Страница:
Долго разлеживаться я позволить себе не мог, мгновенно перекатился, акробатическим махом очутился на ногах. Бедро ныло, но бывало и похуже. Ничего, я готов биться до последнего.
— Слушай, а он неплох. — В голосе брюнета проскользнула нотка уважения. — Для реликта очень даже неплохо.
— Да, пожалуй, — задумчиво согласился горбоносый.
Меня взбесило то, что они обсуждают меня как объект научного интереса.
— Ладно, — махнул рукой горбоносый. — Пора. Заканчивай, нас ждут.
— Хорошо.
Брюнет рванулся вперед. Удар ногой я блокировал, от прямого в лицо ушел. Чем мне врезали потом — я не знаю. Я провалился в черноту.
АСГАРД. 13 ИЮЛЯ 2136 ГОДА
АСГАРД. 14 ИЮЛЯ 2136 ГОДА
— Слушай, а он неплох. — В голосе брюнета проскользнула нотка уважения. — Для реликта очень даже неплохо.
— Да, пожалуй, — задумчиво согласился горбоносый.
Меня взбесило то, что они обсуждают меня как объект научного интереса.
— Ладно, — махнул рукой горбоносый. — Пора. Заканчивай, нас ждут.
— Хорошо.
Брюнет рванулся вперед. Удар ногой я блокировал, от прямого в лицо ушел. Чем мне врезали потом — я не знаю. Я провалился в черноту.
АСГАРД. 13 ИЮЛЯ 2136 ГОДА
На вид ему было лет сорок И он производил впечатление человека, у которого отличное здоровье, отличный аппетит, отличное настроение. И вся жизнь которого — сплошное удовольствие. Он не переставал улыбаться, обнажая ровные белые зубы. Ростом с меня, слегка полноват, глаза немного навыкате, черного цвета, грива черных роскошных волос падала на плечи Обаятелен и приятен в общении В какой-нибудь более подходящей для праздного времяпрепровождения ситуации я бы с удовольствием поболтал с таким человеком. С самого начала нашего общения мне казалось, что я его где-то видел. То ли в жизни, то ли на фотографии. Зрительная память у меня прекрасная, но сейчас я никак не мог вспомнить, где же он мелькнул передо мной. То, что мы не были лично знакомы, — это точно. Всех, с кем я когда-то общался, я могу вспомнить без труда.
Нашему разговору предшествовало мое пробуждение в большой комнате без окон, со стенами, покрытыми люминокраской. Я лежал на кровати, одетый в зеленые брюки и рубашку с желтым иероглифом на груди. На руке виднелось красное пятно — след от инъектора. Похоже, мне влепили дозу снотворного, и сколько времени прошло с момента, когда брюнет отключил меня, день на дворе или ночь — неизвестно.
Я поднялся с ложа Тут же зазвенел звонок, похожий на дребезжание старинного механического будильника, которые вновь вошли в моду в последнее время Мгновенно появились трое дылд, вежливо сообщили, что совершать резкие движения и неразумные поступки в моем положении бессмысленно и вредно Меня препроводили в старомодный, обставленный антикварной мебелью кабинет, чем-то напомнивший мне логово Веденеева на Лубянке. На стенах — картины на античные темы, написанные маслом, в углу — двухметровой высоты часы с гирями и боем, рядом с ними большой деревянный глобус с надписями на английском языке, ну и вся остальная обстановка в том же духе.
Хозяин кабинета, описанный мной выше, принял меня почти с искренней (а может, на самом деле искренней) радостью. Судя по всему, на этой базе он был главным У меня имелась к нему масса вопросов, носящих скорее характер праздного любопытства, потому что ответам мне вряд ли удастся найти должное применение. Трудно поверить, что здесь найдутся добрые самаритяне, которые выпустят меня отсюда живым, да еще со всей собранной информацией. Кроме того, я был уверен, что привели меня сюда отнюдь не для того, чтобы я удовлетворил свое любопытство, а скорее наоборот. Похоже, я попал к достаточно серьезным людям, у таких обычно разговор начинается с чашки кофе и рюмки коньяка, а заканчивается альфа-меномазином, электрошоком или другими схожими методами убеждения. За много тысячелетий истории человеческой цивилизации люди достигли многого в искусстве развязывания языков. Кроме того, этот тип даже не обязательно должен принадлежать к человеческой цивилизации. Кто знает, как могут выглядеть инопланетные монстры. Может, они как раз именно такие — полноватые, гривастые и белозубые, а кроме того, приятны в общении и прекрасно знают язык аборигенов.
Хозяин кабинета предложил мне присесть. Как я и ожидал, началось все с коньяка, который он разлил в хрустальные рюмки.
— Хочу выпить за наше знакомство, — произнес хозяин, сверкая изумительными зубами. Интересно, свои у него зубы или регенерированные.
— Да уж, — нахмурился я, но рюмку поднял.
— Обстоятельства нашей встречи для вас не слишком приятны, поэтому я не рассчитываю на немедленное проявление вашего доброжелательства. Что касается меня, то я искренне рад знакомству. Надеюсь, оно будет достаточно долгим.
— Хотелось бы, — кивнуля. В душе я питал надежду, что пристрелят меня не сразу.
— Меня зовут Леонид Серафимович. Похоже, не пришелец. Не думаю, что на альфе Эридана дают такие имена.
— Вам представляться нет нужды. Кто же не знает полковника Аргунова, оперативника класса "А" Управления психоэкологии! Друг мой, ваша слава бежит впереди вас.
Коньяк встал у меня поперек горла. Что творится, а? Создавалось ощущение, что операция под грифом «С-6» довольно полно освещалась в СТ-новостях. И голубоглазому все было известно. И этим. Кстати, кому? Черт их знает!
— Я не хочу, чтобы у вас сложилось превратное представление о нашем гостеприимном небольшом городе.
— Град без названия.
— Почему? Название есть. Асгард. Асгард. Что-то знакомое.
— Если вы думаете, что мы собираемся выбивать из вас секретную информацию о деятельности Министерства общественной стабилизации, подробности вашего задания, то вы ошибаетесь. Нас это не интересует.
— А что вас интересует?
— Нас интересуете вы.
— А что такого интересного во мне?
— Гораздо больше, чем вам кажется. Конечно, не ваша бурная биография. И не любовные похождения. — Он как-то ехидно улыбнулся. — Нас интересуете вы как человек. Человек незаурядный.
— Вы меня переоцениваете.
— Вряд ли. Мы хотели бы работать с вами. И у вас нет иного выхода.
— Понятно. Вам нужен «фантом». Цена обычная — жизнь, — усмехнулся я.
«Фантом», «двойник», «соловейчик» — каких только терминов не выдумано, чтобы окрестить сотрудников спецслужб, продавшихся врагам. Я решил: делать непонимающие глаза, валять дурака просто смешно. Они знают обо мне все.
— О, не нужно драматизировать. Жизнь, долг, честь, предательство. Вы вскоре поймете, что речь вовсе не об этом. Все гораздо сложнее.
Ну да, так и начинаются вербовки. Треп на общефилософские темы, заболтать, запудрить мозги, попытаться дать человеку моральные оправдания его предательства, чтобы ему было не слишком стыдно. Зачем он тратит время? Эти приемы для профессионалов моего уровня не годятся.
— Думаете, я займусь рассуждениями на общеэтические темы, чтобы оправдать в ваших глазах наше сотрудничество? — улыбнулся иронично Леонид Серафимович.
Будто мысли мои прочитал. Он далеко не дурак Затевать с таким игру нелегко. А надо. Надо что-то придумать, иначе я конченый человек.
— Такой разговор с вами бессмыслен. Хотите знать, кто я такой?
— Да, хочу, — вскипел я. — Кто вы? Кто ваши подчиненные? Что вам надо в этом лукоморье? Как вы умудрились свить такое уютное гнездышко и чтобы про него никто не узнал?
— Не горячитесь. Давайте по порядку. Моя фамилия Чаев. Она вам что-нибудь говорит?
— Что, тот самый? — только и спросил я, дурацки хлопая глазами.
— Тот самый.
Конечно, я мог отдаться во власть фантазий о двойниках, об удивительном сходстве, о том, что я попал в лапы маньяка, страдающего манией величия, который нацепил маску или сделал пластическую операцию. Но к чему все это? Я чувствовал, знал — передо мной настоящий Чаев. Тот самый.
И еще я вспомнил, что такое Асгард. В скандинавской мифологии это крепость на поле Идавель, где живут боги и умершие люди. Небесный город мертвых.
— Чаев мертв уже давным-давно, — произнес я устало.
— Как писали в одной старой книге: слухи о моей смерти сильно преувеличены. Чтобы понять все, вы должны выслушать довольно длинный рассказ, часть которого больше похожа на лекцию по философии. Вы согласны?
— Еще бы.
— Начну с банального вопроса — что мы знаем об этом мире? Узким специалистам порой начинает казаться, что почти все. Физики считают, что чуть ли не до конца уяснили сущность атома, микрочастицы, эфирного океана. У химиков самоуверенности еще больше — они вообще изучили все вдоль и поперек, теперь остается только накапливать частности, уточнять несущественные моменты. Они искренне уверены в этом, пока не набредают на очередной пласт явлений, переворачивающих все основы. Биологам тоже время от времени становится все понятно… Перечень можно продолжить. Специалистам всегда ПОЧТИ все понятно. Но вот они наталкиваются на очередную глухую стену и расквашивают об нее свои носы. И тогда рождается, например, физика сверхтонких энергий, наука о непериодических явлениях, биоэнергоинформатика, теория не стандартных трансмутаций. Мы — дикари. Научились устанавливать кое-какие причинно-следственные связи в окружающем мире и использовать их. Нажимаешь кнопку — загорается лампочка. Связь есть? Несомненная. Вот палец, вот выключатель, нажимаешь — вот тебе свет. Но физический и технический смысл происшедшего скрыт от взора дикаря. Несмотря на некоторые успехи науки в последние десятилетия, мы почти ничего не знаем о сути окружающих нас явлений и предметов. Мы в упор не видим слона, а лишь пересчитываем пупырышки на его коже. Мы на ощупь приближаемся к таким неизведанным пластам, как энергоинформационные пространства, психомиры, параллельные независимые плоскости. А ведь еще древние писали об астральных и ментальных вселенных. Мы делаем робкие попытки при помощи эфиродинамики объяснить психотронику и непериодические процессы. Мы с ужасом видим, как загадочным образом могут меняться свойства вещей, как трещит по швам закон сохранения энергии и вещества, как летит к чертям теория вероятности — неколебимые, казалось, столпы. Не так ли, Александр Викторович?
— Скорее всего, так.
Что я мог еще сказать Чаеву? Споры о нетрадиционных научных методиках, о никак не желающих укладываться в современные научные парадигмы фактах ведутся не первый век. Нельзя сказать, что они не интересуют большую науку. Время от времени создаются мощные лаборатории, целые институты, порой они получают потрясающие результаты, о них ломают зубы теоретики, их никто не может объяснить. Потом «нетрадиционники» вновь попадают в опалу.
— И меньше всего мы знаем о самом большом феномене. Знаете, о каком?
— О человеке.
— Правильно. Мы немного научились лечить человека. Более или менее изучили структуру тела, научились фиксировать и использовать ауру, энергетические и информационные процессы. И все равно главного мы не знаем. Откуда берутся мысли? Откуда снисходят озарения? Рождаются в мозгу на химическом, биополевом уровне? Не получается. А механизм наследования — ДНК, РНК? Еще полторы сотни лет назад было понятно, что при их помощи можно закодировать информацию в миллиард миллиардов раз меньше, чем требуется для создания живого существа. Где тогда хранится эта информация? Последнее слово — теория эфирного клише. Звучит привлекательно, где-то соответствует действительности, но граница незнания лишь немного отодвинута. По большому счету, и тут ничего не понятно. Теперь берем эволюцию Великий Дарвин, теория естественного отбора. И тут тупик. Уже давно было замечено, что развитие жизни вовсе не походит на хаос естественного отбора. Оно больше похоже на действия Конструктора, изобретающего новые устройства.
— Какого Конструктора?
— А кто же это знает? Природа… Дух… Абсолют… Сознание космоса, ментальное поле планеты Земля. Слова слишком неуклюжи, узки. Но ясно одно — все движется в определенном направлении, мир усложняется. Живая клетка, амебы, рыбы, животные, люди… Можно ли сказать, что некий план исполнен до конца? Вряд ли. Зачем все это, есть ли в действиях Конструктора смысл, или это просто игра-загадка. Но мы знаем, что сейчас реализуется очередная блестящая задумка Конструктора.
— Какая? — спросил я с напряжением. Чаев умел овладевать вниманием собеседника.
— Это вы.
— Хм-м… — Я понял, что надо мной просто издеваются.
— Конечно, не вы один. Это и я. И еще кто-то. Мы — новая игрушка Конструктора. И не усмехайтесь снисходительно, не становитесь в один ряд со скучными, недалекими, заурядными обывателями. Скажите, не замечали ли вы в себе каких-нибудь странностей? Не посещали вас темными бессонными ночами мысли, что вы не такой, как остальные люди?
— Если только очень темными ночами.
— У вас потрясающая реакция, потрясающая физическая форма. При вашем далеко не богатырском телосложении немного найдется противников, которые могут противопоставить вам что-то в бою. У вас блестящие математические способности, да и многие другие. Вы прекрасный работник. Вы выбирались целым и невредимым из таких ситуаций, из которых не выбрался бы никто.
— Это еще ни о чем не говорит, — нахмурился я. Он просто чуть ли не слово в слово повторял вопросы, которые одолевали меня всю жизнь.
— Да? А интуиция, ясновидение? Наверняка бывало такое, когда вы угадывали чужие мысли, предчувствовали грядущие неприятности и успешно их избегали. Иначе бы нам с вами сейчас не беседовать. Обычный, даже хорошо подготовленный человек и пяти километров не пройдет по нашей ТЭФ-зоне.
Точно, опять мои мысли. Так оно и есть.
— Ну и что, — возразил я, цепляясь за здравый смысл, как утопающий за соломинку. — Паранормальными способностями никого не удивишь. Сейчас не средние века, когда за это сжигали на кострах, и не двадцатый век, когда лишали научных чинов.
— Не удивишь. Психокинетики — это научный факт. Редко, но такие люди встречаются. Однако есть еще один момент. Все ваши странности, сверхспособности — это только начало. Нечто ждет своего часа, чтобы пробудиться. Вам суждено стать неким «суперхомосапиенсом», как ни напыщенно это звучит.
— Почему вы уверены, что это так? — спросил я, холодея.
— Знаю. О том, откуда я это знаю, я расскажу попозже. Вам это будет интересно.
— И какие возможности еще проснутся во мне?
— Самые разные.
Чаев взял со стола бутылку коньяка и подбросил ее вверх. Она зависла в воздухе, а потом медленно опустилась на пол.
— Балаганный фокус, — улыбнулся Чаев. — Но впечатляет, не правда ли?
— Впечатляет.
— А разве не впечатляет, что я разговариваю с вами, когда меня уже сто лет не должно быть на белом свете?.. Сейчас меня ждут неотложные дела, и я вынужден распрощаться с вами. Но мы продолжим этот разговор. До завтра.
— До завтра. — Я поднялся со стула, на котором сидел, согнувшись под градом обрушившихся на меня откровений.
— У меня к вам одна просьба. Отнеситесь к ней, пожалуйста, серьезно.
— Какая просьба?
— Не пытайтесь бежать, что-то предпринимать. У вас бойцовский характер, вы не боитесь ничего, я понимаю. Но здесь вам никто не хочет зла. Да и сделать что-то в вашем положении просто нереально. Вы лишь будете нервировать моих помощников, а у них и так забот хватает. Договорились?
— Договорились.
Конечно, при первой же возможности об этом договоре я забуду.
Трое уже знакомых мне верзил повели меня по ярко освещенному длинному коридору. На стенах мелькали какие-то знаки, попадались закрытые двери, мигали лампочки. Обстановка больше подходила для космической станции. Неожиданно я спиной почувствовал на себе чей-то взгляд. Оглянулся и увидел скользнувший в боковой коридор силуэт. Он показался мне знакомым.
Нашему разговору предшествовало мое пробуждение в большой комнате без окон, со стенами, покрытыми люминокраской. Я лежал на кровати, одетый в зеленые брюки и рубашку с желтым иероглифом на груди. На руке виднелось красное пятно — след от инъектора. Похоже, мне влепили дозу снотворного, и сколько времени прошло с момента, когда брюнет отключил меня, день на дворе или ночь — неизвестно.
Я поднялся с ложа Тут же зазвенел звонок, похожий на дребезжание старинного механического будильника, которые вновь вошли в моду в последнее время Мгновенно появились трое дылд, вежливо сообщили, что совершать резкие движения и неразумные поступки в моем положении бессмысленно и вредно Меня препроводили в старомодный, обставленный антикварной мебелью кабинет, чем-то напомнивший мне логово Веденеева на Лубянке. На стенах — картины на античные темы, написанные маслом, в углу — двухметровой высоты часы с гирями и боем, рядом с ними большой деревянный глобус с надписями на английском языке, ну и вся остальная обстановка в том же духе.
Хозяин кабинета, описанный мной выше, принял меня почти с искренней (а может, на самом деле искренней) радостью. Судя по всему, на этой базе он был главным У меня имелась к нему масса вопросов, носящих скорее характер праздного любопытства, потому что ответам мне вряд ли удастся найти должное применение. Трудно поверить, что здесь найдутся добрые самаритяне, которые выпустят меня отсюда живым, да еще со всей собранной информацией. Кроме того, я был уверен, что привели меня сюда отнюдь не для того, чтобы я удовлетворил свое любопытство, а скорее наоборот. Похоже, я попал к достаточно серьезным людям, у таких обычно разговор начинается с чашки кофе и рюмки коньяка, а заканчивается альфа-меномазином, электрошоком или другими схожими методами убеждения. За много тысячелетий истории человеческой цивилизации люди достигли многого в искусстве развязывания языков. Кроме того, этот тип даже не обязательно должен принадлежать к человеческой цивилизации. Кто знает, как могут выглядеть инопланетные монстры. Может, они как раз именно такие — полноватые, гривастые и белозубые, а кроме того, приятны в общении и прекрасно знают язык аборигенов.
Хозяин кабинета предложил мне присесть. Как я и ожидал, началось все с коньяка, который он разлил в хрустальные рюмки.
— Хочу выпить за наше знакомство, — произнес хозяин, сверкая изумительными зубами. Интересно, свои у него зубы или регенерированные.
— Да уж, — нахмурился я, но рюмку поднял.
— Обстоятельства нашей встречи для вас не слишком приятны, поэтому я не рассчитываю на немедленное проявление вашего доброжелательства. Что касается меня, то я искренне рад знакомству. Надеюсь, оно будет достаточно долгим.
— Хотелось бы, — кивнуля. В душе я питал надежду, что пристрелят меня не сразу.
— Меня зовут Леонид Серафимович. Похоже, не пришелец. Не думаю, что на альфе Эридана дают такие имена.
— Вам представляться нет нужды. Кто же не знает полковника Аргунова, оперативника класса "А" Управления психоэкологии! Друг мой, ваша слава бежит впереди вас.
Коньяк встал у меня поперек горла. Что творится, а? Создавалось ощущение, что операция под грифом «С-6» довольно полно освещалась в СТ-новостях. И голубоглазому все было известно. И этим. Кстати, кому? Черт их знает!
— Я не хочу, чтобы у вас сложилось превратное представление о нашем гостеприимном небольшом городе.
— Град без названия.
— Почему? Название есть. Асгард. Асгард. Что-то знакомое.
— Если вы думаете, что мы собираемся выбивать из вас секретную информацию о деятельности Министерства общественной стабилизации, подробности вашего задания, то вы ошибаетесь. Нас это не интересует.
— А что вас интересует?
— Нас интересуете вы.
— А что такого интересного во мне?
— Гораздо больше, чем вам кажется. Конечно, не ваша бурная биография. И не любовные похождения. — Он как-то ехидно улыбнулся. — Нас интересуете вы как человек. Человек незаурядный.
— Вы меня переоцениваете.
— Вряд ли. Мы хотели бы работать с вами. И у вас нет иного выхода.
— Понятно. Вам нужен «фантом». Цена обычная — жизнь, — усмехнулся я.
«Фантом», «двойник», «соловейчик» — каких только терминов не выдумано, чтобы окрестить сотрудников спецслужб, продавшихся врагам. Я решил: делать непонимающие глаза, валять дурака просто смешно. Они знают обо мне все.
— О, не нужно драматизировать. Жизнь, долг, честь, предательство. Вы вскоре поймете, что речь вовсе не об этом. Все гораздо сложнее.
Ну да, так и начинаются вербовки. Треп на общефилософские темы, заболтать, запудрить мозги, попытаться дать человеку моральные оправдания его предательства, чтобы ему было не слишком стыдно. Зачем он тратит время? Эти приемы для профессионалов моего уровня не годятся.
— Думаете, я займусь рассуждениями на общеэтические темы, чтобы оправдать в ваших глазах наше сотрудничество? — улыбнулся иронично Леонид Серафимович.
Будто мысли мои прочитал. Он далеко не дурак Затевать с таким игру нелегко. А надо. Надо что-то придумать, иначе я конченый человек.
— Такой разговор с вами бессмыслен. Хотите знать, кто я такой?
— Да, хочу, — вскипел я. — Кто вы? Кто ваши подчиненные? Что вам надо в этом лукоморье? Как вы умудрились свить такое уютное гнездышко и чтобы про него никто не узнал?
— Не горячитесь. Давайте по порядку. Моя фамилия Чаев. Она вам что-нибудь говорит?
* * *
Ничего себе… Мне захотелось хлопнуть еще коньяка. И не несчастную рюмку, а пол-литровую… нет, лучше литровую бутылку. Говорит ли мне что-нибудь фамилия Чаев? Еще как говорит. Леонид Серафимович Чаев с семьей, в кабинете, на работе. Чаев с любимой собакой. Чаев с любимой книжкой. Просто Чаев, в пальто и с зонтиком. И на каждой фотографии — лицо сидящего передо мной человека.— Что, тот самый? — только и спросил я, дурацки хлопая глазами.
— Тот самый.
Конечно, я мог отдаться во власть фантазий о двойниках, об удивительном сходстве, о том, что я попал в лапы маньяка, страдающего манией величия, который нацепил маску или сделал пластическую операцию. Но к чему все это? Я чувствовал, знал — передо мной настоящий Чаев. Тот самый.
И еще я вспомнил, что такое Асгард. В скандинавской мифологии это крепость на поле Идавель, где живут боги и умершие люди. Небесный город мертвых.
— Чаев мертв уже давным-давно, — произнес я устало.
— Как писали в одной старой книге: слухи о моей смерти сильно преувеличены. Чтобы понять все, вы должны выслушать довольно длинный рассказ, часть которого больше похожа на лекцию по философии. Вы согласны?
— Еще бы.
— Начну с банального вопроса — что мы знаем об этом мире? Узким специалистам порой начинает казаться, что почти все. Физики считают, что чуть ли не до конца уяснили сущность атома, микрочастицы, эфирного океана. У химиков самоуверенности еще больше — они вообще изучили все вдоль и поперек, теперь остается только накапливать частности, уточнять несущественные моменты. Они искренне уверены в этом, пока не набредают на очередной пласт явлений, переворачивающих все основы. Биологам тоже время от времени становится все понятно… Перечень можно продолжить. Специалистам всегда ПОЧТИ все понятно. Но вот они наталкиваются на очередную глухую стену и расквашивают об нее свои носы. И тогда рождается, например, физика сверхтонких энергий, наука о непериодических явлениях, биоэнергоинформатика, теория не стандартных трансмутаций. Мы — дикари. Научились устанавливать кое-какие причинно-следственные связи в окружающем мире и использовать их. Нажимаешь кнопку — загорается лампочка. Связь есть? Несомненная. Вот палец, вот выключатель, нажимаешь — вот тебе свет. Но физический и технический смысл происшедшего скрыт от взора дикаря. Несмотря на некоторые успехи науки в последние десятилетия, мы почти ничего не знаем о сути окружающих нас явлений и предметов. Мы в упор не видим слона, а лишь пересчитываем пупырышки на его коже. Мы на ощупь приближаемся к таким неизведанным пластам, как энергоинформационные пространства, психомиры, параллельные независимые плоскости. А ведь еще древние писали об астральных и ментальных вселенных. Мы делаем робкие попытки при помощи эфиродинамики объяснить психотронику и непериодические процессы. Мы с ужасом видим, как загадочным образом могут меняться свойства вещей, как трещит по швам закон сохранения энергии и вещества, как летит к чертям теория вероятности — неколебимые, казалось, столпы. Не так ли, Александр Викторович?
— Скорее всего, так.
Что я мог еще сказать Чаеву? Споры о нетрадиционных научных методиках, о никак не желающих укладываться в современные научные парадигмы фактах ведутся не первый век. Нельзя сказать, что они не интересуют большую науку. Время от времени создаются мощные лаборатории, целые институты, порой они получают потрясающие результаты, о них ломают зубы теоретики, их никто не может объяснить. Потом «нетрадиционники» вновь попадают в опалу.
— И меньше всего мы знаем о самом большом феномене. Знаете, о каком?
— О человеке.
— Правильно. Мы немного научились лечить человека. Более или менее изучили структуру тела, научились фиксировать и использовать ауру, энергетические и информационные процессы. И все равно главного мы не знаем. Откуда берутся мысли? Откуда снисходят озарения? Рождаются в мозгу на химическом, биополевом уровне? Не получается. А механизм наследования — ДНК, РНК? Еще полторы сотни лет назад было понятно, что при их помощи можно закодировать информацию в миллиард миллиардов раз меньше, чем требуется для создания живого существа. Где тогда хранится эта информация? Последнее слово — теория эфирного клише. Звучит привлекательно, где-то соответствует действительности, но граница незнания лишь немного отодвинута. По большому счету, и тут ничего не понятно. Теперь берем эволюцию Великий Дарвин, теория естественного отбора. И тут тупик. Уже давно было замечено, что развитие жизни вовсе не походит на хаос естественного отбора. Оно больше похоже на действия Конструктора, изобретающего новые устройства.
— Какого Конструктора?
— А кто же это знает? Природа… Дух… Абсолют… Сознание космоса, ментальное поле планеты Земля. Слова слишком неуклюжи, узки. Но ясно одно — все движется в определенном направлении, мир усложняется. Живая клетка, амебы, рыбы, животные, люди… Можно ли сказать, что некий план исполнен до конца? Вряд ли. Зачем все это, есть ли в действиях Конструктора смысл, или это просто игра-загадка. Но мы знаем, что сейчас реализуется очередная блестящая задумка Конструктора.
— Какая? — спросил я с напряжением. Чаев умел овладевать вниманием собеседника.
— Это вы.
— Хм-м… — Я понял, что надо мной просто издеваются.
— Конечно, не вы один. Это и я. И еще кто-то. Мы — новая игрушка Конструктора. И не усмехайтесь снисходительно, не становитесь в один ряд со скучными, недалекими, заурядными обывателями. Скажите, не замечали ли вы в себе каких-нибудь странностей? Не посещали вас темными бессонными ночами мысли, что вы не такой, как остальные люди?
— Если только очень темными ночами.
— У вас потрясающая реакция, потрясающая физическая форма. При вашем далеко не богатырском телосложении немного найдется противников, которые могут противопоставить вам что-то в бою. У вас блестящие математические способности, да и многие другие. Вы прекрасный работник. Вы выбирались целым и невредимым из таких ситуаций, из которых не выбрался бы никто.
— Это еще ни о чем не говорит, — нахмурился я. Он просто чуть ли не слово в слово повторял вопросы, которые одолевали меня всю жизнь.
— Да? А интуиция, ясновидение? Наверняка бывало такое, когда вы угадывали чужие мысли, предчувствовали грядущие неприятности и успешно их избегали. Иначе бы нам с вами сейчас не беседовать. Обычный, даже хорошо подготовленный человек и пяти километров не пройдет по нашей ТЭФ-зоне.
Точно, опять мои мысли. Так оно и есть.
— Ну и что, — возразил я, цепляясь за здравый смысл, как утопающий за соломинку. — Паранормальными способностями никого не удивишь. Сейчас не средние века, когда за это сжигали на кострах, и не двадцатый век, когда лишали научных чинов.
— Не удивишь. Психокинетики — это научный факт. Редко, но такие люди встречаются. Однако есть еще один момент. Все ваши странности, сверхспособности — это только начало. Нечто ждет своего часа, чтобы пробудиться. Вам суждено стать неким «суперхомосапиенсом», как ни напыщенно это звучит.
— Почему вы уверены, что это так? — спросил я, холодея.
— Знаю. О том, откуда я это знаю, я расскажу попозже. Вам это будет интересно.
— И какие возможности еще проснутся во мне?
— Самые разные.
Чаев взял со стола бутылку коньяка и подбросил ее вверх. Она зависла в воздухе, а потом медленно опустилась на пол.
— Балаганный фокус, — улыбнулся Чаев. — Но впечатляет, не правда ли?
— Впечатляет.
— А разве не впечатляет, что я разговариваю с вами, когда меня уже сто лет не должно быть на белом свете?.. Сейчас меня ждут неотложные дела, и я вынужден распрощаться с вами. Но мы продолжим этот разговор. До завтра.
— До завтра. — Я поднялся со стула, на котором сидел, согнувшись под градом обрушившихся на меня откровений.
— У меня к вам одна просьба. Отнеситесь к ней, пожалуйста, серьезно.
— Какая просьба?
— Не пытайтесь бежать, что-то предпринимать. У вас бойцовский характер, вы не боитесь ничего, я понимаю. Но здесь вам никто не хочет зла. Да и сделать что-то в вашем положении просто нереально. Вы лишь будете нервировать моих помощников, а у них и так забот хватает. Договорились?
— Договорились.
Конечно, при первой же возможности об этом договоре я забуду.
Трое уже знакомых мне верзил повели меня по ярко освещенному длинному коридору. На стенах мелькали какие-то знаки, попадались закрытые двери, мигали лампочки. Обстановка больше подходила для космической станции. Неожиданно я спиной почувствовал на себе чей-то взгляд. Оглянулся и увидел скользнувший в боковой коридор силуэт. Он показался мне знакомым.
АСГАРД. 14 ИЮЛЯ 2136 ГОДА
В комфортабельной клетке, в которой меня заперли, имелось все необходимое для жизни, даже пище-синтезатор, СТ-визор с беспорядочным набором фильмов. К моему удивлению, СТ принимал и спутниковые программы. То ли низковибрационный экран действовал в одну сторону, то ли тут какая-то техническая хитрость.
На планете ничего особенного не происходило. «Массовое самоубийство в Апингтоне в Южной Африке — туда на встречу с Абрахамом Перри, провозгласившим себя апостолом Единого Бога Смерти, прибыло полторы тысячи человек». Итог — двести тридцать жертв, принявших мученическую смерть через «купание» в кипящих котлах. Трупы были сожжены, пепел развеян по ветру — произошло очищение огнем и водой, и теперь, по замыслу самоубийц, они должны восседать на небесном престоле по правую руку Единого Бога Смерти. Этот культ достиг пика в Темные Десятилетия, тогда тысячи, десятки тысяч людей через огненные врата шли в иной, наполненный благостностью, мир смерти. Когда на место безысходности пришла сытая скука, культ, хоть и подрастерял своих сторонников, но все равно оставался опасным, его «апостолы» подвергались преследованиям по всему миру. В результате они выработали методы борьбы с полицией не хуже, чем Большие Кланы.
«Вчера в Бонне при попытке сил правопорядка проникнуть на склад, где хранился наркотик „птичий пух“, взорвалась объемная бомба. Погибло шестеро местных полицейских и два агента Европейского бюро по борьбе с наркооборотом». Вот идиоты! Всегда говорил, что немцы и Евробюро работать не умеют. Минирование складов — любимый трюк в последнее время. Сколько людей так погибло, но все равно находятся полицейские-бараны, которые упорно прут напролом, не предпринимая необходимых мер безопасности.
«Князь Грузии Шота Сванидзе казнил еще одного министра…» Да, этот не успокоится. Кровосос и маньяк. Сейчас грузинские летописцы и историки из кожи вон лезут, составляя благородную аристократическую родословную своему хозяину, хотя все знают — прадед его был известный вор, ставший позже работорговцем, а еще позже крупным наркодельцом, и получил он власть подкупом, коварством и неуемной кровожадностью.
"Конгресс США принял решение о финансировании строительства станции «Венера-Твердь». Это крупнейший венерианский проект за всю историю исследований Утренней звезды.
«В Москве Наталья Леонович поставила новые „Метаморфозы“ Такого успеха давно не знал этот вид искусства. Вчера в давке после представления один человек задохнулся Еще один почитатель очаровательной Натальи на глазах у всех вскрыл себе вены. Его удалось спасти»…
Я выключил СТ и вновь вернулся к мыслям о своем незавидном положении. Что я имею? То, что попался, — это факт из разряда печальных. То, что меня еще не пристрелили, не замучили, не разобрали по косточкам, — это факт из разряда отрадных. А моя беседа с Чаевым — это факт из разряда совершенно невероятных и абсурдных. В то, что это именно тот Чаев, я поверил окончательно и бесповоротно.
Пить коньяк с Леонидом Серафимовичем Чаевым — это примерно то же самое, что отобедать с Резерфордом или сыграть в шашки с Нильсом Бором. Чаев — один из столпов современной эфиродинамики. То, что были созданы безопасные ТЭФ-станции, — во многом его заслуга. Больше всего меня смущало, что родился он сто сорок лет назад. И уже сто лет прошло с того момента, когда он исчез при очень загадочных обстоятельствах. Произошло это в разгар Темных Десятилетий. Бывали тогда происшествия и похлеще, но все равно исчезновение академика Чаева вошло в ранг экстра-чрезвычайных происшествий и заняло почетное место в ряду мировых тайн. По этому поводу было сотворено немало статей и книг с сотнями «убедительнейших» версий, некоторые из них были совершенно сумасшедшими. Но факт остается фактом — никто ничего конкретно не знал о его судьбе.
Если поверить в его рассказ о пробуждении сверхспособностей, то это объясняет, как он протянул все эти годы и сохранил прекрасную форму. Кто знает, какова продолжительность жизни сверхлюдей? Только вот вопрос: верить или не верить в это? Я, кажется, поверил. Я ощущал в себе присутствие Силы, особенно явственно в последние дни — она спасла меня в поединке с псами — «убийцами».
По поводу остальных вопросов — зачем здесь эта база, что будет со мной дальше, — можно строить сколько угодно предположений. Поживем — увидим. Но Чаеву можно доверять хотя бы в том, что пытаться убежать отсюда бессмысленно. Если даже я и покину базу, без «Гвоздя» мне не преодолеть низковибрационный ТЭФ-барьер.
У меня отобрали все, даже часы, окон в комнате не было, поэтому я не знал, какое сейчас время суток. Проспал я где-то часов шесть, потом поел — сервировочная система работала безупречно. Думать, чем занять свободное время, мне не пришлось. Об этом позаботился Чаев, пригласив меня в свой кабинет на продолжение беседы.
— Вы выглядите лишь на сотню лет моложе.
— Вот-вот. Это и было сотню лет назад. Представьте, что такое жить в разрушающемся мире. Не оставляло ощущение, что действительно наступает конец времени и пришла-таки пора человечеству расплачиваться за свои бесчисленные грехи. Божьи кары обрушились во всей полноте. Экологическая катастрофа — мир просто тонул в грязи, почва была выжжена, реки и даже океан отравлены. Тут еще грянула эпидемия песочной чумы, начались мутации. Представьте — паника, вымершие города, везде — трупы, трупы, трупы. В средние века от чумы вымерло две трети населения Европы. От катаклизмов Темных Десятилетий семимиллиардное население планеты сократилось до трех миллиардов, а потом еще не одно десятилетие продолжало неуклонно сокращаться. Не удивлюсь, если та же песочная чума являлась одной из шуток Конструктора. Или реакцией истерзанной планеты, которая просто не в состоянии была прокормить полчища голодных, озлобленных, гадящих, дерущихся между собой паразитов… Нужно жить там, в те времена, чтобы понять, каковы чувства человека, уверенного, что остались годы, а то и месяцы. Что вот-вот настанет день, когда под человечеством разверзнется твердь земная и геенна огненная поглотит тех, кто еще остался в живых. Монастыри не могли принять и сотой доли желающих укрыться в них, плодились секты, возрождались совершенно дикие религии, о которых люди забыли давным-давно. Рушились великие державы, и хорошо еще, когда на их месте возникали другие, и не все оказывалось сметено волнами хаоса и отчаяния. Картины, которые глубже всего врезались в память, — карантины, санитарные кордоны, санитарные машины с автоматчиками, горящий полицейский БТР… Вода — два часа в сутки, едва тлеющая электролампочка и грохот выстрелов по ночам.
— Веселые картины, — вздохнул я.
— Да, веселые… А тут еще практически по всей Земле началось движение новых луддитов — ненавистников машин. Технику обвиняли в приближающемся конце света. Безобидный некогда лозунг «Назад к природе» обрел зловещий оттенок. Люди хлынули из городов, но на природе тоже делать было нечего, кроме как умереть. Песочная чума свирепствовала там не меньше, чем в городах… У человечества все-таки оставались шансы, хоть и шло оно по лезвию бритвы. Мы опаздывали совсем немного. На подходе были кардинально новые технологии. Особенно обнадеживали опыты по эфиродинамике. С помощью этой новой науки виделась возможность преодолеть экологический кризис, влекущий за собой другие главное, энергетический. Во всем мире создавались экспериментальные ТЭФ-установки. 24 августа 2026 года наступил «судный день». В одну секунду рванули все ТЭФ-установки планеты, попав в вакуум-резонанс. Мы легко отделались. Процесс должен был пойти дальше, и тогда на Земле вообще бы камня на камне не осталось. Вмешался некий фактор, назовем его X. У меня есть мнение по этому поводу, но об этом позже… В общем, шкатулка с рождественским подарком оказалась очередным ящиком Пандоры… Думаю, вы получили некоторое представление о том, как воспринималась та жизнь. Расползающаяся, как ветхое тряпье, ткань бытия, сдерживаемый из последних сил хаос, массовые расстрелы и драконовы меры, которыми государства пытались сдержать растущую анархию. И на этом фоне — охраняемые войсками научные институты, даже после «судного дня» продолжающие заниматься ТЭФ-установками. Да, продолжающие заниматься проблемой, несмотря на ненависть людей, на демонстрации, на то, что Марка Фишера, одного из ведущих физиков планеты, разорвала разъяренная толпа Впрочем, озверевшие толпы в то время не были редкостью… Я работал в Институте прикладной эфиродинамики под Новосибирском. Мне исполнилось тогда тридцать три года, математику Грише Борзовскому — двадцать четыре, он был потрясающе талантлив. И наша группа тогда вышла на нечто, получившее название «эффект Чаева». Вы наверняка слышали об этом.
— Конечно, — кивнул я.
— Благодаря нам появилась возможность безопасной эксплуатации ТЭФ-систем. Это не было еще победой над тьмой, но впереди забрезжил свет. Энергетический кризис фактически был побежден мной и Борзовским с помощью бумаги, авторучки и примитивнейшего по нынешним временам компьютера.
— И вашей интуиции, о которой ходили легенды.
— Вот именно. Интуиция.
На планете ничего особенного не происходило. «Массовое самоубийство в Апингтоне в Южной Африке — туда на встречу с Абрахамом Перри, провозгласившим себя апостолом Единого Бога Смерти, прибыло полторы тысячи человек». Итог — двести тридцать жертв, принявших мученическую смерть через «купание» в кипящих котлах. Трупы были сожжены, пепел развеян по ветру — произошло очищение огнем и водой, и теперь, по замыслу самоубийц, они должны восседать на небесном престоле по правую руку Единого Бога Смерти. Этот культ достиг пика в Темные Десятилетия, тогда тысячи, десятки тысяч людей через огненные врата шли в иной, наполненный благостностью, мир смерти. Когда на место безысходности пришла сытая скука, культ, хоть и подрастерял своих сторонников, но все равно оставался опасным, его «апостолы» подвергались преследованиям по всему миру. В результате они выработали методы борьбы с полицией не хуже, чем Большие Кланы.
«Вчера в Бонне при попытке сил правопорядка проникнуть на склад, где хранился наркотик „птичий пух“, взорвалась объемная бомба. Погибло шестеро местных полицейских и два агента Европейского бюро по борьбе с наркооборотом». Вот идиоты! Всегда говорил, что немцы и Евробюро работать не умеют. Минирование складов — любимый трюк в последнее время. Сколько людей так погибло, но все равно находятся полицейские-бараны, которые упорно прут напролом, не предпринимая необходимых мер безопасности.
«Князь Грузии Шота Сванидзе казнил еще одного министра…» Да, этот не успокоится. Кровосос и маньяк. Сейчас грузинские летописцы и историки из кожи вон лезут, составляя благородную аристократическую родословную своему хозяину, хотя все знают — прадед его был известный вор, ставший позже работорговцем, а еще позже крупным наркодельцом, и получил он власть подкупом, коварством и неуемной кровожадностью.
"Конгресс США принял решение о финансировании строительства станции «Венера-Твердь». Это крупнейший венерианский проект за всю историю исследований Утренней звезды.
«В Москве Наталья Леонович поставила новые „Метаморфозы“ Такого успеха давно не знал этот вид искусства. Вчера в давке после представления один человек задохнулся Еще один почитатель очаровательной Натальи на глазах у всех вскрыл себе вены. Его удалось спасти»…
Я выключил СТ и вновь вернулся к мыслям о своем незавидном положении. Что я имею? То, что попался, — это факт из разряда печальных. То, что меня еще не пристрелили, не замучили, не разобрали по косточкам, — это факт из разряда отрадных. А моя беседа с Чаевым — это факт из разряда совершенно невероятных и абсурдных. В то, что это именно тот Чаев, я поверил окончательно и бесповоротно.
Пить коньяк с Леонидом Серафимовичем Чаевым — это примерно то же самое, что отобедать с Резерфордом или сыграть в шашки с Нильсом Бором. Чаев — один из столпов современной эфиродинамики. То, что были созданы безопасные ТЭФ-станции, — во многом его заслуга. Больше всего меня смущало, что родился он сто сорок лет назад. И уже сто лет прошло с того момента, когда он исчез при очень загадочных обстоятельствах. Произошло это в разгар Темных Десятилетий. Бывали тогда происшествия и похлеще, но все равно исчезновение академика Чаева вошло в ранг экстра-чрезвычайных происшествий и заняло почетное место в ряду мировых тайн. По этому поводу было сотворено немало статей и книг с сотнями «убедительнейших» версий, некоторые из них были совершенно сумасшедшими. Но факт остается фактом — никто ничего конкретно не знал о его судьбе.
Если поверить в его рассказ о пробуждении сверхспособностей, то это объясняет, как он протянул все эти годы и сохранил прекрасную форму. Кто знает, какова продолжительность жизни сверхлюдей? Только вот вопрос: верить или не верить в это? Я, кажется, поверил. Я ощущал в себе присутствие Силы, особенно явственно в последние дни — она спасла меня в поединке с псами — «убийцами».
По поводу остальных вопросов — зачем здесь эта база, что будет со мной дальше, — можно строить сколько угодно предположений. Поживем — увидим. Но Чаеву можно доверять хотя бы в том, что пытаться убежать отсюда бессмысленно. Если даже я и покину базу, без «Гвоздя» мне не преодолеть низковибрационный ТЭФ-барьер.
У меня отобрали все, даже часы, окон в комнате не было, поэтому я не знал, какое сейчас время суток. Проспал я где-то часов шесть, потом поел — сервировочная система работала безупречно. Думать, чем занять свободное время, мне не пришлось. Об этом позаботился Чаев, пригласив меня в свой кабинет на продолжение беседы.
* * *
— Александр Викторович, вы не против, если я немного предамся воспоминаниям? Когда тебе давно перевалило за сотню, это становится любимым занятием. Эдакая старческая слабость.— Вы выглядите лишь на сотню лет моложе.
— Вот-вот. Это и было сотню лет назад. Представьте, что такое жить в разрушающемся мире. Не оставляло ощущение, что действительно наступает конец времени и пришла-таки пора человечеству расплачиваться за свои бесчисленные грехи. Божьи кары обрушились во всей полноте. Экологическая катастрофа — мир просто тонул в грязи, почва была выжжена, реки и даже океан отравлены. Тут еще грянула эпидемия песочной чумы, начались мутации. Представьте — паника, вымершие города, везде — трупы, трупы, трупы. В средние века от чумы вымерло две трети населения Европы. От катаклизмов Темных Десятилетий семимиллиардное население планеты сократилось до трех миллиардов, а потом еще не одно десятилетие продолжало неуклонно сокращаться. Не удивлюсь, если та же песочная чума являлась одной из шуток Конструктора. Или реакцией истерзанной планеты, которая просто не в состоянии была прокормить полчища голодных, озлобленных, гадящих, дерущихся между собой паразитов… Нужно жить там, в те времена, чтобы понять, каковы чувства человека, уверенного, что остались годы, а то и месяцы. Что вот-вот настанет день, когда под человечеством разверзнется твердь земная и геенна огненная поглотит тех, кто еще остался в живых. Монастыри не могли принять и сотой доли желающих укрыться в них, плодились секты, возрождались совершенно дикие религии, о которых люди забыли давным-давно. Рушились великие державы, и хорошо еще, когда на их месте возникали другие, и не все оказывалось сметено волнами хаоса и отчаяния. Картины, которые глубже всего врезались в память, — карантины, санитарные кордоны, санитарные машины с автоматчиками, горящий полицейский БТР… Вода — два часа в сутки, едва тлеющая электролампочка и грохот выстрелов по ночам.
— Веселые картины, — вздохнул я.
— Да, веселые… А тут еще практически по всей Земле началось движение новых луддитов — ненавистников машин. Технику обвиняли в приближающемся конце света. Безобидный некогда лозунг «Назад к природе» обрел зловещий оттенок. Люди хлынули из городов, но на природе тоже делать было нечего, кроме как умереть. Песочная чума свирепствовала там не меньше, чем в городах… У человечества все-таки оставались шансы, хоть и шло оно по лезвию бритвы. Мы опаздывали совсем немного. На подходе были кардинально новые технологии. Особенно обнадеживали опыты по эфиродинамике. С помощью этой новой науки виделась возможность преодолеть экологический кризис, влекущий за собой другие главное, энергетический. Во всем мире создавались экспериментальные ТЭФ-установки. 24 августа 2026 года наступил «судный день». В одну секунду рванули все ТЭФ-установки планеты, попав в вакуум-резонанс. Мы легко отделались. Процесс должен был пойти дальше, и тогда на Земле вообще бы камня на камне не осталось. Вмешался некий фактор, назовем его X. У меня есть мнение по этому поводу, но об этом позже… В общем, шкатулка с рождественским подарком оказалась очередным ящиком Пандоры… Думаю, вы получили некоторое представление о том, как воспринималась та жизнь. Расползающаяся, как ветхое тряпье, ткань бытия, сдерживаемый из последних сил хаос, массовые расстрелы и драконовы меры, которыми государства пытались сдержать растущую анархию. И на этом фоне — охраняемые войсками научные институты, даже после «судного дня» продолжающие заниматься ТЭФ-установками. Да, продолжающие заниматься проблемой, несмотря на ненависть людей, на демонстрации, на то, что Марка Фишера, одного из ведущих физиков планеты, разорвала разъяренная толпа Впрочем, озверевшие толпы в то время не были редкостью… Я работал в Институте прикладной эфиродинамики под Новосибирском. Мне исполнилось тогда тридцать три года, математику Грише Борзовскому — двадцать четыре, он был потрясающе талантлив. И наша группа тогда вышла на нечто, получившее название «эффект Чаева». Вы наверняка слышали об этом.
— Конечно, — кивнул я.
— Благодаря нам появилась возможность безопасной эксплуатации ТЭФ-систем. Это не было еще победой над тьмой, но впереди забрезжил свет. Энергетический кризис фактически был побежден мной и Борзовским с помощью бумаги, авторучки и примитивнейшего по нынешним временам компьютера.
— И вашей интуиции, о которой ходили легенды.
— Вот именно. Интуиция.