных дел нет? - спросил я.
- Нет. А что?
- Хочу прокатиться. Взглянуть на окрестности. Компанию составите?
- Конечно.
- Я позвоню.
В приемной у меня никого не было, кроме Гезель. Проводив Хаджинура, я спросил:
- Ты не найдешь мне копию приговора на Умара Кулиева? Ее, по-моему, в свое время рассылали по всем прокуратурам для сведения.
Она кивнула.
- Сейчас посмотрю.
Через несколько минут я уже держал перед собой несколько страниц тонкой папиросной бумаги - серых, плохо пропечатанных.
Фабула преступления была банальна, а злоумышленник действовал удручающе-примитивно.
"...Встретив на берегу райгосрыбинспектора рыбоохраны 7-го района Цаххана Алиева, подсудимый Умар Кулиев потребовал от него не препятствовать ему в ловле рыб осетровых пород, угрожая в противном случае с ним "разобраться"..." - начало.
И финал: "...B ночь на 22 октября того же года, увидев на стоянке у Восточнокаспийской морской инспекции рыбоохраны машину, принадлежавшую Цаххану Алиеву, и придя к выводу о том, что тот ночует в помещении, с целью осуществления угрозы произвел поджог здания, в результате чего погиб находившийся внутри младший рыбинспектор Саттар Абба-сов..."
Мне показалось, где-то в середине приговора мелькнула знакомая фамилия.
Действительно, несколькими строчками выше я нашел.
"...Кроме того, - указывалось в приговоре, - вечером того же 21 октября Умар Кулиев пытался поджечь сарай с рыболовной снастью ("козлятник") в районе метеостанции, принадлежащий гр. Касумову К. Но оказавшимся поблизости от места пожара гр. Касумову и Ветлугину А. удалось его затушить..."
"Темный лес... - подумал я. - Полная нелогичность. - Фамилию Ветлугин я тем не менее выписал. - Стоит вызвать, поговорить..."
Я снова вернулся в конец.
- "...Кулиев Умар вину в совершенном преступлении признал. Кроме признания подсудимого - его вина доказывается..."
Дальше перечислялись доказательства. Результативная часть приговора была сформулирована коряво: подсудимому сначала определили наказание за более тяжелое преступление - убийство рыбинспектора - расстрел, затем за поджог - лишение свободы сроком семь лет...
"...Окончательным наказанием считать - с конфискацией автомашины "Москвич-2140" № 26 - 43 высшую меру наказания - расстрел..."
Возникшая у меня версия о том, что Пухов оказался накануне гибели вместе с Верой Кулиевой, потому что был как-то связан с ее мужем, не нашла подтверждения в приговоре. Фамилия Сергея ни разу не упоминалась на сереньких, с убористым мелким шрифтам, страничках.
На этом берегу темнело тоже рано и сразу. Почти одномоментно.
Когда мы выезжали со двора прокуратуры, было еще светло. С бесчисленных балконов жилого дома, где мы обитали, доносились голоса телевизионных дикторов, крики детей.
Я посадил Хаджинура за руль. Он вел машину спокойно, худые, сильные руки крепко держали управление.
- Фиолетова, Чапаева... - объявлял он незнакомые мне названия улиц. Азизова, Джапаридзе...
Между каменными домами шли кирпичные связки - назвать их заборами было как-то неудобно - по силуэту что-то вроде римских акведуков, только без желоба вверху и значительно уменьшенные. Отверстия в них закрывали виноградные лозы.
Мы выехали на пустынную трассу. Она шла вдоль берега, покрытого ракушечником. Встречного движения не было вовсе.
- Бензина выписывают на два часа в день, - проворчал Хаджинур. - А что такое два часа по такой дороге? День поездишь, три дня на приколе.
- Как чумы... - Я показал на видневшиеся впереди сараи
- "козлятники".
- Их полно тут, - тотчас отозвался Срезов. - Подсобки. Хозяева - кто крабами промышляет, кто чем. А если рыбинспекция спит, может и каладу там держать... Запросто!
Несколько раз Хаджинур останавливался, глушил мотор
- мы оба выходили, прислушивались. На море был полный штиль. Я не слышал ни одного звука.
В одном месте Срезов неожиданно резко затормозил, убрал свет.
- Вон там вроде! Фонарь... - Мы вышли. Он долго смотрел в бинокль, потом передал его мне. - Машины...
- Ничего не вижу. - Я покрутил бинокль.
- На звезду - и ниже. Видите?
- Кажется, вижу.
- Ну, они-то нас наверняка еще раньше заметили. У них специальный человек с биноклем следит за дорогой... Это посредники. Приезжали за рыбой. Теперь начнут разбегаться.
- По трассе?
- Как выйдет. Могут и целиной махнуть.
Несколько точек быстро перемещалось в линзе бинокля.
- Как они обычно объясняют свое присутствие здесь?
- Как? - переспросил Хаджинур. - А никак. Йода в организме не хватает. Приехали подышать морским воздухом. Или проверяли ходовые части механизма...
- Надо переписать номера машин. Хаджинур серьезно сказал:
- Да я их и так всех знаю. Вот подъедут ближе - каждого назову.
Теперь уже и без бинокля был виден ползший вдоль берега легковой транспорт. Машин было не меньше шести, в том числе и мощный "КрАЗ", Часть их направилась в сторону барханов, в пески. Две повернули в нашу сторону.
Впереди шла "Волга" бежевого цвета. Вскоре я услышал усиленную мощной стереофонической системой эстрадную мелодию. Одно время на том берегу запись эта была весьма популярной.
Бодрая музыка резко контрастировала с окружающей нас скучной местностью - с невысокими, похожими друг на друга, как черепахи, уползавшими за горизонт песчаными барханами.
- Ну-ка, остановите! - приказал я старшему оперу и, прежде чем Хаджинур полностью затормозил, выпрыгнул на дорогу.
"Волга" замедлила ход, я перешел на другую сторону, поднял руку. Хаджинур тем временем заглушил мотор и тоже вышел из машины. Это решило исход - "Волга" встала: работника милиции знали.
- Прокурор бассейновой прокуратуры участка, - представился я, подходя к стеклу водителя. - С кем говорю?
Лысый, приземистый толстяк, сидевший за рулем, вырубил магнитофон, показался из машины. Внешность его была заурядной - усы подковой, выбритый подбородок, мясистые щеки.
Словно не доверяя мне, он обратил взор на старшего опера.
- Это прокурор Восточнокаспийской водной прокуратуры... - подтвердил Хаджинур.
- Ваша фамилия? Кто вы? - спросил я. - Куда ездили?
- Вы новый прокурор? - До него наконец дошло. - Я - Вахидов, работаю в отделе снабжения сажевого комбината...
- Он посмотрел на меня. - Я здесь по указанию Кудреватых... Он в курсе.
Я не спросил, кто такой Кудреватых, заметив, что Орезов реагирует с вниманием и даже почтительностью.
- Все согласовано... - заверил Вахидов. Другие водители машин, поняв, что произошло, съехали с трассы и теперь объезжали нас через пустыню.
- Вы тут новый человек, наших дел не знаете". - Вахидов смотрел на меня с сочувствием. - Условия работы на комбинате трудные, поставлена задача дать людям прибавку к столу... В первую очередь - витамины. - Он пригладил усы. - Человек, ежедневно употребляющей рыбу, имеет меньше шансов получить такие болезни, как стенокардия, язва желудка, остеохондроз. Если помните, раньше каждому ребенку в детском саду давали пить рыбий жир! Ежедневно!..
- Объясните механизм добывания витаминов... - прервал я.
- По официальным каналам многое запрещено, но...
- Откройте багажник!
Вахидов посмотрел на меня как на человека совершенно безнадежного:
- Я же объяснил: все в курсе!
- И все-таки покажите багажник...
Последняя машина, съехав с трассы, была уже далеко позади нас, когда Вахидов, побурчав еще для видимости, открыл багажник. В нем ничего не было.
Снабженец перехитрил меня.
- Можете ехать, - сказал я. - Извините.
- Ничего. - Он с трудом удержался, чтобы не засмеяться. Я представлял, что онбудет говорить за моей спиной. - На то мы и организация, ведающая рабочим снабжением. - Он включил зажигание. - Народ надо кормить! Пока!
- Теперь пойдут разговоры... - заметил Хаджинур, когда мы отъехали. Восточнокаспийск - город небольшой.
- Кто такой Кудреватых?
- Крупная фигура. Герой Социалистического Труда. Депутат. Директор сажевого комбината... Он обязательно вступится за своего снабженца... - Мы ехали быстро. Монолог старшего опера растянулся на несколько километров. Дело в другом. Случай этот с Вахидовым поставил вас на какую-то позицию... Понимаете? Теперь все друзья Кудреватых, даже если они вас не знают, - ваши враги...
- Еще ничего не совершив, мы попали в большие забияки, - пошутил я.
- Начнут говорить: "Новая метла!" Мы проехали еще с десяток километров, никого больше не встретив, не увидев ничего, кроме темных, окруженных заборами "козлятников", разбросанных по берегу. Уже собравшись развернуться, мы увидели впереди пламя костра.
- Лодка горит, - сказал Хаджинур.
Отблески костра взбегали на барханы, стоило огню вспыхнуть чуть ярче, и снова сжимались, подвижные, как мехи гармони.
- Рыбнадзор обнаружил браконьерскую лодку, а увезти не смог, объяснил Хаджинур. - Слишком тяжела. Поэтому сожгли и составили акт...
"Умар Кулиев пытался сжечь "козлятник" Касумова, - вспомнил я приговор. - Но его хозяин и находившийся поблизости А. Ветлугин погасили пожар".
- У Мазута есть связь, - сказал я. - Некто А. Ветлугин. Что-нибудь известно о таком?
- Сашка Ветлугин? Он же утонул. Мне снова не повезло.
- Давно?
- Примерно в то же время, когда сожгли Саттара Аббасова. Второй год уже!
Когда мы подъехали, лодка догорала. Судя по остаткам костра, в ней было не менее шести метров, моторы были предварительно сняты. Запах бензина свидетельствовал о том, что лодку, прежде чем поджечь, обильно полили горючим. На песке виднелись рифленые следы сапог. Никого из инспекторов рыбнадзора, свершивших акцию, на берегу уже не было.
Высадив Орезова у дежурной части, я понял, что способен только на одно человеческое чувство - чувство острого голода. Кроме того, мне надо было позвонить домой.
Я сыграл отбой, забрал документы и ключи от нашей "Нивы" и покатил на морской вокзал. Там, в зале ожидания, были установлены телефонные аппараты междугородной связи. Удивительной формы белые пластмассовые яйца висели на стенах, внутри которых были вмонтированы телефонные аппараты. Над яйцами были надписи: "Баку", "Красноводск", "Ашхабад", "Москва".
Люди, которые звонили по телефону, были похожи на доисторических животных, которые выползали из этих гигантских яиц и, посмотревши на неуютный и неприятный мир, снова лезли обратно. Они втискивались под овальное пластмассовое прикрытие яйца, крича "алле! алле!", будто пытались докричаться до первородной причины, вытолкнувшей их в неприветливый мир.
Я дождался своей очереди, опустил монетки, набрал междугородный код и сразу же соединился с женой.
- Как жизнь, покоритель заморских территорий? - спросила она весело, зло.
- С утра до вечера страдаю из-за того, что ты грустишь обо мне, ответил я, стараясь поддержать наш обычный шуточно-пикировочный тон.
- Давай разделим наши занятия, - предложила она деловито, - я буду страдать, а ты пока что обустраивай наши дела, если тебя они еще волнуют...
- Хорошо, - послушно согласился я. - К тебе никто не заходил из моих бывших коллег?
- Нет, - удивилась она. - А зачем?
- Так. Ни за чем. Если зайдут, скажи, что я действительно нашел здесь синекуру, только она какая-то странная... Катаюсь, как сыр в масле...
Жена помолчала минуту, полагая, что это какой-то шифр, направленный на ущемление ее интересов, и нерешительно сказала:
- Хорошо, передам. А мне ты ничего не хочешь передать?
- А что тебе, Леночка, передавать? - сказал я. - Тут жизнь замечательная, но, по-моему, пока что не для тебя.
- А что?
- Да... как тебе сказать? Жилья пока нет. Развлечений не существует. В магазинах - "пустыня Калахари". Видимо, придется повременить с обустройством нашего быта.
- Ладно, ладно! Не жалуйся, - сказала Лена бодрячески.
- Ты наверное, стараешься не как следует?
- Я стараюсь как следует, - возразил я, - только результатов пока не видать.
- Больно скоро хочешь...
- Запиши номера моих служебных телефонов.
- А домашний? Я хочу звонить тебе домой.
- Домашнего у меня пока нет. Лена даже замолчала.
- У прокурора нет домашнего телефона?
- Нет. Пока нет.
- Ну и дела, - вздохнула она. - А если ты срочно понадобишься?
- Наверное, пришлют посыльного.
- Хорошо, видимо, ты там живешь, - усмехнулась Лена.
- Ладно, жду от тебя вестей.
- При первой же возможности позвоню, - пообещал я. - Целую. Пока. - И положил трубку.
Кто-то, нетерпеливо ждавший своей очереди, втиснулся в яйцо, оттолкнув меня от кабинки.
Я пошел к выходу, раздумывая о своей единственной и неразлучной на всю жизнь подруге. Не было случая, чтобы после нашего разговора по телефону я почувствовал бы себя счастливее или хотя бы бодрее.
Я уселся в "Ниву" и тихонько отъехал от морвокзала. Надо было где-то поужинать. Дома ничего нет да и быть не может.
Я вспомнил теплую, гнилостную сырость выключенного навсегда холодильника и решил ехать в ресторан.
В этот момент я увидел идущую по тротуару Анну Мурадову. Я узнал ее сразу, хотя разделяло нас метров пятьдесят.
Шла женщина, не спеша и мило размахивая сумкой на длинном ремне. На ней был традиционный туркменский наряд - платье "куйнек". Этакое среднеазиатское "макси". Но во всем ее облике было какое-то удивительное плавно-ленивое изящество.
Я выключил скорость, и машина бесшумно догнала ее. Я тормознул, высунувшись в окно:
- Не нужно прокатить?
Она подняла голову, всмотрелась в меня и засмеялась:
- О-о-о! Вы что, по вечерам подрабатываете как таксист?
- Да, среди интересующих меня женщин.
- Нет смысла занимать вашу машину, - сказала она с усмешкой. - Тут ходьбы до дома пять минут.
- А вы что, с работы? - спросил я. Она кивнула.
- Идемте куда-нибудь вместе поужинаем. Я с утра во рту не имел еще той самой пресловутой маковой росинки. Где у вас можно поесть?
Она пожала плечами:
- Если честно сказать, то я просто боюсь наших душегубов с поварешками. Но если невтерпеж, можно пойти в ресторан на морвокзале. Это надо объехать вокруг здания.
- Садитесь, - распахнул я дверь.
Она уселась в машину, и я на крутом форсаже, как гонщик, описал дугу вокруг двухэтажного морвокзала.
Около плохо освещенных дверей с вывеской "Ресторан" мы заперли машину и, распахнув двери, оказались в здании.
- Прекрасно...
В полупустом зале какие-то подвыпившие люди громко разговаривали, а магнитофон вполголоса хрипел что-то хардроковое.
Мы уселись за свободный стол, посмотрели друг на друга. Глаза у нее сейчас были светло-синие. Это было видно, несмотря на густой полумрак ресторанного интима. Она повесила сумочку на спинку стула и спросила меня:
- А почему с вами не приехала жена? Я развел руками:
- Проблема бытовой неустроенности. Она покачала головой и одновременно просто и как-то очень настойчиво поинтересовалась:
- У вас хорошая жена?
- Да! - воскликнул я готовно. - Нас объединяет общее чувство любви к ней. Она засмеялась.
- Вы что, жалуетесь на жену мне? Я не успел ответить, поскольку появился опухший толстый официант и спросил:
- Что будете есть?
- А вы нам дайте меню, - попросил я.
- А зачем? У нас все равно есть только шашлык "Дружба".
- Очень увлекательно. Тогда чего же вы спрашиваете, что мы будем есть?
- Так полагается. Шашлык "Дружбу" будете?
- Будем, - обреченно согласился я. - Дайте нам четыре шашлыка "Дружба". Кстати, а почему "Дружба"?
Официант развел короткопалые ручки и показал на пальцах:
- Два кусочка свинины, два кусочка баранины, два кусочка говядины дружба.
- Коньяка и минеральной воды! - крикнул я ему вслед.
Я положил на стол сигареты. В спичечном коробке осталась одна спичка, я чиркнул - вялое пламя лизнуло белую тонкую деревяшечку и синим столбиком поднялось вверх, сигарета разгорелась. Я с наслаждением глубоко затянулся, судорожно вздохнул. Она смотрела на меня сочувствующе, спросила негромко:
- Ну, как впечатления на новом месте?
- Трудно сказать... Сегодня ходил к начальству представляться.
- И как прошло?
- Да трудный дядя здешний ваш Первый... Анна вздохнула.
- Он несчастный человек. У него тяжело, неизлечимо больна дочь. Если бы от меня зависело, я бы никогда не назначала большими руководителями несчастных людей. Они проецируют свою судьбу на подчиненных.
- Боюсь, мы тогда бы вообще не нашли руководителей, поскольку известно, все в мире несчастны.
- Что да, то да, - усмехнулась она. - Очень счастливых людей в поле зрения не наблюдается. Но есть откровенно, кричаще несчастные...
Я отрицательно покачал головой:
- Глядя на Митрохина, этого не скажешь. Мне показалось, что в нем живет готовность сделать несчастным всякого, кто не соглашается с его мнением.
Она внимательно посмотрела на меня.
- Не торопитесь с суждениями. Мы живем в странном мире. Тут странная жизнь и странные люди.
- Да, я уже заметил, - сказал я. - У вас как в Сицилии - кого ни спросишь, никто ничего не знает, никто ничего не помнит.
Анна с интересом спросила меня:
- И вам ничего не удалось узнать за это время?
- У нас нет правильного направления. Зачем, например, ко мне подходил Пухов накануне своей смерти? Если бы это удалось понять, мы бы решили вопрос.
- Я думаю, что найти убийцу Пухова будет очень трудно.
- Я тоже так думаю, - согласился я. Официант принес бутылки на подносе и тарелки с шашлыком, слабо украшенным соленым огурцом.
- Как же так, у вас, на краю субтропиков, нет никаких овощей? спросил я его, пожав плечами.
- Откуда они возьмутся? У нас порог пустыни!
- Ежегодно область отчитывается о бескрайних садах, разбитых здесь, нескончаемых огородах, тысячах высаженных деревьев...
Анна усмехнулась:
- Если бы все это не было липой, мы бы давно жили в джунглях. А так все порог пустыни! Официант буркнул:
- Я за это не отвечаю. Повернулся, направился от нас.
- Спичек принесите! - крикнул я ему.
- Спички тоже дефицит, - сказала Анна.
- Я все время думаю о том, зачем ко мне подходил Пухов?
- сказал я ей.
Мы выпили по рюмке коньяка и с удовольствием вонзились в шашлык "Дружба" - жесткий, переперченный, острый, похожий на любовь, неразделенную любовь.
Вернулся официант и протянул мне коробок спичек.
- Спасибо, - поблагодарил я его. Взял картонную коробочку и обратил внимание, что на этикетке все тот же Циолковский на фоне музея космонавтики в Калуге.
Я взял официанта за рукав, не давая ему снова покинуть
нас, и спросил:
- Скажите, эти спички продаются везде в городе?
- Да нет, это нам на той неделе из Каспийского пароходства, из орса завезли.
- Скажите, а рыбинспектора Пухова вы знали? Официант насторожился и осторожно высвободил свой
рукав.
- Знал. А что?
- Он у вас на этих днях был?
- Вообще-то был, недели две назад.
- А после этого?
- Нет, не был, - твердо покачал головой официант.
В моей комнате - чистоплотное запустение казенного дома. Кочевая необремененность никакими приметами обжитости. Только белые занавески на пыльных окнах, отпертый чемодан в углу на полу и портфель-дипломат на столе. Кроме них, ничто не свидетельствовало о том, что здесь кто-то живет. Это нехорошо. Когда я вошел сюда несколько дней назад, под окном валялись засохшие листья с тополей - их еще с осени занесло сюда через неплотно прикрытую форточку. Форточку прикрыли, слегка протерли пыль, и я поселился.
А сейчас уже весна, преддверие лета! Вернувшись домой, как я мысленно называл уже свою пристройку, я заварил крутой чай. И выпил его. Погасил свет. Ладно! Теперь мне жить тут. Вряд ли жена примчится когда-нибудь, чтобы делить со мной радости синекуры. Она вообще-то человек стойкий, с юмором и трудностей никаких не боится, так она, во всяком случае, говорит... Но беда в том, что она не любит кататься как сыр в масле. Не пробовала наверняка. Наверное, она не ощущает себя в должной мере сыром. И у меня нет духа даже предложить ей это сказочное наслаждение. Ладно, бог с ней. Пока мне даже одному лучше... Обычно, доходя до этой мысли, я понимаю, что сейчас усну. Что-то прошуршало под шкафом, я мгновенно пробудился. Как женщина, которая может спать во время артиллерийской канонады, но мгновенно просыпается, стоит только ее ребенку пошевелиться, - так и я во время сна ориентирован на едва слышные шорохи и царапание. Крыса!
Несколько секунд лежал я, представляя, как мерзкая хвостатая тварь быстро, бесшумно пролагает путь по комнате.
Я не считаю себя трусом и, увидев ночью подозрительные личности, идущие мне навстречу, хладнокровно решаю, как действовать. Но мысль о крысе вызывает во мне настоящую панику. Тварь эта вырастает в моем воображении до размеров доисторического животного. Не оттуда ли, из глубины веков, от наших пещерных предков, эта не поддающаяся контролю разума удивительная реакция? Ведь крыса - многократно уменьшенная копия древнего ящера с его огромным мощным хвостом.
Прыжок! Вот она уже поверх стопки моих неразвязанных книг, оттуда - на письменный стол. Теперь она уже на уровне подушки, рядом со мной. Мысль, что между нами никакой преграды и ее колкая серая шерсть, когтистые лапки или голый шершавый хвост могут сейчас коснуться моего лба, заставляет меня буквально похолодеть.
Так проходит несколько долгих неприятных минут. Но шорох больше не повторяется. Крыса ушла.
3
Когда я вышел из дома, то увидел, что "Нива", которую я вечером припарковал под окнами, унизительно скособочилась на правую сторону. Оба правых колеса были проколоты.
Я постоял на дороге в некоторой растерянности, бесплодно раздумывая о том, зачем и кто могэто сделать.У машины был жалкий вид, как у собаки с перебитыми ногами.
Я спустился вниз по улице до площади, и около приюта для стариков меня догнал похоронный желтый автобус. Я махнул рукой, и он готовно остановился. Я влез внутрь и подивился тому, что для маршрутного автобуса даже никто не постарался сделать нормальные лавочки поперек салона, здесь сиденья были как в обычном похоронном катафалке, вдоль бортов.
Странная жизнь. И надо было вписываться в ее реалии. Не спрашивая меня, водитель автобуса через несколько минут притормозил около здания прокуратуры. Все тут действительно знали друг друга.
В приемной меня встретил Бала.
- Вы еще не знаете новость? Мазута задержали городские... Так до дома и не добрался...
- Потом-то отпустили? - Я посмотрел на своего помощника.
- Получилось так. Патруль увидел его на пристани. Привез в отделение милиции... - Бала опирался на сейф, я подозревал, что, несмотря на молодость, моего помощника мучает радикулит. Он и со стула приподнимался в два приема - привставал, затем начинал разгибаться. - Мазут сослался на вас, но ему не поверили. Позвонили дежурному...
- Но после этого-то отпустили?
- Сообщили в областное управление внутренних дел, в обком. Кто-то передал Первому, что водный прокурор отказал в санкции. Митрохин позвонил прокурору области...
Я почувствовал себя мальчиком, которому взрослые публично приказали выйти из-за стола.
- При чем здесь прокурор области? Речь идет о преступлении, отнесенном к компетенции водной прокуратуры... Бала хмыкнул, но это было скорее от растерянности:
- От территориальной милиции прямой путь в территориальную прокуратуру. Митрохин работает с нею в контакте. Они до нас вели все дела о браконьерах.
- Что с Касумовым?
- Прокурор области арестовал Касумова на четырнадцать суток.
- Беззаконие... - Надо было ехать в прокуратуру Восточнокаспийской области, но на девять было назначено оперативное совещание. - Народ подходит? - спросил я.
- Почти все здесь. Курят.
Оперативное совещание прошло под знаком ареста Мазута.
Начальник рыбинспеции Цаххан Алиев не скрывал удовлетворения:
- Мазут - бродяга, бандит, Игорь Николаевич, - несколько раз повторил он. - Злостный рецидивист-браконьер. Пять раз за браконьерство привлекали... Главный враг Сережки Пухова был на этом участке... Все знают!
- Не фантазируй! - неожиданно откликнулся дремавший Бураков. - Не был он враг Сережки! Мазут браконьерствовал. Сережка ловил - вот и вся вражда!..
- Да ладно! Много ты знаешь! Спишь, и спи! Тебе бы главное - поменьше шевелиться... - махнул на него рукой начальник рыбинспекции.
- Когда шевелишься больше чем надо - суета одна получается, - ответил, не открывая глаз, Бураков. - А ты что, Алиев, всерьез подозреваешь Мазута?
- Никого я не подозреваю, - сердито буркнул Алиев. - Это вам надо подозревать или оправдывать. Но знаю, что воевали они всерьез...
- А ты в курсе, что Мазут вытащил Пухова из воды, когда он чуть не утоп у банки Зубкова?
- Ну да, вытащил! До этого Сережка два часа на моторе гонял за ним, пока Мазут его на камни не завел! Если бы Сережка утонул тогда, Мазуту срок обломился бы, как из аптеки!
- А кто узнал бы про это? - сонно поинтересовался Бураков. - Людей там не было!
- Были! Монтажники из Нефтегаза...
Говорили громко и много - не по делу. Но скольких я видел в жизни следователей и прокуроров, криминалистов и оперуполномоченных - толковых, юридически грамотных, - которые за всю свою деятельность никогда не раскрыли ни одного убийства!