– Но слушай, Васильич, есть же все-таки закон… – попытался возразить лейтенант.
   – Нету, – тихо рявкнул Лужин. – Нет законов, брат, понял? Когда толстый дядя пишет бумажки, находясь в кольце бронированных мальчиков из бывшей «девятки» – это одно, а когда тетя Маша или Леночка-девочка-шестиклассница в темном подъезде – это совсем другое.
   – Но… – попытался возразить Зорин, выкладывая остатки юношеского оптимизма и максимализма, но капитан задушил его возражение в корне:
   – Или сдавай меня, как стеклотару, инспекции по личному составу, или засохни. То, что я делал, я делаю и буду делать, пока не сдох! – Чистильщик коротко рубанул ребром ладони по столешнице. Кружки подпрыгнули, доски слегка треснули, окружающие оглянулись. Чистильщик тотчас же изобразил – для нервных посетителей – лицом и руками: «Ну, бывает, что поделаешь». И сразу же повернулся к Зорину, пронизывая его взглядом, – вновь холодно-спокойный, собранный.
   – Ты что, Васильич, – поежился лейтенант, – нешто ж я стучать побегу?
   Лужин пожал плечами.
   – Если ты, Ленчик, это и сделаешь, никто на тебя – почти – косо и не посмотрит. Я – в первую очередь. Когда-нибудь, может быть, – Чистильщик остро глянул на Зорина, – я подчеркиваю – может быть – я и поведаю тебе о некоторых своих делах и о их высшем смысле. Только боюсь, что либо мне придется вызывать для тебя неотложку, либо тебе для меня – труповозку. Вот так-то.
 
 
Рижский проспект, Псков. Четверг, 9.04. 17:50
 
   Коля-Бешеный был уже прилично на взводе, но все равно его тело сотрясала крупная дрожь. Он сорвал зубами – пальцы не слушались – пробку с чекушки и, даже не пытаясь налить водку в стакан, присосался к горлышку. Четыре-пять мощных глотков – и пустая бутылка полетела в угол, в груду ей подобных. Не обращая внимания на глухой звон бьющегося стекла, Николай запил обжигающую жидкость пивом – так же, из горлышка бутылки. Но напиться не удавалось. Тяжелела, наливалась свинцом голова, становились ватно-мягкими конечности, но блаженное забытье не наступало.
   Последние четыре часа Николай провел как в тумане. Он не помнил, как опрометью рванул из квартиры Любки, где бродил, откуда взял деньги – занял? отнял? украл? Более или менее он начал воспринимать пространство-время, когда очутился сидящим на застеленной, с грязным бельем, кровати в своей квартире на окраине Пскова и принял первые сто грамм. Но с возвращением в реальность его стала сотрясать дрожь, из-за которой вторые сто грамм расплескались по грязному паркетному полу, и Коля решил пить из горла, дабы не переводить зазря продукт.
   Выхлебав полбутылки чуть несвежего «Сенчу» даугавского производства, в изобилии стоявшего в окрестных ларьках, Николай с шумом выдохнул. Дрожь наконец-то начала оставлять его, и Коля-Бешеный вытянул из пачки «беломорину», продул, закурил. И в этот момент в дверь длинно позвонили. Коля подскочил, словно подброшенный пружиной, и замер. Горящая папироса упала на пол, точнее – на маленький половичок у кровати, Коля выудил из стенного шкафа тяжелый молоток и сделал шаг в прихожую, чувствуя вонь тлеющей тряпки. Звонок снова длинно ударил по натянутым нервам. Николай вновь застыл.
   Глянул в глазок – память былых, «интеллигентских» времен. Перед дверью переминался Вова-Кабан, всегдашний собутыльник Николая. Матюгнувшись, Коля-Бешеный открыл дверь.
   – Ага, ты – уже! – радостно рявкнул Вова и потянул ноздрями. – А чем это у тебя воняет?
   – Ты, твою мать, еще бы дольше звонил! – заорал Николай. – Тут бы воще бы пожар случился!
   – Да-а, брат, – протянул Кабан, – какой-то ты испуганный. Про Любку я уже слыхал. Не ты ее?
   – Ты че, воще озвезденел? – взвизгнул Бешеный, и глаза его налились кровью. – Я тебе такое расскажу – охренеешь!
   И он принялся в красках излагать сцену, увиденную им в квартире Любки, тщательно скрывая свой испуг и приписывая детали, которых и не было.
   Им обоим было невдомек, что беседу их минут пять уже слушают. И совсем не Наши Родные Органы.
 
 
Железнодорожный вокзал, Псков, Пятница, 10,04. 5:10
 
   Чистильщик сошел с поезда, имея в карманах сумму в две тысячи деноминированных рублей и тысячу «зеленых», Ч3 модель 75 калибра 9 мм «парабеллум»[8] с пятнадцатипатронным магазином, «браунинг» образца 1910/12 года и вполне реальное удостоверение ФСБ. Ч3 Чистильщик сунул в кобуру на поясном ремне, на левом боку, браунинг – в кобуру, крепящуюся к предплечью правой руки, деньги – в левый внутренний карман кожаной куртки, удостоверение – в правый. Именно в правый, чтобы доставать левой рукой, которая – почему-то – в критических разговорах с ОМОНом или СОБРом считалась более безопасной. Сам Чистильщик уже очень давно научился стрелять с обеих рук, хотя амбивалентом от рождения не был.
 
   Первое, что сделал Чистильщик, – ощутив себя Крысоловом, свободным от всех преград и рамок, вышедшим на Охоту, – купил десяток бутылок среднего качества водки – дабы не отпугнуть высоким ее качеством опрашиваемый контингент.
   Часа через три он был если не лучшим другом окрестных бомжей, то уж точно – человеком, заслуживающим доверия. Огромный поток информации потек в его уши. Порядка девяноста пяти процентов можно было смело отсеивать, как семечную шелуху. Зато пять процентов – отшелушив гиперболы и несущественные замечания в виде ненормативной лексики, – были неоценимой помощью в его деле. Поэтому, встретившись со связником в кафе, носившем молодежно-неформальное название «Бейрут», Чистильщик был почти в курсе дела. Но связник ошарашил его.
   Попивая маленький двойной кофе мелкими глотками, связник, как бы между делом, произнес, передав Чистильщику материалы по Коле-Бешеному:
   – Мы хотим, Крысолов, чтобы это был несчастный случай.
   Какое-то время Чистильщик молчал, прослушивая документацию, записанную на обычную аудиокассету, на плейере. Потом поднял взгляд на связника:
   – Кто это – «мы»?
   – Местный филиал вашей организации, – невозмутимо ответил связник.
   Крысолов покачал головой.
   – А я, дурак, думал, что это цельная организация, – с усмешкой произнес он.
   Связник симметрично усмехнулся.
   – Центр и периферия, – грустно сказал он. – Это не мое решение. Центр и периферия.
   – Спасибо вам, – ответил Чистильщик. – Увы, решать все – Центру.
   – Пожалуйста, – устало произнес связник. – Боюсь, что вы правы.
 
 
Октябрьский проспект, Псков. Суббота, 11.04. 17:45
 
   Уже в другом облачении и с другой моделью поведения Чистильщик тормозил машину на центральном проспекте Пскова. Он сделал свое дело. Собственно, дело состояло из двух частей. С помощью психотропного препарата он выпотрошил Колю-Бешеного и, заручившись поддержкой местного УВД, быстро вышел на аномала, ликвидировал его. И получил по сотовому, номер которого знали лишь очень немногие, команду «Профилактика». Это значило – зачистка всего верхнего эшелона местного филиала.
   Вот тут как раз и сотворил Крысолов цепь «необъяснимых несчастных случаев». В отличие от аномала, «зачищенного» выстрелом из «браунинга» в затылок, четко в мозжечок. А главы филиала умерли – кто от разрыва сердца, кто от кровоизлияния в мозг, а кто и просто передознулся кокаином. Всякое бывает с обеспеченными людьми.
   Перед отъездом из Пскова – в этот момент умирал от невнимательности директор Северо-Западной Торговой Компании, не заметивший заряд направленного действия с детектором движения под днищем своего «БМВ», – Чистильщик встретился со своим связником.
   – Ну как, все в порядке? – весело спросил Чистильщик. – Все я хвосты зачистил?
   Они стояли на берегу Великой, под стенами Псковского кремля, в месте впадения Псковы в Великую.
   – Сука ты, Крысолов, – тихо произнес связник. – Всех наших ликвидировал – рад?
   – Да пошел ты, – негромко ответил Чистильщик. – Нехрен было выстебываться.
   Связник вынул из кармана тупорылый пистолет. «Макаров» – сразу определил Чистильщик. Он бы мог опередить связника, который явно держал оружие в первый раз в руках, и выхватить Ч3-75 из кобуры под полурасстегнутой курткой, выстрелить на поражение из любого положения: падая; лежа на спине, на боку, на животе; в прыжке в сторону – чему-чему, а этому его научили до автоматизма. Но почему-то не стал.
   – Ну, и?.. – произнес он.
   Связник щелкнул предохранителем. Поднял ствол на уровень лица Крысолова.
   – Я убью тебя, – полуутвердительно-полувопросительно произнес он.
   Чистильщик только усмехнулся.
   – Валяй! – воскликнул он, разведя руки в стороны. – Ну?!
   Ствол дрогнул и пошел вниз.
   – Вот в яйца – не надо, – с деланной заботой произнес Чистильщик. – В лоб – еще туда-сюда, а в яйца – негоже.
   Он шагнул вперед, аккуратно вынул пистолет из закоченевших пальцев связника.
   – Как тебя зовут-то? – задал он непозволительный вопрос.
   – К-костя, – дрогнувшим голосом ответил связник.
   – Работать нам с тобой, Костя, еще до скончания века, – грустно произнес Чистильщик. – Питоны завсегда найдутся. Вот только ты хавлом не щелкай – сожрут. Пока.
   Он бросил поставленный на предохранитель «Макаров» на землю и пошел прочь, почти не ожидая выстрела в спину.
   На Октябрьском проспекте Чистильщик остановил потрепанный «жигулек», водитель которого согласился его довезти до памятника на развилке. Через полчаса безуспешных попыток Чистильщик в новом – длинные хайры (парик) и тертая джинса (чем не камуфляж) – смог затормозить лайбу с хохлятскими номерами. Основное, что требовалось от Чистильщика, – это рассказывать байки, дабы водила не заснул. Вот уж чего-чего, а баек Чистильщик знал до дури. Весело доехали до Луги, где драйвер-хохол не захотел отпускать Чистильщика и они доехали до станции метро «Московская». Подмигнув на прощание, Крысолов спрыгнул с подножки «МАЗа» и растворился в толпе утренних пассажиров метрополитена.

3. СУМЕРКИ

Привокзальная площадь, Тверь. 11,04,19:45
 
   Хмурый невысокий человек почти незаметно выскользнул из дверей привокзальной гостиницы. Почти – то есть никто не смог бы описать его внешность, даже если бы портье, дежурную по этажу, горничную или бармена допрашивала лучшая команда следователей и розыскников, каких только смогли бы найти совместными усилиями ФСБ и МВД. Но этого никто, естественно, не стал делать.
   Серый Человек нырнул в переполненный хвостовой плацкартный вагон скорого Москва-Мурманск. Небрежно сунув замудоханному проводнику – одному на два вагона – мятый билет, Серый Человек протиснулся к своему месту, забросил объемистую грязную сумку на третью полку, приветливо улыбнулся соседям и отправился в сторону нерабочего тамбура – покурить.
   Но как только поезд тронулся, Серый Человек бросил недокуренную сигарету в банку-пепельницу, присобаченную к двери тамбура, и нырнул в межвагонную «гармошку». Там он сбросил замызганную куртку, внутренней стороной не менее замызганной шапки протер до зеркального блеска дорогие ботинки, сунул старую одежду в промежуток вагонных стыков, волосы спрыснул водой из заранее приготовленной пластиковой бутылочки и остался в короткой модной куртке, с маленькой сумочкой на ремне через плечо. Этакий преуспевающий молодящийся мэн. Он даже в росте, казалось, прибавил.
   Именно в таком виде он и появился в купейном вагоне, пожаловался проводнику – дескать, чуть не опоздал, пришлось прыгать в последний вагон. Предъявил билет, получил постель и мирно улегся в купе на свою верхнюю полку, где, повозившись минут с пяток, спокойно задремал.
   Разбудил его сильный толчок и отдаленный грохот. Легко удержав свое жилистое – и весьма тренированное – тело от падения с полки, Серый Человек, изобразив на лице недоумение и страх, осторожно спустился на пол. Поезд стоял. «Что случилось?» – кричали встревоженные пассажиры, и Серый Человек вплел свой голос в их нестройный хор. Якобы суматошно натягивая ботинки, Серый Человек незаметно усмехнулся, заранее предвкушая Зрелище.
   Спрыгнув с подножки вагона, он вместе с прочими пассажирами пробежал по каше сырого снега с сотню метров и увидел догорающий, чадно дымящий остов хвостового плацкартного вагона. Два предыдущих вагона сошли с рельс и лежали на боку под невысокой насыпью. Из них доносились крики о помощи и истошный вой раненых и покалеченных. Серый Человек судорожно сглотнул, ощущая что-то, подобное сильнейшему оргазму, но гораздо продолжительнее и намного мощнее. Его аж шатнуло. Кто-то, решив, что Серому Человеку стало плохо от этого кошмарного зрелища, попытался отвести его в сторону, но он вырвался, не отрывая застывшего взгляда расширенных глаз от кровавого месива в чудом уцелевшем нерабочем тамбуре хвостового вагона, где он курил пару часов назад.
   А дальше – дальше он исчез, не оставив следов. Место номер двенадцать, которое он якобы занимал в купейном вагоне, оказалось пустым. Билет на него куплен не был, и место пустовало аж с самой Москвы. Но в принципе никто этими странностями не интересовался.
 
 
Станция метро «Площадь Мужества» – Вторая Красноармейская, Санкт-Петербург. Воскресенье, 12.04. 23:35
 
   – Ботва все это, док, – бормотал Чистильщик. Врач, бинтовавший его предплечье, похоже, так не считал.
   – Док, ты меня достал! – воскликнул Чистильщик и попытался встать.
   С неожиданной силой, которую никто не мог бы предположить в тонких руках врача, тот усадил Лужина на холодный гранитный пол.
   – Вы обещали экскурс по странным существам града Питера, – напористо произнес он.
   – Прямо сейчас? – устало спросил Чистильщик. Нынешняя операция по зачистке обошлась без жертв, но устал он безмерно.
   – Да. Если вы в состоянии – сейчас.
   – Хорошо, – Чистильщик отмахнулся от набегающего Крыса, дескать, сам рапорт составишь, а меня нынче не замай. Крыс понятливо мотнул головой и исчез. А Чистильщик, тяжко поднявшись, поманил доктора за собой.
   Через тридцать пять минут, уединившись в тишине медблока команды «Бойцовые Коты», Чистильщик и доктор разливали в стаканы разведенный спирт.
   – Ну, мое прозвище ты знаешь, – холодно сказал Чистильщик. – А как мне звать тебя?
   – Позывные – Стерх, – мрачно ответил врач.
   – 32-я бригада? – с неожиданным волнением переспросил Чистильщик.
   Врач кивнул.
   – Все. Куча вопросов снимается, – пробормотал Лужин. – Неужели не помнишь, как меня латал?
   Врач мотнул головой.
   – Да где уж тебе, там таких, как я, был мешок, – буркнул Чистильщик. – Ну, слушай сюда, Стерх. – Чистильщик глубоко вздохнул. – Ты сам питерский? – Врач кивнул. – Тогда легче. Объяснить, я имею в виду. Понимаешь, у этого города – совершенно иная инфосфера. Он принимает лишь немногих. Да и тех, кого принял, испытывает ежечасно. Но и это еще не все. Инфосфера уродует тех, кого не принимает, но те все равно держатся за город. Уродует и тех, кто принят, но криво вписывается в структуру города, не полностью. Я не знаю, что нужно для того, чтобы полностью вписаться, – у меня нет четких критериев. Я не изучал глубинные причины этих явлений, я занимался лишь последствиями. Будем! – Чистильщик поднял стакан. Врач поднял свой и мужчины выпили не чокаясь. Выдохнули. Занюхали хлебом, закусили сальцом, хрустнули лучком. Чистильщик вынул портсигар, предложил одну сигарку доктору. Тот отрицательно мотнул головой и вынул из кармана пачку «Беломора». Задымили, прикурив от «Зиппо» Чистильщика.
   – Так вот, док, – продолжал Чистильщик, – самое обычное явление в Питере – это перманентная неврастения почти у всех жителей. Лечи их – не лечи. Ну, я не врач, и выражаюсь, может быть, не совсем грамотно, но, думаю, ты меня понял. Но у некоторых, которые либо не приняты абсолютно, либо потомки не принятых, начинаются странные изменения в психике. На первый взгляд – это обычные люди, которые, скорее всего, спокойно пройдут любую, самую тщательную психиатрическую экспертизу. Но… – Чистильщик разлил спирт по стаканам.
   – Маньяки? – произнес врач, беря свой стакан. Выпили, крякнули, занюхали, закусили, хрустнули лучком, закурили.
   – Не-ет, брат, – покачал головой Чистильщик. – Маньяки – это еще люди. Другие, но люди. Как художники или поэты. Они по-другому видят, воспринимают мир и выражают себя в нем. Только одни деструктивны, а другие конструктивны. Но психические мутации – это не банальные расстройства психики, которые мы наблюдаем у маньяков или людей искусства. Кстати, не потому ли так бездарны нынешние, так называемые «звезды» и не потому ли так много развелось маньяков, что самовыражаться в убийстве и насилии стало намного легче и дешевле, что ли? Ну, это отдельная тема для разговора,
   Так вот, бишь, о чем я: мутации не обязательно тератоидные или тератогенные, но эти существа иные. Именно существа – они уже не люди в нашем, то есть вашем понимании.
   – Не понял, – произнес врач, разливая спирт по стаканам.
   Чистильщик поглядел жидкость на просвет, поболтал ее немного и залпом выпил. Сморщился, но закусывать не стал, лишь закурил новую сигарку. Врач поднял брови, но ничего не сказал, лишь кинул в рот кусочек сала. Чистильщик трезво и холодно глянул на врача. Тот поперхнулся, но взгляд выдержал.
   – А ты не помнишь? Я же уже говорил, что я не человек. – Чистильщик усмехнулся. – Ты думал, я шучу? Нет, док, этим не шутят. Видишь ли, есть еще категория людей, которых город, если можно так сказать, поглотил. То есть принял на сто два процента. Между полностью отторгнутыми и поглощенными можно поставить знак равенства.
 
 
Вторая Красноармейская, Санкт-Петербург. Понедельник, 13.04. 2:15
 
   Чистильщик долго молча курил, неподвижными глазами глядя на черноту за окном. Потом все так же, не произнося ни слова, он расплескал спирт по стаканам, приподнял свой на уровень глаз приглашающим жестом и опрокинул в себя обжигающую жидкость. Занюхал горбушкой и глубоко затянулся. Заглянул в портсигар и хмыкнул про себя – за эти полтора часа он выкурил уже семь сигарет, но не испытал привычного неудовольствия по поводу превышения дневной нормы, не испытал ничего, кроме усталого равнодушия.
   Усидели они почти литр разведенного до сорока пяти процентов спирта, доктор слегка осоловел, Чистильщик был почти ни в одном глазу, испытывая лишь приятную расслабленность в теле. От пития пришлось на время отвлечься, приготовить доку отрезвляющий декокт из крепчайшего кофе и перца и незаметно капнуть в него пару капель из своего пузырька – «Серебряной Звезды», мощнейшего, но абсолютно безвредного в малых дозах нейтрализатора алкоголя и наркотиков. Доктор быстро оклемался и теперь поглядывал на Чистильщика с подозрением.
   – Ладно, мы отвлеклись на побочные теории, – неторопливо произнес Чистильщик, – продолжим. Понимаешь, мы тут все больше говорили про психические изменения. Но кроме них есть ведь и физиологические изменения, генетические – какие угодно. Думаешь, мутанты в подземке – плод радиационных и химических загрязнений, как это любят буржуи в фильмах показывать? Ни хренушки подобного. Сколько я видел радиационных или химических мутантов, все они уродливы и недееспособны по причине дегенеративности. Парочку исключений из правила я видел, но они – люди умные, тихие и спокойные, мирно живут и радуются, что почти не болеют и ускоренно заживляют раны. Правда, медленней меня.
   – Лю-уди? – протянул доктор. Чистильщик кивнул:
   – Именно, что люди. Да и парочку котиков-песиков наблюдал – вполне нормальные дворняги, чуть крупнее своих обычных собратьев. Котейку даже удалось колбаской подманить – как видишь, он меня не съел, а за колбаску даже погладить себя дал.
   – Так какой же он мутант?
   – А греться ходил он туда, где дозиметр почти зашкаливало. Видел, как котейки на солнышке греются? Так он грелся на проплешине с крайне высоким фоном. Но сейчас речь не об том.
   Он долил в стаканы остатки спирта и вынул из раковины охлаждавшуюся под струей воды поллитровку «Smirnoff» и глотнул из горлышка пластиковой бутылки колы. Все это он успел раздобыть, пока доктор просиборивался от декокта, заслав подвернувшегося в коридоре Крыса в ближайший круглосуточный магазин. Крыс облизнулся было на водочку, но Чистильщик погрозил ему кулаком – после дежурства. И дал денежки сверх – на вторую поллитру.
   Выпили, хрустнув лучком. Док задымил своим «Беломором», Чистильщик от курения воздержался, хотя очень хотелось. Но именно поэтому он и отодвинул портсигар от себя.
   – Но сейчас речь не об том, – повторил он. – Сейчас речь о тех мутациях, которые создает тератогенная инфосфера города. Я почти уверен, что в каждом мегаполисе есть свои мутанты – звери и люди. И они – другие. Если сравнить радиационных, питерских, московских или каких-нибудь нью-йоркских мутантов, они будут довольно сильно отличаться друг от друга, даже если и произошли от одних предков.
 
 
Гостилицкое шоссе, Старый Петергоф, Понедельник, 13.04. 5:08
 
   – И все-таки, ты ничего не понимаешь, Вадим, – устало произнесла женщина и откинулась на спинку дивана. Крысолов пожал плечами и хлебнул пива. Он сидел с ногами в кресле напротив дивана. Под невысоким столиком, уставленным пивом, вином и закусками, дремал Бес.
   Мирдза свалилась как снег на голову. Когда Крысолов вернулся после долгого и тяжелого разговора с доком, он застал ее в доме, дремлющей на диване в гостиной. Бес пропустил ее в дом. Мистика! Сам Крысолов не видел женщину почти пять лет, последний раз слышал ее голос по телефону года полтора назад. И вот она его нашла. А Бес пропустил в дом. Мистика.
   – Может быть, – почти равнодушно ответил Крысолов. – Все может быть, Мирдза. Кстати, как Марта?
   – Хорошо, уже почти невеста, – ответила она. – Частенько спрашивает, когда приедет дядя Вадим. А ты заметил, – вдруг вскинулась женщина, – что называешь меня полным именем. А помнишь, как ты звал меня раньше?
   – Ми-ирка, – протянул Крысолов, и холодные бесцветные глаза его потеплели, наполнились красками, но лишь на секунду. – Того меня уже нет. Все кончилось. Мне хотелось быть с тобой, но еще мне нужно было выполнять мой долг, призвание, обязанность… Не знаю, как точно сказать.
   – Именно! – крикнула Мирдза, тряхнув головой так, что ее рыжие волосы взметнулись медным вихрем – Ты сам не знаешь – зачем тебе все это! Они искалечили тебя, твою психику, сделали послушным орудием, убийцей!
   Бес под столом поднял голову и недовольно заворчал. Мирдза храбро положила руку ему на загривок. Пес недоверчиво обнюхал ее руку, но позволил все-таки погладить себя, ворча для приличия.
   – Видишь? – уже тише спросила она. – Даже приставили к тебе стража. Ему же нравятся мои поглаживания, но он все равно рычит. Так же и ты.
   Крысолов усмехнулся и помотал головой.
   – Нет. Просто мы оба питаем большую слабость к слабому полу – миль пардон за тавтологию.
   Мирдза тоже мотнула головой так, что ее мягкие пушистые волосы растрепались окончательно, став словно облако, подсвеченное закатом.
   – Неправда. Ты был готов следовать за своими наставниками и в огонь, и в воду. Никаких слабостей ты не испытывал, как и этот зверь. Ты всегда был сильной и целенаправленной зверюгой, надрессированной только на то, чтобы искоренять и пресекать. Неужели ты сам этого не замечаешь? Ты же перестал быть человеком…
   – А я никогда и не претендовал на это «высокое» звание, – с хмурой язвительностью ответил он. Мирдза потупилась.
   – Даже твое прозвище – Крысолов – оно и то о многом говорит, – глухо произнесла она. – Ты готов ловить крыс, давить их, не спрашивая – а кто эта крыса, и крыса ли она вовсе.
   – Да, я Крысолов, – ответил он. – Но ведь кто-то должен очищать этот мир от крыс?
   – А что потом? – спросила она почти невнятно – слезы душили ее. – Что потом? Когда ты выловишь последнюю крысу?
   Крысолов грустно усмехнулся.
   – На мой век крыс – более чем достаточно.

4. РАЗБИТЫЕ ВДРЕБЕЗГИ

Химки, Москва. Понедельник, 13.04. 18:50
 
   Почтительно склонив голову к циновкам, устилавшим пол, немолодой, подтянутый в костюме-тройке человек произнес:
   – Мы потеряли с ними контакт, святейший.
   Сидящий на возвышении бритый наголо полноватый молодой – лет тридцати – тридцати двух – человек в расшитом золотыми узорами черном кимоно приоткрыл узкие глаза. Человек в тройке заглянул в их пугающую черноту и вновь склонился к полу.
   – Мы ничего не можем сделать, – пролепетал он. Молодой человек изогнул брови.
   – Правда? – с неправильным ударением спросил он. Человек в тройке сжался.
   – Мы сделаем все, чтобы найти их, – пролепетал он.
   – Да-а? – протяжно спросил полноватый молодой человек и дернул головой.
   Из-за занавеса, прикрывавшего дверь, появился юноша, держащий на вытянутых руках бархатную подушку, на которой покоился меч-катана в темно-синих ножнах. С тихим шелестом клинок покинул ножны.
   Человек в тройке что-то пискнул, но клинок, описав плавную дугу, обрушился на его шею, мгновенно отсекши голову. Обтерев клинок белой тряпицей, молодой человек вложил его в ножны и повернулся к юноше.
   – Направьте по месту встречи группу, – с жестким акцентом произнес молодой человек.
   Юноша поклонился ему и все так же бесшумно исчез за занавесом.
 
 
Под Дворцовой площадью, глубина 60 метров, Санкт-Петербург. Вторник, 14.04. 5:00