Страница:
Банкир поднялся в свой офис. Банк «Балтийский» напоминал ему отлаженный механизм швейцарских часов. С такой же слаженностью и точностью должны работать и прочие его структуры.
Казанцев заказал себе кофе. В этот утренний час он был собран, энергичен и заряжен на большие дела. Последние потрясения можно трактовать по-разному, но лично он полагал, что они сулят ему выгоду.
Настроение у него было приподнятым еще и потому, что с утра он успел пообщаться с «вещицей». Битый час разглядывал ее во всех деталях и подробностях, представляя себе, как будет выглядеть шедевр в полностью законченном виде.
В такие минуты Казанцев ощущал мощный прилив энергии; порой созерцаемое зрелище доводило его до состояния экстаза. Проект, в саму возможность осуществления которого не верил, кажется, никто, кроме самого Казанцева, близится к завершению. Немного сыщется людей, кому удавались столь масштабные замыслы. Пожалуй, никто из его близкого окружения не способен в полной мере оценить проявленные им блестящие организаторские способности, помноженные на безумную дерзость и отменный художественный вкус. Никто, кроме разве что Дэвида Уолтмэна, тонкого ценителя и страстного коллекционера, вложившего в их авантюрный проект весьма серьезные средства.
Почувствовав нахлынувшее возбуждение, Казанцев невольно взъерошил волосы, сломав идеальный пробор. Он и сам порой не верил в то, что смог сдвинуть с места такую глыбищу. На гладко выбритом лице сорокалетнего мужчины властное и несколько отстраненное выражение сменилось самодовольной улыбкой.
Пройдет совсем немного времени, и к известным уже на свете чудесам прибавится еще одно. Впрочем, о существовании вещицыдостаточно долгий срок будут знать лишь считанные люди. Жаль, конечно, расставаться с предметом твоего вожделения, безумно жаль передавать шедевр в пожизненное владение Уолтмэна, но неотвратимость расставания с ним компенсирует не только чек с длинной чередой нулей, но и сознание того, что именно ему, Алексею Казанцеву, удалось осуществить нечто такое, что оказалось не под силу даже могущественному некогда государству, безраздельно правившему половиной земного шара, и уж тем более не по зубам нынешней оскудевшей России.
В отличие от подавляющего большинства российских нуворишей «зелень» ему нужна отнюдь не для того, чтобы солить ее в несметных количествах в швейцарских и прочих банках, и не для покупки шикарных вилл и акций прибыльных компаний. Ради одного этого не стоит рвать себе жилы, всех денег не заработаешь, а на том свете вряд ли котируются доллары, дойчмарки или английские фунты.
Казанцев, человек просвещенный, мыслящий широко и масштабно, знал, как и во что следует вкладывать наличность. Тем более что у него есть с кого брать пример. Дэвид Уолтмэн со своими без малого восемью миллиардами долларов входит в число самых состоятельных людей планеты. Другой бы на его месте — особенно окажись им исконно русский человек — давно уж сложил бы ручки на животе, поплевывал в потолок и жил на одни дивиденды. Или симулировал бы для других видимость активной деятельности. Но Дэвид — азартный игрок, ради достижения своих целей он частенько рискует если не всем своим капиталом, то довольно значительной его частью. Человек работает ежесуточно без выходных по 12 — 14 часов и своих многочисленных менеджеров, клерков и адвокатов заставляет крутиться как ошпаренных. И старается он вовсе не ради того, чтобы оставить наследникам головную боль в виде огромной кучи денег. Частная художественная коллекция Дэвида Уолтмэна считается одной из крупнейших в мире, а его экспозициям могут позавидовать самые известные музеи.
Уже сейчас можно быть уверенным, что его имя не затеряется среди сонма богачей, он наверняка оставит свой след в истории. А если удастся осуществить их совместный проект, то со временем имя Казанцева у многих будет на слуху.
Но с переправкой «вещицы» за кордон придется подождать как минимум до тех пор, пока он не разрешит свои противоречия с «папочкой».
Из динамика селектора донесся голос секретаря:
— Алексей Игоревич, к вам Сан Саныч по межгороду.
Про волка речь, а он навстречь! И чего, спрашивается, не сидится ему спокойно на своей дачке? Подбирал бы себе камушки на пляже да любовался «колючкой», так нет, даже под старость не может успокоиться, все ему чего-то не хватает, собиратель хренов...
— Соедините.
Ага, сейчас... Размечтались.
Возможно, он слишком сгустил краски. Потому что «папа» ничего такого ему не говорил. Он просто сказал, что им необходимо переговорить с Ростиком, то бишь Ростиславом Богдевичем, номинальным главой «Балтинвеста». Желательно прямо сегодня.
Но Казанцев успел настолько хорошо изучить «папу», что научился понимать с полуслова. И вдобавок читать его тайные мысли. Поэтому звонок этот не удивил его и не озадачил. Ясно, что С.С. крайне недоволен зятем. Так же как ясно и то, что звонил он после не слишком радостной беседы с представителем бундесов: наверняка решали дальнейшую судьбу окончательно отбившегося от рук «янтарного барона».
Ростику он, конечно, позвонит и назначит ему встречу во второй половине дня. Богдевич давно интригует, чтобы и его подключили к янтарному бизнесу. Можно и встретиться — почему нет. Он будет водить за нос этих людей ровно столько, сколько понадобится ему для дела. И при этом поглядывать на барометр, чтобы не упустить тот ответственный момент, когда стрелка приблизится к зловещей отметке «буря».
Значит, судьбу его решали? Наверное, на пляжике среди кольев с колючей проволокой — там самое место для таких разговоров. И наверняка замыслили что-то недоброе. Ну-ну...
Казанцев ткнул пальцем в клавишу переговорника, включая линию связи с руководителем службы безопасности:
— Анатолий Иваныч, поднимитесь. Есть срочный разговор.
Глава 9
Глава 10
Казанцев заказал себе кофе. В этот утренний час он был собран, энергичен и заряжен на большие дела. Последние потрясения можно трактовать по-разному, но лично он полагал, что они сулят ему выгоду.
Настроение у него было приподнятым еще и потому, что с утра он успел пообщаться с «вещицей». Битый час разглядывал ее во всех деталях и подробностях, представляя себе, как будет выглядеть шедевр в полностью законченном виде.
В такие минуты Казанцев ощущал мощный прилив энергии; порой созерцаемое зрелище доводило его до состояния экстаза. Проект, в саму возможность осуществления которого не верил, кажется, никто, кроме самого Казанцева, близится к завершению. Немного сыщется людей, кому удавались столь масштабные замыслы. Пожалуй, никто из его близкого окружения не способен в полной мере оценить проявленные им блестящие организаторские способности, помноженные на безумную дерзость и отменный художественный вкус. Никто, кроме разве что Дэвида Уолтмэна, тонкого ценителя и страстного коллекционера, вложившего в их авантюрный проект весьма серьезные средства.
Почувствовав нахлынувшее возбуждение, Казанцев невольно взъерошил волосы, сломав идеальный пробор. Он и сам порой не верил в то, что смог сдвинуть с места такую глыбищу. На гладко выбритом лице сорокалетнего мужчины властное и несколько отстраненное выражение сменилось самодовольной улыбкой.
Пройдет совсем немного времени, и к известным уже на свете чудесам прибавится еще одно. Впрочем, о существовании вещицыдостаточно долгий срок будут знать лишь считанные люди. Жаль, конечно, расставаться с предметом твоего вожделения, безумно жаль передавать шедевр в пожизненное владение Уолтмэна, но неотвратимость расставания с ним компенсирует не только чек с длинной чередой нулей, но и сознание того, что именно ему, Алексею Казанцеву, удалось осуществить нечто такое, что оказалось не под силу даже могущественному некогда государству, безраздельно правившему половиной земного шара, и уж тем более не по зубам нынешней оскудевшей России.
В отличие от подавляющего большинства российских нуворишей «зелень» ему нужна отнюдь не для того, чтобы солить ее в несметных количествах в швейцарских и прочих банках, и не для покупки шикарных вилл и акций прибыльных компаний. Ради одного этого не стоит рвать себе жилы, всех денег не заработаешь, а на том свете вряд ли котируются доллары, дойчмарки или английские фунты.
Казанцев, человек просвещенный, мыслящий широко и масштабно, знал, как и во что следует вкладывать наличность. Тем более что у него есть с кого брать пример. Дэвид Уолтмэн со своими без малого восемью миллиардами долларов входит в число самых состоятельных людей планеты. Другой бы на его месте — особенно окажись им исконно русский человек — давно уж сложил бы ручки на животе, поплевывал в потолок и жил на одни дивиденды. Или симулировал бы для других видимость активной деятельности. Но Дэвид — азартный игрок, ради достижения своих целей он частенько рискует если не всем своим капиталом, то довольно значительной его частью. Человек работает ежесуточно без выходных по 12 — 14 часов и своих многочисленных менеджеров, клерков и адвокатов заставляет крутиться как ошпаренных. И старается он вовсе не ради того, чтобы оставить наследникам головную боль в виде огромной кучи денег. Частная художественная коллекция Дэвида Уолтмэна считается одной из крупнейших в мире, а его экспозициям могут позавидовать самые известные музеи.
Уже сейчас можно быть уверенным, что его имя не затеряется среди сонма богачей, он наверняка оставит свой след в истории. А если удастся осуществить их совместный проект, то со временем имя Казанцева у многих будет на слуху.
Но с переправкой «вещицы» за кордон придется подождать как минимум до тех пор, пока он не разрешит свои противоречия с «папочкой».
Из динамика селектора донесся голос секретаря:
— Алексей Игоревич, к вам Сан Саныч по межгороду.
Про волка речь, а он навстречь! И чего, спрашивается, не сидится ему спокойно на своей дачке? Подбирал бы себе камушки на пляже да любовался «колючкой», так нет, даже под старость не может успокоиться, все ему чего-то не хватает, собиратель хренов...
— Соедините.
* * *
Разговор с тестем получился не очень длинный, но предельно содержательный. Сан Саныч напомнил о недавнем разговоре и сказал, что нет смысла тянуть с осуществлением их «общей» задумки. В том смысле, что пора постепенно сдавать дела. В сжатые сроки отдать ключ от квартиры, где деньги лежат. То бишь от Янтарного комбината и промыслов. На блюдечке с голубой каемочкой. И акт приемопередачи подмахнуть не глядя. А потом и предсмертную записку состряпать. И для взаимного удовольствия — тут же помереть.Ага, сейчас... Размечтались.
Возможно, он слишком сгустил краски. Потому что «папа» ничего такого ему не говорил. Он просто сказал, что им необходимо переговорить с Ростиком, то бишь Ростиславом Богдевичем, номинальным главой «Балтинвеста». Желательно прямо сегодня.
Но Казанцев успел настолько хорошо изучить «папу», что научился понимать с полуслова. И вдобавок читать его тайные мысли. Поэтому звонок этот не удивил его и не озадачил. Ясно, что С.С. крайне недоволен зятем. Так же как ясно и то, что звонил он после не слишком радостной беседы с представителем бундесов: наверняка решали дальнейшую судьбу окончательно отбившегося от рук «янтарного барона».
Ростику он, конечно, позвонит и назначит ему встречу во второй половине дня. Богдевич давно интригует, чтобы и его подключили к янтарному бизнесу. Можно и встретиться — почему нет. Он будет водить за нос этих людей ровно столько, сколько понадобится ему для дела. И при этом поглядывать на барометр, чтобы не упустить тот ответственный момент, когда стрелка приблизится к зловещей отметке «буря».
Значит, судьбу его решали? Наверное, на пляжике среди кольев с колючей проволокой — там самое место для таких разговоров. И наверняка замыслили что-то недоброе. Ну-ну...
Казанцев ткнул пальцем в клавишу переговорника, включая линию связи с руководителем службы безопасности:
— Анатолий Иваныч, поднимитесь. Есть срочный разговор.
Глава 9
Крутые жизненные обстоятельства принудили Бушмина заделаться на какое-то время невидимкой — стать эдаким фантомом, блуждающим по подземельям и недобро подсматривающим за обосновавшимися здесь двуногими. Несколько сеансов наблюдения, стоивших немалых физических и нервных затрат, позволили ему составить представление о том, для какой надобности был построен в этих местах скромный «коттедж» и каков примерно круг служебных обязанностей тех сотрудников АО «Водоканал», что попарно дежурят на «точке».
«Маршрутные», или как их там называют, наведываются в коллектор два раза в сутки: ровно в полдень и ровно в полночь. Пунктуальны, сволочи, можно по ним сверять часы.
И за то время, пока за ними тайно подглядывал «фантом», они ни на йоту не отошли от накрепко вбитых в их головы служебных инструкций. «Зер гут, — сказал по этому поводу сам себе Бушмин. — От-шень ка-ра-шо».
В зону ответственности «маршрутных» определен участок коллектора протяженностью примерно в пять километров: его начало нужно искать где-то в районе пересечения Московского проспекта и улицы Литовский вал. «Точка» находится посередине «путевой дистанции». В полдень дежурная пара появляется из вмурованных в стену тоннеля дверей и эдак неторопливо топает в восточном направлении. Вернее, бредет по колено в воде. Занятие не из самых приятных.
По ходу маршрута они обращают внимание на целостность металлических «намордников», перекрывающих водостоки, а также следят за сохранностью люков, которые позволяют выбраться на поверхность. Люки оборудованы спецзадвижками, справиться с ними может лишь обученный техперсонал, да и то при наличии соответствующих приспособлений.
Дойдя до границы своих владений, они маршируют в противоположном направлении. В целом «дневная» прогулка под землей занимает у них три часа времени. Во время ночного обхода маршрут сокращен вдвое. Все остальное время они дежурят внутри коттеджа, и чем там занимаются эти олухи, Бушмина совершенно не интересует.
Но зато его живо интересовали вещи, обнаружить местонахождение которых ему удалось благодаря тем же «маршрутным». У решеток они надолго не задерживаются — осветят фонарем, стоит ли на месте и не прогрыз ли кто прутья, и идут себе дальше. По такой же методе они осматривают люки. Ходят как роботы: айн-цвай, айн-цвай... Но в двух местах тоннеля у них заминочка случается: остановятся на несколько секунд и упрутся лучиками прямо в стенку, а потом опять айн-цвай. И что это они там высматривают? Решеток и люков там вроде нет. Ну-ка, ну-ка...
А там два ящичка небольших размеров вмурованы прямо в стену — расстояние между ними примерно полста метров. Крышки разукрашены под цвет кладки — сто раз пройдешь мимо и не обратишь на них никакого внимания. Под сдвигающейся вбок броняшкой величиной с пятак — замочная скважина. А они, оказывается, ретрограды. Могли бы и на цифровой замок потратиться.
Спустя короткое время, детально исследовав кладку, Бушмин изумленно присвистнул — надо же, слона-то он, оказывается, и не приметил. Не слона, конечно, — металлическую дверцу. Разрисованную неизвестным маляром под кирпичную кладку.
Ну что ж, спасибо, что дали наводку, «маршрутные». Как принято у вас говорить — «данке шён».
Уже на следующие сутки Бушмин появился здесь во всеоружии: с портативной «бошевской» дрелью, работающей от встроенного элемента питания, с набором инструментов, основным из которых следует считать фомку, и непременным «ПСС» — без «вула» нынче нет разгула. Благодаря братьям-морпехам, передавшим ему «посылку» через Володю Гладкевича, у Бушмина теперь было все необходимое для серьезной диверсионной войны, включая взрывчатку двух видов, запалы, детонаторы, шнуры и прочую дребедень. Взрывать, правда, он пока ничего не собирался — набрал всего этого барахла, так сказать, про запас.
С крышкой он управился за каких-нибудь пять минут. Нервов пережег, естественно, уйму. В металлическом щитке оказался упрятан самый элементарный пакетник. Бушмин, естественно, работал в резиновых перчатках: во-первых, чтобы не шандарахнуло током, а во-вторых, его «пальчики» имеются в распоряжении всех «заинтересованных» ведомств и организаций — на сей счет можно быть полностью уверенным.
Стоило включить пакетник, как тут же послышалось нежное «ш-ш-ш...». Гидразлика или электричество, не суть важно, но какая-то сила заставила чертову дверцу открыться — она оказалась толстой, двойной, как люковина на военном корабле. Порожек высокий — выше уровня воды сантиметров на пятнадцать. Бушмин торопливо осветил фонарем открывшееся его взору помещение: тесноватая клетушка — метров двенадцать площадью, вдоль стены стеллажик с баллонами и гидрокостюмами — и то и другое черного цвета. Сразу почему-то вспомнился «черный монах», на нем была точно такая же «вторая шкура», ну просто — один к одному.
Все это, включая компрессорную установку, предназначенную для закачки дыхательной смеси в баллоны, Бушмин узрел буквально одним глазом. Потому что второй у него следил за дверью, откуда в любой момент могли выскочить в тоннель двое рассерженных мужичков — а кому понравится, если его посреди ночи с постели срывают? Вдобавок еще — сердчишко в груди колотится и пульс разом зашкалил за двести.
Но Бушмин все рассчитал очень грамотно. Подтвердилось его предположение, что при отпирании двери в «коттедже» должна сработать сигнализация. Тоннель в этом месте заметным образом выгибается, и Бушмин успел оказаться в «мертвой зоне» прежде, чем кромешную темноту прорезали мятущиеся снопы мощных фонарей. А еще через минуту он поставил на свое штатное место «намордник» и нырнул в пролаз, выводящий прямиком в подвал «ничейного» дома.
И еще одну любопытную деталь подметил Бушмин в ходе своих тайных наблюдений. В стенках тоннеля, заполненного почти на треть водой, частенько попадаются на глаза фрагменты чужеродной кладки, а в некоторых местах выделяются заплаты из бетона — все это следы замуровок. Надо полагать, большая часть ходов была пробурена в годы Второй мировой войны, когда столица Восточной Пруссии неоднократно подвергалась массированным ударам с воздуха. Население, спасаясь от жестоких бомбежек, буквально вгрызалось в землю, а поскольку под землей в Кенигсберге существовала разветвленная система коммуникаций, начиная с галерей, сохранившихся еще с прошлых веков, и заканчивая протяженными коллекторами, то многие жители предпочитали пережидать налеты не в подвалах своих домов и даже не в бомбоубежищах, а в спасительном во все времена подземном Кенигсберге, где им не страшны были ни пятисоткилограммовые фугасные бомбы, ни АБ с начинкой из фосфора — аналог современного напалма.
В послевоенные годы разбираться с этим запутанным хозяйством новым властям было как-то недосуг. Гораздо проще было отдать приказ бетонировать все ходы-выходы по мере их выявления. Очень долгое время существующие здесь во множестве подземелья даже не пытались исследовать. И не в последнюю очередь из-за существующей минной опасности: в руинах Кенигсберга этого добра было хоть отбавляй. Не говоря уже о «бесхозном» оружии и не растраченных в дни штурма боеприпасах.
На участке длиной немногим более километра, там, где коллектор проходит вдоль южной окраины поселка Дачный — на глубине 4 — 5 метров от поверхности, — вплоть до границы с соседним микрорайоном Октябрьское, в стенках тоннеля насчитывается более двух десятков замуровок. В самом поселке с довоенной поры сохранилось десятка полтора строений, включая квазиготическое здание школы-восьмилетки, и, надо полагать, под фундаментами если и не всех из них, то какой-то части некогда брали свое начало подземные ходы-капилляры, часть которых вела прямиком в коллектор, а уже по нему можно было перемещаться на достаточно большие расстояния, не рискуя попасть под бомбежку или артобстрел.
Так что в Дачном, входящем в городскую черту, дырок в земле было наверчено предостаточно, впрочем, как и по всему городу. А кто ищет, как известно, обязательно найдет. Возможно, эта поговорка справедлива не во всех случаях, но Бушмин — нашел. И даже больше, чем сам надеялся.
Наряду с другими забетонировали и тот ход, который некогда был проложен из подвала строения, на почти уцелевшем фундаменте которого каких-нибудь десять-двенадцать лет назад был заново отстроен крепкий кирпичный дом, который Бушмин успел окрестить про себя «ничейным». Сам ход на удивление хорошо сохранился: узкий — едва можно протиснуться, — наклонный, длиной примерно в тридцать метров и высотой не более полутора, с «хитрым» водостоком, позволяющим сбрасывать накапливавшиеся в пролазе грунтовые воды, — это новшество внедрил уже владелец дома. Он же, в одиночку или руками задействованных на строительстве работяг, соорудил под землей дополнительную ветку длиной в десяток метров, аккурат в том месте, где на меже двух участков проложена под землей цельнометаллическая труба, предназначенная для отвода в коллектор излишка вод, скапливавшихся в глубокой дренажной канаве. А в трубе той прорезан лючок, снабженный резиновой прокладкой и хитрым запором. Вдобавок к вышеперечисленному «намордник» в этом месте не был заварен наглухо, как в других водоотводах, а укреплен на завесах-штырях так, чтобы его можно было снять, не прилагая больших усилий.
Золотые руки у человека. И светлая голова — все, кажется, предусмотрел, чтобы эти «новации» не обнаружили те, кто ревностно бережет тайны кенигсбергских подземелий. Узнать бы только, кто он? И с какой целью проделана вся эта немалая по трудозатратам работа?
Каких-либо документов, фотоснимков или иных свидетельств, позволивших установить личность домовладельца, Бушмину обнаружить не удалось. Хотя он с присущей ему дотошностью обследовал здесь каждый уголок. Среди прочего обшарил и подвал, где, к собственному вящему удивлению, несколько дней назад обнаружил крышку люка, а под ней короткую лесенку и начало подземного хода.
В «административном» здании уже вовсю горело электрическое освещение в окнах, хотя еще час назад оно было погружено в темноту. Это говорит о том, что между «точкой» и 3-м участком произошел экстренный обмен тревожной информацией. Не исключено, что на участке оборудована также система сигнализации. Как бы то ни было, они уже в курсе случившегося и со своей стороны отрядили пару-тройку «технарей» на подмогу «маршрутным».
На поверхности тоже стали происходить примечательные события. Спустя несколько минут к коттеджу подкатил микроавтобус, из салона наружу вытряхнулись не то четверо, не то пятеро, и вся эта публика дружно скрылась за дверью коттеджа.
Примерно через полчаса на пустынном в это время суток Московском проспекте показались две «технички». Понаблюдав немного за действиями двух «рабочих бригад», Бушмин пришел к выводу, что «вервольфы» отнеслись к случившемуся на полном серьезе. Технический персонал очень тщательно исследовал состояние канализационных люков, и до наступления дня они успели прошерстить на этот счет и поселок Дачный, и соседний с ним микрорайон Октябрьское.
А в восемь утра имело место событие, на которое Бушмин крепко рассчитывал. И если бы этого не случилось, ему пришлось бы устроить еще одну серьезную провокацию.
Вслед за служебным автобусом, доставившим на 3-й участок новую смену, с Московского проспекта к водозабору свернул черный блестящий «Лендкруизер». А из «Лендкруизера», когда он подкатил к «административному» зданию, выбрались наружу трое крепких мужиков, и хотя на таком расстоянии, даже с учетом мощной оптики, не все детали можно разглядеть, но один из них был натуральным блондином. И по поведению остальных можно судить, что именно он здесь является старшим.
К девяти утра «Лендкруизер» перебрался к коттеджу, где к тому времени уже застыли рядком два микроавтобуса: уже знакомый разъездной «Форд» и еще более приметный и знакомый до боли темно-синий «Фольксваген» без бортовых надписей.
Расстояние до коттеджа было вдвое меньшим, чем до водозабора, погода ясная, солнечная. Бушмин прикипел к биноклю. Так-так... Похоже, Караган не врал. Действительно — «нехилый мужик». Что там о нем еще говорилось? «Самый крутой в городе спец, если не считать Скорцени. Гоняет своих бундесов как бобиков».
Про Скорцени разговор отдельный. А этот получит по полной программе. И «бобики» его свое огребут.
Спустя четверть часа «Лендкруизер» и оба микроавтобуса убрались из поселка. Теперь нужно выдержать паузу.
С «вервольфами» он более или менее определился, настала пора дергать другие кончики.
Завтра, если не случится ничего экстраординарного, они на пару с Володей Гладкевичем устроят провокацию в отношении одного субчика, которому они присвоили условное прозвище Рыжий. Идея, которую вынашивал Бушмин, порой даже ему самому казалась сумасбродной.
Бушмин собирался устроить основательный «наезд» на одну охранную структуру, в которой сам же некогда работал. А если брать по максимуму, то он рассчитывал крепко прищемить хвост самому Алексею Казанцеву, с некоторых пор носящему неофициальный титул «янтарного барона».
«Маршрутные», или как их там называют, наведываются в коллектор два раза в сутки: ровно в полдень и ровно в полночь. Пунктуальны, сволочи, можно по ним сверять часы.
И за то время, пока за ними тайно подглядывал «фантом», они ни на йоту не отошли от накрепко вбитых в их головы служебных инструкций. «Зер гут, — сказал по этому поводу сам себе Бушмин. — От-шень ка-ра-шо».
В зону ответственности «маршрутных» определен участок коллектора протяженностью примерно в пять километров: его начало нужно искать где-то в районе пересечения Московского проспекта и улицы Литовский вал. «Точка» находится посередине «путевой дистанции». В полдень дежурная пара появляется из вмурованных в стену тоннеля дверей и эдак неторопливо топает в восточном направлении. Вернее, бредет по колено в воде. Занятие не из самых приятных.
По ходу маршрута они обращают внимание на целостность металлических «намордников», перекрывающих водостоки, а также следят за сохранностью люков, которые позволяют выбраться на поверхность. Люки оборудованы спецзадвижками, справиться с ними может лишь обученный техперсонал, да и то при наличии соответствующих приспособлений.
Дойдя до границы своих владений, они маршируют в противоположном направлении. В целом «дневная» прогулка под землей занимает у них три часа времени. Во время ночного обхода маршрут сокращен вдвое. Все остальное время они дежурят внутри коттеджа, и чем там занимаются эти олухи, Бушмина совершенно не интересует.
Но зато его живо интересовали вещи, обнаружить местонахождение которых ему удалось благодаря тем же «маршрутным». У решеток они надолго не задерживаются — осветят фонарем, стоит ли на месте и не прогрыз ли кто прутья, и идут себе дальше. По такой же методе они осматривают люки. Ходят как роботы: айн-цвай, айн-цвай... Но в двух местах тоннеля у них заминочка случается: остановятся на несколько секунд и упрутся лучиками прямо в стенку, а потом опять айн-цвай. И что это они там высматривают? Решеток и люков там вроде нет. Ну-ка, ну-ка...
А там два ящичка небольших размеров вмурованы прямо в стену — расстояние между ними примерно полста метров. Крышки разукрашены под цвет кладки — сто раз пройдешь мимо и не обратишь на них никакого внимания. Под сдвигающейся вбок броняшкой величиной с пятак — замочная скважина. А они, оказывается, ретрограды. Могли бы и на цифровой замок потратиться.
Спустя короткое время, детально исследовав кладку, Бушмин изумленно присвистнул — надо же, слона-то он, оказывается, и не приметил. Не слона, конечно, — металлическую дверцу. Разрисованную неизвестным маляром под кирпичную кладку.
Ну что ж, спасибо, что дали наводку, «маршрутные». Как принято у вас говорить — «данке шён».
Уже на следующие сутки Бушмин появился здесь во всеоружии: с портативной «бошевской» дрелью, работающей от встроенного элемента питания, с набором инструментов, основным из которых следует считать фомку, и непременным «ПСС» — без «вула» нынче нет разгула. Благодаря братьям-морпехам, передавшим ему «посылку» через Володю Гладкевича, у Бушмина теперь было все необходимое для серьезной диверсионной войны, включая взрывчатку двух видов, запалы, детонаторы, шнуры и прочую дребедень. Взрывать, правда, он пока ничего не собирался — набрал всего этого барахла, так сказать, про запас.
С крышкой он управился за каких-нибудь пять минут. Нервов пережег, естественно, уйму. В металлическом щитке оказался упрятан самый элементарный пакетник. Бушмин, естественно, работал в резиновых перчатках: во-первых, чтобы не шандарахнуло током, а во-вторых, его «пальчики» имеются в распоряжении всех «заинтересованных» ведомств и организаций — на сей счет можно быть полностью уверенным.
Стоило включить пакетник, как тут же послышалось нежное «ш-ш-ш...». Гидразлика или электричество, не суть важно, но какая-то сила заставила чертову дверцу открыться — она оказалась толстой, двойной, как люковина на военном корабле. Порожек высокий — выше уровня воды сантиметров на пятнадцать. Бушмин торопливо осветил фонарем открывшееся его взору помещение: тесноватая клетушка — метров двенадцать площадью, вдоль стены стеллажик с баллонами и гидрокостюмами — и то и другое черного цвета. Сразу почему-то вспомнился «черный монах», на нем была точно такая же «вторая шкура», ну просто — один к одному.
Все это, включая компрессорную установку, предназначенную для закачки дыхательной смеси в баллоны, Бушмин узрел буквально одним глазом. Потому что второй у него следил за дверью, откуда в любой момент могли выскочить в тоннель двое рассерженных мужичков — а кому понравится, если его посреди ночи с постели срывают? Вдобавок еще — сердчишко в груди колотится и пульс разом зашкалил за двести.
Но Бушмин все рассчитал очень грамотно. Подтвердилось его предположение, что при отпирании двери в «коттедже» должна сработать сигнализация. Тоннель в этом месте заметным образом выгибается, и Бушмин успел оказаться в «мертвой зоне» прежде, чем кромешную темноту прорезали мятущиеся снопы мощных фонарей. А еще через минуту он поставил на свое штатное место «намордник» и нырнул в пролаз, выводящий прямиком в подвал «ничейного» дома.
И еще одну любопытную деталь подметил Бушмин в ходе своих тайных наблюдений. В стенках тоннеля, заполненного почти на треть водой, частенько попадаются на глаза фрагменты чужеродной кладки, а в некоторых местах выделяются заплаты из бетона — все это следы замуровок. Надо полагать, большая часть ходов была пробурена в годы Второй мировой войны, когда столица Восточной Пруссии неоднократно подвергалась массированным ударам с воздуха. Население, спасаясь от жестоких бомбежек, буквально вгрызалось в землю, а поскольку под землей в Кенигсберге существовала разветвленная система коммуникаций, начиная с галерей, сохранившихся еще с прошлых веков, и заканчивая протяженными коллекторами, то многие жители предпочитали пережидать налеты не в подвалах своих домов и даже не в бомбоубежищах, а в спасительном во все времена подземном Кенигсберге, где им не страшны были ни пятисоткилограммовые фугасные бомбы, ни АБ с начинкой из фосфора — аналог современного напалма.
В послевоенные годы разбираться с этим запутанным хозяйством новым властям было как-то недосуг. Гораздо проще было отдать приказ бетонировать все ходы-выходы по мере их выявления. Очень долгое время существующие здесь во множестве подземелья даже не пытались исследовать. И не в последнюю очередь из-за существующей минной опасности: в руинах Кенигсберга этого добра было хоть отбавляй. Не говоря уже о «бесхозном» оружии и не растраченных в дни штурма боеприпасах.
На участке длиной немногим более километра, там, где коллектор проходит вдоль южной окраины поселка Дачный — на глубине 4 — 5 метров от поверхности, — вплоть до границы с соседним микрорайоном Октябрьское, в стенках тоннеля насчитывается более двух десятков замуровок. В самом поселке с довоенной поры сохранилось десятка полтора строений, включая квазиготическое здание школы-восьмилетки, и, надо полагать, под фундаментами если и не всех из них, то какой-то части некогда брали свое начало подземные ходы-капилляры, часть которых вела прямиком в коллектор, а уже по нему можно было перемещаться на достаточно большие расстояния, не рискуя попасть под бомбежку или артобстрел.
Так что в Дачном, входящем в городскую черту, дырок в земле было наверчено предостаточно, впрочем, как и по всему городу. А кто ищет, как известно, обязательно найдет. Возможно, эта поговорка справедлива не во всех случаях, но Бушмин — нашел. И даже больше, чем сам надеялся.
Наряду с другими забетонировали и тот ход, который некогда был проложен из подвала строения, на почти уцелевшем фундаменте которого каких-нибудь десять-двенадцать лет назад был заново отстроен крепкий кирпичный дом, который Бушмин успел окрестить про себя «ничейным». Сам ход на удивление хорошо сохранился: узкий — едва можно протиснуться, — наклонный, длиной примерно в тридцать метров и высотой не более полутора, с «хитрым» водостоком, позволяющим сбрасывать накапливавшиеся в пролазе грунтовые воды, — это новшество внедрил уже владелец дома. Он же, в одиночку или руками задействованных на строительстве работяг, соорудил под землей дополнительную ветку длиной в десяток метров, аккурат в том месте, где на меже двух участков проложена под землей цельнометаллическая труба, предназначенная для отвода в коллектор излишка вод, скапливавшихся в глубокой дренажной канаве. А в трубе той прорезан лючок, снабженный резиновой прокладкой и хитрым запором. Вдобавок к вышеперечисленному «намордник» в этом месте не был заварен наглухо, как в других водоотводах, а укреплен на завесах-штырях так, чтобы его можно было снять, не прилагая больших усилий.
Золотые руки у человека. И светлая голова — все, кажется, предусмотрел, чтобы эти «новации» не обнаружили те, кто ревностно бережет тайны кенигсбергских подземелий. Узнать бы только, кто он? И с какой целью проделана вся эта немалая по трудозатратам работа?
Каких-либо документов, фотоснимков или иных свидетельств, позволивших установить личность домовладельца, Бушмину обнаружить не удалось. Хотя он с присущей ему дотошностью обследовал здесь каждый уголок. Среди прочего обшарил и подвал, где, к собственному вящему удивлению, несколько дней назад обнаружил крышку люка, а под ней короткую лесенку и начало подземного хода.
* * *
Ночная вылазка принесла свой позитивный результат. Забравшись на чердак, Бушмин вооружился ночной оптикой и стал наблюдать за реакцией «вервольфов» на его провокационную выходку.В «административном» здании уже вовсю горело электрическое освещение в окнах, хотя еще час назад оно было погружено в темноту. Это говорит о том, что между «точкой» и 3-м участком произошел экстренный обмен тревожной информацией. Не исключено, что на участке оборудована также система сигнализации. Как бы то ни было, они уже в курсе случившегося и со своей стороны отрядили пару-тройку «технарей» на подмогу «маршрутным».
На поверхности тоже стали происходить примечательные события. Спустя несколько минут к коттеджу подкатил микроавтобус, из салона наружу вытряхнулись не то четверо, не то пятеро, и вся эта публика дружно скрылась за дверью коттеджа.
Примерно через полчаса на пустынном в это время суток Московском проспекте показались две «технички». Понаблюдав немного за действиями двух «рабочих бригад», Бушмин пришел к выводу, что «вервольфы» отнеслись к случившемуся на полном серьезе. Технический персонал очень тщательно исследовал состояние канализационных люков, и до наступления дня они успели прошерстить на этот счет и поселок Дачный, и соседний с ним микрорайон Октябрьское.
А в восемь утра имело место событие, на которое Бушмин крепко рассчитывал. И если бы этого не случилось, ему пришлось бы устроить еще одну серьезную провокацию.
Вслед за служебным автобусом, доставившим на 3-й участок новую смену, с Московского проспекта к водозабору свернул черный блестящий «Лендкруизер». А из «Лендкруизера», когда он подкатил к «административному» зданию, выбрались наружу трое крепких мужиков, и хотя на таком расстоянии, даже с учетом мощной оптики, не все детали можно разглядеть, но один из них был натуральным блондином. И по поведению остальных можно судить, что именно он здесь является старшим.
К девяти утра «Лендкруизер» перебрался к коттеджу, где к тому времени уже застыли рядком два микроавтобуса: уже знакомый разъездной «Форд» и еще более приметный и знакомый до боли темно-синий «Фольксваген» без бортовых надписей.
Расстояние до коттеджа было вдвое меньшим, чем до водозабора, погода ясная, солнечная. Бушмин прикипел к биноклю. Так-так... Похоже, Караган не врал. Действительно — «нехилый мужик». Что там о нем еще говорилось? «Самый крутой в городе спец, если не считать Скорцени. Гоняет своих бундесов как бобиков».
Про Скорцени разговор отдельный. А этот получит по полной программе. И «бобики» его свое огребут.
Спустя четверть часа «Лендкруизер» и оба микроавтобуса убрались из поселка. Теперь нужно выдержать паузу.
С «вервольфами» он более или менее определился, настала пора дергать другие кончики.
Завтра, если не случится ничего экстраординарного, они на пару с Володей Гладкевичем устроят провокацию в отношении одного субчика, которому они присвоили условное прозвище Рыжий. Идея, которую вынашивал Бушмин, порой даже ему самому казалась сумасбродной.
Бушмин собирался устроить основательный «наезд» на одну охранную структуру, в которой сам же некогда работал. А если брать по максимуму, то он рассчитывал крепко прищемить хвост самому Алексею Казанцеву, с некоторых пор носящему неофициальный титул «янтарного барона».
Глава 10
Солнце уже успело перевалить за лысые макушки песчаных дюн и вдоволь налюбоваться своим отражением в серебристых водах холодного Балтийского моря, когда со стороны Зеленоградска на шоссе показались два стремительных силуэта. Впереди ходко шел «Мерседес-600», лоснясь в косых лучах солнца ухоженными атласными боками. Вплотную за ним держался массивный «Лендровер». Мини-кортеж уверенно следовал по самой середке двухрядки, окаймленной по бокам реликтовыми соснами. Хвойный лес стоял плотно, дерево к дереву — сплошная коричнево-зеленая стена. Иногда даже создавалось впечатление, что дорога пролегла в малахитовом, с частыми прожилками золотистой руды тоннеле.
Несмотря на наличие дорожных знаков, ограничивающих на подъезде к перешейку скорость до шестидесяти, а затем и до сорока километров в час, обе машины неслись по гладкой ленте шоссе под сто двадцать. Именно такую цифирь высветил экранчик радара, которым была оборудована машина зеленоградской ГАИ, затаившаяся на обочине шоссе.
В этих местах палкой нужно махать с умом, поэтому сотрудник в форме и с фирменной бляхой на груди не спешил давать отмашку своим волшебным жезлом. Контингент здесь постоянный, многие тачки успели уже примелькаться. Из Литвы кратчайшим путем через Куршскую косу в Янтарный край частенько наведываются «бролюкасы» (литовский аналог «братвы»), в основном представители клайпедской, каунасской и шяуляйской преступных группировок. Здесь у них имеются общие дела с их российскими братьями: транзит наркотиков, спиртного, вывоз янтаря, торговля «навороченными» иномарками, угнанными на Западе «под заказчика» и заново легализованными в Литве.
Поговаривают, что литовская мафия полностью контролирует Нерингу, пятидесятикилометровый участок косы от Ниды до Смильтине, откуда через залив ходят паромы до Клайпеды, со всеми расположенными в этих живописных и крайне «пользительных» для здоровья отдыхающих домами отдыха, пансионатами, лечебными учреждениями и центрами развлечений. «Бролюкасы» пытались финансово утвердиться и на российском участке косы (в особенности их интересовал перешеек и собственно район Зеленоградска, с его пока лишь слегка оконтуренным месторождением «солнечного камня», по некоторым данным не уступающим по запасам сырца колоссальнейшему и всемирно знаменитому месторождению в поселке Янтарный), но наткнулись на такую глыбищу, как «янтарный барон». К тому же из американо-литовского нынче Вильнюса неожиданно и как-то даже обидно для «бролюкасов» рявкнули: «Не сметь!»
За последние годы в заповедной зоне воцарилась тишь да благодать, что лишь способствует дальнейшему процветанию туристического бизнеса.
Иномарки лихо промчались мимо застывшего на обочине сотрудника ГАИ: тот предусмотрительно убрал жезл за спину, затем неловко козырнул. Связываться со столь серьезной публикой ему и в голову не пришло, элементарно можно нарваться на крупные неприятности. Покосившись на своего коллегу, разместившегося в салоне «кормилицы», не заметил ли тот его мелкого подхалимажа, гаишник опять сосредоточился на созерцании дорожного полотна: просвистевший мимо «янтарный барон» ему не по зубам, для потрошения годится лишь мелкая дичь вроде автотуристов и местных аборигенов.
Водитель «мерса» чуть сбавил скорость. По правую руку промелькнул щит с надписью крупными буквами: "Национальный заповедник «Куршская коса». За ним еще один щит размерами поменьше: «Пограничный контроль».
В сотне метров впереди показалась выкрашенная в зеленое вахтовая будка ФПС. Хотя линия границы проходит в полусотне километров севернее Зеленоградска, между литовской Нидой и российским поселком Морской, весь участок косы объявлен особой погранзоной, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Впрочем, на местном КПП досматривают выборочно, глаз у пограничников наметан, они знают, кого им следует останавливать. Денежки за проезд на территорию заповедника взимают в небольшом прозрачном павильончике, напоминающем с виду аквариум.
На площадке у погранпоста застыл одинокий джип, возле него прогуливаются трое крепких мужчин, одетых в штатское, стреляют глазами по сторонам, а заодно и за «погранцами» приглядывают. Появились они здесь минут двадцать назад, надо полагать, страхуют своего патрона.
Прапорщик, едва завидев на шоссе приближающиеся силуэты машин, торопливо нажал кнопочку, но не для того, естественно, чтобы вызвать «тревожный» наряд, а приводя в движение длинную полосатую стрелу шлагбаума. Водитель «шестисотого» мягко притормозил, аккуратно перевалил колесами через плотные резиновые валики, впрессованные в дорожное покрытие, их еще называют «полицейские на дорогах», затем, проигнорировав павильончик с кассами, а заодно и строгую предупредительную надпись, плавно набирая скорость, покатил в направлении Рыбачьего. За ним, словно привязанный невидимыми нитями, держался болотного цвета «Лендровер».
Когда обе машины скрылись из вида, прапорщик осуждающе покачал головой. Еще сравнительно недавно Куршская коса, эта уникальная заповедная зона со специальным режимом охраны природы, была тихим, спокойным местом, хозяевами которого негласно числили себя советские пограничники. Но времена переменились, и «погранцы» здесь — никто. Для некоторых закон уже не писан, они сами устанавливают законы и диктуют собственные правила поведения другим.
Несмотря на наличие дорожных знаков, ограничивающих на подъезде к перешейку скорость до шестидесяти, а затем и до сорока километров в час, обе машины неслись по гладкой ленте шоссе под сто двадцать. Именно такую цифирь высветил экранчик радара, которым была оборудована машина зеленоградской ГАИ, затаившаяся на обочине шоссе.
В этих местах палкой нужно махать с умом, поэтому сотрудник в форме и с фирменной бляхой на груди не спешил давать отмашку своим волшебным жезлом. Контингент здесь постоянный, многие тачки успели уже примелькаться. Из Литвы кратчайшим путем через Куршскую косу в Янтарный край частенько наведываются «бролюкасы» (литовский аналог «братвы»), в основном представители клайпедской, каунасской и шяуляйской преступных группировок. Здесь у них имеются общие дела с их российскими братьями: транзит наркотиков, спиртного, вывоз янтаря, торговля «навороченными» иномарками, угнанными на Западе «под заказчика» и заново легализованными в Литве.
Поговаривают, что литовская мафия полностью контролирует Нерингу, пятидесятикилометровый участок косы от Ниды до Смильтине, откуда через залив ходят паромы до Клайпеды, со всеми расположенными в этих живописных и крайне «пользительных» для здоровья отдыхающих домами отдыха, пансионатами, лечебными учреждениями и центрами развлечений. «Бролюкасы» пытались финансово утвердиться и на российском участке косы (в особенности их интересовал перешеек и собственно район Зеленоградска, с его пока лишь слегка оконтуренным месторождением «солнечного камня», по некоторым данным не уступающим по запасам сырца колоссальнейшему и всемирно знаменитому месторождению в поселке Янтарный), но наткнулись на такую глыбищу, как «янтарный барон». К тому же из американо-литовского нынче Вильнюса неожиданно и как-то даже обидно для «бролюкасов» рявкнули: «Не сметь!»
За последние годы в заповедной зоне воцарилась тишь да благодать, что лишь способствует дальнейшему процветанию туристического бизнеса.
Иномарки лихо промчались мимо застывшего на обочине сотрудника ГАИ: тот предусмотрительно убрал жезл за спину, затем неловко козырнул. Связываться со столь серьезной публикой ему и в голову не пришло, элементарно можно нарваться на крупные неприятности. Покосившись на своего коллегу, разместившегося в салоне «кормилицы», не заметил ли тот его мелкого подхалимажа, гаишник опять сосредоточился на созерцании дорожного полотна: просвистевший мимо «янтарный барон» ему не по зубам, для потрошения годится лишь мелкая дичь вроде автотуристов и местных аборигенов.
Водитель «мерса» чуть сбавил скорость. По правую руку промелькнул щит с надписью крупными буквами: "Национальный заповедник «Куршская коса». За ним еще один щит размерами поменьше: «Пограничный контроль».
В сотне метров впереди показалась выкрашенная в зеленое вахтовая будка ФПС. Хотя линия границы проходит в полусотне километров севернее Зеленоградска, между литовской Нидой и российским поселком Морской, весь участок косы объявлен особой погранзоной, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Впрочем, на местном КПП досматривают выборочно, глаз у пограничников наметан, они знают, кого им следует останавливать. Денежки за проезд на территорию заповедника взимают в небольшом прозрачном павильончике, напоминающем с виду аквариум.
На площадке у погранпоста застыл одинокий джип, возле него прогуливаются трое крепких мужчин, одетых в штатское, стреляют глазами по сторонам, а заодно и за «погранцами» приглядывают. Появились они здесь минут двадцать назад, надо полагать, страхуют своего патрона.
Прапорщик, едва завидев на шоссе приближающиеся силуэты машин, торопливо нажал кнопочку, но не для того, естественно, чтобы вызвать «тревожный» наряд, а приводя в движение длинную полосатую стрелу шлагбаума. Водитель «шестисотого» мягко притормозил, аккуратно перевалил колесами через плотные резиновые валики, впрессованные в дорожное покрытие, их еще называют «полицейские на дорогах», затем, проигнорировав павильончик с кассами, а заодно и строгую предупредительную надпись, плавно набирая скорость, покатил в направлении Рыбачьего. За ним, словно привязанный невидимыми нитями, держался болотного цвета «Лендровер».
Когда обе машины скрылись из вида, прапорщик осуждающе покачал головой. Еще сравнительно недавно Куршская коса, эта уникальная заповедная зона со специальным режимом охраны природы, была тихим, спокойным местом, хозяевами которого негласно числили себя советские пограничники. Но времена переменились, и «погранцы» здесь — никто. Для некоторых закон уже не писан, они сами устанавливают законы и диктуют собственные правила поведения другим.