Страница:
Баба Люба варила необычный кисель. Он остывал и не выливался из перевернутой кружки. Мне такой нравится, он напоминает мармелад.
В 63-м году дед утроил маму в Совмин, курьером. Плехановский институт мама бросила после двух курсов из-за меня. Курьерский оклад
– 45 рублей. Все заработанные деньги мама отдавала бабушке Нюше, а меня удавалось пристраивать в детсад на пятидневку или в детские санатории. Путевки стоили очень дешево.
На новый год мы с мамой ездили в Астафьево, санаторий в бывшем господском доме, в Подмосковье. Огромная столовая. Столы с белыми скатертями, плотно уставленные бокалами разного калибра, салатницами, хлебницами, приборами и тарелками. На столах стоят бутылки с минеральной или фруктовой водой, которую отдыхающие оставили до будущего раза. В новогодний вечер раскрасневшиеся совминовские взрослые сидят за столами и, качаясь, поют нестройными голосами: 'А рассвет уже все заметнее, так, пожалуйста, будь добра – не забудь и ты эти летние, подмосковные вечера…'. Я крепко заснул, а когда рассвело, в своем носке на полу обнаружил большую шоколадку
'Сливочный' и пять вкусных конфет. Дедушка мороз принес. А европейские и американские детки в новогоднюю ночь кладут в носок морковку, чтобы лошадка деда мороза подкрепилась перед обратной дорогой.
Сосны
Герцено
Школа
Ильинское
Непецыно.
В 63-м году дед утроил маму в Совмин, курьером. Плехановский институт мама бросила после двух курсов из-за меня. Курьерский оклад
– 45 рублей. Все заработанные деньги мама отдавала бабушке Нюше, а меня удавалось пристраивать в детсад на пятидневку или в детские санатории. Путевки стоили очень дешево.
На новый год мы с мамой ездили в Астафьево, санаторий в бывшем господском доме, в Подмосковье. Огромная столовая. Столы с белыми скатертями, плотно уставленные бокалами разного калибра, салатницами, хлебницами, приборами и тарелками. На столах стоят бутылки с минеральной или фруктовой водой, которую отдыхающие оставили до будущего раза. В новогодний вечер раскрасневшиеся совминовские взрослые сидят за столами и, качаясь, поют нестройными голосами: 'А рассвет уже все заметнее, так, пожалуйста, будь добра – не забудь и ты эти летние, подмосковные вечера…'. Я крепко заснул, а когда рассвело, в своем носке на полу обнаружил большую шоколадку
'Сливочный' и пять вкусных конфет. Дедушка мороз принес. А европейские и американские детки в новогоднюю ночь кладут в носок морковку, чтобы лошадка деда мороза подкрепилась перед обратной дорогой.
Сосны
Сосны это детский сад пятидневка в Подмосковье. Метро в Кузьминках еще нет, и мы с мамой едем до центра на автобусе. Автобусы для отправки детей в Сосны стояли напротив Политехнического музея. Детки уже сидели, а родители рядом ждали отправки. Воспитательница запретила нам грызть ногти. А если они выросли? Это же гигиена.
Грызли ногти многие, трудно отказать себе в удовольствии.
Деревья в середине 60-х были значительно крупнее нынешних. Рядом с корпусом в Соснах стоят несколько свежих сосновых пней. Любой из нас забирался на пень и делал три полных шага от края до края.
Рядом со мной в автобусе сидит мальчик. Пока ехали, познакомились и подружились. Андрюша ужасно много знает и очень активный. По территории детсада группы ходят парами. Мы в паре с Андрюшей. В первый выход из корпуса мы отстали от нашей группы и стали искать спички на дороге. Андрюша решил разжечь костер. Нашли одну сгоревшую.
– Ладно, без спичек обойдемся, – сказал он.
'Обойдемся?'. Зачем это нам обходить корпус? На фотографии нашей группы Андрюша стоит, плотно прижав ладошки к трусикам, подбородок его поднят, лицо сурьезное, его папка наверняка военный.
Летом все дети играют и бегают босиком по травке. Наступил на пчелку. Плакал. На этом месте с тех пор родинка. Пчелка погибла. Ее жало рассчитано на оборону только против насекомых. Оно легко прокалывает хитиновую оболочку, а в теле животных и человека стилеты с зазубринами застревают и остаются вместе с частью кишечника.
За корпусом на поляне детский бассейн под открытым небом. Бассейн в виде буквы 'О' с двумя дугообразными мостками, перекинутыми на островок. Плавать в бассейне легко – руками перебираешь по дну.
Иногда воспитательницы просят нас собрать со дна шишки, ветки и камешки. Кто больше соберет – тот победил.
Однажды мама привезла меня в Сосны в середине недели. Ехали на автобусе 'Фердинанд', лесной, песчаной дорогой. Он подвез нас не к главным воротам, а к лесным. Меня отвели в группу. Меня посадили в таз голышом (ноги в тазу помещались, не сгибаясь в коленях) и оставили. Таз стоял у открытой двери в туалетную комнату, на полу.
Дети в это время завтракали. Сидящие за ближайшими столиками то и дело поглядывали на меня. Я все думал: мешает ли их взгляду бортик моего таза или нет, и мысленно проводил линию от их глаз. Хотелось думать, что мешает. Иначе стыдно же. Я уже знал, что мальчики отличаются от девочек. После очередной пятидневки рассказал маме: ' Мам, мам, а Надька Петрова из дырочки писает!'.
Мылись мальчики и девочки раздельно. Вова всякий раз, когда наступала очередь девочек, просил воспитательницу разрешения подержать душевой шланг. Воспитательница разрешала. И Вова видел все девчачьи секреты. Теперь Вова нас консультирует.
Перед сном и мальчики и девочки одевают одинаковые короткие байковые ночные рубашки. Трусики на ночь снимают. Перед тем, как лечь, всякий, стоя на кровати, встряхивает одеяло, чтобы расправить его. Если соседка девчонка, нужно встряхнуть одеяло раньше, и лежа подсмотреть, как это делает она.
Мы дружим втроем. Девочка Таня, Витя и я. Однажды мы решили:
Хватит жить законом, данным Адамом и Евой… Зашли в туалет и стали показывать друг другу глупости. Сначала мы у Тани посмотрели, потрогали пальчиком, потом Таня у нас. Отнеслись к мероприятию деловито:
– Может, попы посмотрим?
– Попы у всех одинаковые.
– Да.
Большинство в группе не умели завязывать шнурки. Я среди них.
Воспитатели просили тех, кто уже умеет, научить глупеньких. Мои шнурки завязывала девочка. Я смотрел на ее пальцы, как на чудо природы, и не успевал запомнить.
За нехорошие проступки нас наказывали. В тихий час нельзя моргать закрытыми глазами. Если моргаешь – получаешь по голове веником или половником. Более серьезное наказание – на пол насыпается горчица, которую заставляют есть, стоя на коленях.
Однажды за что-то наказали меня. Плакал, как и все в таких случаях. Помощница воспитательницы нагибала мою голову к полу, чтобы губы коснулись горстки горчицы.
Самое тяжелое наказание – вождение голым по другим группам. Мы видели, как в тихий час воспитательница и сестра-хозяйка уводили нашего мальчика Волкова голым на лестницу.
Все наказания проводятся в присутствии других детей. Рассказывал ли я об этом дома – не помню.
Однажды я написал на ячейке для полотенец что-то острое. Не то
'Долой самодержавие', не то 'Требуйте полного долива пива до черты
0.5 литра!'. Мне уже было около шести, и я, как и многие в нашей группе, умел писать несколько слов. Вскоре фразу заметила воспитательница, построила всех мальчиков в ряд и, подходя к каждому, строго спрашивала: – Ты? Никто не признался.
– Ничего, у меня время есть, будете стоять, пока не признаетесь.
Мне захотелось признаться, но я боялся, что уже поздно, нужно было сразу, а теперь после трех безрезультатных опросов она с сестрой-хозяйкой заставит меня съесть чемодан горчицы.
Зима в Соснах. На прогулку нас копуш долго одевают. В завершение нужно обуть и завязать ботинки, а на них боты, на голову – платок, поверх меховая шапка, не ушанка, а детская. На прогулке вечером увидел переливающиеся в свете фонаря снежинки. Снежинки так близко к глазам.
Днем ходили к Москве-реке у Николиной горы. Спустились, а обратно не получается. Скользко. Просто падаешь на четвереньки. И вокруг также барахтаются. У меня мелькнуло: 'Навсегда здесь останемся'. Как выбрались – не помню.
Мы дружно болеем всякими свинками, коклюшами и скарлатинами.
Свинка – это когда опухают щечки, а воспитательница утром спрашивает: – Царица небесная, ты кто? А коклюш… коклюш это наподобие Чебурашки. Когда уши зарастают шерстью.
Изолятор – одноэтажное здание. Лежат по одному ребенку в боксе.
Боксы разделены стеклами. Если привстать на кровати, можно увидеть и ближних и дальних соседей. Подружку Таню положили тоже. Таня на меня имеет влияние. У нее поговорка: 'Ни себе и не людям' Меня стали выпускать погулять на территории изолятора, окруженной заборчиком по пояс. В траве стоит высокий гриб дождевик. Выше колена! Замер, смотрю.
– Коля! Коля! – позвали тетеньки. Задрал ногу и раздавил. Ни себе и не людям.
В Соснах мы разучивали песенку:
Потапов. А я рисую солдат идущих, лежащих или стоящих. За плечом – винтовка со штыком. Солдат идет, а из штыка огонь и клубы дыма.
Танки с пятиконечными звездами на корпусе, стреляют, клубы дыма.
Самолеты. Видно только одно крыло. Взрывы от снарядов. Когда я увидел рисунки Саши: Кремлевскую стену с башнями, мавзолей, трехмерные автобусы, мне захотелось повторить. Этот сюжет я повторял, даже учась в младших классах школы.
Тетя Люда прислала мне из Германии коричневого маленького медвежонка, символ Берлина. На голове золотая корона, в руке, на золотистой цепочке маленькая книжка гармошкой с черно-белыми фото – видами Берлина. Игрушек близких по качеству в СССР нет. Ну и что, за то если всю выпускаемую страной обувь вывалить в Средиземное море, затопит такие страны, как Дания и Чили. Все по очереди тискают и играют с мишкой. Чтобы он не испустил дух, воспитательница поставила его в сервант. Вскоре я про него забыл.
Весной в Сосны приехали папа и мама. По какой-то причине их не пустили на территорию, и мы виделись через забор. Подарил маме цветочек на пушистой ножке, с пушистым фиолетовым бутоном. Тогда я думал, что это подснежник. Настоящий подснежник увидел пятнадцать лет спустя. Сейчас эти цветы исчезли в Соснах, возможно и в
Подмосковье.
Иногда за мной приезжал папа, чтобы раньше срока забрать домой. К автобусной остановке мы идем через лес. Мне немного страшно: – А волки тут есть? Мост через реку переходим уже в сумерках. С этого моста позднее бросили Бориса Ельцина. Мост мне запомнился невероятно высоким и длинным.
Бабушка моя Нюша умерла, когда я был в саду, мне было шесть лет.
Грызли ногти многие, трудно отказать себе в удовольствии.
Деревья в середине 60-х были значительно крупнее нынешних. Рядом с корпусом в Соснах стоят несколько свежих сосновых пней. Любой из нас забирался на пень и делал три полных шага от края до края.
Рядом со мной в автобусе сидит мальчик. Пока ехали, познакомились и подружились. Андрюша ужасно много знает и очень активный. По территории детсада группы ходят парами. Мы в паре с Андрюшей. В первый выход из корпуса мы отстали от нашей группы и стали искать спички на дороге. Андрюша решил разжечь костер. Нашли одну сгоревшую.
– Ладно, без спичек обойдемся, – сказал он.
'Обойдемся?'. Зачем это нам обходить корпус? На фотографии нашей группы Андрюша стоит, плотно прижав ладошки к трусикам, подбородок его поднят, лицо сурьезное, его папка наверняка военный.
Летом все дети играют и бегают босиком по травке. Наступил на пчелку. Плакал. На этом месте с тех пор родинка. Пчелка погибла. Ее жало рассчитано на оборону только против насекомых. Оно легко прокалывает хитиновую оболочку, а в теле животных и человека стилеты с зазубринами застревают и остаются вместе с частью кишечника.
За корпусом на поляне детский бассейн под открытым небом. Бассейн в виде буквы 'О' с двумя дугообразными мостками, перекинутыми на островок. Плавать в бассейне легко – руками перебираешь по дну.
Иногда воспитательницы просят нас собрать со дна шишки, ветки и камешки. Кто больше соберет – тот победил.
Однажды мама привезла меня в Сосны в середине недели. Ехали на автобусе 'Фердинанд', лесной, песчаной дорогой. Он подвез нас не к главным воротам, а к лесным. Меня отвели в группу. Меня посадили в таз голышом (ноги в тазу помещались, не сгибаясь в коленях) и оставили. Таз стоял у открытой двери в туалетную комнату, на полу.
Дети в это время завтракали. Сидящие за ближайшими столиками то и дело поглядывали на меня. Я все думал: мешает ли их взгляду бортик моего таза или нет, и мысленно проводил линию от их глаз. Хотелось думать, что мешает. Иначе стыдно же. Я уже знал, что мальчики отличаются от девочек. После очередной пятидневки рассказал маме: ' Мам, мам, а Надька Петрова из дырочки писает!'.
Мылись мальчики и девочки раздельно. Вова всякий раз, когда наступала очередь девочек, просил воспитательницу разрешения подержать душевой шланг. Воспитательница разрешала. И Вова видел все девчачьи секреты. Теперь Вова нас консультирует.
Перед сном и мальчики и девочки одевают одинаковые короткие байковые ночные рубашки. Трусики на ночь снимают. Перед тем, как лечь, всякий, стоя на кровати, встряхивает одеяло, чтобы расправить его. Если соседка девчонка, нужно встряхнуть одеяло раньше, и лежа подсмотреть, как это делает она.
Мы дружим втроем. Девочка Таня, Витя и я. Однажды мы решили:
Хватит жить законом, данным Адамом и Евой… Зашли в туалет и стали показывать друг другу глупости. Сначала мы у Тани посмотрели, потрогали пальчиком, потом Таня у нас. Отнеслись к мероприятию деловито:
– Может, попы посмотрим?
– Попы у всех одинаковые.
– Да.
Большинство в группе не умели завязывать шнурки. Я среди них.
Воспитатели просили тех, кто уже умеет, научить глупеньких. Мои шнурки завязывала девочка. Я смотрел на ее пальцы, как на чудо природы, и не успевал запомнить.
За нехорошие проступки нас наказывали. В тихий час нельзя моргать закрытыми глазами. Если моргаешь – получаешь по голове веником или половником. Более серьезное наказание – на пол насыпается горчица, которую заставляют есть, стоя на коленях.
Однажды за что-то наказали меня. Плакал, как и все в таких случаях. Помощница воспитательницы нагибала мою голову к полу, чтобы губы коснулись горстки горчицы.
Самое тяжелое наказание – вождение голым по другим группам. Мы видели, как в тихий час воспитательница и сестра-хозяйка уводили нашего мальчика Волкова голым на лестницу.
Все наказания проводятся в присутствии других детей. Рассказывал ли я об этом дома – не помню.
Однажды я написал на ячейке для полотенец что-то острое. Не то
'Долой самодержавие', не то 'Требуйте полного долива пива до черты
0.5 литра!'. Мне уже было около шести, и я, как и многие в нашей группе, умел писать несколько слов. Вскоре фразу заметила воспитательница, построила всех мальчиков в ряд и, подходя к каждому, строго спрашивала: – Ты? Никто не признался.
– Ничего, у меня время есть, будете стоять, пока не признаетесь.
Мне захотелось признаться, но я боялся, что уже поздно, нужно было сразу, а теперь после трех безрезультатных опросов она с сестрой-хозяйкой заставит меня съесть чемодан горчицы.
Зима в Соснах. На прогулку нас копуш долго одевают. В завершение нужно обуть и завязать ботинки, а на них боты, на голову – платок, поверх меховая шапка, не ушанка, а детская. На прогулке вечером увидел переливающиеся в свете фонаря снежинки. Снежинки так близко к глазам.
Днем ходили к Москве-реке у Николиной горы. Спустились, а обратно не получается. Скользко. Просто падаешь на четвереньки. И вокруг также барахтаются. У меня мелькнуло: 'Навсегда здесь останемся'. Как выбрались – не помню.
Мы дружно болеем всякими свинками, коклюшами и скарлатинами.
Свинка – это когда опухают щечки, а воспитательница утром спрашивает: – Царица небесная, ты кто? А коклюш… коклюш это наподобие Чебурашки. Когда уши зарастают шерстью.
Изолятор – одноэтажное здание. Лежат по одному ребенку в боксе.
Боксы разделены стеклами. Если привстать на кровати, можно увидеть и ближних и дальних соседей. Подружку Таню положили тоже. Таня на меня имеет влияние. У нее поговорка: 'Ни себе и не людям' Меня стали выпускать погулять на территории изолятора, окруженной заборчиком по пояс. В траве стоит высокий гриб дождевик. Выше колена! Замер, смотрю.
– Коля! Коля! – позвали тетеньки. Задрал ногу и раздавил. Ни себе и не людям.
В Соснах мы разучивали песенку:
Единственный мальчик в нашей группе рисует в изометрии – Саша
Что-то там такое там
Распустилось весело
Потому что мамочке
Мы пропели песенку
Песенку такую: ля-ля-ля
Песенку простую: ля-ля-ля
Потапов. А я рисую солдат идущих, лежащих или стоящих. За плечом – винтовка со штыком. Солдат идет, а из штыка огонь и клубы дыма.
Танки с пятиконечными звездами на корпусе, стреляют, клубы дыма.
Самолеты. Видно только одно крыло. Взрывы от снарядов. Когда я увидел рисунки Саши: Кремлевскую стену с башнями, мавзолей, трехмерные автобусы, мне захотелось повторить. Этот сюжет я повторял, даже учась в младших классах школы.
Тетя Люда прислала мне из Германии коричневого маленького медвежонка, символ Берлина. На голове золотая корона, в руке, на золотистой цепочке маленькая книжка гармошкой с черно-белыми фото – видами Берлина. Игрушек близких по качеству в СССР нет. Ну и что, за то если всю выпускаемую страной обувь вывалить в Средиземное море, затопит такие страны, как Дания и Чили. Все по очереди тискают и играют с мишкой. Чтобы он не испустил дух, воспитательница поставила его в сервант. Вскоре я про него забыл.
Весной в Сосны приехали папа и мама. По какой-то причине их не пустили на территорию, и мы виделись через забор. Подарил маме цветочек на пушистой ножке, с пушистым фиолетовым бутоном. Тогда я думал, что это подснежник. Настоящий подснежник увидел пятнадцать лет спустя. Сейчас эти цветы исчезли в Соснах, возможно и в
Подмосковье.
Иногда за мной приезжал папа, чтобы раньше срока забрать домой. К автобусной остановке мы идем через лес. Мне немного страшно: – А волки тут есть? Мост через реку переходим уже в сумерках. С этого моста позднее бросили Бориса Ельцина. Мост мне запомнился невероятно высоким и длинным.
Бабушка моя Нюша умерла, когда я был в саду, мне было шесть лет.
Герцено
'Герцено' всегда говорили для краткости, имея ввиду санаторий имени Герцена. – Ты куда? – В Герцено… – Ты был в Герцено?…
Первый раз меня привезли сюда в четыре года. Сразу надо мной взяла опекунство незнакомая девочка, на год старше. У меня остались теплые воспоминания о ней, хотя не запомнил ни имени ее, ни лица. Она относилась ко мне как к родному. Она не оставляла меня весь день.
Что-то рассказывала, показывала, застегивала и завязывала на мне то, все что я не умел, ходила со мной за руку и гладила головку. Я доверял ей как маме. Мы расставались, когда расходились по своим группам. Может быть она сестричка мне? Вообще-то и другие тети меня любют – тетя-врач из нашей поликлиники и тетя-медсестра. Конечно она моя сестричка.
У фасада корпуса растут несколько деревьев. Через забор видны дома, такие же, как в Кузьминках, пятиэтажки. Я думал, что это один из городских районов. Однажды со стороны домов услышал звуки оркестра. Играли похоронный марш. Значит это крупный город, раз оркестр играет. В углу забора, у деревца я играл с солдатиком. Когда позвали на ужин, положил его ночевать и прикрыл травой. Утром солдатика не было, он встал раньше меня и ушел искать свою роту.
На первом этаже корпуса бьют декоративные фонтанчики. Что-то невообразимое. Маленькие водоемы, выложенные из камешков, какие-то цветочки и даже подсветка.
Весной группой ходили к Москве-реке. Идем по тропинке. С одной и с другой стороны расширяющийся овраг, поросший кустами и соснами.
Постепенно тропинка пошла по гребню – невозможно сделать шаг в сторону. Тропинка кончилась. Впереди крутой обрыв. Тогда он казался мне пропастью. Сзади нажимают. Так хочется повернуться и поскорее уйти. Минуту передние передавали задним, что дороги дальше нет.
В Герцено мы разучивали песню о Щорсе:
И седло на ней скрипит, и ветер былые раны бередит. Никто не спорит, нужны Парижу деньги силь ву пле. А рыцари ему нужны тем паче. Но шо такое рыцарь без любви и шо такое рыцарь без удачи? А?
Ну, шо такое?
Всем детям сделали прививки в руку. Манту или Перке. Недели через две нас смотрел врач. Поглядит на пупырышек и говорит:
'положительно' или 'отрицательно' и что-то пишет в карточку. Слова
'положительно и 'отрицательно' для нас новые. Мы собираемся небольшими группками и показываем друг другу пупырышки. Все-таки интересно что дальше: сливать воду или сушить весла.
За корпусом среди камушков пробились Анютины глазки. Я видел это такие цветки только в помещении. Пестрый – фиолетовый с синим и желтым. Чудо какое. Как тут не вспомнить царя Эдипа: 'Хорошо в деревне летом, пристают глаза к штиблетам'.
Всегда почему-то думал, что гланды мне вырезали в Герцено, а в действительности это случилось в центральной клинической больнице. К кабинету меня привела медсестра. Она сказала, что мне посмотрят горлышко и все. Посмотрят. Вся дверь в крови. Тут дверь открылась, и на каталке вывезли заплаканную красивую девочку. На коленях – кастрюля с гландами. Сорок тысяч трудодней! Следующий я. В кабинете дядя и тетя в белых халатах, шапочках и масках.
– Дурилка картонная, мы тебя не больно зарежем, чик – и ты уже на небесах.
– А может, рассосется?
– Ты, что над Чапаевым издеваться! Застрелю!
– Пирогов тоже был великий хирург, но зачем же стулья ломать?
– Пирогов? Хирург? Почему не знаю?
Тетенька привязала мои дрожащие руки к подлокотникам, а дядя полез в горло штангенциркулем… Свершилось! Мертвые отпеты, Живые прекратили плач, Окровавленные ланцеты очистил утомленный врач. На подносе лежит взъерошенная гланда с оцарапанными коленками.
В небольшой игровой комнате нам читает книжки воспитательница. На высоких подоконниках стоят цветы в горшках, белочка крутит колесо.
Мы сидим, как попало вокруг, и тихо слушаем любимые рассказы Николая
Носова, рассказ про Тему и Жучку, рассказ о Горгоне-медузе и Персее.
Историю про сказочного короля, который перевел все дворцовые часы на час назад и натянул проволоку на дворцовой лестнице. Сказку о рыбаке и рыбке:…В третий раз забросил старик невод. И пришел невод с тридцатью тремя богатырями. Все красавцы молодые, великаны удалые, мат стоит как на подбор, с ними дядька Черномор. Дядька песенки поет, и орешки все грызет:
Я Ча-паев! Ты понимаешь, что я Чапаев!
А ты…, кто ты такой? К чужой славе примазаться хочешь!
Ведь я ж супроть ксплатации, супроть капиталу разного!…
Ты приходи ко мне в полночь за полночь:
Чапаев чай пьет – садись чай пить.
Я обедаю – садись, кушай.
Вот я какой!… Ну, вот, гляди…
А то ведь я академиев не проходил, я их не закончил.
Я праль… нет, я прально говорю?
…Ничего не сказала рыбка, плавником лишь у виска покрутила.
Первый раз меня привезли сюда в четыре года. Сразу надо мной взяла опекунство незнакомая девочка, на год старше. У меня остались теплые воспоминания о ней, хотя не запомнил ни имени ее, ни лица. Она относилась ко мне как к родному. Она не оставляла меня весь день.
Что-то рассказывала, показывала, застегивала и завязывала на мне то, все что я не умел, ходила со мной за руку и гладила головку. Я доверял ей как маме. Мы расставались, когда расходились по своим группам. Может быть она сестричка мне? Вообще-то и другие тети меня любют – тетя-врач из нашей поликлиники и тетя-медсестра. Конечно она моя сестричка.
У фасада корпуса растут несколько деревьев. Через забор видны дома, такие же, как в Кузьминках, пятиэтажки. Я думал, что это один из городских районов. Однажды со стороны домов услышал звуки оркестра. Играли похоронный марш. Значит это крупный город, раз оркестр играет. В углу забора, у деревца я играл с солдатиком. Когда позвали на ужин, положил его ночевать и прикрыл травой. Утром солдатика не было, он встал раньше меня и ушел искать свою роту.
На первом этаже корпуса бьют декоративные фонтанчики. Что-то невообразимое. Маленькие водоемы, выложенные из камешков, какие-то цветочки и даже подсветка.
Весной группой ходили к Москве-реке. Идем по тропинке. С одной и с другой стороны расширяющийся овраг, поросший кустами и соснами.
Постепенно тропинка пошла по гребню – невозможно сделать шаг в сторону. Тропинка кончилась. Впереди крутой обрыв. Тогда он казался мне пропастью. Сзади нажимают. Так хочется повернуться и поскорее уйти. Минуту передние передавали задним, что дороги дальше нет.
В Герцено мы разучивали песню о Щорсе:
До чего же нужно было довести лошадь, чтобы она стала вопросы задавать.
Голова обвязана, кровь на рукаве
След кровавый стелется по сырой траве.
Куда Вас сударь к черту занесло
Не уж то Вам покой не по карману?
И седло на ней скрипит, и ветер былые раны бередит. Никто не спорит, нужны Парижу деньги силь ву пле. А рыцари ему нужны тем паче. Но шо такое рыцарь без любви и шо такое рыцарь без удачи? А?
Ну, шо такое?
Всем детям сделали прививки в руку. Манту или Перке. Недели через две нас смотрел врач. Поглядит на пупырышек и говорит:
'положительно' или 'отрицательно' и что-то пишет в карточку. Слова
'положительно и 'отрицательно' для нас новые. Мы собираемся небольшими группками и показываем друг другу пупырышки. Все-таки интересно что дальше: сливать воду или сушить весла.
За корпусом среди камушков пробились Анютины глазки. Я видел это такие цветки только в помещении. Пестрый – фиолетовый с синим и желтым. Чудо какое. Как тут не вспомнить царя Эдипа: 'Хорошо в деревне летом, пристают глаза к штиблетам'.
Всегда почему-то думал, что гланды мне вырезали в Герцено, а в действительности это случилось в центральной клинической больнице. К кабинету меня привела медсестра. Она сказала, что мне посмотрят горлышко и все. Посмотрят. Вся дверь в крови. Тут дверь открылась, и на каталке вывезли заплаканную красивую девочку. На коленях – кастрюля с гландами. Сорок тысяч трудодней! Следующий я. В кабинете дядя и тетя в белых халатах, шапочках и масках.
– Дурилка картонная, мы тебя не больно зарежем, чик – и ты уже на небесах.
– А может, рассосется?
– Ты, что над Чапаевым издеваться! Застрелю!
– Пирогов тоже был великий хирург, но зачем же стулья ломать?
– Пирогов? Хирург? Почему не знаю?
Тетенька привязала мои дрожащие руки к подлокотникам, а дядя полез в горло штангенциркулем… Свершилось! Мертвые отпеты, Живые прекратили плач, Окровавленные ланцеты очистил утомленный врач. На подносе лежит взъерошенная гланда с оцарапанными коленками.
В небольшой игровой комнате нам читает книжки воспитательница. На высоких подоконниках стоят цветы в горшках, белочка крутит колесо.
Мы сидим, как попало вокруг, и тихо слушаем любимые рассказы Николая
Носова, рассказ про Тему и Жучку, рассказ о Горгоне-медузе и Персее.
Историю про сказочного короля, который перевел все дворцовые часы на час назад и натянул проволоку на дворцовой лестнице. Сказку о рыбаке и рыбке:…В третий раз забросил старик невод. И пришел невод с тридцатью тремя богатырями. Все красавцы молодые, великаны удалые, мат стоит как на подбор, с ними дядька Черномор. Дядька песенки поет, и орешки все грызет:
Я Ча-паев! Ты понимаешь, что я Чапаев!
А ты…, кто ты такой? К чужой славе примазаться хочешь!
Ведь я ж супроть ксплатации, супроть капиталу разного!…
Ты приходи ко мне в полночь за полночь:
Чапаев чай пьет – садись чай пить.
Я обедаю – садись, кушай.
Вот я какой!… Ну, вот, гляди…
А то ведь я академиев не проходил, я их не закончил.
Я праль… нет, я прально говорю?
…Ничего не сказала рыбка, плавником лишь у виска покрутила.
Школа
В 67-м я пошел в школу. От дома до школы сто шагов, она видна из окна. Никаких заборов вокруг школы не было. Рядом доступные всем футбольное поле, школьный сад и большая волейбольная площадка.
Полуметровым забором обнесен только интернат напротив.
Первый звонок. Пестрая толпа счастливых лиц детей и взрослых.
Цветы, цветы, в основном гладиолусы. Все мальчики в серых костюмах и белых рубашках. У девочек коричневая форма, белые воротнички и белые фартуки, банты в волосах. У старших пионерские галстуки и комсомольские значки.
В раздевалке вещи висят свободно.
Нашу учительницу зовут Зоя Ивановна. Она такая же молодая как моя мама.
В первый день было три урока. На арифметике писали цифры в ряд.
Сначала ряд единиц, потом двоек и так до девяти. У нескольких двоек в ряду головку закрутил в спираль, не догадался сделать это на отдельном листке или промокашке. Принес домой, Няня:
– Переписывай заново.
– Весь лист?! Это что ты, мы над ним целый час сидели.
В дневнике, первая страница разбита на две колонки. Слева заголовок: 'Преподаватели', справа: 'Предметы'. Слева в столбик написал преподавателей, а справа предметы, которые мы только, только изучили: пенал, ручка, ластик, карандаш, линейка, промокашка.
Мама развелась с папой. Она окончила курсы машинописи и работает уже секретарем, с окладом шестьдесят рублей.
Первую четверть я проучился дома. В это время мама жила в
Измайлово. В конце осени маме дали однокомнатную квартиру от работы, в девятнадцатиэтажном доме на Ленинском проспекте. Я там появился после первой учебной четверти. А пока жил с Няней и папой в Кузьминках.
Няня работает уборщицей в шестом продмаге у метро Автозаводская.
Утром она рано уходит на работу и выводит меня, потому что ключей от квартиры только два. Второй у папы. Школа еще закрыта и Няня ставит меня в подъезде пятиэтажки, ближайшей к школе. Тут в полумраке я и стою. Пугаю бульдогов. Как только услышу жизнерадостный писк школьников, выхожу.
После уроков я остаюсь в группе продленного дня. Нас набирается два – три десятка школьников с первого до четвертого класса. Готовим домашние задания. Пока тепло, ходим в лес. Трава уже выгорела, под ногами желтые листья. Ласковое солнышко. Сыроежки и свинушки растут под первыми деревьями. В лес ведет лысая дорожка, с подорожником и низкой травкой по сторонам.
Летом с Сашкой ходим к бочке с квасом у остановки автобуса 'В'.
Здесь всегда много народу. Длинная очередь с бидонами, короткая – те, кто пьет из кружек. Крана тоже два. Квас очень вкусный, темный.
Маленькая кружка стоит три копейки, как газировка с сиропом, большая пол литровая – шесть копеек, литр кваса – двенадцать. Трехлитрового бидона хватает на два дня. Хорошо в зной попить колючего кваску из холодильника.
Вечером ко мне заходит Сашка. Мы смотрим старый фильм по черно-белому телевизору и комментируем все подряд. Верхнего света нет – Няня экономит. Перед нами суповые тарелки, с вареньем до краев и большие ложки. В чулане стоит пяток трехлитровых банок со сливовым, яблочным, черносмородиновым, крыжовишным вареньем. В резерве шестилитровое эмалированное ведро с протертой черной смородиной. За сеанс мы съедаем не менее двух тарелок. С тех пор мне ближе по духу мальчиш-плохиш.
В каникулы, когда взрослые уходят на работу, мы с Сашкой идем ко мне и кидаемся сырыми яйцами по прохожим. Выкинуть можно четыре – шесть штук и сказать, что сварили. Один кидает с балкона и тут же садится, а второй смотрит из-за шторы в соседней комнате. Ни разу не попали. Такое удовольствие редкость, яйца дорогой продукт.
На новый год у меня дома и у Сашки елка. У меня настоящая, под потолок, а у него искусственная. Игрушки мои лучше, они более старые и теплые. Снеговик из папье-маше с котелком на голове, стеклянные огурцы, помидоры, шарики и фонарики, две бабки-ежки в ступе, белый медведь, играющий на синем баяне, лиса, красны девицы в кокошниках и добры молодцы, курица, утка, маленький желтый цыпленок, разноцветные колокольчики. Из стеклянных трубочек и шариков, соединенных проволокой – звездочки и фонарики. Мама купила чехословацкие фонарики в виде звездочек зеленых, белых, красных, синих и желтых.
Крестовина, в которой стоит елка, закутана ватой, рядом дед мороз, на полу конфетти. На ветвях дождик из фольги и флажки.
Полуметровым забором обнесен только интернат напротив.
Первый звонок. Пестрая толпа счастливых лиц детей и взрослых.
Цветы, цветы, в основном гладиолусы. Все мальчики в серых костюмах и белых рубашках. У девочек коричневая форма, белые воротнички и белые фартуки, банты в волосах. У старших пионерские галстуки и комсомольские значки.
В раздевалке вещи висят свободно.
Нашу учительницу зовут Зоя Ивановна. Она такая же молодая как моя мама.
В первый день было три урока. На арифметике писали цифры в ряд.
Сначала ряд единиц, потом двоек и так до девяти. У нескольких двоек в ряду головку закрутил в спираль, не догадался сделать это на отдельном листке или промокашке. Принес домой, Няня:
– Переписывай заново.
– Весь лист?! Это что ты, мы над ним целый час сидели.
В дневнике, первая страница разбита на две колонки. Слева заголовок: 'Преподаватели', справа: 'Предметы'. Слева в столбик написал преподавателей, а справа предметы, которые мы только, только изучили: пенал, ручка, ластик, карандаш, линейка, промокашка.
Мама развелась с папой. Она окончила курсы машинописи и работает уже секретарем, с окладом шестьдесят рублей.
Первую четверть я проучился дома. В это время мама жила в
Измайлово. В конце осени маме дали однокомнатную квартиру от работы, в девятнадцатиэтажном доме на Ленинском проспекте. Я там появился после первой учебной четверти. А пока жил с Няней и папой в Кузьминках.
Няня работает уборщицей в шестом продмаге у метро Автозаводская.
Утром она рано уходит на работу и выводит меня, потому что ключей от квартиры только два. Второй у папы. Школа еще закрыта и Няня ставит меня в подъезде пятиэтажки, ближайшей к школе. Тут в полумраке я и стою. Пугаю бульдогов. Как только услышу жизнерадостный писк школьников, выхожу.
После уроков я остаюсь в группе продленного дня. Нас набирается два – три десятка школьников с первого до четвертого класса. Готовим домашние задания. Пока тепло, ходим в лес. Трава уже выгорела, под ногами желтые листья. Ласковое солнышко. Сыроежки и свинушки растут под первыми деревьями. В лес ведет лысая дорожка, с подорожником и низкой травкой по сторонам.
Летом с Сашкой ходим к бочке с квасом у остановки автобуса 'В'.
Здесь всегда много народу. Длинная очередь с бидонами, короткая – те, кто пьет из кружек. Крана тоже два. Квас очень вкусный, темный.
Маленькая кружка стоит три копейки, как газировка с сиропом, большая пол литровая – шесть копеек, литр кваса – двенадцать. Трехлитрового бидона хватает на два дня. Хорошо в зной попить колючего кваску из холодильника.
Вечером ко мне заходит Сашка. Мы смотрим старый фильм по черно-белому телевизору и комментируем все подряд. Верхнего света нет – Няня экономит. Перед нами суповые тарелки, с вареньем до краев и большие ложки. В чулане стоит пяток трехлитровых банок со сливовым, яблочным, черносмородиновым, крыжовишным вареньем. В резерве шестилитровое эмалированное ведро с протертой черной смородиной. За сеанс мы съедаем не менее двух тарелок. С тех пор мне ближе по духу мальчиш-плохиш.
В каникулы, когда взрослые уходят на работу, мы с Сашкой идем ко мне и кидаемся сырыми яйцами по прохожим. Выкинуть можно четыре – шесть штук и сказать, что сварили. Один кидает с балкона и тут же садится, а второй смотрит из-за шторы в соседней комнате. Ни разу не попали. Такое удовольствие редкость, яйца дорогой продукт.
На новый год у меня дома и у Сашки елка. У меня настоящая, под потолок, а у него искусственная. Игрушки мои лучше, они более старые и теплые. Снеговик из папье-маше с котелком на голове, стеклянные огурцы, помидоры, шарики и фонарики, две бабки-ежки в ступе, белый медведь, играющий на синем баяне, лиса, красны девицы в кокошниках и добры молодцы, курица, утка, маленький желтый цыпленок, разноцветные колокольчики. Из стеклянных трубочек и шариков, соединенных проволокой – звездочки и фонарики. Мама купила чехословацкие фонарики в виде звездочек зеленых, белых, красных, синих и желтых.
Крестовина, в которой стоит елка, закутана ватой, рядом дед мороз, на полу конфетти. На ветвях дождик из фольги и флажки.
Ильинское
Ильинское – дом отдыха для школьников. Первые три класса я проучился в Непецыно, а в четвертом классе, после нового года, поехал в Ильинское.
Каждое утро нас ведут на закаливающие процедуры. Тетеньки из персонала обтирают наши спины, грудь и руки мокрой махровой варежкой. Стартовая температура – 36,6, финишная, спустя два с половиной месяца – 33 градуса! Запускают сначала мальчиков, потом девочек или наоборот. Однажды я замешкался и остался последним в раздевалке. Сижу в трусиках, носки одеваю. В раздевалку заглянула тетенька и дала отмашку тем, что за дверью. Пошел поток девочек. Они заходили, как ни в чем не бывало, разговаривали и устраивались на скамейках. Тут я отложил носки и стал орать на них как папа Карло:
'Вон отсюда! Вон отсюда! Убирайтесь вон!'. Запахло кровопролитием.
Тетеньки и девочки в испуге потянулись к выходу. Только отличница
Катя осталась. Я постарался успокоить ее:
– Не слезами, не мольбами Вас не трону, ангел мой, но надеюсь, сами, сами Вы поймете, что со мной.
– Короче, Склихасофский, – задумалась Катя, – состояние твое истерическое. Скушай деточка яйцо диетическое. Или может обратиться к врачу?
– Ничего я не хочу…
На выходе тетеньки навалились на меня:
– Скажи, что ты с нами делаешь, варвар! Мы женщины тучные, оборвется сердце и конец!
В нашем классе висит географическая карта Евразии. До сих пор я видел лишь карту СССР. Мне уже известны некоторые страны, континенты и океаны, но где они находятся, и как выглядят континенты, не знаю.
На этой карте сверху Ледовитый океан, снизу коричневые горные массивы и желтые пустыни. Внизу воды нет, карта заканчивается на
Иране, Пакистане, Индии, Китае. Значит ниже там где-то Боливия,
Египет, Алжир и Перу… В следующем году я увидел карту мира с обоими полушариями. Воды то! А я плаваю плохо. До Кавказа далековато. Хорошо, что Москва в центре материка.
Два раза в неделю, после уроков, нас учат танцам – твисту и шейку. В кинофильме 'Я Вас любил' мальчик Коля на вечере в хореографическом училище танцует именно этот шейк. Наша учительница танцев – тетя, лет тридцати, строгая и непостижимая. Она не состоит в штате санатория, а приходит два раза в неделю. Занятия утомительные и долгие. Обучается сразу весь класс. Если у одной пары не получается, все повторяют заново. '… музыку не слышите… плавно нога идет… '.
Однажды после ужина мы как всегда носились по территории. Вдруг видим: кто-то лезет через санаторский забор. Зима, уже стемнело, не разобрать, кто. Подошли ближе. Тетя какая-то. Лезет спиною к нам.
Тусклый свет фонаря осветил теплые розовые рейтузы из-под пальто.
Обернулась к нам… Да, дорогой читатель, это была наша Панацея
Аполлоновна. Она растерялась, достала пудреницу. А мы вскинули руки в пионерском салюте и строем, с песней пошли на каток:
– …потому что утром рано заниматься нам зарядкою не лень, потому что водой из-под крана обливаемся каждый день…
В марте наступила оттепель. Ветер поднял прошлогодние, коричневые листья и я увидел на земле бабочку-лимонницу со сложенными крыльями.
Стою на катке, держу ее в ладонях и грею дыханием. Ожила! Пролетит два шага и вновь засыпает. В корпусе лимонница согрелась и стала неуверенно летать по коридору. На следующий день я отправил ее в конверте домой. Думал, что она заснет в конверте и писал маме, чтобы она обязательно подула на бабочку, чтобы она полетела.
Каждое утро нас ведут на закаливающие процедуры. Тетеньки из персонала обтирают наши спины, грудь и руки мокрой махровой варежкой. Стартовая температура – 36,6, финишная, спустя два с половиной месяца – 33 градуса! Запускают сначала мальчиков, потом девочек или наоборот. Однажды я замешкался и остался последним в раздевалке. Сижу в трусиках, носки одеваю. В раздевалку заглянула тетенька и дала отмашку тем, что за дверью. Пошел поток девочек. Они заходили, как ни в чем не бывало, разговаривали и устраивались на скамейках. Тут я отложил носки и стал орать на них как папа Карло:
'Вон отсюда! Вон отсюда! Убирайтесь вон!'. Запахло кровопролитием.
Тетеньки и девочки в испуге потянулись к выходу. Только отличница
Катя осталась. Я постарался успокоить ее:
– Не слезами, не мольбами Вас не трону, ангел мой, но надеюсь, сами, сами Вы поймете, что со мной.
– Короче, Склихасофский, – задумалась Катя, – состояние твое истерическое. Скушай деточка яйцо диетическое. Или может обратиться к врачу?
– Ничего я не хочу…
На выходе тетеньки навалились на меня:
– Скажи, что ты с нами делаешь, варвар! Мы женщины тучные, оборвется сердце и конец!
В нашем классе висит географическая карта Евразии. До сих пор я видел лишь карту СССР. Мне уже известны некоторые страны, континенты и океаны, но где они находятся, и как выглядят континенты, не знаю.
На этой карте сверху Ледовитый океан, снизу коричневые горные массивы и желтые пустыни. Внизу воды нет, карта заканчивается на
Иране, Пакистане, Индии, Китае. Значит ниже там где-то Боливия,
Египет, Алжир и Перу… В следующем году я увидел карту мира с обоими полушариями. Воды то! А я плаваю плохо. До Кавказа далековато. Хорошо, что Москва в центре материка.
Два раза в неделю, после уроков, нас учат танцам – твисту и шейку. В кинофильме 'Я Вас любил' мальчик Коля на вечере в хореографическом училище танцует именно этот шейк. Наша учительница танцев – тетя, лет тридцати, строгая и непостижимая. Она не состоит в штате санатория, а приходит два раза в неделю. Занятия утомительные и долгие. Обучается сразу весь класс. Если у одной пары не получается, все повторяют заново. '… музыку не слышите… плавно нога идет… '.
Однажды после ужина мы как всегда носились по территории. Вдруг видим: кто-то лезет через санаторский забор. Зима, уже стемнело, не разобрать, кто. Подошли ближе. Тетя какая-то. Лезет спиною к нам.
Тусклый свет фонаря осветил теплые розовые рейтузы из-под пальто.
Обернулась к нам… Да, дорогой читатель, это была наша Панацея
Аполлоновна. Она растерялась, достала пудреницу. А мы вскинули руки в пионерском салюте и строем, с песней пошли на каток:
– …потому что утром рано заниматься нам зарядкою не лень, потому что водой из-под крана обливаемся каждый день…
В марте наступила оттепель. Ветер поднял прошлогодние, коричневые листья и я увидел на земле бабочку-лимонницу со сложенными крыльями.
Стою на катке, держу ее в ладонях и грею дыханием. Ожила! Пролетит два шага и вновь засыпает. В корпусе лимонница согрелась и стала неуверенно летать по коридору. На следующий день я отправил ее в конверте домой. Думал, что она заснет в конверте и писал маме, чтобы она обязательно подула на бабочку, чтобы она полетела.
Непецыно.
В 67-м во вторую учебную четверть я поехал в лесную школу
Непецыно. Папа говорил: – В лесную? К зверям, что ли?
Первый, второй и третий класс я проводил здесь круглый год за исключением первой учебной четверти. В первую четверть в лесной школе идет санобработка, генеральная уборка, инвентаризация и тому подобное. Летом лесная школа превращается в пионерлагерь 'Метеор', в котором я отдыхаю все три смены.
Домой детишки возвращаются на каникулы между четвертями или в летние пересменки.
В лесной школе учатся первые три класса начальной школы, человек по двадцать в каждом классе. В лагере отдыхают 13 – 15 отрядов, человек по тридцать в каждом, ребята с первого по девятый класс.
В первый мой приезд в нашем первом классе было всего семь мальчиков и одна девочка. В следующей четверти и позднее во втором и третьем классе детей было больше. Сразу и надолго подружился с
Сашкой Сидельниковым. Он добрый, выше меня на полголовы, светловолосый и голубоглазый. Голова его заметно крупнее моей, это видно на фотографиях. Учится Сашка хорошо. Сашина мама учительница.
Видел ее на родительском дне, который проводится обязательно раз в четверть. Она выглядит старше моей мамы лет на десять. В родительский день мы всегда после собрания гуляем вчетвером – наши мамы и мы с Сашкой.
Друзей по лесной школе или лагерю у меня было много. Дружат, как правило, живущие в одной палате. В следующий заезд они селятся вместе. Если друг не приехал в заезд, значит, появятся новые друзья.
Непецынская дружба приостанавливается с окончанием лагерной смены или учебной четверти, потому что в Москве все разбросаны по разным районам. Друзья не очень то скучали: через пять, семь дней, вновь встретимся в Непецыно.
Детишки живут в двухэтажном корпусе. Зимой четыре класса занимают два корпуса, по одному на этаже. Корпуса деревянные, постройки конца
40-х годов. Каждая половица паркета, каждая ступенька лестницы скрипит, поет свою песенку.
По торцам корпуса две веранды. Они имеют самостоятельный выход наружу. В 70-х к верандам второго этажа позади корпуса приделали металлические лестницы – новые требования безопасности для детей.
Эти веранды хорошо освещены, три стены – сплошные окна. Под окнами толстые отопительные трубы. Зимой на них сушат валенки. На веранде зимним утром проводят зарядку, вечером играют в настольные игры, если воспитатель не разрешает идти на каток. В выходные дни здесь массовое чтение. Летом веранда спасает от дождя. Летом на веранде разучивается отрядная песня под баян или проводится отрядный КВН или играют в настольный теннис. На одной из веранд стоит теннисный или бильярдный стол. Для малышни бильярд маленький метр на полметра, с металлическими шариками.
В комнате воспитателей и вожатых платяной шкаф заполнен настольными играми, теннисными и бадминтонными ракетками, сетками, мячом. Настольные игры. Футбол: Футболисты расставлены равномерно по всему полю. Они стоят в неглубоких лунках, в которые может закатиться гуттаперчевый мяч. Если мяч в лунке, игрока отклоняют пальцем и отбивают мяч в нужную сторону. Хоккей: Хоккеисты катаются по узкой колее назад – вперед и могут вращаться вокруг себя, ударяя клюшкой по шайбе. Они не задевают друг друга, но шайбу отнять могут.
Непецыно. Папа говорил: – В лесную? К зверям, что ли?
Первый, второй и третий класс я проводил здесь круглый год за исключением первой учебной четверти. В первую четверть в лесной школе идет санобработка, генеральная уборка, инвентаризация и тому подобное. Летом лесная школа превращается в пионерлагерь 'Метеор', в котором я отдыхаю все три смены.
Домой детишки возвращаются на каникулы между четвертями или в летние пересменки.
В лесной школе учатся первые три класса начальной школы, человек по двадцать в каждом классе. В лагере отдыхают 13 – 15 отрядов, человек по тридцать в каждом, ребята с первого по девятый класс.
В первый мой приезд в нашем первом классе было всего семь мальчиков и одна девочка. В следующей четверти и позднее во втором и третьем классе детей было больше. Сразу и надолго подружился с
Сашкой Сидельниковым. Он добрый, выше меня на полголовы, светловолосый и голубоглазый. Голова его заметно крупнее моей, это видно на фотографиях. Учится Сашка хорошо. Сашина мама учительница.
Видел ее на родительском дне, который проводится обязательно раз в четверть. Она выглядит старше моей мамы лет на десять. В родительский день мы всегда после собрания гуляем вчетвером – наши мамы и мы с Сашкой.
Друзей по лесной школе или лагерю у меня было много. Дружат, как правило, живущие в одной палате. В следующий заезд они селятся вместе. Если друг не приехал в заезд, значит, появятся новые друзья.
Непецынская дружба приостанавливается с окончанием лагерной смены или учебной четверти, потому что в Москве все разбросаны по разным районам. Друзья не очень то скучали: через пять, семь дней, вновь встретимся в Непецыно.
Детишки живут в двухэтажном корпусе. Зимой четыре класса занимают два корпуса, по одному на этаже. Корпуса деревянные, постройки конца
40-х годов. Каждая половица паркета, каждая ступенька лестницы скрипит, поет свою песенку.
По торцам корпуса две веранды. Они имеют самостоятельный выход наружу. В 70-х к верандам второго этажа позади корпуса приделали металлические лестницы – новые требования безопасности для детей.
Эти веранды хорошо освещены, три стены – сплошные окна. Под окнами толстые отопительные трубы. Зимой на них сушат валенки. На веранде зимним утром проводят зарядку, вечером играют в настольные игры, если воспитатель не разрешает идти на каток. В выходные дни здесь массовое чтение. Летом веранда спасает от дождя. Летом на веранде разучивается отрядная песня под баян или проводится отрядный КВН или играют в настольный теннис. На одной из веранд стоит теннисный или бильярдный стол. Для малышни бильярд маленький метр на полметра, с металлическими шариками.
В комнате воспитателей и вожатых платяной шкаф заполнен настольными играми, теннисными и бадминтонными ракетками, сетками, мячом. Настольные игры. Футбол: Футболисты расставлены равномерно по всему полю. Они стоят в неглубоких лунках, в которые может закатиться гуттаперчевый мяч. Если мяч в лунке, игрока отклоняют пальцем и отбивают мяч в нужную сторону. Хоккей: Хоккеисты катаются по узкой колее назад – вперед и могут вращаться вокруг себя, ударяя клюшкой по шайбе. Они не задевают друг друга, но шайбу отнять могут.