Страница:
— Эй, ты, отойди от машины!
Детектив высунулся: к нему спешил работник автостоянки, чернокожий силач с бритой головой, козлиной бородкой и серьгами на всех возможных частях тела.
Укия указал на «чероки»:
— Это моя машина.
— Ага, как же! Силач приближался.
Я могу это доказать, у меня доверенность.
Здоровяк злобно нахмурился, но перешел с бега на быстрый шаг.
— Машину оставлял другой, он мне вперед заплатил.
— Белый, выглядит лет под сорок, каштановые волосы, седина на висках, на голову выше меня?
Силач медленно кивнул.
— Да, он самый.
— Это мой напарник, Макс Беннетт, его уже три дня никто не видел. Давно он оставил машину?
— Вчера с утречка.
Укия достал свою доверенность.
— Машина принадлежит компании, но половиной компании владею я. Вот моя визитка. Если увидите мистера Беннетта, позвоните мне, пожалуйста. Я очень за него волнуюсь.
Негр внимательно взглянул на него.
— А он, часом, не убег со всеми денежками компании?
— Если бы! — Детектив сухо рассмеялся. — Мы частные детективы и расследуем очень опасное дело. Напарник не говорил вам, куда направляется и когда собирается вернуться?
Над их головами прогремел Боинг-747, казалось, он сядет прямо на автостоянку. Воя моторами, он скрылся за небольшим холмом. Ожидая, пока шум утихнет, силач разглядывал визитную карточку.
— Он сказал, что позавтракает в «Бобе Эвансе», это вниз по улице, и вернется к автобусу до терминала. Ушел и не вернулся.
Укия взглянул в указанном направлении: до красного здания ресторанчика идти было совсем немного. Вокруг располагалось много гостиниц; возможно, Макс поселился в какой-нибудь из них и использовал стоянку как прикрытие? Хотя отсутствовать весь день… Макс так никогда не делал. Что-то случилось.
— Вы не видели, за ним шел кто-нибудь? Вчера здесь не проезжали полицейские машины или «скорая помощь»?
— А вы и правда беспокоитесь, — отметил негр-силач. — Нет. ничего такого я не видел.
Юноша вытянул из бумажника пару десяток.
— Я не смогу сейчас забрать машину, так что возьмите плату за место. — Он подождал, пока мужчина уберет купюру. — Если вспомните что-нибудь новое или увидите напарника, получите еще, — С этими словами он протянул негру остаток денег. — Ему грозит серьезная опасность, мне надо найти его, и побыстрее.
— Не надо мне ваших денег, — отмахнулся силач от бумажек. — Я и так вам сообщу, если что. Напарник ваш оставил мне достаточно, чтобы я присмотрел за машиной, да и за ним тоже.
Укия убрал деньги.
— Тогда я осмотрю машину, включу систему безопасности и пройдусь до «Боба Эванса».
— О'кей. — Силач заметил нового клиента и двинулся к нему. — Вы осторожнее там.
В машине не было ни правой, ни левой заплечной кобуры, а из оружейного сейфа пропали два любимых пистолета Макса и дробовик. Всезапасные магазины для девятимиллиметрового пистолета и «магнума», а также коробку дроби он, видимо, унес с собой, как и свободный плащ, под которым можно легко спрятать кучу оружия.
Над головой снова пролетел самолет, на малой высоте он казался громадным. Гудение двигателей отдавалось в костях Укии, и он оглядел близлежащие гостиницы. Как при таком шуме можно спать? Он покачал головой и стал думать об отсутствующем оружии. Макс не взял бы дробовик на завтрак — у него уже были с собой два пистолета. Значит, он солгал работнику стоянки. Куда он мог пойти с таким количеством вооружения и почему не оставил машину ближе к цели?
Укия огляделся, и ответ нашелся сам собой: заброшенный терминал. Его окружал потрескавшийся пустырь, заросший сорняками, на нем одинокая машина была бы слишком заметна. А так стоит только перейти четырехполосную дорогу — и ты у цели.
Укия снова покачал головой:
— Ох, Макс… ты вошел и не вышел.
Достав телефон, он позвонил Индиго, но голосовая почта после первого гудка сообщила ему, что специальный агент Женг звонков не принимает. Наверняка она прибегла к этому, чтобы оградить себя от новой волны репортеров, прилетевшей, как мухи, на известие о его чудесном воскрешении. Он вполголоса выругался и заметил, что давешний негр идет к нему.
— Вон за тем грузовым фургоном сидит парень на «харлее» и следит за вами уже пять минут. Я сразу и не понял, но потом увидел.
Сосредоточившись, Укия ощутил присутствие Стаи.
— Я вижу. Он мой друг, не беспокойтесь.
Медведю явно было скучно.
— Не понимаю, как ты это делаешь. Я ведь следил, не едет ли за мной кто-нибудь.
— Ты смотришь глазами, а надо смотреть душой. — Медведь постучал по виску, потом по груди. — Ты можешь ехать далеко впереди меня, но душа моя последует за тобой.
Укия кивнул. Онтонгард сможет выследить его так же легко. Он указал на терминал:
— Вчера туда вошел Макс, его машина все еще тут. Я не могу дозвониться до Стальной Леди. Где Стая?
— Рассеялась пока. Думаешь, тут логово Онтонгарда?
— Возможно. Но Макса точно держат там.
— На этот раз ты подождешь Стаю?
Медведь завел мотоцикл, шум его мотора смешался с гулом от очередного самолета. Укия задумался. Неужели он снова рванется вперед, помня, чем это кончилось в прошлый раз? Тогда он едва успел спасти Индиго. Да, идти вперед было больно, но промедление могло бы стоить ей жизни. А если бы он не умер, Макс не поехал бы сюда один, навстречу похищению, а может быть, и смерти. Он вздохнул.
— Нет, я пойду вперед. Я должен его найти.
Проходя по заброшенной стоянке, Укия видел сразу много возможностей войти в здание терминала: наемные машины — сюда, прибывающие пассажиры — туда… Знаки указывали на разные уровни и части терминала. Первая дверь нашлась позади пересохшего круглого фонтана, эта часть здания отделялась от основного массива пятью полосами дороги для отбывающих машин. Полукруглое строение почти идеально соответствовало дуге дороги. Дверь когда-то была стеклянной, сейчас вместо стекла торчал лист фанеры.
Укия провел по ручке двери: ее касался Макс, но здесь ли он входил в здание? Дверь оказалась незаперта, всю ширину здания занимала лестница, ведущая вниз, в переход под дорогой, и там царила кромешная тьма. А стал бы Макс спускаться? Войти здесь легко, а кроме того, он стал бы искать что-то спрятанное, а прятать легче всего в темноте. Детектив закрыл глаза и сосредоточился на запахах, доносящихся снизу: сырость, плесень, пыль с крыши, мускусный запах Онтонгарда… едва ощутимый запах человеческой мочи.
Укия первый раз подумал о том, что у Онтонгарда три его памяти. Одну они использовали, чтобы замаскироваться под него, из двух могли сделать Тварей. Он еще раз принюхался к запаху мочи и нахмурился. Онтонгарды захватывали пленников, чтобы делать из них Тварей.
С внутренней стороны дверь открывалась так же легко, как с внешней, значит, с выходом проблем не будет. Юноша отпустил дверь, она захлопнулась; глаза его привыкли к темноте, он увидел, что снизу идет слабый свет, и тихо двинулся по ступенькам. Где-то в темноте капала вода, судя по эху, он спустился в обширное помещение. Где-то справа от лестницы горела одинокая электрическая лампочка, на двери гигантскими буквами написано «Герц», рядом — билетная стойка, заваленная обрывками бумаги. На стенах еще можно различить знаки: «Наземный транспорт», «Багажное отделение», «Туалеты». Лампочка висела на недавно проложенном кабеле, он уходил в темноту, к следующей далекой лампе.
Под третьей лампой на Макса напали. Он был ранен, на заплесневелом ковре виднелись пятна крови. Впрочем, судя по перевернутым стульям, разорванному ковровому покрытию и потекам крови, досталось обеим сторонам. Плащ и прочие личные вещи Макса остались на полу; из бумажника пропали деньги, кредитные карты трогать не стали. Ключи от машины и бумажник Укия убрал в карман, а крохотные приборчики, которыми Макс вечно набивал карманы, оставил. Правда, среди них нашелся фонарик, с помощью которого в темноте нашлись остальные вещи: черный кожаный футляр от карманного компьютера и потайная кобура. Их Укия тоже подобрал, надеясь, что самого Макса пока не стали убивать, ведь бой здесь произошел еще вчера. Под стульями обнаружился закатившийся туда дистанционный ключ. Скорее всего Макс сам забросил ключ туда, пока его самого валили на землю, и тьма надежно скрыла его от Онтонгарда. Юноша сунул ключ в карман, чувствуя, что потратил слишком много времени, и двинулся по кровавому следу.
Вначале Макса посадили в крохотную камеру, которая раньше служила кабинетом, здесь тоже с потолка свисала лампочка. В дверь недавно вставили замок, опилки на полу еще пахли свежей древесиной. Кровь Макса стекала на пол, он мочился в угол и спал на голом столе. Сейчас в комнате никого не было, дверь висела на одном замке, с вывороченными петлями. Судя по следам в пыли на крышке стола у двери, туда клали пистолеты и кожаные кобуры. Но куда делся Макс?
Обнадеживало то, что дверь выбили изнутри. Возможно, Макс освободился и даже вернул оружие, которое оставили на столе. Укия поискал кровавый след, но у Макса к тому времени, видимо, остановилась кровь. Тогда он достал фонарик и у противоположной стены коридора заметил краем глаза блеск стекла. Подойдя поближе и разглядев блестящий предмет, он застонал, как от боли.
На темном ковре лежал шприц. Укия не хотел поднимать его и узнавать неизбежное, но заставил себя. На кончике иглы была кровь Макса, а в самой трубке — его собственная кровь. Онтонгарды нашли человека, которого можно превратить в Тварь Укии.
Укия сжимал шприц, пока тот не раскололся, вонзившись в его ладонь сотнями заноз. От правды не укроешься. Укол был сделан еще вчера, и Макс, его Макс, исчез, стал его полной копией.
Тело осталось, а душа погибла.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Детектив высунулся: к нему спешил работник автостоянки, чернокожий силач с бритой головой, козлиной бородкой и серьгами на всех возможных частях тела.
Укия указал на «чероки»:
— Это моя машина.
— Ага, как же! Силач приближался.
Я могу это доказать, у меня доверенность.
Здоровяк злобно нахмурился, но перешел с бега на быстрый шаг.
— Машину оставлял другой, он мне вперед заплатил.
— Белый, выглядит лет под сорок, каштановые волосы, седина на висках, на голову выше меня?
Силач медленно кивнул.
— Да, он самый.
— Это мой напарник, Макс Беннетт, его уже три дня никто не видел. Давно он оставил машину?
— Вчера с утречка.
Укия достал свою доверенность.
— Машина принадлежит компании, но половиной компании владею я. Вот моя визитка. Если увидите мистера Беннетта, позвоните мне, пожалуйста. Я очень за него волнуюсь.
Негр внимательно взглянул на него.
— А он, часом, не убег со всеми денежками компании?
— Если бы! — Детектив сухо рассмеялся. — Мы частные детективы и расследуем очень опасное дело. Напарник не говорил вам, куда направляется и когда собирается вернуться?
Над их головами прогремел Боинг-747, казалось, он сядет прямо на автостоянку. Воя моторами, он скрылся за небольшим холмом. Ожидая, пока шум утихнет, силач разглядывал визитную карточку.
— Он сказал, что позавтракает в «Бобе Эвансе», это вниз по улице, и вернется к автобусу до терминала. Ушел и не вернулся.
Укия взглянул в указанном направлении: до красного здания ресторанчика идти было совсем немного. Вокруг располагалось много гостиниц; возможно, Макс поселился в какой-нибудь из них и использовал стоянку как прикрытие? Хотя отсутствовать весь день… Макс так никогда не делал. Что-то случилось.
— Вы не видели, за ним шел кто-нибудь? Вчера здесь не проезжали полицейские машины или «скорая помощь»?
— А вы и правда беспокоитесь, — отметил негр-силач. — Нет. ничего такого я не видел.
Юноша вытянул из бумажника пару десяток.
— Я не смогу сейчас забрать машину, так что возьмите плату за место. — Он подождал, пока мужчина уберет купюру. — Если вспомните что-нибудь новое или увидите напарника, получите еще, — С этими словами он протянул негру остаток денег. — Ему грозит серьезная опасность, мне надо найти его, и побыстрее.
— Не надо мне ваших денег, — отмахнулся силач от бумажек. — Я и так вам сообщу, если что. Напарник ваш оставил мне достаточно, чтобы я присмотрел за машиной, да и за ним тоже.
Укия убрал деньги.
— Тогда я осмотрю машину, включу систему безопасности и пройдусь до «Боба Эванса».
— О'кей. — Силач заметил нового клиента и двинулся к нему. — Вы осторожнее там.
В машине не было ни правой, ни левой заплечной кобуры, а из оружейного сейфа пропали два любимых пистолета Макса и дробовик. Всезапасные магазины для девятимиллиметрового пистолета и «магнума», а также коробку дроби он, видимо, унес с собой, как и свободный плащ, под которым можно легко спрятать кучу оружия.
Над головой снова пролетел самолет, на малой высоте он казался громадным. Гудение двигателей отдавалось в костях Укии, и он оглядел близлежащие гостиницы. Как при таком шуме можно спать? Он покачал головой и стал думать об отсутствующем оружии. Макс не взял бы дробовик на завтрак — у него уже были с собой два пистолета. Значит, он солгал работнику стоянки. Куда он мог пойти с таким количеством вооружения и почему не оставил машину ближе к цели?
Укия огляделся, и ответ нашелся сам собой: заброшенный терминал. Его окружал потрескавшийся пустырь, заросший сорняками, на нем одинокая машина была бы слишком заметна. А так стоит только перейти четырехполосную дорогу — и ты у цели.
Укия снова покачал головой:
— Ох, Макс… ты вошел и не вышел.
Достав телефон, он позвонил Индиго, но голосовая почта после первого гудка сообщила ему, что специальный агент Женг звонков не принимает. Наверняка она прибегла к этому, чтобы оградить себя от новой волны репортеров, прилетевшей, как мухи, на известие о его чудесном воскрешении. Он вполголоса выругался и заметил, что давешний негр идет к нему.
— Вон за тем грузовым фургоном сидит парень на «харлее» и следит за вами уже пять минут. Я сразу и не понял, но потом увидел.
Сосредоточившись, Укия ощутил присутствие Стаи.
— Я вижу. Он мой друг, не беспокойтесь.
Медведю явно было скучно.
— Не понимаю, как ты это делаешь. Я ведь следил, не едет ли за мной кто-нибудь.
— Ты смотришь глазами, а надо смотреть душой. — Медведь постучал по виску, потом по груди. — Ты можешь ехать далеко впереди меня, но душа моя последует за тобой.
Укия кивнул. Онтонгард сможет выследить его так же легко. Он указал на терминал:
— Вчера туда вошел Макс, его машина все еще тут. Я не могу дозвониться до Стальной Леди. Где Стая?
— Рассеялась пока. Думаешь, тут логово Онтонгарда?
— Возможно. Но Макса точно держат там.
— На этот раз ты подождешь Стаю?
Медведь завел мотоцикл, шум его мотора смешался с гулом от очередного самолета. Укия задумался. Неужели он снова рванется вперед, помня, чем это кончилось в прошлый раз? Тогда он едва успел спасти Индиго. Да, идти вперед было больно, но промедление могло бы стоить ей жизни. А если бы он не умер, Макс не поехал бы сюда один, навстречу похищению, а может быть, и смерти. Он вздохнул.
— Нет, я пойду вперед. Я должен его найти.
Проходя по заброшенной стоянке, Укия видел сразу много возможностей войти в здание терминала: наемные машины — сюда, прибывающие пассажиры — туда… Знаки указывали на разные уровни и части терминала. Первая дверь нашлась позади пересохшего круглого фонтана, эта часть здания отделялась от основного массива пятью полосами дороги для отбывающих машин. Полукруглое строение почти идеально соответствовало дуге дороги. Дверь когда-то была стеклянной, сейчас вместо стекла торчал лист фанеры.
Укия провел по ручке двери: ее касался Макс, но здесь ли он входил в здание? Дверь оказалась незаперта, всю ширину здания занимала лестница, ведущая вниз, в переход под дорогой, и там царила кромешная тьма. А стал бы Макс спускаться? Войти здесь легко, а кроме того, он стал бы искать что-то спрятанное, а прятать легче всего в темноте. Детектив закрыл глаза и сосредоточился на запахах, доносящихся снизу: сырость, плесень, пыль с крыши, мускусный запах Онтонгарда… едва ощутимый запах человеческой мочи.
Укия первый раз подумал о том, что у Онтонгарда три его памяти. Одну они использовали, чтобы замаскироваться под него, из двух могли сделать Тварей. Он еще раз принюхался к запаху мочи и нахмурился. Онтонгарды захватывали пленников, чтобы делать из них Тварей.
С внутренней стороны дверь открывалась так же легко, как с внешней, значит, с выходом проблем не будет. Юноша отпустил дверь, она захлопнулась; глаза его привыкли к темноте, он увидел, что снизу идет слабый свет, и тихо двинулся по ступенькам. Где-то в темноте капала вода, судя по эху, он спустился в обширное помещение. Где-то справа от лестницы горела одинокая электрическая лампочка, на двери гигантскими буквами написано «Герц», рядом — билетная стойка, заваленная обрывками бумаги. На стенах еще можно различить знаки: «Наземный транспорт», «Багажное отделение», «Туалеты». Лампочка висела на недавно проложенном кабеле, он уходил в темноту, к следующей далекой лампе.
Под третьей лампой на Макса напали. Он был ранен, на заплесневелом ковре виднелись пятна крови. Впрочем, судя по перевернутым стульям, разорванному ковровому покрытию и потекам крови, досталось обеим сторонам. Плащ и прочие личные вещи Макса остались на полу; из бумажника пропали деньги, кредитные карты трогать не стали. Ключи от машины и бумажник Укия убрал в карман, а крохотные приборчики, которыми Макс вечно набивал карманы, оставил. Правда, среди них нашелся фонарик, с помощью которого в темноте нашлись остальные вещи: черный кожаный футляр от карманного компьютера и потайная кобура. Их Укия тоже подобрал, надеясь, что самого Макса пока не стали убивать, ведь бой здесь произошел еще вчера. Под стульями обнаружился закатившийся туда дистанционный ключ. Скорее всего Макс сам забросил ключ туда, пока его самого валили на землю, и тьма надежно скрыла его от Онтонгарда. Юноша сунул ключ в карман, чувствуя, что потратил слишком много времени, и двинулся по кровавому следу.
Вначале Макса посадили в крохотную камеру, которая раньше служила кабинетом, здесь тоже с потолка свисала лампочка. В дверь недавно вставили замок, опилки на полу еще пахли свежей древесиной. Кровь Макса стекала на пол, он мочился в угол и спал на голом столе. Сейчас в комнате никого не было, дверь висела на одном замке, с вывороченными петлями. Судя по следам в пыли на крышке стола у двери, туда клали пистолеты и кожаные кобуры. Но куда делся Макс?
Обнадеживало то, что дверь выбили изнутри. Возможно, Макс освободился и даже вернул оружие, которое оставили на столе. Укия поискал кровавый след, но у Макса к тому времени, видимо, остановилась кровь. Тогда он достал фонарик и у противоположной стены коридора заметил краем глаза блеск стекла. Подойдя поближе и разглядев блестящий предмет, он застонал, как от боли.
На темном ковре лежал шприц. Укия не хотел поднимать его и узнавать неизбежное, но заставил себя. На кончике иглы была кровь Макса, а в самой трубке — его собственная кровь. Онтонгарды нашли человека, которого можно превратить в Тварь Укии.
Укия сжимал шприц, пока тот не раскололся, вонзившись в его ладонь сотнями заноз. От правды не укроешься. Укол был сделан еще вчера, и Макс, его Макс, исчез, стал его полной копией.
Тело осталось, а душа погибла.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Среда, 24 июня 2004 года
Район Мун, Пенсильвания
Укия долго сидел убитый горем, потеряв счет времени. Умер Макс. Юноша не мог ни действовать, ни думать, едва мог дышать. Раньше он думал, что знает, что такое горе, на самом же деле это переживание оказалось безбрежным. В конце концов Укия почувствовал, что кровь в его ладони превратилась в мышь и ее тонкие усики щекочут ему руку в поисках пищи. Тогда он извлек из кожи стеклянные занозы и вобрал мышь в себя.
Что теперь делать? На этот раз он проиграл, причем сокрушительно. Что теперь делать?
Укия поднялся на ноги. Придется искать свою первую Тварь.
«Надо смотреть душой», — говорил Медведь.
Укия закрыл глаза и постарался почувствовать отражение себя. Тень его души была далеко вверху, но ее ни с чем не спутаешь.
Непокорная из Макса вышла Тварь.
Следы первой перестрелки Укия нашел в багажном отделении зала «С». Макс не был ранен — его крови на полу не оказалось; зато он разрядил свой «ЗИГ-Зауэр Р210» в трех Тварей из-за стены, разделявшей залы «А» и «С». На темном полу блестели девятимиллиметровые гильзы, стена усыпана дробью. Обескровленные Твари валялись на полу, по ним бегали встревоженные мыши; патроны Макс распределил между ними поровну, потом перезарядил пистолет, бросив дорогой магазин. Видимо, ему было все равно, останется ли он в живых. На груди каждой Твари лежало по одной гильзе: детектив сделал три контрольных выстрела в головы. Насколько смог понять Укия, случилось это все около часа назад, так что враги еще целый день будут недееспособны.
Звуки перестрелки привлекли вторую волну Тварей Онтонгарда, и Макс прикончил их в багажном отделении зала «А», опустошив обойму «зауэра» на треть, а потом перешел на «дезерт игл». Выстрелив каждому противнику промеж глаз, он отбросил две пустые обоймы.
Последняя убитая Тварь пришла одна, с ножом. Что заставило ее так поступить? На этот раз Макс прикончил противника выстрелом в грудь из дробовика; Укия увидел развороченную плоть и поморщился, вспомнив, как это больно. Но что заставило его напарника так поступить? Это не похоже ни на него, ни даже на Укию.
Он провел лучом фонарика по телу, мыши разбегались от света. На трупе были кроссовки, джинсы с дырками на коленях и разорванная в клочья синяя футболка. Луч фонарика добрался до лица жертвы — Укия хотел посмотреть, произвел ли Макс контрольный выстрел, — и все сразу стало ясно. Одна из Тварей Гекса замаскировалась под Укию.
Сходство оказалось совершенным. Это лицо он видел в зеркале тысячи раз, и хотя сейчас по нему разливалась трупная бледность, ничто не могло указать на обман. Впрочем, присмотревшись, детектив понял, что волосы Твари светлее, чем у него: темно-каштановые вместо черных. Нормальный человек не заметит этого в тусклом освещении да еще когда кругом враги.
Тварь Гекса в его собственном обличье хотела завоевать доверие Макса, а потом ударить ножом в спину. Как глупо! Его напарник сразу поймет, что это подделка; по крайней мере так думал Укия. Он присел рядом с трупом и задумался. Даже учитывая обострившиеся чувства, Макс мог вначале обмануться, а для убийства этого более чем достаточно. Насколько преуспела Тварь? Это зависит от того, получил ли Макс воспоминания Стаи. Укия вспомнил, что несколько дней назад понятия не имел о том, что вокруг него происходит. Не задействовав памяти Стаи, Макс не поймет, что такое замаскированная Тварь и как отличить ее от прототипа.
Он вспомнил, как пришел в себя в гостинице. Последнее, что он запомнил, был Макс, готовящий завтрак на ферме. Горе снова прижало его к земле, и юноша в отчаянии завыл.
Не думай об этом. Хватит. Проблем хватает в настоящем.
Только так можно двигаться дальше. Укия попытался понять, как воспоминание о том завтраке связано с получением памяти Стаи. Ага, вот: это было утром, а ночью перед этим он получил всю память Стаи, и ему было очень плохо. Значит, эта память есть и у Макса. Юноша скорчился в темноте, слезы жгли закрытые глаза. Может быть, стоит уйти и оставить это на Стаю. Они с радостью взорвут этот терминал, ни о чем не думая.
Нет, Макс теперь его Тварь. Он отвечает за него, как отец за сына.
Лампы висели таким образом, что неподвижный эскалатор целиком оставался в тени. Укия осторожно поднимался по ступеням, пробуя каждую следующую, прежде чем ступить на нее, и представлял, как Онтонгарды снимают секцию ступеней, и он падает, погружаясь во временную смерть. На полпути Укия споткнулся о еще одну Тварь в его обличье. У этой в руке остался баллончик с газом, который Ренни использовал во время его похищения. В Твари оказалось целых девять пуль, тело еще не остыло. Он был все ближе.
Взяв газовый баллончик, Укия побежал вверх. Эскалатор выходил на первый этаж, в главный коридор терминала. Согласно указателям, впереди находились ворота и залы ожидания, перед ними — столы регистрации, билетные стойки и главный вход. Где-то там был кто-то из Стаи, напуганный, раненый. Укия перешел на бег. В грязные окна зала ожидания заглядывало солнце, но в коридор свет едва проникал, и детектив бежал, переходя из света во тьму.
Вдруг впереди раздался глубокий гул дробовика, и он прибавил скорости. Через сто футов в нос ему ударил запах пороха и свежей крови, а потом Укия внезапно наткнулся на Макса, тот стоял в полосе темноты. Столкновение отбросило его на свет, он сосредоточился на напарнике, ища в нем следы принадлежности к Стае, но тот полностью оставался прежним Максом.
Укия чуть не заплакал от счастья и облегчения:
— Макс, ты цел!
Тот сделал шаг назад, оказался в полосе света и поднял дробовик на уровень груди юноши, смятение на его лице уступило место гневу:
— Проклятые убийцы!
Укия поднял руки, чтобы показать, что безоружен.
Если Макс остался собой, он никак не сможет узнать, что я настоящий. Плохо.
За спиной Макса распростерся очередной Онтонгард с лицом Укии, грудь продырявлена выстрелом в упор из дробовика, юноша старался не смотреть на него.
Да, плохо.
— Ничего у вас не выйдет! — гневно прорычал Беннетт сквозь сжатые зубы. — Я знаю, что ты — не он. Только двинься, и я убью тебя, как остальных, да простит меня Бог!
Макс был весь забрызган кровью, видно, что ему пришлось туго. На лице трехдневная щетина, нос сломан, вокруг глаз темно-фиолетовые синяки, отчего он стал похож на бешеного енота. Короткие волосы торчат в разные стороны, старая одежда изорвана, покрыта кровью, плесенью и потом с примесью страха; от былого военного лоска не осталось и следа.
Макс поднял дробовик на уровень глаз Укии, тот помимо воли поморщился.
— Скажи что-нибудь! — заорал детектив. — Хватит стоять и пялиться!
Укия пожал плечами. Почему Макс хочет, чтобы он что-то сказал? Безопаснее просто убить его, хотя это будет нелегко, даже после третьего раза.
— Я не знаю, что сказать, Макс. Возвращение из мертвых придется объяснять долго, а если прибавить сюда несколько убийц с моими лицами… — Он беспомощно вскинул руки: — Ну, что тут скажешь?
— Говори что хочешь, я даже могу поверить.
Невероятно, но факт! Возможно, Макс больше не мог убивать Укию и просто искал предлог не делать этого, а может быть, он, как-то почувствовал, что перед ним не Онтонгард. Укия стоял неподвижно, отделенный от напарника полосой темноты; наконец он решился заговорить.
— Я мог бы говорить весь день, Макс, и тогда ты бы поверил мне. Можно сказать тысячи слов, но я не знаю, чему ты сейчас поверишь. Тебе придется поверить мне или убить меня, как остальных.
Макс смотрел на него несколько секунд, потом указал вниз стволом дробовика:
— На колени, руки за голову, ноги скрестить.
Юноша повиновался, и напарник подошел к нему со спины. Укия зажмурился, готовясь к выстрелу. Больно будет совсем недолго, а потом рана затянется.
Внезапно из груди Макса вырвался долгий прерывистый вздох, и он провел рукой по спине напарника. Укия сначала не понял, в чем дело, потом вспомнил, что на нем футболка с надписью «Частный детектив. Детективное агентство Беннетта».
— Зачем ты ее надел?
Трудный вопрос. Надевая футболку, Укия ни о чем таком не задумывался.
— Не знаю. Я скучал по тебе, мне было так одиноко… Может, так я чувствовал себя хоть немного ближе к тебе.
— Вставай.
Он медленно, неуверенно встал, и Макс обнял его.
— Ты увидел меня и обрадовался, другого слова я не подберу. Я понял: эта улыбка — твоя, и счастье в глазах — тоже твое. Ты — настоящий Укия. Но это не мог быть ты! Ты был такой холодный, когда я приехал в Киттаннинг. Я не знал, может, это тоже подделка…
Укия облегченно рассмеялся, уткнувшись в плечо напарника:
— Да я это, я.
— Чем дольше ты говорил, тем больше я в это верил. Ты никогда не мог выкрутиться с помощью слов. Как я скучал! Не смей больше умирать при мне!
Юноша потряс головой.
— Я не собираюсь.
Макс отпустил его.
— Я серьезно, Укия. Я не хочу больше видеть твое мертвое тело. Это было даже хуже, чем с женой. Тогда у меня было время, чтобы подготовиться, и все равно это было ужасно.
Укия взял руку Макса, поднял рукав до локтя: на предплечье виднелся след от укола.
— Почему ты не умер, а то и что похуже?
Макс положил жесткую ладонь на щеку Укии.
— Потому что ты никогда-никогда не сделаешь мне ничего плохого, даже в виде вируса. Мне впрыснули твою кровь и оставили меняться. Я себя уже похоронил, но тут из ранки пополз черный червь, склизкий, тонкий, как волос. Я ни когда ничего подобного не видел! Больше всего я хотел его вытянуть, но боялся, что он оборвется внутри. Ну вот, потом он выполз и превратился вот в это. — Макс вытащил из нагрудного кармана мышь. — Даже твоя кровь узнала меня и отказалась причинить мне вред.
Юноша с облегчением забрал свою память.
— Ну, слава Богу! Не знаю, как бы я жил, если ты стал бы моей Тварью. — Он впитал мышь в себя. — Ладно, давай выбираться отсюда.
И вдруг Укия услышал едва различимый стон, его сопровождало ощущение боли, как будто часть его стояла вдалеке, одинокая и испуганная. Юношу потянуло в ту сторону.
— Ты слышал? Что это?
Макс прислушался, в тишине снова раздался стон.
— Похоже, кому-то плохо.
Они взглянули друг на друга и, не сговариваясь, двинулись по коридору в ту сторону, откуда раздавались стоны. Стоны становились яснее и громче, они все больше походили на плач ребенка. Укия почти бежал, так тянула его вперед чужая беда.
— Спокойно, спокойно, — повторял идущий позади Макс.
Коридор выходил в большой круглый зал с воротами для улетающих пассажиров, прямо перед ним располагалась залитая солнцем комната с туалетами. Укия, следуя за звуком, направился в мужской.
Из открытой двери навстречу ему рванулась жуткая вонь. Кто-то поставил на раковины картонную коробку, в ней лежал голенький младенец. Им явно давно никто не занимался, он несколько раз обделался, пахло от него ужасно. Младенец тряс крошечными кулачками и плакал от голода. В помещении не было ни бутылочек, ни подгузников, ни одеял, ни молочной смеси, ни одежды, только ребенок в картонной коробке.
— Бедненький!
Укия поднял малыша, не обращая внимания на грязь, и ребенок мгновенно затих, уставясь на него большими черными глазами. От младенца исходило ощущение правильности, общности, к которому юноша успел за последние дни привыкнуть, только исходило оно от мышей.
— О Господи, нет!
— Что такое? — отозвался Макс от двери.
— Это я, Макс. Этот ребенок — я.
— Что?
— Они взяли мою память и вырастили. Это я.
— Ох ты, Господь Иисус Христос верхом на осле! — выругался старший детектив. — Ладно, кто бы это ни был, нельзя оставлять его здесь с этими тварями. Помой его, и давай выбираться.
Как ни странно, вода из кранов текла: видимо, Онтонгард обеспечил себе минимальные удобства. Укия пустил воду, надеясь, что она нагреется, но струйка так и осталась холодной.
— Будет холодно, малыш, но ты потерпи, ладно?
Младенец серьезно посмотрел на него и принял холодное омовение совершенно спокойно. Юноша удивился, не обнаружив опрелостей, потом вспомнил, что это ребенок Стаи. Он снял футболку, завернул в нее мокрого, дрожащего малыша. От него исходило пугающе сильное чувство голода.
— Макс, у тебя нет шоколадного батончика?
— Укия, это младенец. Они пьют молоко и едят кашу, ты же помнишь Келли.
— Это ребенок Стаи, Макс. Он сможет переварить все что угодно.
Детектив достал из кармана «Сникерс» и бросил через комнату:
— Ну, угости его вот этим. Смотри, чтобы орехами не подавился.
Юноша снял шоколад, накрошил батончик и скормил ребенку. Голод медленно отступал.
Почему он так из-за него беспокоится? Этот младенец три дня назад был лужей его крови. Он такая же мышь, только побольше и немного измененная. Его копия, он сам отдельно от себя. Ребенок…
Младенец уткнулся в плечо Укии, удовлетворенно вздохнул и заснул.
— Давай выбираться, парень. Не хочу тебя огорчать, но если ты попадешься в руки Онтонгарду, они таких младенцев сотнями наделают.
Они побежали. Впереди послышался гром перестрелки, Макс ухватил Укию за руку, и они остановились. Тяжело дыша, Беннетт посмотрел туда, откуда они пришли, потом вперед.
— Нам туда не надо.
Укия ткнул пальцем в сторону эскалатора:
— Можно выйти там, где стойка регистрации. Макс отрицательно покачал головой:
— Если их база не внизу и не в этом корпусе, она у регистрации. В старом терминале после эскалатора улетающие сдавали веши и проходили проверку, а прилетающие спускались по эскалатору, забирали вещи и выходили к машинам, минуя охрану.
Другими словами, выйти можно было только через стойку регистрации, и там скорее всего ждали Онтонгарды.
— Проверим двери, — предложил Укия.
В каждом зале ожидания имелось четыре двери; через грязные стекла видно, что сейчас они открываются прямо в воздух на высоте тридцати футов над землей. Раньше прямо отсюда к самолетам уходили посадочные трапы, сейчас стальные двери были накрепко заперты.
— Черт, у нас нет времени вскрывать замки!
Макс знал, что только в фильмах эта операция занимает секунды. Шум перестрелки приблизился, детектив с ревом схватил стул и запустил его вокно, но стул упал, не причинив стеклу вреда. Пули «зауэра» только пустили по стеклу сеть трещин.
— Чертова безопасность!
— Кто-то идет.
Укия перехватил ребенка и достал «кольт». По коридору к ним легко бежал Ренни с дробовиком в руке, из раны на бедре текла кровь.
— Волчонок! — закричал он. — Вот уж кто везучий! Ты гляди, напарника нашел. Может, ты еще и дистанционный ключ отыскал?
— Конечно. Это же моя работа.
— Он это умеет, — подхватил Макс.
— Ура! Значит, еще повоюем. — Вожак прищурился, глядя на спящего ребенка. — А это что такое?
Он потянулся за младенцем, Укия сделал шаг назад.
— Он мой.
— Я ничего ему не сделаю, просто подержу. Юноша неохотно протянул ему Память, и Ренни бережно взял малыша на руки.
— Я не держал ребенка на руках с тех пор, как взорвался Медведь. Так странно знать, что в один прекрасный день этот малыш вырастет большим и сильным. Какие маленькие ручки! В детях людям является Бог.
— Укия думает, это его ребенок, — осмелился вставить Макс.
Ренни коротко рассмеялся:
— Конечно, его. Даже если не чувствуешь его кровь, его запах, то уж по глазам и волосам родство определить — раз плюнуть. Онтонгард наверняка пытали Память волчонка и набивали ее едой.
Район Мун, Пенсильвания
Укия долго сидел убитый горем, потеряв счет времени. Умер Макс. Юноша не мог ни действовать, ни думать, едва мог дышать. Раньше он думал, что знает, что такое горе, на самом же деле это переживание оказалось безбрежным. В конце концов Укия почувствовал, что кровь в его ладони превратилась в мышь и ее тонкие усики щекочут ему руку в поисках пищи. Тогда он извлек из кожи стеклянные занозы и вобрал мышь в себя.
Что теперь делать? На этот раз он проиграл, причем сокрушительно. Что теперь делать?
Укия поднялся на ноги. Придется искать свою первую Тварь.
«Надо смотреть душой», — говорил Медведь.
Укия закрыл глаза и постарался почувствовать отражение себя. Тень его души была далеко вверху, но ее ни с чем не спутаешь.
Непокорная из Макса вышла Тварь.
Следы первой перестрелки Укия нашел в багажном отделении зала «С». Макс не был ранен — его крови на полу не оказалось; зато он разрядил свой «ЗИГ-Зауэр Р210» в трех Тварей из-за стены, разделявшей залы «А» и «С». На темном полу блестели девятимиллиметровые гильзы, стена усыпана дробью. Обескровленные Твари валялись на полу, по ним бегали встревоженные мыши; патроны Макс распределил между ними поровну, потом перезарядил пистолет, бросив дорогой магазин. Видимо, ему было все равно, останется ли он в живых. На груди каждой Твари лежало по одной гильзе: детектив сделал три контрольных выстрела в головы. Насколько смог понять Укия, случилось это все около часа назад, так что враги еще целый день будут недееспособны.
Звуки перестрелки привлекли вторую волну Тварей Онтонгарда, и Макс прикончил их в багажном отделении зала «А», опустошив обойму «зауэра» на треть, а потом перешел на «дезерт игл». Выстрелив каждому противнику промеж глаз, он отбросил две пустые обоймы.
Последняя убитая Тварь пришла одна, с ножом. Что заставило ее так поступить? На этот раз Макс прикончил противника выстрелом в грудь из дробовика; Укия увидел развороченную плоть и поморщился, вспомнив, как это больно. Но что заставило его напарника так поступить? Это не похоже ни на него, ни даже на Укию.
Он провел лучом фонарика по телу, мыши разбегались от света. На трупе были кроссовки, джинсы с дырками на коленях и разорванная в клочья синяя футболка. Луч фонарика добрался до лица жертвы — Укия хотел посмотреть, произвел ли Макс контрольный выстрел, — и все сразу стало ясно. Одна из Тварей Гекса замаскировалась под Укию.
Сходство оказалось совершенным. Это лицо он видел в зеркале тысячи раз, и хотя сейчас по нему разливалась трупная бледность, ничто не могло указать на обман. Впрочем, присмотревшись, детектив понял, что волосы Твари светлее, чем у него: темно-каштановые вместо черных. Нормальный человек не заметит этого в тусклом освещении да еще когда кругом враги.
Тварь Гекса в его собственном обличье хотела завоевать доверие Макса, а потом ударить ножом в спину. Как глупо! Его напарник сразу поймет, что это подделка; по крайней мере так думал Укия. Он присел рядом с трупом и задумался. Даже учитывая обострившиеся чувства, Макс мог вначале обмануться, а для убийства этого более чем достаточно. Насколько преуспела Тварь? Это зависит от того, получил ли Макс воспоминания Стаи. Укия вспомнил, что несколько дней назад понятия не имел о том, что вокруг него происходит. Не задействовав памяти Стаи, Макс не поймет, что такое замаскированная Тварь и как отличить ее от прототипа.
Он вспомнил, как пришел в себя в гостинице. Последнее, что он запомнил, был Макс, готовящий завтрак на ферме. Горе снова прижало его к земле, и юноша в отчаянии завыл.
Не думай об этом. Хватит. Проблем хватает в настоящем.
Только так можно двигаться дальше. Укия попытался понять, как воспоминание о том завтраке связано с получением памяти Стаи. Ага, вот: это было утром, а ночью перед этим он получил всю память Стаи, и ему было очень плохо. Значит, эта память есть и у Макса. Юноша скорчился в темноте, слезы жгли закрытые глаза. Может быть, стоит уйти и оставить это на Стаю. Они с радостью взорвут этот терминал, ни о чем не думая.
Нет, Макс теперь его Тварь. Он отвечает за него, как отец за сына.
Лампы висели таким образом, что неподвижный эскалатор целиком оставался в тени. Укия осторожно поднимался по ступеням, пробуя каждую следующую, прежде чем ступить на нее, и представлял, как Онтонгарды снимают секцию ступеней, и он падает, погружаясь во временную смерть. На полпути Укия споткнулся о еще одну Тварь в его обличье. У этой в руке остался баллончик с газом, который Ренни использовал во время его похищения. В Твари оказалось целых девять пуль, тело еще не остыло. Он был все ближе.
Взяв газовый баллончик, Укия побежал вверх. Эскалатор выходил на первый этаж, в главный коридор терминала. Согласно указателям, впереди находились ворота и залы ожидания, перед ними — столы регистрации, билетные стойки и главный вход. Где-то там был кто-то из Стаи, напуганный, раненый. Укия перешел на бег. В грязные окна зала ожидания заглядывало солнце, но в коридор свет едва проникал, и детектив бежал, переходя из света во тьму.
Вдруг впереди раздался глубокий гул дробовика, и он прибавил скорости. Через сто футов в нос ему ударил запах пороха и свежей крови, а потом Укия внезапно наткнулся на Макса, тот стоял в полосе темноты. Столкновение отбросило его на свет, он сосредоточился на напарнике, ища в нем следы принадлежности к Стае, но тот полностью оставался прежним Максом.
Укия чуть не заплакал от счастья и облегчения:
— Макс, ты цел!
Тот сделал шаг назад, оказался в полосе света и поднял дробовик на уровень груди юноши, смятение на его лице уступило место гневу:
— Проклятые убийцы!
Укия поднял руки, чтобы показать, что безоружен.
Если Макс остался собой, он никак не сможет узнать, что я настоящий. Плохо.
За спиной Макса распростерся очередной Онтонгард с лицом Укии, грудь продырявлена выстрелом в упор из дробовика, юноша старался не смотреть на него.
Да, плохо.
— Ничего у вас не выйдет! — гневно прорычал Беннетт сквозь сжатые зубы. — Я знаю, что ты — не он. Только двинься, и я убью тебя, как остальных, да простит меня Бог!
Макс был весь забрызган кровью, видно, что ему пришлось туго. На лице трехдневная щетина, нос сломан, вокруг глаз темно-фиолетовые синяки, отчего он стал похож на бешеного енота. Короткие волосы торчат в разные стороны, старая одежда изорвана, покрыта кровью, плесенью и потом с примесью страха; от былого военного лоска не осталось и следа.
Макс поднял дробовик на уровень глаз Укии, тот помимо воли поморщился.
— Скажи что-нибудь! — заорал детектив. — Хватит стоять и пялиться!
Укия пожал плечами. Почему Макс хочет, чтобы он что-то сказал? Безопаснее просто убить его, хотя это будет нелегко, даже после третьего раза.
— Я не знаю, что сказать, Макс. Возвращение из мертвых придется объяснять долго, а если прибавить сюда несколько убийц с моими лицами… — Он беспомощно вскинул руки: — Ну, что тут скажешь?
— Говори что хочешь, я даже могу поверить.
Невероятно, но факт! Возможно, Макс больше не мог убивать Укию и просто искал предлог не делать этого, а может быть, он, как-то почувствовал, что перед ним не Онтонгард. Укия стоял неподвижно, отделенный от напарника полосой темноты; наконец он решился заговорить.
— Я мог бы говорить весь день, Макс, и тогда ты бы поверил мне. Можно сказать тысячи слов, но я не знаю, чему ты сейчас поверишь. Тебе придется поверить мне или убить меня, как остальных.
Макс смотрел на него несколько секунд, потом указал вниз стволом дробовика:
— На колени, руки за голову, ноги скрестить.
Юноша повиновался, и напарник подошел к нему со спины. Укия зажмурился, готовясь к выстрелу. Больно будет совсем недолго, а потом рана затянется.
Внезапно из груди Макса вырвался долгий прерывистый вздох, и он провел рукой по спине напарника. Укия сначала не понял, в чем дело, потом вспомнил, что на нем футболка с надписью «Частный детектив. Детективное агентство Беннетта».
— Зачем ты ее надел?
Трудный вопрос. Надевая футболку, Укия ни о чем таком не задумывался.
— Не знаю. Я скучал по тебе, мне было так одиноко… Может, так я чувствовал себя хоть немного ближе к тебе.
— Вставай.
Он медленно, неуверенно встал, и Макс обнял его.
— Ты увидел меня и обрадовался, другого слова я не подберу. Я понял: эта улыбка — твоя, и счастье в глазах — тоже твое. Ты — настоящий Укия. Но это не мог быть ты! Ты был такой холодный, когда я приехал в Киттаннинг. Я не знал, может, это тоже подделка…
Укия облегченно рассмеялся, уткнувшись в плечо напарника:
— Да я это, я.
— Чем дольше ты говорил, тем больше я в это верил. Ты никогда не мог выкрутиться с помощью слов. Как я скучал! Не смей больше умирать при мне!
Юноша потряс головой.
— Я не собираюсь.
Макс отпустил его.
— Я серьезно, Укия. Я не хочу больше видеть твое мертвое тело. Это было даже хуже, чем с женой. Тогда у меня было время, чтобы подготовиться, и все равно это было ужасно.
Укия взял руку Макса, поднял рукав до локтя: на предплечье виднелся след от укола.
— Почему ты не умер, а то и что похуже?
Макс положил жесткую ладонь на щеку Укии.
— Потому что ты никогда-никогда не сделаешь мне ничего плохого, даже в виде вируса. Мне впрыснули твою кровь и оставили меняться. Я себя уже похоронил, но тут из ранки пополз черный червь, склизкий, тонкий, как волос. Я ни когда ничего подобного не видел! Больше всего я хотел его вытянуть, но боялся, что он оборвется внутри. Ну вот, потом он выполз и превратился вот в это. — Макс вытащил из нагрудного кармана мышь. — Даже твоя кровь узнала меня и отказалась причинить мне вред.
Юноша с облегчением забрал свою память.
— Ну, слава Богу! Не знаю, как бы я жил, если ты стал бы моей Тварью. — Он впитал мышь в себя. — Ладно, давай выбираться отсюда.
И вдруг Укия услышал едва различимый стон, его сопровождало ощущение боли, как будто часть его стояла вдалеке, одинокая и испуганная. Юношу потянуло в ту сторону.
— Ты слышал? Что это?
Макс прислушался, в тишине снова раздался стон.
— Похоже, кому-то плохо.
Они взглянули друг на друга и, не сговариваясь, двинулись по коридору в ту сторону, откуда раздавались стоны. Стоны становились яснее и громче, они все больше походили на плач ребенка. Укия почти бежал, так тянула его вперед чужая беда.
— Спокойно, спокойно, — повторял идущий позади Макс.
Коридор выходил в большой круглый зал с воротами для улетающих пассажиров, прямо перед ним располагалась залитая солнцем комната с туалетами. Укия, следуя за звуком, направился в мужской.
Из открытой двери навстречу ему рванулась жуткая вонь. Кто-то поставил на раковины картонную коробку, в ней лежал голенький младенец. Им явно давно никто не занимался, он несколько раз обделался, пахло от него ужасно. Младенец тряс крошечными кулачками и плакал от голода. В помещении не было ни бутылочек, ни подгузников, ни одеял, ни молочной смеси, ни одежды, только ребенок в картонной коробке.
— Бедненький!
Укия поднял малыша, не обращая внимания на грязь, и ребенок мгновенно затих, уставясь на него большими черными глазами. От младенца исходило ощущение правильности, общности, к которому юноша успел за последние дни привыкнуть, только исходило оно от мышей.
— О Господи, нет!
— Что такое? — отозвался Макс от двери.
— Это я, Макс. Этот ребенок — я.
— Что?
— Они взяли мою память и вырастили. Это я.
— Ох ты, Господь Иисус Христос верхом на осле! — выругался старший детектив. — Ладно, кто бы это ни был, нельзя оставлять его здесь с этими тварями. Помой его, и давай выбираться.
Как ни странно, вода из кранов текла: видимо, Онтонгард обеспечил себе минимальные удобства. Укия пустил воду, надеясь, что она нагреется, но струйка так и осталась холодной.
— Будет холодно, малыш, но ты потерпи, ладно?
Младенец серьезно посмотрел на него и принял холодное омовение совершенно спокойно. Юноша удивился, не обнаружив опрелостей, потом вспомнил, что это ребенок Стаи. Он снял футболку, завернул в нее мокрого, дрожащего малыша. От него исходило пугающе сильное чувство голода.
— Макс, у тебя нет шоколадного батончика?
— Укия, это младенец. Они пьют молоко и едят кашу, ты же помнишь Келли.
— Это ребенок Стаи, Макс. Он сможет переварить все что угодно.
Детектив достал из кармана «Сникерс» и бросил через комнату:
— Ну, угости его вот этим. Смотри, чтобы орехами не подавился.
Юноша снял шоколад, накрошил батончик и скормил ребенку. Голод медленно отступал.
Почему он так из-за него беспокоится? Этот младенец три дня назад был лужей его крови. Он такая же мышь, только побольше и немного измененная. Его копия, он сам отдельно от себя. Ребенок…
Младенец уткнулся в плечо Укии, удовлетворенно вздохнул и заснул.
— Давай выбираться, парень. Не хочу тебя огорчать, но если ты попадешься в руки Онтонгарду, они таких младенцев сотнями наделают.
Они побежали. Впереди послышался гром перестрелки, Макс ухватил Укию за руку, и они остановились. Тяжело дыша, Беннетт посмотрел туда, откуда они пришли, потом вперед.
— Нам туда не надо.
Укия ткнул пальцем в сторону эскалатора:
— Можно выйти там, где стойка регистрации. Макс отрицательно покачал головой:
— Если их база не внизу и не в этом корпусе, она у регистрации. В старом терминале после эскалатора улетающие сдавали веши и проходили проверку, а прилетающие спускались по эскалатору, забирали вещи и выходили к машинам, минуя охрану.
Другими словами, выйти можно было только через стойку регистрации, и там скорее всего ждали Онтонгарды.
— Проверим двери, — предложил Укия.
В каждом зале ожидания имелось четыре двери; через грязные стекла видно, что сейчас они открываются прямо в воздух на высоте тридцати футов над землей. Раньше прямо отсюда к самолетам уходили посадочные трапы, сейчас стальные двери были накрепко заперты.
— Черт, у нас нет времени вскрывать замки!
Макс знал, что только в фильмах эта операция занимает секунды. Шум перестрелки приблизился, детектив с ревом схватил стул и запустил его вокно, но стул упал, не причинив стеклу вреда. Пули «зауэра» только пустили по стеклу сеть трещин.
— Чертова безопасность!
— Кто-то идет.
Укия перехватил ребенка и достал «кольт». По коридору к ним легко бежал Ренни с дробовиком в руке, из раны на бедре текла кровь.
— Волчонок! — закричал он. — Вот уж кто везучий! Ты гляди, напарника нашел. Может, ты еще и дистанционный ключ отыскал?
— Конечно. Это же моя работа.
— Он это умеет, — подхватил Макс.
— Ура! Значит, еще повоюем. — Вожак прищурился, глядя на спящего ребенка. — А это что такое?
Он потянулся за младенцем, Укия сделал шаг назад.
— Он мой.
— Я ничего ему не сделаю, просто подержу. Юноша неохотно протянул ему Память, и Ренни бережно взял малыша на руки.
— Я не держал ребенка на руках с тех пор, как взорвался Медведь. Так странно знать, что в один прекрасный день этот малыш вырастет большим и сильным. Какие маленькие ручки! В детях людям является Бог.
— Укия думает, это его ребенок, — осмелился вставить Макс.
Ренни коротко рассмеялся:
— Конечно, его. Даже если не чувствуешь его кровь, его запах, то уж по глазам и волосам родство определить — раз плюнуть. Онтонгард наверняка пытали Память волчонка и набивали ее едой.