Страница:
В этой связи нельзя не вспомнить, что в начале первой мировой войны, в августе 1914 года, французские союзники умоляли русского царя срочно ослабить германский фронт в разгар битвы на Марне. Николай II, как Верховный Главнокомандующий, принял решение бросить 2-ю армию, превосходившую противника и численностью войск, и вооружением, и выучкой, и моральным духом в неподготовленное наступление, да еще в болотистых лесах вокруг Мазурских озер. В результате русская армия попала в "мешок" и при попытке пробиться к государственной границе была разгромлена. Командующий 2-й армии талантливый генерал А. В. Самсонов погиб в бою.
Сложность и опасность обстановки, в которой приходилось действовать нашей стране и Сталину, сохранялась до последних дней войны. Приходилось серьезно считаться с возможностью резкого изменения позиции наших союзников по антигитлеровской коалиции. Тайные переговоры продолжались вестись, и многочисленные факты говорили о возможности такого развития событий.
Опасный узел противоречий и интриг завязался вокруг Берлина. Если бы взятие Берлина советскими войсками затянулось, можно было ожидать самых тяжелых последствий. В условиях сложной и запутанной обстановки необходимо было пресечь закулисные дипломатические маневры англо-американцев и немцев путем быстрейшего разгрома еще остававшихся сил вермахта и овладением столицы Германии.
Политические и военные руководители Англии и США рвались к Берлину. 1 апреля 1945 года Черчилль писал Рузвельту: "Я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток, и в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять" (Секретная переписка Рузвельта и Черчилля в период войны. Перев. с англ. М., 1995, с. 787).
А вот что писал Эйзенхауэр 7 апреля 1945 года председателю Объединенного комитета начальников штабов: "Я признаю, что война ведется для достижения политических целей. И если Объединенный комитет начальников штабов решит, что стремление... взять Берлин превышает чисто военные соображения, я с радостью пересмотрю мои планы, чтобы осуществить такую операцию" (История внешней политики СССР. 1945-1980, Т. 2, с. 254).
Взятие Советской Армией Берлина, водружение Красного Знамени над рейхстагом разрубило завязывающийся узел интриг мировой реакции в самом преддверии завершения войны. Это была не только великая победа советского оружия, но и победа советской дипломатии в ее борьбе за сохранение единства антигитлеровской коалиции.
Гигантская, неустанная деятельность Сталина оказывала глубокое влияние не только на борьбу с мощным врагом на полях сражений и на могучий подъем военной экономики нашей страны в годы войны. Ее плодотворное влияние в полной мере проявилось и в области внешней политики. Под его руководством советской дипломатии удалось не только в сложнейших условиях разрушить козни врагов страны социализма, создать мощную антигитлеровскую коалицию государств противоположных социальных систем, сохранить ее единство в сложных условиях войны, но и успешно отстоять коренные интересы нашей страны, обеспечить ей мощные позиции в послевоенном мире.
На Потсдамской (Берлинской) конференции 1945 года, как и на двух предыдущих, центральной фигурой был И. В. Сталин. Держался он уверенно и просто. Тщательно и всесторонне подготовленный к каждой встрече с главами союзных держав, часто заводил в тупик западных политических деятелей. Тогда как Черчилль терял самообладание и очень жестикулировал, Сталин внешне сохранял спокойствие, говорил тихо, с нескрываемым сарказмом.
Когда Черчилль пространно расписывал переживаемые Великобританией послевоенные трудности, Сталин заметил:
- Я не привык жаловаться, но должен сказать, что наше положение еще хуже. Мы потеряли несколько миллионов убитыми, нам людей не хватает. Если бы я стал жаловаться, я боюсь, что вы тут прослезились бы, до того тяжелое положение в России. Но я не хочу причинять вам неприятности.
Член американской делегации А. Гарриман с некоторым чувством высокомерия спросил Сталина:
- А ведь вам, должно быть, очень приятно, что вы, после того, что пришлось пережить вашей стране, находитесь сейчас здесь, в Берлине?
В ответ услышал:
- Царь Александр до Парижа дошел...
После пленарного заседания 24 июля новый президент США Г. Трумэн в присутствии союзников по антигитлеровском коалиции сообщил И. В. Сталину, что у американцев есть новое оружие разрушительной силы. Черчилль буквально впился глазами в лицо Сталина. Однако И. В. Сталин остался совершенно спокойным.
И Трумэн, и Черчилль заключили, что Сталин ничего не понял и не придал должного значения событию, о котором его только что проинформировали.
После заседания Сталин рассказал Молотову и Жукову, что Трумэн специально задержал его, чтобы сообщить о новом американском оружии. Молотов заметил:
- Цену себе набивают.
Сталин сказал:
- Пусть набивают. Надо будет сегодня же переговорить с Курчатовым, чтобы они ускорили работу...
А через три года Сталин воочию увидел грозное детище советской промышленности и ученых - отечественное атомное оружие - оружие защиты мира. Сталин был уверен, что с Советским Союзом не удастся Америке обращаться как с Японией, которую в августе 1945 года США подвергли атомной бомбардировке (Хиросима и Нагасаки).
Советскую внешнюю политику Сталин подчинил разгрому фашистской Германии, сплочению антигитлеровской коалиции, выработке основ послевоенного мирного устройства. Всему этому и была подчинена деятельность Сталина на Потсдамской конференции.
Эту глубинную сущность внешней политики Сталина понимал и такой одиозный политик как Черчилль. Выступая 8 сентября 1942 года в палате общин он говорил: "Для меня имела исключительное значение встреча со Сталиным... Главная цель моего визита (в Москву.- авт.) состояла в том, чтобы установить такие же отношения уверенности и открытости, которые я установил с президентом Рузвельтом. Я думаю, что, несмотря на языковой барьер, который создает многие препятствия, мне в значительной степени это удалось".
И далее: "Для России большое счастье, что в час ее страданий во главе ее стоит этот великий твердый полководец. Сталин является крупной и сильной личностью, соответствующей тем бурным временам, в которых ему приходится жить. Он является человеком неистощимого мужества и силы воли, простым человеком, непосредственным и даже резким в разговоре, что я, как человек, выросший в палате общин, не могу не оценить, в особенности когда я могу в известной мере сказать это и о себе. Прежде всего Сталин является человеком с тем спасительным чувством юмора, который имеет исключительное значение для всех людей и для всех наций, и в особенности для великих людей и для великих вождей. Сталин произвел на меня также впечатление человека, обладающего глубокой хладнокровной мудростью с полным отсутствием иллюзий какого-либо рода. Я верю, что мне удалось дать ему почувствовать, что мы являемся хорошими и преданными товарищами в этой войне, но это докажут дела, а не слова.
Одно совершенно очевидно - это непоколебимая решимость России бороться с гитлеризмом до конца, до его окончательного разгрома. Сталин сказал мне, что русский народ в обычных условиях является по природе своей миролюбивым народом, но что дикие зверства, совершенные против этого народа, вызывали в нем такую ярость и возмущение, что его характер изменился" (Ф. Н. Чуев. Солдаты империи. Беседы. Воспоминания. Документы. М., 1998, с. 303-304).
В другой речи, также произнесенной в палате общин, но уже в 1959 году, когда Сталина не было в живых и память о нем вытравлялась из народного сознания, У. Черчилль признавался, что, когда он видел на конференции Сталина, "невольно становился по стойке "смирно" и держал руки по швам", что Сталин "принял Россию с сохой, а оставил ее оснащенной атомным оружием. Нет, что бы ни говорили о Сталине, таких история и народ не забывают".
Чем объяснить такое уважение к Сталину и его высокий авторитет у руководителей США и Англии? Собственно, ответ содержится в самих высказываниях Ф. Рузвельта и У. Черчилля, приводимых в настоящей книге.
Это можно подкрепить и авторитетным высказыванием нашего известного дипломата А. А. Громыко. В книге "Памятное" он справедливо отмечал: "Это, конечно, беспримерный подвиг советского народа, ставшего грудью на защиту своей страны. Уже в первый период войны американцы были поражены самоотверженностью советских людей в борьбе против фашизма, считавшегося непобедимым". Эти же чувства к советскому народу разделяли и англичане, и французы, и другие народы разных континентов, видя в советском народе и его армии единственную силу, способную сломить хребет фашистской Германии и спасти мир от гитлеровского рабства.
Надо заметить, что Сталин зарубежных деятелей не особенно баловал вниманием, берег честь и достоинство нашей страны. И уж тем более кощунственна была бы сама мысль о каком-то заигрывании с зарубежными деятелями, какого бы высокого ранга они ни были.
Уже только поэтому увидеть и услышать И. В. Сталина считалось у зарубежных деятелей крупным событием. А. А. Громыко, вспоминая конференции в Тегеране, Ялте и Потсдаме, писал: "Когда в ходе заседания говорил Сталин - выступал он, как правило, с непродолжительными заявлениями,- все присутствующие в зале ловили каждое его слово. Он нередко говорил так, что его слова резали слух обоих лидеров западных держав, хотя сами высказывания по своей форме вовсе не были резкими, тем более грубыми - такт соблюдался. То, что заявлял Сталин, плотно укладывалось в сознании тех, к кому он обращался.
Бросалось в глаза, что Рузвельт и Черчилль неодинаково реагируют на заявления Сталина: спокойно и с пониманием - Рузвельт и со строгим выражением лица, а то и с выражением плохо скрываемого недовольства Черчилль..."
И далее: "Когда говорил американский президент, все присутствовавшие выслушивали его очень внимательно. Они наблюдали за ходом и поворотом его мысли, за меткими суждениями, шутками. Все сознавали, что он высказывал мысли, которые имеют огромное значение в предстоящем строительстве здания мира.
Выступал или делал замечания премьер-министр Англии. Он умело и даже ловко формулировал свои мысли, умел блеснуть и шуткой. Чувствовалось, что он "на ты" не только с политикой, но и с историей, особенно новейшей...
Тем не менее как-то само собой получалось, что все присутствующие - и главные, и не главные участники - фиксировали взгляды на Сталине. Даже если говорил другой участник, то почему-то большинство присутствующих все равно наблюдали за Сталиным, за выражением его лица, за взглядом, стараясь понять, как он оценивает слова и мысли своих коллег.
И вот тихо, как бы между прочим, начинал говорить Сталин. Он говорил так, как будто кроме него присутствовали еще только двое. Ни малейшей скованности, никакого желания произвести эффект, ни единой шероховатости в изложении мысли у него не было. Каждое слово у него звучало так, как будто было специально заготовлено для того, чтобы сказать его в этой аудитории и в этот момент.
Обращало на себя внимание то, что во время высказываний Сталина, даже если они не относились к высокой политике, Рузвельт часто старался дать понять свое отношение - либо кивком головы, либо своим открытым взглядом к словам советского лидера" (А. А. Громыко. Памятное. Кн. 1. М., 1988, с. 181, 227-228).
На Крымской (Ялтинской) конференции в феврале 1945 года главы правительств СССР, США и Англии договорились, завершив разгром фашистской Германии, совместными усилиями установить мир народам. Они утвердили основные принципы послевоенного устройства мира, создали Организацию Объединенных Наций для коллегиального разрешения международных проблем. При ООН была создана уникальная организация - Совет Безопасности для урегулирования спорных вопросов между государствами мирными средствами. Они выработали принцип единогласия постоянных членов Совета Безопасности ООН.
По свидетельству и Рузвельта, и Черчилля, Сталин не раз подчеркивал, что "пока мы с вами живы, мир будет обеспечен. Мы заложили надежные основы будущего справедливого мирового порядка лет на пятьдесят".
Советский дипломат и политик Андрей Андреевич Громыко, по словам сына Анатолия Громыко - члена-корреспондента РАН, говорил ему: "ООН может быть эффективной только в том случае, если при принятии решений будет соблюдаться принцип единогласия великих держав - постоянных членов Совета Безопасности. Любая попытка обойти это - якобы для улучшения Устава приведет к кризису организации. Идея согласия в Совете Безопасности была нашей. Советское руководство отдавало себе отчет, что если решения будут приниматься простым большинством, то группа капиталистических государств Москве постоянно будет навязывать неприемлемые решения, стремление к компромиссу будет отсутствовать. Правило единогласия - это принуждение к компромиссу". Тогда я, помнится, задал отцу вопрос, являются ли правило единогласия и вето в Совете Безопасности "золотыми правилами" по отношению к ООН. "Вот именно!" - воскликнул отец.- Сейчас многие идеализируют международные отношения, не понимают всех гибельных для ООН последствий изменения этих правил. В стенах ООН должно господствовать согласие, а не принудиловка. Кстати, президент Рузвельт, хотя и не сразу, но понял это. Я с ним в 1944 году беседовал по этой проблеме. Рузвельт убедил в справедливости принципа единогласия Черчилля, а затем, в Ялте, сам внес это советское предложение на утверждение "Тройки". Сталин, Рузвельт и Черчилль в то время олицетворяли волю народов-победителей. Когда сегодня бросают камни в принцип единогласия, то они летят в их адрес, а не только в сторону одной "упрямой Москвы" ("Независимая газета. Фигуры и лица". 1999, № 14, 10 сентября).
В Ялте, пишет сын президента США Ф. Рузвельта Эллиот Рузвельт, "участники конференции обсудили проблему единства "Большой тройки" с полной откровенностью и на должном уровне. Отец поддержал этот принцип, учитывая бесспорную необходимость сохранения единства "Тройки" в будущем... Отец и Сталин одобрили идею предоставления членам "Большой тройки" право вето, основывая свою аргументацию на том простом и предельно ясном факте, что мир может быть сохранен только при условии единодушия всех крупнейших держав" (Э. Рузвельт. Его глазами. М., 1947, с. 180, 235).
На протяжении нескольких десятилетий мир, хотя и хрупкий, сохранялся. В последнее время военщина США игнорирует Совет Безопасности, навязывает свою волю другим, совершает варварские бомбардировки суверенных государств (Ирак, Судан, Афганистан, Югославия и др.). Расширяется возглавляемый США военно-агрессивный с блок НАТО на Восток, прежде всего к границам России. В этих условиях прогрессивная международная общественность требует поднимать роль ООН и особенно Совета Безопасности ООН.
По мнению авторитетных западных аналитиков, мировые события 2000 года показывают, что взрыв принципа единогласия ведущих государств ведет к пересмотру итогов второй мировой войны.
Сталин вскрыл безосновательность плана Черчилля нанести поражение Германии серией военных операций с южного направления - в северной части Италии, на Балканах, в Румынии, других странах - союзниках Гитлера. Кроме оттяжки открытия второго фронта, тайный замысел Англии и США он видел в том, чтобы помешать продвижению Красной Армии на Запад и прежде всего к Берлину. Сталин понимал, что с занятием Юго-Восточной Европы англо-американские войска вышли бы к западным рубежам СССР.
Поскольку уже не было сомнений в ближайшей победе, союзники обсуждали послевоенную судьбу Германии. Англо-американская сторона выступала за расчленение Германии на несколько государств - Пруссию, Баварию, Саксонию и др. Сталин не согласился с этим. "По-моему,- говорил он,- решение германской проблемы надо искать не на путях уничтожения германского государства, ибо невозможно уничтожить Германию, как невозможно уничтожить Россию, а на путях ее демилитаризации и демократизации, с непременной ликвидацией фашизма, вермахта и передачей преступных руководителей "третьего рейха" под суд народов" (Цит. по: А. А. Громыко. Памятное. Т. 1. М., 1988, с. 215).
Сталин был неприступен, как гранит, когда речь шла о принципиальных вопросах, затрагивающих интересы СССР и достоинство советского народа. Он жестко руководствовался интересами государственной безопасности страны при решении территориальных проблем. Именно при нем русские земли, захваченные враждебными соседями в прошлые или недавние времена - Западная Белоруссия и Западная Украина, Бессарабия и Прибалтика - вновь стали неотъемлемой частью России. Сталин после войны укрепил западные и восточные рубежи страны, не шел ни на какие территориальные уступки и не поддавался никаким давлениям.
Уже в наши дни один из архитекторов холодной войны и ядерной дипломатии бывший государственный секретарь США Г. Киссинджер пишет: "Как ни один из лидеров демократических стран, Сталин был готов в любую минуту заняться скрупулезным изучением соотношения сил. И именно в силу своей убежденности, что он - носитель исторической правды, отражением которой служит его идеология, он твердо и решительно отстаивал советские национальные интересы, не отягощая себя бременем лицемерной, как он считал, морали или личными привязанностями" (Генри Киссинджер. Дипломатия. М., 1997, с. 287).
С ростом успехов Красной Армии на советско-германском фронте разрасталась и борьба народов в оккупированных гитлеровцами странах Европы. Во главе сил сопротивления стояли рабочие и коммунистические партии. В мае 1943 года, учитывая изменившуюся международную обстановку, добиваясь сплочения всех патриотов и борцов против фашизма, Президиум Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала принял решение о роспуске Коминтерна. Это было смелое историческое решение, окончательно разоблачавшее буржуазную клевету, будто коммунистические партии действуют не самостоятельно, не в интересах своего народа, а по указке извне, из Москвы.
Отвечая по этому поводу на вопрос британского корреспондента, И. В. Сталин подчеркивал: "Роспуск Коммунистического Интернационала является правильным и своевременным, так как он облегчает организацию общего натиска всех свободолюбивых наций против общего врага - гитлеризма.
Роспуск Коммунистического Интернационала правилен, так как:
а) Он разоблачает ложь гитлеровцев о том, что "Москва" якобы намерена вмешиваться в жизнь других государств и "большевизировать" их. Этой лжи отныне кладется конец.
б) Он разоблачает клевету противников коммунизма в рабочем движении о том, что коммунистические партии различных стран действуют якобы не в интересах своего народа, а по приказу извне. Этой клевете отныне также кладется конец.
в) Он облегчает работу патриотов свободолюбивых стран по объединению прогрессивных сил своей страны, независимо от их партийности и религиозных убеждений, в единый национально-освободительный лагерь для развертывания борьбы против фашизма.
г) Он облегчает работу патриотов всех стран по объединению всех свободолюбивых народов в единый международный лагерь для борьбы против угрозы мирового господства гитлеризма, расчищая тем самым путь для организации в будущем содружества народов на основе их равноправия" ("Правда". 1943, 30 мая).
Сталин выразил уверенность, что все эти обстоятельства, взятые вместе, приведут к дальнейшему укреплению единого фронта союзников и других объединенных наций в их борьбе за победу над гитлеровской тиранией. Это было тем более важно, что роспуск Коминтерна происходил тогда, когда гитлеровцы напрягали свои последние силы и только организацией общего натиска можно было добить фашистского зверя и, таким образом, избавить народы от фашистского гнета.
Переломный 1943 год был ознаменован рядом важных внутриполитических событий, инициатором которых явился Сталин. Назовем некоторые из них.
Летом 1943 года, в разгар военных событий на советско-германском фронте, правительство по предложению Сталина приняло решение о создании нового Государственного Гимна СССР. Новый Гимн должен был заменить "Интернационал", написанный Эженом Потье на музыку Пьера Дегейтера. С 1888 года "Интернационал" был международным революционным гимном пролетариата, а после Октябрьской социалистической революции 1917 года стал Гимном СССР. "Интернационал" было решено оставить партийным гимном.
Правительственной комиссией, возглавляемой маршалом К. Е. Ворошиловым, за основу был принят вариант, написанный С. В. Михалковым и Г. Г. Эль-Регистаном.
С. В. Михалков вспоминает: "Перед маршалом на столе лежит отпечатанная в типографии книга в красной обложке. В ней собраны все варианты текста будущего Гимна СССР, представленные авторами на конкурс. На 83-й странице закладка: наш текст с пометками Сталина.
- Основа есть,- продолжает Ворошилов.- Но вот, посмотрите, замечания товарища Сталина. Вы пишете: "Свободных народов союз благородный". Товарищ Сталин делает пометку: "Ваше благородие?" Или вот здесь: "созданный волей народной". Товарищ Сталин делает пометку: "Народная воля?" Была такая организация в царское время. В Гимне все должно быть предельно ясно. Товарищ Сталин считает, что называть его в Гимне "избранником народа" не следует, а вот о Ленине надо сказать, что он был "великим".
...Нам приходилось слышать от собратьев по перу, что, дескать, не стоило в советском Гимне употреблять слово "Русь", поскольку это понятие архаическое, древнее и сегодня звучит диковато. Но нам казалось, что именно это слово и привлекло внимание Сталина. "Великая Русь" - понятие собирательное, в нем есть и сегодняшний день. За этим понятием стоит огромная слава и история русского народа...
После короткого обсуждения нового варианта нового четверостишия Сталин обращается к членам Политбюро:
- Каких захватчиков? Подлых? Как вы думаете, товарищи?
- Правильно, товарищ Сталин! Подлых! - соглашается Берия.
- На том и остановимся! Товарищ Щербаков, пусть этот текст отпечатают сейчас на машинке. А вы пока посидите с нами,- обращается к нам Сталин.
Так появился куплет, в котором были строки:
Мы армию нашу растили в сраженьях,
Захватчиков подлых с дороги сметем!..
Я вспоминаю еще такой эпизод. В дни работы над текстом Гимна СССР меня разыскали на фронте и привезли к командующему генерал-лейтенанту Курочкину. Тот говорит: "Срочно звоните Ворошилову, он интересовался, где вы пропадаете".
Дозваниваясь до Ворошилова, слышу в трубке: "Товарищ Сталин просил у вас узнать, можно ли заменить знак препинания во второй строке второго куплета?" Получить согласие авторов текста на изменение одного знака препинания?.. Наступил день окончательного утверждения Гимна. В пустом зале Большого театра сидели оба автора текста. В правительственной ложе - члены правительства и Политбюро.
Сталин (обращаясь ко всем): "Мы приняли новый Гимн страны. Это большое событие... Александр Васильевич Александров создал в свое время музыку "Гимна партии большевиков", которая больше всего подошла для Гимна Советского Союза. (Обращается к Шостаковичу.) Ваша музыка звучит очень мелодично, но что поделать. Гимн Александрова более подходит по своему торжественному звучанию. Это - Гимн могучей страны, в нем отражена мощь государства и вера в нашу победу... Товарищ Щербаков! Нам, видимо, надо принять постановление Совнаркома? И назначить день первого исполнения Гимна. Мы можем успеть дать команду нашему радио исполнить Гимн в новогоднюю ночь?" (Сергей Михалков. Я был советским писателем. М., 1992, с. 35, 37-38, 40).
О создании Гимна оставил свои воспоминания и Г. Г. Эль-Регистан. Сообщая о личной встрече Сталина с авторами, он пишет: "Тов. Сталин дает текст. "Посмотрите, как получилось..." Он весь в его пометках. Поставлены единица, двойка, тройка. Варьируются слова "дружба", "счастье", "слава". Слова "священный оплот" заменены на "надежный оплот". Щербаков спрашивает о "мире". Не надо. Мы воевали. Действительно - хорошо. Везде теперь одинаково запомнят. "Нас от победы к победе ведет!" - хвастовство. Надо, говорит, "Пусть от победы к победе!.." Заметил - "Отчизну свою поведем". Это хорошо. В будущее. Идем печатать. Возвращаемся. Сразу же читает. Каждого спрашивает. Примем? Сталин внес поправку в четверостишие:
Сквозь грозы сияло нам солнце свободы.
Нам Ленин в грядущее путь озарил.
Нас вырастил Сталин - избранник народа,
На труд и на подвиги нас вдохновил.
Во второй строке он вычеркнул слово "грядущее". Сталин нашел, что его могут не понять в деревне. В третьей строке он счел "избранник народа" слишком напыщенным и собственноручно написал "на верность народу"".
Авторы попросили себе на память поправки, сделанные Сталиным от руки синими чернилами.
Эль-Регистан рассказывает, что на заключительном прослушивании Гимна в Большом театре присутствовали члены Политбюро ЦК партии, руководители советских учреждений, было много военных. Сталин пришел в маршальской форме. Он заметно поседел. Слушал очень внимательно, был оживлен, энергичен.
Сложность и опасность обстановки, в которой приходилось действовать нашей стране и Сталину, сохранялась до последних дней войны. Приходилось серьезно считаться с возможностью резкого изменения позиции наших союзников по антигитлеровской коалиции. Тайные переговоры продолжались вестись, и многочисленные факты говорили о возможности такого развития событий.
Опасный узел противоречий и интриг завязался вокруг Берлина. Если бы взятие Берлина советскими войсками затянулось, можно было ожидать самых тяжелых последствий. В условиях сложной и запутанной обстановки необходимо было пресечь закулисные дипломатические маневры англо-американцев и немцев путем быстрейшего разгрома еще остававшихся сил вермахта и овладением столицы Германии.
Политические и военные руководители Англии и США рвались к Берлину. 1 апреля 1945 года Черчилль писал Рузвельту: "Я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток, и в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять" (Секретная переписка Рузвельта и Черчилля в период войны. Перев. с англ. М., 1995, с. 787).
А вот что писал Эйзенхауэр 7 апреля 1945 года председателю Объединенного комитета начальников штабов: "Я признаю, что война ведется для достижения политических целей. И если Объединенный комитет начальников штабов решит, что стремление... взять Берлин превышает чисто военные соображения, я с радостью пересмотрю мои планы, чтобы осуществить такую операцию" (История внешней политики СССР. 1945-1980, Т. 2, с. 254).
Взятие Советской Армией Берлина, водружение Красного Знамени над рейхстагом разрубило завязывающийся узел интриг мировой реакции в самом преддверии завершения войны. Это была не только великая победа советского оружия, но и победа советской дипломатии в ее борьбе за сохранение единства антигитлеровской коалиции.
Гигантская, неустанная деятельность Сталина оказывала глубокое влияние не только на борьбу с мощным врагом на полях сражений и на могучий подъем военной экономики нашей страны в годы войны. Ее плодотворное влияние в полной мере проявилось и в области внешней политики. Под его руководством советской дипломатии удалось не только в сложнейших условиях разрушить козни врагов страны социализма, создать мощную антигитлеровскую коалицию государств противоположных социальных систем, сохранить ее единство в сложных условиях войны, но и успешно отстоять коренные интересы нашей страны, обеспечить ей мощные позиции в послевоенном мире.
На Потсдамской (Берлинской) конференции 1945 года, как и на двух предыдущих, центральной фигурой был И. В. Сталин. Держался он уверенно и просто. Тщательно и всесторонне подготовленный к каждой встрече с главами союзных держав, часто заводил в тупик западных политических деятелей. Тогда как Черчилль терял самообладание и очень жестикулировал, Сталин внешне сохранял спокойствие, говорил тихо, с нескрываемым сарказмом.
Когда Черчилль пространно расписывал переживаемые Великобританией послевоенные трудности, Сталин заметил:
- Я не привык жаловаться, но должен сказать, что наше положение еще хуже. Мы потеряли несколько миллионов убитыми, нам людей не хватает. Если бы я стал жаловаться, я боюсь, что вы тут прослезились бы, до того тяжелое положение в России. Но я не хочу причинять вам неприятности.
Член американской делегации А. Гарриман с некоторым чувством высокомерия спросил Сталина:
- А ведь вам, должно быть, очень приятно, что вы, после того, что пришлось пережить вашей стране, находитесь сейчас здесь, в Берлине?
В ответ услышал:
- Царь Александр до Парижа дошел...
После пленарного заседания 24 июля новый президент США Г. Трумэн в присутствии союзников по антигитлеровском коалиции сообщил И. В. Сталину, что у американцев есть новое оружие разрушительной силы. Черчилль буквально впился глазами в лицо Сталина. Однако И. В. Сталин остался совершенно спокойным.
И Трумэн, и Черчилль заключили, что Сталин ничего не понял и не придал должного значения событию, о котором его только что проинформировали.
После заседания Сталин рассказал Молотову и Жукову, что Трумэн специально задержал его, чтобы сообщить о новом американском оружии. Молотов заметил:
- Цену себе набивают.
Сталин сказал:
- Пусть набивают. Надо будет сегодня же переговорить с Курчатовым, чтобы они ускорили работу...
А через три года Сталин воочию увидел грозное детище советской промышленности и ученых - отечественное атомное оружие - оружие защиты мира. Сталин был уверен, что с Советским Союзом не удастся Америке обращаться как с Японией, которую в августе 1945 года США подвергли атомной бомбардировке (Хиросима и Нагасаки).
Советскую внешнюю политику Сталин подчинил разгрому фашистской Германии, сплочению антигитлеровской коалиции, выработке основ послевоенного мирного устройства. Всему этому и была подчинена деятельность Сталина на Потсдамской конференции.
Эту глубинную сущность внешней политики Сталина понимал и такой одиозный политик как Черчилль. Выступая 8 сентября 1942 года в палате общин он говорил: "Для меня имела исключительное значение встреча со Сталиным... Главная цель моего визита (в Москву.- авт.) состояла в том, чтобы установить такие же отношения уверенности и открытости, которые я установил с президентом Рузвельтом. Я думаю, что, несмотря на языковой барьер, который создает многие препятствия, мне в значительной степени это удалось".
И далее: "Для России большое счастье, что в час ее страданий во главе ее стоит этот великий твердый полководец. Сталин является крупной и сильной личностью, соответствующей тем бурным временам, в которых ему приходится жить. Он является человеком неистощимого мужества и силы воли, простым человеком, непосредственным и даже резким в разговоре, что я, как человек, выросший в палате общин, не могу не оценить, в особенности когда я могу в известной мере сказать это и о себе. Прежде всего Сталин является человеком с тем спасительным чувством юмора, который имеет исключительное значение для всех людей и для всех наций, и в особенности для великих людей и для великих вождей. Сталин произвел на меня также впечатление человека, обладающего глубокой хладнокровной мудростью с полным отсутствием иллюзий какого-либо рода. Я верю, что мне удалось дать ему почувствовать, что мы являемся хорошими и преданными товарищами в этой войне, но это докажут дела, а не слова.
Одно совершенно очевидно - это непоколебимая решимость России бороться с гитлеризмом до конца, до его окончательного разгрома. Сталин сказал мне, что русский народ в обычных условиях является по природе своей миролюбивым народом, но что дикие зверства, совершенные против этого народа, вызывали в нем такую ярость и возмущение, что его характер изменился" (Ф. Н. Чуев. Солдаты империи. Беседы. Воспоминания. Документы. М., 1998, с. 303-304).
В другой речи, также произнесенной в палате общин, но уже в 1959 году, когда Сталина не было в живых и память о нем вытравлялась из народного сознания, У. Черчилль признавался, что, когда он видел на конференции Сталина, "невольно становился по стойке "смирно" и держал руки по швам", что Сталин "принял Россию с сохой, а оставил ее оснащенной атомным оружием. Нет, что бы ни говорили о Сталине, таких история и народ не забывают".
Чем объяснить такое уважение к Сталину и его высокий авторитет у руководителей США и Англии? Собственно, ответ содержится в самих высказываниях Ф. Рузвельта и У. Черчилля, приводимых в настоящей книге.
Это можно подкрепить и авторитетным высказыванием нашего известного дипломата А. А. Громыко. В книге "Памятное" он справедливо отмечал: "Это, конечно, беспримерный подвиг советского народа, ставшего грудью на защиту своей страны. Уже в первый период войны американцы были поражены самоотверженностью советских людей в борьбе против фашизма, считавшегося непобедимым". Эти же чувства к советскому народу разделяли и англичане, и французы, и другие народы разных континентов, видя в советском народе и его армии единственную силу, способную сломить хребет фашистской Германии и спасти мир от гитлеровского рабства.
Надо заметить, что Сталин зарубежных деятелей не особенно баловал вниманием, берег честь и достоинство нашей страны. И уж тем более кощунственна была бы сама мысль о каком-то заигрывании с зарубежными деятелями, какого бы высокого ранга они ни были.
Уже только поэтому увидеть и услышать И. В. Сталина считалось у зарубежных деятелей крупным событием. А. А. Громыко, вспоминая конференции в Тегеране, Ялте и Потсдаме, писал: "Когда в ходе заседания говорил Сталин - выступал он, как правило, с непродолжительными заявлениями,- все присутствующие в зале ловили каждое его слово. Он нередко говорил так, что его слова резали слух обоих лидеров западных держав, хотя сами высказывания по своей форме вовсе не были резкими, тем более грубыми - такт соблюдался. То, что заявлял Сталин, плотно укладывалось в сознании тех, к кому он обращался.
Бросалось в глаза, что Рузвельт и Черчилль неодинаково реагируют на заявления Сталина: спокойно и с пониманием - Рузвельт и со строгим выражением лица, а то и с выражением плохо скрываемого недовольства Черчилль..."
И далее: "Когда говорил американский президент, все присутствовавшие выслушивали его очень внимательно. Они наблюдали за ходом и поворотом его мысли, за меткими суждениями, шутками. Все сознавали, что он высказывал мысли, которые имеют огромное значение в предстоящем строительстве здания мира.
Выступал или делал замечания премьер-министр Англии. Он умело и даже ловко формулировал свои мысли, умел блеснуть и шуткой. Чувствовалось, что он "на ты" не только с политикой, но и с историей, особенно новейшей...
Тем не менее как-то само собой получалось, что все присутствующие - и главные, и не главные участники - фиксировали взгляды на Сталине. Даже если говорил другой участник, то почему-то большинство присутствующих все равно наблюдали за Сталиным, за выражением его лица, за взглядом, стараясь понять, как он оценивает слова и мысли своих коллег.
И вот тихо, как бы между прочим, начинал говорить Сталин. Он говорил так, как будто кроме него присутствовали еще только двое. Ни малейшей скованности, никакого желания произвести эффект, ни единой шероховатости в изложении мысли у него не было. Каждое слово у него звучало так, как будто было специально заготовлено для того, чтобы сказать его в этой аудитории и в этот момент.
Обращало на себя внимание то, что во время высказываний Сталина, даже если они не относились к высокой политике, Рузвельт часто старался дать понять свое отношение - либо кивком головы, либо своим открытым взглядом к словам советского лидера" (А. А. Громыко. Памятное. Кн. 1. М., 1988, с. 181, 227-228).
На Крымской (Ялтинской) конференции в феврале 1945 года главы правительств СССР, США и Англии договорились, завершив разгром фашистской Германии, совместными усилиями установить мир народам. Они утвердили основные принципы послевоенного устройства мира, создали Организацию Объединенных Наций для коллегиального разрешения международных проблем. При ООН была создана уникальная организация - Совет Безопасности для урегулирования спорных вопросов между государствами мирными средствами. Они выработали принцип единогласия постоянных членов Совета Безопасности ООН.
По свидетельству и Рузвельта, и Черчилля, Сталин не раз подчеркивал, что "пока мы с вами живы, мир будет обеспечен. Мы заложили надежные основы будущего справедливого мирового порядка лет на пятьдесят".
Советский дипломат и политик Андрей Андреевич Громыко, по словам сына Анатолия Громыко - члена-корреспондента РАН, говорил ему: "ООН может быть эффективной только в том случае, если при принятии решений будет соблюдаться принцип единогласия великих держав - постоянных членов Совета Безопасности. Любая попытка обойти это - якобы для улучшения Устава приведет к кризису организации. Идея согласия в Совете Безопасности была нашей. Советское руководство отдавало себе отчет, что если решения будут приниматься простым большинством, то группа капиталистических государств Москве постоянно будет навязывать неприемлемые решения, стремление к компромиссу будет отсутствовать. Правило единогласия - это принуждение к компромиссу". Тогда я, помнится, задал отцу вопрос, являются ли правило единогласия и вето в Совете Безопасности "золотыми правилами" по отношению к ООН. "Вот именно!" - воскликнул отец.- Сейчас многие идеализируют международные отношения, не понимают всех гибельных для ООН последствий изменения этих правил. В стенах ООН должно господствовать согласие, а не принудиловка. Кстати, президент Рузвельт, хотя и не сразу, но понял это. Я с ним в 1944 году беседовал по этой проблеме. Рузвельт убедил в справедливости принципа единогласия Черчилля, а затем, в Ялте, сам внес это советское предложение на утверждение "Тройки". Сталин, Рузвельт и Черчилль в то время олицетворяли волю народов-победителей. Когда сегодня бросают камни в принцип единогласия, то они летят в их адрес, а не только в сторону одной "упрямой Москвы" ("Независимая газета. Фигуры и лица". 1999, № 14, 10 сентября).
В Ялте, пишет сын президента США Ф. Рузвельта Эллиот Рузвельт, "участники конференции обсудили проблему единства "Большой тройки" с полной откровенностью и на должном уровне. Отец поддержал этот принцип, учитывая бесспорную необходимость сохранения единства "Тройки" в будущем... Отец и Сталин одобрили идею предоставления членам "Большой тройки" право вето, основывая свою аргументацию на том простом и предельно ясном факте, что мир может быть сохранен только при условии единодушия всех крупнейших держав" (Э. Рузвельт. Его глазами. М., 1947, с. 180, 235).
На протяжении нескольких десятилетий мир, хотя и хрупкий, сохранялся. В последнее время военщина США игнорирует Совет Безопасности, навязывает свою волю другим, совершает варварские бомбардировки суверенных государств (Ирак, Судан, Афганистан, Югославия и др.). Расширяется возглавляемый США военно-агрессивный с блок НАТО на Восток, прежде всего к границам России. В этих условиях прогрессивная международная общественность требует поднимать роль ООН и особенно Совета Безопасности ООН.
По мнению авторитетных западных аналитиков, мировые события 2000 года показывают, что взрыв принципа единогласия ведущих государств ведет к пересмотру итогов второй мировой войны.
Сталин вскрыл безосновательность плана Черчилля нанести поражение Германии серией военных операций с южного направления - в северной части Италии, на Балканах, в Румынии, других странах - союзниках Гитлера. Кроме оттяжки открытия второго фронта, тайный замысел Англии и США он видел в том, чтобы помешать продвижению Красной Армии на Запад и прежде всего к Берлину. Сталин понимал, что с занятием Юго-Восточной Европы англо-американские войска вышли бы к западным рубежам СССР.
Поскольку уже не было сомнений в ближайшей победе, союзники обсуждали послевоенную судьбу Германии. Англо-американская сторона выступала за расчленение Германии на несколько государств - Пруссию, Баварию, Саксонию и др. Сталин не согласился с этим. "По-моему,- говорил он,- решение германской проблемы надо искать не на путях уничтожения германского государства, ибо невозможно уничтожить Германию, как невозможно уничтожить Россию, а на путях ее демилитаризации и демократизации, с непременной ликвидацией фашизма, вермахта и передачей преступных руководителей "третьего рейха" под суд народов" (Цит. по: А. А. Громыко. Памятное. Т. 1. М., 1988, с. 215).
Сталин был неприступен, как гранит, когда речь шла о принципиальных вопросах, затрагивающих интересы СССР и достоинство советского народа. Он жестко руководствовался интересами государственной безопасности страны при решении территориальных проблем. Именно при нем русские земли, захваченные враждебными соседями в прошлые или недавние времена - Западная Белоруссия и Западная Украина, Бессарабия и Прибалтика - вновь стали неотъемлемой частью России. Сталин после войны укрепил западные и восточные рубежи страны, не шел ни на какие территориальные уступки и не поддавался никаким давлениям.
Уже в наши дни один из архитекторов холодной войны и ядерной дипломатии бывший государственный секретарь США Г. Киссинджер пишет: "Как ни один из лидеров демократических стран, Сталин был готов в любую минуту заняться скрупулезным изучением соотношения сил. И именно в силу своей убежденности, что он - носитель исторической правды, отражением которой служит его идеология, он твердо и решительно отстаивал советские национальные интересы, не отягощая себя бременем лицемерной, как он считал, морали или личными привязанностями" (Генри Киссинджер. Дипломатия. М., 1997, с. 287).
С ростом успехов Красной Армии на советско-германском фронте разрасталась и борьба народов в оккупированных гитлеровцами странах Европы. Во главе сил сопротивления стояли рабочие и коммунистические партии. В мае 1943 года, учитывая изменившуюся международную обстановку, добиваясь сплочения всех патриотов и борцов против фашизма, Президиум Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала принял решение о роспуске Коминтерна. Это было смелое историческое решение, окончательно разоблачавшее буржуазную клевету, будто коммунистические партии действуют не самостоятельно, не в интересах своего народа, а по указке извне, из Москвы.
Отвечая по этому поводу на вопрос британского корреспондента, И. В. Сталин подчеркивал: "Роспуск Коммунистического Интернационала является правильным и своевременным, так как он облегчает организацию общего натиска всех свободолюбивых наций против общего врага - гитлеризма.
Роспуск Коммунистического Интернационала правилен, так как:
а) Он разоблачает ложь гитлеровцев о том, что "Москва" якобы намерена вмешиваться в жизнь других государств и "большевизировать" их. Этой лжи отныне кладется конец.
б) Он разоблачает клевету противников коммунизма в рабочем движении о том, что коммунистические партии различных стран действуют якобы не в интересах своего народа, а по приказу извне. Этой клевете отныне также кладется конец.
в) Он облегчает работу патриотов свободолюбивых стран по объединению прогрессивных сил своей страны, независимо от их партийности и религиозных убеждений, в единый национально-освободительный лагерь для развертывания борьбы против фашизма.
г) Он облегчает работу патриотов всех стран по объединению всех свободолюбивых народов в единый международный лагерь для борьбы против угрозы мирового господства гитлеризма, расчищая тем самым путь для организации в будущем содружества народов на основе их равноправия" ("Правда". 1943, 30 мая).
Сталин выразил уверенность, что все эти обстоятельства, взятые вместе, приведут к дальнейшему укреплению единого фронта союзников и других объединенных наций в их борьбе за победу над гитлеровской тиранией. Это было тем более важно, что роспуск Коминтерна происходил тогда, когда гитлеровцы напрягали свои последние силы и только организацией общего натиска можно было добить фашистского зверя и, таким образом, избавить народы от фашистского гнета.
Переломный 1943 год был ознаменован рядом важных внутриполитических событий, инициатором которых явился Сталин. Назовем некоторые из них.
Летом 1943 года, в разгар военных событий на советско-германском фронте, правительство по предложению Сталина приняло решение о создании нового Государственного Гимна СССР. Новый Гимн должен был заменить "Интернационал", написанный Эженом Потье на музыку Пьера Дегейтера. С 1888 года "Интернационал" был международным революционным гимном пролетариата, а после Октябрьской социалистической революции 1917 года стал Гимном СССР. "Интернационал" было решено оставить партийным гимном.
Правительственной комиссией, возглавляемой маршалом К. Е. Ворошиловым, за основу был принят вариант, написанный С. В. Михалковым и Г. Г. Эль-Регистаном.
С. В. Михалков вспоминает: "Перед маршалом на столе лежит отпечатанная в типографии книга в красной обложке. В ней собраны все варианты текста будущего Гимна СССР, представленные авторами на конкурс. На 83-й странице закладка: наш текст с пометками Сталина.
- Основа есть,- продолжает Ворошилов.- Но вот, посмотрите, замечания товарища Сталина. Вы пишете: "Свободных народов союз благородный". Товарищ Сталин делает пометку: "Ваше благородие?" Или вот здесь: "созданный волей народной". Товарищ Сталин делает пометку: "Народная воля?" Была такая организация в царское время. В Гимне все должно быть предельно ясно. Товарищ Сталин считает, что называть его в Гимне "избранником народа" не следует, а вот о Ленине надо сказать, что он был "великим".
...Нам приходилось слышать от собратьев по перу, что, дескать, не стоило в советском Гимне употреблять слово "Русь", поскольку это понятие архаическое, древнее и сегодня звучит диковато. Но нам казалось, что именно это слово и привлекло внимание Сталина. "Великая Русь" - понятие собирательное, в нем есть и сегодняшний день. За этим понятием стоит огромная слава и история русского народа...
После короткого обсуждения нового варианта нового четверостишия Сталин обращается к членам Политбюро:
- Каких захватчиков? Подлых? Как вы думаете, товарищи?
- Правильно, товарищ Сталин! Подлых! - соглашается Берия.
- На том и остановимся! Товарищ Щербаков, пусть этот текст отпечатают сейчас на машинке. А вы пока посидите с нами,- обращается к нам Сталин.
Так появился куплет, в котором были строки:
Мы армию нашу растили в сраженьях,
Захватчиков подлых с дороги сметем!..
Я вспоминаю еще такой эпизод. В дни работы над текстом Гимна СССР меня разыскали на фронте и привезли к командующему генерал-лейтенанту Курочкину. Тот говорит: "Срочно звоните Ворошилову, он интересовался, где вы пропадаете".
Дозваниваясь до Ворошилова, слышу в трубке: "Товарищ Сталин просил у вас узнать, можно ли заменить знак препинания во второй строке второго куплета?" Получить согласие авторов текста на изменение одного знака препинания?.. Наступил день окончательного утверждения Гимна. В пустом зале Большого театра сидели оба автора текста. В правительственной ложе - члены правительства и Политбюро.
Сталин (обращаясь ко всем): "Мы приняли новый Гимн страны. Это большое событие... Александр Васильевич Александров создал в свое время музыку "Гимна партии большевиков", которая больше всего подошла для Гимна Советского Союза. (Обращается к Шостаковичу.) Ваша музыка звучит очень мелодично, но что поделать. Гимн Александрова более подходит по своему торжественному звучанию. Это - Гимн могучей страны, в нем отражена мощь государства и вера в нашу победу... Товарищ Щербаков! Нам, видимо, надо принять постановление Совнаркома? И назначить день первого исполнения Гимна. Мы можем успеть дать команду нашему радио исполнить Гимн в новогоднюю ночь?" (Сергей Михалков. Я был советским писателем. М., 1992, с. 35, 37-38, 40).
О создании Гимна оставил свои воспоминания и Г. Г. Эль-Регистан. Сообщая о личной встрече Сталина с авторами, он пишет: "Тов. Сталин дает текст. "Посмотрите, как получилось..." Он весь в его пометках. Поставлены единица, двойка, тройка. Варьируются слова "дружба", "счастье", "слава". Слова "священный оплот" заменены на "надежный оплот". Щербаков спрашивает о "мире". Не надо. Мы воевали. Действительно - хорошо. Везде теперь одинаково запомнят. "Нас от победы к победе ведет!" - хвастовство. Надо, говорит, "Пусть от победы к победе!.." Заметил - "Отчизну свою поведем". Это хорошо. В будущее. Идем печатать. Возвращаемся. Сразу же читает. Каждого спрашивает. Примем? Сталин внес поправку в четверостишие:
Сквозь грозы сияло нам солнце свободы.
Нам Ленин в грядущее путь озарил.
Нас вырастил Сталин - избранник народа,
На труд и на подвиги нас вдохновил.
Во второй строке он вычеркнул слово "грядущее". Сталин нашел, что его могут не понять в деревне. В третьей строке он счел "избранник народа" слишком напыщенным и собственноручно написал "на верность народу"".
Авторы попросили себе на память поправки, сделанные Сталиным от руки синими чернилами.
Эль-Регистан рассказывает, что на заключительном прослушивании Гимна в Большом театре присутствовали члены Политбюро ЦК партии, руководители советских учреждений, было много военных. Сталин пришел в маршальской форме. Он заметно поседел. Слушал очень внимательно, был оживлен, энергичен.