Страница:
С вопросом о торговле тесно связан вопрос о монетной системе. Общим названием, соответствующим теперешнему нашему деньги, было куны, которое заменило встречавшееся в начальном периоде название скот. Высшею монетною единицею была гривна — кусок металла в известной форме, равный известному весу, носившему то же самое название — гривны. Что гривна была ходячею монетою, это очевидно из следующего, хотя позднейшего (впрочем, не очень) известил: в 1288 году волынский князь Владимир Василькович велел серебряные блюда, золотые и серебряные кубки перед своими глазами побить и перелить в гривны. Кроме гривен существовала еще серебряная монета — сребреники; о ее существовании есть ясное свидетельство летописи под 1115 годом: «Повеле Володимер режючи паволокы, орници, бель, разметати народу, овоже сребреники метати». О существовании кожаных денег имеем ясные свидетельства иностранцев и своих; в одном хронографе прямо говорится: «Куны еже есть морд куней». В доказательство противного, что подкупами и белью разумелись монеты металлические, золотые и серебряные, приводят следующее место из летописи под 1066 годом: «Двор же княж разграбиша безчисленное множество злата и сребра, кунами и белью». Приводя все эти слова в тесную связь и соответствие, полагают, что кунами и белью есть необходимое дополнение и объяснение к злата и сребра. Но, во 1) мы знаем, что летописец употребляет конструкцию очень свободную, вследствие чего кунами и белью может стоять совершенно независимо от злата и серебра; во 2) бель означает мех, шкуру известного животного, или, как думают некоторые, ткань особого рода: так, под 1116 годом говорится, что Мономах велел резать бель и бросать народу; и тут же бель ясно отличается от серебряной монеты, от серебреников; в 3) в приведенном месте Ипатьевский список имеет: скорою (шкурами) вместо белью, вследствие чего мы имеем полное право принимать здесь под именем кун деньги вообще, а под именем бели — меха. Наконец еще известие, впрочем, позднейшее: в 1257 году Даниил Романович галицкий велел взять дань на ятвягах «черные куны и бель сребро».
Ясно, что здесь слова бель и сребро должны быть принимаемы совершенно отдельно, ибо летописец не имел никакой нужды объяснять, что бель означает серебро; но позднейшие переписчики, не понявши дела, в соответствие черным кунам поставили бело сребро, как читается в некоторых списках. Что касается до счета, то под 1160 годом в летописи встречаем счет тьмами: «Много зла сотвориша половци, взяша душ боле тмы».
Торговля в описываемое время была главным средством накопления богатств на Руси, ибо не встречаем более известий о выгодных походах в Грецию или на Восток, о разграблении богатых городов и народов. Умножение богатств при столкновении с более образованными народами обнаруживалось в стремлении к украшению жизни, к искусству. Искусство прежде всего служило религии: часто с подробностями рассказывает летописец о построении церквей. В конце XI века известен был охотою к постройкам митрополит Ефрем, живший в Переяславле, где сначала была митрополия; он построил в Переяславле церковь святого Михаила, украсивши ее всякою красотою, по выражению летописца; докончив эту церковь, он заложил другую на городских воротах, во имя святого Феодора, потом третью — св. Андрея, и у церкви от ворот строение банное чего не было прежде на Руси; заложил вокруг города стену каменную, одним словом, украсил город Переяславль зданиями церковными и разными другими. В 1115 году соединенные князья построили в Вышгороде каменную церковь, куда перенесли из деревянной мощи св. Бориса и Глеба, над ракою которых поставили терем серебряный. На севере как строитель и украситель церквей славился Андрей Боголюбский; главным памятником его ревности осталась здесь Богородничная церковь во Владимире Залесском, построенная в 1158 г. вся из белого камня, привезенного водою из Болгарии; новейшие исследования подтверждают известие, что церковь эта построена западными художниками, присланными Андрею от императора Фридриха 1. В этой церкви стояла знаменитая икона богородицы, принесенная из Царя-града; в нее, по словам летописи, Андрей вковал больше тридцати гривен золота, кроме серебра, драгоценных каменьев и жемчуга. В 1194 г., при Всеволоде III, эта церковь была обновлена после большого пожара; при Всеволоде же построен во Владимире Дмитриевский собор, «дивно украшенный иконами и писанием». В 1194 году обновлена была Богородичная церковь в Суздале, которая, по словам летописца, опадала от старости и безнарядья; покрыли ее оловом от верху до комар (наружных сводов) и притворов. Чудное дело! говорит при этом летописец; епископ Иоанн не искал мастеров у немцев, а нашел их между служками при Богородичной владимирской церкви и своими собственными; они сумели и олово лить, и покрыть, и известью выбелить. Здесь летописец прямо говорит, что епископ не искал мастеров между немцами — знак, что других мастеров (греческих), кроме западных, немецких, на севере не знали, что предшествующие здания, церкви Боголюбского были построены последними. Но поновленная таким образом церковь не долго простояла: в 1222 году князь Юрий Всеволодович принужден был сломать ее, потому что начала разрушаться от старости и верх обвалился; построена она была при Владимире Мономахе. Упомянутая выше церковь св. Михаила в Переяславле упала в 1122 году, не простоявши и 50 лет. Строили церкви и каменные очень скоро; так, например, в Новгороде в 1179 году заложили церковь Благовещения 21-го мая, а кончили 25-го августа; в 1196 году заложили церковь св. Кирилла в апреле, закончили 8-го июля, в 1198 году в Русе заложили церковь Преображения 21-го мая, а кончили 31-го июля; в том же году в Новгороде начали строить церковь Преображения 8-го июня, а кончили в сентябре; в 1219 г. заложили церковь каменную малую св. Трех Отрок и окончили ее в 4 дня. Снаружи церкви покрывались оловом, верх или главы золотились; внутри украшались иконами, стенною живописью, серебряными паникадилами; иконы украшались золотом и финифтью, дорогими каменьями и жемчугом. Из русских иконописцев упоминается св. Алимпий Печерский, выучившийся своему искусству у греческих мастеров, приходивших для расписывания церкви в Печерском монастыре; как видно, он занимался также и мозаикою Под 1200 годом упоминается о строении каменной стены под церковью св. Михаила у Днепра, на Выдубечи; строителем был Милонег Петр, которого великий князь Рюрик выбрал между своими приятелями, как сказано в летописи.
Материальное благосостояние, зависевшее в главных городах Руси по преимуществу от торговли и побуждавшее к построению более или менее прочных, украшенных зданий общественных, преимущественно церквей, должно было, разумеется, действовать и на удобства частной, домашней жизни русских людей описываемого времени; к сожалению, об этой частной жизни до нас дошли чрезвычайно скудные известия; знаем, что были очень богатые люди, в домах которых можно было много пограбить, таковы были, например, Мирошкиничи в Новгороде, у которых народ в 1209 году взял бесчисленные сокровища, остаток разделили по зубу, по три гривны по всему городу, но другие побрали еще тайком, и от того многие разбогатели; как ни толковать это место, все выходит, что каждый новгородец получил по три гривны. Но мы не знаем, в каких удобствах житейских выказывали свое богатство богачи новгородские и других городов; у них были села, много челяди-рабов, большие стада; разумеется, домы их были обширнее, но о расположении и украшении домов мы ничего не знаем. И общественные здания, церкви строились непрочно, некоторые сами падали, другие должно было разбирать и строить снова; неудивительно, что частные здания не могли долго сохраняться, будучи преимущественно, если не исключительно построены из дерева, и нет основания думать, чтоб они разнились от построек предшествовавшего времени. Простота постройки, дешевизна материала, леса, который был в таком изобилии, простота и малочисленность того, что мы называем мебелью, должны были много помогать народу в перенесении бедствий от усобиц и неприятельских нашествий: деньги, немногие дорогие вещи, дорогое платье легко было спрятать, легко унести с собою; укрывшись в ближайшем лесу или городе во время беды, возвращались назад по уходе неприятеля и легко опять обстраивались. Такое отсутствие прочности жилищ вместе с простотою быта содействовали той легкости, с какою жители целых городов переселялись в другие места, целые города бежали от неприятеля и затворялись в других городах, иногда князья переводили целые города из одной области в другую; киевляне говорят Ярославичам, что они зажгут свой город и уйдут в Грецию; таким образом, наши деревянные города представляли переход от вежи половца и торчина к каменным городам Западной Европы, и народонаселение древней Руси, несмотря на свою оседлость, не могло иметь сильной привязанности к своим деревянным, непрочным городам, которые не могли резко отличаться друг от друга; природа страны была также одинакова, везде был простор, везде были одинаковые удобства для поселения, князья тяготились малолюдностию, были рады переселенцам: отсюда понятно, почему нетолько в описываемое время, но и гораздо позднее мы замечаем легкость, с какою русские люди переселялись из одного места в другое, легко им было при всяком неблагоприятном обстоятельстве разбрестись розно.
Мы заметили, что относительно постройки, расположения жилищ и мебели почти ничего нельзя прибавить против того, что было сказано о древнейшем периоде; видим, что князья любили сидеть и пировать с дружиною на сенницах; встречаем название столец в значении маленькой скамьи или стула, поставляемого гостям.
Касательно одежды встречаем известие о сорочках, метлях и корзнах, о шапках (клобуках), которые не снимались ни в комнате, ни даже в церкви Из договора с немцами узнаем об употреблении рукавиц перстатых, т.е. перчаток, покупаемых, как видно, у иностранцев; от употребления рукавиц перстатых имеем право заключать и об употреблении простых, русских рукавиц. Из мужских украшений упоминаются золотые цепи; из женских одежд упоминаются повои, или повойники, из украшений — ожерелья и серьги серебряные. Из материй, употреблявшихся на одежды, упоминается полотно, или частина, аксамит, упоминаются одежды боярские с шитыми золотом оплечьями; под 1183 годом летописец, говоря о пожаре во Владимире Залесском, прибавляет: погорела и соборная церковь св. Богородицы златоверхая со всеми пятью верхами золотыми и со всеми узорочьями, которые были в ней внутри и вне, паникадилами серебряными, сосудами золотыми и серебряными без числа, с одеждами, шитыми золотом и жемчугом, которые на праздник развешивали в две веревки от Золотых ворот до Богородицы и от Богородицы до владычных сеней в две же веревки. Здесь прежде всего можно разуметь под этими одеждами (портами) облачения священнослужительские; но по другим известиям, князья имели обычай вешать свое дорогое платье в церквах на память себе; впрочем, очень вероятно, что из этих одежд перешивались и священнослужительскяе облачения. Касательно украшений и вообще роскоши замечательна приписка, находящаяся в некоторых летописях: «Вас молю, стадо Христово, с любовию, — говорит летописец, — приклоните уши ваши разумно, послушайте о том, как жили древние князья и мужи их, как защищали Русскую землю и чужие страны брали под себя. Те князья не сбирали много имения, лишних вир и продаж не налагали на людей, но где приходилось взять правую виру, то брали и отдавали дружине на оружие. А дружина этим кормилась, воевала чужие страны и, бившись, говорила: „Братья, потянем по своем князе и по Русской земле!“ Не говорили: „Мало мне, князь, 200 гривен“; не рядили жен своих в золотые обручи, но ходили жены их в серебре».
Таково было материальное состояние русского общества в описываемое время; теперь обратимся к нравственному его состоянию, причем, разумеется, прежде всего должны будем обратиться к состоянию религии и церкви. Мы видели, что вначале христианство принялось скоро в Киеве, на юге, где было уже и прежде давно знакомо; но медленно, с большими препятствиями распространялось оно на севере и востоке. Первые епископы ростовские, Феодор и Иларион, принуждены были бежать из своей епархии от ярости язычников; преемник их, св. Леонтий, не покинул своей паствы, состоявшей преимущественно из детей, в которых он надеялся удобнее вселить новое учение, и замучен был взрослыми язычниками. Язычество на финском севере не довольствовалось оборонительною войною против христианства, но иногда предпринимало и наступательную в лице волхвов своих: однажды в Ростовской области сделался голод, и вот явились два волхва из Ярославля и начали говорить: «Мы знаем, кто хлеб-то держит»; они пошли по Волге и в каждом погосте, куда придут, указывали на лучших женщин, говоря: «Вот эти жито держат, эти мед, эти рыбу, эти меха». Жители приводили к ним сестер своих, матерей, жен; волхвы разрезывали у них тело за плечом, показывая вид, что вынимают оттуда либо жито, либо рыбу и таким образом убивали много женщин, забирая имение их себе. Когда они пришли на Белоозеро, то с ними было уже 300 человек народу. В это время случилось прийти туда от князя Святослава за данью Яну, сыну Вышатину; белозерцы рассказали ему, что вот два кудесника побили много женщин по Волге и по Шексне, пришли и к ним. Он стал доискиваться, чьи смерды эти волхвы, и узнавши, что они Святославовы, послал сказать провожавшей их толпе: «Выдайте мне волхвов, потому что они смерды моего князя»; но те не послушались. Тогда Ян сам пошел к ним сначала без оружия; но отроки сказали ему: «Не ходи без оружия, опозорят тебя», и Ян велел отрокам взять оружие. С 12-ю отроками вошел Ян в лес и с топором в руках отправился прямо к волхвам; из среды окружавшей их толпы вышли к нему три человека и сказали: «Идешь ты на явную смерть, не ходи лучше!» В ответ Ян велел убить их и шел дальше к остальным; те было ринулись на него, и один занес уже топор, но промахнулся, а Ян, обратя топор, ударил в него тыльем, приказавши отрокам своим бить остальных, которые и побежали; но в схватке был убит священник Янов. Возвратившись в город к белозерцам, Ян сказал им: «Если вы не перехватаете этих волхвов, то я целое лето пробуду у вас». Белозерцы схватили волхвов и привели их к Яну, который спросил у них: «За что вы загубили столько душ?» — «За то, — отвечали волхвы, — что они держат всякое добро; если истребим их, то будет во всем обилие; хочешь, перед твоими глазами выймем жито, рыбу или что иное». Ян сказал им на это: «Все это ложь; сотворил бог человека от земли, составлен он из костей, жил и крови; и ничего другого в нем нет, да и ничего другого о себе человек и знать не может, один бог знает». Волхвы видели, что дело дурно для них кончится, и потому начали говорить: «Нам должно стать пред Святославом, а ты не можешь нам ничего сделать». Ян в ответ велел их бить и драть им бороды; и когда их били, то Ян спросил: «Что вам боги ваши говорят?»
Волхвы отвечали: «Стать нам пред Святославом». Тогда Ян велел положить им деревянный отрубок в рот, привязать к лодке и сам отправился за ними вниз по Шексне. Когда приплыли к устью этой реки, то Ян велел остановиться и опять спросил у волхвов; «Что вам ваши боги говорят?» Те отвечали: «Боги говорят, что не быть нам живым от тебя». — «Правду сказали вам ваши боги», — отвечал им Ян; тогда волхвы начали говорить: «Если отпустишь нас, то много тебе добра будет, если же убьешь, то большую печаль примешь и зло». Он сказал им на это: «Если я отпущу вас, то зло мне будет от бога», и потом, обратившись к лодочникам, сказал им: «У кого из вас они убили родных?» Один отвечал: «У меня убили мать», другой: «У меня сестру», третий: «У меня дочь». «Ну так мстите за своих», — сказал им Ян. Лодочники схватили волхвов, убили и повесили на дубе, а Ян пошел домой; на другую ночь медведь взлез на дуб и съел трупы волхвов. Летописец прибавляет при этом любопытное известие, что в его время волхвовали преимущественно женщины чародейством и отравою и другими бесовскими кознями.
Как слабо еще было вкоренено христианство на севере, лучшим доказательством служит следующий рассказ летописца: встал волхв в Новгороде, при князе Глебе Святославиче, стал говорить к народу, выдавать себя за бога, и многих прельстил, почти что весь город. Он хулил веру христианскую, говорил, что все знает и что перед всеми перейдет Волхов как по суху. В городе встал мятеж, все поверили волхву и хотели убить епископа; тогда епископ облачился в ризы, взял крест и, ставши, сказал: «Кто хочет верить волхву, тот пусть идет к нему, а кто верует во Христа, тот пусть идет ко кресту». Жители разделились надвое: князь Глеб с дружиною пошли и стали около епископа, а простые люди все пошли к волхву, и был мятеж большой между ними. Тогда князь Глеб, взявши потихоньку топор, подошел к волхву и спросил у него: «Знаешь ли что будет завтра утром или вечером?» — «Все знаю», — отвечал волхв. — «А знаешь ли, — спросил опять Глеб, — что будет нынче?» «Нынче, — отвечал волхв, — я сделаю большие чудеса». Тут Глеб вынул топор и разрубил кудесника, а люди, видя его мертвым, разошлись. В 1091 году явился опять волхв в Ростове, но скоро погиб. Из этих рассказов видно, что волхвы вставали и имели успех преимущественно на севере, в странах финских; так, встали волхвы в Ярославле, в стране финского племени мери; в Чудь, издавна славную своими волхвами, ходил гадать новгородец; в Ростове св. Авраамий низвергнул последнего каменного идола Велеса; в Муроме искоренение язычества приписывается князю Константину. Из славянских племен позднее других приняли христианство вятичи, удаленные вначале от главных дорог, вследствие чего после всех племен они подчинились русским князьям, после всех подчинились и христианству: во второй половине XI века скончался у них мученическою смертию проповедник христианства св. Кукша, монах киевопечерский; в XII веке, по словам летописца, вятичи еще сохранили языческие обычаи, сожигали мертвецов и проч. Что на юге, в Киеве, христианство было крепче утверждено, чем на севере, доказывает рассказ летописца о волхве, который было явился в Киеве, но не имел здесь такого успеха, как ему подобные на севере; этот волхв проповедовал, что через пять лет Днепр потечет вверх и страны поменяются местами своими: Греческая земля станет на месте Русской, а Русская на месте Греческой. Люди несмысленные, говорит летописец, слушали его но верные насмехались над ним говоря: «Бес играет тобою тебе же на пагубу», что и сбылось: в одну ночь пропал волхв без вести. В каких слоях общества крепче была утверждена новая религия, в каких слабее, можно видеть из рассказа о новгородском волхве: князь и дружина пошли на сторону епископа, все остальное народонаселение, простые люди пошли к волхву.
Несмотря, однако, на все эти препятствия, христианство распространялось постоянно по областям, подчиненным Руси; если в начале описываемого времени все низшее народонаселение Новгорода стало на сторону волхва, то в конце, именно в 1227 году, в Новгороде сожгли четырех волхвов. Несмотря на то, что и в Ростовской области финское язычество выставляло сильный отпор христианству, проповедники последнего шли далее, на север: в 1147 г. преподобный Герасим, монах киевского Глушинского монастыря, проповедовал христианство в окрестностях нынешней Вологды; новгородские выселенцы приносили с собою свою веру в область Северной Двины и Камы; мы видели, вследствие каких обстоятельств русская церковь не могла успешно бороться с римскою в Ливонии; но зато под 1227 годом читаем, что князь Ярослав Всеволодович крестил множество корел.
Касательно управления своего церковь русская по-прежнему зависела от константинопольского патриарха, который поставлял для нее митрополитов, произносил окончательный приговор в делах церковных, и на суд его не было апелляции. Известия о митрополитах русских описываемого времени очень скудны, что объясняется их чужим, греческим происхождением, много препятствовавшим обнаружению их деятельности; это чуждое происхождение, быть может, было одною из причин, почему сначала митрополиты жили не в Киеве, но в Переяславле: предлагали же после патриарху Иеремии быть московским патриархом, но жить не в Москве, а во Владимире по причине его чуженародности. Из шестнадцати митрополитов, бывших в это время, замечательны: 1) Иоанн II (1080—1089), о котором летописец говорит, что был он хитер книгам и ученью, милостив к убогим и вдовицам, ласков со всяким, богатым и убогим, смирен и кроток, молчалив и вместе речист, когда нужно было книгами святыми утешать печальных: такого не было прежде на Руси, да и не будет, заключает летописец свою похвалу. 2) Никифор (1107—1121), замечательный своими посланиями к Владимиру Мономаху. 3) Климент Смолятич, книжник и философ, какого не бывало в Русской земле, по выражению летописца. В начальном периоде нашей истории мы видели пример поставления митрополита из русских русскими епископами, независимо от византийского патриарха; в описываемый период пример этот повторился в 1147 году, когда князь Изяслав Мстиславич поставил митрополитом Клима, или Климента, родом из Смоленска, отличавшегося, как мы видели, ученостию. Думают, что поводом к такому явлению могли быть замешательства, происходившие в то время на патриаршем византийском престоле и неудовольствие князя на бывшего пред тем митрополита Михаила, самовольно уехавшего в Грецию. Как бы то ни было, между собравшимися для посвящения Клима в Киев епископами обнаружилось сильное сопротивление желанию князя, они были непрочь от поставления русского митрополита, но требовали, чтоб Клим взял благословение у константинопольского партиарха; они говорили ему: «Нет того в законе, чтоб ставить епископам митрополита без патриарха, а ставит патриарх митрополита; не станем мы тебе кланяться, не станем служить с тобою, потому что ты не взял благословения у св. Софии и от патриарха; если же исправишься, благословишься у патриарха, тогда и мы тебе поклонимся: мы взяли от митрополита Михаила рукописание, что не следует нам без митрополита у св. Софии служить».
Тогда Онуфрий, епископ черниговский, предложил средство к соглашению епископов, а именно: предложил поставить нового митрополита главою св. Климента по примеру греков, которые ставили рукою св. Иоанна. Епископы согласились, и Клим был посвящен. Один только Нифонт новгородский упорствовал до конца, за что терпел гонение от Изяслава, а от патриарха получил грамоты, где тот прославлял его и причитал к святым; и в нашей летописи Нифонт называется поборником всей Русской земли. Вообще летописец в этом деле принимает сторону Нифонта против Изяславова нововведения; быть может, здесь замешивались и другие отношения: летописец говорит, что Нифонт был дружен с Святославом Ольговичем; понятно, что в самом Новгороде сторона, приверженная к Мстиславичам, неприязненно смотрела на Нифонта, и летописец дает знать, что многие здесь говорили про него дурно. Когда по смерти Изяслава Юрий Долгорукий получил старшинство, то сторона, стоявшая за право патриарха, восторжествовала: Клим был свергнут и на его месте был прислан из Царя-града митрополит Константин I. Первым делом нового митрополита было проклясть память покойного князя Изяслава; но этот поступок не остался без вредных следствий для русской церкви и для самого Константина. Когда, по смерти Долгорукого, сын Изяслава Мстислав доставил киевский стол дяде Ростиславу, то требовал непременно свержения Константина за то, что последний клял отца его; со своей стороны, дядя его, Ростислав, не хотел восстановить Клима, как неправильно избранного; наконец, для прекращения смуты князья положили свести обоих митрополитов и послать к патриарху за третьим; патриарх исполнил их желание и прислал нового митрополита, грека Феодора. Несмотря на восстановление права патриарха присылать в Киев от себя митрополита, великие князья не отказывались от права принимать только таких митрополитов, которые были им угодны. Так, в 1164 году великий князь Ростислав Мстиславич возвратил назад митрополита Иоанна, присланного патриархом без его воли; много труда и даров стоило императору убедить Ростислава принять этого Иоанна; есть известие, что великий князь отвечал императорскому послу: «Если патриарх без нашего ведома вперед поставит в Русь митрополита, то не только не приму его, но и постановим однажды навсегда — избирать и ставить митрополитов епископам русским с повеления великого князя».
Ясно, что здесь слова бель и сребро должны быть принимаемы совершенно отдельно, ибо летописец не имел никакой нужды объяснять, что бель означает серебро; но позднейшие переписчики, не понявши дела, в соответствие черным кунам поставили бело сребро, как читается в некоторых списках. Что касается до счета, то под 1160 годом в летописи встречаем счет тьмами: «Много зла сотвориша половци, взяша душ боле тмы».
Торговля в описываемое время была главным средством накопления богатств на Руси, ибо не встречаем более известий о выгодных походах в Грецию или на Восток, о разграблении богатых городов и народов. Умножение богатств при столкновении с более образованными народами обнаруживалось в стремлении к украшению жизни, к искусству. Искусство прежде всего служило религии: часто с подробностями рассказывает летописец о построении церквей. В конце XI века известен был охотою к постройкам митрополит Ефрем, живший в Переяславле, где сначала была митрополия; он построил в Переяславле церковь святого Михаила, украсивши ее всякою красотою, по выражению летописца; докончив эту церковь, он заложил другую на городских воротах, во имя святого Феодора, потом третью — св. Андрея, и у церкви от ворот строение банное чего не было прежде на Руси; заложил вокруг города стену каменную, одним словом, украсил город Переяславль зданиями церковными и разными другими. В 1115 году соединенные князья построили в Вышгороде каменную церковь, куда перенесли из деревянной мощи св. Бориса и Глеба, над ракою которых поставили терем серебряный. На севере как строитель и украситель церквей славился Андрей Боголюбский; главным памятником его ревности осталась здесь Богородничная церковь во Владимире Залесском, построенная в 1158 г. вся из белого камня, привезенного водою из Болгарии; новейшие исследования подтверждают известие, что церковь эта построена западными художниками, присланными Андрею от императора Фридриха 1. В этой церкви стояла знаменитая икона богородицы, принесенная из Царя-града; в нее, по словам летописи, Андрей вковал больше тридцати гривен золота, кроме серебра, драгоценных каменьев и жемчуга. В 1194 г., при Всеволоде III, эта церковь была обновлена после большого пожара; при Всеволоде же построен во Владимире Дмитриевский собор, «дивно украшенный иконами и писанием». В 1194 году обновлена была Богородичная церковь в Суздале, которая, по словам летописца, опадала от старости и безнарядья; покрыли ее оловом от верху до комар (наружных сводов) и притворов. Чудное дело! говорит при этом летописец; епископ Иоанн не искал мастеров у немцев, а нашел их между служками при Богородичной владимирской церкви и своими собственными; они сумели и олово лить, и покрыть, и известью выбелить. Здесь летописец прямо говорит, что епископ не искал мастеров между немцами — знак, что других мастеров (греческих), кроме западных, немецких, на севере не знали, что предшествующие здания, церкви Боголюбского были построены последними. Но поновленная таким образом церковь не долго простояла: в 1222 году князь Юрий Всеволодович принужден был сломать ее, потому что начала разрушаться от старости и верх обвалился; построена она была при Владимире Мономахе. Упомянутая выше церковь св. Михаила в Переяславле упала в 1122 году, не простоявши и 50 лет. Строили церкви и каменные очень скоро; так, например, в Новгороде в 1179 году заложили церковь Благовещения 21-го мая, а кончили 25-го августа; в 1196 году заложили церковь св. Кирилла в апреле, закончили 8-го июля, в 1198 году в Русе заложили церковь Преображения 21-го мая, а кончили 31-го июля; в том же году в Новгороде начали строить церковь Преображения 8-го июня, а кончили в сентябре; в 1219 г. заложили церковь каменную малую св. Трех Отрок и окончили ее в 4 дня. Снаружи церкви покрывались оловом, верх или главы золотились; внутри украшались иконами, стенною живописью, серебряными паникадилами; иконы украшались золотом и финифтью, дорогими каменьями и жемчугом. Из русских иконописцев упоминается св. Алимпий Печерский, выучившийся своему искусству у греческих мастеров, приходивших для расписывания церкви в Печерском монастыре; как видно, он занимался также и мозаикою Под 1200 годом упоминается о строении каменной стены под церковью св. Михаила у Днепра, на Выдубечи; строителем был Милонег Петр, которого великий князь Рюрик выбрал между своими приятелями, как сказано в летописи.
Материальное благосостояние, зависевшее в главных городах Руси по преимуществу от торговли и побуждавшее к построению более или менее прочных, украшенных зданий общественных, преимущественно церквей, должно было, разумеется, действовать и на удобства частной, домашней жизни русских людей описываемого времени; к сожалению, об этой частной жизни до нас дошли чрезвычайно скудные известия; знаем, что были очень богатые люди, в домах которых можно было много пограбить, таковы были, например, Мирошкиничи в Новгороде, у которых народ в 1209 году взял бесчисленные сокровища, остаток разделили по зубу, по три гривны по всему городу, но другие побрали еще тайком, и от того многие разбогатели; как ни толковать это место, все выходит, что каждый новгородец получил по три гривны. Но мы не знаем, в каких удобствах житейских выказывали свое богатство богачи новгородские и других городов; у них были села, много челяди-рабов, большие стада; разумеется, домы их были обширнее, но о расположении и украшении домов мы ничего не знаем. И общественные здания, церкви строились непрочно, некоторые сами падали, другие должно было разбирать и строить снова; неудивительно, что частные здания не могли долго сохраняться, будучи преимущественно, если не исключительно построены из дерева, и нет основания думать, чтоб они разнились от построек предшествовавшего времени. Простота постройки, дешевизна материала, леса, который был в таком изобилии, простота и малочисленность того, что мы называем мебелью, должны были много помогать народу в перенесении бедствий от усобиц и неприятельских нашествий: деньги, немногие дорогие вещи, дорогое платье легко было спрятать, легко унести с собою; укрывшись в ближайшем лесу или городе во время беды, возвращались назад по уходе неприятеля и легко опять обстраивались. Такое отсутствие прочности жилищ вместе с простотою быта содействовали той легкости, с какою жители целых городов переселялись в другие места, целые города бежали от неприятеля и затворялись в других городах, иногда князья переводили целые города из одной области в другую; киевляне говорят Ярославичам, что они зажгут свой город и уйдут в Грецию; таким образом, наши деревянные города представляли переход от вежи половца и торчина к каменным городам Западной Европы, и народонаселение древней Руси, несмотря на свою оседлость, не могло иметь сильной привязанности к своим деревянным, непрочным городам, которые не могли резко отличаться друг от друга; природа страны была также одинакова, везде был простор, везде были одинаковые удобства для поселения, князья тяготились малолюдностию, были рады переселенцам: отсюда понятно, почему нетолько в описываемое время, но и гораздо позднее мы замечаем легкость, с какою русские люди переселялись из одного места в другое, легко им было при всяком неблагоприятном обстоятельстве разбрестись розно.
Мы заметили, что относительно постройки, расположения жилищ и мебели почти ничего нельзя прибавить против того, что было сказано о древнейшем периоде; видим, что князья любили сидеть и пировать с дружиною на сенницах; встречаем название столец в значении маленькой скамьи или стула, поставляемого гостям.
Касательно одежды встречаем известие о сорочках, метлях и корзнах, о шапках (клобуках), которые не снимались ни в комнате, ни даже в церкви Из договора с немцами узнаем об употреблении рукавиц перстатых, т.е. перчаток, покупаемых, как видно, у иностранцев; от употребления рукавиц перстатых имеем право заключать и об употреблении простых, русских рукавиц. Из мужских украшений упоминаются золотые цепи; из женских одежд упоминаются повои, или повойники, из украшений — ожерелья и серьги серебряные. Из материй, употреблявшихся на одежды, упоминается полотно, или частина, аксамит, упоминаются одежды боярские с шитыми золотом оплечьями; под 1183 годом летописец, говоря о пожаре во Владимире Залесском, прибавляет: погорела и соборная церковь св. Богородицы златоверхая со всеми пятью верхами золотыми и со всеми узорочьями, которые были в ней внутри и вне, паникадилами серебряными, сосудами золотыми и серебряными без числа, с одеждами, шитыми золотом и жемчугом, которые на праздник развешивали в две веревки от Золотых ворот до Богородицы и от Богородицы до владычных сеней в две же веревки. Здесь прежде всего можно разуметь под этими одеждами (портами) облачения священнослужительские; но по другим известиям, князья имели обычай вешать свое дорогое платье в церквах на память себе; впрочем, очень вероятно, что из этих одежд перешивались и священнослужительскяе облачения. Касательно украшений и вообще роскоши замечательна приписка, находящаяся в некоторых летописях: «Вас молю, стадо Христово, с любовию, — говорит летописец, — приклоните уши ваши разумно, послушайте о том, как жили древние князья и мужи их, как защищали Русскую землю и чужие страны брали под себя. Те князья не сбирали много имения, лишних вир и продаж не налагали на людей, но где приходилось взять правую виру, то брали и отдавали дружине на оружие. А дружина этим кормилась, воевала чужие страны и, бившись, говорила: „Братья, потянем по своем князе и по Русской земле!“ Не говорили: „Мало мне, князь, 200 гривен“; не рядили жен своих в золотые обручи, но ходили жены их в серебре».
Таково было материальное состояние русского общества в описываемое время; теперь обратимся к нравственному его состоянию, причем, разумеется, прежде всего должны будем обратиться к состоянию религии и церкви. Мы видели, что вначале христианство принялось скоро в Киеве, на юге, где было уже и прежде давно знакомо; но медленно, с большими препятствиями распространялось оно на севере и востоке. Первые епископы ростовские, Феодор и Иларион, принуждены были бежать из своей епархии от ярости язычников; преемник их, св. Леонтий, не покинул своей паствы, состоявшей преимущественно из детей, в которых он надеялся удобнее вселить новое учение, и замучен был взрослыми язычниками. Язычество на финском севере не довольствовалось оборонительною войною против христианства, но иногда предпринимало и наступательную в лице волхвов своих: однажды в Ростовской области сделался голод, и вот явились два волхва из Ярославля и начали говорить: «Мы знаем, кто хлеб-то держит»; они пошли по Волге и в каждом погосте, куда придут, указывали на лучших женщин, говоря: «Вот эти жито держат, эти мед, эти рыбу, эти меха». Жители приводили к ним сестер своих, матерей, жен; волхвы разрезывали у них тело за плечом, показывая вид, что вынимают оттуда либо жито, либо рыбу и таким образом убивали много женщин, забирая имение их себе. Когда они пришли на Белоозеро, то с ними было уже 300 человек народу. В это время случилось прийти туда от князя Святослава за данью Яну, сыну Вышатину; белозерцы рассказали ему, что вот два кудесника побили много женщин по Волге и по Шексне, пришли и к ним. Он стал доискиваться, чьи смерды эти волхвы, и узнавши, что они Святославовы, послал сказать провожавшей их толпе: «Выдайте мне волхвов, потому что они смерды моего князя»; но те не послушались. Тогда Ян сам пошел к ним сначала без оружия; но отроки сказали ему: «Не ходи без оружия, опозорят тебя», и Ян велел отрокам взять оружие. С 12-ю отроками вошел Ян в лес и с топором в руках отправился прямо к волхвам; из среды окружавшей их толпы вышли к нему три человека и сказали: «Идешь ты на явную смерть, не ходи лучше!» В ответ Ян велел убить их и шел дальше к остальным; те было ринулись на него, и один занес уже топор, но промахнулся, а Ян, обратя топор, ударил в него тыльем, приказавши отрокам своим бить остальных, которые и побежали; но в схватке был убит священник Янов. Возвратившись в город к белозерцам, Ян сказал им: «Если вы не перехватаете этих волхвов, то я целое лето пробуду у вас». Белозерцы схватили волхвов и привели их к Яну, который спросил у них: «За что вы загубили столько душ?» — «За то, — отвечали волхвы, — что они держат всякое добро; если истребим их, то будет во всем обилие; хочешь, перед твоими глазами выймем жито, рыбу или что иное». Ян сказал им на это: «Все это ложь; сотворил бог человека от земли, составлен он из костей, жил и крови; и ничего другого в нем нет, да и ничего другого о себе человек и знать не может, один бог знает». Волхвы видели, что дело дурно для них кончится, и потому начали говорить: «Нам должно стать пред Святославом, а ты не можешь нам ничего сделать». Ян в ответ велел их бить и драть им бороды; и когда их били, то Ян спросил: «Что вам боги ваши говорят?»
Волхвы отвечали: «Стать нам пред Святославом». Тогда Ян велел положить им деревянный отрубок в рот, привязать к лодке и сам отправился за ними вниз по Шексне. Когда приплыли к устью этой реки, то Ян велел остановиться и опять спросил у волхвов; «Что вам ваши боги говорят?» Те отвечали: «Боги говорят, что не быть нам живым от тебя». — «Правду сказали вам ваши боги», — отвечал им Ян; тогда волхвы начали говорить: «Если отпустишь нас, то много тебе добра будет, если же убьешь, то большую печаль примешь и зло». Он сказал им на это: «Если я отпущу вас, то зло мне будет от бога», и потом, обратившись к лодочникам, сказал им: «У кого из вас они убили родных?» Один отвечал: «У меня убили мать», другой: «У меня сестру», третий: «У меня дочь». «Ну так мстите за своих», — сказал им Ян. Лодочники схватили волхвов, убили и повесили на дубе, а Ян пошел домой; на другую ночь медведь взлез на дуб и съел трупы волхвов. Летописец прибавляет при этом любопытное известие, что в его время волхвовали преимущественно женщины чародейством и отравою и другими бесовскими кознями.
Как слабо еще было вкоренено христианство на севере, лучшим доказательством служит следующий рассказ летописца: встал волхв в Новгороде, при князе Глебе Святославиче, стал говорить к народу, выдавать себя за бога, и многих прельстил, почти что весь город. Он хулил веру христианскую, говорил, что все знает и что перед всеми перейдет Волхов как по суху. В городе встал мятеж, все поверили волхву и хотели убить епископа; тогда епископ облачился в ризы, взял крест и, ставши, сказал: «Кто хочет верить волхву, тот пусть идет к нему, а кто верует во Христа, тот пусть идет ко кресту». Жители разделились надвое: князь Глеб с дружиною пошли и стали около епископа, а простые люди все пошли к волхву, и был мятеж большой между ними. Тогда князь Глеб, взявши потихоньку топор, подошел к волхву и спросил у него: «Знаешь ли что будет завтра утром или вечером?» — «Все знаю», — отвечал волхв. — «А знаешь ли, — спросил опять Глеб, — что будет нынче?» «Нынче, — отвечал волхв, — я сделаю большие чудеса». Тут Глеб вынул топор и разрубил кудесника, а люди, видя его мертвым, разошлись. В 1091 году явился опять волхв в Ростове, но скоро погиб. Из этих рассказов видно, что волхвы вставали и имели успех преимущественно на севере, в странах финских; так, встали волхвы в Ярославле, в стране финского племени мери; в Чудь, издавна славную своими волхвами, ходил гадать новгородец; в Ростове св. Авраамий низвергнул последнего каменного идола Велеса; в Муроме искоренение язычества приписывается князю Константину. Из славянских племен позднее других приняли христианство вятичи, удаленные вначале от главных дорог, вследствие чего после всех племен они подчинились русским князьям, после всех подчинились и христианству: во второй половине XI века скончался у них мученическою смертию проповедник христианства св. Кукша, монах киевопечерский; в XII веке, по словам летописца, вятичи еще сохранили языческие обычаи, сожигали мертвецов и проч. Что на юге, в Киеве, христианство было крепче утверждено, чем на севере, доказывает рассказ летописца о волхве, который было явился в Киеве, но не имел здесь такого успеха, как ему подобные на севере; этот волхв проповедовал, что через пять лет Днепр потечет вверх и страны поменяются местами своими: Греческая земля станет на месте Русской, а Русская на месте Греческой. Люди несмысленные, говорит летописец, слушали его но верные насмехались над ним говоря: «Бес играет тобою тебе же на пагубу», что и сбылось: в одну ночь пропал волхв без вести. В каких слоях общества крепче была утверждена новая религия, в каких слабее, можно видеть из рассказа о новгородском волхве: князь и дружина пошли на сторону епископа, все остальное народонаселение, простые люди пошли к волхву.
Несмотря, однако, на все эти препятствия, христианство распространялось постоянно по областям, подчиненным Руси; если в начале описываемого времени все низшее народонаселение Новгорода стало на сторону волхва, то в конце, именно в 1227 году, в Новгороде сожгли четырех волхвов. Несмотря на то, что и в Ростовской области финское язычество выставляло сильный отпор христианству, проповедники последнего шли далее, на север: в 1147 г. преподобный Герасим, монах киевского Глушинского монастыря, проповедовал христианство в окрестностях нынешней Вологды; новгородские выселенцы приносили с собою свою веру в область Северной Двины и Камы; мы видели, вследствие каких обстоятельств русская церковь не могла успешно бороться с римскою в Ливонии; но зато под 1227 годом читаем, что князь Ярослав Всеволодович крестил множество корел.
Касательно управления своего церковь русская по-прежнему зависела от константинопольского патриарха, который поставлял для нее митрополитов, произносил окончательный приговор в делах церковных, и на суд его не было апелляции. Известия о митрополитах русских описываемого времени очень скудны, что объясняется их чужим, греческим происхождением, много препятствовавшим обнаружению их деятельности; это чуждое происхождение, быть может, было одною из причин, почему сначала митрополиты жили не в Киеве, но в Переяславле: предлагали же после патриарху Иеремии быть московским патриархом, но жить не в Москве, а во Владимире по причине его чуженародности. Из шестнадцати митрополитов, бывших в это время, замечательны: 1) Иоанн II (1080—1089), о котором летописец говорит, что был он хитер книгам и ученью, милостив к убогим и вдовицам, ласков со всяким, богатым и убогим, смирен и кроток, молчалив и вместе речист, когда нужно было книгами святыми утешать печальных: такого не было прежде на Руси, да и не будет, заключает летописец свою похвалу. 2) Никифор (1107—1121), замечательный своими посланиями к Владимиру Мономаху. 3) Климент Смолятич, книжник и философ, какого не бывало в Русской земле, по выражению летописца. В начальном периоде нашей истории мы видели пример поставления митрополита из русских русскими епископами, независимо от византийского патриарха; в описываемый период пример этот повторился в 1147 году, когда князь Изяслав Мстиславич поставил митрополитом Клима, или Климента, родом из Смоленска, отличавшегося, как мы видели, ученостию. Думают, что поводом к такому явлению могли быть замешательства, происходившие в то время на патриаршем византийском престоле и неудовольствие князя на бывшего пред тем митрополита Михаила, самовольно уехавшего в Грецию. Как бы то ни было, между собравшимися для посвящения Клима в Киев епископами обнаружилось сильное сопротивление желанию князя, они были непрочь от поставления русского митрополита, но требовали, чтоб Клим взял благословение у константинопольского партиарха; они говорили ему: «Нет того в законе, чтоб ставить епископам митрополита без патриарха, а ставит патриарх митрополита; не станем мы тебе кланяться, не станем служить с тобою, потому что ты не взял благословения у св. Софии и от патриарха; если же исправишься, благословишься у патриарха, тогда и мы тебе поклонимся: мы взяли от митрополита Михаила рукописание, что не следует нам без митрополита у св. Софии служить».
Тогда Онуфрий, епископ черниговский, предложил средство к соглашению епископов, а именно: предложил поставить нового митрополита главою св. Климента по примеру греков, которые ставили рукою св. Иоанна. Епископы согласились, и Клим был посвящен. Один только Нифонт новгородский упорствовал до конца, за что терпел гонение от Изяслава, а от патриарха получил грамоты, где тот прославлял его и причитал к святым; и в нашей летописи Нифонт называется поборником всей Русской земли. Вообще летописец в этом деле принимает сторону Нифонта против Изяславова нововведения; быть может, здесь замешивались и другие отношения: летописец говорит, что Нифонт был дружен с Святославом Ольговичем; понятно, что в самом Новгороде сторона, приверженная к Мстиславичам, неприязненно смотрела на Нифонта, и летописец дает знать, что многие здесь говорили про него дурно. Когда по смерти Изяслава Юрий Долгорукий получил старшинство, то сторона, стоявшая за право патриарха, восторжествовала: Клим был свергнут и на его месте был прислан из Царя-града митрополит Константин I. Первым делом нового митрополита было проклясть память покойного князя Изяслава; но этот поступок не остался без вредных следствий для русской церкви и для самого Константина. Когда, по смерти Долгорукого, сын Изяслава Мстислав доставил киевский стол дяде Ростиславу, то требовал непременно свержения Константина за то, что последний клял отца его; со своей стороны, дядя его, Ростислав, не хотел восстановить Клима, как неправильно избранного; наконец, для прекращения смуты князья положили свести обоих митрополитов и послать к патриарху за третьим; патриарх исполнил их желание и прислал нового митрополита, грека Феодора. Несмотря на восстановление права патриарха присылать в Киев от себя митрополита, великие князья не отказывались от права принимать только таких митрополитов, которые были им угодны. Так, в 1164 году великий князь Ростислав Мстиславич возвратил назад митрополита Иоанна, присланного патриархом без его воли; много труда и даров стоило императору убедить Ростислава принять этого Иоанна; есть известие, что великий князь отвечал императорскому послу: «Если патриарх без нашего ведома вперед поставит в Русь митрополита, то не только не приму его, но и постановим однажды навсегда — избирать и ставить митрополитов епископам русским с повеления великого князя».