Стальнов Илья. Гильотина для госпитальера

   – Если бы вы знали, что натворили, упустив их.
   – Ядовитое учение не найдет много сторонников, – с энтузиазмом воскликнул Ледье.
   – Учение? – приподнял бровь инквизитор-аналитик. – Что ты мелешь, дурак?
   Он подумал, как будет выглядеть его отчет Святому Материалисту. И со вздохом душевной боли подумал о том, что эти двое были почти в его руках. И ушли. Но кто освободил их – вот вопрос. Из отчета полицейских так ничего и не было понятно, но Блишон хоть убедился, что ему не врут. Действительно, были винтокрылы, были загадочные налетчики. Все было. Оно и неудивительно, если вспомнить те крохи информации, которые Святой Материалист соизволил кинуть ему, и которые перевернули в его глазах все взгляды на Гасконь, на силы, действующие в ней, на весь мир. Блишон давно подозревал, что жизнь на планете вовсе не такая размеренная и определенная, как кажется. Но что здесь скрывается такое?
   Тут снаружи послышался шум.
   – К вам просится Гражданин, – произнес боец из специального отряда инквизиции, заходя в комнату.
   – Ну, что еще? – недовольно воскликнул инквизитор-аналитик.
   В комнату, кланяясь, вошел папаша Крюшо.
   – Что тебе надо? – осведомился Блишон, подозрительно глядя на суетные хитрые глазки посетителя, на его суетливые манеры.
   – Я папаша Крюшо. Я хороший Гражданин. Все поручатся, кроме молочницы, которая сама первая мошенница.
   – Короче!
   – Насчет награды. Обещано. Мы взяли еретика. Я и пятеро моих племянников. Мы же ни виноваты, что жандармы не уберегли их. Работа выполнена. Заплатить бы.
   – Похоже, это тихая обитель круглых дураков. А знаешь, папаша Крюшо, какое лучшее лекарство от глупости?
   – Какое, Гражданин Инквизитор?
   – Гильотина! – заорал, поднявшись со стула Блишон, и ошпарил визитера яростным взором, как кипятком. Лицо его налилось краской бешенства.
   – Да я, собственно, и не за этим. Зачем мне награда, – папаша Крюшо попятился. Он подумал, что лучше бы ему сейчас оказаться подальше отсюда. И еще понял ясно и четко, что денег не получит, но сейчас это удручало его меньше всего.
 

***

 
   – Что есть Бог? – с высокого алтаря вопрошал своих братьев аббат монастыря Механики Преподобный Роже.
   – Бог есть знание, – в такт отвечали послушники.
   – Что еще есть Бог?
   – Бог есть понимание и наука.
   – Что есть еще Бог?
   – Больше Бога нет!
   Аббат удовлетворенно кивнул и принялся за чтение молитв. Начал он с основной – «Посвящение МЕХАНИКЕ», потом пошли «Псалом интегралу» преподобного Вентрикулюса. «Песнь бесконечной материи». Затем Преподобный Роже восславил условный рефлекс и теорию Павлова, несколько раз повторил каждую из двадцати Святых Формул, являющихся основой Механизма Вселенной. Потом воздал должное Святым, Великим Гражданам. Пожелал долгих лет Совету Справедливых, твердости – Святой Инквизиции, острого ножа – гильотине.
   Длилось это достаточно долго. У Сомова разболелась голова. Филатов с его безграничными способностями входить в тот режим, который необходим в данной ситуации, просто перешел на автомат – говорил вместе со всеми хором, кричал «аллилуйя», падал на колени и бил поклоны, но его сознание в этом не участвовало. Мысли были заняты совершенно другим.
   Наконец заутреня завершилась. Сразу становилось понятно – служба в монастыре Ордена Механики проводится не для проформы, а исключительно из высокого духовного долга.
   Потом началось отпущение грехов – ежеутренний ритуал, занимавший около получаса. Здесь аббату Роже помогали его помощники. Длинные очереди выстроились в прикрытые легкой материей кабинки. Если прислушаться, то можно было услышать доносящиеся из-за шторок голоса.
   – В чем ты согрешил брат?
   – Леность мышления мой грех.
   – Налагаю на тебя епитимью – сто раз прочтешь перед ликом Святого Ньютона все его три закона. А потом перемножишь восемнадцать раз семизначные цифры на восьмизначные.
   – Повинуюсь.
   – И не вздыхай так. Тот, кто лениться работать данной Материей головой, тот рискует допустить в сердце Христа.
   – Ох…
   Очередь двигалась достаточно быстро.
   – В чем ты грешен? – спросил помощник аббата Сомова.
   – В чревоугодии, – произнес тот.
   – Это не грех, а скорее доблесть, поскольку проистекает из естественной потребности организма!
   – Ну, – госпитальер задумался. Людей без грехов не бывает. Ответить исповеднику, что ты не совершил грехов, значит, привлечь к себе недоброе внимание. – В суесловии и многомыслии, – брякнул он.
   Помощник аббата помолчал, переваривая ответ, но, кажется, так до конца и не понял, о чем речь.
   – Накладываю на тебя епитимью! В эту ночь ты не ляжешь, пока не прочитаешь вслух святую книгу «Основы фотосинтеза».
   – Я прочитаю.
   – Не слышу раскаяния. Ты прочтешь ее два раза. И выучишь первую главу.
   – Но…
   – И вторую! – добавил сурово помощник аббата. На этом служба завершилась. И московитяне отправились в библиотеку.
   В пустом коридоре Сомов прошептал:
   – Бот ты мой, я представить себе не мог, что буду молиться с «Основами фотосинтеза». Это какой-то кошмар!
   – А, – отмахнулся разведчик. – Мне бы твои заботы. Тут кое-что похуже.
   – Что? – насторожился госпитальер, с внутренним стоном предвидя новые неприятности. Ему было неплохо в обители. Библиотека здесь была прекрасная, и он предавался изучению книг и их анализу – занятию куда более достойному, чем захватывать машины и махолеты и скрываться от жандармерии.
   – Мне очень не понравились два субъекта, – сообщил разведчик, озираясь. – Я их вижу уже второй раз.
   – Что за субъекты?
   – Боюсь ошибиться, – отмахнулся Филатов. – Теперь в библиотеку. У нас еще уйма работы.
   Библиотека занимала обширные подвалы под монастырем и выглядела как обычное книгохранилище. Здесь были читальный зал, каталоги. В узких длинных помещениях шли километры стеллажей, наполненных самой разной литературой, преимущественно естественнонаучного и философского содержания. Библиотека на протяжении веков соответственно колебаниям основной идеологической линии государства подвергалась чисткам. Но не так легко перелопатить такое количество книг и изгнать все не укладывающиеся в прокрустово ложе факты. Во многих книгах были вырваны целые страницы и замазаны чернилами строчки. Но информацию невозможно уничтожить полностью. Сомов, отличающийся острым научным умом, и Филатов, обладавший не только потрясающими талантами оперативника, но и глубоким аналитическим мышлением, способностью составлять из крупиц информации единое целое, постепенно продвигались вперед.
   Наиболее почитаемыми были труды творцов грубо материалистической картины мира, гласящей, что вся Вселенная – отлаженный механизм, вроде часов. Все в ней определено движениями атомов, все просчитано, все можно разложить по формулам механики. Определяющий философский метод был метафизика, рассматривающая явления в их неизменности и независимости друг от друга, отрицающая внутренние противоречия как источник развития. Все эти заблуждения были абсолютизированы и заморозили науку на уровне девятнадцатого – начала двадцатого века.
   Книги Ньютона, Коперника, Адама Смита, Вольтера считались святыми. Апокрифы, преданные презрению, как исторические заблуждения, но не изъятые из оборота – Маркс, Энгельс, Ленин. Были ссылки и на кощунственные идеи, идеалистические гипотезы, к которым относили теорию Эйнштейна и квантовую механику. То, что наука наработала в более поздние времена и что открыло человечеству дорогу к звездам, не упоминалось вообще.
   После вечерней трапезы друзья прогуливались по обширному монастырскому парку. Здесь было достаточно пустынно. Братья не особенно любили здесь появляться по вечерам. Гасконцы вообще не жаловали темноту.
   По вечерам монастырская паства, утомившаяся от исполнения своих обязанностей, предавалась разным занятиям. Некоторые исполняли епитимьи. Другие предавались чревоугодию. Третьи предпочитали общество монашек – духовные особы обоего пола жили в монастыре бок о бок, и отношения между ними не считались греховными, поскольку тоже являлись, как значится в уставе монастыря, естественными отправлениями человеческого организма, а значит, идти наперекор им – это оказывать неуважение к ВСЕЛЕНСКОЙ МАТЕРИИ.
   – Кажется, мы нащупываем, наконец, некоторые истоки этого безобразия, – сказал госпитальер.
   – Очень смутно, – возразил Филатов.
   – Мне кажется, идет какое-то внешнее воздействие на социум, – Сомов сорвал травинку и начал поглаживать ею подбородок. – Есть еще фактор. Что-то, не укладывающееся в социальные и государственные структуры.
   – Кто-то формирует социум?
   – Подталкивает.
   – И хорошо еще, если это окажутся люди, – задумчиво произнес разведчик.
   – А если Демоны, Сергей. Это планета Демонов… Нужна еще хотя бы неделя. Эх, проникнуть бы в закрытые хранилища. Интересно, какие книги хранятся там.
   – Неделя… Не знаю, будет ли она у нас.
   – А почему нет?
   – Узнаем сегодня ночью, – загадочно произнес Филатов.
   Когда стемнело, он вручил Сомову единственное их оружие – пороховой револьвер, который они позаимствовали в одном из домов на их пути. Оружие было не ахти какое, но дырки делало вполне исправно.
   – Стреляй только в крайнем случае, – сказал Филатов, располагаясь за дверью. – Если твоей жизни будет угрожать опасность. А так я справлюсь сам.
   После этого разведчик сложил белье на кровати таким хитрым образом, что в темноте возникала полная иллюзия, будто там кто-то лежит. Трюк московитянами отработан был еще на «Лысой горе», когда дети, начитавшись Гоголя, сбегали в ночной лес смотреть цветение папоротников, которые якобы распускаются по ночам. Дежурного педагога тогда они в заблуждение так и не ввели, поскольку тот обладал экстрасенсорным восприятием и всегда мог отличить кучу тряпья от человека. Но те, кого ждал Филатов, такими способностями вряд ли обладали.
   Двери в кельях не закрывались – это было одно из правил. Никто в пастве не должен иметь никаких тайн от духовных отцов, даже тайн интимных. Сомов расположился за вешалкой, а Филатов устроился за письменным столом.
   Госпитальер клевал носом и все норовил в полудреме выронить из рук пистолет, что у него однажды получилось.
   – Извести нас хочешь? – прошептал зло разведчик.
   – Извини, – пожал Сомов плечами, борясь с новым, не менее напористым приступом сонливости.
   В половине третьего за дверью послышалось тихое шуршание. Потом дверь резко распахнулась, и вперед быстро скользнула тень…
 

***

 
   – Тюрьма, опять тюрьма, – раскачивался из стороны в сторону Черный шаман, восседавший на ковре в центре комнаты. – Белые люди безжалостны. Они злы, злы. Они не хотят оставить меня в покое. Уже который год. Почему, почему они ненавидят меня?!
   – Это несправедливо, – слегка улыбнулся Магистр Домен. – Разве такую награду ты заслужил за свои добродетели?
   – Темные Демоны? Где вы? – Черный шаман вскочил на ноги и завертелся на месте, вздымая руки кверху. – Я слышу ваш зов! Я ощущаю биение ваших сердец! Вы совсем рядом! Почему вы не придете и не освободите вашего верного пса? Я принесу вам столько поганых душ, сколько нужно! Я наполню ваши кубки их кровью! Вы вкусите снова сладость власти над человеком! Я помогу вам. Но помогите и вы мне!
   – Они не слышат тебя, колдун, – устало произнес Магистр.
   – Ты не прав. Ты лжешь. Ты не понял. Черные Погонщики слышат все. И они думают. И они согласятся со мной! Рано или поздно.
   Улыбка снова тронула губы Магистра, но на этот раз другая – задумчивая, невеселая. Он вдруг подумал, что, возможно, Черный шаман прав, и ему единственному удастся договориться с теми невероятными силами, которые он подразумевает под Черными Погонщиками и Темными Демонами. И Магистру очень не хотелось, чтобы такое случилось. И ему очень не хотелось прозевать момент, когда Черный шаман окажется ненужным и когда еще будет возможность разделаться с ним. Здесь может стать поздно за одну лишь секунду.
   Магистра все чаще посещали темные мысли. Он переставал верить в праведность своего дела. И начинал думать о тщетности всех усилий, ибо та цель, которую ставили его братья, вряд ли заслуживала таких средств. Замахнувшийся на многое рискует потерять тоже многое. Замахнувшийся на все может и потерять все!
   До логова похитителей, устроенного в нагромождении диких первозданных скал, винтокрыл добирался три часа, сделав одну посадку в горах на дозаправку. Здесь расположился целый город. В скалах были вырублены хорошо скрытые убежища. Видимо, осваивали это место не один десяток лет, здесь было все – водонапорная система, отопление, которое пока не работало, просторные ангары для четырех винтокрылов и многое другое, что было скрыто от посторонних глаз.
   Сам путь пленники не видели – их глаза были завязаны черными лентами, притом настолько умело, что рассмотреть что-то было невозможно.
   Когда их вели в предназначенную им комнату, Магистр спросил:
   – Это убежище тех, кто не согласен?
   – Замкни уста, – приказал охранник.
   – Но…
   – Я не хочу делать тебе больно.
   Домен понял, что действительно лучше помолчать.
   Их поместили в просторную комнату, где было все для жизни. Двери были наглухо закрыты, но для надежности там стояло двое охранников, а коридор просматривался так, что в случае тревоги через минуту здесь было бы еще с дюжину вооруженных людей.
   Но если бы пленные и захотели, бежать им отсюда некуда. Даже если бы они могли скрыться, Магистр не видел такой необходимости, пока не прояснится все. Из лап одних врагов они выбрались. Окажутся ли когти новых хищников более милосердными – покажет время.
   Он пришел через сутки. Это был невысокий плотный человек, похожий на огрубевшего за годы тяжкого сельского труда крестьянина. Но глаза его светились таким умом и пониманием, что сразу становилось понятно – это личность незаурядная и достойная уважения. Он был одет в просторные брюки и рубаху синего цвета, на голове его приютилась маленькая сиреневая шапочка.
   – Я рад приветствовать вас в нашем убежище, – произнес человек.
   Магистр Домен встал и церемонно поклонился. Человек ответил на поклон. Черный шаман не реагировал на эту церемонию, будто в помещении он был один. Он не поднялся с ковра, нашептывая что-то под нос. Но и на него не обращали никакого внимания. Было похоже, что хозяин логова имеет представление о том, что это за человек перед ним и как с ним обращаться.
   – Я тоже счастлив, – кивнул Магистр. – Хотя и не имел возможности просить этой встречи.
   – А мы не имели возможности спрашивать вашего согласия. Обстоятельства складывались не в вашу пользу, – улыбнулся гость. Обмен взаимными любезностями был закончен. – Называть меня можете аббат Христан.
   – Христан, – будто смакуя это слово, произнес Магистр Домен.
   – В нашей обители принято вежливое обращение на «вы», – сообщил аббат.
   – Даже так? – удивился Домен. Новость сильно порадовала его. Этот момент говорил слишком о многом.
   – Обращение на «вы» принято у тех, кто забыл, что они люди и что Господь наделил их душой.
   – Вы еретик? – более утвердительно, чем вопросительно произнес Домен.
   – Я один из главных еретиков, чужак.
   – Чужак?
   – Мне кажется, вы пришли из внешних миров. Такое когда-то должно было случиться.
   – И случилось.
   – Зачем вы здесь? Чтобы воссоединиться с братьями? – он кивнул туда, где под одеждой Магистра скрывалась семиконечная звезда. – У вас Талисман Демона Пта.
   – Да, – Магистр непроизвольно вздрогнул.
   – Великое Разбредание. Это было так давно, что, кажется, не было никогда.
   – Прошло не так много времени, – возразил Магистр. – Всего несколько сот лет.
   – В годах – да. А в людских судьбах? Это тысячелетия! Память предков вытравливалась. История редактировалась. Следующее поколение имеет смутное представление, как жило предыдущее. Обыватели искренне уверены, что они жили на Гаскони всегда.
   – Но это внешняя сторона. Кто дергает за нитки этих марионеток? Чья зловещая рука?
   – А вот этот вопрос интересен… Гасконь слишком необычное место. Нам-то известно, что гигантские транспортные корабли, на которых летели переселенцы с части старой Земли, именовавшейся Францией, а также представители Ордена Копья… – Магистр слегка поморщился, это не укрылось от внимания аббата, он слегка кивнул и продолжил: -…попали сюда после Большого Разбредания.
   – Но как получилось, что лавочники взяли верх над Орденом? Что не поборники духа, а поборники кощунства правят здесь?! – произнес взволнованный Домен.
   – А кто сказал, что лавочники взяли верх над Орденом?
   – Но ведь… – Магистр запнулся и ошарашенно посмотрел на аббата Христана.
   – Совершенно верно. Гасконью правит Орден Копья!
   – И культ скотской бездуховности – это дело рук адептов Ордена?
   – Именно так. Скажем, одна часть братьев взяла верх над другой… Гасконь– странное место. Некоторые считают, что это именно то место, которое Орден искал тысячелетия.
   – Королевские Врата?
   – Да… Не мне судить, что здесь правда, а что – фантазии. Но кому-то очень хотелось сделать эту планету обычной…
   – Кому?
   – Тем, кто ждал.
   – Чего ждал?
   – Ты знаешь ответ на этот вопрос сам. Часа. И кто устал ждать… Как уберечь монополию на правду? Как править толпой людей, жадность у которых – укоренившееся национальное чувство, торгаш и охальник у которых – национальный герой, народ, изобретший гильотину и трибунал, объявивший жизнь духа выдумкой попов? Они обратились к тому, что заложено было в глубине сознания каждого француза. Стремление к равенству лавочников всего мира. Ненависть к аристократии. И сладостные воспоминания о лёгком шелесте гильотины и о катящихся в корзину головах.
   – Это отвратительно!
   – Правильно, правильно, правильно! – неожиданно затараторил Черный шаман. – Неправильных средств, чтобы держать псов на привязи, нет! Есть средства, которые не помогают! Псам нужен кнут. Глупцам – обман!
   – А гасконцам – гильотина, трибунал и равенство, – усмехнулся горько аббат Христин.
   – Храм Пищеварения, – с отвращением сказал Магистр.
   – И Церковь Благотворного Электричества… Мир, опутанный догмами, замер. Технологии замерли. Но властителей это не интересует. Они ждут часа, когда двери с Той Стороны приоткроются.
   – И когда придет тот, кто имеет второй Талисман Пта, – прищурился Магистр.
   – Да. Семиконечный Талисман Демона Пта желателен для Грядущего Часа. Но не обязателен. В конце концов, инициатива в том, что должно будет произойти, принадлежит вовсе не людям.
   – Темные Демоны выбирают сами! Выбирают достойных, – Черный шаман хлопнул в ладони.
   – Вы правы, мой гость.
   – А что хотите вы? – спросил Магистр.
   – Мы, еретики, – пожал плечами аббат. – Гасконцам мы хотим вернуть жизнь духа.
   – Дух – право сильного, – зашипел Черный шаман. – Душами распоряжаются такие, как Я!
   – А что хотите лично вы, аббат Христан? – осведомился Домен.
   – Ну, возможно, того же, чего и вы, – прищурился тот, хитро глядя на Магистра.
   – И вы предлагаете объединить усилия?
   – Чтобы первыми открыли Врата не они, а мы, – подытожил аббат Христан. – Мы убережем мир от больших бед. Врата ведь все равно будут открыты, поскольку пришел назначенный час.
   – Да! – воскликнул Магистр.
   – Это ведь почувствовали и за пределами Сферы?
   – Да.
   Магистр напряженно пытался составить картину, просчитать комбинацию из нескольких фигур и определить, какое место на шахматном поле занять лично ему и что предпринять. Еще он пытался понять, на стороне каких фигур ему стоит играть. Он готов был поклясться, что аббат Христан достаточно ясно представляет его мысли, и это не волнует его. Значит, он имеет какие-то козыри, которые позволяют ему не бояться Домена.
   – Главная цитадель Святых Материалистов – их епархия, монастырь в горах на Севере. Это место было храмом еще до них. Там возносили мольбы те, кого неизвестно, можно ли считать людьми.
   – Планета была обитаема до вас?
   – Очень давно. Не осталось почти следов от тех.
   – Потрясающе.
   – Где цитадель – там центр Сил, – произнес аббат Христан небрежно, будто сообщал, что в лавку подвезли свежее молоко.
   Магистр сжал Талисман Пта. Мистический металл ~ пульсировал, холодные волны ползли по пальцам и разбивались где-то в области затылка.
   – Мы доставим вас туда, – закончил аббат Христан. – Мне кажется, с вашей, пришельцев издалека, помощью сделаем все, что надо.
   – Согласен.
   – Хорошо, хорошо, хорошо, – забормотал Черный шаман. – Без моей помощи не справитесь. Крови мне. И вы получите все. Крови!
   – Мы не пьем человеческую кровь, – устало произнес Христан, разглядывая Черного шамана. Черный шаман одичало поглядел на него.
   – Кровь – власть. Вы слабы. Вы боитесь крови. Вам не нужна власть. Вы проиграете! Проиграете! Проиграете!
   – Хватит! – отрезал аббат Христан.
 

***

 
   Пришельцев было двое. Первый наклонился над тряпичной обманкой и прошептал на русском языке:
   – Обернись. И тихо.
   Вторая фигура застыла над другим ложем, держа наперевес предмет, очень напоминавший автомат.
   Сомов сжал рукоятку пистолета, уверенный, что никогда не сможет нажать на спусковой крючок.
   Разведчик скользнул вперед. Пистолет полетел в одну сторону, его хозяин кулем упал на пол. Потом послышался удар – это вылетел автомат из руки второго пришельца, захлестнутый ногой Филатова.
   – Пристрелю, – прошептал разведчик.
   Его противник прекрасно разобрал эти слова и не двигался, приподняв руки и демонстрируя отсутствие дурных намерений.
   – Зажги свет! – велел Филатов своему другу. – И не наступи на эту змею. Она мигом оттяпает тебе ногу, – он кивнул на стонущую на полу Пенелопу Вейн.
   Госпитальер подошел к столу и зажег лампу. Мерцающий язычок пламени осветил комнату. Стало ненамного светлее, но достаточно, чтобы разглядеть угрюмое и злое выражение на лице Динозавра.
   – Значит, мы не единственные, кто додумался растрясти местные архивы в поисках тайн Гаскони, – сказал Филатов.
   – Для этого не надо долго думать. Даже московитяне способны дойти до этого, – грубо произнес Динозавр.
   – Они наше проклятие! – воскликнул Сомов. – В какую дыру во Вселенной мы бы ни забирались, везде маячат их физиономии и черная морда шамана!
   – Верно, – хмыкнул разведчик.
   – Лиса Алиса и кот Базилио какие-то! – госпитальер припомнил так и не потускневшую за века великую сказку старой Земли.
   Динозавр пошевелился, и Филатов проворно отступил на шаг, пистолет дернулся в его руке.
   – Не нервируй! – посоветовал он.
   – Я ничего, – Динозавр снова продемонстрировал руки.
   – Давай поговорим спокойно, – Филатов неожиданно засунул пистолет за пояс и уселся на кровать. – Хватит пытаться перегрызть друг другу горло. И вы, и мы по уши в грязи. Неизвестно, на каком конце Вселенной, если вообще в нашей Вселенной. И неизвестно, как выбраться отсюда, где нет даже жалкого пак-передатчика.
   – Соображаешь, – кивнул Динозавр. – Я могу допустить, что на определенной стадии наши интересы могут совпадать.
   Пенелопа зашевелилась на полу, Сомов испуганно отскочил от нее в сторону, будто та на самом деле могла вцепиться ему в пятку ядовитым зубом.
   – Веди себя прилично, красотка, – посоветовал Филатов. – У нас разговор приличных людей.
   – Он прав, – согласился Динозавр. Пенелопа уселась на стул. Она стонала, потирая ушибленное плечо и шею.
   – Значит, мир, – кивнул Динозавр.
   – Нам не хотелось бы думать о том, что кто-то мечтает выстрелить в спину, – произнес Филатов.
   – Я обещаю, – сказал Динозавр.
   – Сказать, что я слишком верю твоим обещаниям, – это слукавить, – улыбнулся разведчик. – Но я надеюсь, мы сможем найти взаимогарантии.
   – Он нужны нам не меньше, – встряла Пенелопа. – Не поверю, что московитяне не станут стрелять в спину.
   – Вы слишком плохого мнения о нас, старший агент Вейн, – укоризненно покачал головой разведчик. – Постараюсь поднять себя в ваших глазах.
   – А пошел ты! – отмахнулась Пенелопа уже без былой злобы…
 

***

 
   – Смотри, они счастливы, как дети. Им нравиться их жизнь. Они не знают другой, – произнес Святой Материалист, глядя на беснующуюся внизу толпу плебса.
   – Именно так, – склонил голову стоящий рядом с ним инквизитор-аналитик.
   Они стояли на балконе гигантского храма Природы, расположенного рядом с набережной Сены. Поговаривали, что храм как две капли воды похож на Собор Парижской Богоматери на старой Земле, но об этом знало слишком мало людей на планете.
   – У них свои боги и божки, – сказал Святой Материалист, поглаживая отороченную речным горностаем мантию. – Это дневная выручка в конторе. Это благосклонность чужой жены. Это хорошая пьянка. Их алтарь – это забитый вещами дом, притом лучше теми вещами, которых нет у соседа. Их храм – это таверна за углом или публичный дом в соседнем квартале.
   Сверху наполненная плебсом площадь походила на пол кухни, усеянный копошащимися тараканами.
   – Посмотри на них, Блишон, – Святой Материалист смеялся. – Что есть Гражданин? Немного разврата. Чуток алкоголизма. Щепотка алчности. Чуток преданности идеалам и кумирам – совсем немного, большой преданности обыватель не выдержит. Малость сентиментальности. Горсть самоуверенности и безоговорочности собственных суждений. Побольше пошлости, куда же без нее. Разбавить все это завистью и гордыней. Прибавить сюда предательство, страх за свою шкуру. Помножить на невежество. И вот он – Гражданин Республики! Ты не согласен, Блишон?