Страница:
— Я не спрашиваю, сколько ты стоишь, Бенедикт, если ты об этом подумал, — продолжала она. — «Ариэль» — процветающая фирма, и я могу себе позволить одна поднимать ребенка. Так что если ты думаешь, что я выхожу за тебя из-за денег ..
— Ничего подобного мне и в голову не проходило. Мы вступаем в брак потому, что так лучше для ребенка.
Она снова села, взяла кисть винограда.
— С условием, что не разочаруемся со временем!
— Assolutamente [4]! He хочешь немного сыра к фруктам?
— А знаешь, хочу, — удивленно ответила она.
Слегка похлопала себе по животу. — Похоже, свежий воздух привел мой желудок в норму.
— Или сознание того, что будущее постепенно проясняется.
— Могу признаться, мысль войти в большую семью меня воодушевляет. После маминого ухода я часто чувствую себя одиноко. — Подвинувшись, она освободила ему место на пиджаке рядом с собой. — Расскажи мне еще о сестрах. Они старше или моложе тебя?
— Бианка моя ровесница — ничего удивительного, потому что мы двойняшки, — замужем, двое детей. Мальчику, Стефано, семь, а девочке, Пие, три. Ее муж, Энрико, юрист, занимается юридическими вопросами фирмы, а также организует деятельность миланского филиала. У нас несколько виноградников в Ломбардии. Франческе двадцать пять, она пока не замужем. Работает с матерью в Калабрии — административные дела, ведение бухгалтерских книг и тому подобное. У нас около семидесяти наемных работников в Калабрии и еще порядка тридцати в Милане.
— Ты уверен, что в такой занятой семье найдется место для меня?
— Они будут счастливы принять тебя в свое лоно, сага, — сказал он, надеясь, что говорит правду. Каждая итальянская мать хочет, чтобы сын подарил ей одного-двоих bambino [5].
— Прямо сейчас могу предложить только одного, если осилю, конечно. — Она скорчила очаровательную гримасу, сморщив носик, и взглянула на золотые часики, пришпиленные к отвороту пиджака. — Между прочим, через двадцать минут у меня клиент.
— Я провожу тебя до офиса.
Не пререкаясь, как непременно сделала бы раньше, она собрала остатки трапезы в сумку, стряхнула прилипшие травинки с пиджака и протянула его Бенедикту.
— Я рада, что пришла сюда. Место чудное, и есть что-то успокаивающее в звуках падающей воды.
— В моем доме на Сицилии, — сказал он, подойдя поближе и обняв ее за талию, — и днем и ночью слышны звуки прибоя, набегающего на берег. Тебя будет убаюкивать серебристый лунный свет, от которого по земле тянутся длинные тени, а будить яркий солнечный, смешанный с запахами вербены и розмарина с жасмином.
Она прижалась к нему, позволив ему положить подбородок ей на макушку.
— Звучит идиллически. Можешь ты обещать, что и брак будет таким?
— Нет, сага, — пробормотал он, поворачивая ее к себе. — Самое большее, что я могу обещать, что приложу все усилия для этого. Мы неизбежно будем попадать в шторма, но после обязательно будет штиль. И много, много раз будут нас волновать страсти другого толка.
— Какие же, — спросила она, лукаво взглянув на него из-под ресниц.
— Те, которые словами описать довольно сложно.
Он поцеловал ее. Сделал то, о чем мечтал с того момента, как увидел ее выходящей из лифта.
Поцеловал долгим поцелуем, от которого ее рот смягчился под его губами и кровь расплавленной лавой загорелась в жилах.
Ему хотелось погладить ее живот, где расцветала новая жизнь. Его семя, его ребенок…
Она не могла не ощутить его возбуждения. Но не отпрянула назад. Наоборот, обвила его шею руками, прижалась ближе и нетвердо прошептала:
— О, вот ты о чем!
— Да, об этом, — подтвердил он, — но сейчас был лишь пробный заход и, если ты согласна, будет продолжение.
Она прерывисто вздохнула.
— Внезапно мне стало жаль, что в конторе меня ожидает клиент.
— Это и хорошо, — ответил он. — Следующий раз мы будем заниматься любовью за закрытыми дверями, а не в публичном месте.
Она кивнула и жестом жены или любовницы стерла крохотное пятнышко в уголке его рта.
— Губная помада, — пояснила она.
В молчании они возвращались по шумной улице.
— Полагаю, что нет смысла мне просить тебя не переутомляться? — спросил он, когда они остановились около лотка уличного торговца цветами.
— Я обещаю не переусердствовать. — Она наградила его обворожительной улыбкой.
Из разложенных на прилавке цветов он взял букетик и протянул Касси.
Она взяла его и склонила голову, чтобы вдохнуть нежный аромат цветов.
— Фиалки! Какая прелесть! Откуда ты знаешь, что я их люблю?
— Счастливая догадка, — сказал он, не отрывая восхищенных глаз от изящного изгиба ее шеи. Они маленькие и хрупкие, как ты. И такие же красивые.
— Иногда ты говоришь удивительно приятные комплименты. — Она сопроводила свои слова легким кивком, слегка дотронулась кончиками пальцев до его руки. — Прости меня за поспешные выводы относительно событий прошлого вечера.
— Улажено и забыто. Думай о будущем.
— Да. — Она стояла, словно не зная, уйти или остаться. Потом в своей манере, которую он находил очаровательной, сморщила носик. — Мне действительно надо идти. Нельзя заставлять клиентов ждать.
— Мы еще поговорим, — сказал он. — И очень скоро.
— Да. — Она шагнула в сторону, повернулась в последний момент и поцеловала его в щеку. — Спасибо еще раз за ленч, — прошептала ему в ухо, — и,.., за все остальное.
И исчезла, грациозно взбежав по мраморным ступеням и проскользнув через вращающиеся двери. Бенедикт смотрел вслед до тех пор, пока ее белокурая головка не затерялась в массе других людей, снующих по коридору здания.
Мысли его были растревожены. В Калабрии его ожидали серьезные проблемы. Справедливо ли по отношению к Кассандре везти ее с собой, не предупредив семью? Но ведь она носит его ребенка, и как бросить ее одну?
Он не может. И не станет. Что рождало новые вопросы. Как сообщить новость семье? Именно сейчас, когда многое пошатнулось, ввести в их круг женщину, чужую им по воспитанию и пониманию жизни?
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Ничего подобного мне и в голову не проходило. Мы вступаем в брак потому, что так лучше для ребенка.
Она снова села, взяла кисть винограда.
— С условием, что не разочаруемся со временем!
— Assolutamente [4]! He хочешь немного сыра к фруктам?
— А знаешь, хочу, — удивленно ответила она.
Слегка похлопала себе по животу. — Похоже, свежий воздух привел мой желудок в норму.
— Или сознание того, что будущее постепенно проясняется.
— Могу признаться, мысль войти в большую семью меня воодушевляет. После маминого ухода я часто чувствую себя одиноко. — Подвинувшись, она освободила ему место на пиджаке рядом с собой. — Расскажи мне еще о сестрах. Они старше или моложе тебя?
— Бианка моя ровесница — ничего удивительного, потому что мы двойняшки, — замужем, двое детей. Мальчику, Стефано, семь, а девочке, Пие, три. Ее муж, Энрико, юрист, занимается юридическими вопросами фирмы, а также организует деятельность миланского филиала. У нас несколько виноградников в Ломбардии. Франческе двадцать пять, она пока не замужем. Работает с матерью в Калабрии — административные дела, ведение бухгалтерских книг и тому подобное. У нас около семидесяти наемных работников в Калабрии и еще порядка тридцати в Милане.
— Ты уверен, что в такой занятой семье найдется место для меня?
— Они будут счастливы принять тебя в свое лоно, сага, — сказал он, надеясь, что говорит правду. Каждая итальянская мать хочет, чтобы сын подарил ей одного-двоих bambino [5].
— Прямо сейчас могу предложить только одного, если осилю, конечно. — Она скорчила очаровательную гримасу, сморщив носик, и взглянула на золотые часики, пришпиленные к отвороту пиджака. — Между прочим, через двадцать минут у меня клиент.
— Я провожу тебя до офиса.
Не пререкаясь, как непременно сделала бы раньше, она собрала остатки трапезы в сумку, стряхнула прилипшие травинки с пиджака и протянула его Бенедикту.
— Я рада, что пришла сюда. Место чудное, и есть что-то успокаивающее в звуках падающей воды.
— В моем доме на Сицилии, — сказал он, подойдя поближе и обняв ее за талию, — и днем и ночью слышны звуки прибоя, набегающего на берег. Тебя будет убаюкивать серебристый лунный свет, от которого по земле тянутся длинные тени, а будить яркий солнечный, смешанный с запахами вербены и розмарина с жасмином.
Она прижалась к нему, позволив ему положить подбородок ей на макушку.
— Звучит идиллически. Можешь ты обещать, что и брак будет таким?
— Нет, сага, — пробормотал он, поворачивая ее к себе. — Самое большее, что я могу обещать, что приложу все усилия для этого. Мы неизбежно будем попадать в шторма, но после обязательно будет штиль. И много, много раз будут нас волновать страсти другого толка.
— Какие же, — спросила она, лукаво взглянув на него из-под ресниц.
— Те, которые словами описать довольно сложно.
Он поцеловал ее. Сделал то, о чем мечтал с того момента, как увидел ее выходящей из лифта.
Поцеловал долгим поцелуем, от которого ее рот смягчился под его губами и кровь расплавленной лавой загорелась в жилах.
Ему хотелось погладить ее живот, где расцветала новая жизнь. Его семя, его ребенок…
Она не могла не ощутить его возбуждения. Но не отпрянула назад. Наоборот, обвила его шею руками, прижалась ближе и нетвердо прошептала:
— О, вот ты о чем!
— Да, об этом, — подтвердил он, — но сейчас был лишь пробный заход и, если ты согласна, будет продолжение.
Она прерывисто вздохнула.
— Внезапно мне стало жаль, что в конторе меня ожидает клиент.
— Это и хорошо, — ответил он. — Следующий раз мы будем заниматься любовью за закрытыми дверями, а не в публичном месте.
Она кивнула и жестом жены или любовницы стерла крохотное пятнышко в уголке его рта.
— Губная помада, — пояснила она.
В молчании они возвращались по шумной улице.
— Полагаю, что нет смысла мне просить тебя не переутомляться? — спросил он, когда они остановились около лотка уличного торговца цветами.
— Я обещаю не переусердствовать. — Она наградила его обворожительной улыбкой.
Из разложенных на прилавке цветов он взял букетик и протянул Касси.
Она взяла его и склонила голову, чтобы вдохнуть нежный аромат цветов.
— Фиалки! Какая прелесть! Откуда ты знаешь, что я их люблю?
— Счастливая догадка, — сказал он, не отрывая восхищенных глаз от изящного изгиба ее шеи. Они маленькие и хрупкие, как ты. И такие же красивые.
— Иногда ты говоришь удивительно приятные комплименты. — Она сопроводила свои слова легким кивком, слегка дотронулась кончиками пальцев до его руки. — Прости меня за поспешные выводы относительно событий прошлого вечера.
— Улажено и забыто. Думай о будущем.
— Да. — Она стояла, словно не зная, уйти или остаться. Потом в своей манере, которую он находил очаровательной, сморщила носик. — Мне действительно надо идти. Нельзя заставлять клиентов ждать.
— Мы еще поговорим, — сказал он. — И очень скоро.
— Да. — Она шагнула в сторону, повернулась в последний момент и поцеловала его в щеку. — Спасибо еще раз за ленч, — прошептала ему в ухо, — и,.., за все остальное.
И исчезла, грациозно взбежав по мраморным ступеням и проскользнув через вращающиеся двери. Бенедикт смотрел вслед до тех пор, пока ее белокурая головка не затерялась в массе других людей, снующих по коридору здания.
Мысли его были растревожены. В Калабрии его ожидали серьезные проблемы. Справедливо ли по отношению к Кассандре везти ее с собой, не предупредив семью? Но ведь она носит его ребенка, и как бросить ее одну?
Он не может. И не станет. Что рождало новые вопросы. Как сообщить новость семье? Именно сейчас, когда многое пошатнулось, ввести в их круг женщину, чужую им по воспитанию и пониманию жизни?
ГЛАВА ПЯТАЯ
Обед закончился, кино прокрутили, свет приглушили. Откинувшись на кожаные подушки, Кассандра отрегулировала кресло на полулежачее положение. Рядом с ней, в салоне реактивного самолета, находился ее супруг. Он оторвался от изучаемого доклада, чтобы спросить:
— Удобно?
— Так себе. — Она поудобнее обернула ноги шерстяным одеялом.
— Как думаешь, сможешь немного подремать?
Касси кивнула и прикрыла глаза. Но сон, единственное, чего ей никак не удавалось получить в достатке с самого начала беременности, бежал от нее. Вместо этого перед мысленным взором начали разворачиваться события прошедших шести дней…
— Как он заставил тебя изменить решение? изумилась Патриция, стоило Кассандре вернуться со свидания и поведать подруге, что предложение Бенедикта принято.
— Ошеломил меня доводами настолько сладкоречивыми…
— Добавляя там и тут белозубую улыбку? И обольстительный взгляд со взмахом пушистых ресниц?
— Не скрою, это тоже. — Она сунула нос в мокрые, сладко пахнущие фиалки. — При желании он умеет быть очень убедительным.
И очень деятельным. Не оставляя ей времени передумать, он срочно занялся приготовлениями.
Через семьдесят два часа они получили лицензию на брак, условились о времени проведения скромной церемонии, забронировали билеты в Италию, получили консультацию у гинеколога, который, услышав о предполагаемой поездке, потребовал немедленно пройти ультразвуковое обследование «просто на всякий случай».
— Неделя-другая отдыха — именно то, что ей нужно, — заверил доктор, когда они пришли к нему на следующее утро, — в то же время, поскольку показания ультразвука на этих периодах беременности могут быть неточны, надо обратить внимание на состояние шейки матки. После вашего возвращения мы, возможно, примем другое решение, а пока рекомендую вам воздержаться от супружеских отношений. Не самый подходящий совет для пары в медовый месяц, но риск, существующий для младенца…
— Я впервые слышу о существовании какого-то риска, — сказал Бенедикт, укоризненно взглянув на Кассандру. — Поясните пожалуйста, доктор, с какими трудностями может столкнуться моя жена.
Позднее, за обедом, она опять предложила отложить медовый месяц до того времени, пока они смогут провести его по-человечески.
— И обсуждать нечего, — отрезал Бенедикт. Брак — нечто большее, чем обычный секс, Кассандра. А в нашем случае речь идет не только о нас двоих. Безопасность малыша — прежде всего.
Его безукоризненное соблюдение рекомендации врача вместе с подчеркнуто вежливым, практически деловым обращением с ней делало прощальный подарок Патриции — полупрозрачный пеньюар — бессмысленным, подумала Кассандра, ощущая непривычную тяжесть обручального кольца на пальце. Такую же непривычную, как и факт, утверждающий, что человек, сидящий в соседнем кресле, — ее муж. Повтори она хоть сто раз: «Теперь, и навсегда, я превратилась в миссис Бенедикт Константине», — ничего не помогало, реальность не достигла ее сознания.
— Я даже не знаю день его рождения, — плакалась она Патриции. — Не знаю, какой размер рубашки он носит. Не знаю, любит он пижаму или вообще спит голый, какую машину водит.
Патриция, практичная, как обычно, советовала:
— О дате его рождения ты можешь узнать из лицензии на брак. С автомобилями проще, достаточно взглянуть на человека, чтобы понять, какую машину он предпочитает — «порше» или «феррари». А уж как он спит, ты узнаешь очень скоро.
Прекрати беспокоиться о мелочах, Касси. Иан давно ждет в машине. Мы ведь не хотим заставить жениха или муниципалитет нас ждать.
— Я не могу идти, — запротестовала Касси, внезапно впадая в панику. — Мне кажется, меня опять тошнит.
— Придется потерпеть до окончания церемонии, — Патриция была настроена решительно. Если тебя начнет сейчас рвать, то весь макияж насмарку.
Но тошнота оказалась упрямой. И не по причине беременности или воздушных ям. Ее угнетало сознание, что она бросилась в объятия человека, практически незнакомого.
Сколько придется привыкать, не пугаясь всякий раз, когда к ней обратятся как к синьоре Константине? И когда Бенедикт опять станет тем, кто так яростно домогался ее? Так, что она согласилась стать его женой всего через двадцать четыре часа после того, как узнала о своей беременности.
Рядом с ней зашелестели страницы, щелкнул замок закрываемого кейса и шорох кожи сиденья.
Бенедикт устраивался поудобнее, его локоть соприкоснулся с ее, и через несколько минут она услышала" как стало ровным и спокойным его дыхание.
Прошло десять минут… Мужчина через ряд сопел так громко, что вполне мог соперничать с ревом мотора, не то что Бенедикт. Он и спал так же безукоризненно, как делал все остальное.
Наконец она осторожно повернула голову. Да, он спал, раскинувшись в кресле, уронив руки на колени. Давая ей возможность рассмотреть крупные, чистые черты его лица.
Он выглядел в точности как и предыдущим утром, когда они обменивались брачными клятвами: сочетание угольно-черного и бронзового цветов, упрямо выдвинутая челюсть и никакой улыбки.
Сто процентов мужественности, сто процентов сдержанности.
Ресницы, густые и длинные, чтобы заставить завидовать многих женщин, лежали ровными полукружиями. Волосы, обычно идеально причесанные, немного растрепались, упали на брови.
Она пристально рассматривала его губы, и горло у нее постепенно пересохло.
Что говорить! Она многое знала об этих губах, какими они могут быть теплыми и нежными, сводить с ума, будить жаркие желания.
И какого же рода основу подобные чувства могут составлять для крепкого брака?
Она продолжала думать об этом, когда обнаружила, что он смотрит прямо на нее.
— Итак? — сказал он голосом низким и повелительным. — Гожусь я?
Заметавшись в поисках лазейки, она ответила:
— Я думала, ты спишь, Уголки его губ приподнялись в намеке на улыбку.
— Твое пристальное рассматривание, Кассандра, мертвого поднимет, не то что спящего. Но ты не ответила на мой вопрос. Гожусь я или ты уже жалеешь, что вышла за меня замуж?
— Ты очень красив, — признала она. — У тебя аристократичная и очень добропорядочная внешность. Надо быть сумасшедшей, чтобы не хотеть иметь такого мужа.
— И в данный момент ты как раз сомневаешься в собственной нормальности, верно?
Она хотела отвести глаза в сторону и обнаружила, что не может. Поняла, что не в состоянии уклониться от брошенного вызова.
— Признаюсь, что чувствую себя немного не в своей тарелке.
— Хотелось бы мне успокоить тебя, — сказал он, но есть вещи, которые понимаешь только со временем. Единственное, в чем я могу заверить тебя: я действительно такой человек, которым кажусь. Превыше всего для меня честь и традиции, требующие верности супружеским клятвам, заботы о жене и детях. Со своей стороны хочу сказать — я счастлив найти женщину такой красоты и ума, готовую стать матерью моего ребенка. , Он потянулся через разделяющий их поручень и коснулся рукава ее свадебного наряда — шелкового платья синего цвета. Они с Патрицией купили его во время обеденного перерыва, на этой неделе. Она снова надела его, потому что оно было удобным и стильным, а ей хотелось произвести впечатление на его родственников.
— Свадьба у нас вышла скомканной, — сказал он, — тем не менее невеста была обворожительна.
— Надеюсь, что твои родные тоже так подумают. Ты не рассказал мне, как они встретили новость о твоей женитьбе. Когда ты звонил, чтоб предупредить, что приедешь с женой. Они были довольны?
— Они отреагировали именно так, как я и ожидал.
От нее не ускользнула двусмысленность ответа. Она с заминкой прокомментировала:
— Звучит не слишком обнадеживающе.
Он ободряюще потрепал ее по руке, словно она была ребенком, не способным понять сложности взрослой жизни.
— Оставь мне заботы по поводу моей семьи, Кассандра, и сосредоточься на вынашивании здорового малыша.
— Нечего меня так трепать, — резко сказала она. Наш так называемый брак имеет шанс лишь в том случае, Бенедикт, если ты будешь откровенен со мной, ожидая, естественно, от меня того же.
Он тяжело вздохнул, хотя понять, от усталости или от раздражения, она не могла.
— Справедливо будет сказать, что мои родственники были удивлены.
— И счастливы за тебя?
— Я их не спрашивал.
С возрастающим беспокойством она поинтересовалась:
— Почему же?
— Потому что звонок был коротким, связь плохая. В Италии мы проведем неделю, максимум две. Что делает отношение моих родных несущественным.
Хотя он ответил достаточно прямолинейно, она уловила в его словах скрытый подтекст. Жестко сжавшийся рот, нетерпеливые жесты подтверждали ее догадку.
— Они не одобрили, да? — догадалась она. Они не хотят, чтобы ты привез домой жену.
— Какая разница, Кассандра? У них нет выбора, кроме как принять тебя. — Полная отрешенность, с которой он об этом поведал, практически свела на нет те крохи утешительной надежды, которые у нее еще оставались. — Наша с тобой свадьба, как говорят французы, fait accompli [6], и черта с два кто сможет сказать и сделать нечто, меняющее ситуацию. , Ошеломленная, она отвернулась, слепо глядя в расстилающееся за иллюминатором звездное небо. Любой другой муж, везя свою жену знакомиться с родственниками, сказал бы «они будут обожать тебя, так же как я». Но Бенедикт повел себя нестандартно, не сделав даже попытки приукрасить положение дел.
Все закономерно, ведь причиной их брака, как ей неоднократно объяснялось, стала ее злосчастная беременность. Тогда откуда эта внезапная пустота в груди, такое чувство, будто у нее что-то украли?
— В Милане нас встретит вся семья? — спросила Касси, молясь, чтобы этого не было. Девять часов пути, в каких бы комфортабельных условиях путешествие ни совершалось и сколь ни удобна была бы одежда, не красят женщину.
— Нет. Там будут только Бианка и Энрико. Я уже объяснял, с тем местом, где проживает моя семья, прямого воздушного сообщения нет. А Милан почти в тысяче километров от Калабрии. Маме и Франческе нет смысла пускаться в такой дальний путь, если они все равно увидят тебя на следующий день. — Бенедикт зевнул и прикрыл глаза. — Попробуй поспать, Кассандра. У тебя была два трудных дня — вчера перелет из Сан-Франциско в Нью-Йорк, теперь этот! Ты, должно быть, измучилась.
Измучилась? — подумала она, отворачиваясь от него и пытаясь сдержать слезы. Не правильнее ли сказать — лишилась последних иллюзий? Да кто они такие, его драгоценные родственники, которые считают себя вправе осуждать ее, даже не видя?
— Кассандра говорит по-итальянски? — спросила Бианка.
— Два-три слова, не более: ciao, grazie, arrivederci. To, что у всех на слуху. Достаточно, чтобы быть вежливой, но не поддерживать разговор.
— Бенедикт, чем ты думал, когда вез ее сюда сейчас? Ты представляешь, как примет ее моя мать?
Он пожал плечами и продолжал идти. Вечер для марта был удивительно мягким. Тропинки парка загородного дома сестры, находящегося в часе езды от города, манили к прогулкам. Деревья и масса цветов, уже начинающих распускаться, радовали глаз.
— Бианка, позволь мне сегодня расслабиться.
Завтра будет время побеспокоиться относительно матери. Ты прекрасно знаешь, что я справлюсь с ситуацией независимо от ее реакции на мой брак.
— Особо не обольщайся, тем более теперь. Сестра нежно взяла его под руку. — Не хочу сразу обрушивать на тебя скверные новости, но она меняется день ото дня. Боюсь, что по сравнению с твоим предыдущим визитом ее поведение и общая ситуация кардинально ухудшились.
— Не верится, что такое возможно. Работников уже тогда можно было по пальцам пересчитать. Я им всем хорошо заплатил, а по приезде обещал неплохие премии.
— Насколько я знаю, остались немногие. Остальные ушли. Хуже того, недовольство распространилось и на кухонную прислугу, и на тех, кто содержит в порядке дом. Серджио на этой неделе уволился, а значит, и его жена с дочерью тоже.
Два дня назад ушел Гьюдо. Осталась только Сперанца. Можно лишь догадываться, сколько оскорблений обрушивается на ее бедную голову.
— Что же это такое! — Сперанце было уже за семьдесят. Она пришла в их семью еще до рождения Бенедикта. Он был уверен, что она останется верна им до самой смерти, считая их семью своей. Сваливать на нее работу, ранее выполняемую четверыми, гораздо более молодыми людьми, и нереально и непростительно.
— Что делать! — Бианка удрученно покачала головой. — И как быстро все произошло. Год назад дела шли гладко, все были довольны. А теперь полнейшая разруха. Не представляю, что в октябре будет со сбором бергамота. Если ты не сможешь быстро все уладить, мы потеряем многих клиентов. А с ними — не только существенные деньги, но и репутацию.
— Такого не случится, — пообещал он. — Я все улажу.
— В медовый месяц? Не думаю, что возможно быть и там и там одновременно.
— Справлюсь. Кассандра поймет.
— Она выглядит хрупкой и озабоченной, твоя маленькая жена, и грустной к тому же. А ты.., ты тоже не излучаешь счастья. Разве не правильнее вам сосредоточиться друг на друге, отложив бизнес в сторону?
— Мы оба просто устали. Последняя неделя была чрезвычайно напряженной — и приготовления к свадьбе, и путешествие.
— Но почему так неожиданно?
Он вздохнул, набирая полную грудь воздуха.
— Причина есть. Она беременна.
— Dio! — Охваченная негодованием, Бианка резко вырвала руку и загородила ему дорогу. — Бенедикт, как ты мог…
— Знаю, знаю! Ты от меня не ожидала. Я сам от себя не ожидал. Но дела обстоят именно так, и лучшего выхода я не видел.
— Ты не любишь Кассандру?
— Я привязан к ней. В любом случае она носит моего ребенка.
— Мать знает?
— О ребенке нет. И в ближайшем будущем я не хочу ей об этом говорить. Тебе, Бианка, я доверился. Мы всегда были близки, и я знаю, ты примешь Кассандру безо всяких оговорок.
— Конечно! Она прелестная женщина. Я понимаю, почему ты увлекся ею, и с радостью назову ее своей сестрой. Но Бенедикт… — Она отвернулась. По ее молчанию он понял, что она глубоко уязвлена.
— Я огорчил тебя. — Он виновато улыбнулся. Я пал с пьедестала, представ перед тобой заурядным человеком.
— Нет, не то! Ты мой брат, и я могу многое тебе простить. — Она снова подавила вздох. — Но трудности дома, о которых я тебя предупреждала.., они связаны не только с матерью.
— Ты хочешь сказать, что есть еще что-то? Но хуже просто некуда!
— Боюсь, ты не прав. Тех немногих, кто еще остался работать, постоянно запугивают. Там появились какие-то подонки, повязанные кровными узами с шайками бандитов. Ты понимаешь, о чем я. Мы имеем дело с мафией. Когда был жив отец, такого просто быть не могло, хотя бы потому, что он никого из них не взял бы на работу.
Бенедикт не был трусом, но сообщение сестры его очень встревожило. Угроза от местной мафии, главным доходом которой было похищение членов богатых семей с целью получения за них выкупа, была не их тех, с которыми можно не считаться. Не имевшие ни стыда, ни совести, они скрывались в горах и не подчинялись никому.
— В таком случае положение критическое, сказал он, задаваясь вопросом, сколь разумно было настаивать на поездке сюда Кассандры. — Неразумно ожидать от них поступков, диктуемых общепринятыми нормами морали. Они ни перед чем не остановятся.
— Точно. Мы выросли на рассказах, как бесследно исчезают люди, о вендеттах. С тех пор ничего не изменилось. Я опасаюсь за Франческу, и за мать тоже. — Она крепче сжала его руку. — И за тебя, Бенедикт, боюсь.
— Не стоит, — ответил он. — Я могу позаботиться о себе, так же как и мать с Франческой. Другое дело — Кассандра. Если ситуация в палаццо покажется мне слишком рискованной, я хочу быть уверен, что могу отослать ее к тебе.
— Конечно! Когда только посчитаешь нужным.
— Спасибо тебе. — Он остановился, сжал ее руку. — На тебя всегда можно положиться.
— Мы всегда полагались друг на друга, саго, и оттого, что мы оба теперь женаты, ничего не изменилось. Мы семья. И останемся ею.
Они продолжили путь. Сгущались сумерки, во многих окнах дома зажглись огни. Но, посмотрев вверх, Бенедикт увидел, что окно комнаты, где должна быть Кассандра, остается темным. Может, она уже легла?
Хорошо бы. Он был не способен появиться сейчас перед ней и скрыть свою озабоченность.
Спрятавшись в складке тонких занавесок, Касси смотрела в сад. Днем по нему важно вышагивали павлины, играли дети. Но теперь поднимающаяся луна освещала только две фигуры — ее мужа и его сестры, прогуливающихся взад вперед по тропинке, заканчивающейся под ее окном. Они легко чувствовали себя в обществе друг друга, а про нее совсем забыли.
Не то чтобы его сестра и ее муж плохо ее приняли. Когда они встретились в аэропорте Малпенса, Бианка Константино-Манчини заключила Касси в объятия, расцеловала в обе щеки и сказала с очаровательным акцентом, но тем не менее на прекрасном английском:
— Я счастлива с тобой познакомиться, Кассандра, и очень рада, что мой брат нашел свою половинку. Добро пожаловать в Милан и в нашу семью!
Энрико с таким же энтузиазмом присоединился к приветствиям жены, что должно бы ободрить Кассандру. Так бы и было, если бы Бенедикт не становился час от часу отстраненное, уделяя ей все меньше внимания. Едва попав в резиденцию Манчини, он без единого слова исчез в кабинете Энрико, предоставив жене устраиваться самой.
— Семейный бизнес, — видя огорчение Касси, так скоро оказавшейся брошенной среди незнакомых людей, пыталась утешить ее Бианка. — В этой семье вначале дела, а развлечения откладываются на потом. Так что, сага, пока мужчины роются в документах и решают глобальные проблемы, пойдем знакомиться с моими детьми. Они с нетерпением ждали встречи со своей новой тетей. Ради этого я даже не отправила старшего сегодня в школу.
Болтая так, она провела гостью в большую солнечную комнату в задней части дома. Тут мальчик трудился над моделью самолета, а рядом играла с кукольным домиком девочка. Оба были темноволосыми и красивыми, похожими на мать.
Они прервали свои занятия, вежливо поднявшись, ожидая, что их представят.
— Привет, — робко проговорил мальчик, пожимая Касси руку. — Добро пожаловать в Италию.
— Стефано практиковался в произношении этих фраз с тех пор, как Бенедикт позвонил и сказал, что привезет тебя к нам, — с материнской гордостью сообщила Бианка. — Боюсь, впрочем, что он говорит не совсем правильно.
— Ничего, — ответила Касси, совершенно покоренная улыбкой мальчика. — Его английский куда лучше моего итальянского. К моему стыду.
Девочка, Пиа, не желая отставать от брата, разразилась стремительным потоком итальянских слов, среди которых только «Ciao!» имело для Касси какой-то смысл. Но она поняла, что от нее требуется, когда малышка взяла ее за руку и потащила к кукольному дому. Тщательно отделанный фасад и комнаты, наполненные крохотной мебелью, превращали его в настоящее произведение искусства.
— Подарок Бенедикта, — сказала Бианка. — Он очень заботливый дядя и, уверена, станет не менее внимательным мужем.
А может, и нет, подумала Касси, с учетом его теперешнего поведения. Отступив от окна, она задернула занавески. Хотя, конечно, его преданность племяннику и племяннице позволяет надеяться на такое же хорошее отношение к собственному ребенку. Тут у нее сомнений не возникало.
— Удобно?
— Так себе. — Она поудобнее обернула ноги шерстяным одеялом.
— Как думаешь, сможешь немного подремать?
Касси кивнула и прикрыла глаза. Но сон, единственное, чего ей никак не удавалось получить в достатке с самого начала беременности, бежал от нее. Вместо этого перед мысленным взором начали разворачиваться события прошедших шести дней…
— Как он заставил тебя изменить решение? изумилась Патриция, стоило Кассандре вернуться со свидания и поведать подруге, что предложение Бенедикта принято.
— Ошеломил меня доводами настолько сладкоречивыми…
— Добавляя там и тут белозубую улыбку? И обольстительный взгляд со взмахом пушистых ресниц?
— Не скрою, это тоже. — Она сунула нос в мокрые, сладко пахнущие фиалки. — При желании он умеет быть очень убедительным.
И очень деятельным. Не оставляя ей времени передумать, он срочно занялся приготовлениями.
Через семьдесят два часа они получили лицензию на брак, условились о времени проведения скромной церемонии, забронировали билеты в Италию, получили консультацию у гинеколога, который, услышав о предполагаемой поездке, потребовал немедленно пройти ультразвуковое обследование «просто на всякий случай».
— Неделя-другая отдыха — именно то, что ей нужно, — заверил доктор, когда они пришли к нему на следующее утро, — в то же время, поскольку показания ультразвука на этих периодах беременности могут быть неточны, надо обратить внимание на состояние шейки матки. После вашего возвращения мы, возможно, примем другое решение, а пока рекомендую вам воздержаться от супружеских отношений. Не самый подходящий совет для пары в медовый месяц, но риск, существующий для младенца…
— Я впервые слышу о существовании какого-то риска, — сказал Бенедикт, укоризненно взглянув на Кассандру. — Поясните пожалуйста, доктор, с какими трудностями может столкнуться моя жена.
Позднее, за обедом, она опять предложила отложить медовый месяц до того времени, пока они смогут провести его по-человечески.
— И обсуждать нечего, — отрезал Бенедикт. Брак — нечто большее, чем обычный секс, Кассандра. А в нашем случае речь идет не только о нас двоих. Безопасность малыша — прежде всего.
Его безукоризненное соблюдение рекомендации врача вместе с подчеркнуто вежливым, практически деловым обращением с ней делало прощальный подарок Патриции — полупрозрачный пеньюар — бессмысленным, подумала Кассандра, ощущая непривычную тяжесть обручального кольца на пальце. Такую же непривычную, как и факт, утверждающий, что человек, сидящий в соседнем кресле, — ее муж. Повтори она хоть сто раз: «Теперь, и навсегда, я превратилась в миссис Бенедикт Константине», — ничего не помогало, реальность не достигла ее сознания.
— Я даже не знаю день его рождения, — плакалась она Патриции. — Не знаю, какой размер рубашки он носит. Не знаю, любит он пижаму или вообще спит голый, какую машину водит.
Патриция, практичная, как обычно, советовала:
— О дате его рождения ты можешь узнать из лицензии на брак. С автомобилями проще, достаточно взглянуть на человека, чтобы понять, какую машину он предпочитает — «порше» или «феррари». А уж как он спит, ты узнаешь очень скоро.
Прекрати беспокоиться о мелочах, Касси. Иан давно ждет в машине. Мы ведь не хотим заставить жениха или муниципалитет нас ждать.
— Я не могу идти, — запротестовала Касси, внезапно впадая в панику. — Мне кажется, меня опять тошнит.
— Придется потерпеть до окончания церемонии, — Патриция была настроена решительно. Если тебя начнет сейчас рвать, то весь макияж насмарку.
Но тошнота оказалась упрямой. И не по причине беременности или воздушных ям. Ее угнетало сознание, что она бросилась в объятия человека, практически незнакомого.
Сколько придется привыкать, не пугаясь всякий раз, когда к ней обратятся как к синьоре Константине? И когда Бенедикт опять станет тем, кто так яростно домогался ее? Так, что она согласилась стать его женой всего через двадцать четыре часа после того, как узнала о своей беременности.
Рядом с ней зашелестели страницы, щелкнул замок закрываемого кейса и шорох кожи сиденья.
Бенедикт устраивался поудобнее, его локоть соприкоснулся с ее, и через несколько минут она услышала" как стало ровным и спокойным его дыхание.
Прошло десять минут… Мужчина через ряд сопел так громко, что вполне мог соперничать с ревом мотора, не то что Бенедикт. Он и спал так же безукоризненно, как делал все остальное.
Наконец она осторожно повернула голову. Да, он спал, раскинувшись в кресле, уронив руки на колени. Давая ей возможность рассмотреть крупные, чистые черты его лица.
Он выглядел в точности как и предыдущим утром, когда они обменивались брачными клятвами: сочетание угольно-черного и бронзового цветов, упрямо выдвинутая челюсть и никакой улыбки.
Сто процентов мужественности, сто процентов сдержанности.
Ресницы, густые и длинные, чтобы заставить завидовать многих женщин, лежали ровными полукружиями. Волосы, обычно идеально причесанные, немного растрепались, упали на брови.
Она пристально рассматривала его губы, и горло у нее постепенно пересохло.
Что говорить! Она многое знала об этих губах, какими они могут быть теплыми и нежными, сводить с ума, будить жаркие желания.
И какого же рода основу подобные чувства могут составлять для крепкого брака?
Она продолжала думать об этом, когда обнаружила, что он смотрит прямо на нее.
— Итак? — сказал он голосом низким и повелительным. — Гожусь я?
Заметавшись в поисках лазейки, она ответила:
— Я думала, ты спишь, Уголки его губ приподнялись в намеке на улыбку.
— Твое пристальное рассматривание, Кассандра, мертвого поднимет, не то что спящего. Но ты не ответила на мой вопрос. Гожусь я или ты уже жалеешь, что вышла за меня замуж?
— Ты очень красив, — признала она. — У тебя аристократичная и очень добропорядочная внешность. Надо быть сумасшедшей, чтобы не хотеть иметь такого мужа.
— И в данный момент ты как раз сомневаешься в собственной нормальности, верно?
Она хотела отвести глаза в сторону и обнаружила, что не может. Поняла, что не в состоянии уклониться от брошенного вызова.
— Признаюсь, что чувствую себя немного не в своей тарелке.
— Хотелось бы мне успокоить тебя, — сказал он, но есть вещи, которые понимаешь только со временем. Единственное, в чем я могу заверить тебя: я действительно такой человек, которым кажусь. Превыше всего для меня честь и традиции, требующие верности супружеским клятвам, заботы о жене и детях. Со своей стороны хочу сказать — я счастлив найти женщину такой красоты и ума, готовую стать матерью моего ребенка. , Он потянулся через разделяющий их поручень и коснулся рукава ее свадебного наряда — шелкового платья синего цвета. Они с Патрицией купили его во время обеденного перерыва, на этой неделе. Она снова надела его, потому что оно было удобным и стильным, а ей хотелось произвести впечатление на его родственников.
— Свадьба у нас вышла скомканной, — сказал он, — тем не менее невеста была обворожительна.
— Надеюсь, что твои родные тоже так подумают. Ты не рассказал мне, как они встретили новость о твоей женитьбе. Когда ты звонил, чтоб предупредить, что приедешь с женой. Они были довольны?
— Они отреагировали именно так, как я и ожидал.
От нее не ускользнула двусмысленность ответа. Она с заминкой прокомментировала:
— Звучит не слишком обнадеживающе.
Он ободряюще потрепал ее по руке, словно она была ребенком, не способным понять сложности взрослой жизни.
— Оставь мне заботы по поводу моей семьи, Кассандра, и сосредоточься на вынашивании здорового малыша.
— Нечего меня так трепать, — резко сказала она. Наш так называемый брак имеет шанс лишь в том случае, Бенедикт, если ты будешь откровенен со мной, ожидая, естественно, от меня того же.
Он тяжело вздохнул, хотя понять, от усталости или от раздражения, она не могла.
— Справедливо будет сказать, что мои родственники были удивлены.
— И счастливы за тебя?
— Я их не спрашивал.
С возрастающим беспокойством она поинтересовалась:
— Почему же?
— Потому что звонок был коротким, связь плохая. В Италии мы проведем неделю, максимум две. Что делает отношение моих родных несущественным.
Хотя он ответил достаточно прямолинейно, она уловила в его словах скрытый подтекст. Жестко сжавшийся рот, нетерпеливые жесты подтверждали ее догадку.
— Они не одобрили, да? — догадалась она. Они не хотят, чтобы ты привез домой жену.
— Какая разница, Кассандра? У них нет выбора, кроме как принять тебя. — Полная отрешенность, с которой он об этом поведал, практически свела на нет те крохи утешительной надежды, которые у нее еще оставались. — Наша с тобой свадьба, как говорят французы, fait accompli [6], и черта с два кто сможет сказать и сделать нечто, меняющее ситуацию. , Ошеломленная, она отвернулась, слепо глядя в расстилающееся за иллюминатором звездное небо. Любой другой муж, везя свою жену знакомиться с родственниками, сказал бы «они будут обожать тебя, так же как я». Но Бенедикт повел себя нестандартно, не сделав даже попытки приукрасить положение дел.
Все закономерно, ведь причиной их брака, как ей неоднократно объяснялось, стала ее злосчастная беременность. Тогда откуда эта внезапная пустота в груди, такое чувство, будто у нее что-то украли?
— В Милане нас встретит вся семья? — спросила Касси, молясь, чтобы этого не было. Девять часов пути, в каких бы комфортабельных условиях путешествие ни совершалось и сколь ни удобна была бы одежда, не красят женщину.
— Нет. Там будут только Бианка и Энрико. Я уже объяснял, с тем местом, где проживает моя семья, прямого воздушного сообщения нет. А Милан почти в тысяче километров от Калабрии. Маме и Франческе нет смысла пускаться в такой дальний путь, если они все равно увидят тебя на следующий день. — Бенедикт зевнул и прикрыл глаза. — Попробуй поспать, Кассандра. У тебя была два трудных дня — вчера перелет из Сан-Франциско в Нью-Йорк, теперь этот! Ты, должно быть, измучилась.
Измучилась? — подумала она, отворачиваясь от него и пытаясь сдержать слезы. Не правильнее ли сказать — лишилась последних иллюзий? Да кто они такие, его драгоценные родственники, которые считают себя вправе осуждать ее, даже не видя?
— Кассандра говорит по-итальянски? — спросила Бианка.
— Два-три слова, не более: ciao, grazie, arrivederci. To, что у всех на слуху. Достаточно, чтобы быть вежливой, но не поддерживать разговор.
— Бенедикт, чем ты думал, когда вез ее сюда сейчас? Ты представляешь, как примет ее моя мать?
Он пожал плечами и продолжал идти. Вечер для марта был удивительно мягким. Тропинки парка загородного дома сестры, находящегося в часе езды от города, манили к прогулкам. Деревья и масса цветов, уже начинающих распускаться, радовали глаз.
— Бианка, позволь мне сегодня расслабиться.
Завтра будет время побеспокоиться относительно матери. Ты прекрасно знаешь, что я справлюсь с ситуацией независимо от ее реакции на мой брак.
— Особо не обольщайся, тем более теперь. Сестра нежно взяла его под руку. — Не хочу сразу обрушивать на тебя скверные новости, но она меняется день ото дня. Боюсь, что по сравнению с твоим предыдущим визитом ее поведение и общая ситуация кардинально ухудшились.
— Не верится, что такое возможно. Работников уже тогда можно было по пальцам пересчитать. Я им всем хорошо заплатил, а по приезде обещал неплохие премии.
— Насколько я знаю, остались немногие. Остальные ушли. Хуже того, недовольство распространилось и на кухонную прислугу, и на тех, кто содержит в порядке дом. Серджио на этой неделе уволился, а значит, и его жена с дочерью тоже.
Два дня назад ушел Гьюдо. Осталась только Сперанца. Можно лишь догадываться, сколько оскорблений обрушивается на ее бедную голову.
— Что же это такое! — Сперанце было уже за семьдесят. Она пришла в их семью еще до рождения Бенедикта. Он был уверен, что она останется верна им до самой смерти, считая их семью своей. Сваливать на нее работу, ранее выполняемую четверыми, гораздо более молодыми людьми, и нереально и непростительно.
— Что делать! — Бианка удрученно покачала головой. — И как быстро все произошло. Год назад дела шли гладко, все были довольны. А теперь полнейшая разруха. Не представляю, что в октябре будет со сбором бергамота. Если ты не сможешь быстро все уладить, мы потеряем многих клиентов. А с ними — не только существенные деньги, но и репутацию.
— Такого не случится, — пообещал он. — Я все улажу.
— В медовый месяц? Не думаю, что возможно быть и там и там одновременно.
— Справлюсь. Кассандра поймет.
— Она выглядит хрупкой и озабоченной, твоя маленькая жена, и грустной к тому же. А ты.., ты тоже не излучаешь счастья. Разве не правильнее вам сосредоточиться друг на друге, отложив бизнес в сторону?
— Мы оба просто устали. Последняя неделя была чрезвычайно напряженной — и приготовления к свадьбе, и путешествие.
— Но почему так неожиданно?
Он вздохнул, набирая полную грудь воздуха.
— Причина есть. Она беременна.
— Dio! — Охваченная негодованием, Бианка резко вырвала руку и загородила ему дорогу. — Бенедикт, как ты мог…
— Знаю, знаю! Ты от меня не ожидала. Я сам от себя не ожидал. Но дела обстоят именно так, и лучшего выхода я не видел.
— Ты не любишь Кассандру?
— Я привязан к ней. В любом случае она носит моего ребенка.
— Мать знает?
— О ребенке нет. И в ближайшем будущем я не хочу ей об этом говорить. Тебе, Бианка, я доверился. Мы всегда были близки, и я знаю, ты примешь Кассандру безо всяких оговорок.
— Конечно! Она прелестная женщина. Я понимаю, почему ты увлекся ею, и с радостью назову ее своей сестрой. Но Бенедикт… — Она отвернулась. По ее молчанию он понял, что она глубоко уязвлена.
— Я огорчил тебя. — Он виновато улыбнулся. Я пал с пьедестала, представ перед тобой заурядным человеком.
— Нет, не то! Ты мой брат, и я могу многое тебе простить. — Она снова подавила вздох. — Но трудности дома, о которых я тебя предупреждала.., они связаны не только с матерью.
— Ты хочешь сказать, что есть еще что-то? Но хуже просто некуда!
— Боюсь, ты не прав. Тех немногих, кто еще остался работать, постоянно запугивают. Там появились какие-то подонки, повязанные кровными узами с шайками бандитов. Ты понимаешь, о чем я. Мы имеем дело с мафией. Когда был жив отец, такого просто быть не могло, хотя бы потому, что он никого из них не взял бы на работу.
Бенедикт не был трусом, но сообщение сестры его очень встревожило. Угроза от местной мафии, главным доходом которой было похищение членов богатых семей с целью получения за них выкупа, была не их тех, с которыми можно не считаться. Не имевшие ни стыда, ни совести, они скрывались в горах и не подчинялись никому.
— В таком случае положение критическое, сказал он, задаваясь вопросом, сколь разумно было настаивать на поездке сюда Кассандры. — Неразумно ожидать от них поступков, диктуемых общепринятыми нормами морали. Они ни перед чем не остановятся.
— Точно. Мы выросли на рассказах, как бесследно исчезают люди, о вендеттах. С тех пор ничего не изменилось. Я опасаюсь за Франческу, и за мать тоже. — Она крепче сжала его руку. — И за тебя, Бенедикт, боюсь.
— Не стоит, — ответил он. — Я могу позаботиться о себе, так же как и мать с Франческой. Другое дело — Кассандра. Если ситуация в палаццо покажется мне слишком рискованной, я хочу быть уверен, что могу отослать ее к тебе.
— Конечно! Когда только посчитаешь нужным.
— Спасибо тебе. — Он остановился, сжал ее руку. — На тебя всегда можно положиться.
— Мы всегда полагались друг на друга, саго, и оттого, что мы оба теперь женаты, ничего не изменилось. Мы семья. И останемся ею.
Они продолжили путь. Сгущались сумерки, во многих окнах дома зажглись огни. Но, посмотрев вверх, Бенедикт увидел, что окно комнаты, где должна быть Кассандра, остается темным. Может, она уже легла?
Хорошо бы. Он был не способен появиться сейчас перед ней и скрыть свою озабоченность.
Спрятавшись в складке тонких занавесок, Касси смотрела в сад. Днем по нему важно вышагивали павлины, играли дети. Но теперь поднимающаяся луна освещала только две фигуры — ее мужа и его сестры, прогуливающихся взад вперед по тропинке, заканчивающейся под ее окном. Они легко чувствовали себя в обществе друг друга, а про нее совсем забыли.
Не то чтобы его сестра и ее муж плохо ее приняли. Когда они встретились в аэропорте Малпенса, Бианка Константино-Манчини заключила Касси в объятия, расцеловала в обе щеки и сказала с очаровательным акцентом, но тем не менее на прекрасном английском:
— Я счастлива с тобой познакомиться, Кассандра, и очень рада, что мой брат нашел свою половинку. Добро пожаловать в Милан и в нашу семью!
Энрико с таким же энтузиазмом присоединился к приветствиям жены, что должно бы ободрить Кассандру. Так бы и было, если бы Бенедикт не становился час от часу отстраненное, уделяя ей все меньше внимания. Едва попав в резиденцию Манчини, он без единого слова исчез в кабинете Энрико, предоставив жене устраиваться самой.
— Семейный бизнес, — видя огорчение Касси, так скоро оказавшейся брошенной среди незнакомых людей, пыталась утешить ее Бианка. — В этой семье вначале дела, а развлечения откладываются на потом. Так что, сага, пока мужчины роются в документах и решают глобальные проблемы, пойдем знакомиться с моими детьми. Они с нетерпением ждали встречи со своей новой тетей. Ради этого я даже не отправила старшего сегодня в школу.
Болтая так, она провела гостью в большую солнечную комнату в задней части дома. Тут мальчик трудился над моделью самолета, а рядом играла с кукольным домиком девочка. Оба были темноволосыми и красивыми, похожими на мать.
Они прервали свои занятия, вежливо поднявшись, ожидая, что их представят.
— Привет, — робко проговорил мальчик, пожимая Касси руку. — Добро пожаловать в Италию.
— Стефано практиковался в произношении этих фраз с тех пор, как Бенедикт позвонил и сказал, что привезет тебя к нам, — с материнской гордостью сообщила Бианка. — Боюсь, впрочем, что он говорит не совсем правильно.
— Ничего, — ответила Касси, совершенно покоренная улыбкой мальчика. — Его английский куда лучше моего итальянского. К моему стыду.
Девочка, Пиа, не желая отставать от брата, разразилась стремительным потоком итальянских слов, среди которых только «Ciao!» имело для Касси какой-то смысл. Но она поняла, что от нее требуется, когда малышка взяла ее за руку и потащила к кукольному дому. Тщательно отделанный фасад и комнаты, наполненные крохотной мебелью, превращали его в настоящее произведение искусства.
— Подарок Бенедикта, — сказала Бианка. — Он очень заботливый дядя и, уверена, станет не менее внимательным мужем.
А может, и нет, подумала Касси, с учетом его теперешнего поведения. Отступив от окна, она задернула занавески. Хотя, конечно, его преданность племяннику и племяннице позволяет надеяться на такое же хорошее отношение к собственному ребенку. Тут у нее сомнений не возникало.