Смит Шервуд. Феникс в полете

   Барродах с довольным видом смотрел на последние конвульсии лежавшего у его ног человека. Ноги несчастного продолжали еще дергаться, когда личный помощник Аватара повернулся к рифтеру.
   — Не бойся, капитан, — произнес бори. Ударение, которое он сделал на должности, причем явно ошибочной, встревожило Андерика, хотя понять, издевка это или нет, он не мог. Однако следующие же слова Барродаха успокоили его.
   — Таллис допустил серьезную ошибку. Вполне возможно, «Коготь Дьявола» скоро будет твоим.
   Андерик чуть не рассмеялся, но вовремя сдержал себя: выражение лица бори не располагало к веселью.
   — Или так оно и будет, или нам всем конец, и очень скоро. Или, возможно, мы еще пожалеем, что до конца еще далеко.
   Андерик сделал попытку заговорить, но Барродах властным жестом остановил его.
   — Объяснять некогда. Аватар ждет нас. Насколько я понял, ты уже знаком немного с обычаями Должара; ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не заговаривай с ним, если только он сам не обратится к тебе. Не смотри на него прямо, если он не говорит с тобой, но совсем не отворачивайся. Следи за ним краем глаза, чтобы ответить сразу же, как он к тебе обратится. — Он помолчал немного. — Если ты действительно так умен, как мне кажется, и если ты будешь следовать моим советам, ты выйдешь отсюда живым и процветающим. Если нет, мне не будет от тебя никакого толку — надеюсь, ты понимаешь, что это значит.
   Он дал Андерику знак следовать за ним и вышел первым.
   По дороге он объяснил, что случилось. «Выходит, эти логосы не так хороши, как про них говорят», — подумал рифтер, но тут же забыл об этом, слушая рассказ бори о попытке Аватара предотвратить бегство Крисарха.
   Путь вел их на улицу, по извилистой, усыпанной гравием дорожке, вьющейся меж высоких живых изгородей и раскидистых деревьев, чернеющих силуэтами на фоне светлого еще вечернего неба. Андерик невольно остановился, увидев наглядное подтверждение словам бори. На юге медленно поднималась в небо, минуя светящееся облачко, в котором мелькали яркие вспышки, длинная цепочка слабых бело-голубых огоньков. Чуть повыше карабкались вверх по ночному небосклону еще несколько светлых черточек и кривых, напоминающих знаки незнакомого алфавита.
   Только теперь, в первый раз за все время рифтер до конца осознал природу людей, с которыми связался. Конечно, учебные чипы по должарианскому языку объясняли значение кое-каких выражений, но к такому его не подготовило еще ничего.
   «Они взорвали Узел и порвали С-лифт — только для того, чтобы остановить один корабль... Одного человека».
   Сопровождавший их тарканец недовольно заворчал, и Андерик ускорил шаг, догоняя Барродаха. Свернув за поворот дорожки, рифтер увидел высокого, плечистого человека в черном, стоявшего перед какой-то громоздкой скульптурной группой, — при ближайшем рассмотрении оказалось, что она состоит из спутавшихся в один клубок людей и змей. Подойдя еще ближе, он увидел, что человек стоит лицом к статуе, глядя не то на нее, не то на то, что творилось в небе над ней. Его пальцы беспрестанно шевелились. Барродах почтительно остановился, не доходя несколько шагов, и Андерик увидел в пальцах у черного человека какую-то нить, переплетения которой не уступали замысловатостью высившейся перед ними статуе. Так они стояли молча долгое время.

* * *

   Таллис ковылял по гравийной дорожке между двумя гвардейцами в черном, пытаясь запахнуть ночную рубашку. Всего несколько минут назад дверь отведенной ему квартиры с грохотом распахнулась, и его без объяснений вытащили из постели; он подозревал, что конвоиры не говорят на уни, а сам он уж наверняка не знал должарианского.
   В голове его, еще не окончательно прояснившейся от сна, роились самые зловещие предположения. Может, Эсабиан наконец решил, что просто смерти Крисарха недостаточно; может, его, Таллиса Й'Мармора тоже принесут в жертву за то, что он не смог доставить тела наследника? Катаклизмы в небе тоже давали повод для тревожных размышлений. Что случилось с Узлом? В безопасности ли «Коготь»?
   Потом за поворотом дорожки он вдруг увидел Барродаха и Андерика в обществе третьего, высокого, повернувшегося к ним спиной мужчины, и его тревога дополнилась жгучей злобой.
   «Надо было прикончить его сразу. Он спутался с этим слизняком Барродахом».
   Высокий мужчина обернулся, и Таллис увидел, что это Эсабиан. Огни у дорожки бросали на его лицо глубокие тени; причудливая скульптурная группа за его спиной и светящийся катаклизм в небе делали его похожим на изваяние персонажа какой-то ужасной легенды.
   Долгое мгновение все молчали. Холодный ночной ветер леденил кожу Таллиса, словно шелковой рубахи не было вовсе, но он почти не замечал этого, еще сильнее похолодев от страха.
   — Я решил простить тебя за неполное исполнение моего палиаха, причиной которому стали твои действия у Колдуна, — негромким голосом произнес Эсабиан. — Как подчеркивал мой помощник, безрассудные действия Хрима предупредили шарваннцев, дав им возможность подготовить попытку бегства Крисарха.
   Взгляд Таллиса почему-то оставался прикован к туго натянутой нити, сплетающейся между пальцами Эсабиана.
   — Однако несколько часов назад Крисарх Брендон нур-Аркад вторгся во дворец, похитил важного пленника и бежал. Мой палиах неполон, моя воля не исполнена, а тому, что теперь принадлежит мне, нанесен огромный ущерб.
   Таллис начал трястись — весь ужас его провала обрушился на него. Он поднял взгляд на небо и понял наконец что происходит.
   «В попытке остановить его они уничтожили Узел. У меня нет шансов».
   — Учти, я говорю сейчас с тобой только благодаря твоему блестящему пилотажу при этой операции, несмотря на её очевидный провал. Я не люблю уничтожать талант без крайней к тому нужды. Можешь ли ты назвать мне причину, по которой тебя надо оставить в живых?
   От затмившего все страха голова отказывалась думать. Он увидел на лице Аватара готовое оформиться решение, неохотный жест Барродаха. В это мгновение присутствие Андерика в сочетании с явным безразличием Эсабиана к логосам вдруг толкнуло его на отчаянный гамбит.
   — Господин, — ответил он. — Решение поступить к вам на службу далось мне нелегко, ибо я знаю, что должарианцы карают за неудачу так же жестоко, как щедро вознаграждают успех. Чтобы быть уверенным в том, что моя служба будет вам полезна, я установил на «Коготь Дьявола» логосов, объединяющих боевой опыт прошедшей тысячи лет.
   Он помолчал, увидел на лице Эсабиана слабый интерес, а на лице Барродаха — что важнее — злобную досаду.
   — Я не молю о снисхождении за этот случай. Вся вина лежит на мне. Но подумайте, Господин, если даже логосы не смогли убить Крисарха, кто другой из ваших подчиненных справился бы лучше? — Он махнул рукой в сторону начавшего уже бледнеть фейерверка в ночном небе. — Даже ночное небо здесь, в сердце вашего нового королевства, подтверждает правоту моих слов.
   Барродах быстро справился со своим лицом, подавив жгучую ярость от блестящего экспромта Таллиса. Что особенно бесило его — так это то, что вся его убедительность проистекала из тех черт характера рифтерского капитана, которые он находил особенно раздражающими: любовь к жестам и вычурной речи.
   «Клянусь трижды проклятым Уром, он прирожденный актер, и это может спасти его шкуру».
   Ему ничего не оставалось, как ждать решения Аватара. Дав Таллису шанс оправдаться, Эсабиан исполнил нар-пелкин туриш, обряд «обнаженной воли», краеугольный камень должарианских понятий благородства. Любая попытка Барродаха повлиять на решение его господина означала бы нарушение обряда и могла бы обернуться смертельной угрозой для него самого.
   — Неплохо сказано, кивернат Й'Мармор, — произнес Эсабиан наконец. Барродах выругался про себя: должарианский синоним слова «капитан» означал, что Эсабиан принял аргументы Таллиса.
   — Логосы, — задумчиво продолжал Аватар. — Я слышал об этих устройствах. Панархисты смертельно боятся их и запретили их использование. У тебя верный взгляд на то, что может оказаться полезным Должару.
   Настроение Барродаха упало еще больше, когда он увидел крушение своего тщательно разработанного плана. Стоявший рядом с ним рифтер мог бы стать гораздо полезнее. Тут он встрепенулся: Аватар обращался к нему.
   — Ты знал об этом, Барродах?
   — Я узнал об этом только сегодня, Господин.
   — Ясно. — Эсабиан вновь повернулся к Таллису. — Мне говорили, что почти все в Тысяче Солнц боятся таких вещей, как эти логосы. Как относилась к этому твоя команда?
   — Они не знали, Господин, — немного поколебавшись ответил Таллис, и Барродах увидел возможный выход из этой катастрофической ситуации. — Они общались со мной на нейронном уровне, и мне имплактировали оптические фильтры, так что визуальную информацию воспринимал только я.
   Некоторое время Эсабиан молчал.
   — Ты можешь сохранить жизнь, но корабль я тебе не оставлю. Возможно, когда-нибудь я найду тебе другой. Й'Мармор не должен быть убит, — обратился он к Барродаху. — Дай ему самую низшую должность на его судне — временно. В качестве наказания. — Он махнул рукой в сторону Андерика. — Насколько я понимаю, это твой кандидат на замещение его должности?
   — Он единственный из всей команды догадался о наличии логосов. Если ему имплантировать такой же оптический фильтр, он сможет командовать кораблем так, что экипаж ни о чем не догадается.
   Аватар кивнул.
   — Возьмите один из глаз Й'Мармора и пересадите ему.

* * *

   Андерик содрогнулся. Вся радость от нового назначения и позора Таллиса разом сменились ужасом от того, что ему предлагалось. «Я не могу!» — взывал его рассудок. Тут он заметил вопросительный взгляд Аватара, нетерпеливую позу стоявшего рядом с ним бори и вспомнил судьбу секретаря Барродаха.
   «У меня нет выбора».
   Все, что он знал о должарианцах, делало ситуацию предельно ясной: отказ от предложения Аватара будет означать смертельное оскорбление. Быстрая смерть, как у секретаря-бори, была бы самым легким, но маловероятным исходом; гораздо вернее все завершится мучительной, долгой агонией.
   «Но я не могу отказаться». Одновременно с этой мыслью пришла еще одна, трезвая; ему не хватает знаний, чтобы командовать эсминцем на такой войне, какая разворачивалась сейчас в Тысяче Солнц. Однако под угрозой неизбежной мучительной смерти он оттолкнул от себя эту мысль и низко поклонился, принимая оказанную ему жестокую милость.
   Кланяясь, он ощутил в кармане тяжесть мастурбатора и покосился на Таллиса — тот поспешно отвел глаза, — припомнив кое-какие маленькие «драмы», которые так любил разыгрывать Й'Мармор.
   «Ну что ж, Таллис, Лури теперь моя, — подумал он с внезапно разгоревшимся желанием. — И я могу сделать так, чтобы ты никогда не наставил мне рога так, как это делал тебе я».
   Когда Барродах вел его прочь от Властелина-Мстителя, он больше не думал о логосах. Андерик обдумывал куда более приятную задачу: как бы получше отомстить Таллису. Ничего, что-нибудь придумается; он вообще был горазд на такие штуки.

* * *

   Хлопая в ладоши, Марим вскочила со своего места.
   — Уау! — вопила она, делая экранам жесты, смысла которых Осри не понимал, но подозревал, что они очень и очень неприличны. — Поцелуйте меня в дюзы, засранцы!
   Настроение, царившее на мостике, вполне отвечало избавлению от казавшейся неизбежной смерти. Пронзительное улюлюканье из динамиков, от которого у него побежали мурашки по спине, донесло до них ликование обычно лаконичного Жаима в машинном отделении. Локри ухмылялся, разминая пальцами загривок, потом небрежным движением вырубил свой пульт.
   — Отлично. Теперь можно и пересчитать добычу.
   Марим, словно спохватившись, повернулась к Вийе:
   — Как трофеи?
   — Повреждения? — холодно спросила Вийя так, словно та и не говорила.
   Маленькие руки Марим птицами запорхали над клавишами.
   — Генераторы Черенкова — сто процентов работоспособности, скачковые работают стабильно до одной десятой процента, псевдоскорость — ноль семьдесят пять. Не так и плохо.
   — Бывало и хуже, — кивнула Вийя. — Пошли домой.
   — Вийя! — заканючила Марим. — Что с трофеями? Должна же я составлять список закупок!
   Губы Вийи скривились в подобии улыбки.
   — Придется тебе спросить Аркада. Я плохо разбираюсь в ценности таких вещей.
   Брендон улыбался, и скулы его чуть порозовели.
   — Династия копила это почти тысячу лет, и я думаю, Локри с Ивардом забрали почти все. Некоторым из этих предметов буквально нет цены.
   — Уй-я! — Марим закинула ногу на пульт и пошевелила длинными пальцами. — Теперь я смогу, наконец, нанять какую-нибудь леди из панархисток для ухода за ногтями.
   — Ты разоришься, покупая ей затычки для носа, — усмехнулся Локри. — Ладно, пойду проведаю мальчишку.
   Улыбка исчезла с лица Марим.
   — Я с тобой.
   Они вышли, и Осри официально обратился к Вийе:
   — Прошу разрешения покинуть мостик.
   Вийя махнула рукой, но прежде, чем он успел выбраться из-за своего пульта, из интеркома послышался голос Монтроза.
   — Брендон, старик отказывается спать, пока не поговорит с тобой.
   Осри испытал вдруг приступ беспричинной злости, лишь немного смягчившейся, когда Брендон пригласил его с собой.
   Осри поднялся, рассеянно глядя на то, как капитан работает со своим пультом. Экран прояснился, и на нем высыпали звезды: корабль вышел из скачка.
   Пальцы Вийи уверенно касались клавиш, и Осри увидел, что пульт, из-за которого он только что вышел, замигал в ответ на её команду. Она проложила новый курс. Куда она их ведет? Его отец хотел бы это знать. Но Брендон стоял уже в дверях, так что Осри догнал его, пытаясь игнорировать предательскую слабость в ногах.
   Они успели сделать только несколько шагов по коридору, когда перед ними вдруг выросла махина Монтроза:
   — Он будет жить. Он очнулся и просит к себе Крисарха...
   Бросив на Осри извиняющийся взгляд, Брендон обошел врача и шагнул в дверь лазарета. Осри приготовился ждать.

* * *

   Брендон вошел в палату на цыпочках.
   Омилов лежал на койке, глядя в потолок. Его обритая голова блестела от пота; лицо было мертвенно-бледным.
   Монтроз тихо вошел и остался в углу, вглядываясь в пульт диагноста и внося какие-то коррективы в программу. Когда Брендон приблизился, Омилов опустил взгляд и чуть пошевелился. Монтроз оглянулся на него и вышел. Дверь за ним с шипением затворилась.
   — Себастьян... — пробормотал Брендон. — Как вы себя чувствуете?
   Пальцы Омилова конвульсивно дернулись, и Брендон на мгновение осторожно сжал их в руках. Он хотел уже было отнять руки, но Омилов чуть сжал пальцы, и Брендон опустился на маленький убирающийся в переборку стул.
   — Сердце... — хрипло прошептал Омилов.
   — Для вашего сердца это были тяжелые нагрузки, — медленно произнес Брендон.
   Брови Омилова дрогнули, и глаза забегали по потолку — он явно собирался с силами, чтобы заговорить. Брендон вдруг понял.
   — Вы имели в виду Сердце Хроноса? — быстро спросил он.
   Лицо Омилова немного расслабилось.
   — Оно здесь, на этом корабле, в безопасности. — Брендон говорил по возможности громко и отчетливо.
   Омилов на мгновение зажмурился, и Брендон начал было вставать, но слабые пальцы снова не пустили его.
   Омилов открыл глаза, покрасневшие, воспаленные. Брендону вспомнилось то, что он видел в пыточной камере; он не мог даже представить себе, что такого сделали с Себастьяном, чтобы превратить его в эту изможденную тень.
   В тот день на Шарванне — как давно это, казалось, было — Омилов говорил Архону, что ему почти ничего не известно о Сердце Хроноса, но он явно не признавался Эсабиану даже в этом.
   «Он хранитель Врат Феникса. Ему не так просто нарушить данную им клятву».
   До Брендона дошло, что Омилов не знает еще, что ему удалось сохранить свои познания в тайне, — или, по крайней мере, то, что выжали из него его истязатели, погибло вместе с ними.
   — Себастьян, — мягко произнес он. — Вы не проговорились. Мы уничтожили в той комнате все — и вы единственный, кто покинул её живым. Сердце Хроноса не просто у нас в руках — Эсабиан так и не узнал ничего про него.
   Омилов снова закрыл глаза, и губы его сжались.
   — Спасибо, — прошептал он чуть слышно.
   — Себастьян, вам надо отдохнуть. Я могу вернуться позже.
   — Мне... нужно сказать тебе... — настаивал хриплый шепот. Омилов замолчал и перевел дыхание. — Жаль, что это приходится делать мне... — Он снова замолчал, стараясь дышать глубоко и медленно.
   Брендон ощутил пустоту внутри, какая бывает перед тем, как узнаешь о потере, но постарался скрыть ее.
   — Знание может оказаться тяжким бременем, но незнание не может быть благом.
   Губы Омилова чуть дернулись в слабой улыбке.
   — ...Это ведь я говорил тебе как-то... да? О, мой мальчик, как жаль... — Он замолчал, снова собираясь с силами. Брендон заметил, как посинели его тонкие, искусанные губы, и его охватила тревога, но тут Омилов заговорил:
   — Джеррод Эсабиан захватил твоего отца в плен... собирается отправить его на Геенну. Твои братья... убиты. — Он дважды глубоко вздохнул. — Больше я ничего не знаю... Доставили на Артелион как пленника... Все, что мне известно... из уст самого Эсабиана.
   — Оба...
   Омилов кивнул, зажмурившись. Брендон заметил, как из-под ресницы его скатилась слеза.
   — Шарванн? — медленно произнес Брендон, нащупав пальцем теплый металл тяжелого перстня. — Архон?
   — Убит. — Омилов вздрогнул, словно даже воспоминание об этом причиняло ему физическую боль. — И Бикара — это видел я сам.
   Брендон чуть подвинул руку так, чтобы дрожащая кисть целиком лежала в его ладони. Некоторое время он молчал; тишина в маленькой палате нарушалась только слабым гудением инструментов Монтроза и свистящим дыханием Омилова.
   В голове у Брендона не было ничего, кроме пустоты... и еще скорби, которая таилась, наверное, в каком-то глухом закоулке его сердца, чтобы сейчас овладеть им. Сквозь туман от потрясения он понял, что несколько недель чудом спасался от жестокой смерти, но каждый раз удары, предназначенные ему, поражали ни в чем не повинных людей, которые ждали от его семьи, что она поведет их за собой. «А теперь, когда мой отец в руках Эсабиана, а мы — у этих рифтеров, какова теперь моя роль?»

* * *

   Омилов зажмурился, но слезы продолжали стекать по его щекам. Когда он наконец решил, что может открыть глаза, все продолжало расплываться перед ними, но — если не считать этих серо-голубых глаз Илары — лицо, склонившееся над ним, вполне могло принадлежать Геласаару, каким тот был тридцать лет назад, и на нем была все та же дружеская забота, смешанная с тревогой. И подобно Геласаару, Брендон не давал собственным чувствам проявляться до тех пор, пока для этого не настанет время, до тех пор, пока в его присутствии здесь не будет уже нужды. Омилов понял, что этот юноша будет сидеть здесь, держа его руку в своей, до тех пор, пока Омилов не успокоится хоть немного.
   Эта мысль даже потрясла его. Он высвободил свою руку.
   — Врача... — хрипло шепнул он. — Снотворного...
   Дверь за спиной Брендона зашипела и отворилась. Вошел Монтроз с инъектором в руках.
   — Пора отдохнуть, профессор, если вы не хотите остаться на год прикованным к этой постели.
   Брендон встал со стула.
   — Спокойной ночи, Себастьян. Я навещу вас сразу же, как вы почувствуете себя для этого достаточно хорошо.
   Дверь за ним затворилась, и Омилов тяжело вздохнул. Монтроз убрал стул в переборку и ободряюще улыбнулся пациенту.
   — Ну что, профессор, теперь я могу вас выключать?
   Омилов сделал усталый жест пальцами.
   — Случайный расчет... — слабо пробормотал он. Монтроз кивнул, улыбаясь одними глазами.
   — Вообще-то меня прислала капитан.
   Это непонятное замечание удивило Омилова, но прежде чем он успел обдумать его, инъектор мягко присосался к его руке, впрыснув под кожу покой и прохладу, и он погрузился в блаженный сон.

* * *

   Осри смотрел на скомканную, в кровавых пятнах ленту у него на ладони. Дату можно было еще разобрать:

   955. МАРКХЕМ ЛИТ Л'РАНДЖА.

   Как попала она в Мандалу?
   Наградная лента вкупе с тетрадрахмой... во всем этом нет решительно никакого смысла, по крайней мере для него. Впрочем, вся Вселенная лишилась для него логики уже много часов... нет, дней назад. Он сунул оба предмета обратно в карман и тут же забыл про них, услышав, как открывается дверь лазарета.
   В коридор вышел Брендон: лицо серьезно, взгляд где-то далеко. Крисарх едва не прошел мимо, не заметив его; все воспитание не смогло помешать Осри вежливо прокашляться.
   — Прошу прощения...
   Брендон поднял взгляд.
   — Прости, Осри. Твой отец будет жить, я в этом уверен. Он уснул сейчас. Наверное, ты можешь зайти, глянуть на него... — Он замолчал и посмотрел вдоль коридора.
   Он хочет поговорить наедине. Осри не думал, что что-то может потрясти его после событий последних — длиной с год каждый — часов, но тревога разгорелась в его груди с новой силой. Молча он последовал за Брендоном в маленькую каюту, которую они делили по дороге на Артелион.
   — Он тревожился насчет Сердца Хроноса, — сказал Брендон, когда дверь за ними закрылась. — Я сказал ему только, что оно здесь, на борту этого корабля. Можешь поступать, как считаешь нужным, конечно, но я предложил бы подождать, пока он не окрепнет, с известием о том, что оно у капитана.
   Осри кивнул в знак согласия. Он ждал: у Крисарха было что-то еще.
   Брендон отвернулся и провел рукой по краю койки, потом снова посмотрел на Осри.
   — Танри Фазо погиб на Шарванне, — сказал он тихо. — И Эсабиан убил обоих моих братьев.
   Осри без сил рухнул на койку. Все его предположения оказались неверны в корне. Это последнее потрясение, наложившись на все остальные, подействовало на него как физический удар. Голова шла кругом. Вселенная взорвалась сверхновой, лишившись остатка смысла.
   Брендон шагнул к нему, тихо говоря что-то. Несколько мгновений Осри не мог понять, о чем идет речь, да почти и не пытался. Но постепенно слова Крисарха пробились к его сознанию:
   — ...не уверен, что они не подслушивают, так что будем исходить из того, что слушают. Не знаю, какую пользу наши рифтеры извлекут из этой информации, но по крайней мере мы знаем это тоже: мой отец жив. — Голубоглазое лицо Брендона напряглось от волнения. — Он жив, Осри. Эсабиан собирается сослать его на Геенну, если уже не отправил. Так что от нас — от тебя, и меня, и твоего отца, когда он поправится, — зависит, сможем ли мы спасти его оттуда.
   Осри без сил опустился на койку. Сердце болезненно колотилось в груди, но в первый раз за последние дни он испытал зарождающуюся надежду.