Кэтрин СПЭНСЕР
МОЙ НЕЖНЫЙ ЦВЕТОК
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Выйдя из лифта, Кассандра Вайлд оказалась в офисе «Ариэль Энтерпрайзиз», где царила деловая атмосфера преуспевающей компании: часто мелодично звонили телефоны, а в приемной тихо переговаривались солидные клиенты.
В обычный день Кассандра непременно задержалась бы здесь, чтобы приветствовать знакомых и убедиться, что клиентами, пришедшими впервые, уже занимаются. Но не сегодня.
— Касси! — позвала Меган, заметив быстро проходившую мимо Кассандру. — Там посетитель…
Но Кассандра лишь досадливо махнула рукой и, не обращая внимания на своего секретаря, прошла в кабинет. Здесь она позволила себе стереть с лица профессиональную улыбку и разразиться беззвучным потоком слез.
Прислонившись к двери, она с отчаянием посмотрела на фотографию своей матери, стоявшую на столе.
На маленьком балкончике цвели фрезии, и их пьянящий аромат проникал в комнату через полуоткрытое окно. Гул уличного движения, перемежаемый резкими криками чаек, доносился и сюда, на четырнадцатый этаж.
Этот чудесный весенний день оказался самым тяжелым для Касси за все двадцать семь лет ее жизни. Но какой толк плакать, слезами все равно ничего не исправишь! Надо сделать над собой усилие, собраться с духом и решить, как действовать дальше.
Но мысли помимо ее воли вновь и вновь возвращались к случайной встрече с этим человеком.
Память о ней свежа, словно они расстались вчера, будто только прошлой ночью он держал ее в своих объятиях. Прежние ее поклонники по сравнению с ним казались лишь бледными тенями.
Как же случайна цепь событий, которая их свела, и вместе с тем как катастрофичны последствия!
Все началось вполне невинно в начале прошлого лета. Она и Патриция Фарелл, ее лучшая подруга с детства, а последние четыре года — деловой партнер, отправились в долину Напа, чтобы переговорить с Нунцио Занетти, одним из самых важных своих клиентов, владельцем превосходных калифорнийских виноградников. Дважды в год он устраивал для друзей круиз на своей моторной яхте.
Нунцио отличался щедростью, легко тратил деньги, потакая своим подчас экстравагантным вкусам. Одновременно с этим он имел достаточно высокие запросы, требуя от других такого же внимания к мелочам, какое проявлял сам. Организация подобных мероприятий требовала долгой тщательной подготовки, непременных гарантий того, что каждый из оговоренных в контракте пунктов будет выполнен безукоризненно. От Касси, в частности, требовалось поддерживать с ним постоянную связь, хотя бы для того, чтобы подтвердить, что все идет по составленному ими совместно плану.
В солнечный день, когда они с Патрицией явились, чтобы получить окончательные инструкции относительно круиза, он представил им Бенедикта Константине. Друг детства Нунцио, Бенедикт жил по большей части в Нью-Йорке, руководя оттуда международным семейным бизнесом, связанным с выращиванием и переработкой цитрусовых.
— В основном это бергамот, — рассказывал он. Он произрастает лишь в очень немногих местах южной Италии, что делает его большой редкостью. Запах его вам, вполне вероятно, знаком, но о широком использовании бергамота в парфюмерии вы, возможно, не знаете.
Позднее, когда речь зашла о жизни в Нью-Йорке, он улыбнулся Касси с особенной теплотой и сказал:
— Мне нравится жить там — энергия большого города придает сил. Но сейчас для меня привлекательней делить свое время между Нью-Йорком и Западным побережьем. Калифорния имеет одной лишь ей присущее очарование.
Плененные его европейским шармом и галантностью, Касси и Патриция охотно согласились пообедать с мужчинами. Стол был накрыт в прекрасном частном саду.
Три часа пролетели незаметно. И даже если Касси и позволила себе пофантазировать, вообразив, что новый знакомый проявил к ней нечто большее, чем мимолетный интерес, то следующая встреча позволила ей убедиться, что ее догадка не была лишена оснований.
Требовательный стук в дверь прервал ее воспоминания. В комнату ворвалась встревоженная Патриция.
— Я видела, как ты вошла. Выглядела ты.., как-то странно. Все в порядке?
Приход подруги вновь вызвал слезы.
Патриция поспешно закрыла дверь, чтобы сдавленные рыдания не достигли посторонних ушей, и прошептала:
— Касси, ты меня пугаешь. Последний раз я видела тебя такой расстроенной на похоронах твоей матери.
— Я вовсе не хотела плакать, — прошептала Касси. Пошатываясь, она добрела до стола и упала в кресло.
Патриция пристроилась на его ручке и, ласково поглаживая Касси по голове, взмолилась:
— Ну говори же! Что бы ни случилось, вдвоем мы справимся.
— Не теперь, — шмыгнула носом Касси, она все больше проникалась жалостью к себе. — Я одна виновата во всем.
— Может быть, не так уж все плохо.
— Хуже некуда. Это.., ужасно. Позорно.
— Позорно? — повторила Патриция. На этот раз ее тон был недоверчивым. — Я знаю, что с утра ты куда-то отлучалась. И до ухода прекрасно выглядела. Интересно, что такого позорного могло произойти за столь короткий срок? Ты упустила наш самый лучший контракт? Или, может, обсчиталась, сводя баланс, и фирма теперь на грани банкротства?
— Нет. Компания прекрасно держится на плаву.
А вот моя личная жизнь идет ко дну. — Касси вынула носовой платок и предприняла героическое усилие взять себя в руки.
Высморкавшись, она решила не скрывать от подруги свою беду. Все равно шила в мешке не утаишь!
— Моя отлучка никакого отношения к бизнесу не имеет. Я была у гинеколога. — Она сделала паузу, потом закончила:
— Я беременна.
— Беременна, ты? Не может быть! — Патриция фыркнула. — Ты никогда не могла найти времени с кем-нибудь постоянно встречаться, а одноразовые приключения — не твой стиль.
Касси молчала. Ей было совестно даже поглядеть подруге в глаза. Но Патриция и так все поняла.
— Господи боже, ты! Кассандра! Ты переспала с кем-то с бухты-барахты!
— Угу, — прошептала та. — И не только это. Есть и еще кое-что.
Это кое-что сначала не показалось Касси чем-то особенно ужасным и начало обретать свои мрачные контуры позднее.
— У вас уже добрых десять недель, — сообщил ей гинеколог. — При удачном стечении обстоятельств и должном внимании к себе к Рождеству у камина можно вешать новый чулок.
При удачном стечении обстоятельств…
— Но, — запнулась Патриция, не зная, как задать деликатный вопрос, — а кто же отец?
Касси открыла рот для ответа, но страх внезапно сжал ей горло. Что, если беременность пойдет не так, как надо? Если осложнения, которые возможны и о которых упоминал доктор, действительно возникнут?
— Касси? — Патриция обняла подругу за плечи. Ты ведь знаешь, кто отец?
Вспыхнув, Касси прошипела:
— Да, представь себе, знаю! Возможно, я и дура, но не до такой же степени!
— Солнышко, я не хотела тебя обидеть! Но если тебя изнасиловали… — Голос Патриции понизился до шепота. — Если ты не знаешь этого человека.., если он принудил тебя…
— Это не было насилие, не переживай, — прервала ее Касси. — Этого человека я знаю и сошлась с ним.., очень даже добровольно.
Действительно она сама желала этого и была податлива до безобразия.
— Значит, у него есть имя.
Обреченно вздохнув, Касси провела рукой по лицу.
— Да, имя есть. Это… Бенедикт Константине.
Последнюю фразу она прошептала чуть слышно, словно опасаясь ушей, которые могут подслушать. Патриция, однако, не оказалась столь деликатной.
— Бенедикт Константине? — воскликнула она так громко, что напугала чаек, удобно расположившихся на перилах балкона. Целая стая с пронзительными криками снялась с места. — Бенедикт Константине?
— Сообщи об этом всему миру, чего уж там, — колко заметила Касси. Внезапный приступ тошноты лишил ее способности заботиться о сохранении собственного достоинства.
Немедленно придя в себя, Патриция устыдилась.
— Прости, я сама не своя. Но если б мне пришлось угадать, кто мог затащить тебя в постель, да еще без каких-либо ухаживаний, то его я вспомнила бы в последнюю очередь. Он так корректно себя вел. Так.., отстраненно.
Совсем не подходящие слова для описания его поведения в их последнюю встречу, подумала Касси, охваченная жаром даже сейчас, через несколько месяцев разлуки, при одном воспоминании о тех днях.
— Скажи, как это.., случилось?
— А ты как думаешь? — фыркнула Касси. — Возможно, он баснословно богат, красив и умен, но штаны снимает точно так же, как все прочие.
— Я спрашивала не об этом, — возразила Патриция. — Мы с тобой дружим всю жизнь, но совать нос в интимные подробности у меня нет привычки. Я хотела сказать, как получилось, что вы опять встретились? Он ведь не живет на противоположной стороне улицы, в конце концов. Нью-Йорк и Сан-Франциско довольно далеко расположены друг от друга.
— Он прилетал к Нунцио Занетти на празднование Нового года.
— Нового года?.. — Глаза у Патриции расширились. — Ой, ой! В ту ночь!
— Да, в ту ночь, — мрачно подтвердила Касси.
— Значит, флирт действительно был спонтанным. Если бы та сотрудница, что должна была поехать в новогодний круиз, не заболела, ты, может, провела бы ночь дома у телевизора. Но тебе пришлось ее заменить, ты встретила Бенедикта, и вот результат…
— В результате, пока прочие гости веселились на палубе, мы с Бенедиктом встретили Новый год менее традиционным способом. И теперь мне достался подарок, который останется со мной на всю жизнь! — Слезы хлынули снова, не давая говорить. — Какая же я идиотка!
Патриция придвинула к ней пачку салфеток.
— Прекрати, Касс, хватит! Ты не из тех, кто сгибается под грузом обстоятельств. Ты не хнычешь ты борешься и побеждаешь.
— Боюсь, не в данном случае.
— В данном тоже! Ты не первая женщина, пострадавшая от незапланированной беременности, и, заметь, не последняя. Если ты считаешь, что совсем не готова нянчиться с малышом, есть ведь другие варианты. Можно отдать его на усыновление или.., сделать аборт.
— Варианты не для меня, — разрыдалась Касси, обняв руками живот.
— Тогда в чем дело? Бенедикт отказывается признать ребенка?
Раздражение и досада в голосе Патриции постепенно привели Касси в чувство. Она сделала мужественную попытку успокоиться.
— Нет, какой Бенедикт! При чем тут он! — Это не было правдой, потому что частично Бенедикт свою роль тут сыграл. — Это.., моя мама.
— Ой, солнышко! — Голос Патриции смягчился. — Я знаю, как тебе ее не хватает, особенно в теперешних обстоятельствах. Но ты не одна. У тебя есть я и Пан. Хотя мы никогда не сможем заменить ее, но на нас ты всегда можешь рассчитывать.
— Не в том дело. Это… — Опять поток слез. Отдышавшись, она продолжила:
— Ребенок должен родиться восьмого октября.
Патриция сочувственно хмыкнула.
— День рожденья твоей матери?
— Ну да. Не знаю, почему меня так это огорчает. Наоборот, это должно меня радовать, словно мама сверху наблюдает за мной. Словно это она дает мне дар новой жизни взамен себя. — Касси промокнула глаза и попыталась улыбнуться, глядя на изумленное лицо подруги. — Прекрати глядеть на меня как на сумасшедшую! Беременным разрешаются небольшие отклонения от нормы. Это в порядке вещей.
— Возможно. Последнее время ты постоянно находишься в состоянии стресса, весной всегда работы невпроворот, а тут теперь это. — Патриция на миг задумалась. — Может, тебе стоит немного отдохнуть от работы, взять коротенький отпуск?
Встретиться с Бенедиктом и разобраться с нынешней ситуацией. Как, думаешь, он воспримет новость?
— Никак. Я не собираюсь ему говорить.
— Не собираешься? Но он имеет право знать, Касси! Это его ребенок, и два родителя всегда лучше, чем один.
— От того, что я выросла без отца, я хуже не стала.
— Не глупи. Ты просто с малолетства научилась скрывать свою боль. Но это не оправдание лишать малыша отца. Хотя я его мало знаю, но Бенедикт Константине показался мне порядочным человеком, он из тех, кто готов признавать свои ошибки и достойно платить за них.
— Когда ему взбрело в голову заняться со мной сексом, он не слишком беспокоился о возможных последствиях своих ошибок.
— Вы оба виноваты, Касси. Позволь мне напомнить тебе, что, по твоему же признанию, ты сама вовремя его не оттолкнула.
— Ты права, — согласилась Касси. — Но все равно это его вина. Он был слишком.., он слишком сильно искушал меня, чтобы я могла отказать.
Патриция усмехнулась.
— Представляю, как все произошло. Соединение ваших с ним генов должно дать в результате прелестного младенца. Такого, которого он захочет признать, пусть он даже изначально терпеть детей не может. Ты просто обязана его известить, Касси.
Вернулись к тому, с чего начали!
— Ему я ничего говорить не буду, — тупо повторила Касси, — и ты тоже. Пойми меня правильно, Патриция. Все, что тут говорилось, не должно выйти за пределы этой комнаты.
— Слушай, я не собираюсь занимать целую страницу в «Сан-Франциско кроникл» под это сообщение, но секрет, однако, не из тех, которые можно долго хранить.
— У меня первая беременность. Возможно, живот будет не слишком заметен.
— Возможно. Но в следующий раз, когда Бенедикт опять появится в городе, что случится, скорее всего, во время летнего праздника Нунцио, у тебя будет уже месяцев шесть. На таком сроке любой заметит, что ты, как бы помягче выразиться, «в ожидании пополнения». И что тогда?
— Я возьму отпуск, а тебя оставлю разбираться с Нунцио.
— Я отвечаю за снабжение, а реклама и клиентура — по твоей части, Касси.
— Тогда я буду заниматься всем по телефону или через электронную почту.
— Ты бредишь! Нунцио ждет персонального подхода, твоего личного присутствия, как и раньше. Его траты дают ему право на это. Мы не можем позволить себе его разочаровывать. Тут дело не в тебе одной. Ты должна думать о будущем ребенка, а дети нынче недешевы.
— Чего ты мелешь, Патриция, у меня пока есть деньги.
— Но не миллионы, тем не менее, — заметила Патриция, — поэтому, если ты собираешься пойти по пути матери-одиночки, то тебе не стоит бросаться клиентами, подобными синьору Занетти.
Ты живо вспомнишь о щедро выписываемых им чеках, когда дело дойдет до оплаты медицинских страховок, частных школ, зубных врачей, уроков верховой езды и массы других счетов, которые приходится оплачивать любящим родителям.
— Ерунда, — отозвалась Касси, слишком озабоченная сегодняшними проблемами, чтобы волноваться о тех, что возникнут через годы. — Тогда я вплотную займусь этой работой, чтобы уложиться к маю. Шести недель вполне должно хватить. А после мне там показываться будет незачем, таким образом я избегу опасности столкнуться с Бенедиктом.
— И как долго ты собираешься сохранять тайну?
— Достаточно для того, чтобы вопрос, когда и кем зачат мой ребенок, потерял свою актуальность.
Патриция глянула на часы и возвела глаза к небу.
— Ты бредишь! Если бы мне не надо было бежать на встречу с поставщиком, я осталась бы и камня на камне не оставила от твоих доводов, но пока придется прерваться. Имей в виду, вопрос не закрыт.
— Нет уж, все, — заявила Касси, откидываясь на спинку кресла и яростно массируя виски. — Решение принято. И обсуждению не подлежит, — крикнула она вслед уходящей подруге.
Внезапно она почувствовала, именно почувствовала, а не услышала или увидела, что не одна в комнате. Инстинкт, предупреждающий об опасности, проснулся раньше, чем ее настиг протяжный, насыщенный богатыми модуляциями голос:
— Решение действительно принято, Кассандра.
В изумлении она обернулась и увидела входящего в комнату через стеклянную дверь балкона Бенедикта Константине.
— Но не то, — продолжил он, меряя шагами ковер, — которого ты ждешь. Совершенно не то.
Ясно, что он слышал весь их с Патрицией разговор. Ясно, что одобрения он у него не получил.
На его лице легко можно было прочитать решимость отстаивать свой вариант решения проблемы.
Но Касси, всецело занятая своими переживаниями, не спешила вникать в намерения других.
Она надменно выпрямилась.
— Не знаю, о чем вы, но мне хотелось бы знать, каким образом вы проникли в мой кабинет. У вас имеется одна минута на объяснения, а потом я вызываю охрану.
— Помолчи! — приказал он презрительным тоном. — Никого ты не позовешь!
Она была близка с ним. Он видел ее обнаженной. Он касался ее самых потаенных мест.
Глядя на него сейчас, она ощущала только страх. Потому что эта яростная, сжигающая страсть снова разгорелась в нем. И опять была направлена на нее. Только на сей раз она не привлекала ее, а пугала.
В обычный день Кассандра непременно задержалась бы здесь, чтобы приветствовать знакомых и убедиться, что клиентами, пришедшими впервые, уже занимаются. Но не сегодня.
— Касси! — позвала Меган, заметив быстро проходившую мимо Кассандру. — Там посетитель…
Но Кассандра лишь досадливо махнула рукой и, не обращая внимания на своего секретаря, прошла в кабинет. Здесь она позволила себе стереть с лица профессиональную улыбку и разразиться беззвучным потоком слез.
Прислонившись к двери, она с отчаянием посмотрела на фотографию своей матери, стоявшую на столе.
На маленьком балкончике цвели фрезии, и их пьянящий аромат проникал в комнату через полуоткрытое окно. Гул уличного движения, перемежаемый резкими криками чаек, доносился и сюда, на четырнадцатый этаж.
Этот чудесный весенний день оказался самым тяжелым для Касси за все двадцать семь лет ее жизни. Но какой толк плакать, слезами все равно ничего не исправишь! Надо сделать над собой усилие, собраться с духом и решить, как действовать дальше.
Но мысли помимо ее воли вновь и вновь возвращались к случайной встрече с этим человеком.
Память о ней свежа, словно они расстались вчера, будто только прошлой ночью он держал ее в своих объятиях. Прежние ее поклонники по сравнению с ним казались лишь бледными тенями.
Как же случайна цепь событий, которая их свела, и вместе с тем как катастрофичны последствия!
Все началось вполне невинно в начале прошлого лета. Она и Патриция Фарелл, ее лучшая подруга с детства, а последние четыре года — деловой партнер, отправились в долину Напа, чтобы переговорить с Нунцио Занетти, одним из самых важных своих клиентов, владельцем превосходных калифорнийских виноградников. Дважды в год он устраивал для друзей круиз на своей моторной яхте.
Нунцио отличался щедростью, легко тратил деньги, потакая своим подчас экстравагантным вкусам. Одновременно с этим он имел достаточно высокие запросы, требуя от других такого же внимания к мелочам, какое проявлял сам. Организация подобных мероприятий требовала долгой тщательной подготовки, непременных гарантий того, что каждый из оговоренных в контракте пунктов будет выполнен безукоризненно. От Касси, в частности, требовалось поддерживать с ним постоянную связь, хотя бы для того, чтобы подтвердить, что все идет по составленному ими совместно плану.
В солнечный день, когда они с Патрицией явились, чтобы получить окончательные инструкции относительно круиза, он представил им Бенедикта Константине. Друг детства Нунцио, Бенедикт жил по большей части в Нью-Йорке, руководя оттуда международным семейным бизнесом, связанным с выращиванием и переработкой цитрусовых.
— В основном это бергамот, — рассказывал он. Он произрастает лишь в очень немногих местах южной Италии, что делает его большой редкостью. Запах его вам, вполне вероятно, знаком, но о широком использовании бергамота в парфюмерии вы, возможно, не знаете.
Позднее, когда речь зашла о жизни в Нью-Йорке, он улыбнулся Касси с особенной теплотой и сказал:
— Мне нравится жить там — энергия большого города придает сил. Но сейчас для меня привлекательней делить свое время между Нью-Йорком и Западным побережьем. Калифорния имеет одной лишь ей присущее очарование.
Плененные его европейским шармом и галантностью, Касси и Патриция охотно согласились пообедать с мужчинами. Стол был накрыт в прекрасном частном саду.
Три часа пролетели незаметно. И даже если Касси и позволила себе пофантазировать, вообразив, что новый знакомый проявил к ней нечто большее, чем мимолетный интерес, то следующая встреча позволила ей убедиться, что ее догадка не была лишена оснований.
Требовательный стук в дверь прервал ее воспоминания. В комнату ворвалась встревоженная Патриция.
— Я видела, как ты вошла. Выглядела ты.., как-то странно. Все в порядке?
Приход подруги вновь вызвал слезы.
Патриция поспешно закрыла дверь, чтобы сдавленные рыдания не достигли посторонних ушей, и прошептала:
— Касси, ты меня пугаешь. Последний раз я видела тебя такой расстроенной на похоронах твоей матери.
— Я вовсе не хотела плакать, — прошептала Касси. Пошатываясь, она добрела до стола и упала в кресло.
Патриция пристроилась на его ручке и, ласково поглаживая Касси по голове, взмолилась:
— Ну говори же! Что бы ни случилось, вдвоем мы справимся.
— Не теперь, — шмыгнула носом Касси, она все больше проникалась жалостью к себе. — Я одна виновата во всем.
— Может быть, не так уж все плохо.
— Хуже некуда. Это.., ужасно. Позорно.
— Позорно? — повторила Патриция. На этот раз ее тон был недоверчивым. — Я знаю, что с утра ты куда-то отлучалась. И до ухода прекрасно выглядела. Интересно, что такого позорного могло произойти за столь короткий срок? Ты упустила наш самый лучший контракт? Или, может, обсчиталась, сводя баланс, и фирма теперь на грани банкротства?
— Нет. Компания прекрасно держится на плаву.
А вот моя личная жизнь идет ко дну. — Касси вынула носовой платок и предприняла героическое усилие взять себя в руки.
Высморкавшись, она решила не скрывать от подруги свою беду. Все равно шила в мешке не утаишь!
— Моя отлучка никакого отношения к бизнесу не имеет. Я была у гинеколога. — Она сделала паузу, потом закончила:
— Я беременна.
— Беременна, ты? Не может быть! — Патриция фыркнула. — Ты никогда не могла найти времени с кем-нибудь постоянно встречаться, а одноразовые приключения — не твой стиль.
Касси молчала. Ей было совестно даже поглядеть подруге в глаза. Но Патриция и так все поняла.
— Господи боже, ты! Кассандра! Ты переспала с кем-то с бухты-барахты!
— Угу, — прошептала та. — И не только это. Есть и еще кое-что.
Это кое-что сначала не показалось Касси чем-то особенно ужасным и начало обретать свои мрачные контуры позднее.
— У вас уже добрых десять недель, — сообщил ей гинеколог. — При удачном стечении обстоятельств и должном внимании к себе к Рождеству у камина можно вешать новый чулок.
При удачном стечении обстоятельств…
— Но, — запнулась Патриция, не зная, как задать деликатный вопрос, — а кто же отец?
Касси открыла рот для ответа, но страх внезапно сжал ей горло. Что, если беременность пойдет не так, как надо? Если осложнения, которые возможны и о которых упоминал доктор, действительно возникнут?
— Касси? — Патриция обняла подругу за плечи. Ты ведь знаешь, кто отец?
Вспыхнув, Касси прошипела:
— Да, представь себе, знаю! Возможно, я и дура, но не до такой же степени!
— Солнышко, я не хотела тебя обидеть! Но если тебя изнасиловали… — Голос Патриции понизился до шепота. — Если ты не знаешь этого человека.., если он принудил тебя…
— Это не было насилие, не переживай, — прервала ее Касси. — Этого человека я знаю и сошлась с ним.., очень даже добровольно.
Действительно она сама желала этого и была податлива до безобразия.
— Значит, у него есть имя.
Обреченно вздохнув, Касси провела рукой по лицу.
— Да, имя есть. Это… Бенедикт Константине.
Последнюю фразу она прошептала чуть слышно, словно опасаясь ушей, которые могут подслушать. Патриция, однако, не оказалась столь деликатной.
— Бенедикт Константине? — воскликнула она так громко, что напугала чаек, удобно расположившихся на перилах балкона. Целая стая с пронзительными криками снялась с места. — Бенедикт Константине?
— Сообщи об этом всему миру, чего уж там, — колко заметила Касси. Внезапный приступ тошноты лишил ее способности заботиться о сохранении собственного достоинства.
Немедленно придя в себя, Патриция устыдилась.
— Прости, я сама не своя. Но если б мне пришлось угадать, кто мог затащить тебя в постель, да еще без каких-либо ухаживаний, то его я вспомнила бы в последнюю очередь. Он так корректно себя вел. Так.., отстраненно.
Совсем не подходящие слова для описания его поведения в их последнюю встречу, подумала Касси, охваченная жаром даже сейчас, через несколько месяцев разлуки, при одном воспоминании о тех днях.
— Скажи, как это.., случилось?
— А ты как думаешь? — фыркнула Касси. — Возможно, он баснословно богат, красив и умен, но штаны снимает точно так же, как все прочие.
— Я спрашивала не об этом, — возразила Патриция. — Мы с тобой дружим всю жизнь, но совать нос в интимные подробности у меня нет привычки. Я хотела сказать, как получилось, что вы опять встретились? Он ведь не живет на противоположной стороне улицы, в конце концов. Нью-Йорк и Сан-Франциско довольно далеко расположены друг от друга.
— Он прилетал к Нунцио Занетти на празднование Нового года.
— Нового года?.. — Глаза у Патриции расширились. — Ой, ой! В ту ночь!
— Да, в ту ночь, — мрачно подтвердила Касси.
— Значит, флирт действительно был спонтанным. Если бы та сотрудница, что должна была поехать в новогодний круиз, не заболела, ты, может, провела бы ночь дома у телевизора. Но тебе пришлось ее заменить, ты встретила Бенедикта, и вот результат…
— В результате, пока прочие гости веселились на палубе, мы с Бенедиктом встретили Новый год менее традиционным способом. И теперь мне достался подарок, который останется со мной на всю жизнь! — Слезы хлынули снова, не давая говорить. — Какая же я идиотка!
Патриция придвинула к ней пачку салфеток.
— Прекрати, Касс, хватит! Ты не из тех, кто сгибается под грузом обстоятельств. Ты не хнычешь ты борешься и побеждаешь.
— Боюсь, не в данном случае.
— В данном тоже! Ты не первая женщина, пострадавшая от незапланированной беременности, и, заметь, не последняя. Если ты считаешь, что совсем не готова нянчиться с малышом, есть ведь другие варианты. Можно отдать его на усыновление или.., сделать аборт.
— Варианты не для меня, — разрыдалась Касси, обняв руками живот.
— Тогда в чем дело? Бенедикт отказывается признать ребенка?
Раздражение и досада в голосе Патриции постепенно привели Касси в чувство. Она сделала мужественную попытку успокоиться.
— Нет, какой Бенедикт! При чем тут он! — Это не было правдой, потому что частично Бенедикт свою роль тут сыграл. — Это.., моя мама.
— Ой, солнышко! — Голос Патриции смягчился. — Я знаю, как тебе ее не хватает, особенно в теперешних обстоятельствах. Но ты не одна. У тебя есть я и Пан. Хотя мы никогда не сможем заменить ее, но на нас ты всегда можешь рассчитывать.
— Не в том дело. Это… — Опять поток слез. Отдышавшись, она продолжила:
— Ребенок должен родиться восьмого октября.
Патриция сочувственно хмыкнула.
— День рожденья твоей матери?
— Ну да. Не знаю, почему меня так это огорчает. Наоборот, это должно меня радовать, словно мама сверху наблюдает за мной. Словно это она дает мне дар новой жизни взамен себя. — Касси промокнула глаза и попыталась улыбнуться, глядя на изумленное лицо подруги. — Прекрати глядеть на меня как на сумасшедшую! Беременным разрешаются небольшие отклонения от нормы. Это в порядке вещей.
— Возможно. Последнее время ты постоянно находишься в состоянии стресса, весной всегда работы невпроворот, а тут теперь это. — Патриция на миг задумалась. — Может, тебе стоит немного отдохнуть от работы, взять коротенький отпуск?
Встретиться с Бенедиктом и разобраться с нынешней ситуацией. Как, думаешь, он воспримет новость?
— Никак. Я не собираюсь ему говорить.
— Не собираешься? Но он имеет право знать, Касси! Это его ребенок, и два родителя всегда лучше, чем один.
— От того, что я выросла без отца, я хуже не стала.
— Не глупи. Ты просто с малолетства научилась скрывать свою боль. Но это не оправдание лишать малыша отца. Хотя я его мало знаю, но Бенедикт Константине показался мне порядочным человеком, он из тех, кто готов признавать свои ошибки и достойно платить за них.
— Когда ему взбрело в голову заняться со мной сексом, он не слишком беспокоился о возможных последствиях своих ошибок.
— Вы оба виноваты, Касси. Позволь мне напомнить тебе, что, по твоему же признанию, ты сама вовремя его не оттолкнула.
— Ты права, — согласилась Касси. — Но все равно это его вина. Он был слишком.., он слишком сильно искушал меня, чтобы я могла отказать.
Патриция усмехнулась.
— Представляю, как все произошло. Соединение ваших с ним генов должно дать в результате прелестного младенца. Такого, которого он захочет признать, пусть он даже изначально терпеть детей не может. Ты просто обязана его известить, Касси.
Вернулись к тому, с чего начали!
— Ему я ничего говорить не буду, — тупо повторила Касси, — и ты тоже. Пойми меня правильно, Патриция. Все, что тут говорилось, не должно выйти за пределы этой комнаты.
— Слушай, я не собираюсь занимать целую страницу в «Сан-Франциско кроникл» под это сообщение, но секрет, однако, не из тех, которые можно долго хранить.
— У меня первая беременность. Возможно, живот будет не слишком заметен.
— Возможно. Но в следующий раз, когда Бенедикт опять появится в городе, что случится, скорее всего, во время летнего праздника Нунцио, у тебя будет уже месяцев шесть. На таком сроке любой заметит, что ты, как бы помягче выразиться, «в ожидании пополнения». И что тогда?
— Я возьму отпуск, а тебя оставлю разбираться с Нунцио.
— Я отвечаю за снабжение, а реклама и клиентура — по твоей части, Касси.
— Тогда я буду заниматься всем по телефону или через электронную почту.
— Ты бредишь! Нунцио ждет персонального подхода, твоего личного присутствия, как и раньше. Его траты дают ему право на это. Мы не можем позволить себе его разочаровывать. Тут дело не в тебе одной. Ты должна думать о будущем ребенка, а дети нынче недешевы.
— Чего ты мелешь, Патриция, у меня пока есть деньги.
— Но не миллионы, тем не менее, — заметила Патриция, — поэтому, если ты собираешься пойти по пути матери-одиночки, то тебе не стоит бросаться клиентами, подобными синьору Занетти.
Ты живо вспомнишь о щедро выписываемых им чеках, когда дело дойдет до оплаты медицинских страховок, частных школ, зубных врачей, уроков верховой езды и массы других счетов, которые приходится оплачивать любящим родителям.
— Ерунда, — отозвалась Касси, слишком озабоченная сегодняшними проблемами, чтобы волноваться о тех, что возникнут через годы. — Тогда я вплотную займусь этой работой, чтобы уложиться к маю. Шести недель вполне должно хватить. А после мне там показываться будет незачем, таким образом я избегу опасности столкнуться с Бенедиктом.
— И как долго ты собираешься сохранять тайну?
— Достаточно для того, чтобы вопрос, когда и кем зачат мой ребенок, потерял свою актуальность.
Патриция глянула на часы и возвела глаза к небу.
— Ты бредишь! Если бы мне не надо было бежать на встречу с поставщиком, я осталась бы и камня на камне не оставила от твоих доводов, но пока придется прерваться. Имей в виду, вопрос не закрыт.
— Нет уж, все, — заявила Касси, откидываясь на спинку кресла и яростно массируя виски. — Решение принято. И обсуждению не подлежит, — крикнула она вслед уходящей подруге.
Внезапно она почувствовала, именно почувствовала, а не услышала или увидела, что не одна в комнате. Инстинкт, предупреждающий об опасности, проснулся раньше, чем ее настиг протяжный, насыщенный богатыми модуляциями голос:
— Решение действительно принято, Кассандра.
В изумлении она обернулась и увидела входящего в комнату через стеклянную дверь балкона Бенедикта Константине.
— Но не то, — продолжил он, меряя шагами ковер, — которого ты ждешь. Совершенно не то.
Ясно, что он слышал весь их с Патрицией разговор. Ясно, что одобрения он у него не получил.
На его лице легко можно было прочитать решимость отстаивать свой вариант решения проблемы.
Но Касси, всецело занятая своими переживаниями, не спешила вникать в намерения других.
Она надменно выпрямилась.
— Не знаю, о чем вы, но мне хотелось бы знать, каким образом вы проникли в мой кабинет. У вас имеется одна минута на объяснения, а потом я вызываю охрану.
— Помолчи! — приказал он презрительным тоном. — Никого ты не позовешь!
Она была близка с ним. Он видел ее обнаженной. Он касался ее самых потаенных мест.
Глядя на него сейчас, она ощущала только страх. Потому что эта яростная, сжигающая страсть снова разгорелась в нем. И опять была направлена на нее. Только на сей раз она не привлекала ее, а пугала.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Взгляд Касси заметался с его лица на закрытую дверь, на телефон, стоящий на расстоянии вытянутой руки. Можно проскользнуть мимо него и оказаться в безопасности раньше, чем он сможет что-то сделать. Или нажать кнопку внутренней связи и позвать на помощь.
Любой вариант предпочтительнее ее теперешнего критического положения.
— Нет, Кассандра, — сказал он, расшифровав ее мысли с пугающей точностью. — Ты не выйдешь из комнаты и подкрепление тоже не станешь звать, если, конечно, не предпочитаешь обсуждать наши частные дела прилюдно. — Он склонился над ее столом, приподнял телефонный аппарат.
Помахал им перед ее носом. — В противном случае — звони, пожалуйста. Зови всех, кто есть в здании. Пусть идут. Или мне самому позвонить?
— Положи на место! — взвилась она, раздражаясь от слабости своего голоса. И злясь, что несмотря на его угрозы, она находит его привлекательным — мотылек, летящий на пламя свечи.
— Вот именно, дорогая. Последнее, что мне хотелось бы сделать, — это огорчить тебя больше, чем ты уже огорчена. — Он мягко поставил телефон на место, уселся в одно из кресел, вытянул свои длинные ноги и, словно продолжая задушевную беседу, заметил:
— Итак, в скором времени нас ждет появление младенца. И каковы твои предложения?
Немного успокоенная и обнадеженная переходом от войны к миру, она сказала:
— Не нам. Это не твои проблемы, Бенедикт.
— Ребенок не проблема, тут ты права. Но если я отец, то имею к нему некоторое отношение. Его темные глаза впились в ее лицо, разыскивая следы обмана. — Ведь я его отец, Кассандра?
Если бы она думала, что таким способом можно отвязаться от него, то солгала бы и ответила «нет». Но он подслушал ее разговор с Патрицией, а если бы и нет, то вопрос установления отцовства решается в наше время достаточно просто.
— Да.
— Тогда следующий наш шаг достаточно предсказуем. Мы поженимся.
— Поженимся? — Из ее горла вырвался истерический смешок. — Ты шутишь!
— Такими серьезными вещами? Никогда!
— Ты с ума сошел. Брак между нами.., невозможен.
— У тебя имеется муж, о котором ты забыла известить меня?
— Конечно же, нет!
— Тогда в чем дело? — Он пожал плечами. — Поскольку у меня тоже нет жены, брак между нами вполне реален.
— Ради бога, Бенедикт, мы были близки единственный раз, с тех пор три месяца прошло. С тех пор я ничего о тебе не слышала.
— Меня не было в стране.
— А я была! Каждый день тут была. Телефон работает по всему миру, электронная почта тоже.
Но ты не воспользовался ни тем, ни другим, а значит, для тебя «с глаз долой» означает «из сердца вон». Поэтому мысль о внезапном твоем желании жениться звучит, согласись, как бред.
Он исследовал свои коротко подстриженные, безупречные ногти и удостоил ее еще одного взгляда.
— При чем тут желание. Я считаю это своей обязанностью.
Даже не смысл его фразы, а тон, которым она была произнесена, добил ее. Она опять начала плакать. Словно острый шип вонзили в самое уязвимое место. Многие вкладывают больше эмоций в заключение деловых контрактов!
— Я не хочу иметь мужа, рассматривающего меня как вынужденную меру для очищения собственной совести, — проговорила она, едва обретя способность говорить.
— Чего же тебе надо, Кассандра?
— Любви, дружбы, доверия, страсти — ничего подобного ты, как я вижу, мне предоставить не намерен.
— Почему же ничего? — лениво вопросил он. Разве ты забыла канун прошлого Нового года?
Забыла? Она бы рассмеялась нелепости вопроса, если бы внезапно не погрузилась в нежелательные воспоминания, такие яркие, что лицо ее вспыхнуло.
— Не забыла. И как я уже, кажется, сказала, единственный раз не может быть показателем.
— Но даже сегодня воспоминания о той нашей встрече возбуждают тебя. Думаю, могу обещать тебе повторение.
Румянец Касси разгорелся сильнее.
Иногда, проинформировал ее гинеколог, уточняя, чего ей ожидать в последующие шесть с половиной месяцев, женщины во время беременности практически теряют интерес к сексу. Другие, наоборот, возбуждаются от самой малости.
Неужели, мрачно подумала Касси, я принадлежу к последней группе? Будет ли конец унижениям сегодняшнего дня?
Пытаясь скрыть признаки возбуждения, она ерзала в кресле, презирая себя за слабость. А Бенедикт.., улыбался. Он знал!
— Я не собираюсь вести с тобой подобные разговоры, тем более здесь! — воскликнула она.
Он легко поднялся.
— В таком случае мы продолжим сегодня вечером. Я закажу ужин себе в гостиничный номер или мне прийти к тебе?
Ни то, ни другое. Но решимость, написанная на его лице, утвердила ее в мнении, что, откажись она от приглашения сегодня, завтра он снова явится в офис. И кто знает, может быть, будет вести себя куда менее корректно.
Она схватила ручку. Взяла блокнот, быстро написала пару строк, вырвала страницу, протянула ему.
— У меня дома, — прошипела сквозь зубы. — Тут адрес.
По крайней мере она будет на своей территории. Сможет при удобном случае указать ему на дверь.
— Во сколько?
— В семь. Но не жди кулинарных изысков. В последнее время еда вообще превратилась для меня в пытку.
— Я понимаю. — Он кивнул. Предполагая, — что уже пора ему удалиться, она с нетерпением ждала его ухода. Вместо этого он подошел к ее креслу.
Касси быстро поднялась.
— До свидания, — сказала она, протягивая ему правую руку. Довольно нелепый жест, учитывая, что она носит его ребенка, а он только что сделал ей предложение. Но безопаснее держать дистанцию.
Вместо того чтобы пожать ей руку, он повернул ее и, наклонив голову, поцеловал в запястье, там, где бился пульс.
С ее губ сорвался возглас удивления. Тогда он распрямил сжавшиеся пальцы и запечатлел другой поцелуй на ее ладони. Потом слегка приподнял голову и пробормотал:
— Amvederci, Кассандра. — И через мгновенье дверь за ним захлопнулась.
После заката стало прохладно, и Кассандра зажгла камин. Когда пламя занялось, она подложила еще пару поленьев.
Лампа с шелковым абажуром отбрасывала мягкие тени на потолок, отблески света легли на стеклянные дверцы встроенных книжных шкафов по обе стороны камина.
Букет роз, высокие свечи и бабушкин фарфор на столе в нише. В кухне в печи томилась телятина. В холодильнике — бутылка бургундского.
Не перестаралась ли она? Разве ей не все равно, что подумает Бенедикт Константине о ее вкусах? Может, не стоило усложнять — подать на стол пиццу, включить телевизор с вечерними новостями вместо прелюдии Дебюсси, льющейся из проигрывателя? А самой вместо длинного вечернего платья и жемчуга надеть джинсы со свитером?
Вконец запутавшись в своих мыслях, она готова была уже броситься в спальню переодеваться, когда зазвонил звонок. Выглянув из окна гостиной, она увидела стоящего под навесом подъезда Бенедикта, изучающего список жильцов дома. Он был в том же темном костюме, что и в прошлый раз. Должно быть, и рубашка с галстуком те же.
Может, он и намерен на ней жениться, но производить на нее впечатление — видно, такой цели у него нет.
— Чем-то восхитительно пахнет, — сказал он, появившись в дверях ее квартиры. Потом, отметая предположение, что его замечание относится к ее духам, добавил:
— Я думал, в вашем дуэте кухня в руках Патриции.
— Так и есть. По пути домой я зашла в кулинарию. Единственное, к чему пришлось приложить руки, — салат.
Костюм, при ближайшем рассмотрении, оказался другим. Тоже безупречно сшитым, темно-серого цвета, с рубашкой в тон и шелковым галстуком. Он выглядел просто роскошно — не чета ей. Чтобы не пялиться слишком откровенно, она спрятала лицо в принесенные им цветы.
— Ммм, фрезии! Откуда ты узнал, что они мне больше всего нравятся?
— Зачем иначе ты стала бы выращивать их на балконе офиса?
— Ты заметил? Что ж, спасибо. Они прелестны.
— Prego! — Он улыбнулся — улыбка, разящая наповал.
Проведя его в гостиную, она сказала:
— Располагайся, пока я найду для них вазу.
— Я мог бы принести вина, — заметил он, следуя за ней в кухню, — но решил, что сейчас ты отказываешься от алкоголя.
— Ты правильно решил. Но на тебя такие ограничения не распространяются. Могу предложить на выбор виски, херес, вино.
— Тогда, пожалуй, бокал вина. Но попозже, во время обеда. А пока мне хочется полюбоваться на тебя.
Ее щеки залил румянец.
— Не говори лучше ничего такого.
— Почему? Мне нравится на тебя смотреть, что совсем неплохо, поскольку ты станешь моей женой и мы будем проводить в обществе друг друга довольно много времени.
— Ничего еще не решено, Бенедикт, — твердо сказала она. — Для начала следует убедить меня в том, что от такого брака будет хоть какая-то польза.
— Но это очевидно, — сказал он, его итальянский акцент внезапно стал гораздо заметнее. — В моей стране человек женится на матери своего ребенка. Проще простого.
Любой вариант предпочтительнее ее теперешнего критического положения.
— Нет, Кассандра, — сказал он, расшифровав ее мысли с пугающей точностью. — Ты не выйдешь из комнаты и подкрепление тоже не станешь звать, если, конечно, не предпочитаешь обсуждать наши частные дела прилюдно. — Он склонился над ее столом, приподнял телефонный аппарат.
Помахал им перед ее носом. — В противном случае — звони, пожалуйста. Зови всех, кто есть в здании. Пусть идут. Или мне самому позвонить?
— Положи на место! — взвилась она, раздражаясь от слабости своего голоса. И злясь, что несмотря на его угрозы, она находит его привлекательным — мотылек, летящий на пламя свечи.
— Вот именно, дорогая. Последнее, что мне хотелось бы сделать, — это огорчить тебя больше, чем ты уже огорчена. — Он мягко поставил телефон на место, уселся в одно из кресел, вытянул свои длинные ноги и, словно продолжая задушевную беседу, заметил:
— Итак, в скором времени нас ждет появление младенца. И каковы твои предложения?
Немного успокоенная и обнадеженная переходом от войны к миру, она сказала:
— Не нам. Это не твои проблемы, Бенедикт.
— Ребенок не проблема, тут ты права. Но если я отец, то имею к нему некоторое отношение. Его темные глаза впились в ее лицо, разыскивая следы обмана. — Ведь я его отец, Кассандра?
Если бы она думала, что таким способом можно отвязаться от него, то солгала бы и ответила «нет». Но он подслушал ее разговор с Патрицией, а если бы и нет, то вопрос установления отцовства решается в наше время достаточно просто.
— Да.
— Тогда следующий наш шаг достаточно предсказуем. Мы поженимся.
— Поженимся? — Из ее горла вырвался истерический смешок. — Ты шутишь!
— Такими серьезными вещами? Никогда!
— Ты с ума сошел. Брак между нами.., невозможен.
— У тебя имеется муж, о котором ты забыла известить меня?
— Конечно же, нет!
— Тогда в чем дело? — Он пожал плечами. — Поскольку у меня тоже нет жены, брак между нами вполне реален.
— Ради бога, Бенедикт, мы были близки единственный раз, с тех пор три месяца прошло. С тех пор я ничего о тебе не слышала.
— Меня не было в стране.
— А я была! Каждый день тут была. Телефон работает по всему миру, электронная почта тоже.
Но ты не воспользовался ни тем, ни другим, а значит, для тебя «с глаз долой» означает «из сердца вон». Поэтому мысль о внезапном твоем желании жениться звучит, согласись, как бред.
Он исследовал свои коротко подстриженные, безупречные ногти и удостоил ее еще одного взгляда.
— При чем тут желание. Я считаю это своей обязанностью.
Даже не смысл его фразы, а тон, которым она была произнесена, добил ее. Она опять начала плакать. Словно острый шип вонзили в самое уязвимое место. Многие вкладывают больше эмоций в заключение деловых контрактов!
— Я не хочу иметь мужа, рассматривающего меня как вынужденную меру для очищения собственной совести, — проговорила она, едва обретя способность говорить.
— Чего же тебе надо, Кассандра?
— Любви, дружбы, доверия, страсти — ничего подобного ты, как я вижу, мне предоставить не намерен.
— Почему же ничего? — лениво вопросил он. Разве ты забыла канун прошлого Нового года?
Забыла? Она бы рассмеялась нелепости вопроса, если бы внезапно не погрузилась в нежелательные воспоминания, такие яркие, что лицо ее вспыхнуло.
— Не забыла. И как я уже, кажется, сказала, единственный раз не может быть показателем.
— Но даже сегодня воспоминания о той нашей встрече возбуждают тебя. Думаю, могу обещать тебе повторение.
Румянец Касси разгорелся сильнее.
Иногда, проинформировал ее гинеколог, уточняя, чего ей ожидать в последующие шесть с половиной месяцев, женщины во время беременности практически теряют интерес к сексу. Другие, наоборот, возбуждаются от самой малости.
Неужели, мрачно подумала Касси, я принадлежу к последней группе? Будет ли конец унижениям сегодняшнего дня?
Пытаясь скрыть признаки возбуждения, она ерзала в кресле, презирая себя за слабость. А Бенедикт.., улыбался. Он знал!
— Я не собираюсь вести с тобой подобные разговоры, тем более здесь! — воскликнула она.
Он легко поднялся.
— В таком случае мы продолжим сегодня вечером. Я закажу ужин себе в гостиничный номер или мне прийти к тебе?
Ни то, ни другое. Но решимость, написанная на его лице, утвердила ее в мнении, что, откажись она от приглашения сегодня, завтра он снова явится в офис. И кто знает, может быть, будет вести себя куда менее корректно.
Она схватила ручку. Взяла блокнот, быстро написала пару строк, вырвала страницу, протянула ему.
— У меня дома, — прошипела сквозь зубы. — Тут адрес.
По крайней мере она будет на своей территории. Сможет при удобном случае указать ему на дверь.
— Во сколько?
— В семь. Но не жди кулинарных изысков. В последнее время еда вообще превратилась для меня в пытку.
— Я понимаю. — Он кивнул. Предполагая, — что уже пора ему удалиться, она с нетерпением ждала его ухода. Вместо этого он подошел к ее креслу.
Касси быстро поднялась.
— До свидания, — сказала она, протягивая ему правую руку. Довольно нелепый жест, учитывая, что она носит его ребенка, а он только что сделал ей предложение. Но безопаснее держать дистанцию.
Вместо того чтобы пожать ей руку, он повернул ее и, наклонив голову, поцеловал в запястье, там, где бился пульс.
С ее губ сорвался возглас удивления. Тогда он распрямил сжавшиеся пальцы и запечатлел другой поцелуй на ее ладони. Потом слегка приподнял голову и пробормотал:
— Amvederci, Кассандра. — И через мгновенье дверь за ним захлопнулась.
После заката стало прохладно, и Кассандра зажгла камин. Когда пламя занялось, она подложила еще пару поленьев.
Лампа с шелковым абажуром отбрасывала мягкие тени на потолок, отблески света легли на стеклянные дверцы встроенных книжных шкафов по обе стороны камина.
Букет роз, высокие свечи и бабушкин фарфор на столе в нише. В кухне в печи томилась телятина. В холодильнике — бутылка бургундского.
Не перестаралась ли она? Разве ей не все равно, что подумает Бенедикт Константине о ее вкусах? Может, не стоило усложнять — подать на стол пиццу, включить телевизор с вечерними новостями вместо прелюдии Дебюсси, льющейся из проигрывателя? А самой вместо длинного вечернего платья и жемчуга надеть джинсы со свитером?
Вконец запутавшись в своих мыслях, она готова была уже броситься в спальню переодеваться, когда зазвонил звонок. Выглянув из окна гостиной, она увидела стоящего под навесом подъезда Бенедикта, изучающего список жильцов дома. Он был в том же темном костюме, что и в прошлый раз. Должно быть, и рубашка с галстуком те же.
Может, он и намерен на ней жениться, но производить на нее впечатление — видно, такой цели у него нет.
— Чем-то восхитительно пахнет, — сказал он, появившись в дверях ее квартиры. Потом, отметая предположение, что его замечание относится к ее духам, добавил:
— Я думал, в вашем дуэте кухня в руках Патриции.
— Так и есть. По пути домой я зашла в кулинарию. Единственное, к чему пришлось приложить руки, — салат.
Костюм, при ближайшем рассмотрении, оказался другим. Тоже безупречно сшитым, темно-серого цвета, с рубашкой в тон и шелковым галстуком. Он выглядел просто роскошно — не чета ей. Чтобы не пялиться слишком откровенно, она спрятала лицо в принесенные им цветы.
— Ммм, фрезии! Откуда ты узнал, что они мне больше всего нравятся?
— Зачем иначе ты стала бы выращивать их на балконе офиса?
— Ты заметил? Что ж, спасибо. Они прелестны.
— Prego! — Он улыбнулся — улыбка, разящая наповал.
Проведя его в гостиную, она сказала:
— Располагайся, пока я найду для них вазу.
— Я мог бы принести вина, — заметил он, следуя за ней в кухню, — но решил, что сейчас ты отказываешься от алкоголя.
— Ты правильно решил. Но на тебя такие ограничения не распространяются. Могу предложить на выбор виски, херес, вино.
— Тогда, пожалуй, бокал вина. Но попозже, во время обеда. А пока мне хочется полюбоваться на тебя.
Ее щеки залил румянец.
— Не говори лучше ничего такого.
— Почему? Мне нравится на тебя смотреть, что совсем неплохо, поскольку ты станешь моей женой и мы будем проводить в обществе друг друга довольно много времени.
— Ничего еще не решено, Бенедикт, — твердо сказала она. — Для начала следует убедить меня в том, что от такого брака будет хоть какая-то польза.
— Но это очевидно, — сказал он, его итальянский акцент внезапно стал гораздо заметнее. — В моей стране человек женится на матери своего ребенка. Проще простого.