Еще двое парней расступились перед ним на площадке первого этажа, и еще трое были на четвертом. Один юнец попытался загородить дорогу.
   — Вы, кажется, спешите, мистер? — спросил он, но, встретив решительный взгляд Берка, ответившего: «Спешу», пропустил его наверх. Генри Кэмпбелл был старым — старым молодым человеком, который за свои годы прожил дюжину жизней и пришел в упадок. У него не хватало волос для прически в стиле «афро», его любимой. Он похудел, лишился переднего зуба и розоватого цвета ладоней.
   — Здорово, Генри!
   — Оставьте фамильярность. Для вас я мистер Кэмпбелл. — У него был отличный нью-йоркский выговор.
   — Брось кочевряжиться. Ты меня знаешь, — проронил Берк.
   — Я гляжу, вас, копов, ничего не остановит.
   — Ничего.
   — Как вам понравились мои парнишки на лестнице?
   — Я с ними не знаком.
   — Может, когда-нибудь познакомитесь.
   — Перейдем к делу.
   — Вам что-то нужно? Как это я сразу не сообразил?
   — Конечно, не сообразил. Должен сказать, что сегодня не та ночь, когда приятно одному быть на крыше.
   — Дай на хлеб, офицер.
   Джил порылся в кармане и, разжав кулак, выронил на протянутую ладонь пенни.
   — Как раз на хлеб. Большего дело не стоит.
   Негр рассмеялся и опустил монетку в карман рубашки.
   — Ты шутник, брат. Пожалуй, мы договоримся.
   — Пожалуй.
   — Задавай вопросы. Сегодня я знаю свои права.
   — Помнишь убийство Берковица и Менуота?
   — Помню.
   — Ты говорил, что видел в этом районе Марка Шелби?
   — Да, именно так я и говорил...
   — А после ты этого никак не мог вспомнить и путался в своих же показаниях.
   — Все так, все верно.
   — Итак?..
   — Да, Джил... Черт побери! Я называю полицейского по имени... Наверное, лучше говорить: мистер Берк?
   — Так ли это важно?
   — Нет, конечно.
   — Ну же?
   — Я видел его. Отлично видел. Он был на улице. Я точно помню: десять долларов на чай забыть нельзя.
   — Даже через миллион лет, — согласился Джил.
   — Я хочу сказать... до того, как ты задашь этот вопрос, что...
   — Что?
   — Я никак не могу забыть тех двух парней, которые показали, что может со мной случиться. Они растолковали мне все и оставили пятьсот долларов, чтобы я молчал.
   — Интересный разговор.
   — Считай, Джил, что я по-прежнему ничего не помню. Все это глубоко похоронено и никому не докопаться. Эти парни могут спокойно выпустить мне кишки и намотать на шею, а без кишок мне жить неохота, понятно?
   — Конечно.
   — Заставить меня вспомнить это дело просто невозможно. Я рассказал это сейчас лишь потому, что меня просил Большой Вилли. Теперь вам все известно, можете идти домой.
   — Так что же делал Шелби?
   — Ничего. Я просто видел его там.
   — Далеко от конторы?
   — Ни далеко, ни близко. — Куда он направлялся? — Никуда. Просто стоял там. Мне вообще с самого начала надо было ничего не говорить, но по молодости я этого не знал. Из-за этого мне чуть было не выпустили кишки.
   — Сейчас ты работаешь?
   — У меня гараж на паях с братом на Десятой Авеню. А что?
   Джил вытащил стодолларовую банкноту и сунул в тот же карман рубашки, где лежала монетка.
   — Вечно трачу много денег. Недавно, например, пришлось менять шипы на автомобиле.
   Генри вынул банкноту из кармана, взглянул на нее и, усмехнувшись, вернул Джилу.
   — Сукины дети полицейские!
   — Сукины дети черномазые! — рассмеялся Берк.
   Когда они, прощаясь, пожимали друг другу руки, Генри сказал:
   — Хоть я и скряга, но сегодня пенни было достаточно.
   — Я учту и его при подведении баланса. А ты береги кишки. Они тебе когда-нибудь пригодятся.
   — Проклятье! Почему когда-нибудь? Они мне и сейчас нужны. Тем более, что я недавно женился.
   Арти Микер любил острую мексиканскую кухню, такую, что, когда он управлялся со стручками горького перца, официанты показывали на него, крутя пальцем у виска. Все-таки не часто встречаются гринго с железным желудком. Хорошо, если он успеет оставить чаевые до своей смерти.
   У Педро Кабелла была самая жгучая и острая кухня из всех кубинцев, живущих в Майами. Родом он был из Нуэва Лореда, где приезжим идиотам-гринго нравилось пробовать вулканическую кухню. При каждом удобном случае Арти заезжал к Педро.
   Кабелла убрал остатки ужина в ящик, решив, что возьмет их домой и съест за завтраком. Посмотрев, как Арти оживленно беседует с толстой Марией, Педро улыбнулся, подумав, что, когда при поцелуе Мария почувствует вкус его губ и языка, она онемеет от неожиданности.
   Но Арти ждали дела. Он заплатил за ужин, взял саквояжик и купил сигареты перед выходом. Он не обратил никакого внимания на тщедушного паренька, который вышел незадолго до его появления. Паренек продолжал стоять в будке, когда Микер садился в машину. Когда «седан» выехал на бульвар, парнишка связался с далеким городом и, назвав номер «седана», дал описание машины. У него была интересная работа. Трижды в день он питался за чужой счет, а если находил машину с нужным номером, получал солидный гонорар. Конечно, он мог бы сообщать и побольше номеров и получать побольше гонорара, приходящего по почте, но он боялся человека, предложившего ему эту работу. Даже не боялся или страшился, а был просто в ужасе от него.
   Наедине со своими книгами, перфокартами, телефонами и новенькой ЭВМ, Леон Брей чувствовал себя надежно и уютно.
   В одном из швейцарских банков на его счету значилось десять миллионов. Квартира в Нью-Йорке была роскошной. В Лас-Вегасе было имение в сорок акров, там же была конюшня и восемь лошадей. Дача в Байе, штат Калифорния, где он мог, когда возникало желание, развлекаться с какой-нибудь артисткой. И коттедж в Кейтсилле, о котором никто не ведал. «Мой дом — моя крепость», считал он. Любую его просьбу организация выполняла без разговоров. Он все же был фильтром, через который проходили все факты, касающиеся бизнеса. Потом информация сортировалась, обрабатывалась, записывалась и, наконец, могла быть выдана в любой момент. Элита охранников обеспечивала безопасность, делая крепость неприступной, совершенно неприступной. Порталы внизу охраняли Прожженный Ян и его любовник Люсьен. Вид крови стимулировал их, к кровопролитию они были всегда готовы. Это были безукоризненные стрелки.
   Выше несли дежурство Олли, Метт и Вуди. Оттуда они следили за всеми входами и выходами, и любой противник сразу же попадал под их перекрестный огонь.
   Наверху Льюп и Кобра играли за маленьким столиком в карты, потому что дежурство в крепости всегда было скучным занятием. Им понравился переезд на Лонг-Айленд: и бар рядом, и комнатушки, куда удобно затаскивать баб.
   У Леона Брея были причины считать себя в безопасности.
   Но он не мог знать, что внизу окровавленное тело Яна лежит на трупе Люсьена. В глазах Люсьена застыл ужас, когда исключительно острая бритва вошла ему в горло.
   Олли, Метт и Вуди так и не поняли, какой запах у смертельного газа, вошедшего в их легкие. Они ощутили страшный спазм, их тела одновременно содрогнулись, руки, потянувшиеся к горлу, закоченели. Когда они падали на пол, шум падения был довольно громким, но все же не настолько, чтобы встревожить охранников этажом выше.
   Такое создание Льюп увидел впервые, и вместо того, чтобы сразу же пустить в ход оружие, сначала только разинул пасть. Этого оказалось достаточно, чтобы раздавшийся негромкий хлопок снес ему полчерепа.
   Кобра, заслуживший свое прозвище благодаря сверхбыстрой реакции, вовремя отскочил в сторону, пригнувшись и высматривая цель. Но, увидев, не успел нажать на курок. Второй хлопок выбил у него из рук пистолет вместе с запястьем. Третий хлопок-выстрел угодил ему в рот, и светло-зеленая стена, у которой он стоял, украсилась сгустками крови и кусочками мозга. Стрелявший снял противогаз, вытер с лица пот и снова надел его. Все это время он почти не дышал — рисковать было слишком опасно. Через пять минут вентиляторы очистят помещение от газа, тогда можно будет дышать спокойно. Он взглянул на часы. Не шевелясь, прождал пять минут и сдернул маску.
   Прошло еще десять минут. Зазвонил внутренний телефон.
   — Льюп, машина готова? — спросил Брей.
   — Готова, — раздался в ответ голос, который Брей посчитал за голос Льюпа.
   Свет в щели между полом и дверью кабинета потух, один за другим щелкнули запоры и Леон вышел из кабинета с чемоданчиком под мышкой. Он вставил ключ в дверь, запер замок и повернулся к своему охраннику, чтобы отдать приказ.
   Он не успел даже закричать, потому что стремительный удар в глотку перебил дыхание. Леон ударился о стену и стал сползать по ней. Его рука инстинктивно выхватила из-за пояса «беретту». В этот момент ему почудилось, что он выиграл схватку. Противник, перехватив его руку, развернул пистолет дулом ему в грудь. Пуля пронзила ребра и мышцы, пробуравила легкие и, ударившись в позвоночник, срикошетировала в аорту. Леон Брей ощутил, что у него из кармана забирают ключи, но, умирая, уже не обратил на это никакого внимания. Он мучительно умирал у открытой двери своего кабинета, в котором медленно горел фитиль, подбиравшийся к трем пачкам динамита.
   Болди Формен положил карты на стол.
   — Хорош.
   Напротив него за столом в обшарпанном кабинете сидел Вито Бертольди и подсчитывал результат.
   — Пока я еще у тебя выигрываю, — подвел итог Вито. Он потасовал карты и приготовился к сдаче, но, глянув на дешевый будильник, стоявший на пустом стуле, забеспокоился.
   — Что с ними случилось? Им уже пора быть здесь.
   — Ты, Вито, лучше не о них думай, а смотри за этими двумя.
   — Какого черта француз прислал их сюда?
   — Они талантливы. Без ножа в кармане к ним и подходить страшно. Я встречался с парочкой таких вампиров в Корее. Они могли делать все, что угодно, и начальник их не трогал. Худшие убийцы из всех, кого я видел. Настоящие мясники и любители своего дела. При виде крови звереют. И знаешь, оба отхватили награду за хорошую службу... Им уж пора прийти. Опаздывают на десять минут.
   — Значит, Леон задерживается на работе.
   — Черт бы его побрал вместе с машинами. Никогда не приходит вовремя. — Позвони им, узнай, что случилось.
   Вито с раздражением еще раз взглянул на будильник, бросил карты на стол, набрал номер и услышал длинные гудки.
   — Не отвечают.
   — Попытайся еще раз. Возможно, ты набрал не тот номер.
   Вито положил трубку, после чего вновь набрал номер. Результат был прежним.
   — Что-то не так, — забеспокоился он.
   Они не стали тратить время на размышления и догадки. Быстро одели плащи, выскочили и побежали к зданию, пересекая улицу по диагонали.
   На звонок никто не ответил. Болди достал свой ключ и открыл дверь, надеясь, что это всего лишь недоразумение. Дверь открылась лишь на несколько дюймов. Чтобы открыть ее дальше, потребовалось дополнительное усилие, так как этому мешали лежащие на полу трупы.
   Когда же Болди увидел страшную картину, то прошептал:
   — Какой сукин сын...
   Эти же слова вырвались у него, когда он поднялся этажом выше и наткнулся на бездыханные тела Олли, Метта и Вуди. Они валялись, неестественно выпучив глаза, открыв рты и схватившись за горло. Они не заметили разлетевшиеся осколки тонкого, как бумага, стекла и, давя их, пошли дальше наверх, сжимая в руках пистолеты со спущенными предохранителями.
   Наконец, они увидели мертвого Леона Брея. Но не его смерть занимала их. Они выполняли приказ Бердуна. Входя в кабинет Брея, они надеялись, что, может быть, найдут кого-нибудь живым и убьют на месте. Убив, они бы хоть немного успокоились.
   Они были слишком напряжены и не обратили внимания на запах дыма. Когда же подошли к источнику дыма вплотную и Болди открыл рот, чтобы предупредить об опасности, сработал взрыватель. Болди и Вито разорвало на клочки, в которых застряли куски дерева, металла и других материалов... Через десять минут приехали пожарные. В это время полиция выводила людей из соседних зданий в безопасную зону. Лишь один журналист, оказавшийся на месте преступления, догадался о том, что это был за дом. Он ворвался в ближайший таксофон и позвонил в редакцию.

Глава 7

   Она собиралась открыть дверь кабинки в женском туалете, когда услышала голоса вошедших уборщиц. Одна из них, работавшая на этаже, говорила:
   — И я сказала этому Менни, чтобы он помолчал. Ведь то, что он видел ее с кем-то в ресторане в Ньюхопе, еще не причина вызывать ее к боссу. Когда она услышала слово «Ньюхоп», ее рука застыла на крючке. Именно там она была с Джилом позапрошлым вечером.
   — Он уже четырежды заходил, но по-прежнему ничего не может предъявить, — продолжал тот же голос. — Я ему говорю: «Менни, не суйся не в свое дело», а он отвечает: «Да заткнись ты!» Говорят, он прикончил родную мать.
   «Нет, — подумала Элен, — он еще не успел встретиться с Бердуном. Француза просто не было в конторе, а он никогда не говорит, куда уходит. Но сейчас босс должен быть у себя, на работу он приходит раньше всех».
   Она подождала, пока уборщицы сменят полотенца, и отправилась на свое рабочее место. Никого из служащих не было, но она слышала, как Бердун разговаривает с кем-то по телефону в своем кабинете. Она быстро приняла решение и вошла к нему в кабинет.
   Мистер Бердун.
   Он безразлично взглянул на нее.
   — Да?
   — Произошло нечто необычное, о чем вам стоит знать.
   — Что такое?
   — Однажды, в конце рабочего дня, мне позвонил мистер Берк. Тот самый, который устроил тогда у входа... ну, это... Он пригласил меня на ужин. Француз все так же невыразительно смотрел на нее.
   — Вы уже ушли. Я не могла с вами посоветоваться. Поэтому и согласилась встретиться с ним, чтобы узнать, что ему надо.
   — Джил Берк... — повторил Бердун. В его глазах промелькнул интерес.
   — Да, он был весьма любезен. Мы вместе поужинали.
   — И вы поняли, что ему нужно?
   — Он хотел разузнать о вас.
   — Обо мне он знает много, даже слишком много.
   — Это я поняла. Но он хотел знать больше, особенно то, что относится к Бойер-Рестон. Кто приходит сюда, что обсуждается на совещаниях...
   — И что вы сказали ему?
   — Вы понимаете, что я могла ему ответить.
   Бердун позволил себе улыбнуться.
   — Что вы о нем думаете?
   — Только одно — он коп.
   — Правильно.
   — Он ведет расследование вашей деятельности и занимает определенное положение в своей системе.
   — Исключительно точное замечание.
   — Учтите, пожалуйста, что мой отец тоже был полицейским. И я знаю их. Их обычаи, привычки, все их маленькие слабости и хитрости. Когда я задала мистеру Берку несколько вопросов, он очень умело ушел от них. Мне бы хотелось сообщить вам больше, но...
   — Этого достаточно. Я ценю вашу лояльность, Элен. Вы не доверяете полицейским, и я вас понимаю.
   Она взглянула на него, и он запомнил этот взгляд. Фрэнк Бердун отлично читал выражения лиц. Никто не мог обмануть его, притворяясь, сколь бы искусным актером он ни был. Француз был доволен ее выражением отвращения, ненависти, злости, которое она выказала. Он разделял эти чувства. Бесспорно, она была искренна.
   Она действительно была искренна. Единственное, чего он не уловил, так то, что Элен выказывала эти чувства по отношению к нему, Фрэнку Бердуну, а не к Джилу Берку.
   — Скажи мне, дорогая, мистер Берк не просил тебя встретиться еще раз? — Просил. Я сказала, что подумаю, поскольку не хотела ничего обещать. — Думаю, когда он еще раз позвонит, ты согласишься.
   Элен колебалась.
   — Вы полагаете, это что-нибудь даст? Вы думаете, он ни в чем меня не подозревает?
   — Мистер Берк выдающийся эгоист, — самоуверенно заявил француз. — Он не в состоянии поверить, что его кто-то может использовать в своих целях, тем более, женщина.
   Она была спокойна, но недоумевающе закусила губу.
   — Я просто не знаю...
   — С сегодняшнего дня вы будете получать прибавку к жалованию.
   — Хорошо, — Элен улыбнулась и кивнула, — но если только он попытается в отношении меня использовать силу, я выхожу из игры. Есть вещи, которыми я не хочу заниматься.
   — Я все понимаю, Элен, и благодарю тебя.
   Когда она вышла, француз снял трубку и велел Менни Фоту заниматься своими обязанностями. Этот приказ означал, что Менни не должен ничего говорить. Гаденыш, подобный Менни, не мог ослушаться свистка своего хозяина. Взгляд француза уплыл вдаль, и он вновь улыбнулся. Ну и куколка эта Элен Скенлон. Ему даже стало неприятно, что он выслушивал чушь, которую нес Менни Фот.
   Передовица утреннего выпуска смело заявила, что дорогостоящее, тщательное расследование о принадлежности конторы каким-то определенным лицам, конторы, где произошел взрыв, показывает, что идет война гангстеров. Заголовок: «ВОЙНА ГАНГСТЕРОВ» успел даже попасть в утренние выпуски теленовостей. Полиция не назвала имена убитых, но один человек за пятьдесят долларов узнал некоторых. Были обнаружены Прожженный Ян и Люсьен. Даже беглое ознакомление с остальными людьми из окружения Леона Брея много о чем говорило. То, что раньше считалось лишь предположением, теперь становилось фактом.
   Роберт Ледерер с раздражением обмахнулся газетой и швырнул ее в сторону. Сжав кулаки, он прошел к красному креслу.
   — Черт побери, комиссар! Как мы можем что-нибудь сделать, когда кто-то выдает такие пенки!
   — Вы были обязаны взять этот дом под наблюдение, — отозвался рослый мужчина в черном.
   — Но мы не знали, что там находится. Они работали в этом доме всего две недели.
   — А кто-то знал, что там делается.
   — Послушайте, это может быть вызвано внутренними волнениями.
   — Ерунда, меня не обманешь! Это проклятая война гангстеров, как называют ее газеты. С дьявольским Синдикатом что-то происходит, а что — мы не знаем. У них накопилось столько трупов, что скоро и хоронить будет негде. А мы заслужили презрение всей общественности от Калифорнии до Вашингтона. — Он взглянул на капитана Лонга и двух инспекторов, стоявших рядом с ним. — Скольких вы арестовали?
   — Навалом, но никто из арестованных не имеет никакого отношения к этому делу, — ответил один из инспекторов.
   — Полагаю, никто ничего не знает?
   — Точно, комиссар.
   — Информаторов вы больше не используете?
   — Они знают не больше нашего.
   — И ни у кого никаких идей. Великолепно! Просто чудесно!
   — Кое-что мы узнали, — резко выпалил Билл Лонг. — Маловато, но все же...
   — Что? — в голосе комиссара послышалось любопытство. Ему надоело вместо ответов получать извинения и объяснения.
   — Труп, обнаруженный в Проспект-парке, частично похож на пару других, найденных давно. Мы послали Петерсона в Чикаго и он узнал там о некоем Виго, который был обычно неравнодушен к человеческим внутренностям. Вот уже шесть лет, как он куда-то исчез.
   — Прекрасно, — съязвил комиссар. — Теперь можно спать спокойно. Великое открытие! Искать парня, которого шесть лет никто не видел. Газетам бы такое очень понравилось.
   Билл Лонг и сам ухмыльнулся. Сказанное им прозвучало глупо, но все же он добавил:
   — По крайней мере, мы сможем опознать убийцу, когда он попадет к нам в руки.
   — Каким образом?
   — Он срезал свой собственный пупок, когда был еще ребенком.
   Для комиссара этого было достаточно. Он швырнул окурок в полупустую чашку кофе и вышел из комнаты. Оба инспектора не знали, что и сказать. Ледерер повернулся к Лонгу и резко спросил:
   — Где вы взяли эту сумасшедшую идею?
   — У вашего любимчика.
   Ледерер не понял, и капитан пояснил:
   — У Джила Берка.
   — Ясно. Так что вы теперь думаете?
   — Пока это единственная надежная дорожка. Все остальное до сих пор себя не оправдывало.
   — Мистер Ледерер! — обратился к помощнику прокурора один из инспекторов.
   — Да?
   — Какую помощь получает ваш Департамент из других городов?
   — Всяческую.
   — И до сих пор ничего ценного?
   — Все окапываются. Многие главари банд растерялись. Верхушка окружает себя телохранителями. Некоторые исчезли из поля зрения. Известно, что состоялось совещание правления, но где и когда, мы не узнали.
   — Итак, кроме срезанного пупка, мы ничего не знаем, — констатировал инспектор.
   — Будем надеяться на пупок. Совещание окончено, джентльмены.
   Трое полицейских попрощались и вышли в коридор. Внизу у лифта они раскланялись с комиссаром, который смеялся какой-то шутке, сказанной Ричардом Кейсом, вышли и сели в машину. Слов, сказанных Кейсом, они не расслышали, но его интонация им не понравилась. Конечно, Ричард был бедным парнем, без денег и связей, и всегда старался угодить людям, которые могли оказаться полезными, но в его поведении было что-то непристойное. Однако, заметить это мог лишь опытный полицейский.
   — Этот Кейс неприятен, — заметил Лонг, захлопывая дверцу машины.
   — Не нападай на него, — возразил высокий инспектор. — Он знает лишь одно: надо добиться прибавки к жалованию.
   — Все равно, я его недолюбливаю и за это, — нахмурился Лонг.
   Марк Шелби очутился здесь, используя свои знания, тонкую деловую проницательность, но ведомый примитивным инстинктом и предчувствием, которые доминировали над всем остальным. Когда он шел к Хельге, то всегда выбирал путаные маршруты, чтобы убедиться, что за ним никто не следит, и в случае чего изменить путь, благо выбор у него был.
   В организации была своя система внутренней слежки. Он помнил, что случилось с Вико Петрочини, и не желал испытывать судьбу. Будучи столь близок к Папе Менесу, он не хотел подвергать себя или структуру империи опасности из-за каких-то особенностей своей жизни, тем более, устанавливая относительно постоянную связь с Хельгой. Правила были достаточно просты. Замереть, если нужно, и смыться.
   Хельга была тем огнем, к которому он не мог не тянуться. Это полыхающее пламя коснулось его год назад и разогревало все больше. В жене, которую он содержал дома в комфорте, окруженной дорогостоящей роскошью, вообще не было никакого горения, только мелодичный голос, исходящий из пухлых губ на вялом, невыразительном лице над еще более вялым и невыразительным телом.
   Хельга была его мечтой, его прекрасной живой мечтой. И плевать на правила хорошего тона. Она была ему просто необходима, и он не мог не встречаться с ней. Никто не знал, что он покинул контору, никто не знал, куда он пошел. В полуподвале он надел плащ с подкладкой, старую шляпу и взял зонт. Даже хорошо, что идет дождь — зонт будет прикрывать лицо. Никто не мог принять его в таком наряде за управляющего конторой, занимающей весь верхний этаж здания. Четыре квартала он проехал на автобусе, специально сев на заднее сидение, чтобы видеть улицу позади. Он вышел на углу, где находился овощной магазин его двоюродного брата Гидо. Войдя в магазин, он еще раз переоделся и вышел через черный ход в переулок, ведущий к соседнему кварталу. Пройдя немного на восток, он остановил такси и сел в него.
   Теперь Шелби был доволен и чувствовал себя в безопасности. Он не обратил особого внимания на старика с бумажной сумкой, который топтался среди мусорных баков в конце прохода. Он так и не узнал, что старику потребовалось почти шесть месяцев терпеливого ожидания, тщательной слежки и точного расчета, чтобы добиться этого. Но ведь единственное, чем обладал старик, так это свободным временем и получаемым раз в месяц чеком, что помогал жить на его мизерную пенсию. Старику повезло, он запомнил три последних цифры номера такси, в которое уселся Марк Шелби. И сразу же сообщил об этом, кому следует.
   — Это точно? — спросил француз.
   Эрик Шмидт погладил усы и утвердительно кивнул.
   — Никаких сомнений. Немцы перестали выпускать его в сороковом году, потому что на его изготовление уходило слишком много ручного труда. Все детали из спецсплавов, а они не могли пускать дефицитные материалы на спортивные штуковины. Теперь этот пистолет — мечта коллекционеров.
   — А сколько их всего?
   — По заводской статистике было выпущено триста штук. Не думаю, чтобы в Соединенных Штатах их оказалось больше шести. В прошлом году журнал оружейников поместил объявление, в котором за него предлагали три косых.
   Они не получили ни одного предложения.
   — А патроны?
   — Только у Крокера. Если бы специалисты по баллистике не проверили мой магазин, я бы никогда не узнал об этом. Но я установил, что все это из спецсплавов. Для уверенности я даже сделал анализ. Полиции я сказал, что сам ничего не знаю, и не знаю, кто мог бы им помочь. Они обошли всех оружейников, и я молился, чтобы Крокер сумел провести их, а сам сразу рванул по этому следу.
   — Подробнее, — попросил француз.
   — Сейчас. — Он закурил сигарету, которая затряслась в его губах, когда он начал говорить, не выпуская ее изо рта. — У Крокера была пачка патронов еще с конца войны. Этот парень зашел к нему в магазин и купил шесть по доллару за штуку. Крокер пытался разговорить его, но тот лишь сказал, что пистолет у него с давних пор и, учитывая рост преступности, он решил запастись боеприпасами. Он запомнил покупателя — высокий парень с длинными волосами, в старом плаще и в очках. Крокер обратил внимание на то, что парень слишком молод, чтобы иметь оружие времен войны.
   — Понятно.
   Шмидт усмехнулся и затянулся сигаретой.
   «Когда же эти чертовы иностранцы научатся брать сигарету в руки при курении?» — подумал француз.
   — И еще одна примета, — продолжал Шмидт. — У него было перебинтовано левое предплечье, а под бинтом скоба, наложенная на свежую традиционную татуировку.