Серые глаза Джеймса встретились с ее взглядом, и Поппи увидела в них совершенно незнакомое выражение. Прежде Джеймс никогда так на нее не смотрел.
— В Царстве Ночи есть два главных закона, — спокойно сказал он. — Первый гласит, что смертные не должны знать о его существовании, второй запрещает любить смертных. Я нарушил оба.
Поппи не заметила, как Филипп тихо вышел из комнаты. Только тонкая полоска света скользнула по полу комнаты.
— Я не мог сказать, как я к тебе отношусь, — сказал Джеймс. — Я даже себе самому не мог в этом признаться, потому что этим подвергал тебя огромной опасности. Ты даже не можешь себе представить, какой опасности.
— И себя тоже, — добавила Поппи.
Только сейчас ей впервые пришла в голову эта мысль. Теперь эта догадка всплыла на поверхность ее сознания, как пузырь в кипящем чайнике.
— Если Законы запрещают рассказывать смертным о Царстве Ночи и любить смертных, — медленно продолжала она, постепенно приходя к ужасному выводу, — получается, что ты нарушил эти Законы и тебя ждет наказание…
Как только она произнесла эти слова, она уже знала, каким будет это наказание. На лицо Джеймса набежала тень.
— Не волнуйся об этом, — сказал он своим обычным тоном записного красавца.
Но Поппи никогда и ни от кого не принимала советов, даже от Джеймса. Ее захлестнула волна раздражения и ярости, животное чувство, подобное лихорадочному беспокойству. Ее глаза сузились, а пальцы судорожно сжались на манер кошачьих когтей.
— Не диктуй мне, о чем я должна волноваться, а о чем нет.
Джеймс нахмурился.
— Нет, это ты не диктуй мне… — начал было он и не закончил фразу. — Что я делаю! Ты по-прежнему нездорова, тебе нужна моя кровь, а я попусту трачу время.
Джеймс закатал рукав своей ветровки и провел ногтем по запястью. На месте пореза выступила кровь. Он мрачно смотрел в темноту, а Поппи не могла оторвать глаз от тонкой струйки, бегущей по руке Джеймса. Ее губы раскрылись, дыхание участилось.
— Давай, — сказал Джеймс и поднес руку к ее лицу. Поппи наклонилась и приникла губами к ранке на его запястье, как будто пыталась спасти его от укуса змеи.
Это так естественно, так просто. Так вот что ей было нужно все это время, когда она посылала Фила за дикой вишней и клюквенным соком. Эта сладкая, тяжелая
субстанция была единственной в своем роде, и ничто не могло ее заменить. Поппи жадно пила кровь.
Все было так хорошо: близость, насыщенный темно-красный вкус; жизненная сила и энергия, вливавшиеся в нее и наполнявшие ее тело до кончиков ногтей. Но лучше всего было чувствовать мысли Джеймса. Поппи была совершенно счастлива.
Как могла она не доверять ему! Как она могла плохо о нем подумать. Ведь она никого не знала так хорошо, как Джеймса.
Мне так жаль, подумала Поппи, обращаясь к нему, и почувствовала, что он ее простил и он ее любит. Пол-пи изо всех сил старалась удержать связь с его сознанием.
Это не твоя вина, ответил он.
Сознание Поппи прояснялось с каждым мгновением. Это было похоже на пробуждение от тяжелого сна. Не хочу, чтобы это кончилось, подумала она, обращаясь не столько к Джеймсу, сколько просто размышляя про себя. Но она уловила его реакцию и ощутила, как он старается быстро скрыть свою мысль. И все же Поппи успела разобрать:
Вампиры не делают этого друг с другом.
Поппи была потрясена. Неужели после того, как она изменится, они не испытают больше этой радости? Она не могла, не хотела в это поверить. Должен же быть какой-то выход…
Она снова почувствовала, как в мозгу Джеймса рождается новая мысль, но когда попыталась последовать за ней, он мягко отнял запястье от ее губ.
— На сегодня хватит, — сказал Джеймс, и его настоящий, обычный голос показался Поппи таким странным. Он не был похож на внутренний голос Джеймса, и теперь она уже не чувствовала его так же хорошо, как несколько минут назад. Они стали двумя отдельными существами. Эта разделенность пугала ее.
Как она будет жить, если не сможет больше коснуться его сознания, если ей придется пользоваться словами, которые представлялись ей теперь таким же неудобным средством общения, как дымовые сигналы? Как она будет жить, если никогда больше не сможет почувствовать его так полно, как сегодня, почувствовать, как все его существо открывается ей навстречу?
Это нечестно и жестоко, и все вампиры просто дураки, что не пользуются этой возможностью.
Едва она открыла рот, чтобы словами, такими неудобными и несовершенными, объяснить Джеймсу свои ощущения, как дверь открылась и в комнату заглянул Филипп.
— Заходи, — позвал его Джеймс. — Нам надо о многом поговорить.
Фил молча смотрел на Поппи.
— Ты… — начал было он, но остановился и сглотнул. Затем, после невольной паузы, закончил хриплым шепотом: — Тебе… лучше?
Не нужно было быть телепатом, чтобы почувствовать его отвращение. Он бросил взгляд на губы Поппи и отвел глаза. Поппи поняла, что он увидел: красные разводы, как если бы она ела ягоды. Поппи быстро вытерла губы тыльной стороной ладони. Ей хотелось сказать Филу, что к этому не нужно испытывать отвращения. Это всего лишь часть природы. Это как рождение новой жизни, чистой жизни. Это правильно. Но она лишь произнесла: — Ничего не отрицай, пока не попробовал сам.
Лицо Фила исказила судорога. И странно: Джеймс явно был с ним согласен. Он тоже считал обмен кровью страшным и черным делом и испытывал чувство вины. Поппи тяжело вздохнула и только и смогла вымолвить:
— Ну, мальчики…
— Тебе лучше, — со слабой улыбкой признал Фил.
— Кажется, я вела себя несколько странно, — сказала Поппи, — извини.
— Несколько — не то слово.
— Это не ее вина, — оборвал Фила Джеймс. — Она умирала, и у нее было что-то вроде галлюцинаций… из-за недостаточного притока крови к мозгу.
Поппи покачала головой.
— Я не понимаю. Ты взял у меня не так уж много крови в последний раз. Как могло случиться, что моему мозгу ее не хватало?
— Не в этом дело. Два вида крови вступили друг с другом в реакцию, они боролись. Если тебе нужно научное объяснение, то, пожалуй, это можно описать так: кровь вампиров разрушает гемоглобин, красные кровяные тельца в крови человека. В результате возникает кислородное голодание, и человек не может, нормально мыслить.
— То есть кровь вампира действует, как яд, — закончил Фил тоном хорошо осведомленного человека.
Джеймс вздрогнул, но не поднял глаза ни на Фила, ни на Поппи.
— Некоторым образом. Но если взглянуть с другой стороны, кровь вампира — это еще и универсальное лекарство. Благодаря ей быстрее заживают раны, восстанавливается плоть. Вампирам нужно очень небольшое количество кислорода, потому что они обладают большим запасом жизненных сил. Кровь вампиров может все. Единственное, чего она не может, — переносить кислород.
Поппи все поняла. Вот она, разгадка тайны графа Дракулы!
— Подожди. Так вот зачем вам нужна человеческая кровь! — воскликнула она.
— Это одна из причин, — согласился Джеймс, — но есть и… более важные, мистические причины. Человеческая кровь дает нам жизнь, и это главное. Мы пьем ее немного, и она обогащает наш организм кислородом до тех пор, пока наша кровь его не разрушит. Тогда мы пьем еще немного.
Поппи успокоилась.
— Понятно. Это так естественно…
— Это противоестественно, — с отвращением возразил Фил.
— Нет, естественно! Это похоже на… как ты это называешь… в биологии… на симбиоз!
— Сейчас не имеет значения, на что это похоже, — прервал ее Джеймс. — У нас нет времени на болтовню. Надо решить, что делать дальше, и все хорошенько продумать.
В комнате воцарилось молчание. Поппи поняла, о каком будущем они говорят. Она почувствовала, что и Фил задумался об этом.
— Ты все еще в опасности, — мягко сказал Джеймс, глядя на Поппи. — Нам нужно будет еще раз обменяться кровью, и сделать это надо как можно скорее. В противном случае у тебя Снова наступит ухудшение. Мы должны составить план действии на следующий раз и продумать все до мельчайших деталей.
— Почему? — настороженно и брезгливо осведомился Фил.
— Потому что тогда я умру, — просто ответила Поппи, прежде чем Джеймс успел открыть рот.
Фил вздрогнул, а она безжалостно продолжила:
— Поэтому мы и делаем все это, Фил. Мы с Джеймсом не в детские игры играем. Мы вынуждены считаться с обстоятельствами, а обстоятельства таковы» что скоро я умру. И лучше уж я умру и проснусь вампиром, чем не проснусь совсем.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Джеймс накрыл ладонью руку Поппи. Только тогда она поняла, что ее трясет как в лихорадке.
Фил устремил на них пристальный взгляд. Его лицо осунулось, под глазами легли темные круги.
— Мы же с тобой близнецы. Когда ты успела стать старше меня? — спросил Фил глухим от волнения голосом.
Джеймс вывел их из замешательства, обратившись к Филу:
— Думаю, следующая ночь подходит идеально. Ты сумеешь убедить родителей уйти из дому вечером?
Фил задумался.
— Если Поппи почувствует себя лучше и я пообещаю остаться с ней, думаю, они согласятся уйти ненадолго.
— Скажи, что им необходимо немного развеяться. Лучше, чтобы их не было поблизости.
— А ты не можешь сделать так, чтобы они ничего не заметили, как тогда медсестра в больнице? — спросила Поппи.
— Нет, я буду занят тобой, — вздохнул Джеймс, — и кроме того, существуют люди, не поддающиеся внушению. Твой брат, например. Вдруг твоя мама тоже обладает исключительно крепкой аурой?
— Я почти уверен, что смогу убедить их сходить в ресторан, — сказал Филипп. Он слегка задыхался и пытался это скрыть. — А когда они уйдут… что будет?
Джеймс посмотрел на него непроницаемым взглядом.
— Мы с Поппи сделаем то, что должны сделать. А потом мы с тобой будем смотреть телевизор.
— Смотреть телевизор, — бессмысленно повторил Фил.
— Я должен быть здесь, когда придут врачи и служащие похоронного бюро.
Услышав о похоронном бюро, Фил онемел от ужаса. Поппи тоже стало не по себе. Если бы не эта странная, сильная кровь, пульсировавшая в ней, успокаивавшая ее…
— Зачем?
Филипп требовал объяснений. Джеймс лишь покачал головой. По его лицу невозможно было прочесть ничего.
— Так надо, — ответил он, — позже ты поймешь. А теперь просто доверься мне.
Поппи решила положить конец этой дискуссии.
— Похоже, ребята, завтра вам придется помириться, — заключила она, — перед мамой и Клиффом. Иначе ваш тет-а-тет здесь будет выглядеть очень странно.
— Все будет выглядеть довольно странно, — сказал Фил, с трудом переводя дух. — Ладно. Приходи завтра после обеда, и мы помиримся. Я уговорю их уйти и оставить нас с Поппи.
Джеймс кивнул.
— А теперь мне лучше уйти.
Он встал. Фил отступил, пропуская его к двери, но Джеймс задержался около Поппи.
— Как думаешь, с тобой все будет в порядке? Поппи кивнула.
— Тогда до завтра. — Он коснулся кончиками пальцев ее щеки.
От этого легкого прикосновения сердце Поппи затрепетало, и она почувствовала уверенность, что с ней действительно все будет в порядке.
Мгновение они смотрели друг на друга, затем Джеймс отвернулся от нее и вышел.
«Завтра, — подумала Поппи. — Завтра я умру».
«В этом что-то есть», — размышляла Поппи. Не многим дана привилегия знать свой смертный час. Не многим удается проститься с близкими так, как сможет проститься она. И неважно, что она умирает не по-настоящему. Когда гусеница превращается в бабочку, как гусеница она тоже умирает — и больше никакого блеска, и никаких листочков на завтрак. Поппи перестанет существовать, она не будет больше ходить в школу Эль Камино и в этой кровати спать больше не будет.
Все останется в прошлом: ее семья, родной город, ее реальная жизнь смертного человека. Она вступает в новую, странную жизнь, о которой не имеет ни малейшего представления. У нее остается лишь вера в любовь Джеймса и в свою способность приспособиться к любой ситуации.
Это было странное чувство, будто смотришь на уходящую вдаль извилистую дорогу, конец которой скрыт в туманной мгле. Не будет больше катания на роликах, никогда больше не ощутит ее нога холодный бетон местного бассейна. Она не будет больше ездить за покупками в ближайший супермаркет.
Ей хотелось заглянуть в каждый уголок своей комнаты и попрощаться со всем, что ее окружает. Прощай белый платяной шкаф, прощай письменный стол, за которым написаны сотни писем. Прощайте белые занавески, прощай полог над кроватью, благодаря ему она чувствовала себя принцессой из волшебной арабской сказки. Прощай музыкальный центр.
Мой музыкальный центр! Мои диски! Я не могу их оставить, не могу, не могу!..
Нет, конечно, она могла. У нее просто не было выбора. Хорошо, что, перед тем как выйти из комнаты, она подумала о музыкальном центре. Это подготовило ее к прощанию с людьми.
— Привет, мам, — дрожащим голосом произнесла она, заходя на кухню.
— Поппи, я не знала, что ты встала.
Она крепко обняла маму и вдруг ощутила, скольких вещей ей будет недоставать там, в ее новой жизни: холодка плитки на полу в кухне, запаха кокосового масла, которым пахнет мамин шампунь, маминых рук и тепла ее тела.
— Хочешь есть, дорогая? Ты сегодня хорошо выглядишь.
Поппи не могла вынести взволнованного, пытливого маминого взгляда, а мысль о еде вызывала у нее тошноту. Она уткнулась в мамино плечо.
— Просто обними меня.
Поппи вдруг поняла, что не сможет проститься со всеми своими близкими. Она не сможет за один день разрубить эти тесные связи, удерживающие ее в этом мире. Ей выпала редкая удача — знать, что сегодня ее последний день, но прожить его ей придется совершенно обычно, как любому «неподготовленному» смертному.
— Просто помни, что я тебя люблю, — прошептала она в мамино плечо, моргая и стараясь сдержать слезы.
Потом она позволила маме отвести себя в постель. Все оставшееся время она проговорила по телефону. Она старалась узнать хотя бы еще немного о той жизни, которую ей суждено покинуть, и о людях, которых считала друзьями. Она училась все это ценить.
— Привет, Элани, я по тебе соскучилась, — говорила она в телефонную трубку, глядя на солнечные лучи, бьющие в окно спальни.
— Привет, Брейди, как дела?
— Привет, Лаура, спасибо за цветы.
— Поппи, как ты? — спрашивали все ее друзья. — К тебе можно? Когда мы увидимся?
Поппи не знала, что ответить. Она очень хотела позвонить папе, но никто не знал, где он.
А еще она очень хотела прочитать пьесу «Наш городок», которую задавали еще в прошлом году, а она так и не прочитала. В ней шла речь об умершей девочке, которой довелось оглянуться на один-единственный день в своей жизни и по-настоящему оценить его. Возможно, это помогло бы ей разобраться в собственных чувствах, но было уже слишком поздно.
«В школе я все пропустила мимо ушей», — поняла вдруг Поппи. «Я использовала свои мозги, чтобы перехитрить учителей, а это совсем уж глупо». Она поняла, что по-новому стала относиться к Филу, она уважала
его. Он искренне старался научиться чему-нибудь полезному. Очевидно, ее брат был совсем не тем достойным сожаления занудой, каким она себе его представляла. Может быть, он действительно был прав, ругая ее в свое время за лень.
«Я так изменилась», — подумала Поппи и вздрогнула.
Что было тому причиной — то ли бегущая по ее сосудам чужая кровь, то ли болезнь, разрушавшая ее плоть, то ли она просто сильно повзрослела, — но она изменилась.
Раздался звонок в дверь. Даже не покидая комнаты, Поппи знала, кто пришел. Она чувствовала приближение Джеймса. Он пришел, чтобы завершить начатое. Поппи посмотрела на часы. Невероятно! Уже четыре часа. Время неудержимо неслось вперед.
«Не волнуйся. У тебя есть еще несколько часов», — напомнила она себе и снова взялась за телефон. Но вот в дверь ее спальни постучала мама.
— Дорогая, Фил думает, что мы с Клиффом можем оставить тебя ненадолго. Пришел Джеймс, но я сказала, что ты не хочешь его видеть. И я действительно не хочу уходить от тебя сегодня вечером, — миссис Хилгард казалась необычно возбужденной и растерянной.
— Нет, мам, я буду рада повидать Джеймса. Правда. И я думаю, тебе надо отдохнуть. В самом деле.
— Что ж, я рада, что вы с Джеймсом помирились. Но я все же не уверена…
Некоторое время ушло на то, чтобы убедить миссис Хилгард, что Поппи чувствует себя гораздо лучше, что впереди у нее недели и даже месяцы жизни, что нет никакой необходимости сегодня вечером сидеть дома.
Наконец мама поцеловала Поппи и согласилась. Оставалось только попрощаться с Клиффом. Он обнял Поппи, и она простила ему, что он занял место ее родного отца. «Ты очень старался, — подумала она, отрываясь от его черного костюма и глядя на его квадратный мальчишеский подбородок. — И ты должен будешь позаботиться о маме, после того как все закончится. Так что я прощаю тебя. Ты в самом деле ничего парень».
Вот мама и Клифф выходят из комнаты. Настало время окончательно с ними проститься. Поппи окликнула их, они оба остановились и, улыбнувшись, помахали ей.
Когда они уехали, в спальню вошли Джеймс и Филипп. Поппи посмотрела на Джеймса. Взгляд его серых глаз был непроницаем, ничего нельзя было прочесть в их бездонной глубине.
— Пора? — спросила она дрожащим голосом.
— Пора, — ответил Джеймс.
ГЛАВА 10
— В Царстве Ночи есть два главных закона, — спокойно сказал он. — Первый гласит, что смертные не должны знать о его существовании, второй запрещает любить смертных. Я нарушил оба.
Поппи не заметила, как Филипп тихо вышел из комнаты. Только тонкая полоска света скользнула по полу комнаты.
— Я не мог сказать, как я к тебе отношусь, — сказал Джеймс. — Я даже себе самому не мог в этом признаться, потому что этим подвергал тебя огромной опасности. Ты даже не можешь себе представить, какой опасности.
— И себя тоже, — добавила Поппи.
Только сейчас ей впервые пришла в голову эта мысль. Теперь эта догадка всплыла на поверхность ее сознания, как пузырь в кипящем чайнике.
— Если Законы запрещают рассказывать смертным о Царстве Ночи и любить смертных, — медленно продолжала она, постепенно приходя к ужасному выводу, — получается, что ты нарушил эти Законы и тебя ждет наказание…
Как только она произнесла эти слова, она уже знала, каким будет это наказание. На лицо Джеймса набежала тень.
— Не волнуйся об этом, — сказал он своим обычным тоном записного красавца.
Но Поппи никогда и ни от кого не принимала советов, даже от Джеймса. Ее захлестнула волна раздражения и ярости, животное чувство, подобное лихорадочному беспокойству. Ее глаза сузились, а пальцы судорожно сжались на манер кошачьих когтей.
— Не диктуй мне, о чем я должна волноваться, а о чем нет.
Джеймс нахмурился.
— Нет, это ты не диктуй мне… — начал было он и не закончил фразу. — Что я делаю! Ты по-прежнему нездорова, тебе нужна моя кровь, а я попусту трачу время.
Джеймс закатал рукав своей ветровки и провел ногтем по запястью. На месте пореза выступила кровь. Он мрачно смотрел в темноту, а Поппи не могла оторвать глаз от тонкой струйки, бегущей по руке Джеймса. Ее губы раскрылись, дыхание участилось.
— Давай, — сказал Джеймс и поднес руку к ее лицу. Поппи наклонилась и приникла губами к ранке на его запястье, как будто пыталась спасти его от укуса змеи.
Это так естественно, так просто. Так вот что ей было нужно все это время, когда она посылала Фила за дикой вишней и клюквенным соком. Эта сладкая, тяжелая
субстанция была единственной в своем роде, и ничто не могло ее заменить. Поппи жадно пила кровь.
Все было так хорошо: близость, насыщенный темно-красный вкус; жизненная сила и энергия, вливавшиеся в нее и наполнявшие ее тело до кончиков ногтей. Но лучше всего было чувствовать мысли Джеймса. Поппи была совершенно счастлива.
Как могла она не доверять ему! Как она могла плохо о нем подумать. Ведь она никого не знала так хорошо, как Джеймса.
Мне так жаль, подумала Поппи, обращаясь к нему, и почувствовала, что он ее простил и он ее любит. Пол-пи изо всех сил старалась удержать связь с его сознанием.
Это не твоя вина, ответил он.
Сознание Поппи прояснялось с каждым мгновением. Это было похоже на пробуждение от тяжелого сна. Не хочу, чтобы это кончилось, подумала она, обращаясь не столько к Джеймсу, сколько просто размышляя про себя. Но она уловила его реакцию и ощутила, как он старается быстро скрыть свою мысль. И все же Поппи успела разобрать:
Вампиры не делают этого друг с другом.
Поппи была потрясена. Неужели после того, как она изменится, они не испытают больше этой радости? Она не могла, не хотела в это поверить. Должен же быть какой-то выход…
Она снова почувствовала, как в мозгу Джеймса рождается новая мысль, но когда попыталась последовать за ней, он мягко отнял запястье от ее губ.
— На сегодня хватит, — сказал Джеймс, и его настоящий, обычный голос показался Поппи таким странным. Он не был похож на внутренний голос Джеймса, и теперь она уже не чувствовала его так же хорошо, как несколько минут назад. Они стали двумя отдельными существами. Эта разделенность пугала ее.
Как она будет жить, если не сможет больше коснуться его сознания, если ей придется пользоваться словами, которые представлялись ей теперь таким же неудобным средством общения, как дымовые сигналы? Как она будет жить, если никогда больше не сможет почувствовать его так полно, как сегодня, почувствовать, как все его существо открывается ей навстречу?
Это нечестно и жестоко, и все вампиры просто дураки, что не пользуются этой возможностью.
Едва она открыла рот, чтобы словами, такими неудобными и несовершенными, объяснить Джеймсу свои ощущения, как дверь открылась и в комнату заглянул Филипп.
— Заходи, — позвал его Джеймс. — Нам надо о многом поговорить.
Фил молча смотрел на Поппи.
— Ты… — начал было он, но остановился и сглотнул. Затем, после невольной паузы, закончил хриплым шепотом: — Тебе… лучше?
Не нужно было быть телепатом, чтобы почувствовать его отвращение. Он бросил взгляд на губы Поппи и отвел глаза. Поппи поняла, что он увидел: красные разводы, как если бы она ела ягоды. Поппи быстро вытерла губы тыльной стороной ладони. Ей хотелось сказать Филу, что к этому не нужно испытывать отвращения. Это всего лишь часть природы. Это как рождение новой жизни, чистой жизни. Это правильно. Но она лишь произнесла: — Ничего не отрицай, пока не попробовал сам.
Лицо Фила исказила судорога. И странно: Джеймс явно был с ним согласен. Он тоже считал обмен кровью страшным и черным делом и испытывал чувство вины. Поппи тяжело вздохнула и только и смогла вымолвить:
— Ну, мальчики…
— Тебе лучше, — со слабой улыбкой признал Фил.
— Кажется, я вела себя несколько странно, — сказала Поппи, — извини.
— Несколько — не то слово.
— Это не ее вина, — оборвал Фила Джеймс. — Она умирала, и у нее было что-то вроде галлюцинаций… из-за недостаточного притока крови к мозгу.
Поппи покачала головой.
— Я не понимаю. Ты взял у меня не так уж много крови в последний раз. Как могло случиться, что моему мозгу ее не хватало?
— Не в этом дело. Два вида крови вступили друг с другом в реакцию, они боролись. Если тебе нужно научное объяснение, то, пожалуй, это можно описать так: кровь вампиров разрушает гемоглобин, красные кровяные тельца в крови человека. В результате возникает кислородное голодание, и человек не может, нормально мыслить.
— То есть кровь вампира действует, как яд, — закончил Фил тоном хорошо осведомленного человека.
Джеймс вздрогнул, но не поднял глаза ни на Фила, ни на Поппи.
— Некоторым образом. Но если взглянуть с другой стороны, кровь вампира — это еще и универсальное лекарство. Благодаря ей быстрее заживают раны, восстанавливается плоть. Вампирам нужно очень небольшое количество кислорода, потому что они обладают большим запасом жизненных сил. Кровь вампиров может все. Единственное, чего она не может, — переносить кислород.
Поппи все поняла. Вот она, разгадка тайны графа Дракулы!
— Подожди. Так вот зачем вам нужна человеческая кровь! — воскликнула она.
— Это одна из причин, — согласился Джеймс, — но есть и… более важные, мистические причины. Человеческая кровь дает нам жизнь, и это главное. Мы пьем ее немного, и она обогащает наш организм кислородом до тех пор, пока наша кровь его не разрушит. Тогда мы пьем еще немного.
Поппи успокоилась.
— Понятно. Это так естественно…
— Это противоестественно, — с отвращением возразил Фил.
— Нет, естественно! Это похоже на… как ты это называешь… в биологии… на симбиоз!
— Сейчас не имеет значения, на что это похоже, — прервал ее Джеймс. — У нас нет времени на болтовню. Надо решить, что делать дальше, и все хорошенько продумать.
В комнате воцарилось молчание. Поппи поняла, о каком будущем они говорят. Она почувствовала, что и Фил задумался об этом.
— Ты все еще в опасности, — мягко сказал Джеймс, глядя на Поппи. — Нам нужно будет еще раз обменяться кровью, и сделать это надо как можно скорее. В противном случае у тебя Снова наступит ухудшение. Мы должны составить план действии на следующий раз и продумать все до мельчайших деталей.
— Почему? — настороженно и брезгливо осведомился Фил.
— Потому что тогда я умру, — просто ответила Поппи, прежде чем Джеймс успел открыть рот.
Фил вздрогнул, а она безжалостно продолжила:
— Поэтому мы и делаем все это, Фил. Мы с Джеймсом не в детские игры играем. Мы вынуждены считаться с обстоятельствами, а обстоятельства таковы» что скоро я умру. И лучше уж я умру и проснусь вампиром, чем не проснусь совсем.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Джеймс накрыл ладонью руку Поппи. Только тогда она поняла, что ее трясет как в лихорадке.
Фил устремил на них пристальный взгляд. Его лицо осунулось, под глазами легли темные круги.
— Мы же с тобой близнецы. Когда ты успела стать старше меня? — спросил Фил глухим от волнения голосом.
Джеймс вывел их из замешательства, обратившись к Филу:
— Думаю, следующая ночь подходит идеально. Ты сумеешь убедить родителей уйти из дому вечером?
Фил задумался.
— Если Поппи почувствует себя лучше и я пообещаю остаться с ней, думаю, они согласятся уйти ненадолго.
— Скажи, что им необходимо немного развеяться. Лучше, чтобы их не было поблизости.
— А ты не можешь сделать так, чтобы они ничего не заметили, как тогда медсестра в больнице? — спросила Поппи.
— Нет, я буду занят тобой, — вздохнул Джеймс, — и кроме того, существуют люди, не поддающиеся внушению. Твой брат, например. Вдруг твоя мама тоже обладает исключительно крепкой аурой?
— Я почти уверен, что смогу убедить их сходить в ресторан, — сказал Филипп. Он слегка задыхался и пытался это скрыть. — А когда они уйдут… что будет?
Джеймс посмотрел на него непроницаемым взглядом.
— Мы с Поппи сделаем то, что должны сделать. А потом мы с тобой будем смотреть телевизор.
— Смотреть телевизор, — бессмысленно повторил Фил.
— Я должен быть здесь, когда придут врачи и служащие похоронного бюро.
Услышав о похоронном бюро, Фил онемел от ужаса. Поппи тоже стало не по себе. Если бы не эта странная, сильная кровь, пульсировавшая в ней, успокаивавшая ее…
— Зачем?
Филипп требовал объяснений. Джеймс лишь покачал головой. По его лицу невозможно было прочесть ничего.
— Так надо, — ответил он, — позже ты поймешь. А теперь просто доверься мне.
Поппи решила положить конец этой дискуссии.
— Похоже, ребята, завтра вам придется помириться, — заключила она, — перед мамой и Клиффом. Иначе ваш тет-а-тет здесь будет выглядеть очень странно.
— Все будет выглядеть довольно странно, — сказал Фил, с трудом переводя дух. — Ладно. Приходи завтра после обеда, и мы помиримся. Я уговорю их уйти и оставить нас с Поппи.
Джеймс кивнул.
— А теперь мне лучше уйти.
Он встал. Фил отступил, пропуская его к двери, но Джеймс задержался около Поппи.
— Как думаешь, с тобой все будет в порядке? Поппи кивнула.
— Тогда до завтра. — Он коснулся кончиками пальцев ее щеки.
От этого легкого прикосновения сердце Поппи затрепетало, и она почувствовала уверенность, что с ней действительно все будет в порядке.
Мгновение они смотрели друг на друга, затем Джеймс отвернулся от нее и вышел.
«Завтра, — подумала Поппи. — Завтра я умру».
«В этом что-то есть», — размышляла Поппи. Не многим дана привилегия знать свой смертный час. Не многим удается проститься с близкими так, как сможет проститься она. И неважно, что она умирает не по-настоящему. Когда гусеница превращается в бабочку, как гусеница она тоже умирает — и больше никакого блеска, и никаких листочков на завтрак. Поппи перестанет существовать, она не будет больше ходить в школу Эль Камино и в этой кровати спать больше не будет.
Все останется в прошлом: ее семья, родной город, ее реальная жизнь смертного человека. Она вступает в новую, странную жизнь, о которой не имеет ни малейшего представления. У нее остается лишь вера в любовь Джеймса и в свою способность приспособиться к любой ситуации.
Это было странное чувство, будто смотришь на уходящую вдаль извилистую дорогу, конец которой скрыт в туманной мгле. Не будет больше катания на роликах, никогда больше не ощутит ее нога холодный бетон местного бассейна. Она не будет больше ездить за покупками в ближайший супермаркет.
Ей хотелось заглянуть в каждый уголок своей комнаты и попрощаться со всем, что ее окружает. Прощай белый платяной шкаф, прощай письменный стол, за которым написаны сотни писем. Прощайте белые занавески, прощай полог над кроватью, благодаря ему она чувствовала себя принцессой из волшебной арабской сказки. Прощай музыкальный центр.
Мой музыкальный центр! Мои диски! Я не могу их оставить, не могу, не могу!..
Нет, конечно, она могла. У нее просто не было выбора. Хорошо, что, перед тем как выйти из комнаты, она подумала о музыкальном центре. Это подготовило ее к прощанию с людьми.
— Привет, мам, — дрожащим голосом произнесла она, заходя на кухню.
— Поппи, я не знала, что ты встала.
Она крепко обняла маму и вдруг ощутила, скольких вещей ей будет недоставать там, в ее новой жизни: холодка плитки на полу в кухне, запаха кокосового масла, которым пахнет мамин шампунь, маминых рук и тепла ее тела.
— Хочешь есть, дорогая? Ты сегодня хорошо выглядишь.
Поппи не могла вынести взволнованного, пытливого маминого взгляда, а мысль о еде вызывала у нее тошноту. Она уткнулась в мамино плечо.
— Просто обними меня.
Поппи вдруг поняла, что не сможет проститься со всеми своими близкими. Она не сможет за один день разрубить эти тесные связи, удерживающие ее в этом мире. Ей выпала редкая удача — знать, что сегодня ее последний день, но прожить его ей придется совершенно обычно, как любому «неподготовленному» смертному.
— Просто помни, что я тебя люблю, — прошептала она в мамино плечо, моргая и стараясь сдержать слезы.
Потом она позволила маме отвести себя в постель. Все оставшееся время она проговорила по телефону. Она старалась узнать хотя бы еще немного о той жизни, которую ей суждено покинуть, и о людях, которых считала друзьями. Она училась все это ценить.
— Привет, Элани, я по тебе соскучилась, — говорила она в телефонную трубку, глядя на солнечные лучи, бьющие в окно спальни.
— Привет, Брейди, как дела?
— Привет, Лаура, спасибо за цветы.
— Поппи, как ты? — спрашивали все ее друзья. — К тебе можно? Когда мы увидимся?
Поппи не знала, что ответить. Она очень хотела позвонить папе, но никто не знал, где он.
А еще она очень хотела прочитать пьесу «Наш городок», которую задавали еще в прошлом году, а она так и не прочитала. В ней шла речь об умершей девочке, которой довелось оглянуться на один-единственный день в своей жизни и по-настоящему оценить его. Возможно, это помогло бы ей разобраться в собственных чувствах, но было уже слишком поздно.
«В школе я все пропустила мимо ушей», — поняла вдруг Поппи. «Я использовала свои мозги, чтобы перехитрить учителей, а это совсем уж глупо». Она поняла, что по-новому стала относиться к Филу, она уважала
его. Он искренне старался научиться чему-нибудь полезному. Очевидно, ее брат был совсем не тем достойным сожаления занудой, каким она себе его представляла. Может быть, он действительно был прав, ругая ее в свое время за лень.
«Я так изменилась», — подумала Поппи и вздрогнула.
Что было тому причиной — то ли бегущая по ее сосудам чужая кровь, то ли болезнь, разрушавшая ее плоть, то ли она просто сильно повзрослела, — но она изменилась.
Раздался звонок в дверь. Даже не покидая комнаты, Поппи знала, кто пришел. Она чувствовала приближение Джеймса. Он пришел, чтобы завершить начатое. Поппи посмотрела на часы. Невероятно! Уже четыре часа. Время неудержимо неслось вперед.
«Не волнуйся. У тебя есть еще несколько часов», — напомнила она себе и снова взялась за телефон. Но вот в дверь ее спальни постучала мама.
— Дорогая, Фил думает, что мы с Клиффом можем оставить тебя ненадолго. Пришел Джеймс, но я сказала, что ты не хочешь его видеть. И я действительно не хочу уходить от тебя сегодня вечером, — миссис Хилгард казалась необычно возбужденной и растерянной.
— Нет, мам, я буду рада повидать Джеймса. Правда. И я думаю, тебе надо отдохнуть. В самом деле.
— Что ж, я рада, что вы с Джеймсом помирились. Но я все же не уверена…
Некоторое время ушло на то, чтобы убедить миссис Хилгард, что Поппи чувствует себя гораздо лучше, что впереди у нее недели и даже месяцы жизни, что нет никакой необходимости сегодня вечером сидеть дома.
Наконец мама поцеловала Поппи и согласилась. Оставалось только попрощаться с Клиффом. Он обнял Поппи, и она простила ему, что он занял место ее родного отца. «Ты очень старался, — подумала она, отрываясь от его черного костюма и глядя на его квадратный мальчишеский подбородок. — И ты должен будешь позаботиться о маме, после того как все закончится. Так что я прощаю тебя. Ты в самом деле ничего парень».
Вот мама и Клифф выходят из комнаты. Настало время окончательно с ними проститься. Поппи окликнула их, они оба остановились и, улыбнувшись, помахали ей.
Когда они уехали, в спальню вошли Джеймс и Филипп. Поппи посмотрела на Джеймса. Взгляд его серых глаз был непроницаем, ничего нельзя было прочесть в их бездонной глубине.
— Пора? — спросила она дрожащим голосом.
— Пора, — ответил Джеймс.
ГЛАВА 10
— Надо все сделать правильно, — сказала Поппи, — как положено. Принеси свечи, Фил. Лицо Филиппа стало пепельно-серым.
— Свечи?
— Да, сколько сможешь найти. И подушки. Мне нужно много подушек.
Поппи опустилась на колени, склонившись над кипой дисков. Фил мельком взглянул на нее и вышел из комнаты.
— Нет. Это очень монотонно, — сказала Поппи, перебирая диски. — А это уж слишком. Мне нужно что-нибудь убаюкивающее.
— Может, это?
Джеймс поднял диск. Поппи посмотрела на название.
Мелодия исчезновения.
Ну конечно. Это просто здорово. Поппи взяла диск и посмотрела на Джеймса. Обычно он пренебрежительно величал мягкую убаюкивающую музыку «помехами».
— Ты меня понимаешь, — тихо сказала она.
— Да. Но ты не умираешь по-настоящему, Поппи. Это не прощание с жизнью.
— Но я ухожу. Я должна измениться.
Поппи не могла выразить свою мысль точнее, но внутренний голос подсказывал ей, что она все делает правильно. Она умирала для своей прежней жизни, уходила из нее навсегда.
К тому же они оба знали, что она может не выдержать трансформации и умереть.
Фил принес свечи — свечи рождественские, свечи хозяйственные на случай отключения электричества, ароматические свечи. Поппи показала, куда их поставить, и попросила зажечь. Затем она пошла в ванную комнату и переоделась в лучшую ночную рубашку, фланелевую, с мелкими ягодками земляники.
«Подумать только, — размышляла она. — В последний раз я спускаюсь в холл, в последний раз открываю дверь в свою спальню».
Спальня выглядела великолепно. Мягкое мерцание свечей превратило комнату в таинственное святилище. Звучала красивая величественная музыка. Поппи готова была слушать ее вечно, погружаясь в прекрасные грезы.
Поппи открыла платяной шкаф и вешалкой сбила С верхней полки плюшевого льва. Она положила его в постель среди многочисленных подушек. Может, это и глупо, по-детски, но она хотела, чтобы в эти минуты он был рядом.
Поппи села на кровать, посмотрела на Джеймса и Фила. Они оба смотрели на нее. Фил был очень печален, у него дрожали губы. Джеймс тоже был печален, но угадать это могла только Поппи, прекрасно изучившая его за долгие годы дружбы.
— Все в порядке, — сказала Поппи юношам, понуро стоявшим рядом с ее постелью. — Да поймите вы, со мной все в порядке, и я не вижу причин для грусти.
Странно, но она говорила правду. Она была абсолютно спокойна, в мыслях царила ясность, все вдруг стало просто и понятно. Она поняла, через какие испытания ей предстоит пройти, и приняла их как должное.
Фил подошел и взял ее за руку.
— Как все будет происходить? — хриплым шепотом спросил он Джеймса.
— Сначала мы обменяемся кровью, — заговорил Джеймс, обращаясь к Поппи. Он смотрел только на нее. — На этот раз понадобится не так много. Скоро ты должна измениться окончательно. Перерождение произойдет как результат битвы твоей и моей крови, что-то вроде последней битвы, ты понимаешь, что я имею в виду.
Джеймс рассеянно и печально улыбнулся. Поппи кивнула ему в ответ.
— Ты почувствуешь слабость, а потом просто зас-нешь. Трансформация произойдет во время сна.
— А когда я проснусь? — спросила Поппи.
— Ты будешь под гипнозом. Я скажу тебе, когда ты должна проснуться, и в это время приду за тобой. Не волнуйся, я все продумал. А сейчас тебе нужно отдохнуть.
Дрожащими руками Фил взъерошил волосы. Только сейчас он вспомнил, с какого рода деталями им придется столкнуться.
— Подожди, — прохрипел он, — ты говоришь, что она будет спать. А она в это время будет выглядеть… как…
— Как мертвая… — закончила Поппи, когда его голос сорвался.
Джеймс смерил Фила холодным взглядом.
— Да. Мы ведь это уже обсуждали.
— Потом мы должны… А что произойдет с ней? Джеймс прожег его взглядом.
— Все в порядке, — мягко сказала Поппи, — объясни ему.
— Ты же знаешь, что произойдет, — процедил Джеймс сквозь стиснутые зубы, — она не может просто так исчезнуть. Существует полиция, существует Царство Ночи, которые будут гнаться за ней по пятам. Поэтому все должны быть уверены, что она умерла от рака, и все должно выглядеть так, будто она действительно умерла от рака.
Отрешенное выражение лица Фила свидетельствовало о том, что на него не действуют доводы рассудка.
— Ты уверен, что другого выхода нет?
— Уверен, — ответил Джеймс. Фил вытер губы.
— О Господи!
Поппи не желала больше это обсуждать, она теряла терпение и раздраженно сказала брату:
— Смирись с этим, Фил. Тебе придется это сделать. Пойми, если это не случится сегодня, это произойдет через несколько недель, и тогда уже ты ничем не сможешь мне помочь.
Фил вцепился в спинку кровати так, что костяшки пальцев побелели. Но он взял себя в руки, а уж в самоконтроле ему не было равных.
— Ты права, — сказал он. Его голос лишь отдаленно напоминал голос того самоуверенного Фила, каким он был раньше. — Что ж, придется смириться.
— Тогда давайте начнем, — сказала Поппи, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и уверенно.
Джеймс повернулся к Филу.
— Думаю, ты не захочешь наблюдать за этим, пойди вниз и посмотри несколько минут телевизор.
Немного поколебавшись, Фил кивнул и вышел из спальни. Поппи легла на середину кровати и смущенно посмотрела на Джеймса.
— Я еще кое о чем хотела тебя спросить. После похорон… ну, я ведь буду спать? — Она старалась, чтобы ее голос звучал как можно более непринужденно. — Я не проснусь… ну, ты знаешь… в моем маленьком уютном гробике? — Она пристально смотрела на него. — А то, знаешь, у меня клаустрофобия…
— Нет, этого не случится, — твердо пообещал Джеймс. — Поппи, я не допущу, чтобы это с тобой случилось. Доверься мне. Я все продумал.
Поппи кивнула. «Я доверяю тебе», — подумала она.
Поппи раскрыла руки ему навстречу и подняла подбородок. Джеймс коснулся ее шеи, через мгновение она почувствовала, как сливаются их мысли.
Не волнуйся, Поппи. Не бойся. Его мысли несли успокоение. И хотя Поппи находила в них подтверждение тому, что ей действительно грозит опасность, она все же таинственным образом успокаивалась. Она знала, что Джеймс ее любит, и это наполняло ее светом и надеждой.
Пространство вокруг вдруг удивительно изменилось, Поппи ощущала, как расширяются его границы — высота, глубина, протяженность. Как если бы горизонт в мгновение ока отодвинулся в бесконечность. И не было больше препятствий, которые они с Джеймсом не могли бы преодолеть.
Поппи почувствовала себя… свободной. «Голова какая легкая», — подумала она. Она осознавала, что тело ее тяжелеет, она оседает в объятиях Джеймса и клонится к нему, как увядающий цветок.
Все, хватит, раздался у нее в мозгу его голос. Теплые губы оторвались от ее горла. Теперь твоя очередь.
На этот раз он не разрезал себе запястье, а быстрым движением снял футболку и ногтем вспорол кожу у основания горла.
Поппи медленно, как во сне, наклонилась вперед. Рука Джеймса поддерживала ее затылок. Поппи обняла его и почувствовала прикосновение его обнаженной груди.
«Так гораздо лучше», — подумала Поппи. Но Джеймс был прав: теперь, в последний раз, все иначе. Им больше не придется обмениваться кровью.
Я не могу с этим смириться, сказала про себя Поп-пи, но больше уже не могла на чем-либо сосредоточиться. На этот раз кровь Джеймса не принесла ясности в ее мысли, напротив, эта дикая, отравляющая жидкость лишь усугубила ее слабость. Она отяжелела и впадала в беспамятство.
Джеймс!
Все хорошо. Ты начинаешь меняться…
Слабость, оцепенение, ощущение тепла. Она словно плавала в соленых океанских волнах. Она представляла себе, как кровь вампира бежит по ее сосудам, побеждая все, что ей мешает. Это была древняя кровь, кровь пра-человека. Она становилась древним существом, которое было всегда, с начала времен.
Каждая молекула ее тела претерпевала изменения…
Поппи, ты меня слышишь? Джеймс слегка потряс ее за плечи. Поппи была так потрясена обуревавшими ее новыми чувствами, что даже не понимала, что перестала пить кровь. Джеймс пытался разбудить ее.
— Свечи?
— Да, сколько сможешь найти. И подушки. Мне нужно много подушек.
Поппи опустилась на колени, склонившись над кипой дисков. Фил мельком взглянул на нее и вышел из комнаты.
— Нет. Это очень монотонно, — сказала Поппи, перебирая диски. — А это уж слишком. Мне нужно что-нибудь убаюкивающее.
— Может, это?
Джеймс поднял диск. Поппи посмотрела на название.
Мелодия исчезновения.
Ну конечно. Это просто здорово. Поппи взяла диск и посмотрела на Джеймса. Обычно он пренебрежительно величал мягкую убаюкивающую музыку «помехами».
— Ты меня понимаешь, — тихо сказала она.
— Да. Но ты не умираешь по-настоящему, Поппи. Это не прощание с жизнью.
— Но я ухожу. Я должна измениться.
Поппи не могла выразить свою мысль точнее, но внутренний голос подсказывал ей, что она все делает правильно. Она умирала для своей прежней жизни, уходила из нее навсегда.
К тому же они оба знали, что она может не выдержать трансформации и умереть.
Фил принес свечи — свечи рождественские, свечи хозяйственные на случай отключения электричества, ароматические свечи. Поппи показала, куда их поставить, и попросила зажечь. Затем она пошла в ванную комнату и переоделась в лучшую ночную рубашку, фланелевую, с мелкими ягодками земляники.
«Подумать только, — размышляла она. — В последний раз я спускаюсь в холл, в последний раз открываю дверь в свою спальню».
Спальня выглядела великолепно. Мягкое мерцание свечей превратило комнату в таинственное святилище. Звучала красивая величественная музыка. Поппи готова была слушать ее вечно, погружаясь в прекрасные грезы.
Поппи открыла платяной шкаф и вешалкой сбила С верхней полки плюшевого льва. Она положила его в постель среди многочисленных подушек. Может, это и глупо, по-детски, но она хотела, чтобы в эти минуты он был рядом.
Поппи села на кровать, посмотрела на Джеймса и Фила. Они оба смотрели на нее. Фил был очень печален, у него дрожали губы. Джеймс тоже был печален, но угадать это могла только Поппи, прекрасно изучившая его за долгие годы дружбы.
— Все в порядке, — сказала Поппи юношам, понуро стоявшим рядом с ее постелью. — Да поймите вы, со мной все в порядке, и я не вижу причин для грусти.
Странно, но она говорила правду. Она была абсолютно спокойна, в мыслях царила ясность, все вдруг стало просто и понятно. Она поняла, через какие испытания ей предстоит пройти, и приняла их как должное.
Фил подошел и взял ее за руку.
— Как все будет происходить? — хриплым шепотом спросил он Джеймса.
— Сначала мы обменяемся кровью, — заговорил Джеймс, обращаясь к Поппи. Он смотрел только на нее. — На этот раз понадобится не так много. Скоро ты должна измениться окончательно. Перерождение произойдет как результат битвы твоей и моей крови, что-то вроде последней битвы, ты понимаешь, что я имею в виду.
Джеймс рассеянно и печально улыбнулся. Поппи кивнула ему в ответ.
— Ты почувствуешь слабость, а потом просто зас-нешь. Трансформация произойдет во время сна.
— А когда я проснусь? — спросила Поппи.
— Ты будешь под гипнозом. Я скажу тебе, когда ты должна проснуться, и в это время приду за тобой. Не волнуйся, я все продумал. А сейчас тебе нужно отдохнуть.
Дрожащими руками Фил взъерошил волосы. Только сейчас он вспомнил, с какого рода деталями им придется столкнуться.
— Подожди, — прохрипел он, — ты говоришь, что она будет спать. А она в это время будет выглядеть… как…
— Как мертвая… — закончила Поппи, когда его голос сорвался.
Джеймс смерил Фила холодным взглядом.
— Да. Мы ведь это уже обсуждали.
— Потом мы должны… А что произойдет с ней? Джеймс прожег его взглядом.
— Все в порядке, — мягко сказала Поппи, — объясни ему.
— Ты же знаешь, что произойдет, — процедил Джеймс сквозь стиснутые зубы, — она не может просто так исчезнуть. Существует полиция, существует Царство Ночи, которые будут гнаться за ней по пятам. Поэтому все должны быть уверены, что она умерла от рака, и все должно выглядеть так, будто она действительно умерла от рака.
Отрешенное выражение лица Фила свидетельствовало о том, что на него не действуют доводы рассудка.
— Ты уверен, что другого выхода нет?
— Уверен, — ответил Джеймс. Фил вытер губы.
— О Господи!
Поппи не желала больше это обсуждать, она теряла терпение и раздраженно сказала брату:
— Смирись с этим, Фил. Тебе придется это сделать. Пойми, если это не случится сегодня, это произойдет через несколько недель, и тогда уже ты ничем не сможешь мне помочь.
Фил вцепился в спинку кровати так, что костяшки пальцев побелели. Но он взял себя в руки, а уж в самоконтроле ему не было равных.
— Ты права, — сказал он. Его голос лишь отдаленно напоминал голос того самоуверенного Фила, каким он был раньше. — Что ж, придется смириться.
— Тогда давайте начнем, — сказала Поппи, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и уверенно.
Джеймс повернулся к Филу.
— Думаю, ты не захочешь наблюдать за этим, пойди вниз и посмотри несколько минут телевизор.
Немного поколебавшись, Фил кивнул и вышел из спальни. Поппи легла на середину кровати и смущенно посмотрела на Джеймса.
— Я еще кое о чем хотела тебя спросить. После похорон… ну, я ведь буду спать? — Она старалась, чтобы ее голос звучал как можно более непринужденно. — Я не проснусь… ну, ты знаешь… в моем маленьком уютном гробике? — Она пристально смотрела на него. — А то, знаешь, у меня клаустрофобия…
— Нет, этого не случится, — твердо пообещал Джеймс. — Поппи, я не допущу, чтобы это с тобой случилось. Доверься мне. Я все продумал.
Поппи кивнула. «Я доверяю тебе», — подумала она.
Поппи раскрыла руки ему навстречу и подняла подбородок. Джеймс коснулся ее шеи, через мгновение она почувствовала, как сливаются их мысли.
Не волнуйся, Поппи. Не бойся. Его мысли несли успокоение. И хотя Поппи находила в них подтверждение тому, что ей действительно грозит опасность, она все же таинственным образом успокаивалась. Она знала, что Джеймс ее любит, и это наполняло ее светом и надеждой.
Пространство вокруг вдруг удивительно изменилось, Поппи ощущала, как расширяются его границы — высота, глубина, протяженность. Как если бы горизонт в мгновение ока отодвинулся в бесконечность. И не было больше препятствий, которые они с Джеймсом не могли бы преодолеть.
Поппи почувствовала себя… свободной. «Голова какая легкая», — подумала она. Она осознавала, что тело ее тяжелеет, она оседает в объятиях Джеймса и клонится к нему, как увядающий цветок.
Все, хватит, раздался у нее в мозгу его голос. Теплые губы оторвались от ее горла. Теперь твоя очередь.
На этот раз он не разрезал себе запястье, а быстрым движением снял футболку и ногтем вспорол кожу у основания горла.
Поппи медленно, как во сне, наклонилась вперед. Рука Джеймса поддерживала ее затылок. Поппи обняла его и почувствовала прикосновение его обнаженной груди.
«Так гораздо лучше», — подумала Поппи. Но Джеймс был прав: теперь, в последний раз, все иначе. Им больше не придется обмениваться кровью.
Я не могу с этим смириться, сказала про себя Поп-пи, но больше уже не могла на чем-либо сосредоточиться. На этот раз кровь Джеймса не принесла ясности в ее мысли, напротив, эта дикая, отравляющая жидкость лишь усугубила ее слабость. Она отяжелела и впадала в беспамятство.
Джеймс!
Все хорошо. Ты начинаешь меняться…
Слабость, оцепенение, ощущение тепла. Она словно плавала в соленых океанских волнах. Она представляла себе, как кровь вампира бежит по ее сосудам, побеждая все, что ей мешает. Это была древняя кровь, кровь пра-человека. Она становилась древним существом, которое было всегда, с начала времен.
Каждая молекула ее тела претерпевала изменения…
Поппи, ты меня слышишь? Джеймс слегка потряс ее за плечи. Поппи была так потрясена обуревавшими ее новыми чувствами, что даже не понимала, что перестала пить кровь. Джеймс пытался разбудить ее.