Уилбур Смит
Власть меча
Эту книгу я посвящаю своей жене Мохинисо. Прекрасная, любящая, верная и преданная, ты единственная в мире.
Если бы я избрал путь произвола и менял законы согласно власти меча, мне не пришлось бы стоять здесь.
Английский король Карл IРечь на эшафоте 30 января 1649 года
Туман окутал океан, приглушив все цвета и звуки.
С берега подул первый утренний ветерок, и туман заклубился и закипел. Траулер лежал в этой дымке в трех милях от берега, на краю течения, там, где поднимавшиеся из глубин богатые животворным планктоном воды встречались с прибрежными; здесь проходила граница темно-зеленой воды.
Лотар Деларей стоял в рубке и, опираясь на деревянное колесо со спицами – руль, – смотрел в туман. Он любил эти тихие, но напряженные минуты ожидания на рассвете.
Лотар чувствовал наэлектризованность крови, опьянение охотника, которое охватывало его сотни раз, – страсть более сильную, чем пристрастие к наркотикам или спиртному.
Оглядываясь в прошлое, он вспоминал: вот розовый рассвет крадучись ползет по Магерфонтейнским холмам, вот сам Лотар прижимается к брустверу траншеи, ждет, когда из темноты покажутся ряды горской пехоты и – колышутся килты, вздрагивают ленты на шляпах – двинутся прямо на их готовые к бою маузеры. По коже Лотара при этом воспоминании побежали мурашки.
С тех пор он сотни раз поджидал на рассвете крупную добычу: калахарских львов с косматой гривой, грязных старых буйволов с огромными рогами, умных серых слонов с морщинистой кожей и драгоценными длинными бивнями; сейчас дичь гораздо мельче, но когда она появится, то стадо будет многочисленно, огромно, как сам океан.
Течение его мыслей прервало появление мальчика, вышедшего на палубу из камбуза. Мальчик был бос, с длинными, загорелыми, сильными ногами, высокий, ростом почти со взрослого мужчину. Ему пришлось пригнуться, когда он входил в дверь рубки, держа в каждой руке по чашке с дымящимся кофе.
– Сахар? – спросил Лотар.
Мальчик в ответ улыбнулся.
– Четыре ложки, па.
Туман каплями повис на его длинных ресницах, и он мигнул, как сонный кот, сгоняя влагу. Хотя кучерявые волосы выгорели на солнце до платиновой белизны, густые брови и ресницы остались черными, обрамляя и выделяя янтарные глаза.
– Сегодня большая рыба.
Сказав это вслух, Лотар, чтобы отвести неудачу, скрестил пальцы в кармане брюк. «Она нам нужна, – подумал он. – Чтобы выжить, нам нужна большая рыба».
Пять лет назад он снова поддался зову добычи и дикой местности, призыву охотничьего рога. Продал свою процветающую компанию – он занимался строительством дорог и железнодорожных путей, – которую с таким трудом создал, занял сколько мог денег и все поставил на кон.
Он знал, какие безграничные богатства таят в себе зеленые, холодные воды Бенгельского течения. Он увидел эти богатства в хаосе последних дней Великой войны, когда в последний раз противостоял ненавистным англичанам и их марионетке, предателю Яну Сматсу, возглавлявшему армию Южно-Африканского Союза.
С тайной базы, спрятанной среди высоких дюн на побережье Южной Атлантики, Лотар снабжал вооружением и горючим немецкие субмарины, топившие английские торговые суда. Ожидая в те страшные дни появления подводных лодок, он видел, как передвигаются в океане эти огромные богатства. Они были рядом, оставалось только взять их, и в годы, последовавшие за позорным Версальским миром, работая в пыли на жаре, взрывая горы и прокладывая дороги по знойным равнинам, Лотар мечтал. Копил деньги и готовился.
В Португалии он нашел корабли – старые, никому не нужные траулеры. Там же он отыскал да Сильву, тоже старого, знающего об океане все. Вдвоем они отремонтировали и оснастили дряхлые траулеры и, кое-как набрав команды, поплыли на юг вдоль берегов африканского континента.
Консервную фабрику Лотар нашел в Калифорнии: ее там открыли, чтобы обрабатывать уловы тунца, но хозяева переоценили запасы рыбы и недооценили стоимость поимки этих непредсказуемых океанских цыплят.
Лотар купил фабрику за небольшую часть ее первоначальной цены, полностью перевез в Африку и заново собрал на плотном приморском песке рядом с заброшенной станцией по разделке и переработке китов; эта станция дала имя пустынному заливу – Китовый залив.
В первые три сезона Лотар и старый да Сильва находили большую рыбу и непрерывно пожинали урожай на отмелях, пока Лотар не рассчитался со всеми долгами. Он немедленно заказал новые корабли на замену дряхлым португальским траулерам, чья полезная жизнь подошла к концу, и при этом снова влез в долги, еще глубже, чем в начале предприятия.
А потом большая рыба ушла. По причинам, которые невозможно было установить, гигантские косяки сардины исчезли, остались лишь небольшие стайки. И пока рыбаки тщетно обыскивали океан, уходя от суши на сотни миль и больше, далеко выходя за границы экономической зоны консервной фабрики, время неумолимо шло и каждый месяц приносил вести о выросших процентах долга. Стоимость содержания фабрики и кораблей взлетела настолько, что ему пришлось залезть в еще большие долги.
Два года рыбы не было. Потом совершенно внезапно, когда Лотар готов был признать себя побежденным, океанское течение или преобладающий ветер чуть изменились и рыба вернулась, настоящая большая рыба; она с каждым днем множилась, как растет молодая трава.
«Пусть это продлится, – молча молился Лотар, глядя в туман. – Боже, пусть еще немного продлится».
Все, что ему нужно, – три месяца, всего три коротких месяца; тогда он рассчитается с долгами и опять будет свободен.
– Туман поднимается, – сказал мальчик. Лотар покачал головой, заморгал и очнулся от воспоминаний.
Туман разошелся, как театральный занавес, открылась мелодраматическая картина, чересчур яркая, чтобы быть естественной: рассвет горел и вспыхивал, как фейерверк; оранжевым, золотым и зеленым отражался он в океане, окрашивая столбы тумана в розовый и кровавый цвета, отчего казалось, будто сами воды горят нездешним огнем. Тишина усиливала волшебство этого представления, жидкая, тяжелая, как хрусталь, так что могло показаться, будто ты оглох, будто у тебя отняли все другие чувства, оставив только зрение, чтобы ты мог насладиться этим удивительным зрелищем.
Но тут взошло солнце. Ослепительный золотой луч пробил туманный покров, заиграл на поверхности океана и ярко осветил четкую линию течения. Прибрежные воды подернулись туманной синевой, спокойные и гладкие, как масло. Черта, у которой они встречались с океанскими глубинами, была прямой и острой, как лезвие ножа. За ней поверхность была темной и недружелюбной, как зеленый бархат, который погладили против ворса.
– Daar spring hy! – крикнул с носа да Сильва, показывая на границы темной воды. – Вон он прыгает!
Низкое солнце коснулось воды, и из нее выпрыгнула одна-единственная рыба, чуть длиннее руки человека, сверкавшая серебром.
– Начинаем!
От возбуждения голос Лотара звучал хрипло; мальчик поставил чашку на столик с картой, пролив несколько капель, и бросился вниз, в машинное отделение.
Лотар защелкал переключателями и приоткрыл заслонку, а мальчик внизу схватился за рукоять двигателя.
– Поворачивай! – крикнул вниз Лотар, и мальчик, напрягая все силы, начал поворачивать рукоятку, преодолевая сопротивление всех четырех цилиндров. Ему не исполнилось и тринадцати, но он был силен, почти как взрослый, и на его спине, когда он работал, бугрились мышцы.
– Давай!
Лотар перекрыл клапаны. Двигатель, еще не остывший после перехода из гавани, взревел. Из выхлопного отверстия в корпусе вырвался черный маслянистый дым, и двигатель мерно заурчал.
Мальчик поднялся по лестнице и побежал по палубе на нос, к да Сильве.
Лотар чуть повернул нос корабля, и судно пошло по течению. Туман рассеялся; они увидели остальные суда. Те тоже неслышно поджидали в тумане первых лучей солнца, но теперь все двигались вдоль линии течения; их кильватерные струи длинными клиньями избороздили спокойную поверхность, а носовые волны сверкали в утренних солнечных лучах белизной. Экипажи, стоя у бортов, всматривались вперед, сквозь гул двигателей слышались возбужденные голоса.
Лотар из своей стеклянной рубки видел всю рабочую площадку пятидесятифутового траулера. Он в последний раз проверил готовность. Длинная сеть была выложена вдоль правого борта, трос с поплавками свернут аккуратной бухтой. В сухом виде сеть весила семь с половиной тонн; намокнув, была во много раз тяжелее. Длиной в пятьсот футов, в воде она, как кисейный занавес, на семьдесят футов свисала с пробковых поплавков. Лотар заплатил за нее больше пяти тысяч фунтов – столько обычному рыбаку не заработать и за двадцать лет непрерывного тяжелого труда; три других траулера были снабжены такими же сетями; каждый на прочной фалине тянул за собой обшитую внакрой восемнадцатифутовую шлюпку.
Бросив один внимательный взгляд, Лотар убедился, что к спуску сетей все готово, посмотрел вперед и успел увидеть прыжок второй рыбы. На этот раз рыба была так близко, что он различил темные боковые полосы на блестящем теле и заметил разницу в цвете: нежная зелень над линией и блестящее серебряное ниже. Рыба ушла под воду, оставив на поверхности темное углубление.
И, словно по сигналу, океан ожил. Вода внезапно потемнела, словно накрытая тенью облака, но это облако поднималось снизу, из глубин. Вода закипела, как будто в ней билось чудовище.
– Большая рыба! – закричал да Сильва, поворачивая к Лотару морщинистое обветренное лицо и широко разводя руки, словно пытаясь обхватить океан, полный рыбы.
Перед ними лежал огромный единый косяк шириной в милю, его край уходил в скрытый туманом океан. За все годы охоты Лотар никогда не видел такого сосредоточения жизни, такого количества представителей одного вида. Рядом с косяком незначительными казались тучи саранчи, закрывающие африканское полуденное солнце, и стаи крошечных красноклювых ткачиков, под тяжестью которых ломаются ветви больших деревьев. Даже экипажи траулеров замолчали и в благоговейном страхе смотрели, как косяк поднимается на поверхность и вода белеет и сверкает, как свежий снег; бесчисленные миллионы маленьких чешуйчатых тел, выдавливаемые на поверхность бесконечными массами под ними, ловили и отражали солнечный свет.
Да Сильва опомнился первым. Он повернулся и побежал по палубе, быстрый и проворный, как юноша, и задержался только у входа в рубку.
– Мария, матерь Божья, позволь нам сохранить сеть, когда кончится этот день!
Пожелание было высказано не зря. Старик добежал до кормы и перебрался через планширь в шлюпку. Его пример заставил остальных членов экипажа занять рабочие места.
– Манфред! – позвал сына Лотар. Мальчик, неподвижно стоявший на носу, повернул голову и послушно побежал к отцу.
– Возьми руль!
Огромная ответственность для такого молодого человека, но Манфред много раз доказывал, что на него можно положиться, и, выходя из рубки, Лотар не питал никаких опасений. На носу он не оглядываясь дал знак и почувствовал, как кренится палуба: это Манфред, подчиняясь сигналу отца, повернул руль и начал по широкому кругу обходить косяк.
– Так много рыбы, – прошептал Лотар.
Он оценивал расстояния, ветер, течение, и в его голове все время звучало предупреждение да Сильвы: траулер и его сеть могут принять сто пятьдесят тонн этих проворных серебряных сардин, а если повезет и хватит умения, то 200 тонн.
Но перед ним были миллионы тонн рыбы. Неразумный, нерасчетливый бросок заполнит невод десятью или двадцатью тысячами тонн, и эта тяжесть разорвет сеть в клочья, может вообще сорвать ее, разорвать трос с поплавками, срезать кнехты с палубы и утащить все это на глубину. Или хуже того: если трос и швартовочные кнехты выдержат, траулер под тяжестью сети может перевернуться. Лотар рисковал потерять не только ценную сеть, но и суда, и жизни экипажа, и сына.
Он невольно оглянулся, и Манфред улыбнулся ему из окна рубки. На его лице читалось возбуждение. Сверкая темно-янтарными глазами, блестя белыми зубами, он был очень похож на свою мать, и Лотар, возвращаясь к работе, почувствовал душевную боль.
Эти несколько мгновений, на которые он отвлекся от рыбы, едва не погубили Лотара. Траулер несся прямо на косяк; еще несколько мгновений, и он врезался бы в него, заставив уйти глубоко под воду: вся стая, действуя, как загадочный единый организм, снова исчезла бы в глубинах океана. Лотар резко приказал поворачивать, и мальчик отреагировал мгновенно. Траулер повернул, они поплыли рядом с косяком, держась в пятидесяти футах от него и выжидая.
Еще раз быстро обернувшись, Лотар убедился, что остальные капитаны тоже держатся осторожно, устрашенные гигантской массой сардины, которую обходили. Сварт Хендрик посмотрел в его сторону – огромный черный буйвол, а не человек; его лысая голова сверкала на солнце, как пушечное ядро. Боевой товарищ, участник десятков отчаянных дел, он так же легко, как Лотар, перешел с суши на море и стал таким же искусным рыбаком, каким был охотником на слонов и людей. Лотар взмахнул рукой, призывая к осторожности, и Хендрик неслышно рассмеялся и махнул рукой, подтверждая, что понял.
Изящно, как танцоры, четыре корабля кружили и исполняли па вокруг огромного косяка, а тем временем последние клочья тумана рассеялись, унесенные легким ветром. Солнце очистило горизонт, и далекие дюны на берегу блестели, как только что выплавленная медь, создавая эффектный фон для развертывающейся охоты.
Рыба по-прежнему держалась плотным островом, и Лотар начал приходить в отчаяние. Косяк провел у поверхности уже больше часа, дольше обычного. В любое мгновение он может уйти вниз и исчезнуть, а сеть еще не забросили ни с одного из траулеров. Уж слишком много сардины; рыбаки – как нищие перед невероятным сокровищем. Лотар почувствовал, как его охватывает безрассудство. Он и так ждал слишком долго.
«Бросаем, и будь все проклято!» – подумал он и дал Манфреду сигнал сближаться; они повернули к солнцу, и Лотар прищурился, чтобы уберечься от блеска.
Но прежде чем он решился на глупость, да Сильва резко свистнул; обернувшись, Лотар увидел, что португалец стоит на банке шлюпки и отчаянно машет руками. За ним край косяка начал выпячиваться. Сплошное округлое пятно меняло форму. У него начало отрастать щупальце, волдырь… нет, скорее это напоминало череп на тонкой шее: часть рыбы отделилась от главной массы. Этого они и ждали.
– Манфред! – крикнул Лотар и замахал правой рукой. Мальчик повернул руль. Корабль развернулся и нацелился на «перешеек» в косяке, как топор палача.
– Медленней! – махнул Лотар. Корабль приостановился и осторожно коснулся узкой «шеи». Вода была такая чистая, что Лотар видел отдельных рыб, окруженных радугами отраженного солнечного света, а ниже темно-зеленую массу остального косяка, плотную, как айсберг.
Лотар и Манфред осторожно, чтобы не встревожить косяк и не заставить его уйти на глубину, вводили нос корабля в живую массу; винт едва поворачивался. Нос корабля рассек узкую шею, небольшая часть – «бугор» – отделилась. Как овчарка, загоняющая стадо, Лотар разделил косяк, сдавая назад, поворачивая судно и снова двигаясь вперед: Манфред точно понимал его сигналы.
– По-прежнему слишком много! – пробормотал про себя Лотар. Они отделили от косяка небольшую часть, но, по оценке Лотара, в этой части еще оставалось не меньше тысячи тонн или даже больше, потому что толщу косяка он оценить не мог.
Это был риск, большой риск. Краем глаза Лотар видел, как да Сильва знаками призывает к осторожности; потом он присвистнул – тоненько от возбуждения. Старик испугался такого количества рыбы, и Лотар улыбнулся; его желтые глаза сузились и блеснули, как шлифованный топаз; он дал Манфреду знак увеличить скорость и намеренно повернулся спиной к старику.
На скорости в пять узлов он остановил Манфреда, и корабль стал описывать круги, плотно прижимаясь к отделившейся части косяка, заставляя рыбу сбиться еще теснее. Когда рыбу обошли два раза и очутились с подветренной от нее стороны, Лотар повернулся к корме и поднес ладони ко рту.
– Бросай! – крикнул он. – Бросай сеть!
Черный матрос-гереро, стоявший на корме, ударил по скользящему узлу, удерживавшему фалинь шлюпки, и бросил конец за борт. Маленькая деревянная шлюпка, в которой все еще протестующе кричал что-то вцепившийся в планширь да Сильва, сразу ушла назад, покачиваясь на кильватерной волне, и потянула за борт тяжелую коричневую сеть.
Траулер шел вдоль косяка, и грубая коричневая сеть с шелестом и шорохом переползала через деревянный поручень; как питон, разворачивался и уходил в воду трос с поплавками – пуповина, соединявшая траулер с шлюпкой. Поворачиваясь по ветру, цепочка поплавков, расположенных на тросе через равные промежутки, окружила плотную массу рыбы, а шлюпка, в которой да Сильва в отчаянии сел на банку, оказалась прямо впереди по курсу.
Манфред удерживал руль, сопротивляясь тяговой силе большой сети; мелкими поправками в курс он подвел траулер к шлюпке и, когда они соприкоснулись бортами, отключил подачу топлива. Теперь сеть окружала стаю. Да Сильва взобрался на борт траулера, положив на плечо конец тяжелого, в три дюйма толщиной манильского троса.
– Ты потеряешь сеть! – крикнул он Лотару. – Только безумец окружает стаю сетью, она уйдет с твоей сетью. Святой Антоний и благословенный святой Марк мои свидетели!
Но под жестким руководством Лотара матросы-гереро уже начали вытягивать сеть. Двое сняли с плеч да Сильвы конец троса с поплавками и прочно закрепили его, а остальные помогали Лотару тащить шнур кошелькового невода к главной лебедке.
– Это моя сеть и моя рыба, – сказал Лотар да Сильве, запуская грохочущую лебедку. – Закрываем.
Сеть опустилась в чистую зеленую воду на семьдесят футов, но ее дно было открыто. Теперь прежде всего сеть следовало закрыть, пока рыба не обнаружила выход. Согнувшись над лебедкой, напрягая мышцы голых загорелых рук, Лотар ритмично двигал плечами, перехватывая кошельковый трос и подавая его на вращавшийся барабан лебедки. Этот трос проходил через стальные кольца, закрепленные на нижней стороне сети, и сеть начала закрываться, как гигантский табачный кисет.
В рубке Манфред осторожно маневрировал, подавая судно чуть вперед или назад, так чтобы корма не оказывалась близ сети и сеть не могла намотаться на винт, а тем временем да Сильва подвел шлюпку к противоположному краю невода и подцепил его, чтобы она создавала дополнительную подъемную силу: это должно было помочь в критический момент, когда косяк поймет, что оказался в западне, и запаникует. Лотар быстро тянул тяжелый кошельковый трос, и вот из воды показались и начали подниматься на борт блестящие стальные кольца. Сеть закрылась, и стая оказалась в мешке.
По щекам Лотара градом катился пот, и рубашка тоже промокла; он прислонился к планширю. Он так устал, что не мог говорить. Длинные серебристо-белые волосы, мокрые от пота, упали ему на лоб и на глаза. Лотар сделал знак да Сильве.
Трос с поплавками аккуратным кольцом лежал на легкой зыби холодного зеленого Бенгельского течения. Но вот на глазах у Лотара, который по-прежнему тяжело дышал, глотая воздух, кольцо покачивающихся поплавков изменило форму и стало быстро вытягиваться: косяк наконец ощутил присутствие сети и попытался вырваться. Потом повернул и двинулся в противоположном направлении, увлекая за собой сеть и шлюпку, словно обрывки водорослей.
Стая была неодолимо сильна, как Левиафан.
– Клянусь богом, рыбы больше, чем я рассчитывал, – выдохнул Лотар.
Встряхнувшись, он отбросил со лба влажные волосы и побежал к рубке.
Косяк метался в сети, дергая шлюпку, и Лотар почувствовал, как резко наклонилась под ним палуба траулера, когда вся масса рыбы неожиданно натянула тяжелые тросы.
– Да Сильва был прав. Мы обезумели, – прошептал он и протянул руку к туманному горну. Прозвучали три резкие ноты – требование помощи, и Лотар увидел, что остальные траулеры повернули и направились к нему. Никто из капитанов не набрался смелости забросить сеть в огромный косяк.
– Быстрей! Черт побери, быстрей! – тщетно кричал им Лотар, потом повернулся к экипажу. – Все к сети!
Матросы колебались, не решаясь приблизиться к сети.
– Шевелитесь, черные ублюдки! – крикнул Лотар и, подавая пример, бросился к планширю. Нужно было сгустить косяк, согнать мелкую рыбу в такую тесную массу, чтобы лишить силы.
Грубая сеть резала, как колючая проволока, но матросы пригнулись и использовали покачивания корпуса на низкой волне, чтобы выбирать ее, подтягивая с каждым сосредоточенным рывком на несколько футов.
Но тут косяк снова дернулся, и часть сети, которую уже подняли, вырвалась у матросов из рук. Один из гереро замешкался и не успел отпустить сеть, пальцы его правой руки застряли в ячейках. Плоть с пальцев снялась, как перчатка, обнажив белые кости среди обрывков мышц.
Матрос закричал и прижал искалеченную руку к груди, пытаясь остановить поток яркой крови. Кровь замарала ему лицо и потекла по лоснящейся черной груди, промочила штаны.
– Манфред! – крикнул Лотар. – Позаботься о нем!
И снова перенес все внимание на сеть. Сардина уходила на глубину и тащила за собой трос с поплавками; небольшая часть косяка ушла через верх, рассеиваясь в яркой воде как темно-зеленый дым.
– Скатертью дорога! – пробормотал Лотар, но основная часть косяка оставалась в западне, трос с поплавками подпрыгивал на поверхности. Косяк снова потянул вниз, и на этот раз тяжелый пятидесятифутовый траулер опасно накренился, так что членам экипажа пришлось хвататься за опоры. Черные лица матросов посерели от страха.
Шлюпку резко поволокло вниз, и ей не хватило плавучести. Зеленая вода полилась через планширь, затопляя лодку.
– Прыгай! – крикнул Лотар старику. – Уходи подальше от сети!
Оба сознавали, какая опасность грозит шлюпке.
В прошлом сезоне один из матросов упал в сеть. Рыба сразу навалилась на него и утянула под воду, используя сопротивление его тела в своей попытке уйти. Когда несколько часов спустя тело извлекли из глубин сети, оказалось, что под огромным давлением рыба проникла во все отверстия тела. Через открытый рот она пробилась в желудок, серебряными кинжалами пробила глазницы, выдавив глазные яблоки, и проникла в мозг. Даже прорвала грубую ткань брюк и набилась в задний проход, отчего желудок и кишки матроса, наполненные дохлой рыбой, раздулись, как нелепый воздушный шар. Никто не мог забыть это зрелище.
– Убирайся от сети! – снова крикнул Лотар, и да Сильва прыгнул за борт тонущей шлюпки в тот миг, когда та ушла под поверхность. Он отчаянно плескался: тяжелые сапоги тянули его вниз.
Однако Сварт Хендрик успел его спасти. Он аккуратно подвел траулер к выпирающему тросу с поплавками, и два матроса подняли да Сильву на борт, в то время как остальные под руководством Хендрика прочно закрепили дальний конец сети.
– Только бы сеть выдержала! – прохрипел Лотар; остальные два траулера тоже подошли и закрепили концы сети.
Четверка траулеров выстроилась вокруг пойманного косяка, и, лихорадочно работая, матросы склонились к сети и начали ее вытягивать.
Фут за футом выбирали они сеть, по двенадцать человек на каждом траулере, и даже Манфред занял место рядом с отцом. Они хмыкали, крякали, кряхтели и потели, вновь и вновь обдирая до крови руки, когда рыба рвалась в сторону, их спины и животы обжигала горячая боль, но медленно, по дюймам, люди покоряли огромный косяк, пока верхняя его часть не вышла из воды. Верхние слои рыбы беспомощно бились и высыхали на плотной массе, которая продолжала давиться и гибнуть в глубине.
– Вычерпывайте! – крикнул Лотар, и по три человека на каждом траулере извлекли из стоек возле рубки большие сачки на длинных рукоятях и отнесли их на палубу.
Сачки были той же формы, что для ловли бабочек или как те маленькие сети, которыми дети ловят в заводях на берегу моллюсков и крабов. Но ручки у них были длиной тридцать футов, и каждый сачок мог за один заход захватить до тонны рыбы. В трех местах к стальному кольцу, которое окружало вход в сеть, крепились манильские тросы, другой конец тросов уходил к лебедкам, с помощью которых поднимали и опускали эти сачки. Благодаря ряду более мелких колец сеть сверху можно было приоткрывать и закрывать так же, как закрывалось дно большой сети.
Пока сачки устанавливали, Лотар и Манфред открывали трюм. Потом бросились на свои места: Лотар к лебедке, а Манфред к кошельковому тросу сачка. С грохотом и скрежетом Лотар поднял сачок на грузовой стреле высоко в воздух, а три человека у ручки повернули его за борт и повели к массе бьющейся рыбы. Манфред дернул кошельковый трос и закрыл дно сачка.
Лотар повернул рычаг лебедки, и сачок со скрежетом и скрипом снова опустился – в серебряную массу рыбы. Три матроса всей тяжестью навалились на ручку, погружая сачок в живую мешанину.
– Поднимаем! – крикнул Лотар и переключил рычаг лебедки на движение вперед. Сачок, загруженный почти тонной прыгающей, бьющейся сардины, пошел вверх. Манфред упрямо держался за кошельковый трос. Сачок повернули и поставили над трюмным люком.
– Отпускай! – крикнул Лотар сыну, и Манфред выпустил трос. Дно сети открылось, и тонна сардины устремилась в открытый трюм. От такого грубого обращения с рыб слетали крошечные чешуйки и, как снежинки, осыпали людей на палубе, сверкая на солнце розовым и золотым.
С берега подул первый утренний ветерок, и туман заклубился и закипел. Траулер лежал в этой дымке в трех милях от берега, на краю течения, там, где поднимавшиеся из глубин богатые животворным планктоном воды встречались с прибрежными; здесь проходила граница темно-зеленой воды.
Лотар Деларей стоял в рубке и, опираясь на деревянное колесо со спицами – руль, – смотрел в туман. Он любил эти тихие, но напряженные минуты ожидания на рассвете.
Лотар чувствовал наэлектризованность крови, опьянение охотника, которое охватывало его сотни раз, – страсть более сильную, чем пристрастие к наркотикам или спиртному.
Оглядываясь в прошлое, он вспоминал: вот розовый рассвет крадучись ползет по Магерфонтейнским холмам, вот сам Лотар прижимается к брустверу траншеи, ждет, когда из темноты покажутся ряды горской пехоты и – колышутся килты, вздрагивают ленты на шляпах – двинутся прямо на их готовые к бою маузеры. По коже Лотара при этом воспоминании побежали мурашки.
С тех пор он сотни раз поджидал на рассвете крупную добычу: калахарских львов с косматой гривой, грязных старых буйволов с огромными рогами, умных серых слонов с морщинистой кожей и драгоценными длинными бивнями; сейчас дичь гораздо мельче, но когда она появится, то стадо будет многочисленно, огромно, как сам океан.
Течение его мыслей прервало появление мальчика, вышедшего на палубу из камбуза. Мальчик был бос, с длинными, загорелыми, сильными ногами, высокий, ростом почти со взрослого мужчину. Ему пришлось пригнуться, когда он входил в дверь рубки, держа в каждой руке по чашке с дымящимся кофе.
– Сахар? – спросил Лотар.
Мальчик в ответ улыбнулся.
– Четыре ложки, па.
Туман каплями повис на его длинных ресницах, и он мигнул, как сонный кот, сгоняя влагу. Хотя кучерявые волосы выгорели на солнце до платиновой белизны, густые брови и ресницы остались черными, обрамляя и выделяя янтарные глаза.
– Сегодня большая рыба.
Сказав это вслух, Лотар, чтобы отвести неудачу, скрестил пальцы в кармане брюк. «Она нам нужна, – подумал он. – Чтобы выжить, нам нужна большая рыба».
Пять лет назад он снова поддался зову добычи и дикой местности, призыву охотничьего рога. Продал свою процветающую компанию – он занимался строительством дорог и железнодорожных путей, – которую с таким трудом создал, занял сколько мог денег и все поставил на кон.
Он знал, какие безграничные богатства таят в себе зеленые, холодные воды Бенгельского течения. Он увидел эти богатства в хаосе последних дней Великой войны, когда в последний раз противостоял ненавистным англичанам и их марионетке, предателю Яну Сматсу, возглавлявшему армию Южно-Африканского Союза.
С тайной базы, спрятанной среди высоких дюн на побережье Южной Атлантики, Лотар снабжал вооружением и горючим немецкие субмарины, топившие английские торговые суда. Ожидая в те страшные дни появления подводных лодок, он видел, как передвигаются в океане эти огромные богатства. Они были рядом, оставалось только взять их, и в годы, последовавшие за позорным Версальским миром, работая в пыли на жаре, взрывая горы и прокладывая дороги по знойным равнинам, Лотар мечтал. Копил деньги и готовился.
В Португалии он нашел корабли – старые, никому не нужные траулеры. Там же он отыскал да Сильву, тоже старого, знающего об океане все. Вдвоем они отремонтировали и оснастили дряхлые траулеры и, кое-как набрав команды, поплыли на юг вдоль берегов африканского континента.
Консервную фабрику Лотар нашел в Калифорнии: ее там открыли, чтобы обрабатывать уловы тунца, но хозяева переоценили запасы рыбы и недооценили стоимость поимки этих непредсказуемых океанских цыплят.
Лотар купил фабрику за небольшую часть ее первоначальной цены, полностью перевез в Африку и заново собрал на плотном приморском песке рядом с заброшенной станцией по разделке и переработке китов; эта станция дала имя пустынному заливу – Китовый залив.
В первые три сезона Лотар и старый да Сильва находили большую рыбу и непрерывно пожинали урожай на отмелях, пока Лотар не рассчитался со всеми долгами. Он немедленно заказал новые корабли на замену дряхлым португальским траулерам, чья полезная жизнь подошла к концу, и при этом снова влез в долги, еще глубже, чем в начале предприятия.
А потом большая рыба ушла. По причинам, которые невозможно было установить, гигантские косяки сардины исчезли, остались лишь небольшие стайки. И пока рыбаки тщетно обыскивали океан, уходя от суши на сотни миль и больше, далеко выходя за границы экономической зоны консервной фабрики, время неумолимо шло и каждый месяц приносил вести о выросших процентах долга. Стоимость содержания фабрики и кораблей взлетела настолько, что ему пришлось залезть в еще большие долги.
Два года рыбы не было. Потом совершенно внезапно, когда Лотар готов был признать себя побежденным, океанское течение или преобладающий ветер чуть изменились и рыба вернулась, настоящая большая рыба; она с каждым днем множилась, как растет молодая трава.
«Пусть это продлится, – молча молился Лотар, глядя в туман. – Боже, пусть еще немного продлится».
Все, что ему нужно, – три месяца, всего три коротких месяца; тогда он рассчитается с долгами и опять будет свободен.
– Туман поднимается, – сказал мальчик. Лотар покачал головой, заморгал и очнулся от воспоминаний.
Туман разошелся, как театральный занавес, открылась мелодраматическая картина, чересчур яркая, чтобы быть естественной: рассвет горел и вспыхивал, как фейерверк; оранжевым, золотым и зеленым отражался он в океане, окрашивая столбы тумана в розовый и кровавый цвета, отчего казалось, будто сами воды горят нездешним огнем. Тишина усиливала волшебство этого представления, жидкая, тяжелая, как хрусталь, так что могло показаться, будто ты оглох, будто у тебя отняли все другие чувства, оставив только зрение, чтобы ты мог насладиться этим удивительным зрелищем.
Но тут взошло солнце. Ослепительный золотой луч пробил туманный покров, заиграл на поверхности океана и ярко осветил четкую линию течения. Прибрежные воды подернулись туманной синевой, спокойные и гладкие, как масло. Черта, у которой они встречались с океанскими глубинами, была прямой и острой, как лезвие ножа. За ней поверхность была темной и недружелюбной, как зеленый бархат, который погладили против ворса.
– Daar spring hy! – крикнул с носа да Сильва, показывая на границы темной воды. – Вон он прыгает!
Низкое солнце коснулось воды, и из нее выпрыгнула одна-единственная рыба, чуть длиннее руки человека, сверкавшая серебром.
– Начинаем!
От возбуждения голос Лотара звучал хрипло; мальчик поставил чашку на столик с картой, пролив несколько капель, и бросился вниз, в машинное отделение.
Лотар защелкал переключателями и приоткрыл заслонку, а мальчик внизу схватился за рукоять двигателя.
– Поворачивай! – крикнул вниз Лотар, и мальчик, напрягая все силы, начал поворачивать рукоятку, преодолевая сопротивление всех четырех цилиндров. Ему не исполнилось и тринадцати, но он был силен, почти как взрослый, и на его спине, когда он работал, бугрились мышцы.
– Давай!
Лотар перекрыл клапаны. Двигатель, еще не остывший после перехода из гавани, взревел. Из выхлопного отверстия в корпусе вырвался черный маслянистый дым, и двигатель мерно заурчал.
Мальчик поднялся по лестнице и побежал по палубе на нос, к да Сильве.
Лотар чуть повернул нос корабля, и судно пошло по течению. Туман рассеялся; они увидели остальные суда. Те тоже неслышно поджидали в тумане первых лучей солнца, но теперь все двигались вдоль линии течения; их кильватерные струи длинными клиньями избороздили спокойную поверхность, а носовые волны сверкали в утренних солнечных лучах белизной. Экипажи, стоя у бортов, всматривались вперед, сквозь гул двигателей слышались возбужденные голоса.
Лотар из своей стеклянной рубки видел всю рабочую площадку пятидесятифутового траулера. Он в последний раз проверил готовность. Длинная сеть была выложена вдоль правого борта, трос с поплавками свернут аккуратной бухтой. В сухом виде сеть весила семь с половиной тонн; намокнув, была во много раз тяжелее. Длиной в пятьсот футов, в воде она, как кисейный занавес, на семьдесят футов свисала с пробковых поплавков. Лотар заплатил за нее больше пяти тысяч фунтов – столько обычному рыбаку не заработать и за двадцать лет непрерывного тяжелого труда; три других траулера были снабжены такими же сетями; каждый на прочной фалине тянул за собой обшитую внакрой восемнадцатифутовую шлюпку.
Бросив один внимательный взгляд, Лотар убедился, что к спуску сетей все готово, посмотрел вперед и успел увидеть прыжок второй рыбы. На этот раз рыба была так близко, что он различил темные боковые полосы на блестящем теле и заметил разницу в цвете: нежная зелень над линией и блестящее серебряное ниже. Рыба ушла под воду, оставив на поверхности темное углубление.
И, словно по сигналу, океан ожил. Вода внезапно потемнела, словно накрытая тенью облака, но это облако поднималось снизу, из глубин. Вода закипела, как будто в ней билось чудовище.
– Большая рыба! – закричал да Сильва, поворачивая к Лотару морщинистое обветренное лицо и широко разводя руки, словно пытаясь обхватить океан, полный рыбы.
Перед ними лежал огромный единый косяк шириной в милю, его край уходил в скрытый туманом океан. За все годы охоты Лотар никогда не видел такого сосредоточения жизни, такого количества представителей одного вида. Рядом с косяком незначительными казались тучи саранчи, закрывающие африканское полуденное солнце, и стаи крошечных красноклювых ткачиков, под тяжестью которых ломаются ветви больших деревьев. Даже экипажи траулеров замолчали и в благоговейном страхе смотрели, как косяк поднимается на поверхность и вода белеет и сверкает, как свежий снег; бесчисленные миллионы маленьких чешуйчатых тел, выдавливаемые на поверхность бесконечными массами под ними, ловили и отражали солнечный свет.
Да Сильва опомнился первым. Он повернулся и побежал по палубе, быстрый и проворный, как юноша, и задержался только у входа в рубку.
– Мария, матерь Божья, позволь нам сохранить сеть, когда кончится этот день!
Пожелание было высказано не зря. Старик добежал до кормы и перебрался через планширь в шлюпку. Его пример заставил остальных членов экипажа занять рабочие места.
– Манфред! – позвал сына Лотар. Мальчик, неподвижно стоявший на носу, повернул голову и послушно побежал к отцу.
– Возьми руль!
Огромная ответственность для такого молодого человека, но Манфред много раз доказывал, что на него можно положиться, и, выходя из рубки, Лотар не питал никаких опасений. На носу он не оглядываясь дал знак и почувствовал, как кренится палуба: это Манфред, подчиняясь сигналу отца, повернул руль и начал по широкому кругу обходить косяк.
– Так много рыбы, – прошептал Лотар.
Он оценивал расстояния, ветер, течение, и в его голове все время звучало предупреждение да Сильвы: траулер и его сеть могут принять сто пятьдесят тонн этих проворных серебряных сардин, а если повезет и хватит умения, то 200 тонн.
Но перед ним были миллионы тонн рыбы. Неразумный, нерасчетливый бросок заполнит невод десятью или двадцатью тысячами тонн, и эта тяжесть разорвет сеть в клочья, может вообще сорвать ее, разорвать трос с поплавками, срезать кнехты с палубы и утащить все это на глубину. Или хуже того: если трос и швартовочные кнехты выдержат, траулер под тяжестью сети может перевернуться. Лотар рисковал потерять не только ценную сеть, но и суда, и жизни экипажа, и сына.
Он невольно оглянулся, и Манфред улыбнулся ему из окна рубки. На его лице читалось возбуждение. Сверкая темно-янтарными глазами, блестя белыми зубами, он был очень похож на свою мать, и Лотар, возвращаясь к работе, почувствовал душевную боль.
Эти несколько мгновений, на которые он отвлекся от рыбы, едва не погубили Лотара. Траулер несся прямо на косяк; еще несколько мгновений, и он врезался бы в него, заставив уйти глубоко под воду: вся стая, действуя, как загадочный единый организм, снова исчезла бы в глубинах океана. Лотар резко приказал поворачивать, и мальчик отреагировал мгновенно. Траулер повернул, они поплыли рядом с косяком, держась в пятидесяти футах от него и выжидая.
Еще раз быстро обернувшись, Лотар убедился, что остальные капитаны тоже держатся осторожно, устрашенные гигантской массой сардины, которую обходили. Сварт Хендрик посмотрел в его сторону – огромный черный буйвол, а не человек; его лысая голова сверкала на солнце, как пушечное ядро. Боевой товарищ, участник десятков отчаянных дел, он так же легко, как Лотар, перешел с суши на море и стал таким же искусным рыбаком, каким был охотником на слонов и людей. Лотар взмахнул рукой, призывая к осторожности, и Хендрик неслышно рассмеялся и махнул рукой, подтверждая, что понял.
Изящно, как танцоры, четыре корабля кружили и исполняли па вокруг огромного косяка, а тем временем последние клочья тумана рассеялись, унесенные легким ветром. Солнце очистило горизонт, и далекие дюны на берегу блестели, как только что выплавленная медь, создавая эффектный фон для развертывающейся охоты.
Рыба по-прежнему держалась плотным островом, и Лотар начал приходить в отчаяние. Косяк провел у поверхности уже больше часа, дольше обычного. В любое мгновение он может уйти вниз и исчезнуть, а сеть еще не забросили ни с одного из траулеров. Уж слишком много сардины; рыбаки – как нищие перед невероятным сокровищем. Лотар почувствовал, как его охватывает безрассудство. Он и так ждал слишком долго.
«Бросаем, и будь все проклято!» – подумал он и дал Манфреду сигнал сближаться; они повернули к солнцу, и Лотар прищурился, чтобы уберечься от блеска.
Но прежде чем он решился на глупость, да Сильва резко свистнул; обернувшись, Лотар увидел, что португалец стоит на банке шлюпки и отчаянно машет руками. За ним край косяка начал выпячиваться. Сплошное округлое пятно меняло форму. У него начало отрастать щупальце, волдырь… нет, скорее это напоминало череп на тонкой шее: часть рыбы отделилась от главной массы. Этого они и ждали.
– Манфред! – крикнул Лотар и замахал правой рукой. Мальчик повернул руль. Корабль развернулся и нацелился на «перешеек» в косяке, как топор палача.
– Медленней! – махнул Лотар. Корабль приостановился и осторожно коснулся узкой «шеи». Вода была такая чистая, что Лотар видел отдельных рыб, окруженных радугами отраженного солнечного света, а ниже темно-зеленую массу остального косяка, плотную, как айсберг.
Лотар и Манфред осторожно, чтобы не встревожить косяк и не заставить его уйти на глубину, вводили нос корабля в живую массу; винт едва поворачивался. Нос корабля рассек узкую шею, небольшая часть – «бугор» – отделилась. Как овчарка, загоняющая стадо, Лотар разделил косяк, сдавая назад, поворачивая судно и снова двигаясь вперед: Манфред точно понимал его сигналы.
– По-прежнему слишком много! – пробормотал про себя Лотар. Они отделили от косяка небольшую часть, но, по оценке Лотара, в этой части еще оставалось не меньше тысячи тонн или даже больше, потому что толщу косяка он оценить не мог.
Это был риск, большой риск. Краем глаза Лотар видел, как да Сильва знаками призывает к осторожности; потом он присвистнул – тоненько от возбуждения. Старик испугался такого количества рыбы, и Лотар улыбнулся; его желтые глаза сузились и блеснули, как шлифованный топаз; он дал Манфреду знак увеличить скорость и намеренно повернулся спиной к старику.
На скорости в пять узлов он остановил Манфреда, и корабль стал описывать круги, плотно прижимаясь к отделившейся части косяка, заставляя рыбу сбиться еще теснее. Когда рыбу обошли два раза и очутились с подветренной от нее стороны, Лотар повернулся к корме и поднес ладони ко рту.
– Бросай! – крикнул он. – Бросай сеть!
Черный матрос-гереро, стоявший на корме, ударил по скользящему узлу, удерживавшему фалинь шлюпки, и бросил конец за борт. Маленькая деревянная шлюпка, в которой все еще протестующе кричал что-то вцепившийся в планширь да Сильва, сразу ушла назад, покачиваясь на кильватерной волне, и потянула за борт тяжелую коричневую сеть.
Траулер шел вдоль косяка, и грубая коричневая сеть с шелестом и шорохом переползала через деревянный поручень; как питон, разворачивался и уходил в воду трос с поплавками – пуповина, соединявшая траулер с шлюпкой. Поворачиваясь по ветру, цепочка поплавков, расположенных на тросе через равные промежутки, окружила плотную массу рыбы, а шлюпка, в которой да Сильва в отчаянии сел на банку, оказалась прямо впереди по курсу.
Манфред удерживал руль, сопротивляясь тяговой силе большой сети; мелкими поправками в курс он подвел траулер к шлюпке и, когда они соприкоснулись бортами, отключил подачу топлива. Теперь сеть окружала стаю. Да Сильва взобрался на борт траулера, положив на плечо конец тяжелого, в три дюйма толщиной манильского троса.
– Ты потеряешь сеть! – крикнул он Лотару. – Только безумец окружает стаю сетью, она уйдет с твоей сетью. Святой Антоний и благословенный святой Марк мои свидетели!
Но под жестким руководством Лотара матросы-гереро уже начали вытягивать сеть. Двое сняли с плеч да Сильвы конец троса с поплавками и прочно закрепили его, а остальные помогали Лотару тащить шнур кошелькового невода к главной лебедке.
– Это моя сеть и моя рыба, – сказал Лотар да Сильве, запуская грохочущую лебедку. – Закрываем.
Сеть опустилась в чистую зеленую воду на семьдесят футов, но ее дно было открыто. Теперь прежде всего сеть следовало закрыть, пока рыба не обнаружила выход. Согнувшись над лебедкой, напрягая мышцы голых загорелых рук, Лотар ритмично двигал плечами, перехватывая кошельковый трос и подавая его на вращавшийся барабан лебедки. Этот трос проходил через стальные кольца, закрепленные на нижней стороне сети, и сеть начала закрываться, как гигантский табачный кисет.
В рубке Манфред осторожно маневрировал, подавая судно чуть вперед или назад, так чтобы корма не оказывалась близ сети и сеть не могла намотаться на винт, а тем временем да Сильва подвел шлюпку к противоположному краю невода и подцепил его, чтобы она создавала дополнительную подъемную силу: это должно было помочь в критический момент, когда косяк поймет, что оказался в западне, и запаникует. Лотар быстро тянул тяжелый кошельковый трос, и вот из воды показались и начали подниматься на борт блестящие стальные кольца. Сеть закрылась, и стая оказалась в мешке.
По щекам Лотара градом катился пот, и рубашка тоже промокла; он прислонился к планширю. Он так устал, что не мог говорить. Длинные серебристо-белые волосы, мокрые от пота, упали ему на лоб и на глаза. Лотар сделал знак да Сильве.
Трос с поплавками аккуратным кольцом лежал на легкой зыби холодного зеленого Бенгельского течения. Но вот на глазах у Лотара, который по-прежнему тяжело дышал, глотая воздух, кольцо покачивающихся поплавков изменило форму и стало быстро вытягиваться: косяк наконец ощутил присутствие сети и попытался вырваться. Потом повернул и двинулся в противоположном направлении, увлекая за собой сеть и шлюпку, словно обрывки водорослей.
Стая была неодолимо сильна, как Левиафан.
– Клянусь богом, рыбы больше, чем я рассчитывал, – выдохнул Лотар.
Встряхнувшись, он отбросил со лба влажные волосы и побежал к рубке.
Косяк метался в сети, дергая шлюпку, и Лотар почувствовал, как резко наклонилась под ним палуба траулера, когда вся масса рыбы неожиданно натянула тяжелые тросы.
– Да Сильва был прав. Мы обезумели, – прошептал он и протянул руку к туманному горну. Прозвучали три резкие ноты – требование помощи, и Лотар увидел, что остальные траулеры повернули и направились к нему. Никто из капитанов не набрался смелости забросить сеть в огромный косяк.
– Быстрей! Черт побери, быстрей! – тщетно кричал им Лотар, потом повернулся к экипажу. – Все к сети!
Матросы колебались, не решаясь приблизиться к сети.
– Шевелитесь, черные ублюдки! – крикнул Лотар и, подавая пример, бросился к планширю. Нужно было сгустить косяк, согнать мелкую рыбу в такую тесную массу, чтобы лишить силы.
Грубая сеть резала, как колючая проволока, но матросы пригнулись и использовали покачивания корпуса на низкой волне, чтобы выбирать ее, подтягивая с каждым сосредоточенным рывком на несколько футов.
Но тут косяк снова дернулся, и часть сети, которую уже подняли, вырвалась у матросов из рук. Один из гереро замешкался и не успел отпустить сеть, пальцы его правой руки застряли в ячейках. Плоть с пальцев снялась, как перчатка, обнажив белые кости среди обрывков мышц.
Матрос закричал и прижал искалеченную руку к груди, пытаясь остановить поток яркой крови. Кровь замарала ему лицо и потекла по лоснящейся черной груди, промочила штаны.
– Манфред! – крикнул Лотар. – Позаботься о нем!
И снова перенес все внимание на сеть. Сардина уходила на глубину и тащила за собой трос с поплавками; небольшая часть косяка ушла через верх, рассеиваясь в яркой воде как темно-зеленый дым.
– Скатертью дорога! – пробормотал Лотар, но основная часть косяка оставалась в западне, трос с поплавками подпрыгивал на поверхности. Косяк снова потянул вниз, и на этот раз тяжелый пятидесятифутовый траулер опасно накренился, так что членам экипажа пришлось хвататься за опоры. Черные лица матросов посерели от страха.
Шлюпку резко поволокло вниз, и ей не хватило плавучести. Зеленая вода полилась через планширь, затопляя лодку.
– Прыгай! – крикнул Лотар старику. – Уходи подальше от сети!
Оба сознавали, какая опасность грозит шлюпке.
В прошлом сезоне один из матросов упал в сеть. Рыба сразу навалилась на него и утянула под воду, используя сопротивление его тела в своей попытке уйти. Когда несколько часов спустя тело извлекли из глубин сети, оказалось, что под огромным давлением рыба проникла во все отверстия тела. Через открытый рот она пробилась в желудок, серебряными кинжалами пробила глазницы, выдавив глазные яблоки, и проникла в мозг. Даже прорвала грубую ткань брюк и набилась в задний проход, отчего желудок и кишки матроса, наполненные дохлой рыбой, раздулись, как нелепый воздушный шар. Никто не мог забыть это зрелище.
– Убирайся от сети! – снова крикнул Лотар, и да Сильва прыгнул за борт тонущей шлюпки в тот миг, когда та ушла под поверхность. Он отчаянно плескался: тяжелые сапоги тянули его вниз.
Однако Сварт Хендрик успел его спасти. Он аккуратно подвел траулер к выпирающему тросу с поплавками, и два матроса подняли да Сильву на борт, в то время как остальные под руководством Хендрика прочно закрепили дальний конец сети.
– Только бы сеть выдержала! – прохрипел Лотар; остальные два траулера тоже подошли и закрепили концы сети.
Четверка траулеров выстроилась вокруг пойманного косяка, и, лихорадочно работая, матросы склонились к сети и начали ее вытягивать.
Фут за футом выбирали они сеть, по двенадцать человек на каждом траулере, и даже Манфред занял место рядом с отцом. Они хмыкали, крякали, кряхтели и потели, вновь и вновь обдирая до крови руки, когда рыба рвалась в сторону, их спины и животы обжигала горячая боль, но медленно, по дюймам, люди покоряли огромный косяк, пока верхняя его часть не вышла из воды. Верхние слои рыбы беспомощно бились и высыхали на плотной массе, которая продолжала давиться и гибнуть в глубине.
– Вычерпывайте! – крикнул Лотар, и по три человека на каждом траулере извлекли из стоек возле рубки большие сачки на длинных рукоятях и отнесли их на палубу.
Сачки были той же формы, что для ловли бабочек или как те маленькие сети, которыми дети ловят в заводях на берегу моллюсков и крабов. Но ручки у них были длиной тридцать футов, и каждый сачок мог за один заход захватить до тонны рыбы. В трех местах к стальному кольцу, которое окружало вход в сеть, крепились манильские тросы, другой конец тросов уходил к лебедкам, с помощью которых поднимали и опускали эти сачки. Благодаря ряду более мелких колец сеть сверху можно было приоткрывать и закрывать так же, как закрывалось дно большой сети.
Пока сачки устанавливали, Лотар и Манфред открывали трюм. Потом бросились на свои места: Лотар к лебедке, а Манфред к кошельковому тросу сачка. С грохотом и скрежетом Лотар поднял сачок на грузовой стреле высоко в воздух, а три человека у ручки повернули его за борт и повели к массе бьющейся рыбы. Манфред дернул кошельковый трос и закрыл дно сачка.
Лотар повернул рычаг лебедки, и сачок со скрежетом и скрипом снова опустился – в серебряную массу рыбы. Три матроса всей тяжестью навалились на ручку, погружая сачок в живую мешанину.
– Поднимаем! – крикнул Лотар и переключил рычаг лебедки на движение вперед. Сачок, загруженный почти тонной прыгающей, бьющейся сардины, пошел вверх. Манфред упрямо держался за кошельковый трос. Сачок повернули и поставили над трюмным люком.
– Отпускай! – крикнул Лотар сыну, и Манфред выпустил трос. Дно сети открылось, и тонна сардины устремилась в открытый трюм. От такого грубого обращения с рыб слетали крошечные чешуйки и, как снежинки, осыпали людей на палубе, сверкая на солнце розовым и золотым.