Страница:
Эли держал в руке свиные ребрышки. Он стоял в пустынном заднем дворике дома и наслаждался дешевой едой, словно это было невиданное лакомство. Он ловил капли соуса языком, облизывал кости. Жидкость попала на стекла очков, и ему пришлось оторваться от еды, чтобы протереть их. Сначала он слизнул соус с линз и только потом вытер их.
– Смотреть совершенно не на что! – фыркнула Карен. – Пучеглазый, очкастый, костлявый, в чем только душа держится…
Я толкнула ее локтем в бок.
– Ему просто надо есть побольше. Мне кажется, он по-настоящему красивый. И благородный. Он успел за свою жизнь побывать во многих местах, а не сидел на одном месте и не ждал, пока что-нибудь произойдет. Он похож на рыцаря Галахэда…
– Благородный? Гм…
У меня заныло сердце, когда я увидела, что Эли принялся обгладывать уже объеденные кости, высасывая последние остатки вкуса. А еще я подумала, что новый учебный год начинается на следующей неделе, а так как мы с Карен учились в Марбл-холле, то мне не удастся часто видеться с ним.
– Благородный! – уверенно повторила я. – И красивый.
Карен даже застонала от досады.
– И что ты собираешься делать? Он станет твоим, дружком? Твоя бабушка все равно не позволит тебе дружить с мальчиками, пока ты не вырастешь. А тогда она сама найдет для тебя подходящую партию и выдаст тебя замуж.
– У меня будет друг, если я этого захочу!
– Как же, как же! Ты с ума сошла? Мы с тобой важные персоны. Мы должны выйти замуж за богатых.
Я приподнялась на локтях.
– Я выйду замуж за того, за кого захочу!
– Тс-с! Ложись скорее, дурочка! – зашипела на меня Карен.
Я снова улеглась на живот, но было уже слишком поздно. Эли смотрел прямо на нас. Мускулы на его щеках напряглись, он выбросил кости в кусты и помчался вверх по холму. От страха у меня на затылке зашевелились волосы.
– Бежим! – взвизгнула Карен.
И мы побежали.
Я неслась вверх по холму, прорываясь сквозь кусты, перепрыгивая через вымоины, спотыкаясь о торчащие серые корни высоких деревьев, и все время слышала за собой топот ног Эли. Он догонял меня. Карен припустилась бежать по темной извилистой тропинке и бросила меня. А я устремилась туда, где всегда чувствовала себя в безопасности.
Я миновала вершину очередного холма, рванулась сквозь кусты мускатного винограда и метнулась в узкую тенистую неглубокую долину. Я поняла, где нахожусь, за секунду до того, как стукнулась лбом о твердый, покрытый серо-зеленым мхом мрамор. Из глаз посыпались искры, я упала навзничь. У меня над головой искусно вырезанные мраморные цветы и виноградные гроздья каскадом падали из огромной, выше человеческого роста, розовой мраморной вазы. Вокруг меня стояли источенные непогодой гигантские мраморные скамьи, увитые жимолостью и папоротниками, и высились пустые мраморные вазы, застывшие в ожидании так и не созданных мраморных букетов. Я прибежала в Сад каменных цветов, и он крепко держал меня в своих мраморных объятьях.
Эли рухнул рядом со мной на колени и приподнял мне голову.
– Господи! Не вздумай потерять сознание или что-нибудь в этом роде. – Его лицо побледнело, от гнева не осталось и следа. – Я сбегаю к ручью за водой.
Он вернулся через минуту, неся свою мокрую, но крепко отжатую футболку. Голова у меня кружилась. Я с трудом села и прислонилась спиной к мраморному постаменту, а Эли принялся протирать влажной материей мой лоб и щеки.
– Что ты себе позволяешь?! – рявкнул он. – Ты что, думала, что я догоню тебя и убью?
Звезды перестали кружится у меня перед глазами, в голове прояснилось.
– Но ты же за мной гнался! Мне показалось, что ты рассердился…
– Я и в самом деле рассердился. Но я не собирался бить тебя. Я девчонок не бью.
– Теперь я это знаю, ты просто гонишься за ними, как волк.
Я пальцем дотронулась до похожей на яйцо шишки, которая уже начинала расти у меня на голове. Эли поправил пальцем очки, осмотрел мою голову, а потом положил мне руки на плечи и заглянул в глаза.
– Плакать собираешься?
– Нет, я ведь Хардигри. Я плачу мраморными слезами и плююсь мраморными слюнями.
Эли присвистнул и сел на пятки.
– Ты шпионка, вот ты кто!
– Мне просто хотелось посмотреть, хорошо ли тебе живется в твоем новом доме.
– Послушай, я хочу только одного: чтобы меня оставили в покое и не подсматривали за мной. Моему отцу нужна эта работа. За последние полгода он так и не смог найти хорошего места. Каменоломни в Теннесси закрылись, а он только и может, что работать каменотесом.
– Почему? Он выглядит таким сильным и умным. Я ждала ответа, наверное, целых пять минут.
– Он вовсе не умный, – наконец пробормотал Эли, опустив голову. – Во всяком случае, у него нет знаний, которые могли бы пригодиться.
Меня затопила волна сострадания.
– Но он ведь хороший папа, верно?
– Да.
– Ну и отлично! Радуйся. У меня отца вообще нет. И мамы тоже.
Эли нахмурился:
– Как это случилось?
– Они разбились на машине, когда я была совсем маленькой. На больших камнях внизу по дороге возле Хайтауэр-Ридж до сих пор остались следы.
– Мне жаль…
– Мой папа работал каменщиком в «Компании Хардигри», как и твой.
Эли смотрел на меня во все глаза.
– Черт побери! Никогда бы не подумал.
Надо же, он чертыхается! А значит, отправится прямо в ад. Отлично, я пойду вместе с ним.
– Да, черт возьми! – храбро выпалила я.
Эли вдруг обратил внимание, что стоит в скрытой от глаз узкой долине, окруженной густым лесом. Его глаза расширились, когда он увидел вазу с мраморными цветами.
– Что это за место?
– Здесь отлично можно спрятаться, если, конечно, за тобой кто-нибудь не гонится. Этот сад создала моя прабабушка. Никто не знает зачем.
– Спорим, это волшебное место?
Я была удивлена и обрадована его словами. Он понял!
– И спорить не буду.
– Сюда кто-нибудь приходит?
– Только я. Моя подруга Карен боится этого сада. – Я поколебалась немного, но потом решилась: – Ты тоже можешь приходить сюда. Я не буду возражать.
Выражение его глаз изменилось.
– Почему ты так хорошо ко мне относишься? Чего тебе от меня нужно? Я же совсем не из твоего круга.
– А я считаю, что из моего!
Эли промолчал, и я разочарованно вздохнула. Потом встала, отряхнула листья с комбинезона и пошла вверх по противоположному склону. Коленки у меня подгибались от слабости.
– Эй! – окликнул он меня.
Я остановилась и обернулась. Эли стоял и смотрел на меня снизу вверх так, что у меня быстрее забилось сердце.
– Мне никогда не стать таким розовым, как ты, но в друзья ты годишься, – объявил он.
В тот день я влюбилась в него, хотя мне было всего восемь лет.
«Приветствую тебя», – сказала ему Дарл Юнион, словно была принцессой.
«Приветствую тебя», – ответил он ей, словно принц.
А теперь она показала ему фантастический тайный сад. Ему явно начинало везти! Эли считал, что этот; волшебный сад с его удивительными каменными цветами изменил жизнь всей его семьи. Он, например, обнаружил, что Ма плачет от радости каждое утро, когда готовит им бекон и яйца в кухне их нового красивого дома. Многие годы они жили в чужих комнатах, которые сдавались внаем, в старых трейлерах, а последние несколько недель – в собственном старом ржавом фургоне. У них никогда не было дома, тем более мраморного. Воздух в долине оказался каким-то особенным – вкусным, прохладным и свежим. По стенам коттеджа вился плющ, добираясь до конька крыши. Стены, и снаружи и изнутри, были розовыми, чистыми, холодными. Этот дом все время заставлял его воспоминать о Дарл Юнион.
– Для огорода здесь маловато солнца, – пожаловался Па, но даже он не сумел найти больше ни одного изъяна. Все приспособления на кухне оказались чистыми и работали. В доме было две большие красивые ванные комнаты с огромными мраморными ваннами. Ночью коттедж освещали лампы и люстры. В подвале стояла даже стиральная машина.
Ночью Эли лежал рядом с Белл в их общей постели, чистый после ванны, прижимал к себе старенькое издание «Путешествий Гулливера» и разговаривал сам с собой. Он клялся, что сделает все от него зависящее, только бы его семья могла остаться в этом доме до тех пор, когда плохие времена растают в прошлом, словно дым. Каждый день он приходил в Сад каменных цветов и просил кое о чем еще.
Па повесил на стене в гостиной у камина маленькую фотографию дедушки Уэйда. У них остался только этот снимок. Дедушка вырезал его из другой, большой фотографии, но Па не знал, ни что это за снимок, ни где именно он был сделан. В молодые годы дедушка считался лучшим резчиком по камню в пяти штатах, но после несчастного случая остался калекой. Фотография была сделана еще до того, как изувеченный дедушка Уэйд познакомился с бабушкой Уэйд. Она все равно вышла за него замуж и одна зарабатывала им на жизнь, работая то кухаркой, то сиделкой. Дедушка умер от пьянства, когда Па был еще мальчиком.
Но на этой фотографии дедушка Уэйд был еще совсем молодой. Он стоял в проеме строящегося мраморного дома, широко расставив ноги, засунув большие пальцы рук в карманы, и улыбался. Уголки его губ были чуть опущены вниз, словно тот, кто стоял там, заслуживал его улыбки больше, чем все остальные в этом мире.
Эли всегда интересовало, кому улыбался дедушка и когда это он был таким счастливым.
– Вы хорошо работаете, мистер Уэйд, – сказала | ему Сван, сидя за огромным столом из красного дерева с мраморной столешницей. – Поэтому я даю вам разрешение.
И это сказала женщина, которая почти никогда не находила повода похвалить кого-то или что-то!
В самые холодные зимние месяцы я надевала теплое пальто и отправлялась на холм у Каменного коттеджа и смотрела, как Эли и его отец валят деревья под новый огород. Я видела, как трясется продрогший Эли в старенькой курточке и потертой шапке. Джаспер Уэйд тоже дрожал от холода, но они не сдавались и не уходили в тепло. Джаспер терпеливо учил Эли обращаться с опасной даже на вид пилой, такой тяжелой, что Эли сгибался пополам, когда поднимал ее. Я ни минуты не сомневалась, что Джаспер мог и сам свалить все деревья, но он этого не делал.
Всякий раз, когда огромное дерево падало на землю в результате совместных усилий отца и сына, я видела, как суровый, немногословный Джаспер обнимал мальчика за плечи, а Эли отвечал ему довольной улыбкой. Именно тогда я поняла, хотя не сумела бы выразить это словами, что Эли так же обожает своего отца, как я обожаю Сван. Мне так хотелось заслужить от нее хотя бы улыбку! Я знала, что она любит меня, но мне не хватало выражений этой любви.
Энни Гвен, мать Эли, то и дело тоже выходила на улицу – приносила мужчинам горячий чай и следила за костром, в котором горели обрубленные ветки. Белл, укутанная в одеяло, с дешевым синтетическим шарфиком на голове, сидела у костра и ворошила угли палкой. По вечерам Энни Гвен готовила хот-доги, и тогда вся семья усаживалась у костра и поджаривала нехитрую снедь на огне. Белл сворачивалась калачиком на коленях у матери, а Эли сидел рядом. Иногда Энни Гвен пела старинные песни, и Джаспер молча слушал ее, дымя сигаретой. Острый, смолистый запах от их костра долетал до меня, я вдыхала его, и меня особенно сильно мучило одиночество.
Это был запах семьи, где царила любовь…
Особняк венчал гребень горы, словно розовый дворец в стране вечной молодости Шангри-Ла, которую он видел на картинке в одной из своих книг. Мраморные балконы и сияющие стекла окон сверкали на солнце. Огромные ивы и кизиловые деревья окружали Дом; лужайка перед ним казалась такой же зеленой и гладкой, как сукно на бильярдном столе. Позади дома были и удивительные клумбы с цветами, и мраморная беседка, и бассейн! Личный плавательный бассейн! Все это располагалось на гигантской мраморной террасе высотой по меньшей мере футов в тридцать. Мраморные ступени вели с нее вниз и оканчивались в уютном дворике на опушке леса.
Этот дворик почему-то поразил Эли больше всего. Его испещренные солнечными пятнами мраморные плиты окружали большой пруд с изящным мраморным фонтаном в форме пагоды. Вода мягко струилась с крыши стилизованного восточного храма, у бортика плавали белоснежные водяные лилии. Эли рассмотрел даже бело-золотую рыбку размером с крупную форель. Вид был потрясающий – даже для такого заядлого чтеца, каким был Эли, знающий множество историй об экзотических странах и удивительных местах. У Дарл есть свой пруд с золотой рыбкой гигантских размеров и фонтан в виде пагоды! Она живет, как дочь японского самурая!
Эли снова перевел взгляд к верхней террасе, и от восхищения у него пробежал мороз по коже. Между белоснежными кустами бульдонежа расположилась дюжина крупных мраморных лебедей. Они застыли во всей красе и смотрели прямо на Эли. Рассерженные мраморные птицы словно бросали ему вызов и спрашивали, осмелится ли он посягнуть на охраняемые ими стены. Они были стражами.
У бабушки Дарл были собственные мраморные птицы!
Эли заставил себя ответить им таким же вызывающим взглядом, но на самом деле он был рассержен и напуган. Ему хотелось вскочить на ноги и бежать отсюда как можно дальше. Внезапно открылась высокая стеклянная дверь солярия, и сердце Эли на мгновение перестало биться. На террасу вышла бабушка Дарл. Она появилась из огромного розового особняка, как будто догадалась, что кто-то нарушил границы ее владений.
Эли распластался среди зеленых веток рододендронов.
– Господь всемогущий! – прошептал он.
Сван Хардигри выглядела как кинозвезда в черном купальном костюме, черных солнечных очках и длинном прозрачном черном одеянии, заменявшем ей халат. Она прошла вдоль бассейна и остановилась на краю террасы, отводя рукой темные пряди с лица и вглядываясь в лес. Волосы на затылке Эли встали дыбом. Он не мог пошевелиться, хотя могущественная Сван Хардигри направлялась в его сторону.
Она спустилась по мраморным ступеням и остановилась во дворике с фонтаном. Эли видел, как Сван опустилась на колени у пруда и погрузила пальцы в темную воду. Спустя секунду она уже стояла на ногах, держа в руках несчастную рыбку, и смотрела на нее так, словно собиралась съесть живьем или подбросить в воздух просто так, ради смеха.
Рыба отчаянно билась, но лишь когда она начала сдаваться, Сван отпустила ее в пруд. Облегчено плеснув хвостом, рыба ушла в глубину, а Сван сполоснула руки, отряхнула с них воду, встала и пошла вверх по лестнице. Подойдя к бассейну, сбросила халат и нырнула в голубую прозрачную воду. Миссис Хардигри была здесь царицей. Она могла играть роль господа бога.
Эли облегченно вздохнул. Теперь он видел Сван Хардигри в ее доспехах.
Глава 3
– Смотреть совершенно не на что! – фыркнула Карен. – Пучеглазый, очкастый, костлявый, в чем только душа держится…
Я толкнула ее локтем в бок.
– Ему просто надо есть побольше. Мне кажется, он по-настоящему красивый. И благородный. Он успел за свою жизнь побывать во многих местах, а не сидел на одном месте и не ждал, пока что-нибудь произойдет. Он похож на рыцаря Галахэда…
– Благородный? Гм…
У меня заныло сердце, когда я увидела, что Эли принялся обгладывать уже объеденные кости, высасывая последние остатки вкуса. А еще я подумала, что новый учебный год начинается на следующей неделе, а так как мы с Карен учились в Марбл-холле, то мне не удастся часто видеться с ним.
– Благородный! – уверенно повторила я. – И красивый.
Карен даже застонала от досады.
– И что ты собираешься делать? Он станет твоим, дружком? Твоя бабушка все равно не позволит тебе дружить с мальчиками, пока ты не вырастешь. А тогда она сама найдет для тебя подходящую партию и выдаст тебя замуж.
– У меня будет друг, если я этого захочу!
– Как же, как же! Ты с ума сошла? Мы с тобой важные персоны. Мы должны выйти замуж за богатых.
Я приподнялась на локтях.
– Я выйду замуж за того, за кого захочу!
– Тс-с! Ложись скорее, дурочка! – зашипела на меня Карен.
Я снова улеглась на живот, но было уже слишком поздно. Эли смотрел прямо на нас. Мускулы на его щеках напряглись, он выбросил кости в кусты и помчался вверх по холму. От страха у меня на затылке зашевелились волосы.
– Бежим! – взвизгнула Карен.
И мы побежали.
Я неслась вверх по холму, прорываясь сквозь кусты, перепрыгивая через вымоины, спотыкаясь о торчащие серые корни высоких деревьев, и все время слышала за собой топот ног Эли. Он догонял меня. Карен припустилась бежать по темной извилистой тропинке и бросила меня. А я устремилась туда, где всегда чувствовала себя в безопасности.
Я миновала вершину очередного холма, рванулась сквозь кусты мускатного винограда и метнулась в узкую тенистую неглубокую долину. Я поняла, где нахожусь, за секунду до того, как стукнулась лбом о твердый, покрытый серо-зеленым мхом мрамор. Из глаз посыпались искры, я упала навзничь. У меня над головой искусно вырезанные мраморные цветы и виноградные гроздья каскадом падали из огромной, выше человеческого роста, розовой мраморной вазы. Вокруг меня стояли источенные непогодой гигантские мраморные скамьи, увитые жимолостью и папоротниками, и высились пустые мраморные вазы, застывшие в ожидании так и не созданных мраморных букетов. Я прибежала в Сад каменных цветов, и он крепко держал меня в своих мраморных объятьях.
Эли рухнул рядом со мной на колени и приподнял мне голову.
– Господи! Не вздумай потерять сознание или что-нибудь в этом роде. – Его лицо побледнело, от гнева не осталось и следа. – Я сбегаю к ручью за водой.
Он вернулся через минуту, неся свою мокрую, но крепко отжатую футболку. Голова у меня кружилась. Я с трудом села и прислонилась спиной к мраморному постаменту, а Эли принялся протирать влажной материей мой лоб и щеки.
– Что ты себе позволяешь?! – рявкнул он. – Ты что, думала, что я догоню тебя и убью?
Звезды перестали кружится у меня перед глазами, в голове прояснилось.
– Но ты же за мной гнался! Мне показалось, что ты рассердился…
– Я и в самом деле рассердился. Но я не собирался бить тебя. Я девчонок не бью.
– Теперь я это знаю, ты просто гонишься за ними, как волк.
Я пальцем дотронулась до похожей на яйцо шишки, которая уже начинала расти у меня на голове. Эли поправил пальцем очки, осмотрел мою голову, а потом положил мне руки на плечи и заглянул в глаза.
– Плакать собираешься?
– Нет, я ведь Хардигри. Я плачу мраморными слезами и плююсь мраморными слюнями.
Эли присвистнул и сел на пятки.
– Ты шпионка, вот ты кто!
– Мне просто хотелось посмотреть, хорошо ли тебе живется в твоем новом доме.
– Послушай, я хочу только одного: чтобы меня оставили в покое и не подсматривали за мной. Моему отцу нужна эта работа. За последние полгода он так и не смог найти хорошего места. Каменоломни в Теннесси закрылись, а он только и может, что работать каменотесом.
– Почему? Он выглядит таким сильным и умным. Я ждала ответа, наверное, целых пять минут.
– Он вовсе не умный, – наконец пробормотал Эли, опустив голову. – Во всяком случае, у него нет знаний, которые могли бы пригодиться.
Меня затопила волна сострадания.
– Но он ведь хороший папа, верно?
– Да.
– Ну и отлично! Радуйся. У меня отца вообще нет. И мамы тоже.
Эли нахмурился:
– Как это случилось?
– Они разбились на машине, когда я была совсем маленькой. На больших камнях внизу по дороге возле Хайтауэр-Ридж до сих пор остались следы.
– Мне жаль…
– Мой папа работал каменщиком в «Компании Хардигри», как и твой.
Эли смотрел на меня во все глаза.
– Черт побери! Никогда бы не подумал.
Надо же, он чертыхается! А значит, отправится прямо в ад. Отлично, я пойду вместе с ним.
– Да, черт возьми! – храбро выпалила я.
Эли вдруг обратил внимание, что стоит в скрытой от глаз узкой долине, окруженной густым лесом. Его глаза расширились, когда он увидел вазу с мраморными цветами.
– Что это за место?
– Здесь отлично можно спрятаться, если, конечно, за тобой кто-нибудь не гонится. Этот сад создала моя прабабушка. Никто не знает зачем.
– Спорим, это волшебное место?
Я была удивлена и обрадована его словами. Он понял!
– И спорить не буду.
– Сюда кто-нибудь приходит?
– Только я. Моя подруга Карен боится этого сада. – Я поколебалась немного, но потом решилась: – Ты тоже можешь приходить сюда. Я не буду возражать.
Выражение его глаз изменилось.
– Почему ты так хорошо ко мне относишься? Чего тебе от меня нужно? Я же совсем не из твоего круга.
– А я считаю, что из моего!
Эли промолчал, и я разочарованно вздохнула. Потом встала, отряхнула листья с комбинезона и пошла вверх по противоположному склону. Коленки у меня подгибались от слабости.
– Эй! – окликнул он меня.
Я остановилась и обернулась. Эли стоял и смотрел на меня снизу вверх так, что у меня быстрее забилось сердце.
– Мне никогда не стать таким розовым, как ты, но в друзья ты годишься, – объявил он.
В тот день я влюбилась в него, хотя мне было всего восемь лет.
* * *
«Почему она так хорошо ко мне относится?» – Эли терялся в догадках. В Теннесси он привык, что его либо дразнили, либо игнорировали, называли белой швалью, четырехглазым, страшилой или даже еще хуже – сыном не умеющего читать болвана и братом дебильной сестры. Он всегда сражался с этим один, пока на его сторону не встала розовая девочка.«Приветствую тебя», – сказала ему Дарл Юнион, словно была принцессой.
«Приветствую тебя», – ответил он ей, словно принц.
А теперь она показала ему фантастический тайный сад. Ему явно начинало везти! Эли считал, что этот; волшебный сад с его удивительными каменными цветами изменил жизнь всей его семьи. Он, например, обнаружил, что Ма плачет от радости каждое утро, когда готовит им бекон и яйца в кухне их нового красивого дома. Многие годы они жили в чужих комнатах, которые сдавались внаем, в старых трейлерах, а последние несколько недель – в собственном старом ржавом фургоне. У них никогда не было дома, тем более мраморного. Воздух в долине оказался каким-то особенным – вкусным, прохладным и свежим. По стенам коттеджа вился плющ, добираясь до конька крыши. Стены, и снаружи и изнутри, были розовыми, чистыми, холодными. Этот дом все время заставлял его воспоминать о Дарл Юнион.
– Для огорода здесь маловато солнца, – пожаловался Па, но даже он не сумел найти больше ни одного изъяна. Все приспособления на кухне оказались чистыми и работали. В доме было две большие красивые ванные комнаты с огромными мраморными ваннами. Ночью коттедж освещали лампы и люстры. В подвале стояла даже стиральная машина.
Ночью Эли лежал рядом с Белл в их общей постели, чистый после ванны, прижимал к себе старенькое издание «Путешествий Гулливера» и разговаривал сам с собой. Он клялся, что сделает все от него зависящее, только бы его семья могла остаться в этом доме до тех пор, когда плохие времена растают в прошлом, словно дым. Каждый день он приходил в Сад каменных цветов и просил кое о чем еще.
Па повесил на стене в гостиной у камина маленькую фотографию дедушки Уэйда. У них остался только этот снимок. Дедушка вырезал его из другой, большой фотографии, но Па не знал, ни что это за снимок, ни где именно он был сделан. В молодые годы дедушка считался лучшим резчиком по камню в пяти штатах, но после несчастного случая остался калекой. Фотография была сделана еще до того, как изувеченный дедушка Уэйд познакомился с бабушкой Уэйд. Она все равно вышла за него замуж и одна зарабатывала им на жизнь, работая то кухаркой, то сиделкой. Дедушка умер от пьянства, когда Па был еще мальчиком.
Но на этой фотографии дедушка Уэйд был еще совсем молодой. Он стоял в проеме строящегося мраморного дома, широко расставив ноги, засунув большие пальцы рук в карманы, и улыбался. Уголки его губ были чуть опущены вниз, словно тот, кто стоял там, заслуживал его улыбки больше, чем все остальные в этом мире.
Эли всегда интересовало, кому улыбался дедушка и когда это он был таким счастливым.
* * *
Всю осень и зиму я не раз тайком наблюдала за Каменным коттеджем и частенько видела Эли, который помогал матери развешивать белье. Его отец как-то зашел в контору Сван, когда я была там, и, почтительно сняв шляпу, попросил разрешения расчистить полакра земли у коттеджа, чтобы посадить огород.– Вы хорошо работаете, мистер Уэйд, – сказала | ему Сван, сидя за огромным столом из красного дерева с мраморной столешницей. – Поэтому я даю вам разрешение.
И это сказала женщина, которая почти никогда не находила повода похвалить кого-то или что-то!
В самые холодные зимние месяцы я надевала теплое пальто и отправлялась на холм у Каменного коттеджа и смотрела, как Эли и его отец валят деревья под новый огород. Я видела, как трясется продрогший Эли в старенькой курточке и потертой шапке. Джаспер Уэйд тоже дрожал от холода, но они не сдавались и не уходили в тепло. Джаспер терпеливо учил Эли обращаться с опасной даже на вид пилой, такой тяжелой, что Эли сгибался пополам, когда поднимал ее. Я ни минуты не сомневалась, что Джаспер мог и сам свалить все деревья, но он этого не делал.
Всякий раз, когда огромное дерево падало на землю в результате совместных усилий отца и сына, я видела, как суровый, немногословный Джаспер обнимал мальчика за плечи, а Эли отвечал ему довольной улыбкой. Именно тогда я поняла, хотя не сумела бы выразить это словами, что Эли так же обожает своего отца, как я обожаю Сван. Мне так хотелось заслужить от нее хотя бы улыбку! Я знала, что она любит меня, но мне не хватало выражений этой любви.
Энни Гвен, мать Эли, то и дело тоже выходила на улицу – приносила мужчинам горячий чай и следила за костром, в котором горели обрубленные ветки. Белл, укутанная в одеяло, с дешевым синтетическим шарфиком на голове, сидела у костра и ворошила угли палкой. По вечерам Энни Гвен готовила хот-доги, и тогда вся семья усаживалась у костра и поджаривала нехитрую снедь на огне. Белл сворачивалась калачиком на коленях у матери, а Эли сидел рядом. Иногда Энни Гвен пела старинные песни, и Джаспер молча слушал ее, дымя сигаретой. Острый, смолистый запах от их костра долетал до меня, я вдыхала его, и меня особенно сильно мучило одиночество.
Это был запах семьи, где царила любовь…
* * *
Потом пришла весна. Как-то раз в марте Эли облачился в старенькие джинсы, в камуфляжную военную рубашку и углубился в лес. Он специально выжидал, чтобы распустились листья на деревьях и спрятали его. Розовый мраморный особняк Хардигри он увидел издалека и поразился его размерам. Потом Эли ползком пробирался сквозь заросли лавров, пока не добился идеального обзора. У него перехватило горло. Вокруг его лица тут же закружились первые весенние москиты, а он смотрел на открывшуюся перед ним красоту.Особняк венчал гребень горы, словно розовый дворец в стране вечной молодости Шангри-Ла, которую он видел на картинке в одной из своих книг. Мраморные балконы и сияющие стекла окон сверкали на солнце. Огромные ивы и кизиловые деревья окружали Дом; лужайка перед ним казалась такой же зеленой и гладкой, как сукно на бильярдном столе. Позади дома были и удивительные клумбы с цветами, и мраморная беседка, и бассейн! Личный плавательный бассейн! Все это располагалось на гигантской мраморной террасе высотой по меньшей мере футов в тридцать. Мраморные ступени вели с нее вниз и оканчивались в уютном дворике на опушке леса.
Этот дворик почему-то поразил Эли больше всего. Его испещренные солнечными пятнами мраморные плиты окружали большой пруд с изящным мраморным фонтаном в форме пагоды. Вода мягко струилась с крыши стилизованного восточного храма, у бортика плавали белоснежные водяные лилии. Эли рассмотрел даже бело-золотую рыбку размером с крупную форель. Вид был потрясающий – даже для такого заядлого чтеца, каким был Эли, знающий множество историй об экзотических странах и удивительных местах. У Дарл есть свой пруд с золотой рыбкой гигантских размеров и фонтан в виде пагоды! Она живет, как дочь японского самурая!
Эли снова перевел взгляд к верхней террасе, и от восхищения у него пробежал мороз по коже. Между белоснежными кустами бульдонежа расположилась дюжина крупных мраморных лебедей. Они застыли во всей красе и смотрели прямо на Эли. Рассерженные мраморные птицы словно бросали ему вызов и спрашивали, осмелится ли он посягнуть на охраняемые ими стены. Они были стражами.
У бабушки Дарл были собственные мраморные птицы!
Эли заставил себя ответить им таким же вызывающим взглядом, но на самом деле он был рассержен и напуган. Ему хотелось вскочить на ноги и бежать отсюда как можно дальше. Внезапно открылась высокая стеклянная дверь солярия, и сердце Эли на мгновение перестало биться. На террасу вышла бабушка Дарл. Она появилась из огромного розового особняка, как будто догадалась, что кто-то нарушил границы ее владений.
Эли распластался среди зеленых веток рододендронов.
– Господь всемогущий! – прошептал он.
Сван Хардигри выглядела как кинозвезда в черном купальном костюме, черных солнечных очках и длинном прозрачном черном одеянии, заменявшем ей халат. Она прошла вдоль бассейна и остановилась на краю террасы, отводя рукой темные пряди с лица и вглядываясь в лес. Волосы на затылке Эли встали дыбом. Он не мог пошевелиться, хотя могущественная Сван Хардигри направлялась в его сторону.
Она спустилась по мраморным ступеням и остановилась во дворике с фонтаном. Эли видел, как Сван опустилась на колени у пруда и погрузила пальцы в темную воду. Спустя секунду она уже стояла на ногах, держа в руках несчастную рыбку, и смотрела на нее так, словно собиралась съесть живьем или подбросить в воздух просто так, ради смеха.
Рыба отчаянно билась, но лишь когда она начала сдаваться, Сван отпустила ее в пруд. Облегчено плеснув хвостом, рыба ушла в глубину, а Сван сполоснула руки, отряхнула с них воду, встала и пошла вверх по лестнице. Подойдя к бассейну, сбросила халат и нырнула в голубую прозрачную воду. Миссис Хардигри была здесь царицей. Она могла играть роль господа бога.
Эли облегченно вздохнул. Теперь он видел Сван Хардигри в ее доспехах.
Глава 3
– Встаньте, мистер Уэйд!
Учительница пятого класса миссис Дэйн свирепо смотрела на Эли сквозь квадратные очки в янтарной оправе. Она держала в руке листы с его контрольной работой, словно собиралась отхлестать его ими. С виду она вполне подходила на роль убийцы – маленькая, сильная, толстая, с лицом, похожим на мордочку мопса. Миссис Дейн носила белокурый парик, из-под которого частенько выбивались темные волосы. Казалось, что она всегда пребывает на грани нервного срыва.
У Эли мурашки побежали по коже. Он медленно, словно сироп из бутылки, выполз из-за своей парты. Эли терпеть не мог отвечать у доски: он стеснялся своих коротковатых мешковатых штанов и фланелевой рубашки, полученной от Армии спасения. Одноклассники приглушенно захихикали. Эли поправил очки и в полном отчаянии посмотрел на миссис Дейн.
– Мистер Уэйд, – ровным голосом начала она, – вы написали эту контрольную работу за пять минут. Остальным ученикам потребовался целый час. – Она хлопнула листами по столу. – Вы списывали!
– Нет, мэм, – просто ответил Эли. – Я не списывал, мэм.
Миссис Дэйн потрясла листами:
– Тогда объясните, как вам это удалось.
– Мне просто… не пришлось долго думать. Цифры сами выскакивают.
– Как блохи, – прошептал один из мальчишек. – Наш Уэйд – блошиная голова!
В классе засмеялись, но миссис Дэйн шлепнула ладонью по столу, и шум разом стих. У Эли вспыхнули щеки.
– Идите к доске! – приказала учительница.
У мальчика задрожали колени. Он медленно прошел между партами, повернулся лицом к классу и встал, словно солдат на часах. Миссис Дэйн нацарапала что-то в блокноте и обратилась к Эли:
– Умножьте двести семьдесят на двести пятьдесят.
Эли взял кусок мела и записал цифры.
– Получается шестьдесят семь тысяч пятьсот, – ответил он.
– Не шутите со мной, сэр!
– Я не расположен шутить с вами, мэм. Это результат.
Миссис Дэйн перемножила цифры в блокноте. Румянец вспыхнул у нее на щеках, она нахмурилась.
– Все верно. – У Эли отлегло от сердца, но учительница не собиралась сдаваться. – Разделите шесть тысяч семь на двенадцать.
Эли даже не стал ничего записывать на доске.
– Пятьсот, запятая, пятьдесят восемь.
Учительница повторила операцию в блокноте. От удивления у нее даже рот приоткрылся. Она резко подняла голову и уставилась на мальчика.
– Умножьте два миллиона двадцать на шестьдесят семь!
– Сто тридцать четыре миллиона одна тысяча четыреста семь. – Он помолчал. – Ровно.
Миссис Дэйн села, умножила цифры в блокноте и отбросила ручку в сторону. В полной растерянности она сдвинула парик, и густая прядь черных волос вырвалась на свободу.
«Заставил я ее поработать», – подумал Эли.
Учительница снова подняла голову и указала на него пальцем.
– Вы гений.
Волна гордости подхватила Эли. Он сдержался, не нагрубил, поверил в себя – и выиграл этот унизительный конкурс. Эли посмотрел на одноклассников и увидел, что все они в изумлении пооткрывали рты и глазеют на него, как мыши на головку сыра.
Большой вкусный кусок сыра. И это он!
– Приветствую всех! – произнес Эли Уэйд.
В это ясное субботнее утро там оказался и Эли. Его руки утонули в огромных, не по размеру, кожаных рукавицах, лицо и волосы покрывала каменная пыль, платок, прикрывавший рот и нос, был завязан узлом на затылке. Он работал рядом с отцом и даже ни разу не взглянул на меня, когда я смотрела на него. Но я его поймала, когда он исподтишка меня разглядывал. Я специально отвернулась, а потом резко повернула голову – и поймала его!
Неожиданно в цех вошла Сван, несказанно удивив меня: она редко появлялась там, где летела пыль. Глядя на нее, никто бы не усомнился, что перед ним настоящая деловая женщина семидесятых годов. В этот день она выбрала брючный костюм от известного дизайнера – синие брюки и жакет в тон. Цветного шелковый шарф был завязан на талии и свисал на ее правое бедро, словно флаг арбитра. Высокие каблуки импортных кожаных туфель уверенно цокали по мраморной крошке, небольшая нитка жемчуга украшала шею. Все мужчины на фабрике провожали ее взглядами. Сван все еще была красива. Она могла бы быть старшей сестрой Скарлетт О'Хара или матерью Жаклин Смит в фильме «Ангелы Чарли».
Ну а меня, разумеется, одели в розовый шерстяной комбинезон и высокие розовые сапоги до колена.
Сван остановилась возле Джаспера Уэйда и поманила его указательным пальцем. Когда он снял защитную маску и отложил в сторону инструмент, она сказала:
– Зайдите в мой кабинет, мистер Уэйд. И захватите с собой сына.
Я даже представить не могла, что ей нужно от Джаспера и Эли, но не сводила глаз с Эли, потому что не хотела упустить ни одной детали. Когда он стянул с лица платок и снял очки, чтобы протереть стекла, я увидела тревогу в его больших карих глазах. У меня защемило сердце.
– Она никогда сама никого не увольняет, – шепнула я, пока мы шли следом за Джаспером. – Этим занимается мистер Албертс, ее менеджер. Так что не волнуйся за своего отца.
Эли свирепо посмотрел на меня, и я нахмурилась. Подумаешь, еще и задается! Мы вошли в кабинет. Сван села и указала мне на мое место за маленьким столиком. Джаспер Уэйд тоже явно нервничал. Он стоял перед Сван такой высокий и сильный, темноволосый и красивый, покрытый мраморной пылью, но на лбу у него выступили капельки пота, хотя весенний день выдался нежарким. Они с Эли остановились на мраморном полу у самой двери, не решаясь ступить грязными ботинками на турецкий ковер. А я сидела, как розовая кукла, за своим столиком, послушно сложив руки на его мраморной крышке.
– Мистер Уэйд, – заговорила Сван, – школьная Учительница сказала мне, что Эли гений в математике.
В кабинете воцарилась тишина. Джаспер и Эли изумленно переглядывались, я тоже ничего не могла понять.
– Он неплохо соображает, мэм, – наконец сумел произнести Джаспер. – И должен признать, что парень разбирается в цифрах. Он всегда подсчитывает расходы для меня и моей жены и еще ни разу не ошибся.
– И сколько же ему было лет, когда вы доверили ему семейную бухгалтерию?
Джаспер посмотрел на Эли:
– Ты помнишь, сын? Я не скажу наверняка.
Выражение лица Эли ясно давало понять, что он не слишком уверен, следует ли в этом признаваться. Он тяжело сглотнул.
– Шесть лет, Па.
Глаза Джаспера вспыхнули. Он снова взглянул на Сван.
– Да, мэм, точно, он тогда ходил в первый класс.
Сван откинулась на высокую спинку своего кресла, переплела пальцы и положила руки на мраморную столешницу. Она не сводила с Эли изучающего взгляда синих глаз, словно высчитывала его стоимость в пересчете на мрамор. Неожиданно она резко подалась вперед и набрала какие-то цифры на своем калькуляторе. Машинка заскрипела, застучала и выдала листок. Она оторвала его и спрятала в ладони.
– Эли, быстро подсчитай в уме, сколько будет сто двадцать три умножить на сорок два?
Эли посмотрел на нее и даже не моргнул.
– Пять тысяч сто шестьдесят шесть.
Бровь Сван изогнулась:
– Верно.
Я чуть не свалилась с моего миниатюрного офисного кресла. Он просто блестяще ответил! Сван снова подсчитала что-то на калькуляторе.
– Теперь раздели восемьсот девяносто пять на восемьдесят два.
– Десять, запятая, девяносто один, – тут же отозвался Эли.
Сван задала ему еще с десяток примеров. Эли ни разу не задумался и не ошибся. Сван сложила листки на столе, снова откинулась в кресле и подняла глаза на Джаспера.
– Мистер Уэйд, я хочу, чтобы после занятий в школе Эли работал здесь, в моем офисе. Пусть он научится у мистера Албертса ведению счетов. Разумеется, он еще ребенок, но он – необычный ребенок. Каждый год я оплачиваю обучение в колледже для одного из способных жителей этого города. Если ваш сын докажет, что умен и воспитан, я уверена, что он получит этот грант на образование, когда окончит школу в Бернт-Стенде. Он будет изучать бизнес и бухгалтерию в Университете Дюка в Чепел-Хилл, а затем вернется сюда, чтобы работать в моей компании.
Удивительно! Сначала бабушка разрешила Уэйдам поселиться в нашем Каменном коттежде, потом позволила Джасперу спилить столетние деревья в нашем лесу, а теперь собирается послать Эли в лучший универститет штата! Неужели Сван признала его благородство?
Джаспер Уэйд был слишком поражен услышанным и не нашелся, что сказать. Эли открыл было рот, но тут же закрыл его. Он смотрел куда-то в пространство, а я все пыталась поймать его взгляд, чтобы сказать ему глазами: «Ты особенный, и она это знает, так что демонстрируй счастье!» Он, вероятно, заметил по моему лицу, насколько я возбуждена. Но в его глазах я увидела только гнев и страдание. Эли понял, что теперь будет всю жизнь принадлежать «Компании Хардигри», хочет он того или нет.
Учительница пятого класса миссис Дэйн свирепо смотрела на Эли сквозь квадратные очки в янтарной оправе. Она держала в руке листы с его контрольной работой, словно собиралась отхлестать его ими. С виду она вполне подходила на роль убийцы – маленькая, сильная, толстая, с лицом, похожим на мордочку мопса. Миссис Дейн носила белокурый парик, из-под которого частенько выбивались темные волосы. Казалось, что она всегда пребывает на грани нервного срыва.
У Эли мурашки побежали по коже. Он медленно, словно сироп из бутылки, выполз из-за своей парты. Эли терпеть не мог отвечать у доски: он стеснялся своих коротковатых мешковатых штанов и фланелевой рубашки, полученной от Армии спасения. Одноклассники приглушенно захихикали. Эли поправил очки и в полном отчаянии посмотрел на миссис Дейн.
– Мистер Уэйд, – ровным голосом начала она, – вы написали эту контрольную работу за пять минут. Остальным ученикам потребовался целый час. – Она хлопнула листами по столу. – Вы списывали!
– Нет, мэм, – просто ответил Эли. – Я не списывал, мэм.
Миссис Дэйн потрясла листами:
– Тогда объясните, как вам это удалось.
– Мне просто… не пришлось долго думать. Цифры сами выскакивают.
– Как блохи, – прошептал один из мальчишек. – Наш Уэйд – блошиная голова!
В классе засмеялись, но миссис Дэйн шлепнула ладонью по столу, и шум разом стих. У Эли вспыхнули щеки.
– Идите к доске! – приказала учительница.
У мальчика задрожали колени. Он медленно прошел между партами, повернулся лицом к классу и встал, словно солдат на часах. Миссис Дэйн нацарапала что-то в блокноте и обратилась к Эли:
– Умножьте двести семьдесят на двести пятьдесят.
Эли взял кусок мела и записал цифры.
– Получается шестьдесят семь тысяч пятьсот, – ответил он.
– Не шутите со мной, сэр!
– Я не расположен шутить с вами, мэм. Это результат.
Миссис Дэйн перемножила цифры в блокноте. Румянец вспыхнул у нее на щеках, она нахмурилась.
– Все верно. – У Эли отлегло от сердца, но учительница не собиралась сдаваться. – Разделите шесть тысяч семь на двенадцать.
Эли даже не стал ничего записывать на доске.
– Пятьсот, запятая, пятьдесят восемь.
Учительница повторила операцию в блокноте. От удивления у нее даже рот приоткрылся. Она резко подняла голову и уставилась на мальчика.
– Умножьте два миллиона двадцать на шестьдесят семь!
– Сто тридцать четыре миллиона одна тысяча четыреста семь. – Он помолчал. – Ровно.
Миссис Дэйн села, умножила цифры в блокноте и отбросила ручку в сторону. В полной растерянности она сдвинула парик, и густая прядь черных волос вырвалась на свободу.
«Заставил я ее поработать», – подумал Эли.
Учительница снова подняла голову и указала на него пальцем.
– Вы гений.
Волна гордости подхватила Эли. Он сдержался, не нагрубил, поверил в себя – и выиграл этот унизительный конкурс. Эли посмотрел на одноклассников и увидел, что все они в изумлении пооткрывали рты и глазеют на него, как мыши на головку сыра.
Большой вкусный кусок сыра. И это он!
– Приветствую всех! – произнес Эли Уэйд.
* * *
Почти каждую субботу Сван брала меня с собой в офис «Мраморной компании», где я выполняла кое-какую бумажную работу, постепенно изучая нелегкий семейный бизнес. Обычно я сидела за собственным]маленьким столиком в углу кабинета Сван и с завистью смотрела в большое окно на синее небо и глубокую мраморную каменоломню. Мне больше нравилась фабрика по обработке камня, расположенная рядом. Там мне иногда разрешали постоять рядом с мастером, предварительно прикрыв глаза защитными очками. Я наблюдала, как он обрабатывал, а потом шлифовал камень. По субботам работники могли приводить своих сыновей, чтобы учить их ремеслу. Девочки не допускались. Кроме меня.В это ясное субботнее утро там оказался и Эли. Его руки утонули в огромных, не по размеру, кожаных рукавицах, лицо и волосы покрывала каменная пыль, платок, прикрывавший рот и нос, был завязан узлом на затылке. Он работал рядом с отцом и даже ни разу не взглянул на меня, когда я смотрела на него. Но я его поймала, когда он исподтишка меня разглядывал. Я специально отвернулась, а потом резко повернула голову – и поймала его!
Неожиданно в цех вошла Сван, несказанно удивив меня: она редко появлялась там, где летела пыль. Глядя на нее, никто бы не усомнился, что перед ним настоящая деловая женщина семидесятых годов. В этот день она выбрала брючный костюм от известного дизайнера – синие брюки и жакет в тон. Цветного шелковый шарф был завязан на талии и свисал на ее правое бедро, словно флаг арбитра. Высокие каблуки импортных кожаных туфель уверенно цокали по мраморной крошке, небольшая нитка жемчуга украшала шею. Все мужчины на фабрике провожали ее взглядами. Сван все еще была красива. Она могла бы быть старшей сестрой Скарлетт О'Хара или матерью Жаклин Смит в фильме «Ангелы Чарли».
Ну а меня, разумеется, одели в розовый шерстяной комбинезон и высокие розовые сапоги до колена.
Сван остановилась возле Джаспера Уэйда и поманила его указательным пальцем. Когда он снял защитную маску и отложил в сторону инструмент, она сказала:
– Зайдите в мой кабинет, мистер Уэйд. И захватите с собой сына.
Я даже представить не могла, что ей нужно от Джаспера и Эли, но не сводила глаз с Эли, потому что не хотела упустить ни одной детали. Когда он стянул с лица платок и снял очки, чтобы протереть стекла, я увидела тревогу в его больших карих глазах. У меня защемило сердце.
– Она никогда сама никого не увольняет, – шепнула я, пока мы шли следом за Джаспером. – Этим занимается мистер Албертс, ее менеджер. Так что не волнуйся за своего отца.
Эли свирепо посмотрел на меня, и я нахмурилась. Подумаешь, еще и задается! Мы вошли в кабинет. Сван села и указала мне на мое место за маленьким столиком. Джаспер Уэйд тоже явно нервничал. Он стоял перед Сван такой высокий и сильный, темноволосый и красивый, покрытый мраморной пылью, но на лбу у него выступили капельки пота, хотя весенний день выдался нежарким. Они с Эли остановились на мраморном полу у самой двери, не решаясь ступить грязными ботинками на турецкий ковер. А я сидела, как розовая кукла, за своим столиком, послушно сложив руки на его мраморной крышке.
– Мистер Уэйд, – заговорила Сван, – школьная Учительница сказала мне, что Эли гений в математике.
В кабинете воцарилась тишина. Джаспер и Эли изумленно переглядывались, я тоже ничего не могла понять.
– Он неплохо соображает, мэм, – наконец сумел произнести Джаспер. – И должен признать, что парень разбирается в цифрах. Он всегда подсчитывает расходы для меня и моей жены и еще ни разу не ошибся.
– И сколько же ему было лет, когда вы доверили ему семейную бухгалтерию?
Джаспер посмотрел на Эли:
– Ты помнишь, сын? Я не скажу наверняка.
Выражение лица Эли ясно давало понять, что он не слишком уверен, следует ли в этом признаваться. Он тяжело сглотнул.
– Шесть лет, Па.
Глаза Джаспера вспыхнули. Он снова взглянул на Сван.
– Да, мэм, точно, он тогда ходил в первый класс.
Сван откинулась на высокую спинку своего кресла, переплела пальцы и положила руки на мраморную столешницу. Она не сводила с Эли изучающего взгляда синих глаз, словно высчитывала его стоимость в пересчете на мрамор. Неожиданно она резко подалась вперед и набрала какие-то цифры на своем калькуляторе. Машинка заскрипела, застучала и выдала листок. Она оторвала его и спрятала в ладони.
– Эли, быстро подсчитай в уме, сколько будет сто двадцать три умножить на сорок два?
Эли посмотрел на нее и даже не моргнул.
– Пять тысяч сто шестьдесят шесть.
Бровь Сван изогнулась:
– Верно.
Я чуть не свалилась с моего миниатюрного офисного кресла. Он просто блестяще ответил! Сван снова подсчитала что-то на калькуляторе.
– Теперь раздели восемьсот девяносто пять на восемьдесят два.
– Десять, запятая, девяносто один, – тут же отозвался Эли.
Сван задала ему еще с десяток примеров. Эли ни разу не задумался и не ошибся. Сван сложила листки на столе, снова откинулась в кресле и подняла глаза на Джаспера.
– Мистер Уэйд, я хочу, чтобы после занятий в школе Эли работал здесь, в моем офисе. Пусть он научится у мистера Албертса ведению счетов. Разумеется, он еще ребенок, но он – необычный ребенок. Каждый год я оплачиваю обучение в колледже для одного из способных жителей этого города. Если ваш сын докажет, что умен и воспитан, я уверена, что он получит этот грант на образование, когда окончит школу в Бернт-Стенде. Он будет изучать бизнес и бухгалтерию в Университете Дюка в Чепел-Хилл, а затем вернется сюда, чтобы работать в моей компании.
Удивительно! Сначала бабушка разрешила Уэйдам поселиться в нашем Каменном коттежде, потом позволила Джасперу спилить столетние деревья в нашем лесу, а теперь собирается послать Эли в лучший универститет штата! Неужели Сван признала его благородство?
Джаспер Уэйд был слишком поражен услышанным и не нашелся, что сказать. Эли открыл было рот, но тут же закрыл его. Он смотрел куда-то в пространство, а я все пыталась поймать его взгляд, чтобы сказать ему глазами: «Ты особенный, и она это знает, так что демонстрируй счастье!» Он, вероятно, заметил по моему лицу, насколько я возбуждена. Но в его глазах я увидела только гнев и страдание. Эли понял, что теперь будет всю жизнь принадлежать «Компании Хардигри», хочет он того или нет.