Место схватки продолжали освещать, пока на грязной дороге за деревьями не остановилась машина «скорой помощи». Сквозь деревья протащили носилки, и полицейские очень аккуратно уложили на них Укию. Когда носилки подняли и понесли к машине, он увидел молодую женщину — она лежала в неудобной позе совсем недалеко. Грудь ее украшала цепочка дыр от полуавтоматического пистолета, глаза были открыты, зубы оскалены. И все же казалось, что она еще жива.
   — Макс… — Укия мог только шептать, но он надеялся, что микрофон выручит и Макс услышит его. — Она еще жива…
   Один из медиков взглянул на него, нахмурился и потянулся к наушнику.
   — Простите, нам придется это снять.
   Он был слишком слаб, чтобы возражать. Где-то на границе сознания висела непроглядная тьма, и Укия почел за лучшее сдаться на милость врачей.
 
   — Вас словно в банк крови окунули, а на шее только царапина.
   Впервые за весь вечер с Укией кто-то заговорил, а не выкрикивал непонятные инструкции над его распростертым телом. Молодой ординатор в старомодных очках в металлической оправе явно скучал — опасная для жизни рана оказалась всего лишь порезом.
   — Вам повезло. — Ординатор вносил пометки в больничную карту Укии. — На полдюйма длиннее и глубже, — и смертельная кровопотеря за несколько минут. А так — только царапина.
   — Холодно, — прошептал детектив.
   — Шоковая реакция. — Ординатор посветил фонариком в глаза Укии и зафиксировал реакцию зрачков в карте. — Неудивительно, учитывая, чтос вами произошло. Мы прокапаем вам глюкозу, это поможет. До утра останетесь в больнице, под наблюдением. Назовите дату рождения. Укия поморгал.
   — Не могу.
   Ординатор нахмурился и снова посветил ему в глаза фонариком.
   — Вы знаете, какой сейчас год?
   — Две тысячи четвертый. — Укия не сразу понял, о чем спрашивает врач. — Меня бросили в детстве, дня своего рождения я не знаю. Мы отмечаем день, когда меня нашли.
   — Ясно. Простите. А в каком году вы родились?
   Укия покачал головой.
   — Вы не знаете, когда вас нашли и сколько вам было лет? — Он снова потряс головой. — Даже приблизительно?
   — Да, — прошептал Укия.
   Не будь он беспомощен, как новорожденный щенок, разговор не казался бы таким ужасным. Ординатор снова нахмурился и стал говорить медленно и громко:
   — Мне надо записать ваши данные. Вы не можете не знать, сколько вам лет. Вы говорите, вас бросили. Где, когда, как?
   Меня бросили, — неохотно объяснил Укия, — в окрестностях Орегона, в глуши, когда мне было… — он беспомощно пожал плечами, — когда я был маленьким. — Укия закрыл глаза, подумал минуту и нашел ответ, который может устроить ординатора. — Три года назад суд признал меня совершеннолетним, чтобы я мог голосовать, водить машину, носить оружие и подать заявку на получение лицензии частного детектива. Конечно, не все сразу, но это хоть как-то определяет возраст.
   Ординатор посмотрел на него с некоторым недоверием, однако внес информацию в больничную карту.
   — Хорошо, запишем, что вам двадцать один год, значит, родились вы в восемьдесят третьем. Место рождения?
   «Если я опять скажу „не знаю“, он станет говорить еще громче и медленней».
   — Меня нашли у города Укия в Орегоне и назвали в честь города.
   — Так и запишем, — бормотал ординатор. — Значит, вы неизвестно сколько жили в орегонской глуши. Как же вы выжили? Вас что, снежный человек воспитывал?
   — Я вырос в стае серых лесных волков.
   — Не может быть! — Ординатор взглянул на Укию в изумлении, очки его соскользнули на кончик носа. — Не верю. — Он поправил очки и потряс головой. — Вы не маугли. Я читал о них, и вы не такой. Маугли так отстают в развитии, что их нельзя научить даже говорить, а тем более — жить в обществе. На них жуткие шрамы, и через несколько лет эти дети умирают. Еще ни один из них не дорос до двадцати.
   Укия поискал подходящий ответ, потом решил не тратить силы. Его собственные родители поражались и радовались тому, как всего за шесть лет он из бессловесного найденыша превратился в частного детектива. Он пожал плечами и подумал, как будет здорово, если ординатор наконец уйдет.
   — Зачем мне врать?
   Молодой врач наградил его долгим взглядом и снова уставился в карту.
   — Номер социальной страховки?
   Ординатор как раз заканчивал заполнять карту, когда за ширмой появился Макс. Он назвал себя, и они с доктором о чем-то тихо поговорили. Потом Макс откинул ширму и пошел к Укии с улыбкой облегчения, спешно стирая с лица беспокойство.
   — А вот и ты! Ну и досталось тебе, парень. Твои мамы меня убьют, когда это увидят.
   — Считай, что ты покойник. — Укия засмеялся, но сразу посерьезнел. — Та девушка… Что с ней?
   Макс нахмурился.
   — Умерла в лесу.
   — Когда меня уносили, она была еще жива. Макс покачал головой и потрепал Укию по плечу.
   — Ее сразу увезли в морг. Не кори себя, у тебя не было выбора, выбор сделала она. Внезапная смерть.
   — Что теперь будет? Полиция арестует меня за убийство?
   Она зарезала четверых и могла убить тебя!.. Никто не будет тебя ни в чем обвинять. — Макс взял стул и присел рядом с койкой. — Полиция сделает вскрытие и проведет расследование. Им же надо выяснить, была она психопаткой или просто чем-то укололась.
   — Ты уверен?
   — Я же слышал, что она тебе говорила. Она была ненормальной.
   Укия попытался вспомнить тот разговор и понял, что в его фотографически точной памяти сейчас зияют громадные пробелы. Он хорошо помнил поездку в «чероки», кошку в белом «саабе», а потом связность терялась. Макс просит его взять пистолет… первая жертва в коридоре… спальня девушки… Как кадры из фильма, а между ними — чернота. Последнее, что он помнил, — девушка скорчилась в темноте, ее глаза светятся сумасшедшим огнем. Укия знал, что застрелил ее, что сам был ранен. Он видел ее раны, помнил, как отдача била в плечо… И не мог вспомнить, как все происходило.
   — Диск все еще у тебя? Макс подумал и кивнул.
   — Я записывал, как всегда. Диск еще тепленький.
   — Мне надо посмотреть его.
   — Завтра.
   — Ты можешь принести компьютер…
   — Нет. Нет-нет. За нами к больнице ехал фургон новостей, потом сюда подъехал еще один. Я должен позвонить твоим мамам, предупредить их. А тебе надо поспать, так сказал доктор.
 
   Укии сделали капельницу с глюкозой, потом перевезли его наверх, сложили личные вещи вшкаф и начали объяснять, как пользоваться палатой, но молодой человек навещал в больнице «Пресби» маму Лару и знал все местные особенности. Оставшись один, он закрыл глаза и начал свой ежевечерний ритуал: распознать и запомнить больничные шумы, а когда они станут привычным фоном — снова прожить сегодняшний день. В тишине на него обрушилось множество событий, шумов, вкусов и запахов. Среди них было много бесполезной информации: дальний рев трактора, первая страница газеты, которую за завтраком читала мама Лара, новости и реклама по радио в машине, слабый запах кошки из белого «сааба», вкус земли и крови после того, как он пришел в себя в парке…
   Всем этим можно было пренебречь. Отсутствовало самое необходимое: информация о девушке. Остались только пустые места, как будто своим мечом девушка вырезала и его воспоминания. Укия тихо зарычал и начал копаться в оставшихся воспоминаниях о том доме. Почему ее комната показалась ему такой странной? Он вспомнил названия ее книг, дисков с музыкой и информацией. В музыке их вкусы совпадали, но книги касались программирования сложных роботов. Укия со вздохом признал, что о доме практически больше ничего не помнит. Однако с того момента, когда очнулся в парке, он помнил все. Вот парамедик оттирает Крэйнака в сторону, его густой голос словно плывет над Укией. Вокруг, как спутники около планеты, движутся другие: полицейские, только что подъехавший Макс, а дальше всех, за шуршащей полицейской лентой, — репортеры. Несколько разговоров сплелись в один, тогда, в парке, Укия просто не обращал на него внимания. Сейчас он снова прослушал все от начала до конца.
   — Дыхание поверхностное, быстрое…
   — Джо?..
   — Тащите сюда экспертов, пока снова не полило…
   — Это я, Макс…
   — Прямой эфир на счет «пять»…
   — Укия ранен…
   — Четыре…
   — Давление низкое…
   — Три…
   — Проверьте, может, кто-то прячется в кустах…
   — Два…
   — Ну что?..
   — Рана слева возле сонной артерии…
   — Нет, не знаю, насколько сильно…
   — Один…
   — Похоже, оба убиты…
   — Пациент в сознании и зажимает рану…
   — Его везут в больницу…
   — Я Пола Кири, и это новости Четвертого канала…
   — Какого черта Гекс задумал ? Зачем его людям убивать друг друга?..
   — Нет, не знаю, в какую. Узнаю — перезвоню…
   — Мы ведем репортаж в прямом эфире из Окленда, с места убийства…
   — Вряд ли оба — его люди. Мальчик может быть одним из наших…
   Укия нахмурился. «Один из наших» — это о нем? И кто это сказал?
   Он отделил разговор от остальных, ориентируясь по направлению и громкости.
   — Ну что?
   Женщина слегка задыхается, словно только что бежала. Укия вспомнил: она почти неслышно подбежала к поляне и остановилась в двадцати — тридцати футах, в темноте. Штормовой ветер принес ее мускусный запах, смешанный с выхлопными газами, сигаретным дымом и джином.
   — Похоже, оба убиты.
   Этот мужчина стоял возле женщины с того момента, как Укия пришел в себя; он молча наблюдал за происходящим. У Укии мурашки побежали по спине: а может, он с самого начала был в парке, только его никто не заметил?
   — Какого черта Гекс задумал? Зачем его людям убивать друг друга?
   Женщина в удивлении пожала плечами, и раздался тихий скрип кожи. Укия почувствовал запах выделанной кожи, так пах жилет Макса.
   — Вряд ли оба — его люди. Мальчик может быть одним из наших.
   Наступило долгое молчание, в него стал просачиваться посторонний шум. Укия отогнал его и сосредоточился на таинственной паре.
   — Ты прав, — произнесла наконец женщина, прервав молчание. — Он один из нас.
   — Я не смог подойти ближе, и я не узнаю его.
   Я чувствую его отсюда. — И снова пауза, во время которой по Укии словно пробежал слабый разряд тока, подняв дыбом волосы на его затылке. Он вспомнил, что чувствовал то же самое за несколько секунд до этого. — Пахнет он правильно, Ренни, но что-то странное в нем есть.
   — Да в нем все странно, — ответил тот, кого назвали Ренни. — Ты знаешь, как его зовут?
   Зовут? Было неуютно знать, что им известно его имя. Хотя почему бы и нет, он много помогал полиции.
   — Зовут? Его называли Укия.
   — Орегон, — назвал Ренни его фамилию. — Укия Орегон.
   — Укия, штат Орегон? — В отличие от большинства людей эта женщина знала, что так называется город. — Надо рассказать Койоту.
   И они удалились легким бегом, а вовсе не шагом, как можно ожидать от людей в мокром ночном парке.
   Укия снова прокрутил в голове странный разговор. Кто эти люди? Почему они наблюдали за ним из темноты? Кто такой Гекс? Что значит, что доктор Дженет Хейз была «его человеком»? Короткий разговор дал больше вопросов, чем ответов. И только прокрутив его в третий раз, Укия понял: говорили не по-английски.
   У него была фотографически точная память, он распознавал множество языков: испанский, немецкий, французский, японский, китайский… Но это был другой язык. Укия так хорошо знал его, что неосознанно перевел разговор. И что еще более странно, он не смог вспомнить, когда и при каких обстоятельствах мог его слышать. Знание пришло откуда-то из глубин памяти. А единственное, чего он не мог вспомнить с абсолютной четкостью, — период раннего детства. Кто были его родители? Что с ними случилось? Как он оказался в волчьей стае? Ответы крылись за стеной непробиваемой, недоступной для памяти тьмы.
   Укия сел в постели и посмотрел в окно, на темный Окленд и Шенли-парк. Эти люди знали город, где его нашли. Они говорили на языке, который он помнит со времен детства, хотя больше не помнит ничего. Они сказали: «Он один из нас».
   Надо найти их сейчас же, пока след не остыл.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

   Вторник, 16 июня 2004 года
   Питтсбург, Пенсильвания
 
   По сравнению с жизнью среди людей детство в волчьей стае казалось Укии временем снов. Он не помнил ни начала, ни того, сколько это продолжалось; времена года плавно перетекали друг в друга. Укия мог выбрать воспоминание подобно камню из реки, осмотреть его и бросить обратно, чтобы оно затерялось, как галька среди гальки. Вот лесной пожар, в котором он чуть не погиб; вот белый волк, который его ненавидел, вот он убивает этого волка; вот бежит от раненого гризли, а вот обхитрил росомаху. Воспоминания без времени, и только с трудом он мог сказать, что было раньше, а что — позже. Укия не знал даже, насколько маленьким попал в стаю — младенцем, ребенком, подростком? Казалось, он с начала времен бегает в стае волков.
   Время для Укии пошло, когда мама Джо поймала его в гуманную ловушку для волков. Та зимняя ночь, проведенная в стальной клетке, изменила всю его жизнь. С тех пор каждый день был четко обозначен и соответствовал человеческому календарю. Тридцать пять дней они провели в Орегоне, пока мама Джо заканчивала и сдавала диплом. Затем — с 24 февраля по 6 марта — была поездка в Питтсбург, которая показалась Укии ужасно долгой: он не умел говорить, не знал ничего о современном мире и еще меньше — о правилах личной гигиены. Он помнил, когда научился одеваться, есть вилкой, когда сказал свои первые слова.
   Жизнь Укии делилась на две половины: с 20 января 1996 года он мог вспомнить все по минутам, его время отсчитывали часы и фиксировали календари. Но то, что было до этого дня, оставалось тайной. Откуда он? Кто он? Укия так хотел узнать! Однако это было невозможно: даже если вернуться в Орегон, волки ему ничего не расскажут. В отличие от Маугли из книги Киплинга со стаей он не общался. Мальчика просто терпели рядом и позволяли кормиться объедками. И если таинственная пара в Шенли-парке узнала его, их надо непременно разыскать.
   Укия вытащил из левой руки внутривенную иглу. Когда ему ставили капельницу, он еще не совсем пришел в себя и теперь поразился длинеиглы. Поморщившись, он выбросил ее в корзину для мусора. В пластиковой коробке Укия нашел все, что врачи вытащили из карманов, срезая с него окровавленную одежду. Натягивая запасной комплект одежды, который Макс принес из джипа, рассовал мелочи по карманам; сотовый телефон, армейский нож, бумажник, два шоколадных батончика, запасную обойму к пистолету. Самого пистолета не было: его или забрал Макс, или спрятала служба безопасности больницы. Укия не огорчился потере, все равно терпеть не мог пистолет. Выйти из больницы оказалось просто: ночью в коридорах почти никого не было. Быстрым шагом он направился через Окленд к парку.
   На Пятой авеню царила тишина, Форбс-авеню заполнили студенты, они толпились в дверях и на тротуарах; следующая улица оказалась пустой и темной. Укия перешел мост между Питтсбургским университетом и кампусом университета Карнеги-Меллон, взобрался по крутому склону холма к центру дикой природы Шенли-парка. Место преступления находилось к юго-востоку оттуда: эта часть не являлась собственно парком, но была слишком каменистой, чтобы кто-то решился ее застраивать. В Питтсбурге таких мест множество: всего в полумиле от центра города можно увидеть дикого индюка или белохвостого оленя. Укия замедлил шаг, вспомнив, что безоружен и никто не знает, где он.
   Вначале он заметил следы «скорой» — глубокие колеи в свежей грязи. Подъездная дорога, которую нашел Макс, оказалась всего лишь ровной и широкой тропой, впрочем, недостаточно широкой, судя по вывороченной с корнями молодой поросли. Идя по следам, Укия вышел на утоптанную площадку, где и была убита девушка. Землю усыпали ампулы от лекарств, которые ему кололи врачи «скорой», окурки «Мальборо» Крэйнака и пистолетные гильзы. Везде были следы — и кровь, много крови. Укия точно мог сказать, где лежала, истекая кровью, девушка, — сейчас он чувствовал ее почти так же хорошо, как тогда, когда она стояла напротив и осыпала его безумными обвинениями. Рядом лужа крови убитого полицейского, но это была просто пролитая кровь, и ничего больше. Свою же собственную кровь, как и кровь девушки, он мог найти с закрытыми глазами. Задумавшись, юноша присел около пятна. Почему их кровь похожа?
   Что-то маленькое зашевелилось на земле и, перебирая крошечными ножками, подобралось к его руке. Вскрикнув, Укия отдернул руку, и животное снова зашевелилось, отыскивая запах. Молодой человек присмотрелся: на земле копошилась полевая мышь с очень темным мехом.
   «Ну что, от мышей шарахаемся?»
   И все же странно… Почему мышь не скрылась?
   Пока он сидел и смотрел, зверек подбежал ближе, поставил передние лапки на его ботинок и посмотрел прямо ему в глаза своими черными глазами-бусинками.
   — Какая-то ты странная мышь.
   Укия не знал, уйти или подобрать мышь. Это может быть опасно: бесстрашными зверей делает, например, бешенство. По крайней мере бешенство объяснило бы поведение доктора Дженет Хейз. Однако мех мыши был ровным и блестел, и болезнью от нее не пахло. Возможно, это домашний зверек, который просто потерялся. В конце концов Укия протянул руку, и мышь взобралась ему на ладонь; в этом было что-то правильное, да и зверьку так явно уютнее. Молодой человек поразился тому, какое это существо маленькое и хрупкое: головка размером с подушечку его пальца, а лапки — тоньше соломы. Наверняка это мышь Дженет Хейз. Она носила ее в кармане, а может, и просто в руке. Когда ее убили, зверек потерялся.
   — Зачем держать дома мышей?
   Укия говорил вслух. Мышь тем временем сосредоточенно искала в его ладони еду. Он посадил зверька в нагрудный карман — тот остался доволен — и скормил ему шоколадный батончик. От сладкого запаха у Укии потекли слюнки, и второй батончик он съел сам. Затолкав обертки в карман брюк, юноша оглядел замусоренную поляну и почувствовал себя виноватым. Сам он принес сюда только пистолетные гильзы, но остальной мусор появился здесь в той или иной степени из-за него. Укия принялся подбирать гильзы из грязи и рядом с последней обнаружил металлический цилиндр размером примерно с шариковую ручку, черный и матовый. На цилиндре была кровь Дженет Хейз — в последние минуты жизни та держала его в руках. Укия погадал немного, что бы это могло быть, и убрал странный предмет в карман.
   В парке начали перекликаться птицы, устанавливая границы своей территории. Укия поморщился: Макс скоро проснется и поедет в больницу проверить, как его напарник. Надо быстро найти то, за чем он пришел, и возвращаться. Он вспомнил, как лежал и откуда раздавался странный разговор, и быстро нашел скалистый выступ, на котором стояла пара. Чтобы попасть туда, Укии пришлось продираться через упрямый и густой кустарник, а незнакомцы, он помнил, пришли и ушли очень тихо. Следы мужчины оказались частично затоптаны, но было видно, что он обошел вокруг Укии и доктора Дженет Хейз, пока их еще не нашли, а потом встал там, где мог наблюдать, оставаясь незамеченным. Женщина сбежала с холма и присоединилась к нему на скалистом выступе.
   Молодой детектив еще раз взглянул на крутой подъем и густой подлесок. Она прибежала прямо к нему в темноте и под дождем! Ни разу не оступилась, не спросила, куда идти!.. На затылке Укии зашевелились волосы, и он пригладил их ладонью. Возможно, они хорошо знают парк и договорились встретиться именно здесь. На них могли быть приборы ночного видения. Да мало ли как можно это объяснить! Он сделал вид, что поверил собственным объяснениям.
   И мужчина, и женщина были в ботинках, одинаковых во всем, кроме размера. Они вместе повернулись и взбежали по холму, повторяя путь женщины вниз. Укия шел по их следам до границы парка, там в грязи обнаружились глубокие следы мотоциклов. Дождя в колеях не было, значит, их оставили уже после того, как он пришел в себя. По этому следу детектив дошел до улицы, но на асфальте грязь высохла, и обновлялся след только тогда, когда владельцы мотоциклов проезжали по лужам; они двигались куда-то в сторону Хоумстеда. Наконец идти дальше стало невозможно. Укия присел на тротуар, касаясь подсыхающей грязи. Часть его рвалась вперед в надежде на то, что рано или поздно след снова обнаружится, однако другая часть уже расслышала невдалеке рев «хаммера» Макса.
   Мама Джо в шутку звала его армейской машиной, но Укия знал, что Макс выезжает на «хаммере», когда ему надо справиться с неуверенностью или страхом. Каким-то образом такая смена машин успокаивала старшего детектива: он становился смелее, громче и чаще рассказывал о том, как десантники в свое время надрали задницу Ираку. Возможно, за рулем «хаммера» Макс все еще чувствовал себя частью вооруженных сил. Так или иначе, раз уж Макс вывел «хаммер» из гаража и ищет Укию, лучше оставаться на месте. Макс вооружен и явно нервничает, а ругаться будет так, что молоко скиснет.
   Машина быстро подъехала и остановилась рядом; своей приземистой формой и круглыми фарами она неуловимо напоминала рассерженную росомаху. Стекло со стороны водителя опустилось, выпуская наружу море информации в виде запаха, Макс выглянул и наградил Укию долгим странным взглядом, от которого тому сделалось хуже, чем от любого скандала.
   — Залезай, — вымолвил наконец детектив. Укия послушно обошел машину и забрался внутрь.
   Пистолет сорок пятого калибра, который Макс носил в наплечной кобуре, был недавно почищен, в пепельнице дымилась вишневая сигара, а на ботинках водителя после дозаправки остались пятна бензина. И все это не могло скрыть запах его страха. Укия съежился на сиденье; молчать ему совсем не нравилось, но нарушать тишину он боялся.
   Макс сделал крутой разворот и двинулся к центру города.
   — Как ты меня нашел?
   Укия наконец решился заговорить.
   — Маячок. Я же параноик, вот и прикрепил маячок к твоим джинсам.
   Макс постучал по открытому ноутбуку, на экране которого двигалась карта и мигал указатель. Он помолчал немного, потом спросил:
   — В парке кто-то был, да? Ты вернулся, чтобы все проверить.
   Укия кивнул.
   — Как ты это понял?
   Час назад меня подняли с постели. Полиция. Кто-то убил дежурного следователя и украл из морга тело девушки. Каким-то образом с этой историей связано ФБР — они позвонили в больницу узнать, как твое состояние, и выяснили, что тебя нет в палате. То есть пропало и тело девушки, и частный детектив, который ее убил. Полиция хотела, чтобы я пролил немного света на такое странное совпадение. Я активировал маячок и узнал, что ты бегаешь по Шенли-парку в полной темноте. — Макс снял бейсболку и слегка хлопнул Укию. — Где твоя голова?!
   По крайней мере это был все тот же прежний Макс.
   — Я хотел проверить след, пока снова не пошел дождь.
   — Нет, с головой у тебя точно проблемы! Какого черта ты мне не позвонил?
   — Ты бы не выпустил меня из больницы.
   — Вот именно! — фыркнул Макс. — Это вам не ребенок, которого украл разведенный отец-неудачник. Мы вляпались во что-то серьезное, Укия. Я проверил девушку — у доктора Дженет Хейз был сверхсекретный допуск, такого простым наркоманам не дают. Да если и дают!.. Она с отличием окончила Мичиганский технологический, наркоману такое не по силам. Я просмотрел вчерашнюю запись. Похоже, девчонка на что-то наткнулась и страшно этому удивилась.
   Впереди замаячил красный сигнал светофора. Макс остановил «хаммер» и повернулся к Укии.
   — Ее втянули во что-то очень гадкое. Из морга украли ее тело, органы и даже образцы крови. Там не ко времени оказался дежурный следователь, так его, прежде чем убить, еще и искалечили. А ты что делаешь? Бежишь неизвестно за кем — без оружия, без помощи, и никто даже не знает, что ты не в больнице!
   — Прости, Макс.
   — Очень мило! Мне что, сказать «простите» твоим мамам, когда тебя убьют? «Прости, Джо. Прости, Лара. Я вытащил вашего мальчика в большой и злобный мир, и вот его убили». Да, здорово звучит!
   Укия терпеть не мог, когда Макс вел себя с ним как с ребенком. Кто-нибудь другой — еще ладно, но Макс — он же первый начал вести себя с ним как со взрослым! Причем не угадаешь, когда ему взбредет в голову прочесть нотацию. Вроде все идет нормально, а потом раз! — и Укия снова оказывается на месте ребенка.
   — Я больше так не буду. Честно. Когда мне придется кого-то преследовать, я возьму пистолет и попрошу помощи.
   — Вот так-то лучше. — Макс включил первую передачу и проехал перекресток на зеленый свет. — Полиция просила привезти тебя в контору следователя, как только я тебя найду.
   — Зачем?
   — Они сказали: либо туда, либо в участок. Идея с участком мне не понравилась — очень уж на арест похоже.
   На углу показался «Макдоналдс». У Укии заурчало в животе, и он вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего обеда.
   — Давай вначале проедем через «Мак-Авто», купим поесть! — предложил он.
   Макс не стал отвечать, просто завернул на стоянку.
   — Надеюсь, ты не пожалеешь об этом, когда мы приедем на место, — задумчиво говорил старший детектив, глядя на кучу еды на коленях у Укии, когда через три минуты они выехали со стоянки.
 
   В морге творилось настоящее столпотворение. Макс доложил об их прибытии первому же встреченному человеку в форме, но тот пожал плечами и мотнул головой в глубь коридора:
   — Похоже, вами заинтересовалось ФБР. Даже не зная, где произошло убийство, Укия нашел бы дорогу по запаху. Последняя дверь по коридору открывалась в комнату, где обычно проводили вскрытия; сейчас она была в полном беспорядке, да еще и залита кровью. В дальнем углу валялся труп темнокожего человека средних лет, когда-то белый халат его промок от крови. Человек был изуродован, словно над ним поработала стая волков: живот вскрыт, внутренности вывалились, сердцем и печенью кто-то явно полакомился, а лицо местами обглодано аж до кости. Укия услышал, как рядом тихо ругается Макс; его Бог явно не возражал, когда его имя поминали всуе.