Страница:
Я выпила весь бокал залпом. Мне отчаянно хотелось стать взрослой, чтобы Сван мной гордилась.
– Никогда больше так не делай, – строго сказала бабушка.
Я заморгала, уже чуть опьяневшая, и недоуменно уставилась на нее. Ее глаза сверкнули.
– Не смей пить вино так, словно ты завсегдатай баров, опрокидывающий себе в глотку пиво. Пей медленно. И оставляй хотя бы немного в бокале. Никогда не будь жадной, особенно если речь идет об алкоголе. И никогда не пей больше двух бокалов, а если ты оказалась одна в обществе мужчин, вообще не пей.
– Да, мэм.
Сван взяла бокал у меня из рук и поставила его рядом со своим, из которого она отпила только один глоток.
– Я приготовила тебе подарок.
Я снова уставилась на поднос. Мне показалось, что у меня распух язык.
Сван приподняла угол салфетки. На подносе стояла красивая золотая шкатулка для драгоценностей. Бабушка открыла крышку, и я задохнулась от восторга, увидев изящный кулон на тонкой золотой цепочке. Плоская капелька розового мрамора была вставлена в золотую оправу изящной работы. Золотое плетение удерживало в центре капли бриллиант в один карат.
– Это такой же, как у вас!
– Да. В этом-то весь смысл. – Сван потянула за цепочку и вытащила из-под мягкого воротника блузки точно такой же кулон. – Моя мать подарила мне ещё когда мне исполнилось десять. Если ты посмотришь на ее портрет, то заметишь точно такой же. – Сван помолчала и едва заметно поджала губы. – Разумеется, у моей сестры Клары он тоже есть. И… – Последовала еше одна пауза, затем Сван спокойно продолжила: – Я подарила такое же украшение твоей матери, когда ей исполнилось десять. Мы все – женщины из семейства Хардигри, и все носим такой кулон.
– Вы любили мою мать. А меня вы любите? – внезапно выпалила я.
В ту же секунду на лице Сван появилось замкнутое выражение.
– Ты моя внучка и единственная наследница. Это очень важно для меня.
Вся моя радость, все возбуждение и гордость исчезли без следа. Она даже не смогла сказать этого! Почему я не заслужила ее любви?
Сван надела цепочку мне на шею. Она оказалась короткой, и кулон висел высоко на груди. Потом Сван сняла салфетку с подноса – и я застыла, с ужасом глядя на прибор, напоминающий шприц. У меня закружилась голова.
– Это паяльник, – объяснила Сван. Она взяла салфетку, сложила ее несколько раз и подложила под замок цепочки. Я похолодела. – Чего ты испугалась, глупышка? Я собираюсь всего лишь запаять замок.
– Зачем?
Ее синие глаза не мигая, посмотрели на меня.
– Такова традиция, и я хочу, чтобы ты ей следовала. Моя цепочка запаяна, Кларина тоже. Цепочку твоей матери тоже нельзя было расстегнуть. Все они были запаяны.
– Вы хотите сказать, что я никогда не смогу ее снять?
– Совершенно верно.
Я стояла рядом с ней, как породистый теленок, пока Сван орудовала паяльником. Я почувствовала острый, неприятный запах, в животе у меня заныло. Она меня не любит и поэтому надевает цепь мне на шею!
Как будто я собака. Теперь я буду ходить в собачьем ошейнике…
– Готово, – произнесла Сван и отступила назад.
– Благодарю вас, мэм, – еле сумела выговорить я.
При первом же удобном случае я вышла из столовой, выбежала на террасу, спустилась к пруду с фонтаном, прошла мимо него и углубилась в лес. Там меня вырвало.
Эли отобрал у Белл воздушный шарик, который девочка хотела привязать к нижней ветке американского лавра. Деревце как-то незаметно выросло год назад на одном из склонов Сада каменных цветов. Хотя Эли, Белл и Дарл следили за дикой долиной, очищали ее, боролись с сорняками, они решили оставить это деревце с его забавными резными листочками.
Белл нахмурилась, когда Эли взял шар за веревочку.
– А что с ним не так?
– Он розовый. Сегодня не должно быть ничего розового.
Нежное личико Белл помрачнело.
– Ой, конечно! Дарл это не понравится.
Эли выпустил из шарика воздух, спрятал его в карман джинсов и посмотрел на часы, которые родители: подарили ему три месяца назад на тринадцатилетие.
– Все в порядке. Пора. Я, пожалуй, поднимусь на холм и подожду ее там. А ты будь наготове.
Белл улыбнулась:
– Я буду.
В семь лет Белл оставалась тихой и пугливой, но уже не впадала поминутно в панику и не пряталась при звуке незнакомого голоса. Она притаилась за большой мраморной вазой. Эли одобрительно кивнул и пошел вверх по склону, поправляя на ходу очки. Ма и Па купили ему красивую металлическую оправу, которая не так его раздражала. Теперь каждые шесть недель он вместе с Па стригся в парикмахерской, где густые пряди их темных волос падали на розовый мраморный пол так же красиво, как и у других мужчин в городе. От прежнего оборванца ничего не осталось.
Вообще дела в их семье пошли на лад. Рабочие поговаривали о том, что Па скоро назначат бригадиром. Ма накопила достаточно денег, работая горничной в Марбл-холле, так что они смогли купить в Эшвилле подержанный дубовый гарнитур для столовой. Па с гордостью добавил двадцать долларов, и они приобрели еще две красивые лампы на блошином рынке.
«Вот так и вертится мир, – мрачно размышлял Эли, поджидая Дарл на поваленном дубе. – Надо сделать так много, чтобы продвинуться вперед хоть чуть-чуть!» Господь и Сван Хардигри Сэмпле были добры к его семье. Но все они тяжело трудились, чтобы заработать эту милость. Эли услышал шорох листвы и быстро вскочил. Настроение у него сразу улучшилось, стоило ему только увидеть Дарл на вершине соседнего холма. Так бывало всегда. Она помахала ему рукой, и Эли махнул в ответ.
Убегая в лес, Дарл никогда не надевала ничего розового. Ее красивые каштановые волосы длинными волнистыми прядями падали ей на плечи, обтянутые голубой блузкой. За последние несколько лет она выросла не меньше, чем на четыре дюйма, и определенно Должна была стать такой же высокой, стройной и сильной, как ее бабушка. У нее были длинные сильные ноги и руки, нежная, словно шелк, кожа и большие темно-синие глаза. Эли смотрел на нее с новым чувством, которое мучило его уже несколько дней подряд, и ему было очень стыдно. Он сознавал, что не должен вот так глазеть на нее, ведь она еще совсем ребенок, даже груди нет.
Его жизнь теперь резко разделилась на моменты достойные и недостойные. Достойными он считал те, когда они с Дарл встречались в Саду каменных цветов, читали друг другу вслух, развлекали Белл, разговаривали о жизни или танцевали под музыку переносного радиоприемника. Но были и моменты недостойные, когда он в мечтах представлял себе девочек из девятого класса с большими грудями или моделей из каталога женского белья. Бывало, что на неприличные мысли его наводили даже персики и перцы определенной формы в городском супермаркете. И это его отчаянно смущало.
Но она уже была рядом – его самый лучший друг, самая надежная опора, его единственная любовь, Дарл Юнион. Она выглядела немного печальной, но так бывало часто, и выражение ее лица менялось, стоило Эли только заговорить с ней. Ему нравилось, как загорались глаза Дарл, когда она видела его.
– Стой, не ходи дальше! – Он направился к ней, на ходу вытаскивая из кармана широкий голубой шарф. – Я должен завязать тебе глаза. Мы с Белл приготовили для тебя сюрприз.
– Я свалюсь со скалы – и это, конечно, будет большим сюрпризом.
– Тс-с! Я тебя поведу, и с тобой ничего не случится. Просто иди рядом со мной, и все.
– Это я сумею.
Эли вдыхал сладкий аромат, исходящий от одежды и кожи Дарл. Прежде чем он опустил шарф ей на глаза, она посмотрела на него с такой грустью, что чуть не разрушила все его благие намерения – галантность едва не уступила место разбушевавшимся гормонам. Как только повязка оказалась на месте, он откинул у нее со лба длинный темный локон, взял ее за руку и осторожно повел вверх по холму. Когда внизу перед ними раскинулся Сад каменных цветов, Эли снял шарф.
– С днем рождения!
Дарл засмеялась и прижала ладони к щекам. Вся глубокая лощина была украшена яркими воздушными шариками. Они парили в пронизанном солнцем воздухе над вазами, скамейками, кустами рододендронов и танцевали на мягком теплом осеннем ветерке.
– С днем рождения, Дарл! – Белл выскочила из-за широкой мраморной вазы, держа в руках маленький кривобокий кекс, украшенный сахарной глазурью. На нем горели десять свечек.
– О, это просто замечательно! – воскликнула Дарл и, схватив Эли за руку, побежала вниз с холма. – Как красиво! – оценила она кекс.
Белл вспыхнула и гордо вскинула голову, откидывая назад пушистые темные волосы.
– Это я сама испекла, – прошептала она.
– Ты? Еще лучше!
Эли сжал руку Дарл:
– Загадай желание и задуй все свечки сразу.
Дарл притихла, посмотрела на мигающие огоньки и произнесла:
– Хочу, чтобы ты и Белл были моей семьей!
Белл удивленно уставилась на нее, а Эли захлестнула теплая волна радости, к которой, правда, примешивалась тревога.
– Ты не должна говорить об этом вслух.
Белл вздохнула и закивала головой:
– Желание тогда не исполнится!
В глазах Дарл появилось суровое выражение:
– Я сделаю так, что мое желание сбудется. Уж я постараюсь!
Она яростно задула свечки и посмотрела на Эли. V него защемило сердце. Он достал из кармана маленький пакетик и протянул его Дарл – накануне он сам аккуратно завернул подарок в белый бумажный носовой платок. Девочка осторожно разорвала обертку, как будто это был тончайший шелк. Внутри оказался маленький кусочек мрамора совершенной овальной формы, отполированный до блеска. В центре овала была вырезана фигура, напоминающая удлиненную восьмерку.
– Я сделал это для тебя, – сказал Эли и, переминаясь с ноги на ногу, хрипло пояснил: – Это математический символ. Он означает бесконечность – то есть то, что навсегда.
Дарл поцеловала его. Просто поднялась на цыпочки, прежде чем он сообразил, что она намерена сделать, притянула его к себе за воротник рубашки и быстро поцеловала в губы. Эли покраснел, и Дарл тоже залилась румянцем. Она внимательно посмотрела на него, а потом сразу же отвела глаза, охваченная смущением.
– Навсегда, – прошептала она.
Никто не знал, как им теперь себя вести, о чем говорить. Эли и Дарл сели прямо на землю у мраморной скамьи и, отталкивая воздушные шары, которые нежно терлись об их кожу, принялись есть нежный кекс. Белл смотрела на них и улыбалась.
Эли наслаждался каждым мгновением. Ему казалось, что его сердце вот-вот разорвется. Он знал, что Дарл всегда будет для него самой красивой, самой умной, самой сладкой…
Я сидела на диване в оконной нише библиотеки, свернувшись калачиком на подушках, нежилась в лучах скупого осеннего солнца и читала новую книгу под названием «Вниз по течению». Где-то далеко Сван разговаривала по телефону с поставщиком продуктов, планируя предстоящие званые вечера в Бернт-Стенде и в Эшвилле. Матильда уехала на уик-энд, а Карен заснула в моей спальне. Энни Гвен, которая теперь частенько одна управлялась и на кухне, и в доме, вытирала пыль в гостиной.
Я собиралась через час надеть пальто и отправиться в Сад каменных цветов: мы договорились встретиться там с Карен, Эли и Белл. В свое время я пережила невероятно скучные уроки бальных танцев в Эшвилле и теперь учила их всех вальсировать. Впрочем, Эли обычно отказывался танцевать, Белл, Карен и я кружились вокруг него, а он вытягивался на траве на солнышке и, усмехаясь, наблюдал за нашими глупостями.
Тикали часы на камине. Я перевернула страницу книги. До моих ушей долетел какой-то непривычный шум, но я не обратила на него внимания, как на назойливую муху. Однако шум стал громче, и я подняла голову, прислушиваясь. По дороге к дому подъезжала машина. Ничего странного в этом не было – вероятно, Сван пригласила в гости кого-то из своих подруг. А они все знали, что от приглашения Сван отказываться не следует.
– Я открою дверь! – крикнула я Энни Гвен.
Я прошла по просторному холлу и выглянула на улицу через узкое боковое окошко рядом с высокими двойными дверями. К дому мчалась ярко-красная спортивная машина «Транс Ам». Я задумалась. Сван не зналась с людьми, которые ездят на таких машинах.
Верх у машины был поднят, поэтому разглядеть того, кто сидел за рулем, мне не удавалось.
Я открыла массивные двери и вышла на крыльцо, обрамленное высокими стройными кедрами в мраморных кадках. Машина подъехала ближе, и теперь было видно, что за рулем сидит темноволосая женщина. Глаза ее скрывали огромные солнечные очки. Быстроходный спортивный автомобиль влетел во двор, едва не задев клумбу и аккуратно подстриженный газон. Завизжали тормоза, машина остановилась всего в нескольких дюймах от мраморных ступенек крыльца. Такое театральное появление меня безмерно удивило. Открылась дверца, и показались длинные ноги в ярко-красных высоких сапогах на высоченных шпильках. Джинсы от известного дизайнера обтягивали, словно перчатки, стройные бедра. Женщина расправила плечи в шикарном кожаном красном пиджаке; внушительная грудь колыхнулась под белоснежной блузкой, такой прозрачной, что я смогла разглядеть бюстгальтер. На ее губах сияла вишнево-красная помада, кудрявые темные волосы свободно падали на плечи.
Я смотрела на нее во все глаза. Подумать только, такая дикая женщина у нашего порога!
Незнакомка пристально посмотрела на меня, потом улыбнулась, и я заметила, что кожа на ее щеках не такая уж упругая. Она не была такой молодой, какой хотела казаться. Но сарказма ей было явно не занимать.
– Смотри-ка, ты точная копия своей распроклятой бабушки! – прозвучал ее низкий хрипловатый голос.
Я по-настоящему рассердилась, закрыла рот, который у меня открылся от удивления, и гордо вскинула голову:
– Мэм, только всякая шваль позволяет себе говорить подобным образом!
Она рассмеялась.
– Господи! Ну совсем как Сван!
У меня за спиной распахнулись двери дома. Я быстро обернулась. На пороге стояла бабушка и смотрела на гостью. Трудно было себе представить настолько непохожих друг на друга женщин. Сван как будто только что сошла с картинки модного журнала. Ее повседневный костюм состоял из брюк свободного покроя от лучшего портного, мягкого серого свитера и нитки жемчуга. Женщину из спортивной машины легко было принять за официантку из придорожной забегаловки, если бы не цена ее наряда.
Никто не произнес ни слова. Глаза Сван, холодные, словно арктический лед, не отрывались от лица незваной гостьи, которая с вызовом смотрела на нее. Молчание затягивалось. Я не дышала так долго, что у меня заныли легкие. Наконец гостья сняла очки, и я потеряла дар речи, увидев ее голубые глаза – глаза Хардигри. Она смотрела на Сван так, как мангуст смотрит на кобру.
– Привет, сестра, – сказала женщина.
Из горла Сван вырвался странный звук, похожий на шипение.
– Здравствуй, Клара.
Эли, Карен и Белл сидели вокруг меня в Саду каменных цветов. Лицо Эли напряженно застыло, Белл открыла рот, да так и забыла его закрыть, Карен присвистнула. Наконец Эли покачал головой:
– Это определенно не имеет к тебе никакого отношения, а меня больше ничто не волнует.
Я придвинулась к нему поближе:
– Может быть, ты слышал, как твоя мама говорила что-нибудь о моей бабушке и Кларе? Я уверена, что | Матильда многое знает о нашей семье, но нам с Карен она никогда не скажет. Вдруг она проговорилась твоей маме?
– Мама всегда молчаливая как мышка, – прошептала Белл. – Вот почему я такая.
– Наверное, ты права, Белл. Но бабушка и Клара точно ненавидят друг друга, только никто не говорит мне почему.
Эли нахмурился и поправил очки.
– Ты просто постарайся не путаться у них под ногами. А если они решат поубивать друг друга, достанут оружие или атомные снаряды, ты только позови меня, и я за тобой примчусь.
Мое сердце растаяло.
– Если они начнут сбрасывать бомбы, я спрячусь за прудом и буду кричать: «Утки!»
– Не утки, а лебеди, – поправила меня Карен. Все расхохотались. Вот так мы все действовали друг на друга, даже в самые печальные моменты.
В разгар веселья мы с Карен услышали звуки колокола и вскочили на ноги. Этот колокол висел на дубе в саду. Им пользовались бабушка и Матильда, чтобы позвать нас, если мы играли в лесу.
– Мы должны идти.
Эли и Белл тоже поднялись.
– Берегись уток и Клары! – посоветовала Белл. Я обняла ее.
– Я не боюсь Клары. Она вся такая красная, что я ее замечу за милю. Она не сможет подкрасться ко мне.
Эли нахмурился. Мне нравилось смотреть в его карие глаза. Они были такие мягкие, такие сладкие, как сироп.
– Пообещай, что позовешь меня, если тебе понадобится помощь, – спокойно сказал он.
Мне захотелось поцеловать его, но я сдержалась и только еле заметно кивнула.
– Дарл, иди и собери все, что тебе понадобится, чтобы провести у нас с Карен уик-энд, – приказала она голосом, не терпящим возражений. – Твоя бабушка считает, что тебе нужно на несколько дней уехать из дома.
– Здорово! – обрадовалась моя подруга.
– А что, бабушка и Клара собираются подраться? – поинтересовалась я.
– Клара приехала за деньгами. Как только она получит столько, сколько ей хочется, она немедленно уедет. Вопрос только в том, какую сумму твоя бабушка согласится дать ей и как долго Клара готова ждать.
Я не верила своим ушам. Матильда говорит нам такое! Это было куда больше, чем мне удалось узнать за многие годы.
Я схватила Карен за руку, и мы помчались наверх собирать мои вещи. Я прислушивалась к напряженной тишине в доме, ожидая, что эта тишина вот-вот взорвется.
Карен, в байковой ночной рубашке, придвинулась поближе ко мне. Осенью днем в горах еще могло быть тепло, но ночи уже стали холодными.
– Если бы ты не была белой девочкой, то могла бы приходить ко мне чаще. Люди не стали бы ничего говорить.
– А мне бы хотелось, чтобы ты оставалась на ночь в Марбл-холле со мной. Никто не осмелится сказать ничего плохого про гостей моей бабушки.
Карен фыркнула, давая понять, что у меня слишком упрощенный взгляд на мир, потом вздохнула:
– Хорошо бы мы были сестрами!
– Мне бы тоже этого хотелось. – Я взяла ее за руку. – Мы не были бы такими, как моя бабушка и Клара. Мы бы любили друг друга.
– Только люди нам бы этого не позволили. Я чернокожая, Дарл.
Это слово повисло в тишине, словно зловещий призрак. Карен произнесла его так просто, словно оно не имело большой силы. Но даже мы не могли избежать его влияния. Я посмотрела на полосатые стены, на желтоватое кружево занавесок, на кремовую рамку фотографии чернокожего отца Карен, гордо смотрящего на нас в медовом свете ночника.
– Какая разница, что говорят люди.
– Ты просто не знаешь, как они обзывают меня и бабушку, когда мы выходим куда-нибудь без миссис Хардигри.
– Не может быть! Сван никогда им этого не позволит!
– Не здесь, не в нашем городке. Но когда мы с бабушкой ездим в Эшвилл… Леди глазеют на нас в магазинах. Однажды, клянусь тебе, я своими ушами слышала, как одна из них сказала: «Вы только посмотрите на этих разодетых черномазых». А когда мы остановились на бензоколонке, служащий сказал моей бабушке: «У тебя, должно быть, очень богатая хозяйка, раз она разрешает своим неграм ездить на такой хорошей машине». И так все время, Дарл. Вот почему мы с бабушкой никогда не ездим далеко одни.
– Обещаю, что я всегда буду защищать тебя.
Карен фыркнула:
– Я не хочу, чтобы ты меня защищала, дурочка. И потом; ты же не сможешь делать это вечно. Остальной мир не такой, как Бернт-Стенд.
У меня заныло сердце. Для чего мне власть и деньги, если я не могу защитить тех, кого люблю больше всех на свете?
– Черт возьми, черт возьми! – Я несколько раз стукнула кулаком по подушке. Мне показалось, что весь мир вокруг Бернт-Стенда похож на Клару.
Глава 5
– Никогда больше так не делай, – строго сказала бабушка.
Я заморгала, уже чуть опьяневшая, и недоуменно уставилась на нее. Ее глаза сверкнули.
– Не смей пить вино так, словно ты завсегдатай баров, опрокидывающий себе в глотку пиво. Пей медленно. И оставляй хотя бы немного в бокале. Никогда не будь жадной, особенно если речь идет об алкоголе. И никогда не пей больше двух бокалов, а если ты оказалась одна в обществе мужчин, вообще не пей.
– Да, мэм.
Сван взяла бокал у меня из рук и поставила его рядом со своим, из которого она отпила только один глоток.
– Я приготовила тебе подарок.
Я снова уставилась на поднос. Мне показалось, что у меня распух язык.
Сван приподняла угол салфетки. На подносе стояла красивая золотая шкатулка для драгоценностей. Бабушка открыла крышку, и я задохнулась от восторга, увидев изящный кулон на тонкой золотой цепочке. Плоская капелька розового мрамора была вставлена в золотую оправу изящной работы. Золотое плетение удерживало в центре капли бриллиант в один карат.
– Это такой же, как у вас!
– Да. В этом-то весь смысл. – Сван потянула за цепочку и вытащила из-под мягкого воротника блузки точно такой же кулон. – Моя мать подарила мне ещё когда мне исполнилось десять. Если ты посмотришь на ее портрет, то заметишь точно такой же. – Сван помолчала и едва заметно поджала губы. – Разумеется, у моей сестры Клары он тоже есть. И… – Последовала еше одна пауза, затем Сван спокойно продолжила: – Я подарила такое же украшение твоей матери, когда ей исполнилось десять. Мы все – женщины из семейства Хардигри, и все носим такой кулон.
– Вы любили мою мать. А меня вы любите? – внезапно выпалила я.
В ту же секунду на лице Сван появилось замкнутое выражение.
– Ты моя внучка и единственная наследница. Это очень важно для меня.
Вся моя радость, все возбуждение и гордость исчезли без следа. Она даже не смогла сказать этого! Почему я не заслужила ее любви?
Сван надела цепочку мне на шею. Она оказалась короткой, и кулон висел высоко на груди. Потом Сван сняла салфетку с подноса – и я застыла, с ужасом глядя на прибор, напоминающий шприц. У меня закружилась голова.
– Это паяльник, – объяснила Сван. Она взяла салфетку, сложила ее несколько раз и подложила под замок цепочки. Я похолодела. – Чего ты испугалась, глупышка? Я собираюсь всего лишь запаять замок.
– Зачем?
Ее синие глаза не мигая, посмотрели на меня.
– Такова традиция, и я хочу, чтобы ты ей следовала. Моя цепочка запаяна, Кларина тоже. Цепочку твоей матери тоже нельзя было расстегнуть. Все они были запаяны.
– Вы хотите сказать, что я никогда не смогу ее снять?
– Совершенно верно.
Я стояла рядом с ней, как породистый теленок, пока Сван орудовала паяльником. Я почувствовала острый, неприятный запах, в животе у меня заныло. Она меня не любит и поэтому надевает цепь мне на шею!
Как будто я собака. Теперь я буду ходить в собачьем ошейнике…
– Готово, – произнесла Сван и отступила назад.
– Благодарю вас, мэм, – еле сумела выговорить я.
При первом же удобном случае я вышла из столовой, выбежала на террасу, спустилась к пруду с фонтаном, прошла мимо него и углубилась в лес. Там меня вырвало.
* * *
– Нет, сестренка, только не этот.Эли отобрал у Белл воздушный шарик, который девочка хотела привязать к нижней ветке американского лавра. Деревце как-то незаметно выросло год назад на одном из склонов Сада каменных цветов. Хотя Эли, Белл и Дарл следили за дикой долиной, очищали ее, боролись с сорняками, они решили оставить это деревце с его забавными резными листочками.
Белл нахмурилась, когда Эли взял шар за веревочку.
– А что с ним не так?
– Он розовый. Сегодня не должно быть ничего розового.
Нежное личико Белл помрачнело.
– Ой, конечно! Дарл это не понравится.
Эли выпустил из шарика воздух, спрятал его в карман джинсов и посмотрел на часы, которые родители: подарили ему три месяца назад на тринадцатилетие.
– Все в порядке. Пора. Я, пожалуй, поднимусь на холм и подожду ее там. А ты будь наготове.
Белл улыбнулась:
– Я буду.
В семь лет Белл оставалась тихой и пугливой, но уже не впадала поминутно в панику и не пряталась при звуке незнакомого голоса. Она притаилась за большой мраморной вазой. Эли одобрительно кивнул и пошел вверх по склону, поправляя на ходу очки. Ма и Па купили ему красивую металлическую оправу, которая не так его раздражала. Теперь каждые шесть недель он вместе с Па стригся в парикмахерской, где густые пряди их темных волос падали на розовый мраморный пол так же красиво, как и у других мужчин в городе. От прежнего оборванца ничего не осталось.
Вообще дела в их семье пошли на лад. Рабочие поговаривали о том, что Па скоро назначат бригадиром. Ма накопила достаточно денег, работая горничной в Марбл-холле, так что они смогли купить в Эшвилле подержанный дубовый гарнитур для столовой. Па с гордостью добавил двадцать долларов, и они приобрели еще две красивые лампы на блошином рынке.
«Вот так и вертится мир, – мрачно размышлял Эли, поджидая Дарл на поваленном дубе. – Надо сделать так много, чтобы продвинуться вперед хоть чуть-чуть!» Господь и Сван Хардигри Сэмпле были добры к его семье. Но все они тяжело трудились, чтобы заработать эту милость. Эли услышал шорох листвы и быстро вскочил. Настроение у него сразу улучшилось, стоило ему только увидеть Дарл на вершине соседнего холма. Так бывало всегда. Она помахала ему рукой, и Эли махнул в ответ.
Убегая в лес, Дарл никогда не надевала ничего розового. Ее красивые каштановые волосы длинными волнистыми прядями падали ей на плечи, обтянутые голубой блузкой. За последние несколько лет она выросла не меньше, чем на четыре дюйма, и определенно Должна была стать такой же высокой, стройной и сильной, как ее бабушка. У нее были длинные сильные ноги и руки, нежная, словно шелк, кожа и большие темно-синие глаза. Эли смотрел на нее с новым чувством, которое мучило его уже несколько дней подряд, и ему было очень стыдно. Он сознавал, что не должен вот так глазеть на нее, ведь она еще совсем ребенок, даже груди нет.
Его жизнь теперь резко разделилась на моменты достойные и недостойные. Достойными он считал те, когда они с Дарл встречались в Саду каменных цветов, читали друг другу вслух, развлекали Белл, разговаривали о жизни или танцевали под музыку переносного радиоприемника. Но были и моменты недостойные, когда он в мечтах представлял себе девочек из девятого класса с большими грудями или моделей из каталога женского белья. Бывало, что на неприличные мысли его наводили даже персики и перцы определенной формы в городском супермаркете. И это его отчаянно смущало.
Но она уже была рядом – его самый лучший друг, самая надежная опора, его единственная любовь, Дарл Юнион. Она выглядела немного печальной, но так бывало часто, и выражение ее лица менялось, стоило Эли только заговорить с ней. Ему нравилось, как загорались глаза Дарл, когда она видела его.
– Стой, не ходи дальше! – Он направился к ней, на ходу вытаскивая из кармана широкий голубой шарф. – Я должен завязать тебе глаза. Мы с Белл приготовили для тебя сюрприз.
– Я свалюсь со скалы – и это, конечно, будет большим сюрпризом.
– Тс-с! Я тебя поведу, и с тобой ничего не случится. Просто иди рядом со мной, и все.
– Это я сумею.
Эли вдыхал сладкий аромат, исходящий от одежды и кожи Дарл. Прежде чем он опустил шарф ей на глаза, она посмотрела на него с такой грустью, что чуть не разрушила все его благие намерения – галантность едва не уступила место разбушевавшимся гормонам. Как только повязка оказалась на месте, он откинул у нее со лба длинный темный локон, взял ее за руку и осторожно повел вверх по холму. Когда внизу перед ними раскинулся Сад каменных цветов, Эли снял шарф.
– С днем рождения!
Дарл засмеялась и прижала ладони к щекам. Вся глубокая лощина была украшена яркими воздушными шариками. Они парили в пронизанном солнцем воздухе над вазами, скамейками, кустами рододендронов и танцевали на мягком теплом осеннем ветерке.
– С днем рождения, Дарл! – Белл выскочила из-за широкой мраморной вазы, держа в руках маленький кривобокий кекс, украшенный сахарной глазурью. На нем горели десять свечек.
– О, это просто замечательно! – воскликнула Дарл и, схватив Эли за руку, побежала вниз с холма. – Как красиво! – оценила она кекс.
Белл вспыхнула и гордо вскинула голову, откидывая назад пушистые темные волосы.
– Это я сама испекла, – прошептала она.
– Ты? Еще лучше!
Эли сжал руку Дарл:
– Загадай желание и задуй все свечки сразу.
Дарл притихла, посмотрела на мигающие огоньки и произнесла:
– Хочу, чтобы ты и Белл были моей семьей!
Белл удивленно уставилась на нее, а Эли захлестнула теплая волна радости, к которой, правда, примешивалась тревога.
– Ты не должна говорить об этом вслух.
Белл вздохнула и закивала головой:
– Желание тогда не исполнится!
В глазах Дарл появилось суровое выражение:
– Я сделаю так, что мое желание сбудется. Уж я постараюсь!
Она яростно задула свечки и посмотрела на Эли. V него защемило сердце. Он достал из кармана маленький пакетик и протянул его Дарл – накануне он сам аккуратно завернул подарок в белый бумажный носовой платок. Девочка осторожно разорвала обертку, как будто это был тончайший шелк. Внутри оказался маленький кусочек мрамора совершенной овальной формы, отполированный до блеска. В центре овала была вырезана фигура, напоминающая удлиненную восьмерку.
– Я сделал это для тебя, – сказал Эли и, переминаясь с ноги на ногу, хрипло пояснил: – Это математический символ. Он означает бесконечность – то есть то, что навсегда.
Дарл поцеловала его. Просто поднялась на цыпочки, прежде чем он сообразил, что она намерена сделать, притянула его к себе за воротник рубашки и быстро поцеловала в губы. Эли покраснел, и Дарл тоже залилась румянцем. Она внимательно посмотрела на него, а потом сразу же отвела глаза, охваченная смущением.
– Навсегда, – прошептала она.
Никто не знал, как им теперь себя вести, о чем говорить. Эли и Дарл сели прямо на землю у мраморной скамьи и, отталкивая воздушные шары, которые нежно терлись об их кожу, принялись есть нежный кекс. Белл смотрела на них и улыбалась.
Эли наслаждался каждым мгновением. Ему казалось, что его сердце вот-вот разорвется. Он знал, что Дарл всегда будет для него самой красивой, самой умной, самой сладкой…
* * *
Стояла середина октября. Была суббота. Я помню строгие силуэты дубов, выстроившихся вдоль подъездной аллеи Марбл-холла, помню покой, опустившийся на землю. В доме тоже царила тишина. Сильный осенний дождь, прошедший накануне, сбил с деревьев довольно много листвы. Мои мысли тоже были какими-то голыми, плоскими. Я ждала наступления зимы.Я сидела на диване в оконной нише библиотеки, свернувшись калачиком на подушках, нежилась в лучах скупого осеннего солнца и читала новую книгу под названием «Вниз по течению». Где-то далеко Сван разговаривала по телефону с поставщиком продуктов, планируя предстоящие званые вечера в Бернт-Стенде и в Эшвилле. Матильда уехала на уик-энд, а Карен заснула в моей спальне. Энни Гвен, которая теперь частенько одна управлялась и на кухне, и в доме, вытирала пыль в гостиной.
Я собиралась через час надеть пальто и отправиться в Сад каменных цветов: мы договорились встретиться там с Карен, Эли и Белл. В свое время я пережила невероятно скучные уроки бальных танцев в Эшвилле и теперь учила их всех вальсировать. Впрочем, Эли обычно отказывался танцевать, Белл, Карен и я кружились вокруг него, а он вытягивался на траве на солнышке и, усмехаясь, наблюдал за нашими глупостями.
Тикали часы на камине. Я перевернула страницу книги. До моих ушей долетел какой-то непривычный шум, но я не обратила на него внимания, как на назойливую муху. Однако шум стал громче, и я подняла голову, прислушиваясь. По дороге к дому подъезжала машина. Ничего странного в этом не было – вероятно, Сван пригласила в гости кого-то из своих подруг. А они все знали, что от приглашения Сван отказываться не следует.
– Я открою дверь! – крикнула я Энни Гвен.
Я прошла по просторному холлу и выглянула на улицу через узкое боковое окошко рядом с высокими двойными дверями. К дому мчалась ярко-красная спортивная машина «Транс Ам». Я задумалась. Сван не зналась с людьми, которые ездят на таких машинах.
Верх у машины был поднят, поэтому разглядеть того, кто сидел за рулем, мне не удавалось.
Я открыла массивные двери и вышла на крыльцо, обрамленное высокими стройными кедрами в мраморных кадках. Машина подъехала ближе, и теперь было видно, что за рулем сидит темноволосая женщина. Глаза ее скрывали огромные солнечные очки. Быстроходный спортивный автомобиль влетел во двор, едва не задев клумбу и аккуратно подстриженный газон. Завизжали тормоза, машина остановилась всего в нескольких дюймах от мраморных ступенек крыльца. Такое театральное появление меня безмерно удивило. Открылась дверца, и показались длинные ноги в ярко-красных высоких сапогах на высоченных шпильках. Джинсы от известного дизайнера обтягивали, словно перчатки, стройные бедра. Женщина расправила плечи в шикарном кожаном красном пиджаке; внушительная грудь колыхнулась под белоснежной блузкой, такой прозрачной, что я смогла разглядеть бюстгальтер. На ее губах сияла вишнево-красная помада, кудрявые темные волосы свободно падали на плечи.
Я смотрела на нее во все глаза. Подумать только, такая дикая женщина у нашего порога!
Незнакомка пристально посмотрела на меня, потом улыбнулась, и я заметила, что кожа на ее щеках не такая уж упругая. Она не была такой молодой, какой хотела казаться. Но сарказма ей было явно не занимать.
– Смотри-ка, ты точная копия своей распроклятой бабушки! – прозвучал ее низкий хрипловатый голос.
Я по-настоящему рассердилась, закрыла рот, который у меня открылся от удивления, и гордо вскинула голову:
– Мэм, только всякая шваль позволяет себе говорить подобным образом!
Она рассмеялась.
– Господи! Ну совсем как Сван!
У меня за спиной распахнулись двери дома. Я быстро обернулась. На пороге стояла бабушка и смотрела на гостью. Трудно было себе представить настолько непохожих друг на друга женщин. Сван как будто только что сошла с картинки модного журнала. Ее повседневный костюм состоял из брюк свободного покроя от лучшего портного, мягкого серого свитера и нитки жемчуга. Женщину из спортивной машины легко было принять за официантку из придорожной забегаловки, если бы не цена ее наряда.
Никто не произнес ни слова. Глаза Сван, холодные, словно арктический лед, не отрывались от лица незваной гостьи, которая с вызовом смотрела на нее. Молчание затягивалось. Я не дышала так долго, что у меня заныли легкие. Наконец гостья сняла очки, и я потеряла дар речи, увидев ее голубые глаза – глаза Хардигри. Она смотрела на Сван так, как мангуст смотрит на кобру.
– Привет, сестра, – сказала женщина.
Из горла Сван вырвался странный звук, похожий на шипение.
– Здравствуй, Клара.
* * *
– А потом она вытащила из машины четыре или пять огромных чемоданов и внесла их в дом, – торопливо рассказывала я, глотая слова. – А моя бабушка просто стояла и смотрела. Даже не сказала: «Вас здесь не ждали» – или что-нибудь в этом роде. Просто позволила ей войти. Так что моя тетя Клара втащила весь свой багаж наверх, заняла самую большую спальню для гостей и с грохотом закрыла за собой дверь. А бабушка ушла в свой кабинет и тоже хлопнула дверью. А я стояла там, как пугало огородное, с выпученными глазами, пытаясь догадаться, что будет дальше.Эли, Карен и Белл сидели вокруг меня в Саду каменных цветов. Лицо Эли напряженно застыло, Белл открыла рот, да так и забыла его закрыть, Карен присвистнула. Наконец Эли покачал головой:
– Это определенно не имеет к тебе никакого отношения, а меня больше ничто не волнует.
Я придвинулась к нему поближе:
– Может быть, ты слышал, как твоя мама говорила что-нибудь о моей бабушке и Кларе? Я уверена, что | Матильда многое знает о нашей семье, но нам с Карен она никогда не скажет. Вдруг она проговорилась твоей маме?
– Мама всегда молчаливая как мышка, – прошептала Белл. – Вот почему я такая.
– Наверное, ты права, Белл. Но бабушка и Клара точно ненавидят друг друга, только никто не говорит мне почему.
Эли нахмурился и поправил очки.
– Ты просто постарайся не путаться у них под ногами. А если они решат поубивать друг друга, достанут оружие или атомные снаряды, ты только позови меня, и я за тобой примчусь.
Мое сердце растаяло.
– Если они начнут сбрасывать бомбы, я спрячусь за прудом и буду кричать: «Утки!»
– Не утки, а лебеди, – поправила меня Карен. Все расхохотались. Вот так мы все действовали друг на друга, даже в самые печальные моменты.
В разгар веселья мы с Карен услышали звуки колокола и вскочили на ноги. Этот колокол висел на дубе в саду. Им пользовались бабушка и Матильда, чтобы позвать нас, если мы играли в лесу.
– Мы должны идти.
Эли и Белл тоже поднялись.
– Берегись уток и Клары! – посоветовала Белл. Я обняла ее.
– Я не боюсь Клары. Она вся такая красная, что я ее замечу за милю. Она не сможет подкрасться ко мне.
Эли нахмурился. Мне нравилось смотреть в его карие глаза. Они были такие мягкие, такие сладкие, как сироп.
– Пообещай, что позовешь меня, если тебе понадобится помощь, – спокойно сказал он.
Мне захотелось поцеловать его, но я сдержалась и только еле заметно кивнула.
* * *
Как только мы с Карен подошли к террасе позади дома, я поняла: что-то произошло. Матильда стояла на верхней ступени лестницы и смотрела на нас. Ее седеющие темные волосы не шевелились под дуновением вечернего бриза, янтарный лоб пересекала глубокая складка. Мы торопливо взбежали на террасу.– Дарл, иди и собери все, что тебе понадобится, чтобы провести у нас с Карен уик-энд, – приказала она голосом, не терпящим возражений. – Твоя бабушка считает, что тебе нужно на несколько дней уехать из дома.
– Здорово! – обрадовалась моя подруга.
– А что, бабушка и Клара собираются подраться? – поинтересовалась я.
– Клара приехала за деньгами. Как только она получит столько, сколько ей хочется, она немедленно уедет. Вопрос только в том, какую сумму твоя бабушка согласится дать ей и как долго Клара готова ждать.
Я не верила своим ушам. Матильда говорит нам такое! Это было куда больше, чем мне удалось узнать за многие годы.
Я схватила Карен за руку, и мы помчались наверх собирать мои вещи. Я прислушивалась к напряженной тишине в доме, ожидая, что эта тишина вот-вот взорвется.
* * *
– Мне нравится здесь, – прошептала я на ухо Карен, когда мы устроились под пледом на ее просторной кровати. Вся комната была оформлена в кремовых и ярко-желтых тонах, даже фотография отца Карен героя вьетнамской войны, стояла на комоде в кремовой рамке. – Здесь нет ничего розового.Карен, в байковой ночной рубашке, придвинулась поближе ко мне. Осенью днем в горах еще могло быть тепло, но ночи уже стали холодными.
– Если бы ты не была белой девочкой, то могла бы приходить ко мне чаще. Люди не стали бы ничего говорить.
– А мне бы хотелось, чтобы ты оставалась на ночь в Марбл-холле со мной. Никто не осмелится сказать ничего плохого про гостей моей бабушки.
Карен фыркнула, давая понять, что у меня слишком упрощенный взгляд на мир, потом вздохнула:
– Хорошо бы мы были сестрами!
– Мне бы тоже этого хотелось. – Я взяла ее за руку. – Мы не были бы такими, как моя бабушка и Клара. Мы бы любили друг друга.
– Только люди нам бы этого не позволили. Я чернокожая, Дарл.
Это слово повисло в тишине, словно зловещий призрак. Карен произнесла его так просто, словно оно не имело большой силы. Но даже мы не могли избежать его влияния. Я посмотрела на полосатые стены, на желтоватое кружево занавесок, на кремовую рамку фотографии чернокожего отца Карен, гордо смотрящего на нас в медовом свете ночника.
– Какая разница, что говорят люди.
– Ты просто не знаешь, как они обзывают меня и бабушку, когда мы выходим куда-нибудь без миссис Хардигри.
– Не может быть! Сван никогда им этого не позволит!
– Не здесь, не в нашем городке. Но когда мы с бабушкой ездим в Эшвилл… Леди глазеют на нас в магазинах. Однажды, клянусь тебе, я своими ушами слышала, как одна из них сказала: «Вы только посмотрите на этих разодетых черномазых». А когда мы остановились на бензоколонке, служащий сказал моей бабушке: «У тебя, должно быть, очень богатая хозяйка, раз она разрешает своим неграм ездить на такой хорошей машине». И так все время, Дарл. Вот почему мы с бабушкой никогда не ездим далеко одни.
– Обещаю, что я всегда буду защищать тебя.
Карен фыркнула:
– Я не хочу, чтобы ты меня защищала, дурочка. И потом; ты же не сможешь делать это вечно. Остальной мир не такой, как Бернт-Стенд.
У меня заныло сердце. Для чего мне власть и деньги, если я не могу защитить тех, кого люблю больше всех на свете?
– Черт возьми, черт возьми! – Я несколько раз стукнула кулаком по подушке. Мне показалось, что весь мир вокруг Бернт-Стенда похож на Клару.
Глава 5
На следующий день после ленча Матильда отправилась за покупками, а Карен заснула на диване в гостиной перед черно-белым телевизором (единственная Уступка Матильды индустрии развлечений), разбросав вокруг себя школьные учебники. Я надела розовую блузку, розовую шерстяную юбку, натянула розовый свитер и, не забыв про розовые теннисные туфли, выскользнула из симпатичного домика Матильды. Мне предстояла миля пути по грунтовым дорогам через холмы и лес, мимо фермерских хозяйств.
Октябрьский день выдался жарким. Я сняла свитер и завязала его вокруг пояса. Сквозь золотистую листву деревьев пробивалось солнце, светлые пятна перемежались с густой тенью, а я шагала по выложенной розовым мрамором подъездной аллее к Марбл-холлу. Было всего три часа, так что бабушка еще не вернулась из конторы «Мраморной компании Хардигри» или из демонстрационного зала. Я обошла дом и прошла по дорожке между подстриженными кустами. У меня был ключ от кухонной двери, и я собиралась им воспользоваться. Я просто послежу за Кларой и выясню, не растаяла ли ее смертоносная аура под горячими солнечными лучами.
Но мне не пришлось идти далеко. Я миновала кусты самшита, прошла сквозь открытую витую калитку в высокой мраморной стене и оказалась в закрытой части заднего двора. Там на ярком солнце у края бассейна в плетеном шезлонге на бархатных подушках загорала Клара.
Совершенно голая!
Я остановилась, как молодой олень перед дикой собакой, надеясь, что если я буду стоять неподвижно, то сольюсь с розовой мраморной стеной. Может быть, Сван всегда одевала меня в розовое только из желания спрятать от врагов? Но было уже слишком поздно. Клара сидела лицом ко мне и явно заметила меня. Она чуть опустила голову, ее губы искривила неприятная усмешка. Я не видела ее глаз, спрятанных за большими восьмиугольными солнечными очками в белой оправе. Эти очки придавали ей сходство с насекомым-мутантом из фантастического фильма ужасов. А вдруг она собирается съесть меня живьем только для развлечения? Ее крашеные темные кудрявые волосы были собраны в хвост на макушке. Длинные стройные ноги она скрестила в лодыжках и поигрывала ступнями.
Кларе было, наверное, около пятидесяти, но ее тело оставалось литым и гибким, обеспечивая ей, как и всем женщинам из семейства Хардигри, быстроту и силу в нападении. Я никогда раньше не видела голого человека и, словно завороженная, разглядывала ее голые груди – высокие, неестественно округлые, – отчаянно стараясь не смотреть на низ ее живота.
– Подойди сюда, дорогая Дарл, – негромко приказала она. – Я не кусаюсь.
Как ни странно, ее голос прозвучал довольно дружелюбно.
– Я зашла всего на минутку, мэм. Только чтобы взять кое-какие вещи.
– Ну да, конечно. – Словно насмехаясь над моим смущением, она одним концом полотенца прикрыла бедра и живот, но даже не подумала прикрыть грудь. – Что ж, посиди со мной.
Клара указала на соседний шезлонг, но я не тронулась с места. Ее брови удивленно поднялись за оправой очков.
– Ведь ты же не боишься сестру своей бабушки, правда, милая? Не могу поверить, что Сван могла вырастить такую трусишку.
Я с мрачной решимостью тут же направилась к ней. Мне в нос ударил незнакомый резкий запах, и я заметила полную окурков пепельницу, спрятанную за ее шезлонгом. Странная самокрутка продолжала дымиться. Рядом с пепельницей стоял один из самых изысканных бокалов для мартини из хрусталя баккара, принадлежащих Сван. Но он был пуст, да и пахло явно не мартини – я к тому времени знала многое об алкогольных напитках. Лишь много позже я догадалась, что это был запах марихуаны.
Я присела на край плетеного кресла, плотно сжав коленки, словно экзотический, горьковатый запах мог пробраться мне под юбку, и тогда я бы тоже захотела сбросить с себя всю одежду. Наконец я набралась храбрости, подняла глаза – и сразу увидела украшение. На золотой цепочке, обвивавшей шею Клары, висел мраморный кулон с единственным бриллиантом – точно такой же, как у Сван и у меня. У меня сразу отлегло от сердца. Она не может быть настолько плохой если до сих пор чтит наши семейные традиции.
Октябрьский день выдался жарким. Я сняла свитер и завязала его вокруг пояса. Сквозь золотистую листву деревьев пробивалось солнце, светлые пятна перемежались с густой тенью, а я шагала по выложенной розовым мрамором подъездной аллее к Марбл-холлу. Было всего три часа, так что бабушка еще не вернулась из конторы «Мраморной компании Хардигри» или из демонстрационного зала. Я обошла дом и прошла по дорожке между подстриженными кустами. У меня был ключ от кухонной двери, и я собиралась им воспользоваться. Я просто послежу за Кларой и выясню, не растаяла ли ее смертоносная аура под горячими солнечными лучами.
Но мне не пришлось идти далеко. Я миновала кусты самшита, прошла сквозь открытую витую калитку в высокой мраморной стене и оказалась в закрытой части заднего двора. Там на ярком солнце у края бассейна в плетеном шезлонге на бархатных подушках загорала Клара.
Совершенно голая!
Я остановилась, как молодой олень перед дикой собакой, надеясь, что если я буду стоять неподвижно, то сольюсь с розовой мраморной стеной. Может быть, Сван всегда одевала меня в розовое только из желания спрятать от врагов? Но было уже слишком поздно. Клара сидела лицом ко мне и явно заметила меня. Она чуть опустила голову, ее губы искривила неприятная усмешка. Я не видела ее глаз, спрятанных за большими восьмиугольными солнечными очками в белой оправе. Эти очки придавали ей сходство с насекомым-мутантом из фантастического фильма ужасов. А вдруг она собирается съесть меня живьем только для развлечения? Ее крашеные темные кудрявые волосы были собраны в хвост на макушке. Длинные стройные ноги она скрестила в лодыжках и поигрывала ступнями.
Кларе было, наверное, около пятидесяти, но ее тело оставалось литым и гибким, обеспечивая ей, как и всем женщинам из семейства Хардигри, быстроту и силу в нападении. Я никогда раньше не видела голого человека и, словно завороженная, разглядывала ее голые груди – высокие, неестественно округлые, – отчаянно стараясь не смотреть на низ ее живота.
– Подойди сюда, дорогая Дарл, – негромко приказала она. – Я не кусаюсь.
Как ни странно, ее голос прозвучал довольно дружелюбно.
– Я зашла всего на минутку, мэм. Только чтобы взять кое-какие вещи.
– Ну да, конечно. – Словно насмехаясь над моим смущением, она одним концом полотенца прикрыла бедра и живот, но даже не подумала прикрыть грудь. – Что ж, посиди со мной.
Клара указала на соседний шезлонг, но я не тронулась с места. Ее брови удивленно поднялись за оправой очков.
– Ведь ты же не боишься сестру своей бабушки, правда, милая? Не могу поверить, что Сван могла вырастить такую трусишку.
Я с мрачной решимостью тут же направилась к ней. Мне в нос ударил незнакомый резкий запах, и я заметила полную окурков пепельницу, спрятанную за ее шезлонгом. Странная самокрутка продолжала дымиться. Рядом с пепельницей стоял один из самых изысканных бокалов для мартини из хрусталя баккара, принадлежащих Сван. Но он был пуст, да и пахло явно не мартини – я к тому времени знала многое об алкогольных напитках. Лишь много позже я догадалась, что это был запах марихуаны.
Я присела на край плетеного кресла, плотно сжав коленки, словно экзотический, горьковатый запах мог пробраться мне под юбку, и тогда я бы тоже захотела сбросить с себя всю одежду. Наконец я набралась храбрости, подняла глаза – и сразу увидела украшение. На золотой цепочке, обвивавшей шею Клары, висел мраморный кулон с единственным бриллиантом – точно такой же, как у Сван и у меня. У меня сразу отлегло от сердца. Она не может быть настолько плохой если до сих пор чтит наши семейные традиции.