Страница:
В парке на синих елях лежал снег, от тяжести которого гнулись ветви. Я взял комок в ладонь, потер щеки. Все, прочь грустные мысли и переживания. Приближается время встречи. Надо спешить.
Совещание проходило в «каморке у вулкана» — так прозвали зал, где Чаев проводил совещания, когда хотел создать непринужденную обстановку. На стенах висели объемные динамические изображения вулкана Везувий в момент его извержения в 2056 году. Из мебели в помещении имелись низкий круглый хрустальный стол со сложным орнаментом и подвижной подсветкой изнутри и несколько кресел-пузырей. Все уже собрались. Я пришел последним, по старой оперативной привычке пересекая порог минута в минуту в назначенное время.
Беззаботно развалившийся в кресле, Чаев дымил длинной вонючей сигарой, и дым от нее тек в коробочку воздухоочистителя, стоящую на столе. Лика, как всегда, ослепительная, единственная, очаровательная, устроилась по соседству с начальником, забравшись с ногами в кресло, взгляд у нее был отрешенный. Герт Линд и Уолтер Рок сидели рядом, привычно зубоскаля, что являлось их любимым занятием. Герт — наш командир в этой операции, белобрысый высокий норвежец из Тронхейма, врач-экзотерапевт класса «экстра», таких, кстати, на Земле всего четверо. Правда, в Асгарде у него проявились способности не столько врача, сколько специалиста по боевым операциям. Этот вояка от Бога умел действовать быстро и точно, принимая единственно правильные решения. Он был моим инструктором во время прохождения подготовки. Длительное общение было утомительно из-за его едкой иронии, насмешек, переходящих иногда в нарочитый цинизм. Герт любил почесать языком, для чего нельзя было найти лучшего партнера, чем тонкий в кости, с гладкой прической и пышными усами Уолтер Рок — в прошлом властитель женских душ в туманном Альбионе.
У невысокого, похожего по сложению на ребенка Одзуки Есихиро — бывшего учителя из Киото — вид был грустный и задумчивый, он катал в руке три китайских железных шарика, и казалось, что мысли его витают где-то очень далеко. Рекс Маклин — широкоплечий, здоровенный, чем-то похожий на орангутанга негр из Черных Штатов, на толстых губах которого навсегда застыла жизнерадостная улыбка, что-то усердно чертил в своем блокноте. Можно было подумать, что он занят важным делом и излагает на бумаге какие-то серьезные соображения по сути обсуждаемых проблем, но это не так. Его блокноты усеяны десятками, сотнями рожиц — красивыми, безобразными, карикатурными, босховскими. Кстати, по прошлой профессии Маклин мой коллега — полицейский, притом очень неплохой.
Бородатый Мечислав Ковальский, в предыдущей жизни физиолог из Вроцлава, был самым угрюмым и собранным человеком из всех собравшихся. Он постоянно над чем-то экспериментировал в лабораториях Асгарда. Каждая минута у него была распределена. Его отличали немецкая пунктуальность, настойчивость в достижении цели, но вообще-то он был замкнут и сторонился общества. И все же время от времени шляхетская натура давала о себе знать и требовала развлечений — и тогда хоть запирай ворота. Сейчас он медитировал, уставившись в пейзаж на стене.
Широкоплечий? среднего роста красавчик Антон Сваргин — мой бывший инструктор по работе с компьютерами, механизмами (кстати, равных в этом деле в Асгарде ему не было) — сидел, скромно положив руки на колени. Я испытывал к нему самую искреннюю симпатию. Скромный, вдумчивый, он никогда не мозолил глаза и умудрялся всегда оказываться под рукой, когда в нем возникала необходимость. Еще мне импонировало то, что он был предельно честен и всегда старался говорить только правду.
Собравшиеся — за исключением Лики и Чаева — это одна команда, которой предстоит путешествие На Акару. Нам суждено вскоре или пожинать лавры спасителей человечества, или провалить все и быть покрытыми позором во веки веков, ибо в этом случае страшные последствия всех великих битв прошлого покажутся ничтожными и недостойными внимания перед проигрышем в локальной диверсионной операции самых скромных масштабов.
Я раскланялся и плюхнулся в свободное кресло рядом с Одзуки.
— Все в сборе. Ну что ж, коллеги, начинаем обсуждение наших скучных дел, — произнес Чаев, умудрившись при этом даже не вынуть изо рта сигару. — Напоминаю для тех, кто запамятовал, — через пять дней «Изумрудный странник» приземлится на посадочной площадке форта Скоулстонт…
— Неужели? — вскинул брови Уолтер. — Кто бы мог подумать! Совсем из памяти вылетело. Кстати, а что такое «Изумрудный странник»?
— А что такое Асгард, ты помнишь? — спросил Герт.
— Смутно. Какой-то мелкий городишко. Вроде где-то в Сибири.
— Не в Сибири, а в Японии, — подал голос Одзуки.
— Почему это в Японии?
— Где жизнь хорошая — там и Япония.
— Ну-у, — протянул Уолтер, — этой шуточке уже лет двести.
Так уж повелось в Асгарде — чем серьезнее проблема, тем шутливее и беспечней проходило ее обсуждение, скорее походившее на обычный застольный треп.
— Ясно. — Чаев отложил сигару. — Языками вы работаете отменно, следов уныния на лицах не видно — значит, половина успеха в кармане. Осталась вторая половина — уничтожить форт Скоулстонт.
— Названия у рагнитов какие-то идиотские, — проворчал Ковальский.
— Думаю, — продолжил Чаев, — повторять, что к чему, не стоит.
— Не стоит, — подтвердил я.
Действительно, к чему повторять то, о чем думал каждый из нас на протяжении многих последних месяцев. Все, что известно о форте Скоулстонт, о сообществе Братьев Силы Синего Шара, представители которого именуются рагнитами, о плане операции, будто гвоздями вколочено в память. Семь человек для подобного диверсионного акта — оптимальная боевая группа. Пытаться нанести удар большими силами — значит, наверняка быть обнаруженными сразу же по прибытии на Акару. В форте вполне достаточно сил, чтобы распылить нас на атомы, какими бы силами мы ни высадились. Единственный наш шанс — во внезапности. Кроме того, семерка, с испокон веков считающаяся магическим числом, в нашем случае действительно имела почти магическое содержание. Семеро — это полный Круг, который позволяет многократно усилить психокинетические возможности каждого его члена, это наилучшая боевая единица.
Между посадкой «Изумрудного странника» и его отлетом пройдет восемь часов. Именно в этот промежуток мы должны все закончить. Мы — единственная сила на Земле, которая может сделать это. Суть даже не в том, что мы составляем полный Круг, что мы суперы, обладающие прекрасной подготовкой и умеющие творить такие вещи, которые могут показаться чудесами. Важнее, что нас подбирала Лика, у которой невероятная чувствительность к линиям судьбы, потрясающие возможности плести из этих линий «ковры» событий, составлять удивительные уравнения с такими переменными, как «случай», «провидение», «инфлюксы» «динамические информационные взаимодействия». Можно было бы найти в Асгарде более опытных воинов, но уравнение с их участием не подлежало решению. Теперь судьба человечества зависела от нашей семерки.
Полтора последних года я безвылазно провел в Асгарде. Я открывал себя, свои возможности, учился разным премудростям, при разговоре о которых еще недавно лишь усмехнулся бы или покрутил пальцем у виска — мол, такой дури не может быть в природе. Учился выживать при любых условиях — в жаре и холоде, которых не выдержал бы ни один организм, при отсутствии воды, пищи, воздуха. Вымыть руки соляной кислотой, прополоскать рот кипящим металлом, полчаса полежать в кипящей воде без доступа кислорода — вот лишь немногое из того, чем приходилось заниматься. В прошлые века встречались люди, посвятившие жизнь овладению внутренними энергиями, в какой-то мере умевшие делать нечто подобное. Например, китайцы, нащупавшие энергию ЦИ. В этих людях таились задатки суперов. Мы отличались от них тем, что не столько развивали эти способности, сколько открывали то, что было заперто в нас от рождения.
Я учился владеть своим телом, развивал сверхчувства. Среди тренировок были, например, и такие — бой с закрытыми глазами в специальном костюме, через который не проходят звуки, свет, волны. Единственная возможность драться с противником — ощущать его астросом. Пройтись на пятнадцати метров ой высоте по доске, которая вдруг начинала дрожать, вибрировать, менять свое положение, — чтобы удержаться на ней, нужна сверхточная реакция и координация. Или стрельба на слух, по ощущению. Или бой со всеми видами оружия — на мечах, палицах, булавочных иголках. Приходилось заниматься и другими вещами, казалось, совершенно отвлеченными и ненужными, но входящими в стройную систему подготовки полноценного жителя Асгарда.
Не менее важным считалось развитие мышления, способностей к интуитивному решению самых разных задач и проблем. Иногда мы устраивали соревнования с компьютерами. Конечно, большой голографический компьютер не одолеешь, но с обычным удавалось тягаться на равных. Но что самое важное — передо мной открылся фантастический мир сверхтонких энергий, ощущение звездных и земных токов Силы. Я ощутил наличие вселенского кладезя информации, из которого, в принципе, можно узнать все, что угодно, — это зависит лишь от твоего уровня духовного развития и от того, имеешь ли ты ключ. Овладев ключом и достигнув определенных духовных высот, ты достигаешь того, что прошлое и будущее становятся для тебя открытой книгой. С этим информационным полем (термин был впервые применен еще в двадцатом веке, когда некоторые сенситивы делали первые робкие попытки проникнуть в него) мало кто из нас мог работать более-менее сносно. Лучше всего это получалось у Лики. Учиться этому делу можно и тысячу, и миллион лет, и все равно не достигнешь вершин, ибо лишь Богу известно все сущее.
— Хочу напомнить один момент, — произнес Чаев. — В данной экспедиции имеется несколько факторов неопределенности. У нас есть некоторое представление о форте, о технических возможностях рагнитов. И Акару мы изучили довольно неплохо. Одно время считалось, что планета не представляет никакой опасности. Тут мы ошибались. Там есть что-то. Прошлые разведгруппы потеряли шесть человек. Притом тройка Ганичева исчезла в полном составе.
— Знаем, — вздохнул Одзуки. — Ганичев был моим другом. Наши сердца бились в унисон, и потеря его — удар кинжалом в сердце. — Японец любил выражаться длинно и по-восточному цветисто. Искусство подобной риторики давно заброшено, в том числе и в Японии, но Одзуки овладел им мастерски.
— Это не дело рук рагнитов. Им ничего неизвестно о нашем присутствии на Акаре. На этой планете нет своей развитой цивилизации. Нет опасных для нас хищников. Нет ядовитой флоры и фауны. Самое удивительное, что мы не только не нашли трупы наших друзей, но даже не смогли нащупать и — следа какой-либо информации. Они просто исчезли. Похоже, без драки, без борьбы.
— Я пробовала провести инсайтпоиск, подключалась к региональным информячейкам Акары. Мы проследили путь наших людей, где они исчезли. Но как? Никакого намека.
— Почему так? — насупился Ковальский. — Астросом, покидая тело, должен оставить информслед на окружающих предметах. Уж причину смерти по ним установить всегда можно.
— Я же сказала — ничего.
Чаев бросил на стол информпакет.
— Здесь все сведения об этом. Изучите до завтра… И еще одно. Я предлагаю пройти по «тонкому льду».
— Зачем? — еще больше нахмурился Ковальский, слишком осторожно относящийся к подобным вещам.
— Мы идем ощупью, — пояснил Чаев. — Технология рагнитов значительно превосходит нашу. Значит, наша сила — в знании скрытого темными покровами и недоступного им.
— Это может плохо кончиться, — возразил я. — Первое — мы можем потерять Лику. Второе — мы можем доиграться в эти игры до того, что сами выкопаем себе яму. Но далее в случае нормального исхода вероятность того, что полученные данные ничего не дадут, ничем не помогут, составит девяносто процентов…
— Мы должны это сделать, — сказал Чаев настойчиво. — Фактор неопределенности на Акаре довольно велик. Я же говорю: там что-то не в порядке. Мы должны хотя бы попытаться нащупать хвост этой тайны.
— Очередная запретная зона, — усмехнулся я.
— Вот именно, — кивнул Чаев. — Кто за «лед»?
В воздухе разлилось напряжение. «Тонкий лед» — очень опасное предприятие, это видно даже по названию. Последствия могут быть самые непредсказуемые. Вообще может нарушиться причинно-следственная цепь. Этой методикой пользуются очень редко, лишь в самых крайних случаях, когда ставки очень большие.
— Я согласна, — спокойно произнесла Лика.
— Пусть будет так, как будет, — развел руками Одзуки.
— Наверное, это будет интересно, — усмехнулся Уолтер.
— Ну что ж, наша первая партия игры со смертью, — кивнул Герт.
— Ох-ох! — покачал головой Маклин. — Давайте я пойду вместо Лики. Почему ей надо лезть в самое пекло?
— У тебя не получится, Рекс, — возразила Лика.
— Согласен, — вздохнул Маклин, вид у него при этом был такой, будто он только что подписал Лике смертный приговор. Он, как всегда, добр и эмоционален.
— За, — кивнул Ковальский с недовольной миной на лице.
— Твое мнение? — повернулся ко мне Чаев.
— Против, — хлопнул я ладонью по столу.
В меня вперилось восемь пар глаз. Некоторые из присутствующих смотрели на меня с облегчением, другие с недоумением, третьи с усмешкой. Лика с негодованием. Достанется же мне от нее. В таких ситуациях любой обладал правом вето, ибо путешествие по «тонкому льду» касается каждого. Несколько сотен лет назад в польском сейме каждый его член обладал правом вето, и когда он шел против всех, то его начинали колотить, пока он или не соглашался, или не погибал, тем самым выбывая из числа голосующих. Тогда еще мало знали о правах личности. Мне подобное избиение в наш просвещенный век не грозило. Пока еще не было случая, чтобы один супер тронул другого хоть пальцем.
— Я не могу рисковать Ликой. Даже если отвлечься от моих к ней нежных чувств, подумайте — она у нас единственный инсайт такого уровня.
— Я решаю свою судьбу сама, — холодно произнесла Лика, в этот миг она была чужой и далекой, как туманность Андромеды. — Ты не имеешь права решать за меня.
— Это надо, — нахмурился Чаев. — Поверь мне, Саша.
И я поверил. Чаев умудрялся принимать только верные решения, притом смысл их становился ясен порой не сразу, а иногда через довольно продолжительное время.
— Согласен.
— Поехали, — сказал Чаев.
Присутствующие максимально расслабились. Лика вытянула ноги, положила ладони на стол и прикрыла глаза. Чаев резко выкинул вперед ладони, и в них бутоном сказочного цветка зацвел лиловый шар. Этот сгусток энергии не зафиксировала бы ни одна аппаратура, не разглядел бы ни один человек, если, конечно, он не наделен даром сверхвидения. Мы же не только могли видеть невидимое, но и управлять им, естественно, в определенных, порой весьма узких пределах.
Чаев взмахнул руками, и лиловый шар устремился к Лике, расплываясь, окутал ее. Она начала бледнеть, скоро в лице ее не осталось ни кровинки. Казалось, она умерла. Собственно, так оно в какой-то мере и было. Сейчас Лика не принадлежала нашему миру. Она шла по «тонкому льду» в далекой, непостижимой реальности. Неосторожный шаг, резкое движение — «лед» треснет и откроется пучина, из которой нет возврата. Но если у тебя есть умение и осторожность, если ты ощущаешь помощь своих друзей, то не только пройдешь по «тонкому льду», но и рассмотришь на его бело-голубой ровной и бескрайней глади отражение грядущего, найдешь такие ответы на свои вопросы, которые иначе не нашел бы никогда. А может, если повезет, сумеешь сдвинуть ось судьбы…
Я очень боялся за Лику, но сумел обуздать свои чувства. Страх расслабляет, подавляет волю, лишает сил, которые так необходимы для поддержки Лики Вся наша энергия была направлена на то, чтобы удерживать в стабильности лиловый шар, окутывающий Лику, не дать ему распасться и оставить ее без защиты,
Потянулись томительные минуты. Постороннему наблюдателю могло показаться, что собрались чудаки, развалились в креслах и подремывают, переваривая сытный ужин или просто предаваясь неге. На самом деле шла напряженная работа, требовавшая от нас полной отдачи. Наши силы постепенно истощались, мы приближались к пределу. Еще немного — и кто-то сорвется первым, за ним не выдержат другие, защита падет, «лед» треснет. То, что шла уже шестая минута, а Лика, уникальный инсайтпроскопист, не могла ничего нащупать, говорило о том, с какой серьезной проблемой мы столкнулись. Чем значительней и прочней цепь событий, чем более серьезные последствия они влекут, тем сложнее рассмотреть будущее.
— Нашла, — тихо прошептала Лика и замолчала.
— Что ты видишь? — через силу спросил Чаев.
— Смерть… Семеро… Четырех поджидает смерть. Две смерти — земля. Одна — холод… Им повезло. Хуже четвертому. Ему смерть не избавление — наказание.
— Что за смерть ждет четвертого?
— Пустота… Боль… Ожидание… Не знаю.
— Кто эти четверо?
— Не знаю.
— Чем закончится операция?
— Еще не определено… Шансы очень малы.
— Что за фактор неопределенности на Акаре? Почему погибли бойцы из разведгруппы?
— Не знаю. Что-то огромное. Не могу охватить, Вижу, как рушатся преграды и запреты… Я боюсь. Боюсь!
— Спокойно, Лика. Что еще?
— Вижу лицо четвертого.
— Кто?
— Саша… Саша… Я боюсь. Смерть, боль, рабство и одиночество… Не могу больше! Я возвращаюсь.
Лиловый шар начал переливаться разными цветами, потом ярко вспыхнул и исчез. На Ликином лице вновь появлялся румянец. Но глаза она не открывала. Очнется она не раньше, чем через час.
— Ничего конкретного она не узнала, — поморщился я. — Только настроение испортила.
— Кто знает, — возразил Чаев. — Неизвестно, какие данные могут стать решающими в главный миг. Прогноз не радует.
— Хуже нет, — недовольно пробормотал Ковальский. — Шансы на успех минимальные. Больше половины группы не вернется назад.
— А я уж точно не вернусь, — через силу улыбнулся я.
Внутри у меня было пусто. Хуже всего, что у меня не было оснований не доверять Лике. Я смертник. Жить мне осталось считанные дни. Ощущение еще похлеще того, когда Синий Мак ввел мне инъекцию «отсроченной смерти». Тогда хоть была драка с конкретным противником и оставались шансы выжить. Здесь же молох судьбы все определил. В это не хотелось верить. Слова Лики я воспринял как бы со стороны, к ним я испытывал даже интерес, притом не личностный, а чисто академический. Осознание и отчаяние придут позже, и тогда нужно будет загнать их поглубже, собрав всю волю в кулак.
— При такой ситуации не может быть никаких упреков, если любой из вас откажется от участия в операции, — резюмировал Чаев.
— Это, конечно, шутка, — усмехнулся Герт.
— Никто не откажется, — сказал Ковальский. — Ведь у каждого шанс не менее пятидесяти процентов на то, чтобы остаться в живых. Это немало. Есть только один человек, судьбу которого мы знаем наверняка, — Аргунов. Его надо исключить из группы. Гнать его на Акару — это даже не значит давать ему смертельно опасное задание. Это просто приговор к смерти.
— Ты прав, — задумчиво протянул Чаев. — Нужно искать замену.
Предложение выглядело заманчивым. Мне дарили жизнь. И при этом никто не упрекнул бы меня в трусости и малодушии. Ведь идти на Акару — самоубийство, а самоубийства, как известно, нигде не почитаются.
Я откинулся в кресле В моем мозгу, словно птица в клетке, билось какое-то трудноуловимое ощущение. Я никак не мог зацепить его. Когда Лика расписывала мою незавидную судьбу, я на миг нащупал контакт с ней, и меня обожгла картина, от которой веяло бездонной безысходностью. Что же там было? Камни, песок, какой-то берег… Что делать? Мне хотелось согласиться на предложение Ковальского. Смерть вообще штука неприятная, да еще такая!
— Нет. — Я отрицательно покачал головой. — Ничего не выйдет. Без меня группа не сможет обойтись. Если из конструкции убрать один элемент — вся конструкция рухнет. Я же не только боец, но и элемент удачи, как любой другой из нас.
— Логика есть, — кивнул Чаев. — Но мы не имеем права приговаривать тебя к смертной казни.
— Это решать мне! — резко отрезал я.
ШАНЬ-ТЯНЬ. 25 МАРТА 2138 ГОДА
Совещание проходило в «каморке у вулкана» — так прозвали зал, где Чаев проводил совещания, когда хотел создать непринужденную обстановку. На стенах висели объемные динамические изображения вулкана Везувий в момент его извержения в 2056 году. Из мебели в помещении имелись низкий круглый хрустальный стол со сложным орнаментом и подвижной подсветкой изнутри и несколько кресел-пузырей. Все уже собрались. Я пришел последним, по старой оперативной привычке пересекая порог минута в минуту в назначенное время.
Беззаботно развалившийся в кресле, Чаев дымил длинной вонючей сигарой, и дым от нее тек в коробочку воздухоочистителя, стоящую на столе. Лика, как всегда, ослепительная, единственная, очаровательная, устроилась по соседству с начальником, забравшись с ногами в кресло, взгляд у нее был отрешенный. Герт Линд и Уолтер Рок сидели рядом, привычно зубоскаля, что являлось их любимым занятием. Герт — наш командир в этой операции, белобрысый высокий норвежец из Тронхейма, врач-экзотерапевт класса «экстра», таких, кстати, на Земле всего четверо. Правда, в Асгарде у него проявились способности не столько врача, сколько специалиста по боевым операциям. Этот вояка от Бога умел действовать быстро и точно, принимая единственно правильные решения. Он был моим инструктором во время прохождения подготовки. Длительное общение было утомительно из-за его едкой иронии, насмешек, переходящих иногда в нарочитый цинизм. Герт любил почесать языком, для чего нельзя было найти лучшего партнера, чем тонкий в кости, с гладкой прической и пышными усами Уолтер Рок — в прошлом властитель женских душ в туманном Альбионе.
У невысокого, похожего по сложению на ребенка Одзуки Есихиро — бывшего учителя из Киото — вид был грустный и задумчивый, он катал в руке три китайских железных шарика, и казалось, что мысли его витают где-то очень далеко. Рекс Маклин — широкоплечий, здоровенный, чем-то похожий на орангутанга негр из Черных Штатов, на толстых губах которого навсегда застыла жизнерадостная улыбка, что-то усердно чертил в своем блокноте. Можно было подумать, что он занят важным делом и излагает на бумаге какие-то серьезные соображения по сути обсуждаемых проблем, но это не так. Его блокноты усеяны десятками, сотнями рожиц — красивыми, безобразными, карикатурными, босховскими. Кстати, по прошлой профессии Маклин мой коллега — полицейский, притом очень неплохой.
Бородатый Мечислав Ковальский, в предыдущей жизни физиолог из Вроцлава, был самым угрюмым и собранным человеком из всех собравшихся. Он постоянно над чем-то экспериментировал в лабораториях Асгарда. Каждая минута у него была распределена. Его отличали немецкая пунктуальность, настойчивость в достижении цели, но вообще-то он был замкнут и сторонился общества. И все же время от времени шляхетская натура давала о себе знать и требовала развлечений — и тогда хоть запирай ворота. Сейчас он медитировал, уставившись в пейзаж на стене.
Широкоплечий? среднего роста красавчик Антон Сваргин — мой бывший инструктор по работе с компьютерами, механизмами (кстати, равных в этом деле в Асгарде ему не было) — сидел, скромно положив руки на колени. Я испытывал к нему самую искреннюю симпатию. Скромный, вдумчивый, он никогда не мозолил глаза и умудрялся всегда оказываться под рукой, когда в нем возникала необходимость. Еще мне импонировало то, что он был предельно честен и всегда старался говорить только правду.
Собравшиеся — за исключением Лики и Чаева — это одна команда, которой предстоит путешествие На Акару. Нам суждено вскоре или пожинать лавры спасителей человечества, или провалить все и быть покрытыми позором во веки веков, ибо в этом случае страшные последствия всех великих битв прошлого покажутся ничтожными и недостойными внимания перед проигрышем в локальной диверсионной операции самых скромных масштабов.
Я раскланялся и плюхнулся в свободное кресло рядом с Одзуки.
— Все в сборе. Ну что ж, коллеги, начинаем обсуждение наших скучных дел, — произнес Чаев, умудрившись при этом даже не вынуть изо рта сигару. — Напоминаю для тех, кто запамятовал, — через пять дней «Изумрудный странник» приземлится на посадочной площадке форта Скоулстонт…
— Неужели? — вскинул брови Уолтер. — Кто бы мог подумать! Совсем из памяти вылетело. Кстати, а что такое «Изумрудный странник»?
— А что такое Асгард, ты помнишь? — спросил Герт.
— Смутно. Какой-то мелкий городишко. Вроде где-то в Сибири.
— Не в Сибири, а в Японии, — подал голос Одзуки.
— Почему это в Японии?
— Где жизнь хорошая — там и Япония.
— Ну-у, — протянул Уолтер, — этой шуточке уже лет двести.
Так уж повелось в Асгарде — чем серьезнее проблема, тем шутливее и беспечней проходило ее обсуждение, скорее походившее на обычный застольный треп.
— Ясно. — Чаев отложил сигару. — Языками вы работаете отменно, следов уныния на лицах не видно — значит, половина успеха в кармане. Осталась вторая половина — уничтожить форт Скоулстонт.
— Названия у рагнитов какие-то идиотские, — проворчал Ковальский.
— Думаю, — продолжил Чаев, — повторять, что к чему, не стоит.
— Не стоит, — подтвердил я.
Действительно, к чему повторять то, о чем думал каждый из нас на протяжении многих последних месяцев. Все, что известно о форте Скоулстонт, о сообществе Братьев Силы Синего Шара, представители которого именуются рагнитами, о плане операции, будто гвоздями вколочено в память. Семь человек для подобного диверсионного акта — оптимальная боевая группа. Пытаться нанести удар большими силами — значит, наверняка быть обнаруженными сразу же по прибытии на Акару. В форте вполне достаточно сил, чтобы распылить нас на атомы, какими бы силами мы ни высадились. Единственный наш шанс — во внезапности. Кроме того, семерка, с испокон веков считающаяся магическим числом, в нашем случае действительно имела почти магическое содержание. Семеро — это полный Круг, который позволяет многократно усилить психокинетические возможности каждого его члена, это наилучшая боевая единица.
Между посадкой «Изумрудного странника» и его отлетом пройдет восемь часов. Именно в этот промежуток мы должны все закончить. Мы — единственная сила на Земле, которая может сделать это. Суть даже не в том, что мы составляем полный Круг, что мы суперы, обладающие прекрасной подготовкой и умеющие творить такие вещи, которые могут показаться чудесами. Важнее, что нас подбирала Лика, у которой невероятная чувствительность к линиям судьбы, потрясающие возможности плести из этих линий «ковры» событий, составлять удивительные уравнения с такими переменными, как «случай», «провидение», «инфлюксы» «динамические информационные взаимодействия». Можно было бы найти в Асгарде более опытных воинов, но уравнение с их участием не подлежало решению. Теперь судьба человечества зависела от нашей семерки.
Полтора последних года я безвылазно провел в Асгарде. Я открывал себя, свои возможности, учился разным премудростям, при разговоре о которых еще недавно лишь усмехнулся бы или покрутил пальцем у виска — мол, такой дури не может быть в природе. Учился выживать при любых условиях — в жаре и холоде, которых не выдержал бы ни один организм, при отсутствии воды, пищи, воздуха. Вымыть руки соляной кислотой, прополоскать рот кипящим металлом, полчаса полежать в кипящей воде без доступа кислорода — вот лишь немногое из того, чем приходилось заниматься. В прошлые века встречались люди, посвятившие жизнь овладению внутренними энергиями, в какой-то мере умевшие делать нечто подобное. Например, китайцы, нащупавшие энергию ЦИ. В этих людях таились задатки суперов. Мы отличались от них тем, что не столько развивали эти способности, сколько открывали то, что было заперто в нас от рождения.
Я учился владеть своим телом, развивал сверхчувства. Среди тренировок были, например, и такие — бой с закрытыми глазами в специальном костюме, через который не проходят звуки, свет, волны. Единственная возможность драться с противником — ощущать его астросом. Пройтись на пятнадцати метров ой высоте по доске, которая вдруг начинала дрожать, вибрировать, менять свое положение, — чтобы удержаться на ней, нужна сверхточная реакция и координация. Или стрельба на слух, по ощущению. Или бой со всеми видами оружия — на мечах, палицах, булавочных иголках. Приходилось заниматься и другими вещами, казалось, совершенно отвлеченными и ненужными, но входящими в стройную систему подготовки полноценного жителя Асгарда.
Не менее важным считалось развитие мышления, способностей к интуитивному решению самых разных задач и проблем. Иногда мы устраивали соревнования с компьютерами. Конечно, большой голографический компьютер не одолеешь, но с обычным удавалось тягаться на равных. Но что самое важное — передо мной открылся фантастический мир сверхтонких энергий, ощущение звездных и земных токов Силы. Я ощутил наличие вселенского кладезя информации, из которого, в принципе, можно узнать все, что угодно, — это зависит лишь от твоего уровня духовного развития и от того, имеешь ли ты ключ. Овладев ключом и достигнув определенных духовных высот, ты достигаешь того, что прошлое и будущее становятся для тебя открытой книгой. С этим информационным полем (термин был впервые применен еще в двадцатом веке, когда некоторые сенситивы делали первые робкие попытки проникнуть в него) мало кто из нас мог работать более-менее сносно. Лучше всего это получалось у Лики. Учиться этому делу можно и тысячу, и миллион лет, и все равно не достигнешь вершин, ибо лишь Богу известно все сущее.
— Хочу напомнить один момент, — произнес Чаев. — В данной экспедиции имеется несколько факторов неопределенности. У нас есть некоторое представление о форте, о технических возможностях рагнитов. И Акару мы изучили довольно неплохо. Одно время считалось, что планета не представляет никакой опасности. Тут мы ошибались. Там есть что-то. Прошлые разведгруппы потеряли шесть человек. Притом тройка Ганичева исчезла в полном составе.
— Знаем, — вздохнул Одзуки. — Ганичев был моим другом. Наши сердца бились в унисон, и потеря его — удар кинжалом в сердце. — Японец любил выражаться длинно и по-восточному цветисто. Искусство подобной риторики давно заброшено, в том числе и в Японии, но Одзуки овладел им мастерски.
— Это не дело рук рагнитов. Им ничего неизвестно о нашем присутствии на Акаре. На этой планете нет своей развитой цивилизации. Нет опасных для нас хищников. Нет ядовитой флоры и фауны. Самое удивительное, что мы не только не нашли трупы наших друзей, но даже не смогли нащупать и — следа какой-либо информации. Они просто исчезли. Похоже, без драки, без борьбы.
— Я пробовала провести инсайтпоиск, подключалась к региональным информячейкам Акары. Мы проследили путь наших людей, где они исчезли. Но как? Никакого намека.
— Почему так? — насупился Ковальский. — Астросом, покидая тело, должен оставить информслед на окружающих предметах. Уж причину смерти по ним установить всегда можно.
— Я же сказала — ничего.
Чаев бросил на стол информпакет.
— Здесь все сведения об этом. Изучите до завтра… И еще одно. Я предлагаю пройти по «тонкому льду».
— Зачем? — еще больше нахмурился Ковальский, слишком осторожно относящийся к подобным вещам.
— Мы идем ощупью, — пояснил Чаев. — Технология рагнитов значительно превосходит нашу. Значит, наша сила — в знании скрытого темными покровами и недоступного им.
— Это может плохо кончиться, — возразил я. — Первое — мы можем потерять Лику. Второе — мы можем доиграться в эти игры до того, что сами выкопаем себе яму. Но далее в случае нормального исхода вероятность того, что полученные данные ничего не дадут, ничем не помогут, составит девяносто процентов…
— Мы должны это сделать, — сказал Чаев настойчиво. — Фактор неопределенности на Акаре довольно велик. Я же говорю: там что-то не в порядке. Мы должны хотя бы попытаться нащупать хвост этой тайны.
— Очередная запретная зона, — усмехнулся я.
— Вот именно, — кивнул Чаев. — Кто за «лед»?
В воздухе разлилось напряжение. «Тонкий лед» — очень опасное предприятие, это видно даже по названию. Последствия могут быть самые непредсказуемые. Вообще может нарушиться причинно-следственная цепь. Этой методикой пользуются очень редко, лишь в самых крайних случаях, когда ставки очень большие.
— Я согласна, — спокойно произнесла Лика.
— Пусть будет так, как будет, — развел руками Одзуки.
— Наверное, это будет интересно, — усмехнулся Уолтер.
— Ну что ж, наша первая партия игры со смертью, — кивнул Герт.
— Ох-ох! — покачал головой Маклин. — Давайте я пойду вместо Лики. Почему ей надо лезть в самое пекло?
— У тебя не получится, Рекс, — возразила Лика.
— Согласен, — вздохнул Маклин, вид у него при этом был такой, будто он только что подписал Лике смертный приговор. Он, как всегда, добр и эмоционален.
— За, — кивнул Ковальский с недовольной миной на лице.
— Твое мнение? — повернулся ко мне Чаев.
— Против, — хлопнул я ладонью по столу.
В меня вперилось восемь пар глаз. Некоторые из присутствующих смотрели на меня с облегчением, другие с недоумением, третьи с усмешкой. Лика с негодованием. Достанется же мне от нее. В таких ситуациях любой обладал правом вето, ибо путешествие по «тонкому льду» касается каждого. Несколько сотен лет назад в польском сейме каждый его член обладал правом вето, и когда он шел против всех, то его начинали колотить, пока он или не соглашался, или не погибал, тем самым выбывая из числа голосующих. Тогда еще мало знали о правах личности. Мне подобное избиение в наш просвещенный век не грозило. Пока еще не было случая, чтобы один супер тронул другого хоть пальцем.
— Я не могу рисковать Ликой. Даже если отвлечься от моих к ней нежных чувств, подумайте — она у нас единственный инсайт такого уровня.
— Я решаю свою судьбу сама, — холодно произнесла Лика, в этот миг она была чужой и далекой, как туманность Андромеды. — Ты не имеешь права решать за меня.
— Это надо, — нахмурился Чаев. — Поверь мне, Саша.
И я поверил. Чаев умудрялся принимать только верные решения, притом смысл их становился ясен порой не сразу, а иногда через довольно продолжительное время.
— Согласен.
— Поехали, — сказал Чаев.
Присутствующие максимально расслабились. Лика вытянула ноги, положила ладони на стол и прикрыла глаза. Чаев резко выкинул вперед ладони, и в них бутоном сказочного цветка зацвел лиловый шар. Этот сгусток энергии не зафиксировала бы ни одна аппаратура, не разглядел бы ни один человек, если, конечно, он не наделен даром сверхвидения. Мы же не только могли видеть невидимое, но и управлять им, естественно, в определенных, порой весьма узких пределах.
Чаев взмахнул руками, и лиловый шар устремился к Лике, расплываясь, окутал ее. Она начала бледнеть, скоро в лице ее не осталось ни кровинки. Казалось, она умерла. Собственно, так оно в какой-то мере и было. Сейчас Лика не принадлежала нашему миру. Она шла по «тонкому льду» в далекой, непостижимой реальности. Неосторожный шаг, резкое движение — «лед» треснет и откроется пучина, из которой нет возврата. Но если у тебя есть умение и осторожность, если ты ощущаешь помощь своих друзей, то не только пройдешь по «тонкому льду», но и рассмотришь на его бело-голубой ровной и бескрайней глади отражение грядущего, найдешь такие ответы на свои вопросы, которые иначе не нашел бы никогда. А может, если повезет, сумеешь сдвинуть ось судьбы…
Я очень боялся за Лику, но сумел обуздать свои чувства. Страх расслабляет, подавляет волю, лишает сил, которые так необходимы для поддержки Лики Вся наша энергия была направлена на то, чтобы удерживать в стабильности лиловый шар, окутывающий Лику, не дать ему распасться и оставить ее без защиты,
Потянулись томительные минуты. Постороннему наблюдателю могло показаться, что собрались чудаки, развалились в креслах и подремывают, переваривая сытный ужин или просто предаваясь неге. На самом деле шла напряженная работа, требовавшая от нас полной отдачи. Наши силы постепенно истощались, мы приближались к пределу. Еще немного — и кто-то сорвется первым, за ним не выдержат другие, защита падет, «лед» треснет. То, что шла уже шестая минута, а Лика, уникальный инсайтпроскопист, не могла ничего нащупать, говорило о том, с какой серьезной проблемой мы столкнулись. Чем значительней и прочней цепь событий, чем более серьезные последствия они влекут, тем сложнее рассмотреть будущее.
— Нашла, — тихо прошептала Лика и замолчала.
— Что ты видишь? — через силу спросил Чаев.
— Смерть… Семеро… Четырех поджидает смерть. Две смерти — земля. Одна — холод… Им повезло. Хуже четвертому. Ему смерть не избавление — наказание.
— Что за смерть ждет четвертого?
— Пустота… Боль… Ожидание… Не знаю.
— Кто эти четверо?
— Не знаю.
— Чем закончится операция?
— Еще не определено… Шансы очень малы.
— Что за фактор неопределенности на Акаре? Почему погибли бойцы из разведгруппы?
— Не знаю. Что-то огромное. Не могу охватить, Вижу, как рушатся преграды и запреты… Я боюсь. Боюсь!
— Спокойно, Лика. Что еще?
— Вижу лицо четвертого.
— Кто?
— Саша… Саша… Я боюсь. Смерть, боль, рабство и одиночество… Не могу больше! Я возвращаюсь.
Лиловый шар начал переливаться разными цветами, потом ярко вспыхнул и исчез. На Ликином лице вновь появлялся румянец. Но глаза она не открывала. Очнется она не раньше, чем через час.
— Ничего конкретного она не узнала, — поморщился я. — Только настроение испортила.
— Кто знает, — возразил Чаев. — Неизвестно, какие данные могут стать решающими в главный миг. Прогноз не радует.
— Хуже нет, — недовольно пробормотал Ковальский. — Шансы на успех минимальные. Больше половины группы не вернется назад.
— А я уж точно не вернусь, — через силу улыбнулся я.
Внутри у меня было пусто. Хуже всего, что у меня не было оснований не доверять Лике. Я смертник. Жить мне осталось считанные дни. Ощущение еще похлеще того, когда Синий Мак ввел мне инъекцию «отсроченной смерти». Тогда хоть была драка с конкретным противником и оставались шансы выжить. Здесь же молох судьбы все определил. В это не хотелось верить. Слова Лики я воспринял как бы со стороны, к ним я испытывал даже интерес, притом не личностный, а чисто академический. Осознание и отчаяние придут позже, и тогда нужно будет загнать их поглубже, собрав всю волю в кулак.
— При такой ситуации не может быть никаких упреков, если любой из вас откажется от участия в операции, — резюмировал Чаев.
— Это, конечно, шутка, — усмехнулся Герт.
— Никто не откажется, — сказал Ковальский. — Ведь у каждого шанс не менее пятидесяти процентов на то, чтобы остаться в живых. Это немало. Есть только один человек, судьбу которого мы знаем наверняка, — Аргунов. Его надо исключить из группы. Гнать его на Акару — это даже не значит давать ему смертельно опасное задание. Это просто приговор к смерти.
— Ты прав, — задумчиво протянул Чаев. — Нужно искать замену.
Предложение выглядело заманчивым. Мне дарили жизнь. И при этом никто не упрекнул бы меня в трусости и малодушии. Ведь идти на Акару — самоубийство, а самоубийства, как известно, нигде не почитаются.
Я откинулся в кресле В моем мозгу, словно птица в клетке, билось какое-то трудноуловимое ощущение. Я никак не мог зацепить его. Когда Лика расписывала мою незавидную судьбу, я на миг нащупал контакт с ней, и меня обожгла картина, от которой веяло бездонной безысходностью. Что же там было? Камни, песок, какой-то берег… Что делать? Мне хотелось согласиться на предложение Ковальского. Смерть вообще штука неприятная, да еще такая!
— Нет. — Я отрицательно покачал головой. — Ничего не выйдет. Без меня группа не сможет обойтись. Если из конструкции убрать один элемент — вся конструкция рухнет. Я же не только боец, но и элемент удачи, как любой другой из нас.
— Логика есть, — кивнул Чаев. — Но мы не имеем права приговаривать тебя к смертной казни.
— Это решать мне! — резко отрезал я.
ШАНЬ-ТЯНЬ. 25 МАРТА 2138 ГОДА
Первое, что бросалось в глаза на «плеши», — ее идеально ровная овальная форма, черная рыхлая земля и полное отсутствие растительности. Здесь не росло ничего — даже мха. Тропическая буйная зелень зоны, обступившая «плешь», не пересекала невидимую границу. Зона будто чувствовала, что здесь не ее владения, что здесь дремлют древние и гораздо более мощные силы — порождение таинственного разума, затерявшегося где-то во тьме веков.
Еще задолго до ТЭФ-катастрофы среди окрестных жителей ходили слухи о том, что пустошь Леших забав — дурное место, и даже само название ее говорит о том, что здесь водится нечистая сила, а потому православному человеку там делать нечего. Такое отношение не изменилось даже в относительно цивилизованные времена, когда к нечистой силе стали относиться гораздо менее серьезно.
То, что место это и впрямь дурное, чувствовалось сразу. Несмотря на то, что было довольно прохладно, казалось, от земли исходит жар. У меня здесь спирало дыхание и появлялась пульсирующая боль в затылке.
Мы стояли, взявшись за руки. Семь человек — полный Круг. После завершения операции в живых останутся только трое. И я не буду в их числе. Странное чувство — долг. Он заставляет человека идти туда, куда идти нельзя. И делать то, что сделать невозможно. Я должен — этим сказано все.
— Приготовились, — отрывисто приказал Герт.
Никто не знал, на каких принципах действует транспортная система, оставленная нам в наследство «динозаврами» (так мы прозвали загадочную расу, сотворившую это чудо). Мы даже представить не могли, какие энергии здесь используются. Приборы ничего не воспринимали. Живые существа просто ощущали дискомфорт. Ощущали его и суперы, и все же при нашей обостренной чувствительности ко всем видам космических и биологических полей мы ничего не могли понять, подыскать хоть какие-нибудь аналоги. Те, кто занимался этой проблемой, сходились на том, что тут действуют законы каких-то иных вселенных. Возможно, той, куда ушли «динозавры». Кто знает, может быть, они до сих пор наблюдают за творением своих рук, а заодно и за делами в Галактике. Или они давно забыли о существовании мира, из которого вышли, а однажды запущенный ими механизм будет исправно функционировать до скончания веков.
Пользоваться системой в известной нам части Галактики, как мы думаем, могут только суперы. Возможно, на это способен и кто-то другой, но никаких намеков на то пока нет. Сам процесс перемещения прост. Достаточно очутиться внутри «цилиндра-транспортера», пожелать перенестись куда-то, и окажешься на такой же Лешей пустоши, где-нибудь за десять тысяч светолет. Совершенно не имеет значения, представишь ли ты мысленно пейзаж планеты, произнесешь ли ее название или координаты в любой существующей системе. Какой-то всемогущий компьютер, расположенный незнаемо где, обладает, может быть, всеми сведениями, касающимися межзвездных перемещений, собранными миллионами цивилизаций за миллионы лет, и мгновенно срабатывает.
На другом конце Земли «цилиндр» выходил в Бразилии, там тоже имелось свое дурное место, испокон веков известное местным племенам, обходившим его за много километров. Это дало возможность возвести Асгард, не привлекая излишнего внимания. Именно в Бразилию завозились машины, различные материалы и затем благополучно перемещались в Новосибирскую ТЭФ-зону. Участок бразильских джунглей с «плешью» был частной собственностью одного из суперов, успешно игравшего роль мультимиллиардера Насколько я знаю, бразильская полиция, секретные службы страны одно время интересовались тем, что там происходит, и что за техническая активность и стройработы там проводятся. Никаких данных о том, что там возводится база террористов, окопались Большие Кланы или производятся запрещенные вещества, конечно, добыто не было. А осуждать богатых за причуды можно только морально. Если есть деньги, то возводи небоскреб или замок хоть на Северном полюсе — твое личное дело. Представляю, какой бы поднялся переполох, если бы стало известно, что там творится на самом деле.
— Перенос, — сказал Герт.
Еще задолго до ТЭФ-катастрофы среди окрестных жителей ходили слухи о том, что пустошь Леших забав — дурное место, и даже само название ее говорит о том, что здесь водится нечистая сила, а потому православному человеку там делать нечего. Такое отношение не изменилось даже в относительно цивилизованные времена, когда к нечистой силе стали относиться гораздо менее серьезно.
То, что место это и впрямь дурное, чувствовалось сразу. Несмотря на то, что было довольно прохладно, казалось, от земли исходит жар. У меня здесь спирало дыхание и появлялась пульсирующая боль в затылке.
Мы стояли, взявшись за руки. Семь человек — полный Круг. После завершения операции в живых останутся только трое. И я не буду в их числе. Странное чувство — долг. Он заставляет человека идти туда, куда идти нельзя. И делать то, что сделать невозможно. Я должен — этим сказано все.
— Приготовились, — отрывисто приказал Герт.
Никто не знал, на каких принципах действует транспортная система, оставленная нам в наследство «динозаврами» (так мы прозвали загадочную расу, сотворившую это чудо). Мы даже представить не могли, какие энергии здесь используются. Приборы ничего не воспринимали. Живые существа просто ощущали дискомфорт. Ощущали его и суперы, и все же при нашей обостренной чувствительности ко всем видам космических и биологических полей мы ничего не могли понять, подыскать хоть какие-нибудь аналоги. Те, кто занимался этой проблемой, сходились на том, что тут действуют законы каких-то иных вселенных. Возможно, той, куда ушли «динозавры». Кто знает, может быть, они до сих пор наблюдают за творением своих рук, а заодно и за делами в Галактике. Или они давно забыли о существовании мира, из которого вышли, а однажды запущенный ими механизм будет исправно функционировать до скончания веков.
Пользоваться системой в известной нам части Галактики, как мы думаем, могут только суперы. Возможно, на это способен и кто-то другой, но никаких намеков на то пока нет. Сам процесс перемещения прост. Достаточно очутиться внутри «цилиндра-транспортера», пожелать перенестись куда-то, и окажешься на такой же Лешей пустоши, где-нибудь за десять тысяч светолет. Совершенно не имеет значения, представишь ли ты мысленно пейзаж планеты, произнесешь ли ее название или координаты в любой существующей системе. Какой-то всемогущий компьютер, расположенный незнаемо где, обладает, может быть, всеми сведениями, касающимися межзвездных перемещений, собранными миллионами цивилизаций за миллионы лет, и мгновенно срабатывает.
На другом конце Земли «цилиндр» выходил в Бразилии, там тоже имелось свое дурное место, испокон веков известное местным племенам, обходившим его за много километров. Это дало возможность возвести Асгард, не привлекая излишнего внимания. Именно в Бразилию завозились машины, различные материалы и затем благополучно перемещались в Новосибирскую ТЭФ-зону. Участок бразильских джунглей с «плешью» был частной собственностью одного из суперов, успешно игравшего роль мультимиллиардера Насколько я знаю, бразильская полиция, секретные службы страны одно время интересовались тем, что там происходит, и что за техническая активность и стройработы там проводятся. Никаких данных о том, что там возводится база террористов, окопались Большие Кланы или производятся запрещенные вещества, конечно, добыто не было. А осуждать богатых за причуды можно только морально. Если есть деньги, то возводи небоскреб или замок хоть на Северном полюсе — твое личное дело. Представляю, какой бы поднялся переполох, если бы стало известно, что там творится на самом деле.
— Перенос, — сказал Герт.