Страница:
Да, именно Вячеславу Клыкову должны мы поклониться, что стоят в Москве на Славянской площади просветители Кирилл и Мефодий, стоят так красиво и уверенно, словно и не было никогда времен иных, словно стояли они здесь, в центре русской столицы, всегда.
1988 год. Россия на пороге эпохального события: приближается празднование Тысячелетия Крещения Руси. Именно в это время Вячеслав Клыков, уже известный скульптор, создает памятник, который власть воспринимает чуть ли не как антигосударственное деяние…
…Преподобный Сергий Радонежский был тем духовным пастырем, кто благословил в 1380 году Дмитрия Донского и русское воинство на битву за освобождение русской земли от трехсотлетнего иноземного ига на Куликовом поле. Именно Сергий Радонежский олицетворял в молитвенных прозрениях дух единства Руси. Но в России конца XX века произошло совсем иное: в день установки памятника преподобному Сергию в Радонеже власти воспротивились возвращению духовного пастыря к народу. Чтобы помешать людям приехать на церемонию открытия, изменили расписание электропоездов и автобусов, идущих в направлении Сергиева Посада, выставили тройное оцепление из солдат и милиции на месте установки памятника. В средствах массовой информации была развязана травля художника.
Но сегодня Сергий Радонежский стоит в русском поле на невысоком холме, стоит вольно и свободно на земле, где жил, служил, окормлял страждущих. К нему идут люди. Стоит русский подвижник Сергий, облаченный в монашеские одежды, приблизив к самому сердцу отрока, словно отогревая его своим духом, и в его образе — молодость пробуждающейся, вновь обретающей веру России. Предельна простота изваяния — белый мрамор, не убоявшийся ни степных ветров, ни дождей, ни ворогов. И в то же время нельзя не дивиться художественному решению глубочайшего по содержанию замысла скульптора, воплощенного в памятнике в его изысканной простоте: точно исполнено наставление старца Оптиной пустыни Амвросия: “Где нет простоты, там одна пустота”. Ненавязчива, но явлена и перекличка с идеей и образами картины Михаила Васильевича Нестерова “Явление отроку Варфоломею”.
Сергий Радонежский не единственный образ, который явился ваятелю как духовный пророк, подсказавший путь развития России. Не менее показательно в этом отношении и обращение Клыкова к образу Серафима Саровского, памятник которому создан скульптором в преддверии народного Крестного хода, перенесения обретенных вновь мощей преподобного Серафима в Дивеево. То, что скульптор курянин, на одной земле с Серафимом Саровским рожден, имело, наверное, для скульптора значение — провиденциальным знамениям он не был чужд. Путь духовных исканий его отразился во всем скульптурном образе святого Серафима, представленного в простом крестьянском платье на коленях молящимся на камне. Сосредоточенное, доброе и спокойное лицо и руки, возведенные к небу. Нет, в этом жесте не только и не просто мольба, в этих руках — сила, готовность обнять и защитить весь род людской, принять на себя беды, тяготы народные. Всего лет пять прошло с того дня, как встал памятник на земле русской, предстал пред взором людским в молитве своей Серафим Саровский, а в сознании народном живет уверенность, что так и было всегда, настолько прочно изваянный образ вошел в наше сознание, как будто всегда слышали и знали слово святого Серафима: “Истинная же цель жизни нашей состоит в стяжании Святага Духа Божьяго… Господь ищет сердца, преисполненные любовью к Богу и ближнему… Что же может быть выше всего на свете и что драгоценнее даров Духа Святаго, ниспосылаемых нам свыше в таинстве крещения, ибо крещенская эта благодать столь велика и столь необходима, столь живоносна для человека, что даже и от человека-еретика не отъемлется до самой его смерти, то есть до срока, обозначенного свыше по Промыслу Божию для пожизненной пробы человека на земле — что-де он в этот Богом дарованный ему срок при посредстве свыше дарованной ему силы благодати сможет совершить”.
Вглядимся в лицо художника. Удлиненный овал аскета, прямые, тщательно высеченные правильные черты. Высокую крепкую шею венчает красивая голова с чистым, открытым лбом и ровной линией бровей. Просто, по-мальчишески пострижены непокорные волосы. Прямая, словно стрела, линия красивого носа, глубокий пронзительный взгляд цельного, прямого, открытого человека.
В нем светится порода родового славянского корня, как в том внутренне собранном и готовом к бою образе Александра Невского, созданном кистью Павла Корина. Известно, суть личности художника нужно искать в его работах. Выйдя из Суриковского училища, он участвовал в создании скульптурной группы, украшающей фасад Театра кукол им. Образцова в Москве, тем самым показав, что не чужд современным веяниям в искусстве, широк во взглядах и поисках новых форм. То же сказалось в образе Гермеса, венчающего шпиль, установленный на площади перед Международным торговым центром в Москве. Работа молодого скульптора была отмечена Государственной премией СССР. Тогда многие искусствоведы, сразу же отметившие появление незаурядного дарования, находили в стилистике его работ проявление неоклассики, считали продолжателем направления, появившегося в Италии как протест разрушительным нововведениям начала XX века. Это направление, захватившее многих европейских художников накануне Второй мировой войны, безусловно, проявилось и в России. Глубочайшая трагедия, пережитая человечеством в ходе войны, не могла не поставить историко-художественные процессы в самую прямую связь и зависимость от последствий этой катастрофы.
И все же об истинном рождении русского ваятеля, творческим дыханием которого “опален” конец XX века и переход в третье тысячелетие в истории русского искусства, мы можем говорить с того дня, когда созрела в нем идея, воплотившаяся в скульптурном портрете Сергия Радонежского.
Те, кто предполагают в Клыкове человека железной воли и безрассудного творческого напора, глубоко ошибаются. Да разве можно так воспринимать автора вдохновенного, овеянного поэзией хотя бы памятника святым просветителям Кириллу и Мефодию?! А Батюшков в Вологде? А Бунин? А Рубцов? Скульптор умел воспеть восхищение русскими талантами. Это памятники человечности и духовной зрелости народа. Сколько простора мысли, сколько смиренного понимания и мудрости в лицах просветителей и творцов, сколько благородной красоты и мягкости в линиях памятников, отражающих душевную чуткость их создателя!
Ушел Вячеслав Клыков. “Сильные мира сего” уже не встретят его испепеляющего взгляда, не столкнутся с его непреклонностью и волей. Да, он великий русский художник. Но не потому, что это признали теперь после смерти даже его политические противники и ярые открытые враги. Он велик, потому что умел слышать музыку народной души.
Это важно понимать, иметь в виду, когда мы пытаемся представить образ скульптора во всей полноте его эстетической, нравственной, гражданской и общественной сущности. Когда задаешься вопросом, откуда пришла к нему политическая позиция убежденного пропагандиста триединства “Православие, самодержавие, народность” в современной действительности, приходишь к выводу, что это его личный ответ на лживость и предательство властью интересов народа. Это реакция страдающего человека из-за безответственности и презрения власти к народным нуждам.
Но задумаемся: какой крестный путь духовных исканий прошел деревенский паренек с горячим сердцем из курского села Мармыжи?! Он родился в 1939 году перед самой страшной в мире войной, едва осознав себя, пережил леденящий душу ужас наступавшей фашистской оккупации. “Какая война была, сколько людей полегло!” — вспоминает в документальном фильме Николая Ряполова мама Вячеслава Клыкова Лидия Тимофеевна, которая так и жила до самой кончины в родном селе, где похоронила мужа-фронтовика Михаила Васильевича и куда привезли нынче останки Вячеслава Михайловича Клыкова его родные, чтобы предать родной земле. Сюда, в родные его Мармыжи, что всего в ста километрах от третьего ратного поля России — Прохоровского, — постоянно приезжал Вячеслав Клыков с братом. Он свято хранил память детства. Лидия Тимофеевна вспоминала, как бежала с детьми под шквальным огнем фашистских пулеметов, как они расстреливали русских женщин: “Этому было пять с половиной, этому — два с половиной… Ножечки попухли у них. У меня тоже. Но дошла, своих детей спасла, слава Богу, над ними не издевались, да и надо мной тоже…”. Вот он, голос самого “непокорного в мире народа”. Народа, способного в нечеловеческих условиях сохранять чувство собственного достоинства. “Дать им шнапсу и табаку, сколько они пожелают, и МУЗЫКУ (к этому понятию “М У З Ы К И” мы еще вернемся!) в неограниченном количестве, только к умственной работе приучать их не следует, школы — только начальные…” — читает диктор документальный текст фашистских инструкций за кадром в фильме Ряполова. А перед глазами зрителей на экране колышется привольная степь без конца и края, кивают головками ромашки, и заходится сердце светлой радостью, и глядя на этот покой, слышишь дыхание родного русского поля. Это Прохоровское поле сегодня.
Может быть, Вячеслав Клыков как личность и осознал себя в то суровое время послевоенной разрухи. Покалеченные воины-односельчане возвращались в родные села, на пепелища, оставленные оккупантами. В 1944 году вернулся домой после тяжелого ранения отец. Солдатом он прошел две войны — финскую и Великую Отечественную, дошел до Кенигсберга. Первыми его рассказами были солдатские воспоминания о маршале Жукове, о маршале Рокоссовском. “Я потом понял, — вспоминал Клыков уже в зрелые годы, став всемирно известным русским скульптором, — если простой солдат по горячим следам сразу после войны так говорил о них, значит, это было истинное признание”. Взрослея, обдумывая рассказы отца и солдат-односельчан из родной деревни, голодая вместе с ними и видя, как один за другим умирают самые дорогие ему люди, он твердо решил еще ребенком, что обязательно станет человеком, которому по силам защитить свой народ. Он так хотел, чтобы люди, которых он любил всей душой, наконец зажили по-человечески. И он стал жадно искать ту нравственную опору, на которой “сделает себя” и свою жизнь. Русская история и духовное богатство русского искусства подсказали ему, что опора эта — в православии: в нем оживали рассказы родной бабушки из детства о святых Сергии Радонежском и Серафиме Саровском. Такими же, кто не жалел жизни ради простого человека, народными заступниками, были в рассказах отца и маршал Жуков, и сталинские маршалы.
* * *
“И шла армия бесконечная, и за ней слезы текли рекой следом. Вдруг подходит ко мне брат: мы идем защищать Родину, некогда нам плакать. И песню запел: “Этих дней не смолкнет слава, не померкнет никогда…”. Все великие битвы русской истории, решительные, но и жестокие, учили, сплачивали народ в борьбе за Русь Святую:
Там ратники к плечу плечо
С врагом сошлись грудь в грудь,
И места не было мечом
Иль палицей взмахнуть…
Стоял такой великий стон,
Шел бой с такою кровью,
Что был в багрец окрашен Дон
До самого низовья…
И Куликовская битва, и Бородино, и несчетные битвы Великой Отечественной войны научили русский народ собираться и стоять насмерть.
“Мы раздробим Россию на прежние удельные княжества и погрузим ее обратно во тьму феодальной Московии”, — провозглашал Наполеон. Итог его нашествия известен.
“Убивать, убивать, убивать, — звал Гитлер. — Россия будет расчленена на части!” Знакомая варварская концепция, озвучиваемая иными политиками в наши смутные времена.
Но уже возносится над Прохоровским полем его, Клыковская, — Звонница, и плывет колокольный звон над просторами Земли Русской, и поют-звонят колокола в память и во славу великого подвига народа-строителя, народа-победителя и освободителя.
Сколько любви и священного преклонения перед ним в этом устремленном в высокое небо светящемся внутренним светом грациозном монументе! Сколько сил рождается в душе, глядящей на этот сверкающий белизной на солнце мраморный обелиск, венчающий славу Третьего ратного поля России! Этот проект в свое время выдвигался на конкурс и выиграл его — для возведения на Поклонной горе в Москве. Интриги в “высших эшелонах власти” не дали встать памятнику во славу Победы по проекту Клыкова, взамен его на Поклонной горе распласталось каббалистическое сооружение. И та же “властная рука”, уже в другие времена и в “другой стране”, не позволила увековечить маршала Жукова в ликующем победном полете по Красной площади как маршала-победителя. Народного маршала, по праву принимавшего здесь Парад Победы 24 июля 1945 года! Почему?
История установления памятника Г. К. Жукову трагична и поучительна. В 1990 году был объявлен конкурс проектов на памятник Г. К. Жукову, который предполагалось установить на Смоленской площади в Москве. Но там же нет ни простора, ни площади как таковой в классическом ее понимании, не говоря уже о том, что это далеко не главное и не самое красивое место в столице России. Постепенно предприятие, не соответствующее ни масштабу личности Г. К. Жукова, ни значимости самого события — увековечения памяти народного маршала-победителя в самой страшной из войн в истории человечества, сошло на нет.
“В 1992 году, — рассказывал В. М. Клыков, — я написал письмо мэру Москвы Ю. М. Лужкову с предложением установить Памятник национальному герою Г. К. Жукову на Красной площади в Москве к 50-летию Победы. Имя этого героя Великой Отечественной войны в ряду самых великих имен России: Александра Невского, Дмитрия Донского, Суворова, Нахимова, Кутузова. Этот памятник должен был исторически перекликаться с монументом спасителям Отечества 1612 года — Минину и Пожарскому.
В годы лихолетья мы всегда ищем поддержку и опору в нашем героическом прошлом. В 1804 году, когда выдающийся русский скульптор Мартос обдумывал идею памятника Козьме Минину и Дмитрию Пожарскому, национальным героям, освободившим Москву от польских захватчиков, черная тень очередного претендента на мировое господство уже нависла над Европой. Война 1812 года задержала на некоторое время отливку фигур памятника. Торжественное открытие его состоялось в 1818 году. Памятник вместе с соборами и башнями Кремля заключает в себе могучий державный смысл, как бы источает радостный свет надежды. И вот по прямой от этого замечательного монумента мы с архитектором Ю. П. Григорьевым наметили место для памятника другому великому спасителю России — Георгию Жукову. Он так же, как Минин с Пожарским, возглавил народную борьбу и защитил Отчество от порабощения, и масштаб войны, в которой он не проиграл ни одного сражения, огромен.
Уверенный в своей правоте, я изложил идею в мэрии Москвы.
Обдумав, ее приняли и мэр Лужков, и Градостроительный совет. Москомархитектуры утвердил место установки памятника на Красной площади в тридцати метрах от здания Исторического музея. В обсуждении принимали участие представители Министерства культуры. И проект, и модель получили одобрение. В феврале 1994 года на встрече с ветеранами Великой Отечественной войны в Санкт-Петербурге президент Ельцин на всю страну объявил, что памятник Г. К. Жукову будет установлен на Красной площади к 50-летию Победы.
Шло время, но никаких инициатив от властей больше не исходило. Связаться мне самому с мэром не удавалось. Тем не менее, без финансирования, я продолжал работу и осенью пригласил Государственную комиссию оценить готовую работу, предупредив Министерство культуры и Ю. М. Лужкова, что свои обязательства перед государством и ветеранами выполнил. Представительная комиссия приняла модель памятника в размерах сооружения и рекомендовала ее к формовке. До конца января 1995 года работы по формовке были выполнены и детали отправлены в Санкт-Петербург на литье.
Сразу, как только Б. Н. Ельцин объявил ветеранам, что памятник Г. К. Жукову будет установлен на Красной площади, вокруг имени народного маршала поднялась постыдная “возня”: все сводилось к одному — “памятнику “такому” человеку не место на Красной площади”.
Что можно на это ответить? Ясно, что враги России стараются низвергнуть Г. К. Жукова с пьедестала, на который его возвела народная любовь и уважение за верность Родине. Враги России его боятся до сих пор. Боятся авторитета русского национального полководца. Травля разрасталась. Конечно, никакой “демократической” прессе не вытравить из народной памяти светлый образ великого Жукова, но парализовать волю Президента и мэра Москвы удалось вполне. И они отказались и от своих заявлений, и от намерений, не посчитавшись даже с мнением Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, который благословил меня на работу и обещал отстаивать идею установки памятника на Красной площади. Благословение патриарха не в силах отменить никто. Памятник стали “пристраивать” по Москве. Наконец вышло правительственное постановление, согласно которому памятник Г. К. Жукову должен был быть установлен на Манежной площади под северо-западной стеной здания Исторического музея. Место крайне неудачное: постоянная тень от громоздко нависающего над памятником здания “съедает” зрительный образ монумента, искажая его идею и пропорции: ведь масштаб и внутренняя идея памятника рассчитаны именно для установки на Красной площади! Там Г. К. Жуков был бы освещен солнцем в течение всего дня. Был бы воздух, простор. Там маршал на коне находился бы на том историческом месте, откуда начиналось движение Парада. Предполагалось, что вмиг возродятся в памяти людей священные воспоминания: картина летящего на белом коне народного Победителя, принимающего Великий Парад, что так знакомо всем нам по кадрам кинохроники, а ветеранам-участникам Парада — по личным впечатлениям.
Разумеется, я до конца боролся, отстаивая свою точку зрения. На мой вопрос о причине изменения места установки Ю. М. Лужков ответил, что пришло письмо от Генерального секретаря ЮНЕСКО Федерика Майора, который не рекомендовал ставить памятник на Красной площади. Выходит, это личное письмо и решило дело. Так кто же хозяин у нас в стране?!”
…И ненавидите вы нас…
За что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, пред кем дрожали вы?
За то, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир?
Давно написано. И не злободневно ли еще более сегодня, чем в те времена, когда выводил гневные строки “Клеветникам России” Пушкин? Верно сказано: история развивается циклично.
В памятнике Клыкова Г. К. Жукову увековечен исторический момент, символическое событие мировой истории. И это событие — веха не только в истории России, но и нашего поколения; мы — современники его, и этому поколению должно оставить именно на Красной площади памятный символ. Справедлива мысль Гоголя: чтобы победить народ, нужно лишить его памяти, его героев. У народа должна быть точка отсчета уровня наивысших идеалов, сравнение со святым и нравственным, тогда он и жизнь свою направляет в верное русло. “На Красной площади на протяжении всей русской истории возводились святыни в ознаменование самых значительных событий — Храм Василия Блаженного, Казанский собор, памятник Минину и Пожарскому, — не раз говорил Клыков. — Наш долг — продолжить традицию, и это очень важно как для нравственного здоровья будущих поколений, так и для здоровья ныне живущего”. Сейчас, когда вдохновенная, страстная речь Вячеслава Михайловича отзывается в моей душе эхом времени уже ушедшего, мне особенно дороги воспоминания о той последней встрече с ним в Калуге летом 2005 года. Я входила в огромный зал Скульптурной фабрики, где бывала не раз, — видела “в лесах” и памятник Г. К. Жукову, и Петру I — Вячеслав Михайлович находился где-то высоко, чуть позже я разглядела его “на лесах”. Он работал в полной тишине. Соратники и помощники были тут же, но их присутствия не ощущалось — с таким высоким почтением они к нему относились. Звучала музыка, пел Кубанский народный хор под управлением Захарченко. Позже Вячеслав Михайлович заметил, что всегда работает под музыку. А я, ожидая, когда он спустится с лесов и мы будем говорить — об интервью договорились в Москве по телефону и пришли к общему мнению, что обстоятельной беседа может получиться только здесь, в Калуге, в Москве его разрывали на части, — выстраивала в памяти этапы нашего сотрудничества: первое интервью для “Советской России” в 1987 году накануне присуждения В. М. Клыкову Государственной премии РСФСР, затем запомнившаяся надолго встреча в Смоленске, на празднике Славянской письменности и культуры, где В. М. Клыкова избрали президентом Фонда славянской письменности и культуры…
Почти двадцать лет он был бессменным руководителем Фонда. Он много сделал для того, чтобы Фонд славянской письменности и культуры стал организацией значимой, с которой считались на государственном уровне, добился, чтобы Праздник славянской письменности и культуры получил статус государственного.
А тот, Смоленский, праздник Славянской письменности и культуры вошел в русскую современную историю событием, которое многие его участники запомнили как духовное потрясение. Это случилось на заключительном концерте, когда в завершение праздника народная певица Татьяна Петрова в сопровождении балалайки композитора Юрия Клепалова впервые исполнила песню, сразу же ставшую духовным гимном России конца ХХ-го — начала XXI столетия: “Ой, не время нынче спать, православные!!! Время рать скликать, время Бога молить, чтобы веру дал, ну а главное, чтобы силы дал нам беду отвратить…”.
С Татьяной Петровой Вячеслава Михайловича Клыкова связывали многие годы преданной дружбы. Именно она рассказала мне (она дружит с женой скульптора), что Клыков смертельно болен. Но когда я приехала в Калугу, меня встретил молодой, сильный, красивый человек, полный жизненной энергии. И как-то не поверилось в эти разговоры, подумалось: может, ошибка? Не так все и плохо? Наша встреча была на редкость интересной и радостной, как это и бывало всегда, когда удавалось видеть Клыкова не только мельком, в массе людской, но и говорить с ним обстоятельно, угадывая за сдержанной, даже суровой его манерой общения ту почти детскую непосредственность и ранимость, которые свойственны очень искренним, влюбленным в свое дело русским людям.
“Приглашаете поразмышлять о жизни русской?” — печально спросил он, когда мы поднялись из зала, где была установлена скульптура, и оказались в просторной светлой комнате, где проживала его творческая бригада. Узкая походная кровать в углу у окна, простой сколоченный (наверное, здесь же) стол с лавками. Вячеслав Михайлович почтительно приглашает к столу, по-хозяйски выставляет каравай белого пушистого хлеба, жбан с прозрачным пахучим медом. “Кофе, чай?” — спрашивает отрывисто и располагается за столом для беседы. “Значит, поразмышлять предлагаете?” — повторил он и сам же ответил на свой вопрос. Неожиданно резко для меня: “А вот этого-то как раз я делать и не буду. Давно настала пора действовать, и я работаю в меру своих сил! И ничего другого предложить не могу. Дискуссии отошли в прошлое. Результаты? На мой взгляд — небольшие: страна по-прежнему корчится в муках. Простые люди страдают, задавленные бытом, теряют веру. Мои политические взгляды известны. Пора же наконец повернуть к решительным действиям в опоре на национальный дух народа как в нравственной, так и в экономической, и политической, и общественной жизни страны. Почему именно сейчас я обратился к образу Святослава? Потому что важно в наше теплохладное время дать людям пример смелого и решительного поступка, на который отважился Святослав. Пойти против богатейшего, в то время самого сильного государства, которое не только обирало Русь, но и нещадно унижало славянское население, для этого надо было иметь огромные внутренние силы не только предпринять труднейший поход, но и в прах разгромить противника. В 2005 году, как парад планет, выстроился парад наших исторических побед: 1040 лет со времен разгрома Хазарского каганата, 625 лет победы на Куликовом поле, 190 лет победы над Наполеоном, 60 лет Победы в Великой Отечественной войне. Славные даты! И это далеко не все наши победы. Это судьбоносные вехи нашей национальной истории, и они дают нам основание заложить традицию празднований, поднимающих дух народа. Пусть это будет День Святого Георгия Победоносца 6 мая — на Руси всегда торжественно отмечалась военными парадами эта дата во всех крупных городах России, или День Победы 9 Мая. Но это должен быть великий народный праздник Славы Отечества с участием Александра Невского, Суворова, Кутузова, героев Великой Отечественной войны. На этом празднике большое место должно отводиться молодежи. И это должен быть ГОСУДАРСТВЕННЫЙ праздник! Роль народной песни, народной музыки, народных мелодий и напевов здесь трудно переоценить. А у нас что происходит? Вы слышите по радио народную песню? Все каналы забиты “попсой”, пошлостью, чужими, угнетающими саму природу человека ритмами. Почему государственные структуры к этому безразличны?”
1988 год. Россия на пороге эпохального события: приближается празднование Тысячелетия Крещения Руси. Именно в это время Вячеслав Клыков, уже известный скульптор, создает памятник, который власть воспринимает чуть ли не как антигосударственное деяние…
…Преподобный Сергий Радонежский был тем духовным пастырем, кто благословил в 1380 году Дмитрия Донского и русское воинство на битву за освобождение русской земли от трехсотлетнего иноземного ига на Куликовом поле. Именно Сергий Радонежский олицетворял в молитвенных прозрениях дух единства Руси. Но в России конца XX века произошло совсем иное: в день установки памятника преподобному Сергию в Радонеже власти воспротивились возвращению духовного пастыря к народу. Чтобы помешать людям приехать на церемонию открытия, изменили расписание электропоездов и автобусов, идущих в направлении Сергиева Посада, выставили тройное оцепление из солдат и милиции на месте установки памятника. В средствах массовой информации была развязана травля художника.
Но сегодня Сергий Радонежский стоит в русском поле на невысоком холме, стоит вольно и свободно на земле, где жил, служил, окормлял страждущих. К нему идут люди. Стоит русский подвижник Сергий, облаченный в монашеские одежды, приблизив к самому сердцу отрока, словно отогревая его своим духом, и в его образе — молодость пробуждающейся, вновь обретающей веру России. Предельна простота изваяния — белый мрамор, не убоявшийся ни степных ветров, ни дождей, ни ворогов. И в то же время нельзя не дивиться художественному решению глубочайшего по содержанию замысла скульптора, воплощенного в памятнике в его изысканной простоте: точно исполнено наставление старца Оптиной пустыни Амвросия: “Где нет простоты, там одна пустота”. Ненавязчива, но явлена и перекличка с идеей и образами картины Михаила Васильевича Нестерова “Явление отроку Варфоломею”.
Сергий Радонежский не единственный образ, который явился ваятелю как духовный пророк, подсказавший путь развития России. Не менее показательно в этом отношении и обращение Клыкова к образу Серафима Саровского, памятник которому создан скульптором в преддверии народного Крестного хода, перенесения обретенных вновь мощей преподобного Серафима в Дивеево. То, что скульптор курянин, на одной земле с Серафимом Саровским рожден, имело, наверное, для скульптора значение — провиденциальным знамениям он не был чужд. Путь духовных исканий его отразился во всем скульптурном образе святого Серафима, представленного в простом крестьянском платье на коленях молящимся на камне. Сосредоточенное, доброе и спокойное лицо и руки, возведенные к небу. Нет, в этом жесте не только и не просто мольба, в этих руках — сила, готовность обнять и защитить весь род людской, принять на себя беды, тяготы народные. Всего лет пять прошло с того дня, как встал памятник на земле русской, предстал пред взором людским в молитве своей Серафим Саровский, а в сознании народном живет уверенность, что так и было всегда, настолько прочно изваянный образ вошел в наше сознание, как будто всегда слышали и знали слово святого Серафима: “Истинная же цель жизни нашей состоит в стяжании Святага Духа Божьяго… Господь ищет сердца, преисполненные любовью к Богу и ближнему… Что же может быть выше всего на свете и что драгоценнее даров Духа Святаго, ниспосылаемых нам свыше в таинстве крещения, ибо крещенская эта благодать столь велика и столь необходима, столь живоносна для человека, что даже и от человека-еретика не отъемлется до самой его смерти, то есть до срока, обозначенного свыше по Промыслу Божию для пожизненной пробы человека на земле — что-де он в этот Богом дарованный ему срок при посредстве свыше дарованной ему силы благодати сможет совершить”.
Вглядимся в лицо художника. Удлиненный овал аскета, прямые, тщательно высеченные правильные черты. Высокую крепкую шею венчает красивая голова с чистым, открытым лбом и ровной линией бровей. Просто, по-мальчишески пострижены непокорные волосы. Прямая, словно стрела, линия красивого носа, глубокий пронзительный взгляд цельного, прямого, открытого человека.
В нем светится порода родового славянского корня, как в том внутренне собранном и готовом к бою образе Александра Невского, созданном кистью Павла Корина. Известно, суть личности художника нужно искать в его работах. Выйдя из Суриковского училища, он участвовал в создании скульптурной группы, украшающей фасад Театра кукол им. Образцова в Москве, тем самым показав, что не чужд современным веяниям в искусстве, широк во взглядах и поисках новых форм. То же сказалось в образе Гермеса, венчающего шпиль, установленный на площади перед Международным торговым центром в Москве. Работа молодого скульптора была отмечена Государственной премией СССР. Тогда многие искусствоведы, сразу же отметившие появление незаурядного дарования, находили в стилистике его работ проявление неоклассики, считали продолжателем направления, появившегося в Италии как протест разрушительным нововведениям начала XX века. Это направление, захватившее многих европейских художников накануне Второй мировой войны, безусловно, проявилось и в России. Глубочайшая трагедия, пережитая человечеством в ходе войны, не могла не поставить историко-художественные процессы в самую прямую связь и зависимость от последствий этой катастрофы.
И все же об истинном рождении русского ваятеля, творческим дыханием которого “опален” конец XX века и переход в третье тысячелетие в истории русского искусства, мы можем говорить с того дня, когда созрела в нем идея, воплотившаяся в скульптурном портрете Сергия Радонежского.
Те, кто предполагают в Клыкове человека железной воли и безрассудного творческого напора, глубоко ошибаются. Да разве можно так воспринимать автора вдохновенного, овеянного поэзией хотя бы памятника святым просветителям Кириллу и Мефодию?! А Батюшков в Вологде? А Бунин? А Рубцов? Скульптор умел воспеть восхищение русскими талантами. Это памятники человечности и духовной зрелости народа. Сколько простора мысли, сколько смиренного понимания и мудрости в лицах просветителей и творцов, сколько благородной красоты и мягкости в линиях памятников, отражающих душевную чуткость их создателя!
Ушел Вячеслав Клыков. “Сильные мира сего” уже не встретят его испепеляющего взгляда, не столкнутся с его непреклонностью и волей. Да, он великий русский художник. Но не потому, что это признали теперь после смерти даже его политические противники и ярые открытые враги. Он велик, потому что умел слышать музыку народной души.
Это важно понимать, иметь в виду, когда мы пытаемся представить образ скульптора во всей полноте его эстетической, нравственной, гражданской и общественной сущности. Когда задаешься вопросом, откуда пришла к нему политическая позиция убежденного пропагандиста триединства “Православие, самодержавие, народность” в современной действительности, приходишь к выводу, что это его личный ответ на лживость и предательство властью интересов народа. Это реакция страдающего человека из-за безответственности и презрения власти к народным нуждам.
Но задумаемся: какой крестный путь духовных исканий прошел деревенский паренек с горячим сердцем из курского села Мармыжи?! Он родился в 1939 году перед самой страшной в мире войной, едва осознав себя, пережил леденящий душу ужас наступавшей фашистской оккупации. “Какая война была, сколько людей полегло!” — вспоминает в документальном фильме Николая Ряполова мама Вячеслава Клыкова Лидия Тимофеевна, которая так и жила до самой кончины в родном селе, где похоронила мужа-фронтовика Михаила Васильевича и куда привезли нынче останки Вячеслава Михайловича Клыкова его родные, чтобы предать родной земле. Сюда, в родные его Мармыжи, что всего в ста километрах от третьего ратного поля России — Прохоровского, — постоянно приезжал Вячеслав Клыков с братом. Он свято хранил память детства. Лидия Тимофеевна вспоминала, как бежала с детьми под шквальным огнем фашистских пулеметов, как они расстреливали русских женщин: “Этому было пять с половиной, этому — два с половиной… Ножечки попухли у них. У меня тоже. Но дошла, своих детей спасла, слава Богу, над ними не издевались, да и надо мной тоже…”. Вот он, голос самого “непокорного в мире народа”. Народа, способного в нечеловеческих условиях сохранять чувство собственного достоинства. “Дать им шнапсу и табаку, сколько они пожелают, и МУЗЫКУ (к этому понятию “М У З Ы К И” мы еще вернемся!) в неограниченном количестве, только к умственной работе приучать их не следует, школы — только начальные…” — читает диктор документальный текст фашистских инструкций за кадром в фильме Ряполова. А перед глазами зрителей на экране колышется привольная степь без конца и края, кивают головками ромашки, и заходится сердце светлой радостью, и глядя на этот покой, слышишь дыхание родного русского поля. Это Прохоровское поле сегодня.
Может быть, Вячеслав Клыков как личность и осознал себя в то суровое время послевоенной разрухи. Покалеченные воины-односельчане возвращались в родные села, на пепелища, оставленные оккупантами. В 1944 году вернулся домой после тяжелого ранения отец. Солдатом он прошел две войны — финскую и Великую Отечественную, дошел до Кенигсберга. Первыми его рассказами были солдатские воспоминания о маршале Жукове, о маршале Рокоссовском. “Я потом понял, — вспоминал Клыков уже в зрелые годы, став всемирно известным русским скульптором, — если простой солдат по горячим следам сразу после войны так говорил о них, значит, это было истинное признание”. Взрослея, обдумывая рассказы отца и солдат-односельчан из родной деревни, голодая вместе с ними и видя, как один за другим умирают самые дорогие ему люди, он твердо решил еще ребенком, что обязательно станет человеком, которому по силам защитить свой народ. Он так хотел, чтобы люди, которых он любил всей душой, наконец зажили по-человечески. И он стал жадно искать ту нравственную опору, на которой “сделает себя” и свою жизнь. Русская история и духовное богатство русского искусства подсказали ему, что опора эта — в православии: в нем оживали рассказы родной бабушки из детства о святых Сергии Радонежском и Серафиме Саровском. Такими же, кто не жалел жизни ради простого человека, народными заступниками, были в рассказах отца и маршал Жуков, и сталинские маршалы.
* * *
“И шла армия бесконечная, и за ней слезы текли рекой следом. Вдруг подходит ко мне брат: мы идем защищать Родину, некогда нам плакать. И песню запел: “Этих дней не смолкнет слава, не померкнет никогда…”. Все великие битвы русской истории, решительные, но и жестокие, учили, сплачивали народ в борьбе за Русь Святую:
Там ратники к плечу плечо
С врагом сошлись грудь в грудь,
И места не было мечом
Иль палицей взмахнуть…
Стоял такой великий стон,
Шел бой с такою кровью,
Что был в багрец окрашен Дон
До самого низовья…
И Куликовская битва, и Бородино, и несчетные битвы Великой Отечественной войны научили русский народ собираться и стоять насмерть.
“Мы раздробим Россию на прежние удельные княжества и погрузим ее обратно во тьму феодальной Московии”, — провозглашал Наполеон. Итог его нашествия известен.
“Убивать, убивать, убивать, — звал Гитлер. — Россия будет расчленена на части!” Знакомая варварская концепция, озвучиваемая иными политиками в наши смутные времена.
Но уже возносится над Прохоровским полем его, Клыковская, — Звонница, и плывет колокольный звон над просторами Земли Русской, и поют-звонят колокола в память и во славу великого подвига народа-строителя, народа-победителя и освободителя.
Сколько любви и священного преклонения перед ним в этом устремленном в высокое небо светящемся внутренним светом грациозном монументе! Сколько сил рождается в душе, глядящей на этот сверкающий белизной на солнце мраморный обелиск, венчающий славу Третьего ратного поля России! Этот проект в свое время выдвигался на конкурс и выиграл его — для возведения на Поклонной горе в Москве. Интриги в “высших эшелонах власти” не дали встать памятнику во славу Победы по проекту Клыкова, взамен его на Поклонной горе распласталось каббалистическое сооружение. И та же “властная рука”, уже в другие времена и в “другой стране”, не позволила увековечить маршала Жукова в ликующем победном полете по Красной площади как маршала-победителя. Народного маршала, по праву принимавшего здесь Парад Победы 24 июля 1945 года! Почему?
История установления памятника Г. К. Жукову трагична и поучительна. В 1990 году был объявлен конкурс проектов на памятник Г. К. Жукову, который предполагалось установить на Смоленской площади в Москве. Но там же нет ни простора, ни площади как таковой в классическом ее понимании, не говоря уже о том, что это далеко не главное и не самое красивое место в столице России. Постепенно предприятие, не соответствующее ни масштабу личности Г. К. Жукова, ни значимости самого события — увековечения памяти народного маршала-победителя в самой страшной из войн в истории человечества, сошло на нет.
“В 1992 году, — рассказывал В. М. Клыков, — я написал письмо мэру Москвы Ю. М. Лужкову с предложением установить Памятник национальному герою Г. К. Жукову на Красной площади в Москве к 50-летию Победы. Имя этого героя Великой Отечественной войны в ряду самых великих имен России: Александра Невского, Дмитрия Донского, Суворова, Нахимова, Кутузова. Этот памятник должен был исторически перекликаться с монументом спасителям Отечества 1612 года — Минину и Пожарскому.
В годы лихолетья мы всегда ищем поддержку и опору в нашем героическом прошлом. В 1804 году, когда выдающийся русский скульптор Мартос обдумывал идею памятника Козьме Минину и Дмитрию Пожарскому, национальным героям, освободившим Москву от польских захватчиков, черная тень очередного претендента на мировое господство уже нависла над Европой. Война 1812 года задержала на некоторое время отливку фигур памятника. Торжественное открытие его состоялось в 1818 году. Памятник вместе с соборами и башнями Кремля заключает в себе могучий державный смысл, как бы источает радостный свет надежды. И вот по прямой от этого замечательного монумента мы с архитектором Ю. П. Григорьевым наметили место для памятника другому великому спасителю России — Георгию Жукову. Он так же, как Минин с Пожарским, возглавил народную борьбу и защитил Отчество от порабощения, и масштаб войны, в которой он не проиграл ни одного сражения, огромен.
Уверенный в своей правоте, я изложил идею в мэрии Москвы.
Обдумав, ее приняли и мэр Лужков, и Градостроительный совет. Москомархитектуры утвердил место установки памятника на Красной площади в тридцати метрах от здания Исторического музея. В обсуждении принимали участие представители Министерства культуры. И проект, и модель получили одобрение. В феврале 1994 года на встрече с ветеранами Великой Отечественной войны в Санкт-Петербурге президент Ельцин на всю страну объявил, что памятник Г. К. Жукову будет установлен на Красной площади к 50-летию Победы.
Шло время, но никаких инициатив от властей больше не исходило. Связаться мне самому с мэром не удавалось. Тем не менее, без финансирования, я продолжал работу и осенью пригласил Государственную комиссию оценить готовую работу, предупредив Министерство культуры и Ю. М. Лужкова, что свои обязательства перед государством и ветеранами выполнил. Представительная комиссия приняла модель памятника в размерах сооружения и рекомендовала ее к формовке. До конца января 1995 года работы по формовке были выполнены и детали отправлены в Санкт-Петербург на литье.
Сразу, как только Б. Н. Ельцин объявил ветеранам, что памятник Г. К. Жукову будет установлен на Красной площади, вокруг имени народного маршала поднялась постыдная “возня”: все сводилось к одному — “памятнику “такому” человеку не место на Красной площади”.
Что можно на это ответить? Ясно, что враги России стараются низвергнуть Г. К. Жукова с пьедестала, на который его возвела народная любовь и уважение за верность Родине. Враги России его боятся до сих пор. Боятся авторитета русского национального полководца. Травля разрасталась. Конечно, никакой “демократической” прессе не вытравить из народной памяти светлый образ великого Жукова, но парализовать волю Президента и мэра Москвы удалось вполне. И они отказались и от своих заявлений, и от намерений, не посчитавшись даже с мнением Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, который благословил меня на работу и обещал отстаивать идею установки памятника на Красной площади. Благословение патриарха не в силах отменить никто. Памятник стали “пристраивать” по Москве. Наконец вышло правительственное постановление, согласно которому памятник Г. К. Жукову должен был быть установлен на Манежной площади под северо-западной стеной здания Исторического музея. Место крайне неудачное: постоянная тень от громоздко нависающего над памятником здания “съедает” зрительный образ монумента, искажая его идею и пропорции: ведь масштаб и внутренняя идея памятника рассчитаны именно для установки на Красной площади! Там Г. К. Жуков был бы освещен солнцем в течение всего дня. Был бы воздух, простор. Там маршал на коне находился бы на том историческом месте, откуда начиналось движение Парада. Предполагалось, что вмиг возродятся в памяти людей священные воспоминания: картина летящего на белом коне народного Победителя, принимающего Великий Парад, что так знакомо всем нам по кадрам кинохроники, а ветеранам-участникам Парада — по личным впечатлениям.
Разумеется, я до конца боролся, отстаивая свою точку зрения. На мой вопрос о причине изменения места установки Ю. М. Лужков ответил, что пришло письмо от Генерального секретаря ЮНЕСКО Федерика Майора, который не рекомендовал ставить памятник на Красной площади. Выходит, это личное письмо и решило дело. Так кто же хозяин у нас в стране?!”
…И ненавидите вы нас…
За что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, пред кем дрожали вы?
За то, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир?
Давно написано. И не злободневно ли еще более сегодня, чем в те времена, когда выводил гневные строки “Клеветникам России” Пушкин? Верно сказано: история развивается циклично.
В памятнике Клыкова Г. К. Жукову увековечен исторический момент, символическое событие мировой истории. И это событие — веха не только в истории России, но и нашего поколения; мы — современники его, и этому поколению должно оставить именно на Красной площади памятный символ. Справедлива мысль Гоголя: чтобы победить народ, нужно лишить его памяти, его героев. У народа должна быть точка отсчета уровня наивысших идеалов, сравнение со святым и нравственным, тогда он и жизнь свою направляет в верное русло. “На Красной площади на протяжении всей русской истории возводились святыни в ознаменование самых значительных событий — Храм Василия Блаженного, Казанский собор, памятник Минину и Пожарскому, — не раз говорил Клыков. — Наш долг — продолжить традицию, и это очень важно как для нравственного здоровья будущих поколений, так и для здоровья ныне живущего”. Сейчас, когда вдохновенная, страстная речь Вячеслава Михайловича отзывается в моей душе эхом времени уже ушедшего, мне особенно дороги воспоминания о той последней встрече с ним в Калуге летом 2005 года. Я входила в огромный зал Скульптурной фабрики, где бывала не раз, — видела “в лесах” и памятник Г. К. Жукову, и Петру I — Вячеслав Михайлович находился где-то высоко, чуть позже я разглядела его “на лесах”. Он работал в полной тишине. Соратники и помощники были тут же, но их присутствия не ощущалось — с таким высоким почтением они к нему относились. Звучала музыка, пел Кубанский народный хор под управлением Захарченко. Позже Вячеслав Михайлович заметил, что всегда работает под музыку. А я, ожидая, когда он спустится с лесов и мы будем говорить — об интервью договорились в Москве по телефону и пришли к общему мнению, что обстоятельной беседа может получиться только здесь, в Калуге, в Москве его разрывали на части, — выстраивала в памяти этапы нашего сотрудничества: первое интервью для “Советской России” в 1987 году накануне присуждения В. М. Клыкову Государственной премии РСФСР, затем запомнившаяся надолго встреча в Смоленске, на празднике Славянской письменности и культуры, где В. М. Клыкова избрали президентом Фонда славянской письменности и культуры…
Почти двадцать лет он был бессменным руководителем Фонда. Он много сделал для того, чтобы Фонд славянской письменности и культуры стал организацией значимой, с которой считались на государственном уровне, добился, чтобы Праздник славянской письменности и культуры получил статус государственного.
А тот, Смоленский, праздник Славянской письменности и культуры вошел в русскую современную историю событием, которое многие его участники запомнили как духовное потрясение. Это случилось на заключительном концерте, когда в завершение праздника народная певица Татьяна Петрова в сопровождении балалайки композитора Юрия Клепалова впервые исполнила песню, сразу же ставшую духовным гимном России конца ХХ-го — начала XXI столетия: “Ой, не время нынче спать, православные!!! Время рать скликать, время Бога молить, чтобы веру дал, ну а главное, чтобы силы дал нам беду отвратить…”.
С Татьяной Петровой Вячеслава Михайловича Клыкова связывали многие годы преданной дружбы. Именно она рассказала мне (она дружит с женой скульптора), что Клыков смертельно болен. Но когда я приехала в Калугу, меня встретил молодой, сильный, красивый человек, полный жизненной энергии. И как-то не поверилось в эти разговоры, подумалось: может, ошибка? Не так все и плохо? Наша встреча была на редкость интересной и радостной, как это и бывало всегда, когда удавалось видеть Клыкова не только мельком, в массе людской, но и говорить с ним обстоятельно, угадывая за сдержанной, даже суровой его манерой общения ту почти детскую непосредственность и ранимость, которые свойственны очень искренним, влюбленным в свое дело русским людям.
“Приглашаете поразмышлять о жизни русской?” — печально спросил он, когда мы поднялись из зала, где была установлена скульптура, и оказались в просторной светлой комнате, где проживала его творческая бригада. Узкая походная кровать в углу у окна, простой сколоченный (наверное, здесь же) стол с лавками. Вячеслав Михайлович почтительно приглашает к столу, по-хозяйски выставляет каравай белого пушистого хлеба, жбан с прозрачным пахучим медом. “Кофе, чай?” — спрашивает отрывисто и располагается за столом для беседы. “Значит, поразмышлять предлагаете?” — повторил он и сам же ответил на свой вопрос. Неожиданно резко для меня: “А вот этого-то как раз я делать и не буду. Давно настала пора действовать, и я работаю в меру своих сил! И ничего другого предложить не могу. Дискуссии отошли в прошлое. Результаты? На мой взгляд — небольшие: страна по-прежнему корчится в муках. Простые люди страдают, задавленные бытом, теряют веру. Мои политические взгляды известны. Пора же наконец повернуть к решительным действиям в опоре на национальный дух народа как в нравственной, так и в экономической, и политической, и общественной жизни страны. Почему именно сейчас я обратился к образу Святослава? Потому что важно в наше теплохладное время дать людям пример смелого и решительного поступка, на который отважился Святослав. Пойти против богатейшего, в то время самого сильного государства, которое не только обирало Русь, но и нещадно унижало славянское население, для этого надо было иметь огромные внутренние силы не только предпринять труднейший поход, но и в прах разгромить противника. В 2005 году, как парад планет, выстроился парад наших исторических побед: 1040 лет со времен разгрома Хазарского каганата, 625 лет победы на Куликовом поле, 190 лет победы над Наполеоном, 60 лет Победы в Великой Отечественной войне. Славные даты! И это далеко не все наши победы. Это судьбоносные вехи нашей национальной истории, и они дают нам основание заложить традицию празднований, поднимающих дух народа. Пусть это будет День Святого Георгия Победоносца 6 мая — на Руси всегда торжественно отмечалась военными парадами эта дата во всех крупных городах России, или День Победы 9 Мая. Но это должен быть великий народный праздник Славы Отечества с участием Александра Невского, Суворова, Кутузова, героев Великой Отечественной войны. На этом празднике большое место должно отводиться молодежи. И это должен быть ГОСУДАРСТВЕННЫЙ праздник! Роль народной песни, народной музыки, народных мелодий и напевов здесь трудно переоценить. А у нас что происходит? Вы слышите по радио народную песню? Все каналы забиты “попсой”, пошлостью, чужими, угнетающими саму природу человека ритмами. Почему государственные структуры к этому безразличны?”