Страница:
Эта линия и все задачи, из которых она создается, не могут быть мертвыми, механическими. Необходимо сделать их живыми, жизненными, правдивыми. Для этого нужны в_о_л_н_у_ю_щ_и_е в_ы_м_ы_с_л_ы в_о_о_б_р_а_ж_е_н_и_я (м_а_г_и_ч_е_с_к_о_е "е_с_л_и б", п_р_е_д_л_а_г_а_е_м_ы_е о_б_с_т_о_я_т_е_л_ь_с_т_в_а). Они в свою очередь требуют п_р_а_в_д_ы и в_е_р_ы, в_н_и_м_а_н_и_я, х_о_т_е_н_и_я и т. д. Одно сцепляется с другим и вместе создают из отдельных элементов одно целое "самочувствие". В этом процессе логика и последовательность играют не последнюю роль.
После этого Аркадий Николаевич обратился к Рахманову с таким предложением:
– Ты видел в прошлый раз, как я подводил Названова к правильному самочувствию и как оно постепенно слагалось в нем. То же нужно проделывать и с Вьюнцовым.
Конечно, при этом следует прежде всего стараться, чтобы он сам разбирался в своем состоянии. Однако это ему долго не будет удаваться, так как, чтобы наладить самочувствие, необходимо хорошо развитое, чуткое чувство правды. Но оно как раз вывихнуто у Вьюнцова. Это та самая фальшивая нота в общем аккорде, которая портит общее целое. Поэтому на некоторое время тебе придется взять на себя роль "исполняющего [обязанности] его чувства правды", через интересный вымысел, то есть, другими словами, через предлагаемые обстоятельства. У него недурная эмоциональность. Она несомненно есть у Вьюнцова. Но прежде чем вызывать ее, надо верно направить его внимание, потому что если он начнет возбуждаться, совсем не тем, что нужно, то ошибка заведет его бог знает куда, в противоположную и неверную сторону. Поэтому Вьюнцова надо очень сильно тренировать кроме чувства правды и н_а в_е_р_н_у_ю з_а_д_а_ч_у.
Есть люди, которых притягивает зрительный зал против их собственного желания. Но есть другие, которые любят зрительный зал и сами охотно тянутся к нему. Вьюнцов из таких. И потому для него задача, притягивающая его назад на сцену,- якорь спасения. Словом, при работе с Вьюнцовым борись с его а_к_т_е_р_с_к_и_м с_а_м_о_ч_у_в_с_т_в_и_е_м, которое он не отличает еще от подлинного с_ц_е_н_и_ч_е_с_к_о_г_о с_а_м_о_ч_у_в_с_т_в_и_я.
Изо дня в день направляй Вьюнцова на путь правды, этим ты приучишь его к ней и он начнет отличать ее от лжи. Это трудная, кропотливая и мучительная работа.
– А с Пущиным-то как же? Быть-то с ним, говорю, как? Не то ведь самочувствие-то у него. Будь уверен,- просил Иван Платонович указаний у Торцова.
– По Несчастливцеву судить нельзя. Сама роль на ложном пафосе. Пусть сыграет Сальери,- сказал Торцов.
Пока Пущин с Вьюнцовым играли, Аркадий Николаевич говорил тихим голосом Рахманову:
– Если ты начнешь добиваться от Пущина подлинного переживания, такого, как мы его понимаем, то пока из этого ничего не получится. Пущин не эмоционален, как Малолеткова и Названов. Он переживает от ума, по литературной линии, – объяснял Аркадий Николаевич.
– Как же сценическое-то самочувствие? Самочувствие-то сценическое установить как же?- приставал Рахманов.
– Для него это пока и является сценическим самочувствием,- сказал Аркадий Николаевич.
– Без переживания?- недоумевал Иван Платонович.
– С переживанием "от ума". Откуда же взять другое, коли его пока нет. Там дальше будет видно, способен он к сценическому переживанию, которое нам нужно, или нет,- продолжал объяснять Аркадий Николаевич. – С_ц_е_н_и_ч_е_с_к_о_е с_а_м_о_ч_у_в_с_т_в_и_е и_м_е_е_т с_в_о_и р_а_з_н_о_в_и_д_н_о_с_т_и. У о_д_н_и_х п_р_е_о_б_л_а_д_а_е_т у_м, у д_р_у_г_и_х ч_у_в_с_т_в_о, у т_р_е_т_ь_и_х в_о_л_я. О_т н_и_х о_н_о и п_о_л_у_ч_а_е_т с_в_о_й о_с_о_б_ы_й о_т_т_е_н_о_к.
Когда на нашем актерском инструменте с клавишами из элементов главную партию ведет, допустим, ум, получается один вид или тип сценического самочувствия. Но может быть иначе, то есть в_о_л_я или ч_у_в_с_т_в_о поведут главный голос. Это создаст новые два оттенка того же сценического самочувствия. У Пущина уклон к рассудку и литературе. Спасибо и за это. Все, что он делает, ясно и понятно, внутренняя линия намечена правильно. Он хорошо понимает и оценивает, что говорит. Правда, все это мало согрето чувством. Что ж тут сделаешь! Чувства не вложишь. Старайся расшевелить его магическим "если б", предлагаемыми обстоятельствами. Развивай воображение, придумывай интересные задачи. Через них оживет или вскроется само чувство и тогда, быть может, немного он прибавит тепла. Но многого от него в этом смысле не добьешься. Пущин типичный "резонер" с великолепными голосовыми данными, с прекрасной фигурой, которую, конечно, надо усиленно развивать, приводить в человеческий вид. Когда это будет сделано, из него получится не скажу, чтобы очень хороший, но нужный актер – полезность. Ты увидишь, что он будет занят во всех пьесах. Словом, пока для него это сценическое самочувствие с большим уклоном в сторону "рассудочности" приемлемо.
"Бедный Пущин,- подумал я. – Столько труда, чтобы стать лишь "полезностью". Впрочем, он не взыскателен. Будет доволен и этим".
…………… 19.. г.
Сегодня опять была проверка сценического самочувствия учеников.
Аркадий Николаевич просил Говоркова сыграть что-нибудь. Конечно, потребовалась и Вельяминова.
У наших обер-халтуристов свой особый, никому не известный репертуар из второсортных пьес невысокого вкуса и качества.
Говорков изображал прокурора, допрашивающего преступницу-красавицу, в которую он влюблен и которую вынуждает отдаться ему.
– Слушай,- шептал Торцов Ивану Платоновичу. – Вот слова, которые даны Говоркову глупым автором: "Из пламенных недр народа, через мою карающую власть миллионы голодных и восставших граждан шлют проклятие вам". Теперь вспомни, как он произнес этот пошлый набор слов.
Все отдельные трескучие слова фразы выделил ударениями, чуть не на каждом слоге. Но самое важное слово, ради которого написана вся тирада, оставлено без всякого ударения и скомкано.
– Какое слово? Слово-то какое? – переспросил Иван Платонович.
– Конечно, слово "в_а_м". Все дело в том, что народ шлет проклятие именно в_а_м.
Оказывается, что Говорков не имеет представления о законах речи. Что же делает учитель…?!На этот [предмет] обрати
серьезное внимание. Он один из самых, самых важных. Если преподаватель не подходит, надо его скорее сменить. Нельзя же так говорить.
Боже мой, какая ерунда,- страдал Торцов за Говоркова.- Лучше не вникать, а просто слушать голос,- старался он утешиться.
– Звук хорошо оперт, достаточного диапазона. Хороший, звучный, не сжатый, выразительный, недурно поставленный.
– Но ты послушай, как он произносит согласные: "Пллламммннныхх… нннеддррр… ччччерррезззз… ммою ккррающщщуюю вввласссть".
Ты думаешь, что он это делает для упражнения и для выработки согласных? Ничуть не бывало. Ему кажется, что от удесятерения согласных голос звучит красивее. Но если убрать эту пошлость и аффектацию в произношении, то в остальном дикция вполне прилична.
Что можно сделать с такими данными? Смотри! – вдруг встрепенулся Аркадий Николаевич. – Если бы я был иностранцем, ничего не понимающим по-русски, я бы ему зааплодировал за этот широкий жест рукой, заканчивающийся раскрытием всех пальцев ладони. В дополнение к жесту даже голос его опустился вместе с рукой до самых низких, предельных нот.
Что говорить, красиво, выработано, и, если бы речь шла о снижающемся аэроплане, я бы простил ему и аффектацию и театральность. Но вопрос-то идет не о спуске и полете, а просто о том, что он пойдет вниз, где заседает суд. И говорит он это для того, чтобы попугать свою бедную жертву, чтобы через испуг понудить ее к согласию на предложение инквизитора.
Я чувствую, что уже при первом знакомстве с этой глупой пьесой Говоркову померещился красивый жест, две-три эффектные декламационные интонации. Их он долго и старательно отделывал в тиши своего кабинета. Это-то он и называет "работать над ролью". Для того чтобы блеснуть публично этими позами, интонациями, и была выучена и срепетирована эта пошлая пьеса.
Какая ерунда! Боже!
Вот ты тут и пойми, чем он живет. Из каких элементов составляется его самочувствие: безграмотная речь, плюс снижающийся аэроплан, плюс "ппплламмменнные нннедррры". Сложи все это! Попробуй, что получится? Окрошка!
А спроси Говоркова – он будет божиться, что именно это и есть сценическое самочувствие и что никто лучше его не ощущает "сцены и подмостков", что это возвышенный стиль игры, а не пошлый натурализм переживания.
– Вот ты их и гони! Обоих вместе! Будь уверен! – науськивал Иван Платонович.- Пущина с Веселовским к ним же в придачу. Пущина с Веселовским, говорю, к ним же. Не надо нам чужих! Будь покоен!
– Ты думаешь, что они ни для какого дела непригодны в театре? – вызывающе спросил Торцов Рахманова.
– Будь уверен! – ответил тот.
– Посмотрим,- сказал Аркадий Николаевич, встал и пошел к рампе, так как наши представляльщики кончили свою сценку.
Аркадий Николаевич попросил Говоркова рассказать подробно, в чем дело, как он понимает роль, в чем заключается содержание сцены и т. д.
Тут случилось невероятное.
Ни он, ни она не знали, в чем главная суть сцены, для чего она написана. Чтобы рассказать содержание, им пришлось сначала механически произносить зазубренный текст, вникать в его смысл и объяснять его содержание своими словами.
– Теперь давайте я вам расскажу,- сказал Аркадий Николаевич. И начал рисовать чудесную сцену из средневековой жизни.
У него, как я, кажется, уже говорил, совершенно исключительный дар излагать содержание пьес. При этом он великолепно досочиняет то самое главное и интересное, что плохие авторы забывают дописать в своем произведении.
Говорков, только что сыгравший свою сцену, впервые вникал в ее внутреннее содержание. Оно оказалось куда больше, чем то, которое было показано на сцене Говорковым и Вельяминовой.
Обоим исполнителям, как видно, понравилась трактовка Аркадия Николаевича. Они с охотой и без противоречия стали исправлять сцену по новой внутренней линии.
С своей стороны, Торцов не насиловал их воли и не касался самих приемов игры, которые так отзывались актерством, что, казалось бы, прежде всего подлежали исправлению. Но нет. Аркадия Николаевича интересовало лишь выправление внутренней линии, задач, магического "если б", предлагаемых обстоятельств.
– А штампы, а чувство правды, а вера?
– Правда-то, говорю, где же? Почему же ты не исправляешь условность?- приставал Иван Платонович.
– Для чего? – спросил спокойно Торцов.
– Как для чего? – поразился Рахманов в свою очередь.
– Так, для чего? – еще раз переспросил Аркадий Николаевич.- Ведь это же ни к чему не поведет. Они по своей природе типичные представляльщики, так пусть же по крайней мере представляют верно. Вот все, что от них пока можно требовать.
Наконец, после долгой работы Говорков и Вельяминова исполнили свою сцену с помощью и с подсказами Аркадия Николаевича.
Должен признаться, что мне понравилось. Все понятно, ясно, со смыслом, интересный рисунок ролей. Правда, вышло далеко не то, что рассказал раньше сам Аркадий Николаевич. Но несомненно, что теперешнее было неизмеримо выше того, что они играли раньше. Правда, они не захватывали, они даже не вызывали веры; все время чувствовался наигрыш, манерность, условность, аффектация, декламационность и прочие типичные для исполнителей недостатки. Тем не менее…
– Что же это, искусство? Ремесло?
– Пока это еще не искусство,- объяснял Аркадий Николаевич.- Но если поработать над приемами воплощения, если очистить их от простых актерских изношенных штампов, если выработать приемы игры, хотя и условные, но черпающие свой материал из самой природы, тогда такую актерскую игру можно довести до искусства.
– Но это же не наше направление,- волновался Иван Платонович.
– Конечно, это не переживание. Или, вернее, скажу так: рисунок роли схвачен и может быть пережит правильно, но воплощение остается условным, со штампами, которые со временем можно довести до приличного вида. В результате их игра не правда и даже не правдоподобие, а недурной намек на то, как эту роль можно хорошо пережить. Это не игра, а образное толкование роли, которая может быть передана с блестящей техникой. Разве мало таких актеров иностранцев, гастролеров, заезжающих к нам, и ты им аплодируешь.
Годится Говорков нашему театру или нет, об этом будем говорить при выпуске. Но пока он в школе и надо из него сделать того наилучшего актера, которого возможно выработать или с_л_е_п_и_т_ь из него. Может быть, он будет пожинать лавры в провинции. Что же, Христос с ним! Но пусть он будет грамотен. Для этого надо из его данных скомпилировать приличную манеру и технику игры и добиваться выработки того самого необходимого, без чего нельзя из его данных сложить общий, так сказать, ансамбль или аккорд, который бы звучал прилично.
– Что же нужно сделать? Сделать-то нужно что? – нервничал Рахманов.
– Прежде всего,- объяснял Торцов,- надо помочь ему выработать в себе приличное сценическое самочувствие. Для этого подготовь более или менее приличный букет элементов. Пусть правильное самочувствие поможет ему не подлинно переживать (на это он будет способен в случайные, редкие моменты), пусть созданное в нем сценическое самочувствие поможет ему итти под суфлера.
– Но чтобы получить этот рисунок, будь уверен, дорогой мой, нужно же переживать, переживать нужно,- горячился Иван Платонович.
– Ведь я же тебе сказал, что без переживания не обойдется. Но одно дело почувствовать роль внутри, чтобы познать ее рисунок, а другое дело переживать в момент творчества. Научи его пока почувствовать линию роли и грамотно, хотя и условно, передавать эту линию или рисунок роли. Но для этого, конечно, надо исправить, облагородить, переменить и заменить новыми все его ужасные штампы и приемы игры.
– Что же получится? Назвать-то как такое "самочувствие"? – продолжал нервничать Иван Платонович. – Актерское?
– Нет,- заступился Аркадий Николаевич. – Актерское основано на механическом, ремесленном действии, а тут все-таки есть маленькие следы переживания.
– То есть то, что ты показал,- заметил Рахманов.
– Может быть. Пусть,- ответил Торцов.- Тем не менее это маленькое переживание давно называют "полуактерским самочувствием",- придумал Торцов.
– Ну ладно. Чорт с ним. Полуактерское так полуактерское. Ладно, говорю,- страдал Иван Платонович.
А с нею, с кокеткой-то, что делать? – волновался он.- Самочувствие-то ей какое вырабатывать?
– Постой, дай понять,- сказал Аркадий Николаевич и стал внимательно всматриваться в нее.
– Ах, эта Вельяминова!- страдал Аркадий Николаевич.- Все показывает, показывает и показывает себя. Никак не может собой налюбоваться. В самом деле, для чего она играет эту сцену? Так ясно, что кто-то похвалил или она сама увидела в зеркале свою искривленную позу, красивую линию торса, и теперь весь смысл ее игры в том, чтобы вспомнить и повторить облюбованное движение и живую картину.
Видишь, забыла о ноге и сейчас же ищет, по зрительным воспоминаниям, как она тогда лежала… Слава богу, кажется, нашла… Нет. Все еще мало. Видишь, как оттягивает носок ноги, отброшенный назад.
Теперь послушай-ка то, что она говорит по своей роли,- почти шептал Торцов Рахманову.- "Я стою перед вами как преступница". С_т_о_ю, а она лежит. Слушай дальше, – продолжал Аркадий Николаевич.- "Я устала, у меня болят ноги". Неужели ее ноги болят от лежания? Она их отлежала или оттого, что она оттягивает носок.
Разгадай-ка, какое у нее самочувствие. Чем она живет внутри, если слова так противоречат действию? Курьезная психология. Внимание так сильно ушло в ногу, в самолюбование, что у нее нехватает времени вникать в то, что говорит язык. Какое презрение к слову, к внутренней задаче! О каком же сценическом самочувствии можно говорить!
Оно заменено состоянием самовлюбленной кокетки. У нее свое особое "дамское самочувствие", с которым она не расстанется. И элементы, из которых оно складывается, тоже дамского происхождения. Как назвать то, что она делает? Ремесло? Представление? Балет? Живая картина? Ни то, ни другое, ни третье, ни четвертое. Это "публичный флирт",- нашел наконец название Аркадий Николаевич.
…………… 19.. г.
– Теперь, после того как вы познали, что такое сценическое самочувствие, после того как вы поняли, что без него нельзя подходить ни к самому творчеству, ни к подготовительной работе, ни тем более к изучению самой природы и законов искусства, я ставлю вам такое требование. Впредь, к моему приходу в класс, ученики должны быть в соответствующем, необходимом для урока внутреннем сценическом самочувствии.
На первое время пусть об этом позаботится Иван Платонович. Пусть он собирает всех учеников за четверть часа до начала урока и помогает им проделать упражнения для создания необходимого самочувствия 1.
Рахманов произнес в ответ только два слова:
– Будьте уверены.
Мы поняли то, что нас ожидает впредь перед каждым уроком Торцова.
– Начни с сегодняшнего же дня, Ваня. А я вернусь через четверть часа,- сказал Аркадий Николаевич и вышел.
Нужно ли описывать то, что происходило во время его отсутствия. Можно только признать, что Иван Платонович вполне оправдал свои слова "будьте уверены" и что мы все встретили Аркадия Николаевича во внутреннем сценическом самочувствии.
2
…………… 19.. г.
На доске вывешено объявление, призывающее нас, учеников школы, на репетицию пьесы ["Горячее сердце"] 2, которая готовится в театре.
Я остолбенел, когда прочел это, и сердце забилось от предчувствия дебюта в настоящем театре, в настоящем спектакле, с настоящими артистами.
Аркадий Николаевич объяснил нам на сегодняшнем уроке смысл и педагогическое значение предстоящего выступления на сцене. Он говорил:
– Театр призывает учеников совсем не потому, что они ему нужны, а потому, что им самим стал необходим театр.
Ваше выступление в народных сценах лишь очередной этап в школьной программе. Это тот же класс, но только на публике, в полной обстановке спектакля и в условиях публичного творчества.
То, что для нас, актеров,- репетиция, для вас, учеников, лишь п_о_д_г_о_т_о_в_к_а к п_у_б_л_и_ч_н_о_м_у в_ы_с_т_у_п_л_е_н_и_ю; то, что для нас – спектакль, для вас – у_р_о_к н_а п_у_б_л_и_к_е.
В стенах школы, без посторонних зрителей, мы намекнули ученикам на то, что со временем им придется испытать на подмостках театра в момент публичных выступлений.
Теперь этот момент настал, и надо, чтоб вы пережили на самой сцене то, о чем говорилось в школе.
Только после того, как это совершится и вы на собственном ощущении познаете на сцене правильное самочувствие, вам удастся по-настоящему оценить то, чему мы вас учили в школе.
В самом деле: где как не на подмостках театра и не в условиях публичного творчества можно лучше всего понять практическое значение "е_с_л_и б_ы", концентрирующего внимание артиста на самой сцене в рассеивающей обстановке спектакля? Где как не перед тысячами зрителей можно испытать подлинное "публичное одиночество" или важность общения с объектом? Где как не на сцене, перед черной пастью портала нужно создавать, вырабатывать и утверждать в себе п_р_а_в_и_л_ь_н_о_е сценическое самочувствие? Таким образом, после ряда подготовительных работ, направленных на выработку элементов творческого самочувствия, мы подошли к самому созданию этого самочувствия на сцене в условиях публичного творчества.
Знаете ли вы, что именно к нему-то и подводили наши предыдущие работы всего этого года.
Я не говорил об этом раньше, чтоб не подытоживать того, что еще не было сделано, и чтоб не усложнять ваших восприятий, но теперь, post factum, объявляю вам, что п_е_р_в_ы_й к_у_р_с ш_к_о_л_ь_н_о_й п_р_о_г_р_а_м_м_ы ц_е_л_и_к_о_м п_о_с_в_я_щ_е_н с_о_з_д_а_н_и_ю о_б_щ_е_г_о (и_л_и р_а_б_о_ч_е_г_о) с_ц_е_н_и_ч_е_с_к_о_г_о с_а_м_о_ч_у_в_с_т_в_и_я и п_е_р_в_о_н_а_ч_а_л_ь_н_о_м_у е_г_о з_а_к_р_е_п_л_е_н_и_ю н_а т_е_а_т_р_а_л_ь_н_ы_х п_о_д_м_о_с_т_к_а_х, п_е_р_е_д з_р_и_т_е_л_ь_н_ы_м з_а_л_о_м, в у_с_л_о_в_и_я_х п_у_б_л_и_ч_н_о_г_о т_в_о_р_ч_е_с_т_в_а.
Мы начинаем с этого потому, что никакая дальнейшая созидательная работа немыслима без правильного сценического самочувствия.
Поздравляю вас с н_о_в_ы_м э_т_а_п_о_м в нашей программе, то есть с п_у_б_л_и_ч_н_ы_м с_ц_е_н_и_ч_е_с_к_и_м в_ы_с_т_у_п_л_е_н_и_е_м, р_а_д_и с_о_з_д_а_н_и_я и у_к_р_е_п_л_е_н_и_я н_а с_ц_е_н_е п_р_а_в_и_л_ь_н_о_г_о с_а_м_о_ч_у_в_с_т_в_и_я.
Оно будет постоянно усовершенствоваться и исправляться вами на протяжении всей вашей артистической карьеры.
Тем более важно, чтоб теперь, в самом начале, при первых же ваших выступлениях, работа на публике была верно направлена. Однако это потребует от вас исключительного внимания и добросовестности, умения разбираться в ваших невидимых внутренних ощущениях и действиях. Но мы, преподаватели, можем лишь угадывать их, и, если вы будете нам говорить неправду, то есть не то, что чувствуете, тем хуже для вас, потому что обман повредит в первую очередь вам же самим. Он лишит нас возможности правильно судить о том, что происходит внутри вас, и я с Иваном Платоновичем не сможем дать вам полезного совета.
Поэтому не мешайте, а всячески помогайте нам понимать то, что будет невидимо происходить в вас во время публичных выступлений.
Если вы всегда, неизменно, при каждом выходе перед рампой будете исключительно внимательны, пытливы, добросовестны, если вы будете относиться к вашим творческим задачам на сцене не сухо, формально, а сознательно, с увлечением, отдавая им всего себя, наконец, если вы будете при каждом выступлении выполнять на сцене то, чему мы вас учили в школе, то вы постепенно овладеете правильным самочувствием.
Мы же, со своей стороны, позаботимся о том, чтоб ваши публичные выступления были хорошо организованы в педагогическом отношении. Но помните, что в этой работе нельзя останавливаться на полпути. Необходимо доводить ее до победного конца, до того предела, при котором правильное самочувствие на сцене становится единственно возможным, нормальным, естественным, привычным, органичным, а неправильное, то есть актерское самочувствие,- невозможным; да, именно невозможным! Беру себя в пример: после того как я нашел и однажды навсегда закрепил на сцене правильное рабочее самочувствие, мне стало уже невозможно выходить без него на подмостки. Только при нем я чувствую себя там, как дома, а при актерском самочувствии я становлюсь на сцене чужим, лишним, ненужным и это убивает меня. Необходимо большое усилие, чтоб вывести себя из привычного мне теперь общего, рабочего самочувствия, так крепко оно внедрилось в меня после огромной и правильной работы в народных сценах и после долгой артистической практики. Мне почти невозможно теперь безнаказанно перекинуть объект по ту сторону рампы, где сидит зритель, и не общаться с партнером на сцене. Еще труднее стоять перед тысячной толпой без творческих задач. Если же это случается, то я теряюсь, как новичок.
Старайтесь же скорее, однажды и навсегда выработать в себе правильное о_б_щ_е_е, р_а_б_о_ч_е_е, с_а_м_о_ч_у_в_с_т_в_и_е н_а с_ц_е_н_е.
– Это то же, что сказать: "старайтесь однажды и навсегда творить на сцене и быть гениями",- заметил Шустов.
– Нет, выработка правильного самочувствия доступна всем, кто умеет работать и доводит начатое до конца.
Не спорю. То, что предстоит вам сделать, – трудно, но сама п_р_и_р_о_д_а придет вам на помощь, лишь только она почувствует органическую правду в том, что вы будете делать на сцене. Тогда она сама возьмет инициативу творчества в свои руки, а вы знаете, что ничто не сравняется с ней в области созидательной работы.
Сценическое самочувствие, согласованное с органическими потребностями природы, является наиболее правильным, устойчивым состоянием артиста на сцене. Идите же вместе с природой по указываемому вам школой пути и вы удивитесь быстроте вашего артистического роста.
О, если б только у меня были время и возможность! – мечтал Торцов, – я бы вернулся к народным сценам, к маленьким ролям и с увлечением играл бы их в качестве статиста.
Ведь б ольшая часть того, что мне удалось понять в области психотехники искусства, добыта мною в народных сценах.
– Почему же именно в них, а не в больших настоящих ролях?- хотел я понять.
– Потому что большие роли, ведущие пьесу, нельзя по-ученически ощупывать. Их нужно играть в совершенстве. Они требуют законченного мастера, а не школьника, делающего первые пробы.
Большие роли налагают большую ответственность за весь спектакль. Они обязывают и вместе с тем они ставят непосильные задачи для малоподготовленных, как вы. Они вызывают в них насилие, творческие потуги. А вы знаете, к чему это приводит. В народных сценах и в маленьких ролях совсем другое. Там и самая ответственность и творческие задачи несравненно меньше; там они делятся между большой группой лиц, участвующих в массовой сцене. Там можно безнаказанно для себя и для спектакля производить некоторые пробы, этюды, конечно, если таковые не противоречат сверхзадаче и сквозному действию передаваемого произведения.
После этого Аркадий Николаевич обратился к Рахманову с таким предложением:
– Ты видел в прошлый раз, как я подводил Названова к правильному самочувствию и как оно постепенно слагалось в нем. То же нужно проделывать и с Вьюнцовым.
Конечно, при этом следует прежде всего стараться, чтобы он сам разбирался в своем состоянии. Однако это ему долго не будет удаваться, так как, чтобы наладить самочувствие, необходимо хорошо развитое, чуткое чувство правды. Но оно как раз вывихнуто у Вьюнцова. Это та самая фальшивая нота в общем аккорде, которая портит общее целое. Поэтому на некоторое время тебе придется взять на себя роль "исполняющего [обязанности] его чувства правды", через интересный вымысел, то есть, другими словами, через предлагаемые обстоятельства. У него недурная эмоциональность. Она несомненно есть у Вьюнцова. Но прежде чем вызывать ее, надо верно направить его внимание, потому что если он начнет возбуждаться, совсем не тем, что нужно, то ошибка заведет его бог знает куда, в противоположную и неверную сторону. Поэтому Вьюнцова надо очень сильно тренировать кроме чувства правды и н_а в_е_р_н_у_ю з_а_д_а_ч_у.
Есть люди, которых притягивает зрительный зал против их собственного желания. Но есть другие, которые любят зрительный зал и сами охотно тянутся к нему. Вьюнцов из таких. И потому для него задача, притягивающая его назад на сцену,- якорь спасения. Словом, при работе с Вьюнцовым борись с его а_к_т_е_р_с_к_и_м с_а_м_о_ч_у_в_с_т_в_и_е_м, которое он не отличает еще от подлинного с_ц_е_н_и_ч_е_с_к_о_г_о с_а_м_о_ч_у_в_с_т_в_и_я.
Изо дня в день направляй Вьюнцова на путь правды, этим ты приучишь его к ней и он начнет отличать ее от лжи. Это трудная, кропотливая и мучительная работа.
– А с Пущиным-то как же? Быть-то с ним, говорю, как? Не то ведь самочувствие-то у него. Будь уверен,- просил Иван Платонович указаний у Торцова.
– По Несчастливцеву судить нельзя. Сама роль на ложном пафосе. Пусть сыграет Сальери,- сказал Торцов.
Пока Пущин с Вьюнцовым играли, Аркадий Николаевич говорил тихим голосом Рахманову:
– Если ты начнешь добиваться от Пущина подлинного переживания, такого, как мы его понимаем, то пока из этого ничего не получится. Пущин не эмоционален, как Малолеткова и Названов. Он переживает от ума, по литературной линии, – объяснял Аркадий Николаевич.
– Как же сценическое-то самочувствие? Самочувствие-то сценическое установить как же?- приставал Рахманов.
– Для него это пока и является сценическим самочувствием,- сказал Аркадий Николаевич.
– Без переживания?- недоумевал Иван Платонович.
– С переживанием "от ума". Откуда же взять другое, коли его пока нет. Там дальше будет видно, способен он к сценическому переживанию, которое нам нужно, или нет,- продолжал объяснять Аркадий Николаевич. – С_ц_е_н_и_ч_е_с_к_о_е с_а_м_о_ч_у_в_с_т_в_и_е и_м_е_е_т с_в_о_и р_а_з_н_о_в_и_д_н_о_с_т_и. У о_д_н_и_х п_р_е_о_б_л_а_д_а_е_т у_м, у д_р_у_г_и_х ч_у_в_с_т_в_о, у т_р_е_т_ь_и_х в_о_л_я. О_т н_и_х о_н_о и п_о_л_у_ч_а_е_т с_в_о_й о_с_о_б_ы_й о_т_т_е_н_о_к.
Когда на нашем актерском инструменте с клавишами из элементов главную партию ведет, допустим, ум, получается один вид или тип сценического самочувствия. Но может быть иначе, то есть в_о_л_я или ч_у_в_с_т_в_о поведут главный голос. Это создаст новые два оттенка того же сценического самочувствия. У Пущина уклон к рассудку и литературе. Спасибо и за это. Все, что он делает, ясно и понятно, внутренняя линия намечена правильно. Он хорошо понимает и оценивает, что говорит. Правда, все это мало согрето чувством. Что ж тут сделаешь! Чувства не вложишь. Старайся расшевелить его магическим "если б", предлагаемыми обстоятельствами. Развивай воображение, придумывай интересные задачи. Через них оживет или вскроется само чувство и тогда, быть может, немного он прибавит тепла. Но многого от него в этом смысле не добьешься. Пущин типичный "резонер" с великолепными голосовыми данными, с прекрасной фигурой, которую, конечно, надо усиленно развивать, приводить в человеческий вид. Когда это будет сделано, из него получится не скажу, чтобы очень хороший, но нужный актер – полезность. Ты увидишь, что он будет занят во всех пьесах. Словом, пока для него это сценическое самочувствие с большим уклоном в сторону "рассудочности" приемлемо.
"Бедный Пущин,- подумал я. – Столько труда, чтобы стать лишь "полезностью". Впрочем, он не взыскателен. Будет доволен и этим".
…………… 19.. г.
Сегодня опять была проверка сценического самочувствия учеников.
Аркадий Николаевич просил Говоркова сыграть что-нибудь. Конечно, потребовалась и Вельяминова.
У наших обер-халтуристов свой особый, никому не известный репертуар из второсортных пьес невысокого вкуса и качества.
Говорков изображал прокурора, допрашивающего преступницу-красавицу, в которую он влюблен и которую вынуждает отдаться ему.
– Слушай,- шептал Торцов Ивану Платоновичу. – Вот слова, которые даны Говоркову глупым автором: "Из пламенных недр народа, через мою карающую власть миллионы голодных и восставших граждан шлют проклятие вам". Теперь вспомни, как он произнес этот пошлый набор слов.
Все отдельные трескучие слова фразы выделил ударениями, чуть не на каждом слоге. Но самое важное слово, ради которого написана вся тирада, оставлено без всякого ударения и скомкано.
– Какое слово? Слово-то какое? – переспросил Иван Платонович.
– Конечно, слово "в_а_м". Все дело в том, что народ шлет проклятие именно в_а_м.
Оказывается, что Говорков не имеет представления о законах речи. Что же делает учитель…?!На этот [предмет] обрати
серьезное внимание. Он один из самых, самых важных. Если преподаватель не подходит, надо его скорее сменить. Нельзя же так говорить.
Боже мой, какая ерунда,- страдал Торцов за Говоркова.- Лучше не вникать, а просто слушать голос,- старался он утешиться.
– Звук хорошо оперт, достаточного диапазона. Хороший, звучный, не сжатый, выразительный, недурно поставленный.
– Но ты послушай, как он произносит согласные: "Пллламммннныхх… нннеддррр… ччччерррезззз… ммою ккррающщщуюю вввласссть".
Ты думаешь, что он это делает для упражнения и для выработки согласных? Ничуть не бывало. Ему кажется, что от удесятерения согласных голос звучит красивее. Но если убрать эту пошлость и аффектацию в произношении, то в остальном дикция вполне прилична.
Что можно сделать с такими данными? Смотри! – вдруг встрепенулся Аркадий Николаевич. – Если бы я был иностранцем, ничего не понимающим по-русски, я бы ему зааплодировал за этот широкий жест рукой, заканчивающийся раскрытием всех пальцев ладони. В дополнение к жесту даже голос его опустился вместе с рукой до самых низких, предельных нот.
Что говорить, красиво, выработано, и, если бы речь шла о снижающемся аэроплане, я бы простил ему и аффектацию и театральность. Но вопрос-то идет не о спуске и полете, а просто о том, что он пойдет вниз, где заседает суд. И говорит он это для того, чтобы попугать свою бедную жертву, чтобы через испуг понудить ее к согласию на предложение инквизитора.
Я чувствую, что уже при первом знакомстве с этой глупой пьесой Говоркову померещился красивый жест, две-три эффектные декламационные интонации. Их он долго и старательно отделывал в тиши своего кабинета. Это-то он и называет "работать над ролью". Для того чтобы блеснуть публично этими позами, интонациями, и была выучена и срепетирована эта пошлая пьеса.
Какая ерунда! Боже!
Вот ты тут и пойми, чем он живет. Из каких элементов составляется его самочувствие: безграмотная речь, плюс снижающийся аэроплан, плюс "ппплламмменнные нннедррры". Сложи все это! Попробуй, что получится? Окрошка!
А спроси Говоркова – он будет божиться, что именно это и есть сценическое самочувствие и что никто лучше его не ощущает "сцены и подмостков", что это возвышенный стиль игры, а не пошлый натурализм переживания.
– Вот ты их и гони! Обоих вместе! Будь уверен! – науськивал Иван Платонович.- Пущина с Веселовским к ним же в придачу. Пущина с Веселовским, говорю, к ним же. Не надо нам чужих! Будь покоен!
– Ты думаешь, что они ни для какого дела непригодны в театре? – вызывающе спросил Торцов Рахманова.
– Будь уверен! – ответил тот.
– Посмотрим,- сказал Аркадий Николаевич, встал и пошел к рампе, так как наши представляльщики кончили свою сценку.
Аркадий Николаевич попросил Говоркова рассказать подробно, в чем дело, как он понимает роль, в чем заключается содержание сцены и т. д.
Тут случилось невероятное.
Ни он, ни она не знали, в чем главная суть сцены, для чего она написана. Чтобы рассказать содержание, им пришлось сначала механически произносить зазубренный текст, вникать в его смысл и объяснять его содержание своими словами.
– Теперь давайте я вам расскажу,- сказал Аркадий Николаевич. И начал рисовать чудесную сцену из средневековой жизни.
У него, как я, кажется, уже говорил, совершенно исключительный дар излагать содержание пьес. При этом он великолепно досочиняет то самое главное и интересное, что плохие авторы забывают дописать в своем произведении.
Говорков, только что сыгравший свою сцену, впервые вникал в ее внутреннее содержание. Оно оказалось куда больше, чем то, которое было показано на сцене Говорковым и Вельяминовой.
Обоим исполнителям, как видно, понравилась трактовка Аркадия Николаевича. Они с охотой и без противоречия стали исправлять сцену по новой внутренней линии.
С своей стороны, Торцов не насиловал их воли и не касался самих приемов игры, которые так отзывались актерством, что, казалось бы, прежде всего подлежали исправлению. Но нет. Аркадия Николаевича интересовало лишь выправление внутренней линии, задач, магического "если б", предлагаемых обстоятельств.
– А штампы, а чувство правды, а вера?
– Правда-то, говорю, где же? Почему же ты не исправляешь условность?- приставал Иван Платонович.
– Для чего? – спросил спокойно Торцов.
– Как для чего? – поразился Рахманов в свою очередь.
– Так, для чего? – еще раз переспросил Аркадий Николаевич.- Ведь это же ни к чему не поведет. Они по своей природе типичные представляльщики, так пусть же по крайней мере представляют верно. Вот все, что от них пока можно требовать.
Наконец, после долгой работы Говорков и Вельяминова исполнили свою сцену с помощью и с подсказами Аркадия Николаевича.
Должен признаться, что мне понравилось. Все понятно, ясно, со смыслом, интересный рисунок ролей. Правда, вышло далеко не то, что рассказал раньше сам Аркадий Николаевич. Но несомненно, что теперешнее было неизмеримо выше того, что они играли раньше. Правда, они не захватывали, они даже не вызывали веры; все время чувствовался наигрыш, манерность, условность, аффектация, декламационность и прочие типичные для исполнителей недостатки. Тем не менее…
– Что же это, искусство? Ремесло?
– Пока это еще не искусство,- объяснял Аркадий Николаевич.- Но если поработать над приемами воплощения, если очистить их от простых актерских изношенных штампов, если выработать приемы игры, хотя и условные, но черпающие свой материал из самой природы, тогда такую актерскую игру можно довести до искусства.
– Но это же не наше направление,- волновался Иван Платонович.
– Конечно, это не переживание. Или, вернее, скажу так: рисунок роли схвачен и может быть пережит правильно, но воплощение остается условным, со штампами, которые со временем можно довести до приличного вида. В результате их игра не правда и даже не правдоподобие, а недурной намек на то, как эту роль можно хорошо пережить. Это не игра, а образное толкование роли, которая может быть передана с блестящей техникой. Разве мало таких актеров иностранцев, гастролеров, заезжающих к нам, и ты им аплодируешь.
Годится Говорков нашему театру или нет, об этом будем говорить при выпуске. Но пока он в школе и надо из него сделать того наилучшего актера, которого возможно выработать или с_л_е_п_и_т_ь из него. Может быть, он будет пожинать лавры в провинции. Что же, Христос с ним! Но пусть он будет грамотен. Для этого надо из его данных скомпилировать приличную манеру и технику игры и добиваться выработки того самого необходимого, без чего нельзя из его данных сложить общий, так сказать, ансамбль или аккорд, который бы звучал прилично.
– Что же нужно сделать? Сделать-то нужно что? – нервничал Рахманов.
– Прежде всего,- объяснял Торцов,- надо помочь ему выработать в себе приличное сценическое самочувствие. Для этого подготовь более или менее приличный букет элементов. Пусть правильное самочувствие поможет ему не подлинно переживать (на это он будет способен в случайные, редкие моменты), пусть созданное в нем сценическое самочувствие поможет ему итти под суфлера.
– Но чтобы получить этот рисунок, будь уверен, дорогой мой, нужно же переживать, переживать нужно,- горячился Иван Платонович.
– Ведь я же тебе сказал, что без переживания не обойдется. Но одно дело почувствовать роль внутри, чтобы познать ее рисунок, а другое дело переживать в момент творчества. Научи его пока почувствовать линию роли и грамотно, хотя и условно, передавать эту линию или рисунок роли. Но для этого, конечно, надо исправить, облагородить, переменить и заменить новыми все его ужасные штампы и приемы игры.
– Что же получится? Назвать-то как такое "самочувствие"? – продолжал нервничать Иван Платонович. – Актерское?
– Нет,- заступился Аркадий Николаевич. – Актерское основано на механическом, ремесленном действии, а тут все-таки есть маленькие следы переживания.
– То есть то, что ты показал,- заметил Рахманов.
– Может быть. Пусть,- ответил Торцов.- Тем не менее это маленькое переживание давно называют "полуактерским самочувствием",- придумал Торцов.
– Ну ладно. Чорт с ним. Полуактерское так полуактерское. Ладно, говорю,- страдал Иван Платонович.
А с нею, с кокеткой-то, что делать? – волновался он.- Самочувствие-то ей какое вырабатывать?
– Постой, дай понять,- сказал Аркадий Николаевич и стал внимательно всматриваться в нее.
– Ах, эта Вельяминова!- страдал Аркадий Николаевич.- Все показывает, показывает и показывает себя. Никак не может собой налюбоваться. В самом деле, для чего она играет эту сцену? Так ясно, что кто-то похвалил или она сама увидела в зеркале свою искривленную позу, красивую линию торса, и теперь весь смысл ее игры в том, чтобы вспомнить и повторить облюбованное движение и живую картину.
Видишь, забыла о ноге и сейчас же ищет, по зрительным воспоминаниям, как она тогда лежала… Слава богу, кажется, нашла… Нет. Все еще мало. Видишь, как оттягивает носок ноги, отброшенный назад.
Теперь послушай-ка то, что она говорит по своей роли,- почти шептал Торцов Рахманову.- "Я стою перед вами как преступница". С_т_о_ю, а она лежит. Слушай дальше, – продолжал Аркадий Николаевич.- "Я устала, у меня болят ноги". Неужели ее ноги болят от лежания? Она их отлежала или оттого, что она оттягивает носок.
Разгадай-ка, какое у нее самочувствие. Чем она живет внутри, если слова так противоречат действию? Курьезная психология. Внимание так сильно ушло в ногу, в самолюбование, что у нее нехватает времени вникать в то, что говорит язык. Какое презрение к слову, к внутренней задаче! О каком же сценическом самочувствии можно говорить!
Оно заменено состоянием самовлюбленной кокетки. У нее свое особое "дамское самочувствие", с которым она не расстанется. И элементы, из которых оно складывается, тоже дамского происхождения. Как назвать то, что она делает? Ремесло? Представление? Балет? Живая картина? Ни то, ни другое, ни третье, ни четвертое. Это "публичный флирт",- нашел наконец название Аркадий Николаевич.
…………… 19.. г.
– Теперь, после того как вы познали, что такое сценическое самочувствие, после того как вы поняли, что без него нельзя подходить ни к самому творчеству, ни к подготовительной работе, ни тем более к изучению самой природы и законов искусства, я ставлю вам такое требование. Впредь, к моему приходу в класс, ученики должны быть в соответствующем, необходимом для урока внутреннем сценическом самочувствии.
На первое время пусть об этом позаботится Иван Платонович. Пусть он собирает всех учеников за четверть часа до начала урока и помогает им проделать упражнения для создания необходимого самочувствия 1.
Рахманов произнес в ответ только два слова:
– Будьте уверены.
Мы поняли то, что нас ожидает впредь перед каждым уроком Торцова.
– Начни с сегодняшнего же дня, Ваня. А я вернусь через четверть часа,- сказал Аркадий Николаевич и вышел.
Нужно ли описывать то, что происходило во время его отсутствия. Можно только признать, что Иван Платонович вполне оправдал свои слова "будьте уверены" и что мы все встретили Аркадия Николаевича во внутреннем сценическом самочувствии.
2
…………… 19.. г.
На доске вывешено объявление, призывающее нас, учеников школы, на репетицию пьесы ["Горячее сердце"] 2, которая готовится в театре.
Я остолбенел, когда прочел это, и сердце забилось от предчувствия дебюта в настоящем театре, в настоящем спектакле, с настоящими артистами.
Аркадий Николаевич объяснил нам на сегодняшнем уроке смысл и педагогическое значение предстоящего выступления на сцене. Он говорил:
– Театр призывает учеников совсем не потому, что они ему нужны, а потому, что им самим стал необходим театр.
Ваше выступление в народных сценах лишь очередной этап в школьной программе. Это тот же класс, но только на публике, в полной обстановке спектакля и в условиях публичного творчества.
То, что для нас, актеров,- репетиция, для вас, учеников, лишь п_о_д_г_о_т_о_в_к_а к п_у_б_л_и_ч_н_о_м_у в_ы_с_т_у_п_л_е_н_и_ю; то, что для нас – спектакль, для вас – у_р_о_к н_а п_у_б_л_и_к_е.
В стенах школы, без посторонних зрителей, мы намекнули ученикам на то, что со временем им придется испытать на подмостках театра в момент публичных выступлений.
Теперь этот момент настал, и надо, чтоб вы пережили на самой сцене то, о чем говорилось в школе.
Только после того, как это совершится и вы на собственном ощущении познаете на сцене правильное самочувствие, вам удастся по-настоящему оценить то, чему мы вас учили в школе.
В самом деле: где как не на подмостках театра и не в условиях публичного творчества можно лучше всего понять практическое значение "е_с_л_и б_ы", концентрирующего внимание артиста на самой сцене в рассеивающей обстановке спектакля? Где как не перед тысячами зрителей можно испытать подлинное "публичное одиночество" или важность общения с объектом? Где как не на сцене, перед черной пастью портала нужно создавать, вырабатывать и утверждать в себе п_р_а_в_и_л_ь_н_о_е сценическое самочувствие? Таким образом, после ряда подготовительных работ, направленных на выработку элементов творческого самочувствия, мы подошли к самому созданию этого самочувствия на сцене в условиях публичного творчества.
Знаете ли вы, что именно к нему-то и подводили наши предыдущие работы всего этого года.
Я не говорил об этом раньше, чтоб не подытоживать того, что еще не было сделано, и чтоб не усложнять ваших восприятий, но теперь, post factum, объявляю вам, что п_е_р_в_ы_й к_у_р_с ш_к_о_л_ь_н_о_й п_р_о_г_р_а_м_м_ы ц_е_л_и_к_о_м п_о_с_в_я_щ_е_н с_о_з_д_а_н_и_ю о_б_щ_е_г_о (и_л_и р_а_б_о_ч_е_г_о) с_ц_е_н_и_ч_е_с_к_о_г_о с_а_м_о_ч_у_в_с_т_в_и_я и п_е_р_в_о_н_а_ч_а_л_ь_н_о_м_у е_г_о з_а_к_р_е_п_л_е_н_и_ю н_а т_е_а_т_р_а_л_ь_н_ы_х п_о_д_м_о_с_т_к_а_х, п_е_р_е_д з_р_и_т_е_л_ь_н_ы_м з_а_л_о_м, в у_с_л_о_в_и_я_х п_у_б_л_и_ч_н_о_г_о т_в_о_р_ч_е_с_т_в_а.
Мы начинаем с этого потому, что никакая дальнейшая созидательная работа немыслима без правильного сценического самочувствия.
Поздравляю вас с н_о_в_ы_м э_т_а_п_о_м в нашей программе, то есть с п_у_б_л_и_ч_н_ы_м с_ц_е_н_и_ч_е_с_к_и_м в_ы_с_т_у_п_л_е_н_и_е_м, р_а_д_и с_о_з_д_а_н_и_я и у_к_р_е_п_л_е_н_и_я н_а с_ц_е_н_е п_р_а_в_и_л_ь_н_о_г_о с_а_м_о_ч_у_в_с_т_в_и_я.
Оно будет постоянно усовершенствоваться и исправляться вами на протяжении всей вашей артистической карьеры.
Тем более важно, чтоб теперь, в самом начале, при первых же ваших выступлениях, работа на публике была верно направлена. Однако это потребует от вас исключительного внимания и добросовестности, умения разбираться в ваших невидимых внутренних ощущениях и действиях. Но мы, преподаватели, можем лишь угадывать их, и, если вы будете нам говорить неправду, то есть не то, что чувствуете, тем хуже для вас, потому что обман повредит в первую очередь вам же самим. Он лишит нас возможности правильно судить о том, что происходит внутри вас, и я с Иваном Платоновичем не сможем дать вам полезного совета.
Поэтому не мешайте, а всячески помогайте нам понимать то, что будет невидимо происходить в вас во время публичных выступлений.
Если вы всегда, неизменно, при каждом выходе перед рампой будете исключительно внимательны, пытливы, добросовестны, если вы будете относиться к вашим творческим задачам на сцене не сухо, формально, а сознательно, с увлечением, отдавая им всего себя, наконец, если вы будете при каждом выступлении выполнять на сцене то, чему мы вас учили в школе, то вы постепенно овладеете правильным самочувствием.
Мы же, со своей стороны, позаботимся о том, чтоб ваши публичные выступления были хорошо организованы в педагогическом отношении. Но помните, что в этой работе нельзя останавливаться на полпути. Необходимо доводить ее до победного конца, до того предела, при котором правильное самочувствие на сцене становится единственно возможным, нормальным, естественным, привычным, органичным, а неправильное, то есть актерское самочувствие,- невозможным; да, именно невозможным! Беру себя в пример: после того как я нашел и однажды навсегда закрепил на сцене правильное рабочее самочувствие, мне стало уже невозможно выходить без него на подмостки. Только при нем я чувствую себя там, как дома, а при актерском самочувствии я становлюсь на сцене чужим, лишним, ненужным и это убивает меня. Необходимо большое усилие, чтоб вывести себя из привычного мне теперь общего, рабочего самочувствия, так крепко оно внедрилось в меня после огромной и правильной работы в народных сценах и после долгой артистической практики. Мне почти невозможно теперь безнаказанно перекинуть объект по ту сторону рампы, где сидит зритель, и не общаться с партнером на сцене. Еще труднее стоять перед тысячной толпой без творческих задач. Если же это случается, то я теряюсь, как новичок.
Старайтесь же скорее, однажды и навсегда выработать в себе правильное о_б_щ_е_е, р_а_б_о_ч_е_е, с_а_м_о_ч_у_в_с_т_в_и_е н_а с_ц_е_н_е.
– Это то же, что сказать: "старайтесь однажды и навсегда творить на сцене и быть гениями",- заметил Шустов.
– Нет, выработка правильного самочувствия доступна всем, кто умеет работать и доводит начатое до конца.
Не спорю. То, что предстоит вам сделать, – трудно, но сама п_р_и_р_о_д_а придет вам на помощь, лишь только она почувствует органическую правду в том, что вы будете делать на сцене. Тогда она сама возьмет инициативу творчества в свои руки, а вы знаете, что ничто не сравняется с ней в области созидательной работы.
Сценическое самочувствие, согласованное с органическими потребностями природы, является наиболее правильным, устойчивым состоянием артиста на сцене. Идите же вместе с природой по указываемому вам школой пути и вы удивитесь быстроте вашего артистического роста.
О, если б только у меня были время и возможность! – мечтал Торцов, – я бы вернулся к народным сценам, к маленьким ролям и с увлечением играл бы их в качестве статиста.
Ведь б ольшая часть того, что мне удалось понять в области психотехники искусства, добыта мною в народных сценах.
– Почему же именно в них, а не в больших настоящих ролях?- хотел я понять.
– Потому что большие роли, ведущие пьесу, нельзя по-ученически ощупывать. Их нужно играть в совершенстве. Они требуют законченного мастера, а не школьника, делающего первые пробы.
Большие роли налагают большую ответственность за весь спектакль. Они обязывают и вместе с тем они ставят непосильные задачи для малоподготовленных, как вы. Они вызывают в них насилие, творческие потуги. А вы знаете, к чему это приводит. В народных сценах и в маленьких ролях совсем другое. Там и самая ответственность и творческие задачи несравненно меньше; там они делятся между большой группой лиц, участвующих в массовой сцене. Там можно безнаказанно для себя и для спектакля производить некоторые пробы, этюды, конечно, если таковые не противоречат сверхзадаче и сквозному действию передаваемого произведения.