Лиза Джейн СМИТ
ТАЙНЫЙ ВАМПИР
Царство ночи… еще никогда любовь не была такой пугающей.
Царства Ночи нет на географической карте, но оно существует, существует в нашем мире. Оно окружает нас со всех сторон. Это тайное общество вампиров, оборотней, колдунов, ведьм и прочих порождений тьмы, которые живут среди нас. Они красивы и опасны, их неудержимо тянет к людям, и никто из смертных не в силах устоять перед ними. Твой школьный учитель, твоя задушевная подруга или друг могут оказаться одним из них.
Законы Царства Ночи позволяют охоту на людей. Они позволяют играть их сердцами и даже убивать их. Для обитателей Царства Ночи есть только два строжайших запрета:
Не позволяй людям узнать о существовании Царства Ночи.Эта книга рассказывает о том, что происходит, когда эти законы нарушаются.
Никогда не влюбляйся в смертного.
ГЛАВА 1
В первый день летних каникул Поппи узнала, что ей суждено умереть. Все случилось в понедельник, в первый настоящий каникулярный день, ведь выходные не в счет. Поппи проснулась радостная с чувством удивительной легкости: в школу не надо. В окно лился солнечный свет, ветер трепал полог ее золотой, как в голливудских фильмах, кровати. Поппи раздвинула легкую ткань, спрыгнула с постели, и тут невыносимая боль заставила ее согнуться пополам.
Ой, как больно! Снова желудок. Боль пронзила ее насквозь до самой спины, будто какой-то гадкий зверь грыз ее внутренности. Но если согнуться, то боль немного отступает.
«Нет, — подумала Поппи, — я не согласна болеть летом. Не согласна, и все тут! Нужно думать только о хорошем. Вот дура! Согнулась в три погибели и собирается думать о чем-то хорошем».
Скрючившись, в мрачном расположении духа Поппи направилась вниз, в ванную комнату. Ей казалось, что она вот-вот рухнет с лестницы, но боль отступила так же внезапно, как и появилась. Поппи выпрямилась, заговорщицки подмигнула своему отражению в зеркале и торжествующе прошептала: «Держись за меня, крошка, и все будет хорошо». Вдруг девушка наклонилась ближе к зеркалу, и ее зеленые глаза подозрительно сощурились: у нее на носу красовались четыре веснушки, вернее, четыре и еще одна совсем маленькая, если уж быть честной, а Поппи была очень честной. Как это трогательно, как мило! Поппи показала язык своему двойнику в зеркале, затем отвернулась от него с чувством полного удовлетворения и не спеша принялась за нелегкий труд расчесывания гривы своих ярко-рыжих кудрявых волос.
Все с тем же царственным видом она прошествовала на кухню, где невозмутимо поедал кукурузные хлопья ее брат Филипп. Поппи снова прищурилась, теперь уже глядя на него. С тем, что ты маленькая, худенькая, кудрявая и напоминаешь эльфа, каких в детских книжках изображают сидящими на краю чашки, еще можно смириться, но когда твой брат-близнец высокий блондин и красив, как античный бог, — это уж слишком. Это очень похоже на злую шутку природы, на гримасу мироздания. Разве не так?
— Привет, Филипп.
Голос Поппи предвещал бурю, но Филипп уже привык к резкой смене настроений сестры и оставался совершенно невозмутимым. На мгновение он поднял голову от странички комиксов, и Поппи пришлось признать, что его зеленые глаза с густыми черными ресницами совсем недурны.
— Привет, — ответил Филипп и снова уткнулся в комиксы.
Поппи знала не так уж много ребят, которые читали бы газеты, но это же Фил! Как и Поппи, он учился в школе Эль Камино, но в отличие от сестры не только успевал по всем предметам, но и составлял гордость хоккейной, футбольной и бейсбольной команд, а еще был бессменным президентом класса. Больше всего на свете Поппи любила дразнить Фила, которого считала слишком уж правильным.
Но на этот раз она передумала, лишь пожала плечами и, хихикнув, поинтересовалась:
— А где мама и Клифф?
Клифф Хилгард, их отчим, уже три года был женат на матери Поппи и Фила и был еще более правильным, чем Фил.
— Клифф на работе, мама одевается, а тебе лучше поесть, не то она рассердится.
— Ага-ага.
Стоя на цыпочках, Поппи нашарила в буфете коробку хлопьев, заглянула внутрь и, аккуратно выловив одну штучку, положила ее в рот. Она любила есть сухие хлопья.
Как же плохо быть маленькой, похожей на эльфа. Пританцовывая, она направилась к холодильнику, потряхивая в такт своим движениям коробкой с хлопьями.
— Я милый маленький эльф! Я чертовски сексуальна, — напевала Поппи, отбивая ритм ногой.
— И вовсе нет, — с неизменным спокойствием отозвался Фил. — Кстати, почему бы тебе не набросить на себя что-нибудь из одежды?
Держа дверцу холодильника открытой, Поппи оглядела себя: на ней была большая, не по размеру, футболка, служившая ей ночной рубашкой. По длине она была несомненно мини.
— Я одета, — невозмутимо откликнулась Поппи, доставая из морозилки диетическую колу.
В кухонную дверь постучали, и даже сквозь матовое стекло Поппи мигом узнала гостя.
— Привет, Джеймс, входи.
Снимая на ходу солнцезащитные очки, в дом вошел Джеймс Расмуссен. Глядя на него, Поппи, как всегда, почувствовала, как сильно забилось ее сердце. И то, что она видела его почти каждый день в течение последних десяти лет, ничего не меняло. Встречая его по утрам, она по-прежнему ощущала ком в горле, нечто среднее между болью и радостью.
Самый красивый парень в школе Эль Камино, Джеймс выделялся особенной красотой, ничего общего не имеющей с внешностью героев голливудских боевиков. Шелковистые каштановые волосы обрамляли мужественное лицо с правильными тонкими чертами, умные серые глаза глядели холодно и внимательно. Но не только его бесподобная внешность притягивала и завораживала Поппи, а что-то в глубине его души, нечто таинственное и недоступное пониманию. При встрече с Джеймсом у нее каждый раз бешено билось сердце и горели щеки.
Фил по-своему отреагировал на гостя. Как только Джеймс вошел в кухню, он напрягся, его взгляд стал холодным и жестким. Между юношами пробежала искра недоброжелательства.
Джеймс улыбнулся: неприязнь Фила его забавляла.
— Привет.
— Привет, — бросил Фил в ответ, даже не пытаясь казаться приветливым.
Поппи чувствовала, что его обуревало сильное желание дать ей пинка и выгнать из кухни. Стоило Джеймсу очутиться где-то поблизости, как Фил с поразительным рвением начинал играть роль брата-защитника.
— Как поживают Жаклин и Микаэла? — недобро осведомился он.
— Вообще-то я не в курсе. — Джеймс на мгновение задумался.
— Ты не в курсе… Ну да, конечно, в конце учебного года ты всегда не в курсе — самое время бросить своих девчонок. Тебе же нужна свобода маневра на каникулах, верно?
— Конечно, — просто ответил Джеймс и улыбнулся.
Филипп уставился на гостя с нескрываемой ненавистью.
Что касается Поппи, то ее охватила радость. Прощай, Жаклин, пока, Микаэла, оревуар длинные ноги Жаклин и огромная, словно надувная, грудь Микаэлы. Лето сулит ей необыкновенное счастье.
Многие думали, что отношения Джеймса и Поппи носят дружеский характер, но все обстояло иначе. Уже много лет Поппи точно знала, что рано или поздно выйдет замуж за Джеймса. Это была вторая мечта ее жизни; первая состояла в том, чтобы посмотреть мир. Просто она еще не удосужилась сообщить Джеймсу о своих планах, поэтому пока он пребывал в заблуждении, что ему нравятся длинноногие девушки с накладными ногтями и крепкими ягодицами.
— Ну, как новый диск? — спросила она, чтобы отвлечь его от яростного обмена взглядами с будущим шурином.
Джеймс понял ее:
— Вот, это новый альбом. Этно-техно.
Поппи обрадовалась:
— Ой! Снова тувинское горловое пение, пойдем скорее слушать.
В эту минуту в кухню вошла мама Поппи. Миссис Хилгард, холодная, во всем безупречная блондинка, очень походила на хичкоковских героинь. Ее лицо выражало безусловную уверенность в себе и способность справиться с любыми препятствиями. Вылетая из кухни, Поппи чуть не сшибла ее с ног!
— Извини, ма, доброе утро.
— Подожди-ка, ну-ка задержись на минуту, — сказала «ма», ловко поймав Поппи за край футболки. — Доброе утро, Филт доброе утро, Джеймс, — добавила она.
Фил поздоровался, Джеймс кивнул в ответ вежливо и иронично.
— Здесь кто-нибудь завтракал? — спросила миссис Хилгард, и когда мальчики ответили утвердительно, повернулась к дочери. — А ты? — осведомилась она, пристально глядя ей в лицо.
Поппи тряхнула коробкой хлопьев, миссис Хилгард вздохнула.
— Почему ты не нальешь в хлопья молока?
— Так гораздо вкуснее, — твердо ответила Поппи, но когда мама развернула ее за плечи и подтолкнула к холодильнику, девушке пришлось открыть его и взять пакет молока.
— Ну, что вы собираетесь делать в первый день каникул? — спросила миссис Хилгард, переводя взгляд с Джеймса на Поппи.
— Ой, я не знаю, — Поппи посмотрела на Джеймса, — немного послушаем музыку, может быть, прогуляемся по холмам. Или поедем на пляж?
— Все, что захочешь, у нас впереди целое лето, — ответил Джеймс.
Мысленному взору Поппи представилось лето, жаркое, золотое, восхитительное лето. Оно пахло хлорированной водой бассейна и морской солью. Поппи уже предвкушала, как ее кожи коснется теплый бархат морской воды. «Три месяца, — подумала она, — это же целая вечность».
Странно, что она думала о вечности, когда случилось ЭТО.
Мы можем пробежаться по новым магазинам… — начала она, как вдруг внезапная боль скрутила ее и дыхание остановилось в горле.
«Как плохо!» Пронзительная боль заставила ее согнуться пополам. Пакет с молоком выпал из разжавшихся пальцев, глаза застлала серая пелена.
Ой, как больно! Снова желудок. Боль пронзила ее насквозь до самой спины, будто какой-то гадкий зверь грыз ее внутренности. Но если согнуться, то боль немного отступает.
«Нет, — подумала Поппи, — я не согласна болеть летом. Не согласна, и все тут! Нужно думать только о хорошем. Вот дура! Согнулась в три погибели и собирается думать о чем-то хорошем».
Скрючившись, в мрачном расположении духа Поппи направилась вниз, в ванную комнату. Ей казалось, что она вот-вот рухнет с лестницы, но боль отступила так же внезапно, как и появилась. Поппи выпрямилась, заговорщицки подмигнула своему отражению в зеркале и торжествующе прошептала: «Держись за меня, крошка, и все будет хорошо». Вдруг девушка наклонилась ближе к зеркалу, и ее зеленые глаза подозрительно сощурились: у нее на носу красовались четыре веснушки, вернее, четыре и еще одна совсем маленькая, если уж быть честной, а Поппи была очень честной. Как это трогательно, как мило! Поппи показала язык своему двойнику в зеркале, затем отвернулась от него с чувством полного удовлетворения и не спеша принялась за нелегкий труд расчесывания гривы своих ярко-рыжих кудрявых волос.
Все с тем же царственным видом она прошествовала на кухню, где невозмутимо поедал кукурузные хлопья ее брат Филипп. Поппи снова прищурилась, теперь уже глядя на него. С тем, что ты маленькая, худенькая, кудрявая и напоминаешь эльфа, каких в детских книжках изображают сидящими на краю чашки, еще можно смириться, но когда твой брат-близнец высокий блондин и красив, как античный бог, — это уж слишком. Это очень похоже на злую шутку природы, на гримасу мироздания. Разве не так?
— Привет, Филипп.
Голос Поппи предвещал бурю, но Филипп уже привык к резкой смене настроений сестры и оставался совершенно невозмутимым. На мгновение он поднял голову от странички комиксов, и Поппи пришлось признать, что его зеленые глаза с густыми черными ресницами совсем недурны.
— Привет, — ответил Филипп и снова уткнулся в комиксы.
Поппи знала не так уж много ребят, которые читали бы газеты, но это же Фил! Как и Поппи, он учился в школе Эль Камино, но в отличие от сестры не только успевал по всем предметам, но и составлял гордость хоккейной, футбольной и бейсбольной команд, а еще был бессменным президентом класса. Больше всего на свете Поппи любила дразнить Фила, которого считала слишком уж правильным.
Но на этот раз она передумала, лишь пожала плечами и, хихикнув, поинтересовалась:
— А где мама и Клифф?
Клифф Хилгард, их отчим, уже три года был женат на матери Поппи и Фила и был еще более правильным, чем Фил.
— Клифф на работе, мама одевается, а тебе лучше поесть, не то она рассердится.
— Ага-ага.
Стоя на цыпочках, Поппи нашарила в буфете коробку хлопьев, заглянула внутрь и, аккуратно выловив одну штучку, положила ее в рот. Она любила есть сухие хлопья.
Как же плохо быть маленькой, похожей на эльфа. Пританцовывая, она направилась к холодильнику, потряхивая в такт своим движениям коробкой с хлопьями.
— Я милый маленький эльф! Я чертовски сексуальна, — напевала Поппи, отбивая ритм ногой.
— И вовсе нет, — с неизменным спокойствием отозвался Фил. — Кстати, почему бы тебе не набросить на себя что-нибудь из одежды?
Держа дверцу холодильника открытой, Поппи оглядела себя: на ней была большая, не по размеру, футболка, служившая ей ночной рубашкой. По длине она была несомненно мини.
— Я одета, — невозмутимо откликнулась Поппи, доставая из морозилки диетическую колу.
В кухонную дверь постучали, и даже сквозь матовое стекло Поппи мигом узнала гостя.
— Привет, Джеймс, входи.
Снимая на ходу солнцезащитные очки, в дом вошел Джеймс Расмуссен. Глядя на него, Поппи, как всегда, почувствовала, как сильно забилось ее сердце. И то, что она видела его почти каждый день в течение последних десяти лет, ничего не меняло. Встречая его по утрам, она по-прежнему ощущала ком в горле, нечто среднее между болью и радостью.
Самый красивый парень в школе Эль Камино, Джеймс выделялся особенной красотой, ничего общего не имеющей с внешностью героев голливудских боевиков. Шелковистые каштановые волосы обрамляли мужественное лицо с правильными тонкими чертами, умные серые глаза глядели холодно и внимательно. Но не только его бесподобная внешность притягивала и завораживала Поппи, а что-то в глубине его души, нечто таинственное и недоступное пониманию. При встрече с Джеймсом у нее каждый раз бешено билось сердце и горели щеки.
Фил по-своему отреагировал на гостя. Как только Джеймс вошел в кухню, он напрягся, его взгляд стал холодным и жестким. Между юношами пробежала искра недоброжелательства.
Джеймс улыбнулся: неприязнь Фила его забавляла.
— Привет.
— Привет, — бросил Фил в ответ, даже не пытаясь казаться приветливым.
Поппи чувствовала, что его обуревало сильное желание дать ей пинка и выгнать из кухни. Стоило Джеймсу очутиться где-то поблизости, как Фил с поразительным рвением начинал играть роль брата-защитника.
— Как поживают Жаклин и Микаэла? — недобро осведомился он.
— Вообще-то я не в курсе. — Джеймс на мгновение задумался.
— Ты не в курсе… Ну да, конечно, в конце учебного года ты всегда не в курсе — самое время бросить своих девчонок. Тебе же нужна свобода маневра на каникулах, верно?
— Конечно, — просто ответил Джеймс и улыбнулся.
Филипп уставился на гостя с нескрываемой ненавистью.
Что касается Поппи, то ее охватила радость. Прощай, Жаклин, пока, Микаэла, оревуар длинные ноги Жаклин и огромная, словно надувная, грудь Микаэлы. Лето сулит ей необыкновенное счастье.
Многие думали, что отношения Джеймса и Поппи носят дружеский характер, но все обстояло иначе. Уже много лет Поппи точно знала, что рано или поздно выйдет замуж за Джеймса. Это была вторая мечта ее жизни; первая состояла в том, чтобы посмотреть мир. Просто она еще не удосужилась сообщить Джеймсу о своих планах, поэтому пока он пребывал в заблуждении, что ему нравятся длинноногие девушки с накладными ногтями и крепкими ягодицами.
— Ну, как новый диск? — спросила она, чтобы отвлечь его от яростного обмена взглядами с будущим шурином.
Джеймс понял ее:
— Вот, это новый альбом. Этно-техно.
Поппи обрадовалась:
— Ой! Снова тувинское горловое пение, пойдем скорее слушать.
В эту минуту в кухню вошла мама Поппи. Миссис Хилгард, холодная, во всем безупречная блондинка, очень походила на хичкоковских героинь. Ее лицо выражало безусловную уверенность в себе и способность справиться с любыми препятствиями. Вылетая из кухни, Поппи чуть не сшибла ее с ног!
— Извини, ма, доброе утро.
— Подожди-ка, ну-ка задержись на минуту, — сказала «ма», ловко поймав Поппи за край футболки. — Доброе утро, Филт доброе утро, Джеймс, — добавила она.
Фил поздоровался, Джеймс кивнул в ответ вежливо и иронично.
— Здесь кто-нибудь завтракал? — спросила миссис Хилгард, и когда мальчики ответили утвердительно, повернулась к дочери. — А ты? — осведомилась она, пристально глядя ей в лицо.
Поппи тряхнула коробкой хлопьев, миссис Хилгард вздохнула.
— Почему ты не нальешь в хлопья молока?
— Так гораздо вкуснее, — твердо ответила Поппи, но когда мама развернула ее за плечи и подтолкнула к холодильнику, девушке пришлось открыть его и взять пакет молока.
— Ну, что вы собираетесь делать в первый день каникул? — спросила миссис Хилгард, переводя взгляд с Джеймса на Поппи.
— Ой, я не знаю, — Поппи посмотрела на Джеймса, — немного послушаем музыку, может быть, прогуляемся по холмам. Или поедем на пляж?
— Все, что захочешь, у нас впереди целое лето, — ответил Джеймс.
Мысленному взору Поппи представилось лето, жаркое, золотое, восхитительное лето. Оно пахло хлорированной водой бассейна и морской солью. Поппи уже предвкушала, как ее кожи коснется теплый бархат морской воды. «Три месяца, — подумала она, — это же целая вечность».
Странно, что она думала о вечности, когда случилось ЭТО.
Мы можем пробежаться по новым магазинам… — начала она, как вдруг внезапная боль скрутила ее и дыхание остановилось в горле.
«Как плохо!» Пронзительная боль заставила ее согнуться пополам. Пакет с молоком выпал из разжавшихся пальцев, глаза застлала серая пелена.
ГЛАВА 2
— Поппи!
Поппи слышала, как мама ее зовет, но ничего не различала вокруг. Перед глазами плясали черные точки.
— Поппи, что с тобой?
Теперь девушка чувствовала, что мамины руки проскользнули под мышками и заботливо поддерживают ее. Боль потихоньку отступала, и зрение возвращалось к ней.
Она поднялась на ноги и увидела перед собой Джеймса. Он казался совершенно спокойным, но Поппи хорошо его знала и легко прочла в его глазах тревогу. Тут она заметила, что он держит в руках пакет молока. «Наверно, успел подхватить на лету, — предположила Поппи. — Потрясающая реакция, действительно потрясающая».
Филипп тоже был рядом.
— Ты в порядке? Что случилось? — Я… я не знаю. — Поппи огляделась вокруг, потом вздрогнула и ей стало не по себе. Теперь, когда она чувствовала себя лучше, ей было не по себе оттого, что все смотрят на нее так пристально. Она знала только один способ бороться с болью — игнорировать ее, не думать о ней.
Снова эта дурацкая боль. Наверное, это гастрит, я знаю, я что-то съела.
Мама нежно взяла Поппи за плечи.
Поппи, это не гастрит, у тебя ведь были боли и раньше, с месяц назад, помнишь? Этот приступ похож на тот?
Поппи поежилась. На самом деле боль никуда и не уходила, просто в суете и волнениях конца учебного года ей удавалось не обращать на нее внимания, и теперь Поппи почти свыклась с нею.
Может быть, немного. — Она помедлила. — Но… Миссис Хилгард этого было достаточно. Она потрепала Поппи по волосам и направилась к телефону.
Я знаю, ты не любишь врачей, но я все же позвоню доктору Франклину и попрошу тебя осмотреть. Мне не нравятся эти приступы.
Ну ма, ведь каникулы…
Миссис Хилгард прикрыла рукой телефонную трубку.
Поппи, это не обсуждается, быстро иди одевайся.
Поппи застонала, хотя понимала, что это ничего не изменит. Она кивнула Джеймсу, который задумчиво глядел на эту сцену.
— Давай хотя бы диск послушаем, прежде чем я уеду к врачу.
Он посмотрел на диск так, будто видит его впервые, и поставил на стол пакет молока. Фил отправился за ними в холл:
А ты, парень, подожди здесь, пока она будет одеваться.
Джеймс даже не обернулся.
— Остынь, Фил, — сказал он с отсутствующим видом.
— Я же сказал, держись подальше от моей сестры, мерзавец.
Поппи лишь покачала головой и вошла в свою комнату. Можно подумать, Джеймс жаждет увидеть ее неодетой! «Если бы!» — мрачно подумала она, вытаскивая из шкафа шорты. Надевая их, она все еще качала головой. Джеймс был ее лучшим другом, а она была его лучшим другом, но он никогда не выказывал желания одержаться к ней поближе». Иногда она спрашивала себя, помнит ли он вообще, что она девчонка. «В один прекрасный день я открою ему глаза», — решила она и распахнула перед ним дверь.
Джеймс вошел и улыбнулся ей. Эту улыбку редко видели окружающие, не издевательскую или ироничную ухмылку, а открытую приветливую улыбку.
— Извини за эту сцену: приступы, врачи, и все такое, — сказала Поппи.
— Нет, ты обязательно должна пойти к врачу. — Джеймс нежно посмотрел на нее, — Твоя мама права, все это продолжается слишком долго. Ты похудела, боль не отпускает даже ночью.
Поппи уставилась на него в изумлении. Она никому не рассказывала о том, что ночью боль усиливается, даже ему. Просто Джеймс понимал ее, понимал, и все тут. Так, как если бы мог читать ее мысли.
— Просто я знаю тебя, вот и все. — Он искоса взглянул на нее своим загадочным взглядом и достал диск.
Поппи с размаху шлепнулась на кровать, устремив взгляд в потолок.
— Как бы то ни было, я надеюсь, что мама не испортит мне ни дня каникул, — сказала она. Вытянув шею, Поппи задумчиво посмотрела на Джеймса. — Знаешь, я хотела бы иметь таких родителей, как у тебя. Моя мама всегда волнуется и следит за каждым моим шагом.
— А моим совершенно до меня нет дела. Ну и что, по-твоему, хуже? — сухо ответил Джеймс.
— Твои разрешают тебе жить отдельно.
— Да, в доме, который принадлежит им. Это дешевле, чем нанимать сторожа. — Джеймс покачал головой, пристально разглядывая диск, который ставил на проигрыватель. — Не кати бочку на своих родителей, детка, ты счастливее, чем думаешь.
Об этом и думала Поппи, когда зазвучала музыка. Они с Джеймсом предпочитали транш — альтернативное направление, пришедшее из Европы. Джеймс любил ритмы техно, Поппи тоже любила эту музыку, потому что она была настоящая, необузданная и неприглажен-мая, созданная людьми, которые в нее верили, людьми, которых веда страсть, а не жажда наживы.
Кроме того, благодаря музыке Поппи чувствовала себя частью большого мира. Она любила его многообразие и непохожесть разных стран и народов.
И Джеймса она на самом деле любит за это, за то, что он так непохож на остальных людей. Она повернула голову, чтобы посмотреть на него, в то время как странные ритмы Бурунди наполняли ее комнату.
Она знала Джеймса лучше, чем кто-либо другой, но даже она чувствовала, что в его душе есть закрытые для нее заповедные уголки. В нём была тайна, недоступная окружающим.
Люди часто принимали ее за высокомерие, холодность или безразличие, но они ошибались. Просто он был другой» Он так отличался от своих соучеников из школы Эль Камино. Время от времени Поппи казалось, что она вот-вот проникнет в его тайну, но разгадка всегда ускользала от нее. Не раз она чувствовала, что он готов рассказать ей о себе, особенно когда они вдвоем слушали музыку поздно вечером или смотрели на океан.
Ей всегда казалось, что если бы он раскрыл ей свою душу, то это оказалось бы прекрасным и удивительным, чем-то из ряда вон выходящим, как если бы с ней вдруг заговорила бродячая кошка.
Теперь же она просто смотрела на Джеймса, на его благородный точеный профиль, на волны каштановых волос и чистый лоб и вдруг заметила, что он очень грустный.
— Джейми, что с тобой? Ничего не случилось? Может быть, дома или что-то другое? — На всем белом свете только она одна имела право называть его «Джейми». Жаклин и Микаэла даже и не пытались.
Что может случиться дома? — сказал он, улыбаясь одними губами. Затем рассеянно покачал головой, словно пытаясь отделаться от неприятной мысли. — Не волнуйся, Поппи. Ничего не случилось, просто один родственник обещает нагрянуть, мерзкий тип. — И вдруг улыбка осветила все его лицо. — А может быть, я просто беспокоюсь о тебе, — сказал он.
Поппи чуть было не выпалила: «Ох, если бы!», но вовремя удержалась и произнесла странно изменившимся голосом:
В самом деле?
Джеймс вдруг стал необыкновенно серьезен. Его улыбка погасла, и Поппи вдруг поняла, что они просто смотрят друг другу в глаза, и между ними уже нет преград, даже иллюзорной преграды из колкостей и насмешек. Они просто сидели и смотрели друг на друга. Джеймс казался взволнованным, почти невменяемым.
Поппи…
— Да… — Поппи судорожно сглотнула.
Он открыл было рот, но вдруг резко поднялся и направился к музыкальному центру, чтобы настроить звук. Когда он вернулся, его серые глаза были темными и непроницаемыми.
— Конечно. Если бы ты серьезно заболела, я бы очень беспокоился, ведь для этого и нужны друзья, верно? — беспечно сказал он.
— Верно. — Поппи вздохнула и наградила его преданной улыбкой.
— Заткнись! — завопила Поппи.
Джеймс знал, что она панически боится уколов, сама мысль о том, что тонкая игла вонзится в ее тело…
— Твоя мама идет, — произнес Джеймс, глядя на закрытую дверь.
Поппи никогда не могла понять, как он умудряется так хорошо все слышать: музыка играет громко, а полы в холле застланы ковролином, заглушающим шаги. Однако через минуту дверь распахнулась, и миссис Хилгард действительно вошла в комнату.
— Все в порядке, дорогая, — коротко сообщила она. — Доктор Франклин пригласил нас приехать прямо сейчас. Извини, Джеймс, но Поппи едет к врачу.
— Ничего, я зайду после обеда.
Поппи достойно приняла поражение. Она позволила маме отвести себя в гараж и усадить в машину и не обращала никакого внимания на Джеймса, который гримасничал, изображая несчастного пациента в ожидании укола огромной иглой.
Спустя час она лежала на кушетке доктора Франклина, вежливо глядя в сторону, в то время как он аккуратно ощупывал ее живот. Доктор Франклин, высокий, худощавый, седеющий мужчина, напоминал сельского врача, такого, которому всецело доверяешь.
Здесь болело? — спросил он.
— Да, и в спину отдавало. Может, я потянула мышцу или еще что-нибудь такое.
Нежные пальцы осторожно ощупывали живот Поппи, потом вдруг остановились, и доктор Франклин изменился в лице. Поппи сразу поняла, что дело не в потянутой мышце. Случилось что-то серьезное, что навсегда изменит всю ее жизнь.
Знаете, я хотел бы провести некоторые обследования, — вот и все, что сказал доктор Франклин.
Его голос был сух и задумчив, но Поппи охватила паника. Она не могла объяснить свои чувства, просто ее сковал страх, как будто черная пропасть разверзлась у ее ног, преградив дорогу.
— Зачем? — спросила доктора ее мама.
Ну, — доктор Франклин улыбнулся, поднял очки на лоб и побарабанил пальцами по кушетке, — чтобы исключить возможные варианты. Поппи сказала, что у нее боли в верхней части брюшной полости, отдающие в спину и усиливающиеся ночью. В последнее время она потеряла аппетит и похудела. Ее желчный пузырь прощупывается… то есть я хочу сказать, что он увеличен. Такие симптомы могут быть при многих заболеваниях, и я хочу сделать ультразвуковое обследование, чтобы прояснить ситуацию.
Поппи успокоилась. Она не помнила, за что отвечает желчный пузырь, но была совершенно уверена, что ей он без надобности. Все, что происходит с органом, имеющим такое смешное название, не может быть по-настоящему серьезным. Доктор Франклин продолжал говорить, он рассказывал о поджелудочной железе и панкреатитах, а миссис Хилгард кивала головой, как будто все понимала. Поппи не понимала ровным счетом ничего, но паника исчезла, как если бы через черную пропасть перекинули спасительный мост.
— Ультразвук можете сделать в детской клинике через дорогу, — сказал доктор Франклин, — а потом возвращайтесь сюда.
Мама Поппи кивала, мол, конечно, мы так и поступим. Спокойная, уверенная и серьезная. Как Фил. Как Клифф.
Поппи даже почувствовала себя значительной персоной. Никому из ее друзей не приходилось проходить обследования в клинике. Когда они выходили из кабинета доктора Франклина, мама погладила ее по голове.
— Ну, Поппет, что же мы с тобой будем теперь делать?
Поппи шаловливо улыбнулась, она уже почти оправилась от недавнего страха.
Возможно, мне придется лечь на операцию и у меня останется интересный шрам, — сказала она, что бы немного развеселить маму.
— Будем надеяться, что до этого дело не дойдет, — ответила миссис Хилгард, совсем не расположенная шутить подобным образом.
Детская клиника Сюзанны Монтефорте оказалась величественным серым зданием, угрюмую мрачность которого скрашивали чувственные изгибы архитектурного декора и огромные витражи. Поппи задумчиво посмотрела на магазин подарков, мимо которого они проходили. Здесь продавались детские игрушки, чтобы взрослые, которые хотели порадовать маленьких пациентов, без особых хлопот могли купить им какую-нибудь безделицу.
Ультразвуковое обследование оказалось не болезненной, но все же достаточно неприятной процедурой. Врач нанес на живот Поппи что-то вроде геля, и по ее коже побежал холодный сканнер, посылавший звуковые волны внутрь ее организма и рисующий на экране картинку ее внутренностей. Поппи поймала себя на том, что мысли ее возвращаются к безволосой девочке.
Чтобы отвлечься, она стала думать о Джеймсе и почему-то вспомнила их первую встречу, когда Джеймс впервые пришел в детский сад. Он был бледным худеньким мальчиком с большими серыми глазами. Уже тогда в нем было что-то странное, и эта таинственная странность стала причиной нападок старших мальчишек, которые тут же принялись издеваться над ним. Во дворе они гоняли его, как борзые гоняют лису, и эта жестокая игра продолжалась до тех пор, пока на нее не обратила внимания Поппи.
Уже в пятилетнем возрасте у нее был потрясающий хук справа. Она ворвалась в кучу малу, направо и налево раздавая подзатыльники и затрещины, пока большие мальчишки не обратились в бегство. Потом она повернулась.к Джеймсу.
Хочешь дружить?
Джеймс, немного помешкав, робко кивнул. В его улыбке было что-то странно притягательное.
Между тем Поппи скоро обнаружила, что у ее нового друга масса странностей. Когда ящерица, жившая в их классе, умерла, он без отвращения взял ее в руки и спросил у Поппи, не хочет ли она ее подержать. Учительница была в ужасе.
Кроме того, он умел находить мертвых животных. Однажды он показал ей пустую клетку со скелетами кроликов, которую обнаружил в густых зарослях бурой травы. Казалось, он был совершенно бесчувственным.
Когда Джеймс подрос, мальчишки перестали над ним издеваться.
Он стал таким же высоким, как и они, удивительно сильным и ловким и создал себе репутацию крутого, опасного парня. Когда Джеймс приходил в ярость, в его серых глазах просыпалось нечто устрашающее.
И только на Поппи он никогда не сердился. Все эти годы они оставались лучшими друзьями. Когда они перешли в старшие классы, у него появились подружки, о нем мечтали все девчонки в школе, но ни одна не удерживалась рядом с ним надолго. Джеймс никогда не откровенничал с ними, для восторженных поклонниц он оставался таинственным и опасным парнем. Но Поппи знала его другим — добрым и заботливым.
Ну вот и все, — объявил врач, возвращая Поппи к действительности, — давайте сотрем гель.
— Что он показал? — спросила Поппи, глядя на монитор.
— Ваш доктор сам все вам скажет. Специалисты расшифруют изображение и отошлют ему, — голос врача был таким бесцветным, что Поппи с подозрением посмотрела на собеседника.
В приемной доктора Франклина Поппи беспокойно ерзала в кресле, а ее мама листала старые журналы. Когда сестра вышла и сказала: «Миссис Хилгард», — они обе поднялись на ноги. «О нет, — взволнованно произнесла сестра, — доктор Франклин хотел бы поговорить с миссис Хилгард наедине».
Поппи и миссис Хилгард переглянулись, затем «ма» медленно отложила журнал и последовала за сестрой. Поппи смотрела ей вслед.
Господи, что случилось? Доктор Франклин никогда раньше так не делал. Поппи чувствовала, как тяжело у нее в груди бьется сердце, не учащенно, а просто тяжело, сотрясая ее изнутри. Казалось, что все это происходит не с ней.
«Не думай об этом, это все ерунда, лучше читай журнал…» Но пальцы ее не слушались. Наконец она открыла журнал; глаза скользили по строчкам, но смысл ускользал… «О чем они там говорят? Что происходит? Как долго…»
А разговор за дверью все продолжался. Ум Поппи метался между двумя возможными вариантами решения: либо все в порядке и ничего серьезного не происходит — сейчас мама выйдет и они вместе посмеются над теми ужасами, которые она себе навоображала, — либо с ней случилось что-то очень нехорошее и ей, чтобы выздороветь, придется пройти тяжелый курс лечения. Под ногами вновь разверзалась черная пропасть. Временами ей казалось, что все не так уж страшно и охвативший ее ужас просто смехотворен. Но в следующее мгновение вся ее жизнь представлялась ей сном, и вот она проснулась и оказалась вдруг перед лицом страшной реальности.
Поппи слышала, как мама ее зовет, но ничего не различала вокруг. Перед глазами плясали черные точки.
— Поппи, что с тобой?
Теперь девушка чувствовала, что мамины руки проскользнули под мышками и заботливо поддерживают ее. Боль потихоньку отступала, и зрение возвращалось к ней.
Она поднялась на ноги и увидела перед собой Джеймса. Он казался совершенно спокойным, но Поппи хорошо его знала и легко прочла в его глазах тревогу. Тут она заметила, что он держит в руках пакет молока. «Наверно, успел подхватить на лету, — предположила Поппи. — Потрясающая реакция, действительно потрясающая».
Филипп тоже был рядом.
— Ты в порядке? Что случилось? — Я… я не знаю. — Поппи огляделась вокруг, потом вздрогнула и ей стало не по себе. Теперь, когда она чувствовала себя лучше, ей было не по себе оттого, что все смотрят на нее так пристально. Она знала только один способ бороться с болью — игнорировать ее, не думать о ней.
Снова эта дурацкая боль. Наверное, это гастрит, я знаю, я что-то съела.
Мама нежно взяла Поппи за плечи.
Поппи, это не гастрит, у тебя ведь были боли и раньше, с месяц назад, помнишь? Этот приступ похож на тот?
Поппи поежилась. На самом деле боль никуда и не уходила, просто в суете и волнениях конца учебного года ей удавалось не обращать на нее внимания, и теперь Поппи почти свыклась с нею.
Может быть, немного. — Она помедлила. — Но… Миссис Хилгард этого было достаточно. Она потрепала Поппи по волосам и направилась к телефону.
Я знаю, ты не любишь врачей, но я все же позвоню доктору Франклину и попрошу тебя осмотреть. Мне не нравятся эти приступы.
Ну ма, ведь каникулы…
Миссис Хилгард прикрыла рукой телефонную трубку.
Поппи, это не обсуждается, быстро иди одевайся.
Поппи застонала, хотя понимала, что это ничего не изменит. Она кивнула Джеймсу, который задумчиво глядел на эту сцену.
— Давай хотя бы диск послушаем, прежде чем я уеду к врачу.
Он посмотрел на диск так, будто видит его впервые, и поставил на стол пакет молока. Фил отправился за ними в холл:
А ты, парень, подожди здесь, пока она будет одеваться.
Джеймс даже не обернулся.
— Остынь, Фил, — сказал он с отсутствующим видом.
— Я же сказал, держись подальше от моей сестры, мерзавец.
Поппи лишь покачала головой и вошла в свою комнату. Можно подумать, Джеймс жаждет увидеть ее неодетой! «Если бы!» — мрачно подумала она, вытаскивая из шкафа шорты. Надевая их, она все еще качала головой. Джеймс был ее лучшим другом, а она была его лучшим другом, но он никогда не выказывал желания одержаться к ней поближе». Иногда она спрашивала себя, помнит ли он вообще, что она девчонка. «В один прекрасный день я открою ему глаза», — решила она и распахнула перед ним дверь.
Джеймс вошел и улыбнулся ей. Эту улыбку редко видели окружающие, не издевательскую или ироничную ухмылку, а открытую приветливую улыбку.
— Извини за эту сцену: приступы, врачи, и все такое, — сказала Поппи.
— Нет, ты обязательно должна пойти к врачу. — Джеймс нежно посмотрел на нее, — Твоя мама права, все это продолжается слишком долго. Ты похудела, боль не отпускает даже ночью.
Поппи уставилась на него в изумлении. Она никому не рассказывала о том, что ночью боль усиливается, даже ему. Просто Джеймс понимал ее, понимал, и все тут. Так, как если бы мог читать ее мысли.
— Просто я знаю тебя, вот и все. — Он искоса взглянул на нее своим загадочным взглядом и достал диск.
Поппи с размаху шлепнулась на кровать, устремив взгляд в потолок.
— Как бы то ни было, я надеюсь, что мама не испортит мне ни дня каникул, — сказала она. Вытянув шею, Поппи задумчиво посмотрела на Джеймса. — Знаешь, я хотела бы иметь таких родителей, как у тебя. Моя мама всегда волнуется и следит за каждым моим шагом.
— А моим совершенно до меня нет дела. Ну и что, по-твоему, хуже? — сухо ответил Джеймс.
— Твои разрешают тебе жить отдельно.
— Да, в доме, который принадлежит им. Это дешевле, чем нанимать сторожа. — Джеймс покачал головой, пристально разглядывая диск, который ставил на проигрыватель. — Не кати бочку на своих родителей, детка, ты счастливее, чем думаешь.
Об этом и думала Поппи, когда зазвучала музыка. Они с Джеймсом предпочитали транш — альтернативное направление, пришедшее из Европы. Джеймс любил ритмы техно, Поппи тоже любила эту музыку, потому что она была настоящая, необузданная и неприглажен-мая, созданная людьми, которые в нее верили, людьми, которых веда страсть, а не жажда наживы.
Кроме того, благодаря музыке Поппи чувствовала себя частью большого мира. Она любила его многообразие и непохожесть разных стран и народов.
И Джеймса она на самом деле любит за это, за то, что он так непохож на остальных людей. Она повернула голову, чтобы посмотреть на него, в то время как странные ритмы Бурунди наполняли ее комнату.
Она знала Джеймса лучше, чем кто-либо другой, но даже она чувствовала, что в его душе есть закрытые для нее заповедные уголки. В нём была тайна, недоступная окружающим.
Люди часто принимали ее за высокомерие, холодность или безразличие, но они ошибались. Просто он был другой» Он так отличался от своих соучеников из школы Эль Камино. Время от времени Поппи казалось, что она вот-вот проникнет в его тайну, но разгадка всегда ускользала от нее. Не раз она чувствовала, что он готов рассказать ей о себе, особенно когда они вдвоем слушали музыку поздно вечером или смотрели на океан.
Ей всегда казалось, что если бы он раскрыл ей свою душу, то это оказалось бы прекрасным и удивительным, чем-то из ряда вон выходящим, как если бы с ней вдруг заговорила бродячая кошка.
Теперь же она просто смотрела на Джеймса, на его благородный точеный профиль, на волны каштановых волос и чистый лоб и вдруг заметила, что он очень грустный.
— Джейми, что с тобой? Ничего не случилось? Может быть, дома или что-то другое? — На всем белом свете только она одна имела право называть его «Джейми». Жаклин и Микаэла даже и не пытались.
Что может случиться дома? — сказал он, улыбаясь одними губами. Затем рассеянно покачал головой, словно пытаясь отделаться от неприятной мысли. — Не волнуйся, Поппи. Ничего не случилось, просто один родственник обещает нагрянуть, мерзкий тип. — И вдруг улыбка осветила все его лицо. — А может быть, я просто беспокоюсь о тебе, — сказал он.
Поппи чуть было не выпалила: «Ох, если бы!», но вовремя удержалась и произнесла странно изменившимся голосом:
В самом деле?
Джеймс вдруг стал необыкновенно серьезен. Его улыбка погасла, и Поппи вдруг поняла, что они просто смотрят друг другу в глаза, и между ними уже нет преград, даже иллюзорной преграды из колкостей и насмешек. Они просто сидели и смотрели друг на друга. Джеймс казался взволнованным, почти невменяемым.
Поппи…
— Да… — Поппи судорожно сглотнула.
Он открыл было рот, но вдруг резко поднялся и направился к музыкальному центру, чтобы настроить звук. Когда он вернулся, его серые глаза были темными и непроницаемыми.
— Конечно. Если бы ты серьезно заболела, я бы очень беспокоился, ведь для этого и нужны друзья, верно? — беспечно сказал он.
— Верно. — Поппи вздохнула и наградила его преданной улыбкой.
* * *
— Но ведь с тобой все в порядке, — сказал он, — просто нужно подлечиться. Доктор пропишет тебе антибиотики или что-то вроде того, а еще уколы огромным шприцем, — с издевкой добавил он.— Заткнись! — завопила Поппи.
Джеймс знал, что она панически боится уколов, сама мысль о том, что тонкая игла вонзится в ее тело…
— Твоя мама идет, — произнес Джеймс, глядя на закрытую дверь.
Поппи никогда не могла понять, как он умудряется так хорошо все слышать: музыка играет громко, а полы в холле застланы ковролином, заглушающим шаги. Однако через минуту дверь распахнулась, и миссис Хилгард действительно вошла в комнату.
— Все в порядке, дорогая, — коротко сообщила она. — Доктор Франклин пригласил нас приехать прямо сейчас. Извини, Джеймс, но Поппи едет к врачу.
— Ничего, я зайду после обеда.
Поппи достойно приняла поражение. Она позволила маме отвести себя в гараж и усадить в машину и не обращала никакого внимания на Джеймса, который гримасничал, изображая несчастного пациента в ожидании укола огромной иглой.
Спустя час она лежала на кушетке доктора Франклина, вежливо глядя в сторону, в то время как он аккуратно ощупывал ее живот. Доктор Франклин, высокий, худощавый, седеющий мужчина, напоминал сельского врача, такого, которому всецело доверяешь.
Здесь болело? — спросил он.
— Да, и в спину отдавало. Может, я потянула мышцу или еще что-нибудь такое.
Нежные пальцы осторожно ощупывали живот Поппи, потом вдруг остановились, и доктор Франклин изменился в лице. Поппи сразу поняла, что дело не в потянутой мышце. Случилось что-то серьезное, что навсегда изменит всю ее жизнь.
Знаете, я хотел бы провести некоторые обследования, — вот и все, что сказал доктор Франклин.
Его голос был сух и задумчив, но Поппи охватила паника. Она не могла объяснить свои чувства, просто ее сковал страх, как будто черная пропасть разверзлась у ее ног, преградив дорогу.
— Зачем? — спросила доктора ее мама.
Ну, — доктор Франклин улыбнулся, поднял очки на лоб и побарабанил пальцами по кушетке, — чтобы исключить возможные варианты. Поппи сказала, что у нее боли в верхней части брюшной полости, отдающие в спину и усиливающиеся ночью. В последнее время она потеряла аппетит и похудела. Ее желчный пузырь прощупывается… то есть я хочу сказать, что он увеличен. Такие симптомы могут быть при многих заболеваниях, и я хочу сделать ультразвуковое обследование, чтобы прояснить ситуацию.
Поппи успокоилась. Она не помнила, за что отвечает желчный пузырь, но была совершенно уверена, что ей он без надобности. Все, что происходит с органом, имеющим такое смешное название, не может быть по-настоящему серьезным. Доктор Франклин продолжал говорить, он рассказывал о поджелудочной железе и панкреатитах, а миссис Хилгард кивала головой, как будто все понимала. Поппи не понимала ровным счетом ничего, но паника исчезла, как если бы через черную пропасть перекинули спасительный мост.
— Ультразвук можете сделать в детской клинике через дорогу, — сказал доктор Франклин, — а потом возвращайтесь сюда.
Мама Поппи кивала, мол, конечно, мы так и поступим. Спокойная, уверенная и серьезная. Как Фил. Как Клифф.
Поппи даже почувствовала себя значительной персоной. Никому из ее друзей не приходилось проходить обследования в клинике. Когда они выходили из кабинета доктора Франклина, мама погладила ее по голове.
— Ну, Поппет, что же мы с тобой будем теперь делать?
Поппи шаловливо улыбнулась, она уже почти оправилась от недавнего страха.
Возможно, мне придется лечь на операцию и у меня останется интересный шрам, — сказала она, что бы немного развеселить маму.
— Будем надеяться, что до этого дело не дойдет, — ответила миссис Хилгард, совсем не расположенная шутить подобным образом.
Детская клиника Сюзанны Монтефорте оказалась величественным серым зданием, угрюмую мрачность которого скрашивали чувственные изгибы архитектурного декора и огромные витражи. Поппи задумчиво посмотрела на магазин подарков, мимо которого они проходили. Здесь продавались детские игрушки, чтобы взрослые, которые хотели порадовать маленьких пациентов, без особых хлопот могли купить им какую-нибудь безделицу.
* * *
Из магазина вышла девушка, на вид чуть старше Поппи, лет семнадцати или восемнадцати. Она была очень хорошенькая, с умело нанесенным макияжем. Но, несмотря на симпатичную бандану, которая покрывала ее голову, было очевидно, что на голове у нее совсем нет волос. Круглолицая красавица казалась счастливой, из-под повязки выглядывали звенящие сережки, и все жеПоппи почувствовала острый приступ жалости. Жалости и страха. Девушка действительно была больна. Для того и существуют клиники, чтобы лечить серьезно больных людей. Вдруг Поппи захотелось поскорее закончить обследования и выбраться отсюда.Ультразвуковое обследование оказалось не болезненной, но все же достаточно неприятной процедурой. Врач нанес на живот Поппи что-то вроде геля, и по ее коже побежал холодный сканнер, посылавший звуковые волны внутрь ее организма и рисующий на экране картинку ее внутренностей. Поппи поймала себя на том, что мысли ее возвращаются к безволосой девочке.
Чтобы отвлечься, она стала думать о Джеймсе и почему-то вспомнила их первую встречу, когда Джеймс впервые пришел в детский сад. Он был бледным худеньким мальчиком с большими серыми глазами. Уже тогда в нем было что-то странное, и эта таинственная странность стала причиной нападок старших мальчишек, которые тут же принялись издеваться над ним. Во дворе они гоняли его, как борзые гоняют лису, и эта жестокая игра продолжалась до тех пор, пока на нее не обратила внимания Поппи.
Уже в пятилетнем возрасте у нее был потрясающий хук справа. Она ворвалась в кучу малу, направо и налево раздавая подзатыльники и затрещины, пока большие мальчишки не обратились в бегство. Потом она повернулась.к Джеймсу.
Хочешь дружить?
Джеймс, немного помешкав, робко кивнул. В его улыбке было что-то странно притягательное.
Между тем Поппи скоро обнаружила, что у ее нового друга масса странностей. Когда ящерица, жившая в их классе, умерла, он без отвращения взял ее в руки и спросил у Поппи, не хочет ли она ее подержать. Учительница была в ужасе.
Кроме того, он умел находить мертвых животных. Однажды он показал ей пустую клетку со скелетами кроликов, которую обнаружил в густых зарослях бурой травы. Казалось, он был совершенно бесчувственным.
Когда Джеймс подрос, мальчишки перестали над ним издеваться.
Он стал таким же высоким, как и они, удивительно сильным и ловким и создал себе репутацию крутого, опасного парня. Когда Джеймс приходил в ярость, в его серых глазах просыпалось нечто устрашающее.
И только на Поппи он никогда не сердился. Все эти годы они оставались лучшими друзьями. Когда они перешли в старшие классы, у него появились подружки, о нем мечтали все девчонки в школе, но ни одна не удерживалась рядом с ним надолго. Джеймс никогда не откровенничал с ними, для восторженных поклонниц он оставался таинственным и опасным парнем. Но Поппи знала его другим — добрым и заботливым.
Ну вот и все, — объявил врач, возвращая Поппи к действительности, — давайте сотрем гель.
— Что он показал? — спросила Поппи, глядя на монитор.
— Ваш доктор сам все вам скажет. Специалисты расшифруют изображение и отошлют ему, — голос врача был таким бесцветным, что Поппи с подозрением посмотрела на собеседника.
В приемной доктора Франклина Поппи беспокойно ерзала в кресле, а ее мама листала старые журналы. Когда сестра вышла и сказала: «Миссис Хилгард», — они обе поднялись на ноги. «О нет, — взволнованно произнесла сестра, — доктор Франклин хотел бы поговорить с миссис Хилгард наедине».
Поппи и миссис Хилгард переглянулись, затем «ма» медленно отложила журнал и последовала за сестрой. Поппи смотрела ей вслед.
Господи, что случилось? Доктор Франклин никогда раньше так не делал. Поппи чувствовала, как тяжело у нее в груди бьется сердце, не учащенно, а просто тяжело, сотрясая ее изнутри. Казалось, что все это происходит не с ней.
«Не думай об этом, это все ерунда, лучше читай журнал…» Но пальцы ее не слушались. Наконец она открыла журнал; глаза скользили по строчкам, но смысл ускользал… «О чем они там говорят? Что происходит? Как долго…»
А разговор за дверью все продолжался. Ум Поппи метался между двумя возможными вариантами решения: либо все в порядке и ничего серьезного не происходит — сейчас мама выйдет и они вместе посмеются над теми ужасами, которые она себе навоображала, — либо с ней случилось что-то очень нехорошее и ей, чтобы выздороветь, придется пройти тяжелый курс лечения. Под ногами вновь разверзалась черная пропасть. Временами ей казалось, что все не так уж страшно и охвативший ее ужас просто смехотворен. Но в следующее мгновение вся ее жизнь представлялась ей сном, и вот она проснулась и оказалась вдруг перед лицом страшной реальности.