– Не оставляй меня! – попросила она.
– Освободи их. Спаси их. Наших внучек. Спаси их от наших ошибок.
– Не уходи, помоги мне…
– Отпусти меня, Сван. И себе тоже позволь уйти. В этом наша любовь, которую мы обязаны отдать им.
Матильда прикрыла глаза и тяжело вздохнула.
Сван прижала ее к себе, укачивая, как младенца, и тихо заплакала.
– Сестричка моя… – прошептала она.
Дарл закончила свою печальную повесть. Она задыхалась, по ее лицу текли слезы, а к рукам и коленям прилипла земля с могилы Клары. Эли чувствовал, как в нем закипает ярость. Он встал, поднял лопату и с размаху опустил ее на мраморный постамент гигантской вазы. Раздался грохот, отозвавшийся эхом в лесу, во тьму полетели искры. Черенок лопаты переломился пополам, осколки мрамора полетели во все стороны. Один из них оцарапал щеку Эли под самым глазом, оставив кровавый след.
Дарл даже не пошевелилась. Она не сводила с него глаз.
– Я все подробно написала. Все о моей бабушке и обо мне. Я написала всю правду, только не стала впутывать Матильду. Мое признание лежит в библиотеке в конверте. Завтра же я отнесу его в суд и передам окружному прокурору. Я прошу тебя только об одном: никогда и никому не рассказывай об участии Матильды.
От такого самопожертвования у Эли ослабели колени.
– Я хочу знать, почему ты молчала столько лет.
Дарл как-то обмякла.
– Да поможет мне бог, – прошептала она. – Я люблю тебя, но и бабушку я тоже люблю.
Эли обошел вокруг разрытой могилы и встал на колени перед ней.
– Отдай мне кулон, – хрипло приказал он и протянул руку. «Она должна выбрать, и она выберет меня». Дарл положила семейное украшение Клары ему на ладонь. – Выбирай, – сказал Эли. – Выбирай между мной и всем, что связано с этим куском мрамора. Выбирай между мной и Сван. Выбирай – и уходи со мной, чтобы никогда больше не оглянуться назад.
– Я не могу, – прошептала Дарл. – Сван – это я, она часть меня. Она столько страдала, чтобы мы с Матильдой и Карен могли жить! И я не оставлю ее.
Эли взял Дарл за плечи:
– Ты только что вернула мне моего отца. Свободного, невиновного, чистого. Но мне нужна и моя девочка, моя Дарл.
По ее лицу заструились слезы. Она покачала головой.
– Ты должен отпустить меня. Я сама накажу Сван.
В Марбл-холле зазвонил колокол.
Когда мы с ним взбежали по ступеням террасы, то увидели у колокола Леона, освещенного светом фонарей. В его глазах стояли слезы, с одежды стекала вода. Он молча кивнул головой в сторону бассейна.
Сван лежала на мраморных ступеньках, которые уходили в глубину. Одна рука ее оказалась под головой, волосы колыхались на воде вокруг нее. Над бассейном поднимался легкий белесый пар, и белый шелковый халат Сван казался огромными крыльями. Она сама была пугающей и нереальной. Ангел, дух, освободившийся от земного притяжения, подчиняющийся только ею установленным законам.
– Я нашел ее и подтащил к бортику, – объяснил Леон. – Мисс Сван выбросилась из окна своей спальни. Никто не видел, как это случилось. – Он судорожно сглотнул. – Я вызвал «Скорую». А Карен наверху со своей бабушкой. – Леон посмотрел на особняк с нескрываемой печалью. – Мисс Матильда умерла.
Я бросилась мимо Леона к бассейну, спрыгнула в воду и подошла к бабушке. Ее глаза были закрыты. Даже в неярком свете я заметила, какое измученное, исстрадавшееся у нее лицо.
– Сван! – негромко позвала я. – Бабушка…
Она открыла глаза, огромные, синие, безжизненные, и посмотрела на меня.
– Я знаю, куда ты водила Эли, – сказала она. Я кивнула:
– Теперь я отвечаю за все. Я рассказала ему правду.
Взгляд Сван оторвался от моего лица, когда Эли вошел в воду и встал рядом с ней. Он выглядел мрачным и просто смотрел на нее. Краем глаза я видела, что Леон подошел ближе и стоит на бортике над нами.
– Я должен пойти посмотреть, как там Карен, – объявил он, повернулся и ушел в дом.
Оставшись наедине со Сван и Эли, я повторила свои слова:
– Я теперь отвечаю за все, бабушка. И сама принимаю решения. Я рассказала Эли о том, что мы сделали. И разбираться с последствиями тоже буду я.
– Ты всегда удивляла меня, – прошептала она, но не сводила глаз с Эли. В его взгляде не было жалости и снисхождения. Он медленно поднял руку и показал ей кулон Клары. Бриллиант сверкнул в свете фонарей.
– Вы убили свою сестру, – сказал он. – И вы позволили умереть моему отцу.
Сван опустила веки в знак согласия с его словами и медленно провела языком по губам.
– Ну, так толкни меня под воду. Сделай это. Моя семья выточила вашу из самого лучшего камня. Я сделала тебя таким, какой ты есть. Благодаря мне ты теперь достоин моей Дарл. У тебя хватит мужества убить меня.
У меня по телу побежали мурашки. Я наклонилась над Сван и с отчаянием смотрела на Эли. Его лицо застыло, в глазах заблестели слезы.
– Я не могу ненавидеть вас сильнее, чем люблю Дарл, – сказал он и отбросил кулон в сторону.
Я беззвучно зарыдала. Взгляд Сван остановился на мне.
– Тогда ты сделай это. – Ее голос шелестел еле слышно, как дуновение ветра. – Докажи, что ты сильная, что ты можешь. Ты видела, как это делается.
Я покачала головой. По ее воле в этом бассейне совершался какой-то странный, извращенный обряд крещения. Сван как будто получала назад свою душу и отдавала наши души нам. Я просунула руку ей под плечи, обняла, погладила по щеке, хотя мои пальцы были испачканы землей из Сада каменных цветов.
– Я люблю вас. Только вы никогда этого не понимали…
– Я понимала, но не могла позволить тебе любить меня. Ради тебя самой. И ради меня. Любить так тяжело…
– Нет, это неправда! Позвольте мне обнять вас хотя бы сейчас. Что бы ни случилось, я буду здесь, с вами.
И Сван не выдержала. Я прочла по ее лицу, что она любит меня, что просит прощения, что она отчаянно одинока, но обрела покой. Эли просил меня сделать выбор, но я не смогла. Сван сделала. это за меня. Она освободила меня, но оставила жить с истиной, которая тяжелее любого камня. И я сама решила нести эту ношу.
– Внучка, – прошептала Сван, – у меня больше нет сердца. Ты забрала мое сердце…
Я целовала ее лоб, закрытые глаза, щеки. Впервые за всю мою жизнь я касалась губами ее кожи. Она умерла у меня на руках, паря в воде, словно в воздухе.
Эли прошел пешком по спящим улицам города до особняка Бродсайд, разбудил мать и Белл и сообщил им, что Матильда и Сван скончались этой ночью. Мать склонила голову в молитве. Белл заплакала. Эли все пытался решить, что именно он должен им сказать, какую правду, но ему это никак не удавалось. Мать и Белл как можно скорее должны были узнать, что отец невиновен в смерти Клары. Но Эли снова и снова слышал спокойные слова Дарл: «Я была там, когда Сван убивала Клару», – и едва сдерживал стон отчаяния.
– Что с тобой? Что-то тревожит? – спросила его мать.
Эли только покачал головой, и она не стала больше мучить его расспросами.
Белл осталась с малышкой Джесси, а Энни Гвен оделась и пошла вместе с Эли. Толпа на лужайке – каменотесы и торговцы, горожане и фермеры – расступилась перед ними. Энни Гвен села в кресло на веранде похоронного зала и начала вслух читать Библию, а Эли подошел к Леону.
– Что вы с Дарл делали в лесу? – устало поинтересовался Леон.
– Я расскажу тебе, когда сумею найти для этого слова, – сказал Эли. «И соберусь с духом», – добавил он про себя.
Леон кивнул. Они молча сидели и курили сигары. Было так легко представить себе, что души Сван и Матильды поднимаются над землей, словно кольца дыма, с надеждой обрести своих потерянных любимых дочерей и свою невиновность… Эли смотрел на улицу, где холодный утренний воздух осени укутывал горы легкой дымкой. Он думал о том, что с небес на него смотрит его дед, воссоединившийся наконец с Матильдой. И его отец тоже смотрел оттуда на них – на своих детей и жену.
Эли опустил голову, ссутулился, пытаясь скрыть охватившие его чувства. «Па, я знаю, что сейчас ты со мной. Прости меня за то, что я мог усомниться в тебе. Прости меня. Я люблю тебя. Поговори же со мной, подскажи мне, как поступить!»
И ему показалось, что он услышал ответ, словно до него и в самом деле донесся голос Джаспера Уэйда.
Ни перед чем не останавливайся и не забывай о тех, кто любил тебя. А остальное надо отбросить, как пустую породу.
Первый свет зари проник в мрачную комнату, покрывая пятнами белые простыни, скрывавшие наших бабушек. Мы с Карен сидели на кушетке наискосок от задрапированных носилок с их телами в маленьком зале, куда не было доступа посторонним. Единственный канделябр на стене освещал нас. Карен положила голову мне на плечо. Я обняла ее и закрыла глаза, уткнувшись лицом в ее шоколадные волосы. У нас уже не осталось слез.
«Ты забрала мое сердце»…
Последние слова Сван вновь и вновь причиняли мне боль. Я тосковала по ней, оплакивала ее, ненавидела и любила. И я помнила о том, что должна сделать. Я твердо решила рассказать всем правду обо мне и Сван. И о Кларе. Иначе у меня тоже больше не будет сердца.
– Мне больше нечего сказать ни моей бабушке, ни твоей, – прошептала Карен охрипшим от слез голосом. – Как мы будем без них жить?
Я поцеловала ее.
– Мы будем любить изо всех сил – и никогда не сдадимся. Мы будем поступать так, как они нас научили.
Дарл судорожно схватила Карен за руку, но тут же отпустила ее. Карен в изумлении смотрела на огромную толпу, замершую в печальном молчании. К ней подошел Леон, обнял ее, и она с готовностью обвила руками его талию.
Дарл остановилась на верхней ступени крыльца.
– Я должна кое-что сказать вам всем, – заговорила она, и Эли мгновенно все понял. Дарл повернулась к нему и Энни Гвен. – Но прежде всего это касается вас и моей кузины Карен. Мне очень жаль, что приходится это делать в такой момент, но если я чему и научилась у наших бабушек, так это тому, чтобы найти в себе силы № сделать то, что должно быть сделано.
Дарл выпрямилась, расправила плечи, высоко подняла голову. Ее синие глаза задержались на Эли, и у него защемило сердце. Она была готова пожертвовать собой ради него, но он не мог ей этого позволить.
Эли рванулся вперед, напугав Дарл.
– Позволь мне, – попросил он.
Дарл хотела было запротестовать, она уже открыла рот, но он приложил палец к ее губам и посмотрел на мать.
– Перед смертью Сван сказала нам правду. Это она убила свою сестру Клару двадцать пять лет тому назад. Она одна. Сван призналась нам с Дарл в этом перед тем, как умереть.
Толпа охнула. Карен шумно вздохнула.
– О Дарл… – произнесла она с сочувствием.
Эли взглянул на Леона и заметил выражение ужаса и изумления на его потемневшем от усталости лице. Черты Энни Гвен застыли, в ее глазах надежда сменилась невыразимой печалью – и облегчением. Она прижала руки к груди. Ее муж, ее возлюбленный Джаспер невиновен. Теперь это было доказано, и об этом услышали все.
Эли снова посмотрел на Дарл, на ее измученное и все же такое красивое лицо.
– Сван убила свою сестру и позволила, чтобы обвинение пало на моего отца, – добавил он. – Все это было делом ее рук и только ее.
Губы Дарл дрогнули. Она безмолвно спрашивала: «Почему ты это делаешь?»
– Я люблю тебя, – шепотом ответил Эли и обнял ее.
Дарл вцепилась в него, как утопающий хватается за соломинку.
Управляющий похоронного зала унес останки Клары в брезентовом мешке, за ним ушли остальные. Эли, Леон, Карен и я стояли возле пустой могилы. Осенние листья падали нам на плечи, опускались на черную землю, постепенно засыпая яму.
– Я так тебе сочувствую! – Карен обняла меня, потом отстранилась и с тревогой вгляделась в мое лицо. – Как же теперь ты будешь с этим жить.
– Со мной все будет в порядке. Как выяснилось, я справляюсь лучше, чем думала.
Я покосилась на Эли. Его темные глаза смотрели спокойно и грустно. Он поддерживал меня и торжествовал победу. В этот момент мы были охвачены слишком сильными эмоциями, чтобы пытаться в них разобраться.
Карен коснулась его руки.
– Я сожалею о том, что наша семья сделала с твоей. – Ее голос дрогнул. – Я уверена, если бы моя бабушка была сейчас здесь, она попросила бы прощения за Сван и умоляла бы нас всех понять, как ее сестра могла совершить такой ужасный поступок…
– Мы все – одна семья, – тихо ответил Эли. – И мы так и останемся семьей. Все к этому идет.
Леон откашлялся:
– Боюсь, что «Компании Хардигри» пришел конец. Без Сван и Матильды она никогда не будет прежней. И город тоже изменится.
Я покачала головой и повернулась к Карен:
– Согласно завещанию моей бабушки, теперь компания принадлежит нам с тобой. – Я помолчала. Бабушкин поверенный принес мне копию завещания всего час назад. – И особняк тоже. Теперь мы обе владеем Марбл-холлом.
– О Дарл!
– По-моему, это только справедливо. Они с Матильдой обе были Хардигри по крови. Все принадлежало им обеим, и неважно, знали об этом люди или нет. – Все стояли молча, стараясь осознать то, что я сказала. Я положила руку на плечо Карен. – Но ты уверена, что хочешь остаться здесь?
Она посмотрела на Леона и ответила:
– Да.
– Вот и прекрасно. В таком случае я отдаю свою долю в компании и свою часть поместья тебе. – Я взглянула на Леона. – Вернее, вам обоим.
– Дарл, ты не можешь этого сделать! – горячо возразила Карен, а Леон замотал головой, протестуя.
– Кто-то должен стать хозяйкой поместья, и ты отлично справишься с этой ролью. А Леон просто обязан владеть компанией.
– Но я же не Хардигри, – заметил он.
– Женись на Карен – и ты им станешь.
Моя кузина и Леон задумались. Я догадывалась, что они принимают важное решение, и чувствовала, что Эли смотрит на меня.
– Мы будем приезжать сюда, – продолжала я. – Мы же связаны со строительством Стенд-Толла.
– А может быть, школу построить на этой земле? – предложил Эли. – Пусть хоть что-то хорошее вырастет на ней. Недаром же я расчистил такой большой участок. Пусть Каменный коттедж станет центральным зданием, вокруг которого разместятся остальные. Что ты об этом думаешь?
Я отошла от могилы Клары к мраморному основанию огромной вазы, из которой каскадом падали мраморные цветы, лишь имитирующие жизнь. Мне показалось, что они ожидают волшебного превращения, которое им готовы были подарить мы с Эли.
– Я думаю, что это будет замечательно!
Карен сбежала на ферму Леона и плакала там. Я едва держалась на ногах от горя, от усталости, сгибаясь под тяжестью невыполненного долга. Нам с Эли почти не удалось побыть наедине и поговорить за те два дня, что прошли после смерти Свак и Матильды. Нам слишком много надо было сказать друг другу. Мы не знали, с чего начать, и могли только надеяться, что слова помогут нам освободиться от груза прошлого. Мне казалось, я понимала, что именно сдерживает нас…
В дверь постучали, и в библиотеку с мрачным видом открыла дверь Глория. Она всегда с симпатией относилась к Карен и перенесла свою привязанность именно на нее, а не на меня.
– К вам посетители, мэм.
Вошли Эли, Энни Гвен и Белл. Муж Белл Элтон остался с ребенком в Бродсайде. Накануне он прилетел в Бернт-Стенд, и супруги наконец помирились.
Я сдержанно посмотрела на Эли, который показался мне странно чужим в строгом темном костюме. Он был явно встревожен моим желанием поговорить с его матерью и сестрой наедине. Эли не мог знать, что я задумала, и тревожился не напрасно. Я и сама боялась предстоящего разговора.
– Бедное дитя! – Энни Гвен подошла ко мне и крепко обняла.
– Это просто чудо, что вы не испытываете ко мне ненависти за то, что я Хардигри, – устало сказала я, обнимая ее в ответ.
– Как мы можем обвинять тебя за то, что сделала твоя бабушка?! – воскликнула Белл.
«Посмотрим, что ты скажешь потом», – пронеслась у меня шальная мысль. Я обошла стол Сван, поднялась на цыпочки и достала с книжной полки крафтовый конверт с написанным мною признанием. Эли быстро сообразил, что я намерена сделать. Он мгновенно оказался рядом и схватил меня за руку, но я покачала головой, пытаясь сглотнуть стоявший в горле ком.
– Я должна это сделать. Иначе между нами останется тайна. А я не хочу больше никаких тайн.
– Черт побери! – негромко выругался Эли. – Кое о чем стоит иногда промолчать, иначе причинишь людям еще больше боли.
– Я слишком сильно люблю тебя и твою семью, чтобы и дальше скрывать правду. – Я повернулась к Энни Гвен и Белл, протянула им конверт и пояснила: – Я еще ребенком знала все о смерти Клары. Здесь все подробно описано. Я всегда знала, что именно бабушка убила ее. Но я слишком боялась, чтобы рассказать кому-то. – Моя рука задрожала, и я положила конверт на письменный стол. – Я должна разделить с ней вину за то, что она совершила.
Энни Гвен и Белл переглянулись, их лица стали еще печальнее. Я пристально вглядывалась в этих женщин и, к своему огромному удивлению, видела, что они действительно испытывают только глубокую печаль.
– Я догадывалась об этом, – прошептала Энни Гвен. – Я заметила это виноватое выражение на твоем лице в похоронном зале. – Она посмотрела на Эли. – Ты тоже обо всем знал, сын?
– Я не хотел, чтобы вы обвиняли Дарл, – хрипло сказал Эли. – Я не хотел, чтобы ты и Белл знали об этом, потому что это уже не имело значения.
Белл с горящими глазами выступила вперед:
– Дарл, ты хочешь сказать, что твоя бабушка рассказала тебе об убийстве, когда ты была еще девочкой? Зачем она так поступила с тобой?
Я покачала головой:
– Ей не надо было ничего мне говорить. Я все видела своими глазами. Я видела, как она толкнула Клару и та упала через парапет террасы в пруд. Я видела, как Клара умирает. И в ту же ночь я следила за Сван, когда она закапывала тело сестры. – Я помолчала. – Я не жду, что вы меня простите.
Силы вдруг оставили меня, я тяжело оперлась на стол. Эли бросился ко мне.
Энни Гвен решительно сжала губы. Она обошла вокруг массивного письменного стола с мраморной столешницей – маленькая женщина в синем костюме, похожая на наседку, – и взяла мое лицо в ладони. Белл стояла за ее спиной.
– Бедное дитя, – повторила миссис Уэйд. – Но и мы тоже виноваты перед тобой. Правосудие свершилось. Я и моя семья… мы убили твою бабушку. Мы убили ее, когда вернулись сюда.
– Энни Гвен, это все не так…
– Нет, это именно так. Сван Хардигри всегда помнила, что не уплатила по счетам, и в конце концов расплатилась своим сердцем. Но мы убили и бедняжку Матильду тоже, да поможет нам бог. – Энни Гвен крепче сжала мои щеки, словно пытаясь передать мне частицу своей веры. – Что сделано, то сделано, детка.
– Аминь, – негромко сказал Эли и коснулся моих волос.
И я сдалась. Я получила их прощение и теперь могла попытаться простить себя сама. В следующее мгновение они все уже обнимали меня. И Энни Гвен, и Эли, и Белл.
Я отвела ее в гостиную с высокими окнами и отошла в сторону. От одного вида этих двух гробов на постаменте, утопавших в цветах, у меня разрывалось сердце. Я уже посмотрела в последний раз на лицо моей бабушки, на лицо Матильды и боялась, что не выдержу, если увижу их снова.
Энни Гвен подошла к гробу Сван и остановилась подле него, глядя на умершую. Потом она негромко, но уверенно заговорила:
– Ваша внучка вошла в мое сердце, она стала частью моей семьи. Я буду хорошей бабушкой ее детям, которых она родит моему сыну. И они будут уважать меня. А вы останетесь только дурным воспоминанием, но мы не будем слишком часто вспоминать вас – ради Дарл. Вы отняли у меня мужа. Но я забираю у вас вашу единственную внучку, будущее принадлежит мне. Это моя месть, Сван Сэмпле. Этот ад вы создали для себя своими руками. – Энни Гвен Уэйд обернулась ко мне: – Ты любишь моего сына, и я люблю тебя, – сказала она.
– Я постараюсь, чтобы вы никогда об этом не пожалели, – ответила я.
Потом мы все вчетвером вышли во внутренний дворик, выложенный розовым мрамором. Энни Гвен протянула Эли конверт с моим признанием, и он поднес к нему зажигалку. Бумага вспыхнула мгновенно.
Первый пожар в Бернт-Стенде обеспечил моей семье имя, состояние и удобное прошлое. А этот второй – маленький, ручной огонь во внутреннем дворике – вернул моей семье душу и подарил чистое будущее.
Их всех похоронили в фамильном склепе Хардигри на кладбище у методистской церкви – и Сван, и Матильду, и Клару. Имя каждой из них вырезали на отдельной мраморной доске. А на чистой доске рядом с могилой моей матери, где много лет назад Сван и Матильда похоронили мать Карен, наконец появилась надпись: «Кэтрин Уэйд».
Все они упокоились в камне.
– Идем со мной, – сказал Эли после похорон. Это был не приказ, а просьба.
Мы доехали до Каменного коттеджа, стоящего посреди голой долины, где скоро должны были появиться новые здания и зеленые лужайки Стенд-Толла. Мы вошли в тихий прохладный красивый дом. Здесь когда-то расцвела любовь Энтони и Матильды. Потом его согревала любовь Джаспера и Энни Гвен. А теперь мы с Эли принесли в эти комнаты, построенные его дедом, свою любовь, искупление вины и преданность друг другу.
Я вошла следом за Эли в просторную спальню, где стояла простая кровать. Мы застелили ее белоснежными простынями, положили мягкие подушки и уютные шерстяные пледы. Эли протянул ко мне руки, и я подошла к нему. Он вытащил из-под воротника моей блузки тонкую золотую цепочку, достал из кармана брюк небольшие кусачки и перекусил ее.
Я положила мраморный кулон на подоконник, чтобы больше никогда не прикасаться к нему.
Мы раздели друг друга, остались нагими и чистыми и легли в постель. Мы провели в ней весь день и всю ночь, отдаваясь друг другу, как самые нежные любовники. Мы вместе печалились и радовались, поворачивая время вспять.
На следующее утро мы собрали вещи, попрощались с Карен и Леоном, с Энни Гвен и Белл и отправились на маленький аэродром за городом. Я надела старенькие джинсы, футболку, кожаную куртку Эли и поношенные туфли – так мне было легче чувствовать себя свободной. Мы взлетели над городом и сделали несколько кругов над ним, любуясь величественным розовым Бернт-Стендом среди золотистых гор.
– Нам пора, – сказал Эли, и я кивнула в ответ.
Мы полетели прочь, поднимаясь все выше в потоках прохладного осеннего воздуха. Мы были свободны от земли и от прошлого, мы устремились у южному океану, навстречу новой жизни.
Мы горячо любили друг друга, и нам был больше не страшен холод розового камня.
– Освободи их. Спаси их. Наших внучек. Спаси их от наших ошибок.
– Не уходи, помоги мне…
– Отпусти меня, Сван. И себе тоже позволь уйти. В этом наша любовь, которую мы обязаны отдать им.
Матильда прикрыла глаза и тяжело вздохнула.
Сван прижала ее к себе, укачивая, как младенца, и тихо заплакала.
– Сестричка моя… – прошептала она.
* * *
Эли и Дарл сидели друг напротив друга. Между ними была могила Клары. Эли, не перебивая, слушал рассказ Дарл о том, как это случилось и почему. Он видел, как боль пронизывает ее, и у него все переворачивалось внутри. Дарл смотрела на него так, как будто ни минуты не сомневалась, что он испытывает к ней только ненависть. А Эли не знал, как сказать, что это не так, что он прощает ее. Впрочем, какая-то частичка его души говорила, что не следует этого делать. Но ведь Дарл решилась открыть ему правду, забыв о своей семье!Дарл закончила свою печальную повесть. Она задыхалась, по ее лицу текли слезы, а к рукам и коленям прилипла земля с могилы Клары. Эли чувствовал, как в нем закипает ярость. Он встал, поднял лопату и с размаху опустил ее на мраморный постамент гигантской вазы. Раздался грохот, отозвавшийся эхом в лесу, во тьму полетели искры. Черенок лопаты переломился пополам, осколки мрамора полетели во все стороны. Один из них оцарапал щеку Эли под самым глазом, оставив кровавый след.
Дарл даже не пошевелилась. Она не сводила с него глаз.
– Я все подробно написала. Все о моей бабушке и обо мне. Я написала всю правду, только не стала впутывать Матильду. Мое признание лежит в библиотеке в конверте. Завтра же я отнесу его в суд и передам окружному прокурору. Я прошу тебя только об одном: никогда и никому не рассказывай об участии Матильды.
От такого самопожертвования у Эли ослабели колени.
– Я хочу знать, почему ты молчала столько лет.
Дарл как-то обмякла.
– Да поможет мне бог, – прошептала она. – Я люблю тебя, но и бабушку я тоже люблю.
Эли обошел вокруг разрытой могилы и встал на колени перед ней.
– Отдай мне кулон, – хрипло приказал он и протянул руку. «Она должна выбрать, и она выберет меня». Дарл положила семейное украшение Клары ему на ладонь. – Выбирай, – сказал Эли. – Выбирай между мной и всем, что связано с этим куском мрамора. Выбирай между мной и Сван. Выбирай – и уходи со мной, чтобы никогда больше не оглянуться назад.
– Я не могу, – прошептала Дарл. – Сван – это я, она часть меня. Она столько страдала, чтобы мы с Матильдой и Карен могли жить! И я не оставлю ее.
Эли взял Дарл за плечи:
– Ты только что вернула мне моего отца. Свободного, невиновного, чистого. Но мне нужна и моя девочка, моя Дарл.
По ее лицу заструились слезы. Она покачала головой.
– Ты должен отпустить меня. Я сама накажу Сван.
В Марбл-холле зазвонил колокол.
* * *
Я оцепенела. Эли готов был простить меня, но я не позволила ему этого!Когда мы с ним взбежали по ступеням террасы, то увидели у колокола Леона, освещенного светом фонарей. В его глазах стояли слезы, с одежды стекала вода. Он молча кивнул головой в сторону бассейна.
Сван лежала на мраморных ступеньках, которые уходили в глубину. Одна рука ее оказалась под головой, волосы колыхались на воде вокруг нее. Над бассейном поднимался легкий белесый пар, и белый шелковый халат Сван казался огромными крыльями. Она сама была пугающей и нереальной. Ангел, дух, освободившийся от земного притяжения, подчиняющийся только ею установленным законам.
– Я нашел ее и подтащил к бортику, – объяснил Леон. – Мисс Сван выбросилась из окна своей спальни. Никто не видел, как это случилось. – Он судорожно сглотнул. – Я вызвал «Скорую». А Карен наверху со своей бабушкой. – Леон посмотрел на особняк с нескрываемой печалью. – Мисс Матильда умерла.
Я бросилась мимо Леона к бассейну, спрыгнула в воду и подошла к бабушке. Ее глаза были закрыты. Даже в неярком свете я заметила, какое измученное, исстрадавшееся у нее лицо.
– Сван! – негромко позвала я. – Бабушка…
Она открыла глаза, огромные, синие, безжизненные, и посмотрела на меня.
– Я знаю, куда ты водила Эли, – сказала она. Я кивнула:
– Теперь я отвечаю за все. Я рассказала ему правду.
Взгляд Сван оторвался от моего лица, когда Эли вошел в воду и встал рядом с ней. Он выглядел мрачным и просто смотрел на нее. Краем глаза я видела, что Леон подошел ближе и стоит на бортике над нами.
– Я должен пойти посмотреть, как там Карен, – объявил он, повернулся и ушел в дом.
Оставшись наедине со Сван и Эли, я повторила свои слова:
– Я теперь отвечаю за все, бабушка. И сама принимаю решения. Я рассказала Эли о том, что мы сделали. И разбираться с последствиями тоже буду я.
– Ты всегда удивляла меня, – прошептала она, но не сводила глаз с Эли. В его взгляде не было жалости и снисхождения. Он медленно поднял руку и показал ей кулон Клары. Бриллиант сверкнул в свете фонарей.
– Вы убили свою сестру, – сказал он. – И вы позволили умереть моему отцу.
Сван опустила веки в знак согласия с его словами и медленно провела языком по губам.
– Ну, так толкни меня под воду. Сделай это. Моя семья выточила вашу из самого лучшего камня. Я сделала тебя таким, какой ты есть. Благодаря мне ты теперь достоин моей Дарл. У тебя хватит мужества убить меня.
У меня по телу побежали мурашки. Я наклонилась над Сван и с отчаянием смотрела на Эли. Его лицо застыло, в глазах заблестели слезы.
– Я не могу ненавидеть вас сильнее, чем люблю Дарл, – сказал он и отбросил кулон в сторону.
Я беззвучно зарыдала. Взгляд Сван остановился на мне.
– Тогда ты сделай это. – Ее голос шелестел еле слышно, как дуновение ветра. – Докажи, что ты сильная, что ты можешь. Ты видела, как это делается.
Я покачала головой. По ее воле в этом бассейне совершался какой-то странный, извращенный обряд крещения. Сван как будто получала назад свою душу и отдавала наши души нам. Я просунула руку ей под плечи, обняла, погладила по щеке, хотя мои пальцы были испачканы землей из Сада каменных цветов.
– Я люблю вас. Только вы никогда этого не понимали…
– Я понимала, но не могла позволить тебе любить меня. Ради тебя самой. И ради меня. Любить так тяжело…
– Нет, это неправда! Позвольте мне обнять вас хотя бы сейчас. Что бы ни случилось, я буду здесь, с вами.
И Сван не выдержала. Я прочла по ее лицу, что она любит меня, что просит прощения, что она отчаянно одинока, но обрела покой. Эли просил меня сделать выбор, но я не смогла. Сван сделала. это за меня. Она освободила меня, но оставила жить с истиной, которая тяжелее любого камня. И я сама решила нести эту ношу.
– Внучка, – прошептала Сван, – у меня больше нет сердца. Ты забрала мое сердце…
Я целовала ее лоб, закрытые глаза, щеки. Впервые за всю мою жизнь я касалась губами ее кожи. Она умерла у меня на руках, паря в воде, словно в воздухе.
* * *
Дарл не пожелала остаться дома. Вместе с раздавленной горем Карен она последовала за бабушкой и Матильдой сначала в морг больницы, потом в похоронный зал Бернт-Стенда. Всю ночь они просидели, держась за руки, подле накрытых простынями тел в холодном, темном помещении с мраморным полом. Люди со всего округа, услышав об этих двух смертях, пришли, чтобы молча разделить их горе. Они сидели на одеялах при свете пробивающейся сквозь облака луны. К рассвету на лужайке у входа в похоронный зал собралась целая толпа.Эли прошел пешком по спящим улицам города до особняка Бродсайд, разбудил мать и Белл и сообщил им, что Матильда и Сван скончались этой ночью. Мать склонила голову в молитве. Белл заплакала. Эли все пытался решить, что именно он должен им сказать, какую правду, но ему это никак не удавалось. Мать и Белл как можно скорее должны были узнать, что отец невиновен в смерти Клары. Но Эли снова и снова слышал спокойные слова Дарл: «Я была там, когда Сван убивала Клару», – и едва сдерживал стон отчаяния.
– Что с тобой? Что-то тревожит? – спросила его мать.
Эли только покачал головой, и она не стала больше мучить его расспросами.
Белл осталась с малышкой Джесси, а Энни Гвен оделась и пошла вместе с Эли. Толпа на лужайке – каменотесы и торговцы, горожане и фермеры – расступилась перед ними. Энни Гвен села в кресло на веранде похоронного зала и начала вслух читать Библию, а Эли подошел к Леону.
– Что вы с Дарл делали в лесу? – устало поинтересовался Леон.
– Я расскажу тебе, когда сумею найти для этого слова, – сказал Эли. «И соберусь с духом», – добавил он про себя.
Леон кивнул. Они молча сидели и курили сигары. Было так легко представить себе, что души Сван и Матильды поднимаются над землей, словно кольца дыма, с надеждой обрести своих потерянных любимых дочерей и свою невиновность… Эли смотрел на улицу, где холодный утренний воздух осени укутывал горы легкой дымкой. Он думал о том, что с небес на него смотрит его дед, воссоединившийся наконец с Матильдой. И его отец тоже смотрел оттуда на них – на своих детей и жену.
Эли опустил голову, ссутулился, пытаясь скрыть охватившие его чувства. «Па, я знаю, что сейчас ты со мной. Прости меня за то, что я мог усомниться в тебе. Прости меня. Я люблю тебя. Поговори же со мной, подскажи мне, как поступить!»
И ему показалось, что он услышал ответ, словно до него и в самом деле донесся голос Джаспера Уэйда.
Ни перед чем не останавливайся и не забывай о тех, кто любил тебя. А остальное надо отбросить, как пустую породу.
Первый свет зари проник в мрачную комнату, покрывая пятнами белые простыни, скрывавшие наших бабушек. Мы с Карен сидели на кушетке наискосок от задрапированных носилок с их телами в маленьком зале, куда не было доступа посторонним. Единственный канделябр на стене освещал нас. Карен положила голову мне на плечо. Я обняла ее и закрыла глаза, уткнувшись лицом в ее шоколадные волосы. У нас уже не осталось слез.
«Ты забрала мое сердце»…
Последние слова Сван вновь и вновь причиняли мне боль. Я тосковала по ней, оплакивала ее, ненавидела и любила. И я помнила о том, что должна сделать. Я твердо решила рассказать всем правду обо мне и Сван. И о Кларе. Иначе у меня тоже больше не будет сердца.
– Мне больше нечего сказать ни моей бабушке, ни твоей, – прошептала Карен охрипшим от слез голосом. – Как мы будем без них жить?
Я поцеловала ее.
– Мы будем любить изо всех сил – и никогда не сдадимся. Мы будем поступать так, как они нас научили.
* * *
Когда солнце поднялось выше, Дарл вышла на крыльцо похоронного зала, за ней шла Карен. Эли вскочил при их появлении, и Леон тоже поднялся со своего места. Люди, ждавшие на лужайке, почтительно встали. Энни Гвен закрыла Библию в белом кожаном переплете, ее темные глаза были грустными и усталыми. Эли с тревогой смотрел на Дарл: ее взгляд показался ему каким-то затравленным. В душе Эли все пришло в движение, зашевелилось, заметалось, а потом он вдруг обрел странный покой.Дарл судорожно схватила Карен за руку, но тут же отпустила ее. Карен в изумлении смотрела на огромную толпу, замершую в печальном молчании. К ней подошел Леон, обнял ее, и она с готовностью обвила руками его талию.
Дарл остановилась на верхней ступени крыльца.
– Я должна кое-что сказать вам всем, – заговорила она, и Эли мгновенно все понял. Дарл повернулась к нему и Энни Гвен. – Но прежде всего это касается вас и моей кузины Карен. Мне очень жаль, что приходится это делать в такой момент, но если я чему и научилась у наших бабушек, так это тому, чтобы найти в себе силы № сделать то, что должно быть сделано.
Дарл выпрямилась, расправила плечи, высоко подняла голову. Ее синие глаза задержались на Эли, и у него защемило сердце. Она была готова пожертвовать собой ради него, но он не мог ей этого позволить.
Эли рванулся вперед, напугав Дарл.
– Позволь мне, – попросил он.
Дарл хотела было запротестовать, она уже открыла рот, но он приложил палец к ее губам и посмотрел на мать.
– Перед смертью Сван сказала нам правду. Это она убила свою сестру Клару двадцать пять лет тому назад. Она одна. Сван призналась нам с Дарл в этом перед тем, как умереть.
Толпа охнула. Карен шумно вздохнула.
– О Дарл… – произнесла она с сочувствием.
Эли взглянул на Леона и заметил выражение ужаса и изумления на его потемневшем от усталости лице. Черты Энни Гвен застыли, в ее глазах надежда сменилась невыразимой печалью – и облегчением. Она прижала руки к груди. Ее муж, ее возлюбленный Джаспер невиновен. Теперь это было доказано, и об этом услышали все.
Эли снова посмотрел на Дарл, на ее измученное и все же такое красивое лицо.
– Сван убила свою сестру и позволила, чтобы обвинение пало на моего отца, – добавил он. – Все это было делом ее рук и только ее.
Губы Дарл дрогнули. Она безмолвно спрашивала: «Почему ты это делаешь?»
– Я люблю тебя, – шепотом ответил Эли и обнял ее.
Дарл вцепилась в него, как утопающий хватается за соломинку.
* * *
Дальше события разворачивались с такой быстротой, словно смерть Сван послужила ключом к потайной двери, которая теперь легко распахнулась. В тот же день после полудня мы с Эли отвели Леона и Ка-рен в Сад каменных цветов. Вместе с нами туда отправились шериф, коронер, управляющий похоронного зала и несколько чиновников из муниципалитета. Кости Клары были выкопаны в соответствии с установленной процедурой, при свидетелях. Мне было очень трудно заставить себя взглянуть на них, но я все время чувствовала, что Эли крепко держит меня за руку.Управляющий похоронного зала унес останки Клары в брезентовом мешке, за ним ушли остальные. Эли, Леон, Карен и я стояли возле пустой могилы. Осенние листья падали нам на плечи, опускались на черную землю, постепенно засыпая яму.
– Я так тебе сочувствую! – Карен обняла меня, потом отстранилась и с тревогой вгляделась в мое лицо. – Как же теперь ты будешь с этим жить.
– Со мной все будет в порядке. Как выяснилось, я справляюсь лучше, чем думала.
Я покосилась на Эли. Его темные глаза смотрели спокойно и грустно. Он поддерживал меня и торжествовал победу. В этот момент мы были охвачены слишком сильными эмоциями, чтобы пытаться в них разобраться.
Карен коснулась его руки.
– Я сожалею о том, что наша семья сделала с твоей. – Ее голос дрогнул. – Я уверена, если бы моя бабушка была сейчас здесь, она попросила бы прощения за Сван и умоляла бы нас всех понять, как ее сестра могла совершить такой ужасный поступок…
– Мы все – одна семья, – тихо ответил Эли. – И мы так и останемся семьей. Все к этому идет.
Леон откашлялся:
– Боюсь, что «Компании Хардигри» пришел конец. Без Сван и Матильды она никогда не будет прежней. И город тоже изменится.
Я покачала головой и повернулась к Карен:
– Согласно завещанию моей бабушки, теперь компания принадлежит нам с тобой. – Я помолчала. Бабушкин поверенный принес мне копию завещания всего час назад. – И особняк тоже. Теперь мы обе владеем Марбл-холлом.
– О Дарл!
– По-моему, это только справедливо. Они с Матильдой обе были Хардигри по крови. Все принадлежало им обеим, и неважно, знали об этом люди или нет. – Все стояли молча, стараясь осознать то, что я сказала. Я положила руку на плечо Карен. – Но ты уверена, что хочешь остаться здесь?
Она посмотрела на Леона и ответила:
– Да.
– Вот и прекрасно. В таком случае я отдаю свою долю в компании и свою часть поместья тебе. – Я взглянула на Леона. – Вернее, вам обоим.
– Дарл, ты не можешь этого сделать! – горячо возразила Карен, а Леон замотал головой, протестуя.
– Кто-то должен стать хозяйкой поместья, и ты отлично справишься с этой ролью. А Леон просто обязан владеть компанией.
– Но я же не Хардигри, – заметил он.
– Женись на Карен – и ты им станешь.
Моя кузина и Леон задумались. Я догадывалась, что они принимают важное решение, и чувствовала, что Эли смотрит на меня.
– Мы будем приезжать сюда, – продолжала я. – Мы же связаны со строительством Стенд-Толла.
– А может быть, школу построить на этой земле? – предложил Эли. – Пусть хоть что-то хорошее вырастет на ней. Недаром же я расчистил такой большой участок. Пусть Каменный коттедж станет центральным зданием, вокруг которого разместятся остальные. Что ты об этом думаешь?
Я отошла от могилы Клары к мраморному основанию огромной вазы, из которой каскадом падали мраморные цветы, лишь имитирующие жизнь. Мне показалось, что они ожидают волшебного превращения, которое им готовы были подарить мы с Эли.
– Я думаю, что это будет замечательно!
* * *
Тела Сван и Матильды были выставлены для торжественного прощания в большой парадной гостиной Марбл-холла. Я просидела рядом с ними все утро одна, а теперь стояла в библиотеке, машинально теребя подвеску Хардигри. Запаянная когда-то бабушкой золотая цепочка все еще обвивала мою шею. Через час мне предстояло открыть двери для тех, кто придет проститься со Сван и Матильдой. Цветы и визитные карточки буквально затопили дом.Карен сбежала на ферму Леона и плакала там. Я едва держалась на ногах от горя, от усталости, сгибаясь под тяжестью невыполненного долга. Нам с Эли почти не удалось побыть наедине и поговорить за те два дня, что прошли после смерти Свак и Матильды. Нам слишком много надо было сказать друг другу. Мы не знали, с чего начать, и могли только надеяться, что слова помогут нам освободиться от груза прошлого. Мне казалось, я понимала, что именно сдерживает нас…
В дверь постучали, и в библиотеку с мрачным видом открыла дверь Глория. Она всегда с симпатией относилась к Карен и перенесла свою привязанность именно на нее, а не на меня.
– К вам посетители, мэм.
Вошли Эли, Энни Гвен и Белл. Муж Белл Элтон остался с ребенком в Бродсайде. Накануне он прилетел в Бернт-Стенд, и супруги наконец помирились.
Я сдержанно посмотрела на Эли, который показался мне странно чужим в строгом темном костюме. Он был явно встревожен моим желанием поговорить с его матерью и сестрой наедине. Эли не мог знать, что я задумала, и тревожился не напрасно. Я и сама боялась предстоящего разговора.
– Бедное дитя! – Энни Гвен подошла ко мне и крепко обняла.
– Это просто чудо, что вы не испытываете ко мне ненависти за то, что я Хардигри, – устало сказала я, обнимая ее в ответ.
– Как мы можем обвинять тебя за то, что сделала твоя бабушка?! – воскликнула Белл.
«Посмотрим, что ты скажешь потом», – пронеслась у меня шальная мысль. Я обошла стол Сван, поднялась на цыпочки и достала с книжной полки крафтовый конверт с написанным мною признанием. Эли быстро сообразил, что я намерена сделать. Он мгновенно оказался рядом и схватил меня за руку, но я покачала головой, пытаясь сглотнуть стоявший в горле ком.
– Я должна это сделать. Иначе между нами останется тайна. А я не хочу больше никаких тайн.
– Черт побери! – негромко выругался Эли. – Кое о чем стоит иногда промолчать, иначе причинишь людям еще больше боли.
– Я слишком сильно люблю тебя и твою семью, чтобы и дальше скрывать правду. – Я повернулась к Энни Гвен и Белл, протянула им конверт и пояснила: – Я еще ребенком знала все о смерти Клары. Здесь все подробно описано. Я всегда знала, что именно бабушка убила ее. Но я слишком боялась, чтобы рассказать кому-то. – Моя рука задрожала, и я положила конверт на письменный стол. – Я должна разделить с ней вину за то, что она совершила.
Энни Гвен и Белл переглянулись, их лица стали еще печальнее. Я пристально вглядывалась в этих женщин и, к своему огромному удивлению, видела, что они действительно испытывают только глубокую печаль.
– Я догадывалась об этом, – прошептала Энни Гвен. – Я заметила это виноватое выражение на твоем лице в похоронном зале. – Она посмотрела на Эли. – Ты тоже обо всем знал, сын?
– Я не хотел, чтобы вы обвиняли Дарл, – хрипло сказал Эли. – Я не хотел, чтобы ты и Белл знали об этом, потому что это уже не имело значения.
Белл с горящими глазами выступила вперед:
– Дарл, ты хочешь сказать, что твоя бабушка рассказала тебе об убийстве, когда ты была еще девочкой? Зачем она так поступила с тобой?
Я покачала головой:
– Ей не надо было ничего мне говорить. Я все видела своими глазами. Я видела, как она толкнула Клару и та упала через парапет террасы в пруд. Я видела, как Клара умирает. И в ту же ночь я следила за Сван, когда она закапывала тело сестры. – Я помолчала. – Я не жду, что вы меня простите.
Силы вдруг оставили меня, я тяжело оперлась на стол. Эли бросился ко мне.
Энни Гвен решительно сжала губы. Она обошла вокруг массивного письменного стола с мраморной столешницей – маленькая женщина в синем костюме, похожая на наседку, – и взяла мое лицо в ладони. Белл стояла за ее спиной.
– Бедное дитя, – повторила миссис Уэйд. – Но и мы тоже виноваты перед тобой. Правосудие свершилось. Я и моя семья… мы убили твою бабушку. Мы убили ее, когда вернулись сюда.
– Энни Гвен, это все не так…
– Нет, это именно так. Сван Хардигри всегда помнила, что не уплатила по счетам, и в конце концов расплатилась своим сердцем. Но мы убили и бедняжку Матильду тоже, да поможет нам бог. – Энни Гвен крепче сжала мои щеки, словно пытаясь передать мне частицу своей веры. – Что сделано, то сделано, детка.
– Аминь, – негромко сказал Эли и коснулся моих волос.
И я сдалась. Я получила их прощение и теперь могла попытаться простить себя сама. В следующее мгновение они все уже обнимали меня. И Энни Гвен, и Эли, и Белл.
* * *
– Я хочу увидеть Сван, – твердо сказала Энни Гвен.Я отвела ее в гостиную с высокими окнами и отошла в сторону. От одного вида этих двух гробов на постаменте, утопавших в цветах, у меня разрывалось сердце. Я уже посмотрела в последний раз на лицо моей бабушки, на лицо Матильды и боялась, что не выдержу, если увижу их снова.
Энни Гвен подошла к гробу Сван и остановилась подле него, глядя на умершую. Потом она негромко, но уверенно заговорила:
– Ваша внучка вошла в мое сердце, она стала частью моей семьи. Я буду хорошей бабушкой ее детям, которых она родит моему сыну. И они будут уважать меня. А вы останетесь только дурным воспоминанием, но мы не будем слишком часто вспоминать вас – ради Дарл. Вы отняли у меня мужа. Но я забираю у вас вашу единственную внучку, будущее принадлежит мне. Это моя месть, Сван Сэмпле. Этот ад вы создали для себя своими руками. – Энни Гвен Уэйд обернулась ко мне: – Ты любишь моего сына, и я люблю тебя, – сказала она.
– Я постараюсь, чтобы вы никогда об этом не пожалели, – ответила я.
Потом мы все вчетвером вышли во внутренний дворик, выложенный розовым мрамором. Энни Гвен протянула Эли конверт с моим признанием, и он поднес к нему зажигалку. Бумага вспыхнула мгновенно.
Первый пожар в Бернт-Стенде обеспечил моей семье имя, состояние и удобное прошлое. А этот второй – маленький, ручной огонь во внутреннем дворике – вернул моей семье душу и подарил чистое будущее.
Их всех похоронили в фамильном склепе Хардигри на кладбище у методистской церкви – и Сван, и Матильду, и Клару. Имя каждой из них вырезали на отдельной мраморной доске. А на чистой доске рядом с могилой моей матери, где много лет назад Сван и Матильда похоронили мать Карен, наконец появилась надпись: «Кэтрин Уэйд».
Все они упокоились в камне.
– Идем со мной, – сказал Эли после похорон. Это был не приказ, а просьба.
Мы доехали до Каменного коттеджа, стоящего посреди голой долины, где скоро должны были появиться новые здания и зеленые лужайки Стенд-Толла. Мы вошли в тихий прохладный красивый дом. Здесь когда-то расцвела любовь Энтони и Матильды. Потом его согревала любовь Джаспера и Энни Гвен. А теперь мы с Эли принесли в эти комнаты, построенные его дедом, свою любовь, искупление вины и преданность друг другу.
Я вошла следом за Эли в просторную спальню, где стояла простая кровать. Мы застелили ее белоснежными простынями, положили мягкие подушки и уютные шерстяные пледы. Эли протянул ко мне руки, и я подошла к нему. Он вытащил из-под воротника моей блузки тонкую золотую цепочку, достал из кармана брюк небольшие кусачки и перекусил ее.
Я положила мраморный кулон на подоконник, чтобы больше никогда не прикасаться к нему.
Мы раздели друг друга, остались нагими и чистыми и легли в постель. Мы провели в ней весь день и всю ночь, отдаваясь друг другу, как самые нежные любовники. Мы вместе печалились и радовались, поворачивая время вспять.
На следующее утро мы собрали вещи, попрощались с Карен и Леоном, с Энни Гвен и Белл и отправились на маленький аэродром за городом. Я надела старенькие джинсы, футболку, кожаную куртку Эли и поношенные туфли – так мне было легче чувствовать себя свободной. Мы взлетели над городом и сделали несколько кругов над ним, любуясь величественным розовым Бернт-Стендом среди золотистых гор.
– Нам пора, – сказал Эли, и я кивнула в ответ.
Мы полетели прочь, поднимаясь все выше в потоках прохладного осеннего воздуха. Мы были свободны от земли и от прошлого, мы устремились у южному океану, навстречу новой жизни.
Мы горячо любили друг друга, и нам был больше не страшен холод розового камня.