Страница:
Бояре отвечали, что к гетману Многогрешному послан указ о козацких зацепках, и список с. этого указа дан будет послам; надобно было съехаться на рубежах с обеих сторон межевым судьям, но со стороны королевской они не высланы. Из пленных в стороне царского величества никто не задержан, остались те, которые сами захотели остаться; но много пленных задержано в стороне королевской, и послам об этом так досадительно объявлять не довелось, потому что с обеих сторон уже об этом говорено пространно. С польской стороны не только что в титуле царского величества сделаны многие прописки, но и книги напечатаны государю и предкам его на великое бесчестье. Союз нарушен со стороны королевской: когда королевский гетман Дорошенко с татарами воевал на восточной стороне Днепра царские города, то от короля помощи не подано. В Варшаве, в королевском дворце, в той палате, где принимают послов, на своде написано живописным письмом: на одной стороне король с сыном и панами-радою, а на другой — гетман польский гонит московские полки, царь и бояре взяты в плен, связаны, ту гисторию всем иностранным послам показывают и подлинно, как была победа, рассказывают с насмеханием и с укоризною Московскому государству и российскому народу. Тело царя Василья Ивановича Шуйского уже в Москве, прежнее вспоминать и тем досаждать за таким теперь мирным постановлением не годится, и королевское величество для братской любви велел бы то выображвние в палате своей снять. Чтоб отклонить бусурманское нашествие, надобно обоим великим государям писать к государям христианским и к султану турскому, а помочь войском и Киев отдать царскому величеству невозможно, потому что с королевской стороны против Дорошенка и татар помощи не дано: но царское величество не перестанет помогать королю калмыцкими, ногайскими и донскими войсками. Пишут уже теперь и в печатных курантах, что турский султан очень печалится: все христианские государи заключили союз и хотят на него войною наступать. В курантах же пишут, что турский султан послал было войска свои на Черное море, но как услыхал, что русские войска на Черное море против него идти хотят, то велел все свои войска возвратить. После этого объявления бояре дали послам записку о Дорошенке: «К великому государю пишет гетман Демьян Игнатович, что присылает к нему с той стороны гетман Петр Дорошенко и вся старшина, просят, чтоб царское величество велел принять их под свою высокую руку. потому что в стороне королевской в вере чинится им гонение. И королевское величество позволил бы царскому величеству принять Дорошенка, чтоб иго тем от турского подданства отвратить. А если король и Речь Посполитая принять Дорошенка не позволят, то царскому величеству принять его можно и потому, что король в своей грамоте называл его подданным турского султана и писал, что он уговаривает к турецкому же подданству и восточную сторону Днепра, а Дорошенко пишет, что он поддался турскому султану от гонения в вере, и потому по всему царскому величеству принять Дорошенка под свою высокую руку можно. Да и запорожцы просятся в подданство к царскому величеству, а у короля быть не хотят, потому что им никакой заплаты не было».
Послы продолжали требовать, чтоб северские козаки выступили из занятых ими воеводств и разоренная ими шляхта получила вознаграждение, иначе эта шляхта разорвет сейм; требовали, чтобы царь помог войсками королю против турок: царь обязан это сделать, во-первых, потому, что турки сбираются воевать Польшу за союз ее с Москвою, а во-вторых, царь должен помочь и потому: когда сосед погорит, то и до другого огонь доберется. В Польше есть приповестка такая: однажды русин звал поляка на помощь против турка, поляк отказал, и русин ему молвил: «Поддавшись турку, приду на Корону войною». Наконец послы не переставали требовать, чтоб назначен был срок возвращению Киева. «Уступим вам Киев, — возражали бояре, — а турок войдет в Украйну, и Киев сделается гнездом для турецких войск».
Насчет Дорошенка послы объявили: «Царскому величеству нельзя и не годится принять Дорошенка; хотя бы и принял, то права на Украйну от этого не прибудет, потому что и сам Дорошенко права на нее не имеет: как вольно было королевскому величеству поставить его гетманом, так и переменить вольно, когда того заслуживает. Если королевское величество объявляет сам о его измене, то царскому величеству следует помогать на него, а не принимать его. Вера греческая не терпит никакого утеснения и поругания; притеснена она самим Дорошенком, который платит бусурманам за оборону свою душами христианским, все церкви в вечное порабощение предает и ко введению мечетей ворота отворяет. Если царское величество возьмет Дорошенка в защиту, то война турецкая, этим не утишится, но еще больше разгорится, ибо турки увидят, что владения царские пpиближaются к греческим государствам, находящимся под турецким владычеством». «Если, — говорили бояре, — король позволит царскому величеству принять Дорошенка, то от этого королю и Речи Посполитой против турок будет великая помощь и прибыль». «Какая прибыль?» — спросили послы. «Султан, — отвечали бояре, — испугается, узнав, что Дорошенко подданный царский, а не королевский, подумает, что все соединятся против него, и пристанут к ним волохи, молдаване и другие греческой веры люди. Испугавшись этого, султан не начнет войны, как прежде султан Баязет, узнав о союзе христианских государств, тотчас прислал просить о перемирье к польскому королю Яну Албрехту, как рассказывает хроника Стрыйковского».
Наконец, после долгих споров, согласились на следующих статьях: 1) Оба великие государи обязуются содержать ненарушимо Андрусовские и Московские постановления безо всякого умаления и противного толкования. 2) Эти трегубые прошлые договоры и настоящее, четвертое постановление государи подтверждают присягою перед св. Евангелием. 3) Трудности, которые явились при исполнении некоторых статей, например насчет Киева и вспоможения войсками друг другу, уладить на комиссии, имеющей быть в июне 1674 года. 4) В случае наступления турецкого султана на Польшу царь помогает королю войсками калмыцкими, ногайскими и другими ордами сухим путем и донскими козаками морем, также пошлет указ на Запорожье, чтобы тамошние козаки выходили как можно скорее в море в возможно большей силе чайками. 5) Царь пошлет к султану и хану грамоты, отговаривая их от войны с Польшею. 6) Царь запретит северским козакам давать помощь бусурманам или Дорошенку. 7) Царь позволяет шляхте, оставшейся в Смоленщине, Стародубщине и других местах, от Литвы присоединенных, возвратиться в сторону королевскую с женами, детьми и имуществом. 8) Римской веры людям, в стороне царского величества оставшимся, позволяется для богослужения ездить за границу в ближние костелы; а русским людям, в стороне королевской пребывающим, вольное употребление веры греческой. 9) Мещане и купцы, остававшиеся до сих пор в Московском государстве, по заплате своих долгов отпускаются в сторону королевскую, кроме тех, которые сами захотят остаться; о тех же мещанах, которые живут в боярских и других людей дворах, будет решено на будущей комиссии. 10) Возвращаются части св. древа, взятого в Люблине, сколько можно было собрать; возвращаются мощи св. Калистрата, золото, серебро, утварь и колокола кафедры смоленской, сколько можно найти. Царское величество разошлет указы отыскивать всякие книги, дела, образа, церковные утвари и украшения и, что найдется, возвратить королевскому величеству. 11) Северским козакам приказано будет очистить занятые ими места в воеводстве Мстиславском, поветах Речицком и Мозырском, но без вознаграждения убытков. 12) Назначаются по два порубежных судьи в каждом воеводстве, повете и уезде.
В исполнение пятой статьи договора в апреле 1672 года толмач Даудов и подьячий Венюков отправились к султану Магомету IV с царскою грамотою. Государь писал, чтобы Магомет удержался от войны с Польшею и хану запретил ходить на короля; в противном случае он, как государь христианский, обославшись со всеми окрестными государями христианскими, станет против турок промысл чинить, пошлет к донским козакам указ, чтоб шли на Черное море, сухим путем пошлет калмыков, ногаев и едисанских татар, кроме того, подвигнет соседних государей христианских и шаха персидского. Вместо султана отвечал великий визирь, упрекал за неприличные слова, недостойные государей, и оканчивал грамоту так: «Будете друзья или недруги нам, в какой путь ни пойдете, с нашей стороны то же самое увидите». Возвратясь, Даудов рассказывал: «В Молдавии и Валахии жители говорят: если христиане хотя малую победу одержат, то и мы сейчас же станем промышлять над турками». Но зато рассказал и другое: астраханские и казанские татары и башкирцы приходили к султану с просьбою, чтобы он их всех с Астраханским и Казанским царством принял в подданство, жаловались, будто московские народы, ненавидя их бусурманскую веру, многих из них бьют до смерти и разоряют беспрестанно. Султан отвечал, чтобы потерпели немного, и пожаловал их кафтанами.
Гроза собиралась на юге, начавшиеся было мирные соглашения с Крымом были порваны. 29 апреля 1671 года пленного боярина Василья Борисовича Шереметева, позвали к хану на отпуск и велели ему поклониться Адиль-Гирею в землю. Хан велел надеть на боярина шубу соболью да кафтан золотный, а когда Шереметев вышел из палаты, то ему подвели аргамака со всем конским убором; потом хан прислал ему два кафтана — атласный и суконный, шапку и штаны суконные, прислал рыдван со всем нарядом и шесть возников. Шереметев выехал из Бахчисарая к Перекопу. Но судьба хотела жестоко насмеяться над несчастным стариком: приехал из Константинополя чауш с султанскою грамотою — велено хана Адиль-Гирея переменить. Новый хан, Салим-Гирей, прислал приказ — не отпускать Шереметева; боярина поворотили назад, из Перекопа в Бахчисарай, и заковали в кандалы вместе с молодым князем Андреем Ромодановским и другими знатными пленниками. Когда приехал новый хан, то с Шереметева кандалы сняли и началась торговля: боярину объявили, что Салим-Гирей хочет быть с великим государем в дружбе и любви, только бы прислал казну за все годы царствования Адиль-Гиреева, потому что в эти годы хан войною не ходил на Москву. Боярин отказал, что такого великого дела перенимать на себя он не может. Обратились к Ромодановскому, запросили с него 80000 ефимков да пленных татар 60 человек. «Больше 10000 рублей за меня не дадут», — отвечал Ромодановский. «Как не дадут? — говорили татары. — Отец твой боярин и владеет всею Украйною, хотя с шапкою пойдет, то сберет с Украйны больше 100000». «Хотя бы хан велел меня замучить, но больше 10000 не будет», — покончил Ромодановский. Государь, узнавши, что пленники опять задержаны, послал Шереметеву 200 золотых червонных, а другим знатным пленникам — Ромодановскому, Скуратову и Толстому — по 50.
«Ближние люди новые, — уведомлял Шереметев царя, — во нравах своих злые и ко мне недобрые, не такие добронравные, как прежние, что были при Адиль-Гирее хане. Князя Андрея и всех твоих знатных людей без окупа на размену хан не отпускает, прежний договор с Адиль-Гиреем ставят ни во что, кричат, что по их старому обыкновению и вольностям хан не волен отбирать у них ясырь, то им дано за службу, за кровь и за смерть, кто что возьмет на войне, тем они и живут. Твоему, великого государя, делу замедленье многое учинилось, а моему отпуску помешка большая от твоих людей, которые в полону у лучших и черных татар, научились они татарскому языку и наговаривают татар, что если я буду отпущен, то после ни размены, ни окупов за них не будет; сказан им твой государев указ, что окупов за них никаких не будет, и потому они думают, что пропадут в Крыму. У тебя, великого государя, милости прошу я, холоп твой убогий и беспомощный, давний пленник и нужетерпец: умилосердись, государь праведный, укажи розыскать такую неправду. А дума бусурманская похожа была на раду козацкую: на что хан и ближние люди приговорят, а черные юртовые люди не захотят, и то дело никакими мерами сделано не будет. Посланники твои твердят хану и ближним людям, чтобы по договору с Адиль-Гиреем пленники были отпущены на размену без окупа, но те же посланники, уезжая из Крыма, берут с собою много пленников на окуп. От этого черные люди и не хотят размены: нам, говорят, в размене прибыли нет, только прибыль одному хану; прибыльнее нам пленников отпускать с посланниками и брать на них окуп на Москве. Умилосердись, государь праведный, не дай напрасною смертию умереть, и в нечестивой стороне тело грешное собакам и зверям поесть, и костей убогих врознь розносить; укажи, государь, быть розмене на Донце». Но розмены на Донце не было, и пленники по-прежнему оставались в Крыму.
Скоро число их увеличилось вследствие войны турецко-татарской. Но прежде чем приступим к ее описанию, обратимся к Малороссии, которая уже успела переменить гетмана.
Глава вторая
Беспокойства относительно Малороссии. — Письма Барановича в Москву. — Новый соперник Дорошенку — Ханенко. — Баранович хлопочет о ненарушении Глуховских статей. — Непрочность Многогрешного в Малороссии. — Торжество Дорошенка. — Происки Тукальского. — Константинопольский патриарх выдает проклятие на Многогрешного. — Притязания Барановича. — Царский ответ малороссийским посланным. — Посольство из Москвы к константинопольскому патриарху для снятия проклятия с Многогрешного. — Представления Дорошенка. — Война на западной стороне Днепра. — Неудовольствия Многогрешного. — Посольства к нему из Москвы. — Доносы старшины на гетмана. — Многогрешный схвачен и привезен в Москву. — Обвинения, на него поданные. — Допрос и ссылка Многогрешного. — Ссылка Серка. — Рада в Козачьей Дуброве. — Избрание Самойловича в гетманы. — Похождения ложного пророка Вдовиченка в Запорожье.
Успешным окончанием Глуховской рады беспокойства московского правительства насчет Малороссии далеко не прекращались: новый гетман дал знать в Москву, что 1 июля 1669 года Суховей с запорожцами и с крымским султаном Нурадином пришел под Канев и стал на Расаве, с ним запорожцев 3000 да татар 100000, полки Уманский, Корсунский и Кальницкий поддались Суховею, отстав от Дорошенка; что Дорошенко с митрополитом Тукальским упросил Юрия Хмельницкого оставить монашество: они хотят сделать его гетманом; только в таком случае Дорошенко надеется сохранить жизнь, потому что если выберут в гетманы Суховея, то ему не быть живу: Суховей отомстит ему за потопление своих людей под Переволочною. 6 июля пришел в Канев и Дорошенко и разослал универсалы, приглашая полковников на раду на Расаву.
В сентябре явился в Москву посланец от Лазаря Барановича и уведомил, что гетман в Смелой, между Путивлем и Ромнами, при нем царские войска, нежинской пехоты 300 человек да козацкие полки: Нежинский, Черниговский, Переяславский, Прилуцкий, Стародубский, при нем и Мурашка; к Смелой пошел гетман против Гамалеи и орды, потому что в Малороссии села и деревни жгут, людей побивают и в плен татарам отдают; с Гамалеею три полка — Миргородский, Полтавский, Лубенский, да при нем же 3000 татар: гетман черкас и татар многих побил; но, с другой стороны, Дорошенко собирается многим собраньем, и орда пришла к нему многая, пришли турки, волохи и молдоване. Баранович писал государю: «Многочастно и многообразно писал я к вашему царскому величеству о помощи ратными людьми, да не буду бессуден, потому что гетман Демьян Игнатович утруждает меня грамотами и сам в Чернигове, когда провожали святейшего папу и патриарха Паисия александрийского, говорил: „Мы, святыни твоей послушавшись, целовали крест царскому величеству в надежде, что к нам ратные люди будут на помощь. Теперь на нас орда наступает, а помощи нет: наше попрание ордам врата отверзет и в великороссийские города“. Смилуйся, государь, прикажи боярину своему, князю Григорью Григорьевичу Ромодановскому, спешить на помощь Украйне, а гетман уже пошел из Батурина». Сильнее писал Баранович к Матвееву: «Государь указал князю Григорью Григорьевичу Ромодановскому стоять в Севске, но от этого гетману и Украйне какая помощь, когда под боком у этих войск бусурманы с козаками обеих сторон бедную Украйну, как хотят, пустошат, над гетманом Демьяном Игнатовичем и надо мною насмехаются. Если бы сначала, вскоре после статей Глуховских, как я твоему благородию советовал и к царскому величеству писал, силы государевы наступили, то давно бы уже Украйна успокоилась; и теперь еще не так трудно это сделать, если скорая помощь к гетману придет, потому что гетман — человек рыцарский, знает, как дело сделать, только было бы с чем». Баранович просил также царя и Матвеева и о своем деле, чтобы книга его «Трубы» была напечатана в Москве, «чтобы мог вскоре типом в царствующем граде Москве вострубити». «По нашему великому государя указу, — отвечал царь, — велено боярину князю Ромодановскому идти немедленно в малороссийские города и велено перед собою послать помощь к гетману 500 человек конных и пеших людей: книги „Трубы“ отданы в свидетельство, и как из свидетельства выйдут, то наш указ о них будет».
Архиепископ напрасно так беспокоился. Дорошенко, занятый у себя усобицею, не мог быть очень страшен для восточной стороны. В Запорожье явился ему новый соперник, Ханенко, которого польское правительство провозгласило гетманом западной стороны, где он и утвердился в Умани и некоторых других местах. Суховей начал помогать Ханенку. Юрий Хмельницкий, скинувши монашескую рясу, соединился с ними. Ханенко писал Многогрешному, чтобы помогал ему на общего неприятеля, Дорошенка. Но из Москвы Демьяну Игнaтoвичу дали знать, чтобы не вмешивался в эту усобицу. «Указ вашего царского величества исполнять готов, — отвечал Многогрешный, — понеже между собой раздор учинили, пусть сами и расправятся». Гетман понял мысль царя и успокоился. Но Лазарь Баранович, теперь, по удалении Мефодия, единственный архиерей на восточной стороне, считал своею обязанностию заботиться об интересах Малороссии, не допускать нарушения Глуховских статей. В конце года приехал от него в Москву игумен Иеремия с жалобами: 1) В Глуховских статьях постановлено, что по первому или второму прошению гетмана государевы войска явятся на защиту Украйны: теперь все лето гетман просил войска — и не обрел милости, отчего великая поднялась молва в людях. 2) В Глуховских статьях постановлено отпустить всех узников, засланных в Москву Брюховецким, также всех козаков, взятых на бою, и деревенских крестьян: теперь многие малороссияне ходили в Великую Россию отыскивать своих родственников и возвратились ни с чем. 3) Вопреки Глуховским статьям взятые воеводами войсковые и городские пушки до сих пор не отданы, что нелюбо козакам. 4) Не отданы церковные утвари и сосуды. 5) В Глухове постановлено, что без козацких послов комиссия с поляками не будет отправляться; а теперь комиссия не только отправлялась без козацких послов, но и, как видно из комиссарских писем к Дорошенко, совершено, отчего встала большая смута. Архиепископ бьет челом: если еще комиссия не окончилась, то чтобы государь велел отправить на нее послов гетманских, да утолится жителей украинских малодушие. 6) Полномочные комиссары восточным берегом Днепра отправили посланников к западному гетману Дорошенко, не давши знать об этом гетману восточному, чем возбудили в нем гнев. 7) Посланники эти комиссарские произвели большую смуту тем, что листами своими приглашали малороссиян обеих сторон Днепра высылать на сейм знатных людей духовного и мирского чина с челобитными к королю о своих надобностях: малороссияне стали опасаться, чтобы их на комиссии королю не отдали. Царь отвечал Барановичу: «Тебе бы раденье свое показать, гетмана и все Войско утверждать, чтобы они на нашу милость были надежны: никто их, за милосердием божиим, из-под нашей высокой руки восхитить не может. Ты пишешь про Глуховские статьи, что без посланников козацких комиссиям не отправляться; хотя и так в Глуховских статьях постановлено, однако тому время не дошло; а в 17-й статье написано: если у нас, великого государя с королевским величеством или ханом крымским, на комиссиях будет вспомин о Войске Запорожском, то в то время быть козацким послам; когда такие разговоры начнутся, тогда гетманские посланцы и будут позваны. Ты пишешь, что комиссарские посланцы призывали малороссиян на сейм к королю, но в листе боярина Ордина-Нащокина написано: призывает из Украйны духовного и мирского чина людей для истинной ведомости и рассуждения духовного об устроении вечном, призывает к себе на комиссию и Дорошенка, отводя от бусурманского совета; о посылке же к королю на сейм в листе не написано. Заточники и пленные, которые сысканы, отосланы к гетману, и кто именно, о том к тебе послана роспись; о пушках воеводы нам писали, что они отдали их гетману по Глуховским статьям, и что отдано, послана к тебе роспись».
Весною 1670 года поехал в Малороссию подьячий Михайла Савин искать мастера виноградного строенья, также мастера, который бы умел сажать дули, груши, сливы, орехи киевские, пасечника для пчел. 17 апреля в Батурине Савин был на обеде у гетмана, к которому съехались полковники всех городов восточной стороны поздравлять с праздником, Светлым Христовым воскресением; не было только полковников полтавского и миргородского. За обедом Многогрешный начал говорить полковникам: «Слышу я, что козаки всех городов меня мало любят; если и вправду так, то вы бы били челом великому государю об избрании другого гетмана, я клейноты войсковые уступлю тому, кого вы выберете. А пока я буду гетманом, своевольников усмирять не перестану, сколько во мне мочи будет, на том я великому государю присягал; не так бы, как Ивашка Брюховецкий: как Иуда Христа предал, так он великому государю изменил; а я обещался за великого государя умереть, чтобы после меня роду моему слава была. А сколько своевольникам ни крутиться, кроме великого государя деться им негде». Тут переяславский полковник Дмитряшка Райча ударился об стол и начал говорить со слезами: «Полно нам уже тех гетманов обирать и за теми гетманами крови христианской литься; будем себе только одного великого государя иметь неотступно, а своевольников укрощать».
На другой день, 18-го числа, у гетмана с полковниками и старшиною была рада, потому что год без войны не пройдет: полковники все присягали, целовали государево знамя на том, чтобы им ни на какие неприятельские прелести не склоняться и против неприятелей стоять упорно и гетмана во всем слушаться. Савину сказывали, что полтавский и миргородский полковники гетману не послушны: Дорошенко к ним пишет с угрозами, чтобы гетмана Демьяна не слушались, а гетман Демьян к ним пишет, чтоб на Дорошенковы прелести не склонялись; а полтавцы и миргородцы, запершись в городах, ни того ни другого не слушаются. Не очень хорошо говорили Савину и о других полковниках: с гетманом Демьяном великому государю верно служат и прямым сердцем поступают полковники переяславский Дмитряшка да стародубский Рословченко, а других украинских городов полковники так и сяк.
Непрочно, но этим вестям, было положение гетмана в Малороссии, а тут еще сам гетман прислал дурные вести о Запорожье. В июле 1670 года Многогрешный прислал грамоту Матвееву, «благодетелю и приятелю своему милостивому»; гетман жаловался, что Ханенко и запорожцы отправили послов своих к великому государю, в грамоте, писанной к нему, Демьяну, не назвали его гетманом. «Они хотят бить государю челом, — писал Многогрешный, — чтобы позволено было выбирать гетмана в Запорогах, а не в городах; но если бы царское величество это позволил, то на Украйне вновь встало бы смятение, ибо запорожцы привыкли людей разгонять». Но Москве в это время было не до поставления в Запорогах гетмана: Разин поднимал восточное козачество. В сентябре опять приехал в Батурин к Многогрешному подьячий Савин с царскою грамотою: царь приказывал гетману выбрать пять или шесть сот козаков и отправить их в полк к князю Ромодановскому против Разина. Гетман отвечал: «По государеву указу велел я в разные города универсалы разослать, чтобы войско козацкое собиралось в Глухов; велел я собрать войска тысячу человек, начальником у него будет генеральный есаул Матвей Гвинтовка; я приказал ему идти в полк к князю Гр. Гр. Ромодановскому. Ко мне пришли вести из Лубен и Миргорода, что хан крымский с большим войском вышел и хочет воевать на той стороне Днепра Дорошенка и польские города: а Юраска Хмельницкий с калгою салтаном идет на эту сторону, и войска при нем с 60000, хочет хан крымский Юраску сделать гетманом на обеих сторонах Днепра. Из Запорог писали козаки к Стеньке Разину, будто я, гетман, у великого государя не в подданстве, чтобы Стенька шел на государевы понизовые города безопасно, меня не боясь. А если бы у меня таких вестей про татарский приход не было, то я бы, по указу великого государя, послал войска своего с 10000 человек. Великий государь пожаловал бы меня, велел в Севске быть пехоте, солдатским полкам или стрелецким приказам двум или четырем тысячам, потому что чаю я от своих людей шатости; Юраска Хмельницкий идет с ордою на сю сторону, а меня мало любят, потому что на их руку и к злой мысли мало поступаю, унимаю их от всякой шатости; а что при мне голова московских стрельцов с приказом, то его в поход с собою брать не буду, потому что он будет дом мой оберегать».
Послы продолжали требовать, чтоб северские козаки выступили из занятых ими воеводств и разоренная ими шляхта получила вознаграждение, иначе эта шляхта разорвет сейм; требовали, чтобы царь помог войсками королю против турок: царь обязан это сделать, во-первых, потому, что турки сбираются воевать Польшу за союз ее с Москвою, а во-вторых, царь должен помочь и потому: когда сосед погорит, то и до другого огонь доберется. В Польше есть приповестка такая: однажды русин звал поляка на помощь против турка, поляк отказал, и русин ему молвил: «Поддавшись турку, приду на Корону войною». Наконец послы не переставали требовать, чтоб назначен был срок возвращению Киева. «Уступим вам Киев, — возражали бояре, — а турок войдет в Украйну, и Киев сделается гнездом для турецких войск».
Насчет Дорошенка послы объявили: «Царскому величеству нельзя и не годится принять Дорошенка; хотя бы и принял, то права на Украйну от этого не прибудет, потому что и сам Дорошенко права на нее не имеет: как вольно было королевскому величеству поставить его гетманом, так и переменить вольно, когда того заслуживает. Если королевское величество объявляет сам о его измене, то царскому величеству следует помогать на него, а не принимать его. Вера греческая не терпит никакого утеснения и поругания; притеснена она самим Дорошенком, который платит бусурманам за оборону свою душами христианским, все церкви в вечное порабощение предает и ко введению мечетей ворота отворяет. Если царское величество возьмет Дорошенка в защиту, то война турецкая, этим не утишится, но еще больше разгорится, ибо турки увидят, что владения царские пpиближaются к греческим государствам, находящимся под турецким владычеством». «Если, — говорили бояре, — король позволит царскому величеству принять Дорошенка, то от этого королю и Речи Посполитой против турок будет великая помощь и прибыль». «Какая прибыль?» — спросили послы. «Султан, — отвечали бояре, — испугается, узнав, что Дорошенко подданный царский, а не королевский, подумает, что все соединятся против него, и пристанут к ним волохи, молдаване и другие греческой веры люди. Испугавшись этого, султан не начнет войны, как прежде султан Баязет, узнав о союзе христианских государств, тотчас прислал просить о перемирье к польскому королю Яну Албрехту, как рассказывает хроника Стрыйковского».
Наконец, после долгих споров, согласились на следующих статьях: 1) Оба великие государи обязуются содержать ненарушимо Андрусовские и Московские постановления безо всякого умаления и противного толкования. 2) Эти трегубые прошлые договоры и настоящее, четвертое постановление государи подтверждают присягою перед св. Евангелием. 3) Трудности, которые явились при исполнении некоторых статей, например насчет Киева и вспоможения войсками друг другу, уладить на комиссии, имеющей быть в июне 1674 года. 4) В случае наступления турецкого султана на Польшу царь помогает королю войсками калмыцкими, ногайскими и другими ордами сухим путем и донскими козаками морем, также пошлет указ на Запорожье, чтобы тамошние козаки выходили как можно скорее в море в возможно большей силе чайками. 5) Царь пошлет к султану и хану грамоты, отговаривая их от войны с Польшею. 6) Царь запретит северским козакам давать помощь бусурманам или Дорошенку. 7) Царь позволяет шляхте, оставшейся в Смоленщине, Стародубщине и других местах, от Литвы присоединенных, возвратиться в сторону королевскую с женами, детьми и имуществом. 8) Римской веры людям, в стороне царского величества оставшимся, позволяется для богослужения ездить за границу в ближние костелы; а русским людям, в стороне королевской пребывающим, вольное употребление веры греческой. 9) Мещане и купцы, остававшиеся до сих пор в Московском государстве, по заплате своих долгов отпускаются в сторону королевскую, кроме тех, которые сами захотят остаться; о тех же мещанах, которые живут в боярских и других людей дворах, будет решено на будущей комиссии. 10) Возвращаются части св. древа, взятого в Люблине, сколько можно было собрать; возвращаются мощи св. Калистрата, золото, серебро, утварь и колокола кафедры смоленской, сколько можно найти. Царское величество разошлет указы отыскивать всякие книги, дела, образа, церковные утвари и украшения и, что найдется, возвратить королевскому величеству. 11) Северским козакам приказано будет очистить занятые ими места в воеводстве Мстиславском, поветах Речицком и Мозырском, но без вознаграждения убытков. 12) Назначаются по два порубежных судьи в каждом воеводстве, повете и уезде.
В исполнение пятой статьи договора в апреле 1672 года толмач Даудов и подьячий Венюков отправились к султану Магомету IV с царскою грамотою. Государь писал, чтобы Магомет удержался от войны с Польшею и хану запретил ходить на короля; в противном случае он, как государь христианский, обославшись со всеми окрестными государями христианскими, станет против турок промысл чинить, пошлет к донским козакам указ, чтоб шли на Черное море, сухим путем пошлет калмыков, ногаев и едисанских татар, кроме того, подвигнет соседних государей христианских и шаха персидского. Вместо султана отвечал великий визирь, упрекал за неприличные слова, недостойные государей, и оканчивал грамоту так: «Будете друзья или недруги нам, в какой путь ни пойдете, с нашей стороны то же самое увидите». Возвратясь, Даудов рассказывал: «В Молдавии и Валахии жители говорят: если христиане хотя малую победу одержат, то и мы сейчас же станем промышлять над турками». Но зато рассказал и другое: астраханские и казанские татары и башкирцы приходили к султану с просьбою, чтобы он их всех с Астраханским и Казанским царством принял в подданство, жаловались, будто московские народы, ненавидя их бусурманскую веру, многих из них бьют до смерти и разоряют беспрестанно. Султан отвечал, чтобы потерпели немного, и пожаловал их кафтанами.
Гроза собиралась на юге, начавшиеся было мирные соглашения с Крымом были порваны. 29 апреля 1671 года пленного боярина Василья Борисовича Шереметева, позвали к хану на отпуск и велели ему поклониться Адиль-Гирею в землю. Хан велел надеть на боярина шубу соболью да кафтан золотный, а когда Шереметев вышел из палаты, то ему подвели аргамака со всем конским убором; потом хан прислал ему два кафтана — атласный и суконный, шапку и штаны суконные, прислал рыдван со всем нарядом и шесть возников. Шереметев выехал из Бахчисарая к Перекопу. Но судьба хотела жестоко насмеяться над несчастным стариком: приехал из Константинополя чауш с султанскою грамотою — велено хана Адиль-Гирея переменить. Новый хан, Салим-Гирей, прислал приказ — не отпускать Шереметева; боярина поворотили назад, из Перекопа в Бахчисарай, и заковали в кандалы вместе с молодым князем Андреем Ромодановским и другими знатными пленниками. Когда приехал новый хан, то с Шереметева кандалы сняли и началась торговля: боярину объявили, что Салим-Гирей хочет быть с великим государем в дружбе и любви, только бы прислал казну за все годы царствования Адиль-Гиреева, потому что в эти годы хан войною не ходил на Москву. Боярин отказал, что такого великого дела перенимать на себя он не может. Обратились к Ромодановскому, запросили с него 80000 ефимков да пленных татар 60 человек. «Больше 10000 рублей за меня не дадут», — отвечал Ромодановский. «Как не дадут? — говорили татары. — Отец твой боярин и владеет всею Украйною, хотя с шапкою пойдет, то сберет с Украйны больше 100000». «Хотя бы хан велел меня замучить, но больше 10000 не будет», — покончил Ромодановский. Государь, узнавши, что пленники опять задержаны, послал Шереметеву 200 золотых червонных, а другим знатным пленникам — Ромодановскому, Скуратову и Толстому — по 50.
«Ближние люди новые, — уведомлял Шереметев царя, — во нравах своих злые и ко мне недобрые, не такие добронравные, как прежние, что были при Адиль-Гирее хане. Князя Андрея и всех твоих знатных людей без окупа на размену хан не отпускает, прежний договор с Адиль-Гиреем ставят ни во что, кричат, что по их старому обыкновению и вольностям хан не волен отбирать у них ясырь, то им дано за службу, за кровь и за смерть, кто что возьмет на войне, тем они и живут. Твоему, великого государя, делу замедленье многое учинилось, а моему отпуску помешка большая от твоих людей, которые в полону у лучших и черных татар, научились они татарскому языку и наговаривают татар, что если я буду отпущен, то после ни размены, ни окупов за них не будет; сказан им твой государев указ, что окупов за них никаких не будет, и потому они думают, что пропадут в Крыму. У тебя, великого государя, милости прошу я, холоп твой убогий и беспомощный, давний пленник и нужетерпец: умилосердись, государь праведный, укажи розыскать такую неправду. А дума бусурманская похожа была на раду козацкую: на что хан и ближние люди приговорят, а черные юртовые люди не захотят, и то дело никакими мерами сделано не будет. Посланники твои твердят хану и ближним людям, чтобы по договору с Адиль-Гиреем пленники были отпущены на размену без окупа, но те же посланники, уезжая из Крыма, берут с собою много пленников на окуп. От этого черные люди и не хотят размены: нам, говорят, в размене прибыли нет, только прибыль одному хану; прибыльнее нам пленников отпускать с посланниками и брать на них окуп на Москве. Умилосердись, государь праведный, не дай напрасною смертию умереть, и в нечестивой стороне тело грешное собакам и зверям поесть, и костей убогих врознь розносить; укажи, государь, быть розмене на Донце». Но розмены на Донце не было, и пленники по-прежнему оставались в Крыму.
Скоро число их увеличилось вследствие войны турецко-татарской. Но прежде чем приступим к ее описанию, обратимся к Малороссии, которая уже успела переменить гетмана.
Глава вторая
Продолжение царствования Алексея Михайловича
Беспокойства относительно Малороссии. — Письма Барановича в Москву. — Новый соперник Дорошенку — Ханенко. — Баранович хлопочет о ненарушении Глуховских статей. — Непрочность Многогрешного в Малороссии. — Торжество Дорошенка. — Происки Тукальского. — Константинопольский патриарх выдает проклятие на Многогрешного. — Притязания Барановича. — Царский ответ малороссийским посланным. — Посольство из Москвы к константинопольскому патриарху для снятия проклятия с Многогрешного. — Представления Дорошенка. — Война на западной стороне Днепра. — Неудовольствия Многогрешного. — Посольства к нему из Москвы. — Доносы старшины на гетмана. — Многогрешный схвачен и привезен в Москву. — Обвинения, на него поданные. — Допрос и ссылка Многогрешного. — Ссылка Серка. — Рада в Козачьей Дуброве. — Избрание Самойловича в гетманы. — Похождения ложного пророка Вдовиченка в Запорожье.
Успешным окончанием Глуховской рады беспокойства московского правительства насчет Малороссии далеко не прекращались: новый гетман дал знать в Москву, что 1 июля 1669 года Суховей с запорожцами и с крымским султаном Нурадином пришел под Канев и стал на Расаве, с ним запорожцев 3000 да татар 100000, полки Уманский, Корсунский и Кальницкий поддались Суховею, отстав от Дорошенка; что Дорошенко с митрополитом Тукальским упросил Юрия Хмельницкого оставить монашество: они хотят сделать его гетманом; только в таком случае Дорошенко надеется сохранить жизнь, потому что если выберут в гетманы Суховея, то ему не быть живу: Суховей отомстит ему за потопление своих людей под Переволочною. 6 июля пришел в Канев и Дорошенко и разослал универсалы, приглашая полковников на раду на Расаву.
В сентябре явился в Москву посланец от Лазаря Барановича и уведомил, что гетман в Смелой, между Путивлем и Ромнами, при нем царские войска, нежинской пехоты 300 человек да козацкие полки: Нежинский, Черниговский, Переяславский, Прилуцкий, Стародубский, при нем и Мурашка; к Смелой пошел гетман против Гамалеи и орды, потому что в Малороссии села и деревни жгут, людей побивают и в плен татарам отдают; с Гамалеею три полка — Миргородский, Полтавский, Лубенский, да при нем же 3000 татар: гетман черкас и татар многих побил; но, с другой стороны, Дорошенко собирается многим собраньем, и орда пришла к нему многая, пришли турки, волохи и молдоване. Баранович писал государю: «Многочастно и многообразно писал я к вашему царскому величеству о помощи ратными людьми, да не буду бессуден, потому что гетман Демьян Игнатович утруждает меня грамотами и сам в Чернигове, когда провожали святейшего папу и патриарха Паисия александрийского, говорил: „Мы, святыни твоей послушавшись, целовали крест царскому величеству в надежде, что к нам ратные люди будут на помощь. Теперь на нас орда наступает, а помощи нет: наше попрание ордам врата отверзет и в великороссийские города“. Смилуйся, государь, прикажи боярину своему, князю Григорью Григорьевичу Ромодановскому, спешить на помощь Украйне, а гетман уже пошел из Батурина». Сильнее писал Баранович к Матвееву: «Государь указал князю Григорью Григорьевичу Ромодановскому стоять в Севске, но от этого гетману и Украйне какая помощь, когда под боком у этих войск бусурманы с козаками обеих сторон бедную Украйну, как хотят, пустошат, над гетманом Демьяном Игнатовичем и надо мною насмехаются. Если бы сначала, вскоре после статей Глуховских, как я твоему благородию советовал и к царскому величеству писал, силы государевы наступили, то давно бы уже Украйна успокоилась; и теперь еще не так трудно это сделать, если скорая помощь к гетману придет, потому что гетман — человек рыцарский, знает, как дело сделать, только было бы с чем». Баранович просил также царя и Матвеева и о своем деле, чтобы книга его «Трубы» была напечатана в Москве, «чтобы мог вскоре типом в царствующем граде Москве вострубити». «По нашему великому государя указу, — отвечал царь, — велено боярину князю Ромодановскому идти немедленно в малороссийские города и велено перед собою послать помощь к гетману 500 человек конных и пеших людей: книги „Трубы“ отданы в свидетельство, и как из свидетельства выйдут, то наш указ о них будет».
Архиепископ напрасно так беспокоился. Дорошенко, занятый у себя усобицею, не мог быть очень страшен для восточной стороны. В Запорожье явился ему новый соперник, Ханенко, которого польское правительство провозгласило гетманом западной стороны, где он и утвердился в Умани и некоторых других местах. Суховей начал помогать Ханенку. Юрий Хмельницкий, скинувши монашескую рясу, соединился с ними. Ханенко писал Многогрешному, чтобы помогал ему на общего неприятеля, Дорошенка. Но из Москвы Демьяну Игнaтoвичу дали знать, чтобы не вмешивался в эту усобицу. «Указ вашего царского величества исполнять готов, — отвечал Многогрешный, — понеже между собой раздор учинили, пусть сами и расправятся». Гетман понял мысль царя и успокоился. Но Лазарь Баранович, теперь, по удалении Мефодия, единственный архиерей на восточной стороне, считал своею обязанностию заботиться об интересах Малороссии, не допускать нарушения Глуховских статей. В конце года приехал от него в Москву игумен Иеремия с жалобами: 1) В Глуховских статьях постановлено, что по первому или второму прошению гетмана государевы войска явятся на защиту Украйны: теперь все лето гетман просил войска — и не обрел милости, отчего великая поднялась молва в людях. 2) В Глуховских статьях постановлено отпустить всех узников, засланных в Москву Брюховецким, также всех козаков, взятых на бою, и деревенских крестьян: теперь многие малороссияне ходили в Великую Россию отыскивать своих родственников и возвратились ни с чем. 3) Вопреки Глуховским статьям взятые воеводами войсковые и городские пушки до сих пор не отданы, что нелюбо козакам. 4) Не отданы церковные утвари и сосуды. 5) В Глухове постановлено, что без козацких послов комиссия с поляками не будет отправляться; а теперь комиссия не только отправлялась без козацких послов, но и, как видно из комиссарских писем к Дорошенко, совершено, отчего встала большая смута. Архиепископ бьет челом: если еще комиссия не окончилась, то чтобы государь велел отправить на нее послов гетманских, да утолится жителей украинских малодушие. 6) Полномочные комиссары восточным берегом Днепра отправили посланников к западному гетману Дорошенко, не давши знать об этом гетману восточному, чем возбудили в нем гнев. 7) Посланники эти комиссарские произвели большую смуту тем, что листами своими приглашали малороссиян обеих сторон Днепра высылать на сейм знатных людей духовного и мирского чина с челобитными к королю о своих надобностях: малороссияне стали опасаться, чтобы их на комиссии королю не отдали. Царь отвечал Барановичу: «Тебе бы раденье свое показать, гетмана и все Войско утверждать, чтобы они на нашу милость были надежны: никто их, за милосердием божиим, из-под нашей высокой руки восхитить не может. Ты пишешь про Глуховские статьи, что без посланников козацких комиссиям не отправляться; хотя и так в Глуховских статьях постановлено, однако тому время не дошло; а в 17-й статье написано: если у нас, великого государя с королевским величеством или ханом крымским, на комиссиях будет вспомин о Войске Запорожском, то в то время быть козацким послам; когда такие разговоры начнутся, тогда гетманские посланцы и будут позваны. Ты пишешь, что комиссарские посланцы призывали малороссиян на сейм к королю, но в листе боярина Ордина-Нащокина написано: призывает из Украйны духовного и мирского чина людей для истинной ведомости и рассуждения духовного об устроении вечном, призывает к себе на комиссию и Дорошенка, отводя от бусурманского совета; о посылке же к королю на сейм в листе не написано. Заточники и пленные, которые сысканы, отосланы к гетману, и кто именно, о том к тебе послана роспись; о пушках воеводы нам писали, что они отдали их гетману по Глуховским статьям, и что отдано, послана к тебе роспись».
Весною 1670 года поехал в Малороссию подьячий Михайла Савин искать мастера виноградного строенья, также мастера, который бы умел сажать дули, груши, сливы, орехи киевские, пасечника для пчел. 17 апреля в Батурине Савин был на обеде у гетмана, к которому съехались полковники всех городов восточной стороны поздравлять с праздником, Светлым Христовым воскресением; не было только полковников полтавского и миргородского. За обедом Многогрешный начал говорить полковникам: «Слышу я, что козаки всех городов меня мало любят; если и вправду так, то вы бы били челом великому государю об избрании другого гетмана, я клейноты войсковые уступлю тому, кого вы выберете. А пока я буду гетманом, своевольников усмирять не перестану, сколько во мне мочи будет, на том я великому государю присягал; не так бы, как Ивашка Брюховецкий: как Иуда Христа предал, так он великому государю изменил; а я обещался за великого государя умереть, чтобы после меня роду моему слава была. А сколько своевольникам ни крутиться, кроме великого государя деться им негде». Тут переяславский полковник Дмитряшка Райча ударился об стол и начал говорить со слезами: «Полно нам уже тех гетманов обирать и за теми гетманами крови христианской литься; будем себе только одного великого государя иметь неотступно, а своевольников укрощать».
На другой день, 18-го числа, у гетмана с полковниками и старшиною была рада, потому что год без войны не пройдет: полковники все присягали, целовали государево знамя на том, чтобы им ни на какие неприятельские прелести не склоняться и против неприятелей стоять упорно и гетмана во всем слушаться. Савину сказывали, что полтавский и миргородский полковники гетману не послушны: Дорошенко к ним пишет с угрозами, чтобы гетмана Демьяна не слушались, а гетман Демьян к ним пишет, чтоб на Дорошенковы прелести не склонялись; а полтавцы и миргородцы, запершись в городах, ни того ни другого не слушаются. Не очень хорошо говорили Савину и о других полковниках: с гетманом Демьяном великому государю верно служат и прямым сердцем поступают полковники переяславский Дмитряшка да стародубский Рословченко, а других украинских городов полковники так и сяк.
Непрочно, но этим вестям, было положение гетмана в Малороссии, а тут еще сам гетман прислал дурные вести о Запорожье. В июле 1670 года Многогрешный прислал грамоту Матвееву, «благодетелю и приятелю своему милостивому»; гетман жаловался, что Ханенко и запорожцы отправили послов своих к великому государю, в грамоте, писанной к нему, Демьяну, не назвали его гетманом. «Они хотят бить государю челом, — писал Многогрешный, — чтобы позволено было выбирать гетмана в Запорогах, а не в городах; но если бы царское величество это позволил, то на Украйне вновь встало бы смятение, ибо запорожцы привыкли людей разгонять». Но Москве в это время было не до поставления в Запорогах гетмана: Разин поднимал восточное козачество. В сентябре опять приехал в Батурин к Многогрешному подьячий Савин с царскою грамотою: царь приказывал гетману выбрать пять или шесть сот козаков и отправить их в полк к князю Ромодановскому против Разина. Гетман отвечал: «По государеву указу велел я в разные города универсалы разослать, чтобы войско козацкое собиралось в Глухов; велел я собрать войска тысячу человек, начальником у него будет генеральный есаул Матвей Гвинтовка; я приказал ему идти в полк к князю Гр. Гр. Ромодановскому. Ко мне пришли вести из Лубен и Миргорода, что хан крымский с большим войском вышел и хочет воевать на той стороне Днепра Дорошенка и польские города: а Юраска Хмельницкий с калгою салтаном идет на эту сторону, и войска при нем с 60000, хочет хан крымский Юраску сделать гетманом на обеих сторонах Днепра. Из Запорог писали козаки к Стеньке Разину, будто я, гетман, у великого государя не в подданстве, чтобы Стенька шел на государевы понизовые города безопасно, меня не боясь. А если бы у меня таких вестей про татарский приход не было, то я бы, по указу великого государя, послал войска своего с 10000 человек. Великий государь пожаловал бы меня, велел в Севске быть пехоте, солдатским полкам или стрелецким приказам двум или четырем тысячам, потому что чаю я от своих людей шатости; Юраска Хмельницкий идет с ордою на сю сторону, а меня мало любят, потому что на их руку и к злой мысли мало поступаю, унимаю их от всякой шатости; а что при мне голова московских стрельцов с приказом, то его в поход с собою брать не буду, потому что он будет дом мой оберегать».