Глаза Дарл оставались суровыми, но в них сверкали слезы. Она молча кивнула и повернулась к Эли. Когда она посмотрела на него, ему показалось, что его сердце сейчас разорвется от досады. Господи, о чем она думает? Почему отталкивает его и отрекается от самой себя?
   – Делай то, что считаешь нужным, – произнесла Дарл. – Но я не могу помочь тебе.
   Она повернулась и пошла прочь, и Эли не стал ее удерживать.

Глава 16

   Лос-Анджелес казался горячим, дымным сновидением за стенами темной студии, где Карен извивалась на капоте сверкающего черного «Ягуара». Камера фиксировала каждое ее движение. Вокруг нее десяток полуголых танцовщиц двигали бедрами под звуки рэпа.
   – Снято! – рявкнул режиссер. – Вот дерьмо, – пробормотал он себе под нос.
   Хореограф, мускулистая нигерийка с цветастым тюрбаном на голове, принялась отчитывать девушек за ошибки в движениях.
   – Все, делаем перерыв, – разрешил режиссер. Карен сползла с низкого спортивного автомобиля, предоставленного компанией в целях рекламы, и медленно прошла через группу девушек. Она была вся в поту, к горлу подступала тошнота. Ей казалось, что ее грудь, вываливающаяся из кожаного мини-платьица в обтяжку, накачали воздухом и она вот-вот лопнет. Подол кончался так высоко, что Карен чувствовала, как ветер от вентиляторов на сцене гуляет по ее ягодицам.
   – Мисс Мыльная опера у нас чистюля, каково ей такое выслушивать! – прошипела одна из девиц достаточно громко, так что Карен не могла ее не услышать.
   Прижимая руки к животу, она прошла мимо, отчетливо сознавая, что все танцовщицы – негритянки, латиноамериканки и белые – смотрят на нее, как ястребы на добычу. «Ты, желтая сука, Крутой Ти бросил тебя, и мы об этом знаем!» Они этого не говорили, но определенно так думали.
   Все они смеялись над ней – им казалось, что она отчаянно пытается снова привлечь к себе внимание Крутого Ти. Мисс Мыльная опера решила сняться в видеоклипе! А на самом деле это Карен бросила его несколько недель назад – сразу после того, как он ударил ее в первый и в последний раз. К сожалению, на пике их короткого романа она пообещала повилять задом в его клипе, и он заставил ее подписать контракт. Слава богу, этот тип не явился на съемки и не стал свидетелем ее унижения. Пусть себе тешит свою гордость короля подворотен! Карен хотелось только одного: поскорее закончить с этим и обрести хоть немного покоя.
   Она пустилась бежать по темному коридору, влетела в крошечную гримерную, где переодевались участники съемок, и ее буквально вывернуло наизнанку. К счастью, в гримерной оказалась раковина. Карен прополоскала рот и посмотрела на себя в крохотное зеркало. А ведь ее агент предупреждал, что не стоит связываться с Крутым Ти! Мало того, что за ним числился длинный список правонарушений, а его клипы были просто непристойными, по-настоящему грязными. Продюсеры «Соблазнов» пригрозили выгнать ее из сериала, если она появится хотя бы в одном из них.
   – Зачем я это сделала? – спросила Карен свое отражение.
   «Затем, что тебе хочется вырваться и ты ненавидишь свою жизнь».
   Она вышла из гримерной и остановилась в коридоре, прижавшись спиной к стене. Голова у нее кружилась, на лбу выступил холодный пот. Внезапно рядом раздался мелодичный мужской голос:
   – Мисс Ноланд? Простите, что беспокою вас…
   Карен буквально подпрыгнула на месте и обернулась. Перед ней стоял приятный темнокожий мужчина со сложением атлета. «Он явно не из Лос-Анджелеса, – решила Карен. – И определенно не из шоу-бизнеса. Он выглядит как нормальный человек». Она настороженно посмотрела на него.
   – Что вам угодно?
   – Простите, что я так неудачно выбрал время. Вы больны? Могу ли я вам помочь?
   Его мягкий акцент убаюкивал Карен, но она сразу же заметила, что к его карману не пришпилен пропуск в студию.
   – Кто вы такой и как попали сюда без разрешения?
   – Меня зовут Уильям Лейланд. Я консультант по вопросам безопасности, и у меня большие связи в охранных фирмах. Я очень спешил и поэтому не смог соблюсти все формальности. – Он помолчал. – К тому же моя жена владеет большим рекламным агентством в Вашингтоне. Она ваша большая поклонница. Она позвонила в компанию звукозаписи, и это открыло многие двери. Простите, что я вот так свалился вам на голову.
   У Карен побежали мурашки по коже. Сумасшедшие фанаты всегда сочиняют совершенно невероятные истории. Она начала потихоньку отступать по направлению к павильону, где был свет, где работали люди.
   – Я понимаю. Мы поговорим по дороге.
   – Прошу вас, мисс Ноланд, выслушайте меня. Я здесь по поручению Дарл Юнион.
   Карен резко остановилась:
   – Дарл? С ней все в порядке?
   – Да, не волнуйтесь. Ей очень не хотелось тревожить вас, но обе ваши бабушки в Бернт-Стенде попали в больницу.
   Карен окаменела, борясь со своими чувствами. Годы отчуждения не смогли остановить затопившую ее волну любви и тревоги. «Ведь они, в конце концов, были ее единственными родственницами».
   – Что с бабушкой? Как… как она?
   Уильям Лейланд обрисовал ей ситуацию. Карен привалилась к стене, пытаясь сдержать подступившие слезы. Она совсем недавно говорила с бабушкой по телефону, и та ничего не сказала ей. Бабушка всегда была чертовски гордой. «И я такая же», – в отчаянии подумала Карен.
   – Вы сможете выехать немедленно? – спросил странный посланник Дарл. – Я взял вам билет на рейс из Лос-Анджелеса. Вылет через час. И меня ждет лимузин.
   – Эй, вы там! – окликнул густой бас из темноты. Бесцеремонный менеджер с заплетенными в косички волосами помахал Карен с другого конца коридора. – Тебя ждут на площадке!
   Карен мрачно взглянула на него. «Я воспитывалась на Юге, и там люди привыкли к хорошим манерам. Моя бабушка – леди, и я тоже!» – хотелось ей крикнуть. Ее снова затошнило. Грубый тяжелый макияж щипал кожу, грудь болела, спина отваливалась. Она вдруг почувствовала, что лучшему или к худшему, но это поворотный момент в ее жизни. Дарл послала за ней, она нужна своей бабушке. У нее есть семья.
   – Мистер Лейланд, – сказала она, – мы едем домой.
   Какой же я была слепой! Теперь все встало на свои места. А ведь Эли много раз пытался рассказать мне о себе – надо отдать ему должное.
* * *
   Я пребывала в странном, заторможенном состоянии. Это было последствие шока, изумления, прозрения. Удивительная пустота – и тысячи вопросов, готовых разорвать меня на части: гнев, досада, недоумение. Я готова была сдаться, отступить, зарыдать от отчаяния. Ведь Эли не имел даже малейшего понятия о том, что я скрывала от него! Эти мысли терзали меня, но, что самое невероятное, где-то в самой глубине моего существа жила чистая, ничем не омраченная радость встречи с ним.
   – Значит, твой Соло – это Эли Уэйд, – спокойно констатировала Сван.
   Я кивнула. Я сидела в низком кресле у ее постели, ссутулившись, опустив голову. Мы были с ней одни – Матильду увезли делать кардиограмму.
   Бабушка ядовито улыбнулась:
   – Экстрасенс сказал его сестре, что в этой земле они найдут доказательства.
   Я угрюмо хмыкнула:
   – Духи решили вывести нас на чистую воду.
   Сван внезапно протянула худую, почти прозрачную руку, и ее пальцы впились мне в плечо. Тонкая трубочка, подсоединенная к капельнице, закачалась от резкого движения. Я подняла голову и наткнулась на ее суровый взгляд.
   – Что ты об этом думаешь? – Сван не спрашивала, она требовала ответа.
   – Я думаю, что должна сказать ему правду. Если он такой, каким я его считаю, он не причинит вреда ни вам, ни Матильде.
   Сван еще сильнее сжала мое плечо.
   – Что ж, давай поговорим о человеке, которого, как тебе кажется, ты знаешь. Он лгал тебе, не называя своего настоящего имени. Он пытался завоевать твое доверие, хотя уже тогда знал, что приедет в Бернт-Стенд и начнет ворошить прошлое. За эти годы он не один раз мог встретиться с тобой, но не сделал этого. Этот человек уехал из страны и стал преступником. Ты даже не знаешь, каким образом ему удалось вернуться.
   Я слушала ее аргументы и вдруг поняла, что все они не могут устоять против одного-единственного, совершенно иррационального довода: я с ним спала. Это должно было что-то значить. Самое жалкое оправдание, которое могла привести только женщина.
   – Что бы он ни сделал, что бы ни намеревался сделать, – сказала я, – он заслуживает того, чтобы знать правду.
   – Неужели? Неужели он заслужил право разрушить твою жизнь? Дорогая моя внучка, я знаю, какое зло я тебе причинила. Я знаю, что ты имеешь право ненавидеть меня. Но я понимаю и то, что воспитала сильную, гордую женщину, которая сражается за благородное дело и приносит добро в этот мир. Ты не убивала Клару. Ты не убивала Джаспера Уэйда. Если бы я только могла уберечь тебя от всего этого, сделать так, чтобы ты этого не видела и ничего об этом не знала, я бы умерла счастливой в ту же минуту. Но, как бы то ни было, тот факт, что ты знаешь все подробности, не делает тебя виновной. Если же ты расскажешь правду Эли Уэйду, а он не окажется тем исполненным благородства человеком, каким ты его считаешь, он тебя погубит. Он разрушит все. Ты лишишься уважения, как все члены семьи Хардигри, и собственного доброго имени. Больше того, ты лишишься своей карьеры, потому что твои подзащитные, помощники, судьи, пресса – никто больше не будет уважать тебя и доверять тебе. Для тебя все будет кончено.
   – Если бы я волновалась только о себе, я давно бы ему все рассказала.
   – Ладно, тогда позволь мне побыть немного эгоисткой. Если ты ему все расскажешь, это убьет Матильду. Не имеет значения, как отреагирует Эли, – она умрет только от того, что кто-то еще знает правду. И если ты надеешься, что Карен вернется сюда, то своим признанием ты оттолкнешь и ее. Если она узнает, что ее бабушка замешана в случае с Кларой, сможет ли она нас понять? Сможет ли жить с этой правдой? Сможет ли Карен испытывать к своей бабушке иные чувства, кроме жалости, смешанной с отвращением?
   Разве Карен заслужила, чтобы ее карьера рухнула? И неужели весь наш город заслуживает, чтобы было навсегда уничтожено то очарование и благопристойность, которые всегда отличали жизнь здесь?
   Я почувствовала, что меня загнали в угол, взвалили на плечи тяжелую ношу, лишили надежды.
   – Эли заслуживает того, чтобы узнать правду, – упрямо повторила я. – И этого факта ничто не может изменить.
   – Тогда пусть он сам найдет доказательства. – Я уставилась на бабушку. Она кивнула. – Неужели ты считаешь, что это имеет хоть малейшее значение? Пусть копает. Он найдет могилу Клары, но что это докажет? – Сван наклонилась ко мне. – Тело будет найдено на участке, приобретенном его сестрой в собственность. Именно там жила его семья, когда исчезла Клара. Люди окончательно убедятся, что его отец убил Клару и закопал тело. И Эли тоже придется поверить в это.
   Я не сводила с нее глаз.
   – Вы хотите, чтобы он нашел тело?
   – Теперь, когда дело приняло такой оборот, – да, хочу. Раз и навсегда будет положен конец перешептываниям об исчезновении Клары. Эли и его семья обретут некоторый покой, получив ответ на вопрос, который так долго мучил их. А мы склоним головы в молитве. – Сван откинулась на подушки, не отпуская моего плеча. – И я похороню останки Клары с куда большим почетом, чем она того заслуживает.
   – Вы уничтожили бы Эли, если бы смогли. Но я вам не позволю, – произнесла я очень медленно и тихо.
   Сван помолчала, прежде чем ответить мне:
   – Тебе придется выбирать между ним и твоей семьей. Тебе решать.
   Моя бабушка могла бы стать хорошим адвокатом.
   Но если бы она была судьей, то выносила бы только смертные приговоры. Я молчала, но она поняла, что добилась своего.
   – Я должна подумать, – наконец выговорила я. Голос Сван прозвучал еле слышно:
   – В твоих глазах невиновен весь мир, кроме меня.
   – Когда-то вы были моим миром.
   Она отпустила мое плечо. На коже наверняка остались пять небольших синяков. Клеймо Сван Хардигри.
* * *
   Томми Ракелоу когда-то был одним из самых противных мальчишек в школе. Он всегда оказывался среди тех, кто подогревал страсти, подзуживал соперников к драке, отпускал мерзкие шуточки. Эли никогда не бил его только потому, что Томми был маленького роста. Теперь ему было под сорок, как и самому Эли, но ростом он не вышел и в придачу обзавелся лысиной и пивным брюшком. Он остановил Эли на веранде, когда тот возвращался в гостиницу после разговора с Дарл.
   – Боюсь, вашим дамам придется поискать себе другое пристанище, – сообщил Томми.
   – А в чем проблема?
   – Моя жена ошиблась, когда проверяла календарь. Мы забронировали их номер для других клиентов на остаток недели. Они будут здесь уже сегодня.
   – Мои мать и сестра могут переехать в другой.
   – У нас заняты все номера.
   Эли увидел, как бегают хитрые глазки Томми, и сразу все понял. Дрожь пробежала у него по спине.
   – Ты знаешь, кто я, – констатировал Эли. Томми отступил на шаг назад:
   – Послушай, Уэйд, я не хочу неприятностей.
   – Это Сван Сэмпле приказала тебе вышвырнуть мою семью на улицу?
   – Повторяю: мне не нужны неприятности. Давай говорить откровенно. У тебя и твоей семьи вряд ли хватит денег, чтобы заплатить за проживание здесь.
   Чертова Сван! Неприятности уже начались.
   – Если ты скажешь хоть слово моей матери или сестре, я сделаю то, что мне следовало сделать, когда мы еще были детьми. Я надеру тебе задницу и набью морду.
   Томми побелел, а Эли развернулся и, не добавив ни слова, вышел на улицу. Нужно было придумать что-то и постараться переиграть противника.
   «Агентство недвижимости Бернт-Стенда». Эли скользнул взглядом по табличке и вошел в мраморный вестибюль, не потрудившись закрыть за собой тяжелую деревянную дверь. Она хлопнула без его помощи. Аккуратно одетый молодой человек глазел на него, разинув рот, из-за конторки.
   – Вы секретарь? – поинтересовался Эли. Мужчина растерянно заморгал:
   – Нет, сэр, я агент.
   Эли внимательно посмотрел на него:
   – Вы выросли в этом городе?
   – Нет, я вырос в Эшвилле. Мы с женой переехали сюда только в прошлом году. Но, уверяю вас, я отлично знаю все дома, которые сдаются в наем, исторические места…
   – Отлично. – Эли рывком подвинул кресло к столу агента и уселся. – Выставлены ли на продажу какие-нибудь из «домов Эсты»?
   – О, как я вижу, вы знакомы с нашими прекрасными традициями и лучшими домами в городе. Да, некоторые из них продаются. Все в отличном состоянии, два из них частично обставлены. Антикварные вещи, великолепные ковры…
   Агент замолчал, рассматривая линялые джинсы потенциального клиента, повязку на руке, запекшуюся кровь на подбородке: Эли порезался, когда брился. Наконец взгляд его упал на широкие мозолистые ладони.
   – Но вы, разумеется, понимаете, что это очень дорогие дома. У меня есть список недорогих очаровательных домиков в пригороде…
   – Я покупаю «дома Эсты». Агент снова заморгал:
   – Простите, сэр?
   – Все «дома Эсты», выставленные на продажу. С мебелью и без нее. И как только моя мать выберет один из них, вы пришлете мне декоратора, который завершит оформление дома. Я хочу, чтобы все было готово к завтрашнему дню. Сегодняшнюю ночь моя семья проведет в мотеле, но завтра после обеда они должны сидеть у камина в том «доме Эсты», который им придется по душе. А затем вы подберете мне жильцов для остальных. Я хочу, чтобы в этих домах поселились резчики по камню, рабочие и так далее, у которых не слишком много средств к существованию. Я не буду взимать с них квартирную плату. Как по-вашему, разве это не мило? Дать простым людям возможность вырастить детей в «домах Эсты»! Я думаю, мне понравится быть домовладельцем в этом городе. – Он уставился на агента. – Сможете вы это устроить?
   Агент смотрел на него с открытым ртом.
   – Мы говорим с вами о домах стоимостью около двух миллионов долларов! На это потребуется время, это уйма бумажной работы…
   – Нет, приятель, для этого нужен всего один телефонный звонок в мой банк. Я плачу наличными. – Эли достал сотовый телефон из кармана рубашки.
* * *
   Я плавала в бассейне Марбл-холла туда и обратно, пока у меня не заныла грудь и не заболели руки, но никак не могла принять решение. Неожиданно возле бассейна появилась Глория – она привела Леона Фор-реста. При виде моих брюк и мокасин, валявшихся у бортика, Глория фыркнула. Я легко прочитала ее мысли: «Вы не леди, вам далеко до вашей бабушки!» Я плавала в нижнем белье и блузке; Леон заметил это и неловко замер на полдороге, явно не понимая моего поведения. Я еле дыша вцепилась в мраморный бортик и покачала головой. «И не старайся меня понять», – мысленно сказала я ему. Глория удалилась, и Леон подошел ближе.
   – Я пришел сказать, что в войне против Эли Уэйда я не участвую.
   Леон произнес это совершенно спокойно – он всего лишь констатировал факт. Я кивнула, пытаясь отдышаться.
   – Я вас об этом и не прошу.
   – Ваша бабушка иного мнения. Когда я сказал ей об этом, она меня уволила.
   В мои легкие наконец вошла нормальная порция воздуха.
   – Я сама этим займусь. Вы не уволены. Продолжайте работать, как работали.
   – Вы должны кое-что понять. Я знаю, что Сван принимает решения, исходя из того, что будет лучше всего для ее компании и для ее репутации. Я не дурак и понимаю, что она никогда бы не поставила чернокожего во главе «Мраморной компании Хардигри», если бы считала, что это повредит ее бизнесу. Некоторые люди говорили мне, что я не должен на нее работать, что я могу уехать из города и открыть свое дело в любом другом месте.
   – И почему же вы остались?
   – Это и мой город тоже. Здесь мои родные, мои корни. – Леон широким жестом обвел горы. – Здесь я многому научился, и, между прочим, Эли сыграл в этом не последнюю роль. Я с детства привык уважать его. Он наш человек. Резчик по камню. Белый, как лилия, но все-таки свой.
   – Я не сомневаюсь: он бы гордился, если бы услышал ваши слова.
   – Значит, вы понимаете. Я лучше брошу работу, но Эли не предам. Если он считает, что может доказать невиновность своего отца, перерыв всю землю за вашим поместьем, я буду ему помогать. Всегда говорили, что Джаспер Уэйд пострадал зря. Люди считали, что ваша бабушка искала кого-то, чтобы свалить на него вину, а он просто подвернулся под руку. Не скажу, что я в это верю, но так люди говорят. У Эли есть друзья, о которых он даже и не знает. Старики, которые были тогда резчиками по камню, каменотесами, которые уважали его отца.
   – Я хочу, чтобы вы во всем помогали Эли. – Леон Форрест с удивлением посмотрел на меня, и я кивнула в подтверждение своих слов. – И скажите об этом всем. Пригласите его на каменоломню, пусть все видят Эли рядом с вами. Я хочу, чтобы люди помогали ему. – Я помолчала. – Потому что сама я не могу ему помочь.
   – Но вы успокоите вашу бабушку?
   Я кивнула. Леон помолчал, обдумывая мои слова.
   – Тогда я согласен. Но я должен рассказать вам, что происходит в городе. Эли только что приобрел пять «домов Эсты» на общую сумму около двух миллионов долларов. Его банк пришлет деньги наличными.
   Я в недоумении уставилась на Леона и тут же услышала совершенно невероятное объяснение:
   – Томми Ракелоу выкинул его мать и сестру из своей гостиницы. Я уверен, что ваша бабушка приложила к этому руку. Поэтому завтра же Эли перевезет свою семью в один из лучших «домов Эсты». Он сказал, что остальные сдаст каменотесам и не будет брать арендную плату. На каменоломне только об этом и говорят. Мужики как с ума посходили. Эли, так сказать, застолбил свой участок и ясно дал понять, что никто не смеет трогать ни его семью, ни его самого. Он приехал, чтобы найти правду, и Сван его не остановит.
   Я молчала, меня душил гнев. Я ненавидела Сван за избранную ею тактику. Лучше бы бабушке не провоцировать меня! Леон покачал головой, словно не веря собственным словам.
   – Прошлым вечером Эли сказал мне, кто он такой, и попросил никому об этом не говорить. Я согласился. Я не думаю, что он мошенник или лжец. Мы не виделись двадцать пять лет, а он по-прежнему верит мне. Так что и я ему поверю. Надеюсь, и вы ему тоже поверите.
   – Я намерена создать для него условия наибольшего благоприятствования. Он это заслужил.
   – То есть вы откроете для него все двери, но с ним не пойдете – так, что ли?
   – Совершенно верно.
   Я видела, что уважение, которое испытывал ко мне Леон, начинает таять.
   – Что ж, думаю, это достаточно честно. Вы же Хардигри, – мрачно сказал он, и мне показалось, будто меня ошпарили кипятком. – Эли просил передать, что хочет встретиться с вами в Саду каменных цветов на закате. Если вы хотите быть с ним честной, вы пойдете туда и выслушаете все, что он вам скажет.
   Он кивнул мне на прощание и ушел. У меня заныло сердце. Так вот ради чего приходил Леон!
   Я вылезла на бортик бассейна и сидела там, устремив взгляд на темный лес. Эли. Его имя звучало во мне, словно песня. Таинственный незнакомец, любовник, богач, щедрый даритель, искатель правды, жертва коварного замысла Сван.
   И он будет стоять над костями Клары!
* * *
   Эли сидел на корточках среди шиповника и сорняков, которыми зарос дворик перед Каменным коттеджем. Вокруг маленького мраморного дома выросли высокие молодые клены, мускатный виноград и жимолость взбирались вверх по стенам, укрывали шиферную крышу. Местами между ними проглядывали то розовый мрамор стен, то изъеденные непогодой доски, которыми были забиты окна и двери.
   Эли протянул руку, разгреб листья, накопившиеся на земле за двадцать пять лет, и погрузил пальцы в землю. Именно здесь умер Па. Вот в этом самом месте. Эту землю пропитала его кровь… Эли смотрел на мелкие, коричневые гранулы на ладони, пропускал их сквозь пальцы, а потом поднес к лицу и понюхал.
   – Господи, приведи нас к истине, даже если от нее нам будет больно, – прошептал он, опустив голову.
   Внезапно мурашки побежали у него по коже, и Эли мгновенно выпрямился. Повинуясь одному лишь инстинкту, он повернул голову и посмотрел на холм за домом. В это время дня там залегли глубокие тени, и лишь редкие солнечные лучи пробивались сквозь ветки могучих елей и лиственных деревьев. На вершине холма стояла Дарл и смотрела на него. Налетевший ветерок играл с ее темными длинными волосами, надул белую блузку, которую она заправила в длинную юбку Цвета листвы. Казалось, она стояла там всю свою Жизнь в ожидании чуда, пойманная в ловушку жестоким миром Сван Хардигри. Дарл медленно подняла руку, словно готовясь дать клятву, потом развернулась и скрылась из глаз. Эли знал, что она спустилась по другому склону холма, направляясь по заросшей тропинке в Сад каменных цветов. Он пошел за ней следом.
* * *
   Кошмары, в которых мне снилась Клара, никогда не были сверхфантастическими или символическими. Каждый раз это был простой коротенький фильм ужасов, который я вынуждена была смотреть снова и снова. Клара разрывала ногтями свою могилу и выбиралась оттуда. Она выпрямлялась во весь рост, во все стороны с ее истлевшей кожи летели комья земли, листья, извивающиеся черви. Ввалившиеся глаза пылали яростным синим светом. Семейное украшение Хардигри запуталось в лохмотьях, которые остались от ее модной одежды. Она обнимала одной рукой покрытое мхом основание гигантской мраморной вазы, затем поднимала взгляд на искусно вырезанные мраморные цветы, ниспадавшие из ее широкого горла, и шептала: «Эти камни когда-нибудь расскажут правду обо мне!»
   У меня пересохло горло, во рту появилась горечь, ноги стали ватными. Я стояла на склоне холма, сложив на груди руки, а у моих ног лежал полный призраков Сад каменных цветов – запущенный, заросший сорняками, с позеленевшими мраморными скамьями. Я слышала за спиной шаги Эли, но не могла оторвать взгляда от засыпанного осенними листьями участка земли у подножия мраморной вазы. Я была взрослой женщиной, разумной и образованной, но никакая сила не могла меня заставить повернуться к Кларе спиной.
   Эли Уэйд – настоящий мужчина, широкоплечий, высокий, мускулистый, с большими темными глазами, от взгляда которых у меня начинало быстрее биться сердце, – спускался ко мне с холма. У него было лицо закаленного в жизненной схватке человека, глаза оставались такими же красивыми, но смотрели они сурово. Ему больше не требовалось притворяться. Он занял место своего собственного призрака – того мальчика, которого я так любила. Соло слился с его обликом, и теперь Эли стал для меня цельной личностью, реальной. Он вернулся. Радость, боль, разочарование – все эти чувства, нахлынув разом, едва не задушили меня.
   Эли очень осторожно приблизился ко мне, будто я была ланью, которая могла повернуться и умчаться прочь. Теперь мы стояли рядом и смотрели на сад, созданный его дедом по приказу моей прабабушки.
   – Я знал, что ты придешь, – просто сказал Эли. – Ты не могла забыть, как много мы значили друг для друга, если я об этом помню до сих пор. Но ты не должна думать, что мне были известны намерения Белл. Я не знал, что она обманула твою бабушку, когда покупала эту землю. Я бы не позволил ей этого. Но когда она рассказала мне о том, что сделала, я вдруг понял, как сильно давит на меня мое прошлое. И на нашу маму тоже. Да и на тебя. Во Флориде я увидел, что тебе необходимо вырваться из его чар.