Старик послушался, и Рыбка нырнула. Что там происходило с удом, то скрыто водами. Может быть, обошлись с ним, как с обычной крупной наживкой. А может, просто хвостиком махнули.
   Однако вышел уд с такими параметрами и качествами, что старик стал протирать глаза фланелевой тряпочкой.
   К царицыному дворцу он пришагал достойной поступью, опираясь на посох. Огладил и развел напополам потемневшую и загустевшую бороду.
   - Пущай государыня примет, - велел он страже, крестя караульные лбы. Доложите: Распутины мы.
   23. Знания умножают печаль
   Шляпа-колокольчик валялась на полу; сиреневый галстук был плотно закручен вокруг тощей, немытой шеи.
   - Где ты держишь сейф? - задал вопрос Первый.
   - Не знаю, - прохрипел человечек, привязанный к стулу.
   - Хорошо. Я задам другой вопрос: где ты держишь ключи от сейфа?
   - Не знаю...
   - Когда состоится собрание акционеров?...
   - Не знаю...
   - В какой стадии находятся переговоры с интересующими нас партнерами?
   - Не знаю...
   - Давай сюда паяльник, - сказал Первый. - Включи утюг. Пристегни его к трубе. Засунь ему галстук в пасть. Лживая рожа! - Первый размахнулся и свалил человечка на пол вместе со стулом.
   Второй - такой же бритый, как Первый - уже подключал паяльник и утюг.
   В коридоре послышались веселые голоса и дружные шаги.
   - Рвем отсюда когти, - прошипел Первый.
   Оба выскочили за дверь, успев одновременно бросить взгляд на привинченную к ней табличку. Они свернули за угол и остались незамеченными
   Дверь распахнулась; вошли, оживленно беседуя, Доктор Пилюлькин, Пончик и Цветик. При виде паяльника, утюга, пятен крови и связанной жертвы они вдруг истошно завизжали.
   Бритые бежали по булыжной мостовой.
   - Связь плохая, - бурчал на бегу Первый. - Не разберешь - Знайка или Незнайка... Хрипит, шумит, воет...
   - Да, хреновая связь, - согласился Второй.
   Их направили разобраться сугубо к Знайке, который успел сделаться председателем ООО "Солнечный Город" и уже выпустил акции, подкрепленные реальными участками на Луне.
   24. Золотушка
   У Короля с Королевой было три сына. Двое уже поженились и своими королевствами обзавелись для междоусобных увеселений, а младший Принц все страдал. По причине перенесенной в детстве золотухи все его так и звали: Золотушка. У него были плоские шутки и недержание мочи. По этому случаю Король затеял бал.
   Перед балом Принц, которому Король, не сыщи тот себе невесту, посулил "После бала", сидел, горевал, мрачно скабрезничал и недержался.
   Внезапно ему явилась фея, которая сказала:
   - Мне жаль тебя, Золотушка. Все будут в красивых нарядах, напудренные, надушенные, нарумяненные, а на тебя, страшного, никто не посмотрит. Я сделаю тебя настоящим красавцем, но только до полуночи. В полночь ты должен покончить и с помолвкой, и с энурезом. И побольше молчи. Иначе все снова сделается мерзким и отвратительным.
   Фея дотронулась до принца волшебной палочкой, и тот приобрел аполлонически-дионисийские черты.
   Когда на бал прибыла знатная дама с дочкой на выданье, Золотушка не отходил от нее ни на шаг. Он даже, напрягшись, пообещал юной деве вечную любовь на земле. И вдруг увидел, что на часах уже без одной минуты двенадцать.
   - Мне нужно в туалет! - закричал он и пустился бежать по лестнице. Один сапожок соскользнул с его затянутой в лосину ножки. И это было все, что осталось от прекрасного Золотушки. Поэтому он, не в силах смириться с судьбой, ушел из дворца и даже не оставил записки.
   Но мама с дочкой цепко взялись за дело и начали разъезжать по городу, возя с собой сапожок. Король с Королевой выделили им в помощь церемониймейстера, ибо тоже имели свой интерес. Король назначил молодоженам, буде найдутся, награду в географическом исчислении.
   Каждому встречному они примеряли сапожок, но тот не налезал. Наконец, переехали гнусного, покрытого язвами, ничему не обученного недотепу голубых кровей, который был бос на одну ногу. А на второй красовался грязнющий башмак. При виде знатных дам бродяга сразу же обмочился, но дамы задрали подолы и все же примерили сапожок. Он пришелся в самую пору!
   Через минуту из кареты неслось радостное гоготание. Прохожие зажимали носы. Карета летела и постепенно превращалась в тыкву.
   25. Инкогнито из Петербурга
   - Все будет по-прежнему, - приговаривал медведь, изучая руины Теремка и прикидывая размеры освободившегося участка. - Заживем еще лучше. Мы построим новый Теремок. Я тут лес держу. Я, вообще, хотел подпалить, но дай, думаю, сяду...
   ...И новый Теремок начал расти, как на дрожжах. Медведь похаживал да порыкивал на таджиков, которых набрал на станции. Он не отнимал от уха лапу, отдавливая его мобилой.
   Приезжали грузовики, приползали бульдозеры. Замешивался и густел бетон, росли кирпичные стены, в ближайший пруд выдвигалась купальня с сауной. Скоро Теремка было не узнать: красный, кирпичный замок с башнями - такой настоящий, что петушок отказался от внутренних покоев и вызвался жить на самой верхотуре, флюгером. Были шпили, были окна с мозаикой, были ворота с фотоэлементом и подземный гараж, а медведь все названивал, и вот уже привозили антикварную мебель, натирали полы. Глупый зайчик носился со щеткой.
   Лисичка-сестричка, глядя на все это дело, сказала волчку-серому бочку:
   - А ведь нам полагается компенсация. Денежное вознаграждение. Попроси-ка у него телефон.
   И позвонила куда-то.
   Все собирались чаевничать в готовом уже Теремке, но тут в просторную горницу, давя сапогами лягушку-квакушку и мышку-норушку, ворвались вооруженные бронированные чудовища в масках.
   - Всем лечь! Всем к стене! К стене, косолапый, лапы раздвинь, - и сапогом между лап, с медвежьей спины. - Налоговая полиция.
   Следом чинно вошла птица-Секретарь из Петербургского Зоопарка.
   26. Инородное тело
   Лейтенант криминальной полиции упер руки в боки.
   - Итак, вы продолжаете утверждать, что проглотили Солнце?
   Очень тучный, убитый горем джентльмен в наручниках и пиджаке в елочку, закивал наголо обритой головой.
   Второй полицейский толкнул первого локтем:
   - Почему он в браслетах?
   - Приставал к прохожим, - пожал плечами тот. - Падал на колени. Сопротивлялся при задержании.
   - Пригласи психолога, - посоветовал второй.
   Но кругленький психолог уже входил, сияя ярче проглоченного Солнца и показывая, что без труда сумеет его заменить. К тому же он был лысенький, да еще в пигментных пятнах.
   - Ну, что у нас? - воскликнул бодрячок с порога. - Вы проглотили Солнце? Но как же? - он указал на окно. - Оно же светит! Вы же видите очень светло и жарко! Полдень, isn't it?
   - Я проглотил Солнце, - заплакал тучный арестант.
   - Но не Лектор же ваша фамилия, - усмехнулся психолог. - Да и тому такие подвиги были не по зубам. - Он пожал плечами и обернулся к полицейским:
   - Два пальца в рот?
   - Только не здесь! - отшатнулись те.
   - Но у вас же есть помещение для усиленного допроса...
   - Да, там можно, - согласился первый полицейский.
   - И закажите рвотного, и воды, - распорядился психолог.
   Когда в холодной комнате без окон, из железа и камня, все было готово, с задержанного сняли наручники, пиджак; дали выпить большую бутыль воды и четыре таблетки.
   - Меня нарекли Крокодилом, - всхлипывал тот. - Еще вчера. А утром...
   Вдруг он повалился на колени и полез рукой в рот. Психолог победоносно отступил.
   - Учитель... - объяснял толстяк между спазмами. - Скаазал мне сегодня на заре...
   - Это секта какая-то, - догадался психолог.
   - ...сказал, что он, раскладывая камни в саду камней....там даже бродят ручные медвежатушки-толстопятушки... допустил непростительную ошибку...
   Рвота началась, и полицейским забрызгало брюки.
   - Смотри, - прошептал первый, - указывая на что-то белое, тряпочное, вылезавшее из безутешной пасти нареченного Крокодилом, и эта тряпка чуть не задушила его, пока не выползла вся: грязная, наголовная повязка с красным кругом.посередине.
   Тучному стало легче, и он заговорил живее:
   - Желая исправить ошибку... меееее.... он произвел харакири... предварительно взяв с мееееееееня клятву... вобрать его, мое Солнце, в себя, и перед этим отсечь голову... И я ел, ел, и ел... мое Солнце...
   - Гляди, гляди, что из него прет, - шептали полицейские. Но речь уже шла о психологе, которому тоже стало дурно, так что наружу выходило еще худшее. Незадолго до прибытия он успел плотно перекусить в Макдональдсе.
   27. Как Львенок и Черепаха все-таки спели песенку
   Черепаху не пускали на нудистсткий пляж.
   - Снимите панцирь, - говорили ей.
   - Я не могу, - всеми силами оправдывалась Черепаха.
   Львенка не пускали по причине его очевидной возбужденности.
   - Такому нельзя.
   - Да у меня приапизм с колыбели, - втолковывал Львенок. - Куда же мне деваться? Я лягу на живот и выдолблю ямку.
   - А вон холодное ведро, - предложил сторожевой бобер, вялый по всем параметрам. - Окуни в него.
   - Ну да, мало ли кто туда окунал? - возмутился Львенок. - Лечись после твоего ведра!
   Бобер пожал плечами. Львенок повернулся к Черепахе:
   - А пойдем на простой пляж, там пусто, я знаю место.
   - У меня и пузырь есть...
   - Мы сейчас песенку споем...
   - Ты меня покатаешь?
   - Ну а почему бы и нет?
   - Тогда запевай.
   - Я на солнышке лежу...
   - Нет, ты возьми выпей и запей, а потом пой.
   - Ну их к чертовой матери.
   - Кастраты.
   - Импотенты.
   - Эксгибиционисты.
   - Тут вообще все скоро коттеджами застроят, я читал. Вот они запоют!
   - А что такое этот твой приапизм?
   - А это когда никогда не падает.
   - Здорово как!
   - Да я им наврал. Он еще как падает, потом покажу.
   Имя той черепахе было Тортилла. Не найдя себе места среди нудистов, она в итоге, рассорившись со Львенком, обосновалась в пруду и триста лет заманивала туда длинноносых юнцов, соблазняя их золотом. Один ее прямо-таки разнежил, и она расщедрилась.
   28. Коридоры власти
   На деревне ростом в одну избу не было председателя, а из своих выбирать - вольнодумно, да и завидки берут, как показало личным примером приглашение Рюрика.
   При таком-то большом хозяйстве и масштабе кандидатур, Бабка и Дедка отправили по голубиной почте берестяную грамоту. Обратились за советом к берегу Туманного Альбиона, где Рюрик не Рюрик, а все же правит полуправдоподобный Король Артур. Короля Артура вытащили прямо из-за Круглого Стола, где он со своими рыцарями развлекался игрой в "хмурые лица". Из-под Стола доносились чавкающие звуки неизвестной в истории дамы сердца, а может быть, сердца и прочего шута, однако адресата этого чавканья так и не удавалось установить благодаря легендарной выносливости рыцарей. И сам Артур, над которым и чавкали, удачно замаскировал августейший оргазм восторгом при виде письма от голубя.
   Итак, иноземец Артур, призванный стариками в председатели, прибыл и крепко задумался. Быть председателем ему не хотелось, он видел одноименный фильм. Он припомнил, что достойнейший - то есть он сам - во время оно выдернул из камня волшебный меч, который больше никому не давался. Меча, однако, не нашлось.
   - Мы воспользуемся подручным демократическим ресурсом, - сказал Артур, поглядывая на исполинскую Репку.
   - Меч-то, - скрипел Дедка, - спит себе поперек какого-то тоже спящего богатыря, невесть где лежащего, а если Кладенец - так тот за семью печатями, и его охраняет Кащей.
   - Дергаем Репку! - распорядился Король Артур.
   И огородная процедура началась согласно общеизвестным фактам. Так появилась Королева Мышильда, которая натворила много мелких пакостных дел, а после, от бескормицы, вообще сбежала на запад, где нажралась радионуклидов из лаборатории профессора Рунге и породила трехголового огнедышащего урода Летучего Мыша с саблей, Мышиного Короля-Горыныча, который и погубил бы Русь, когда бы не Штирлиц и не Щелкунчик, да и Муромец помог. Его, между прочим, избавили от паралича немецкие аналитики-диссиденты. А дальше и вовсе все сделалось нипочем, когда Володимир на Володимере, да Володимиром погоняют. Потом меняются.
   29. Королевская Битва
   сказка-фэнтэзи
   - В этих снегах полным-полно троллей, - буркнул Леголас. - А между тем уже смеркается.
   - Разведем костер, - отозвался Гимли. - И никогда не забывай, что мой топор всегда при мне.
   - Как и мой лук, - согласился Леголас.
   Арагорн провалился ухом в глубокий снег и прислушался. Он слушал долго, и, когда поднялся, лицо его искривилось в горькой улыбке.
   - Они уже близко. И мне обеспечен средний отит.
   - Тебя исцелит Арвен, - успокоил его Леголас. - Или - как там у вас, у людей, выражаются: на худой конец - Галадриэль.
   - Будет битва, - Арагорн обнажил клинок, а Гимли тем временем развел огонь.
   Вскорости костер заполыхал, зато среди снежных отрогов сгустилась тьма.
   - Тени ползут! - вскричал Леголас. - Это тролли!
   Звякнула тетива, и первая тень опрокинулась со стрелой в левом глазу, не разбиравшем бревна, но разбиравшем соломинку. Вторую тень молча перерубил топор гнома, а меч Арагорна рассек остальных.
   Гимли подкинул дровишек, стало светлее.
   - Стойте же, - устало сказал Арагорн, созерцая вражеские трупы. - Это же Мумми-тролли.
   - Был бы с нами Гэндальф, - всхлипнул Гимли.
   На свет костра из леса бесшумно выплыла массивная, грузная Морра. И села.
   30. Кот и Лиса
   сказка-приквел
   Старого и дряхлого Кота, который и в молодости палец о палец не ударил, прогнали в лес, где он мгновенно напоролся на Лису. Та, существо неразборчивое, думала было воспользоваться его немощью и сожрать, но решила иначе.
   Спрятала Кота в дупло огромного дуба так, чтобы только сверкали оттуда желтые, дьявольские глаза, и оповестила окрестную фауну о появлении в этом дупле страшного Зверя со страшными планами.
   - А звать-то его как? - тревожно спросил Медведь, почесывая в затылке.
   - А у него нет имени, - подбоченилась Лиса, - у него есть число 666, а еще он играл в рок-группе "Коррозия металла". Имея мудрость, сочти: 666...
   - Ма-а-ало, ма-а-ало! - заурчал призрачный Кот.
   - Молчи, придурок, -шикнула на него Лиса. - Ровно, сколько надо...
   - Ма-аа-ло!... - горели глаза.
   Это Медведю казалось что "мало", что жертвы требует Зверь, а тот ничего не ребовал, просто мяукал от голода.
   Лиса продолжала:
   - И он нуждается в дани, поклонении, и никого не помилует - ни малых детушек, ни взрослых зверушек...
   - Хуже Тараканища? - спросил Медведь, ища подслеповатыми глазенками Воробья-консультанта. Но даже Воробей, который все слышал и побаивался жителей дупла, куда-то запропастился.
   Лиса лишь усмехнулась и добилась обратного результата: вся живность, напуганная жутким числом Зверя, попряталась кто куда, чтобы питаться привычными припасами: сосучими лапами и целлюлитом.
   И этой парочке стало вовсе нечего жрать, так что они передрались в дупле, но Кот оказался еще довольно силен, и Лиса позвала его побираться. Но за бродяжничество у нас, в Советской стране, очень строго наказывали, так что их выслали за бугор, в Италию, где правило муссолини по прозвищу Карабас-Барабас и все было хуже некуда. Там-то они и назвались Базилио да Алисой. А всех хороших, благодаря знаменитому папе Карлу, переместили к нам: жить, поживать, и добро пожинать.
   31. Красная Простыня
   сказка-реклама
   По радио сказали:
   - Красная Простыня идет по твоей улице.
   Девочка задрожала и задернула шторы.
   Радио не унималось, а выключать его девочка не умела в силу личностных изъянов и недоделок. По тем же причинам его включали мама и папа.
   - Красная Простыня приближается к твоему дому, девочка.
   Девочка вскочила с постели и проверила, крепко ли заперта дверь.
   Но радио лишь усмехнулось:
   - Красная Простыня проползает под дверью в щель, девочка.
   Девочка укрылась одеялом с головой.
   - Я уже здесь, девочка, - Красная Простыня колыхалась посреди комнаты.
   - Зачем ты? Почему ты красная? - взвизгнула девочка.
   А Красная Простыня ей сказала:
   - Я от Федоры. Читала? Я вижу, что читала, вон книжка лежит. Я улетела. А у Федоры - критические дни.
   Радио (бодро): Федора! Купи прокладки олвиз инвизибл! Только не разбрасывай их, где попало, а не то, если разбегутся, выйдет настоящая страшная сказка! И смело отправляйся в спортзал, ты еще успеешь.
   32. Краткий курс ГКЧШ
   Молодость Гены, Чебурашки и Шапокляк пришлась на движение хиппи. Они считали себя цветами жизни и проповедовали свободную любовь. Они призвали матерого хиппана Чандра, льва, с уже седеющей гривой и хайратником, которым тот пользовался как жгутом при внутривенных вливаниях. И другие отбросы пришли забивать туда косяки и рассуждать о преимуществах буддийского мировоззрения. Они затеяли выстроить коммуну и жить в ней всем кагалом; они строили ее и, наконец, построили, на чем и обрывается официальная версия. Фальсификаторы истории подали это событие под видом финала, но это был, как сейчас принято выражаться, приквел.
   Вскоре приехал бульдозер - тот же самый, что сносил абстрактную живопись, и ихнее сооружение тоже снес до самого основания, благо держалось оно на соплях, а затем хиппи подверглись преследованию: Льва Чандра посадили в клетку, где внутривенные вливания продолжились, но уже совершенно другие; Шапокляк к тому времени успешно сожительствовала с Геной и Чебурашкой, так что от этого триумвирата у нее родился урод: крыса Лариска, которую было стыдно кому показать и приходилось держать за пазухой вместо камня. Все они перессорились, ибо и Гена, и Чебурашка наотрез отказались от отцовства, когда на суде их спросили, в чем, собственно говоря, дело. Гену за тунеядство приговорили к исправительным работам в Зоопарке в должности Крокодила, где он написал множество прекрасных стихов, но их так и не издали, потому что Гену не высылали за границу. Зато выслали Чебурашку подальше, в пески, однако он сбежал с поселения в ящике с апельсинами. Он бомжевал в телефонной будке и по телефону же хулиганил, вызывая милицию, пожарных и скорую помощь - это была его месть государству за потерянных товарищей и погубленную идею. Он активно искал друзей, чтобы возобновить хоть какой-нибудь конкубинат, и очень тосковал по Шапокляк, ибо в глубине души знал, что в Лариске доминантными были его, а не генины, гены, да и не было гениных в Лариске. Он даже заявился к Шапокляк с украденным апельсином для дочери, но та не пожелала его видеть, сказав что-то странное про какие-то помидоры, которые увяли, и выставила за дверь.
   Тогда он разыскал Гену, и с тем оказалось легче и безопаснее, ибо родиться от них уже ничто не умело. Шапокляк же затаила злобу на обоих и строчила доносы в милицию - надо признать, не беспочвенные: за уничтожение трансформаторной будки, за перекусывание корабельного якоря, за диверсию на химическом производстве. Но бюрократы не приняли никаких мер, да и Гена с Чебурашкой прикрылись пионерской символикой и стали маршировать, якобы, в ногу. Одновременно они диссидентствовали и вскорости примирились с Шапокляк, которая возглавила крайнее левое демократическое крыло. Конкурентов не щадили.
   - Это я, Эдичка! - широко улыбнулся Крокодил Гена с порога, разинул пасть, и одним конкурентом стало меньше.
   Да и с бомбистами познакомились в Подмосковье, соблазненные тортом.
   33. Крестный отец
   Папа Карло, не думая больше о друге Джузеппе, который мочился в шарманку на манер обезьяны вот уже год, как пропитой, выхлебал стакан и поплелся к поленнице. Ему почудилось, что какое-то полено обратилось к нему по имени, и очень кстати, ибо папа Карло успел позабыть свое имя.
   Он приник ухом к дровам и, не тревожась о занозах и ссадинах, поплелся от бревнышка к бревнышку. Огромный зеленый сверчок показал ему средний палец; папа Карло ответил ударом по личному бицепсу. Джузеппе спал, слушая во сне влажные звуки шарманки, да звон посуды.
   Зов повторился; папа Карло углубился в поленницу и разорил ее всю. Он часто падал и набивал себе шишки, в которых позднее обвинял Джузеппе. Говорящего полена все не было. Карло добрался до задней стены, где с изумлением увидел очаг с котелком на огне.
   "Какой-то холст", - подумал папа Карло, еще не настолько очумевший, чтобы принять за действительность вымысел. Вот голоса он слышал доподлинно, это да, и довольно исправно.
   Карло взял холст. Тот был очень старый. Внизу было написано: "Ночной Дозор". Рембрандт.
   ...Через несколько месяцев Карло, так и не поняв, откуда у него взялся этот холст, выручил за него на аукционе Сотби солидный миллион, да еще и не один. Он приобрел театр, вернулся к поленнице как был, в смокинге и цилиндре, и начал метить бревна черной краской: "Буратино", "Пьеро", "Мальвина", "Артемон", "Арлекин". Себе же, как владельцу и директору театра, он отрастил бороду и взял сценический псевдоним Карабас.
   А затем и вовсе поменял свое имя Карло на более звучное Корлеоне, обзавелся крепкой мужской семьей и отбыл за океан.
   34. Крот и Дюймовочка
   Жаба и Крот залегли в высокой траве невдалеке от дома, где жила одинокая и бездетная женщина.
   - Темень какая, - пожаловался Крот. - Ни хрена не видать.
   - Очки надень, - посоветовал Жаба. - Вон они, видишь? Целая грядка.
   Крот отмахнулся от какого-то предмета.
   - И летает какая-то нечисть. Не то жуки, не то светлячки. На человечков похоже.
   - Не надо ширяться перед важным делом. Еще не то померещится. Давай, поползли! Ты что сюда, жениться пришел? - Жаба кивнул на окно бездетной женщины.
   Перемещаясь по-пластунски, они внедрились в траву и скоро уже были на огороде.
   - Вот они, - прошептал Жаба. - Просто праздник какой-то!
   Крот всматривался в темноту, пытаясь сосчитать маковые головки.
   Жаба достал бритву и бинт, Крот сделал то же.
   - Ща мы их покоцаем, - прошептал он. - Ща мы им целки попортим.
   - Может, сгребем все, высушим, да кукер сварим? - озаботился Жаба. Чтоб не возиться.
   Крот подслеповато и презрительно уставился на него.
   - Кукер - это же грубо, чувак! Это мутный приход! Сварил, заглотил. Нет, нам нужна чистая, прозрачная тяга...
   Он привстал и сделал несколько надрезов на маковой головке. Выступил белый сок; Крот аккуратно собрал его на край бинта, подвернул и перешел к следующему цветку.
   Жаба, не боясь старой бездетной женщины, встал во весь рост и трудился, слегка пригнувшись.
   - Тю! - присвистнул Крот, отнимая бритву от головки. - Смотри, чего у меня.
   Вышла луна. Жаба и Крот смотрели на кровавую росу, проступившую из надрезов.
   - Знаешь, я однажды варил герыч, - возбужденно заговорил Жаба, - так у меня получилось красное. Я им ширнулся, так перся потом часов двенадцать. Может, тут чистый герыч скопился.
   - Герыч не красный, - пробормотал Крот. - Но раз ты перся...
   Он нанес еще несколько ударов бритвой, и темная красная жидкость хлынула ручьями.
   - Собирай, чего ты ждешь, стечет все, - зашипел Жаба.
   Крот собрал жидкость на бинт, подвернул край и притянул к себе следующую головку.
   35. Крошечка-Гаврошечка
   сказка-легенда с лингвистическим уклоном
   Поражая Париж бородами, палашами и есаулами, русские казаки, в компании с драгунами, гусарами и уланами не только приговаривали свое "бистро-бистро", давая название будущим отечественным будкам с подачей люля, люлей, шавермы и прочей арабской алькаиды, но и пользовались, по праву победителей и оккупантов, услугами местного населения. Они не забывали ни пограбить при случае, ни поприжать кого по углам на вымученных мешках.
   Однажды русские солдаты свели у мельника огромную корову - гордость, оплот и опору семьи, как тот выразился в ответ на требование снабдить войска провиантом. Так вот: корова эта была столь огромна и тучна, что одна из хозяйских дочек, справедливо опасаясь фронтовой полигамии с харрасментом, упряталась ей в ухо и объявилась наружу лишь при разделывании туши на гуляш и бефстроганов.
   Наверное, подобное сокрытие - элемент коллективного бессознательного, юнговский архетип.
   Солдаты не тронули ее - лишь подивились пропорциям, да вспомнили о русской народной Хаврошечке, тоже не чуждой отоларингологии.
   Это имя впоследствии укоренилось; им стали обозначать самых отчаянных сорвиголов, потому что голову с коровы отчаянно срывал целый взвод летучих гусар.
   Парижскую Хаврошечку отпустили, предварительно угостив военно-полевой кашей, да увесистым шлепком по заднице. И позабыли о ней точно так же, как о своем привившемся "бистро" - иваны с манкуртами, не помнящие родства.
   Зато Гаврош, сраженный на баррикаде, весьма удивился бы, узнав о славном происхождении своего имени. Пожалуй, что и обиделся бы: такой был шустрый, что не то чтобы в ухо - куда угодно мог пролезть сугубо физиологически, заслуживая многих титулов, как это принято во Французской республике.
   36. Лепунюшка
   Жил-был один старик, и не было у него детей. Ну, в самом деле - откуда бы им у него взяться без старухи, которую он давно похоронил в разбитом корыте. Чтобы у деда завелись дети, обязательно нужна старуха. Ведьма какая-нибудь.
   Но вдруг появился один: вчера еще не было, а сегодня - тут как тут. Крохотный, с половинку ногтя, в рубашонке с пояском, в лаптях, под горшок стриженый. Бегает, и болтает, и лепит, короче, и лепит, и лепит что-то без умолку, так что деду даже прикрикнуть на него пришлось: цыц! Хотя и рад был дед - все-таки живая душа! А это была не живая душа, это был бес. Ребенку ясно, но деду не ясно. Слушал себе новоявленного сынка, нарек Лепунюшкой. Лепунюшка ввернется деду в волосатое ухо и поучает.
   - Тормози лапти, - не выдержал дед. - Мне пахать пора.
   - А я, батя, сам и вспашу! - вскинулся Лепунюшка.
   - Ты? Такой махонькой? Да куда тебе!
   Тот, ни слова более не лепя, побежал, ввернулся лошади в ухо и принял командование. Дел в окно глядит, глазам не верит. И не нарадуется глазам, что видят еще.