Станиславский Константин. Работа актера над собой(Часть II)

 

4. [ОБ АРТИСТИЧЕСКОЙ ЭТИКЕ]

 
    …………… 19.. г.
   Сегодня в школе объявляют результаты конкурса. Я пошел туда с трепетом и с замиранием сердца ждал решения своей участи.
   Из большого количества экзаменовавшихся принятыми оказались только десять человек, а именно:
   Я (какое счастье!); Шустов, племянник знаменитого артиста нашего театра; Говорков, стройный и солидный молодой человек, уже игравший, как я слышал, в каком-то маленьком театре; Вельяминова, очень красивая, высокая, полная, светлая блондинка; Вьюнцов, невысокого роста, подвижной, шумливый юноша; Малолеткова, почти девочка, необыкновенно обаятельная; Пущин, большой, толстый, добродушный, с густым басом, из духовных; Дымкова, худая, высокая, бледная, с плохим, нездоровым цветом лица; Умновых, с татарскими глазами, бывший чертежник или землемер, приезжий издалека; Веселовский, элегантный и ловкий молодой человек.
   Принятых пригласили в фойе театра.
   Скоро туда вошел помощник Торцова – Иван Платонович Рахманов, высокий, худой, строгий и подвижной, не очень приятный, но чудной и с доброй улыбкой. Он официально со всеми перезнакомился и расспросил каждого: кто он, откуда, что делал раньше, почему переменил профессию и проч.
   Наконец явился и сам Аркадий Николаевич Торцов. Он подкупил нас сразу своей необыкновенной простотой. Мы себя почувствовали с ним, как давнишние знакомые. Кое-что из его разговора с нами я записал и жалею, что сделал это лишь, частично. Он говорил:
   – Артистическая карьера прекрасна для тех, кто к ней призван и кто правильно поймет ее.
   – А если не поймет? – спросил кто-то.
   – Тогда плохо. Она искалечит человека. Если театр не облагораживает, не делает человека лучше, пусть он бежит от него,- заметил Аркадий Николаевич.
   – Почему? – спрашивали мы.
   – Потому что в театре много разных бацилл, и хороших и очень плохих. Первые, хорошие, разовьют в вас страсть к прекрасному, к возвышенному, к большим мыслям и чувствам. Вас потянет к Пушкину, Шекспиру, Гоголю, Чехову, Гёте, Шиллеру, Мольеру и к другим гениям. Все они живут с нами в своих созданиях и в традициях. Вы встретите в театре и современных писателей и представителей всех отраслей искусств, науки, общественности, политической мысли. Все они нуждаются в просветительном воздействии театра. Как видите, под нашим кровом собирается интересная компания. Примкните к ней и _гконечно, вы научитесь многому.
   Но есть в театре и другие соблазны, с другими бациллами,, опасными, губительными, растлевающими.
   Не удивительно! Слишком много соблазна в нашем деле! Ведь актер ежедневно от такого-то и до такого-то часа выходит перед тысячной толпой при торжественной обстановке спектакля, на фоне эффектных декораций, в богатых и красивых платьях и костюмах. Мы произносим превосходные слова гениальных авторов, мы делаем живописные жесты, прельщаем пластикой, ослепляем красотой, которая в большинстве случаев наводится искусственными средствами. Привычка быть всегда на людях,, показываться, красоваться, получать овации, принимать подношения, похвалы, читать хвалебные рецензии и проч. и проч.- все это большой соблазн, [который] приучает к поклонениям,, балует. Является потребность в постоянном, непрестанном щекотании своего маленького актерского самолюбия. Чтобы жить и довольствоваться только этими интересами, надо очень внутренне опуститься, опошлиться. Серьезного человека такая жизнь может забавлять недолго, но зато поверхностных людей соблазны сцены порабощают, развращают и губят. Вот почему в нашем деле, больше чем в каком другом, надо уметь постоянно держать себя в руках. Актеру нужна солдатская дисциплина. Об этом позаботится мой друг и помощник Иван Платонович Рахманов, сам же я слаб для такой роли.
 

* * *

 
   – Избранные люди и их компания научат вас понимать искусство, и вы познаете его внутреннюю сущность. Это самое главное в нем, главная прелесть.
   – В чем же именно? – не удержался и спросил я.
   – В познавании, в работе, в изучении своего искусства, его основ, приемов творчества, его техники,- объяснял Аркадий Николаевич.
   Высшей радости нет на земле для артиста, к этому призванного!
   – А в успехе? – робко спросил я.
   – Успех только забавен, мимолетен, скоропреходящ,- говорил Торцов.- Истинная страсть – в пытливом познавании всех тонкостей и тайн творчества.
   Какие мы счастливцы и как мы мало ценим то, что дано нам природой и жизнью,- говорил дальше Аркадий Николаевич.
   – Товарищи артисты, художники, писатели, творящие коллективно, общими усилиями,- все это близкие люди, живущие общим, возвышенным творческим интересом. Все это не простые, а одаренные люди. Все они сносят в наш общий дом самое чистое и лучшее, что живет в их душах, из чего только и может создаваться произведение коллективного и иного искусства. Как надо любить и ценить этих людей и сотворцов!
   А муки и радости творчества, которые мы переживаем также коллективно! Каким облегчением может быть такая взаимная помощь.
   А радость творческих достижений, которая обновляет и окрыляет!
   А сомнения и неуспехи! Сколько в них возбудительной силы для новой борьбы, работы и творческого познавания!
   А эстетическое удовлетворение, которое никогда не приходит, а лишь дразнит для возбуждения новой созидательной энергии!
   Сколько во всем этом жизни!
   – Но, изволите ли видеть, таких театров на свете, знаете ли, не бывает,- заметил Говорков.
   – Да, к сожалению, вы правы,- согласился Торцов.- Люди настолько глупы и безвкусны, что предпочитают сносить в отведенное для творчества и искусства место все житейские дрязги, сплетни, интриги. Они не могут отхаркать все скверное там, за порогом театра, и приходят плевать в чистое место. Непостижимо! Так будьте же вы теми, которые поймут правильное, возвышенное назначение театра и его искусства. С самых первых шагов служения им научитесь и приучите себя приходить сюда чистыми. Верьте мне, для этого с самого начала надо приучить себя плевать там, за порогом.
   Наши знаменитые предки, прежние артисты русского театра, говорили: истинный церковнослужитель во всякую минуту своего пребывания в храме чувствует присутствие в нем алтаря. Так точно и подлинный артист должен постоянно чувствовать в театре близость сцены. Из того, кто не способен к этому, никогда не выйдет подлинного артиста!
 

5. [СХЕМА "СИСТЕМЫ"]
 
1

 
    …………… 19.. г.
   Сегодня мне пришлось быть по делу у Рахманова.
   Он оказался занятым спешным делом: клеил, шил, чертил, красил. В комнате царил беспорядок к ужасу его хозяйственной супруги.
   – Что это вы готовите? – поинтересовался я.
   – Сюрприз, дружочек мой! Показательную демонстрацию! Схема "системы" в торжественном шествии со знаменами. Вот какая штука! – с большим оживлением посвящал меня в свой секрет Иван Платонович.- Не для шутки, а с серьезной педагогической целью. Педагогической! – говорю я. К завтрашнему дню мне надо соорудить не одно, а целую прорву знамен и не каких-нибудь, а непременно красивых. Вот штука-то какая! Не кто-нибудь, а сам Аркадий Николаевич Торцов на них смотреть-то будет. Сам!… Пусть наглядно поясняют общую схему "системы". Поясняют! – говорю.
   Чтобы лучше усвоить ее, надо видеть глазами, дорогой мой. Это важно и полезно. Через рисунок и зрение лучше запоминается общая комбинация всего целого и соотношение частей.
   После этого Иван Платонович стал объяснять мне смысл предполагаемой демонстрации. Как оказывается, мы подошли в нашей годичной школьной программе к очень важному моменту, а именно – к окончанию изучения п_р_о_ц_е_с_с_а п_е_р_е_ж_и_в_а_н_и_я ¹.
   – Надо, так сказать, поставить точку на первой половине р_а_б_о_т_ы н_а_д с_о_б_о_й. Все это мы пробежали, конечно, в самых общих чертах,- поспешил оговориться Иван Платонович. – Впоследствии сто раз, всю жизнь мы будем возвращаться и снова и снова изучать процесс переживания. Изучать, говорю, будем. Но все-таки пока "конец всему делу венец". Но так как без венца нет конца, так вот этот самый венец-то я и преподнесу вам завтра. Будьте спокойны!
   Он указал с гордостью и с детской радостью на лежавшие перед ним груды материй.
   – Видите, дружочек мой, что я тут натворил! Штука-то какая! Ничего не забыл. Все, что в году пройдено нами, все отмечено, почтено, так сказать, особым флагом, дорогие мои! Особым! Вот вам работа над собой, то, что вы изучаете в течение всего первого курса. Вот она, эта лента. Помните, в работе над собой мы в первую очередь принялись изучать процесс переживания. Поэтому вот вам другая полоса, вполовину меньше, потому что процесс переживания лишь половина всей работы над собой. Штука-то какая! Все предусмотрено, будьте уверены! Где она, полоса-то эта?
   Бог с ней! Провалилась!- отмахнулся он,- Хорошо вышло, будьте покойны! – утешил он себя. – А вот вам целое семейство маленьких флажков. Все одного цвета и одинакового фасона. Вот дело-то какое. Все это э_л_е_м_е_н_т_ы с_ц_е_н_и_ч_е_с_к_о_г_о с_а_м_о_ч_у_в_с_т_в_и_я; вот – ч_у_в_с_т_в_о п_р_а_в_д_ы, вот – а_ф_ф_е_к_т_и_в_н_а_я п_а_м_я_т_ь, к_р_у_г в_н_и_м_а_н_и_я и о_б_ъ_е_к_т. Где он тут еще?…
   Все, все здесь, ничто не забыто, дорогой мой! Это что? – попались ему в руки какие-то три флага средней величины, без надписи. – Вот штука-то. какая! Ах, да… знаю! Это секрет! Пока! До поры до времени. Секрет, говорю! Поэтому и нет никаких надписей, дорогой мой! Не все же сразу, а все по порядку. Придет время и напишем важные, самые, самые важные слова, а пока нельзя, рано. Повесим пустыми, без надписей. Пусть займут свое почетное место. А вы пока на слово поверите ².
   Иван Платонович с особым почтением отложил в сторону три флага, точно боясь забыть о них.
   – Вот видите, все, что заготовлено здесь, мы торжественно внесем завтра в класс. По порядку, в строжайшей последовательности и системе. Дело-то какое! И всем станет ясно, что пройдено за год, будьте уверены! Вся, вся "с_и_с_т_е_м_а", о_л_и_ц_е_т_в_о_р_е_н_н_а_я в ш_е_с_т_в_и_и. С_х_е_м_а, и_л_л_ю_с_т_р_и_р_о_в_а_н_н_а_я п_р_о_ц_е_с_с_и_е_й с ф_л_а_г_а_м_и. Торжественно, красиво, наглядно и педагогично, достойный апофеоз годичной программы.
   Безостановочный разговор помогал Рахманову работать. Пришли два бутафора, принялись за дело. Я соблазнился и промалевал с ними до позднего вечера.
 
    …………… 19.. г.
   Бедный Иван Платснович! Как он оскандалился со своим шествием!
   Куда делись его выдержка, твердость, уверенность и способность заставлять себе повиноваться, которые так ярко характеризуют его личность, как школьного педагога.
   Я видел самое начало приготовления к шествию, когда размещались по своим местам флаги и знаменосцы сообразно с учебным планом школьной программы. Рахманов только путал всех.
   – Скорее, скорее, родные мои,- метался он зря.- Становитесь сюда! Или нет, лучше туда! Будьте уверены! Держите рисунок! Куда вы пошли? Куда, дружочек мой?! Впрочем, ступайте, пожалуй. И так будет неплохо. Вот дело-то какое! Да ну вас совсем. Встаньте куда-нибудь!
   Так командовал Иван Платонович без всякого плана, готовя процессию в соседнем с нашим классом коридоре.
   Мне сделалось обидно за него, и я ушел в класс. Там Торцов подытоживал пройденную нами первую половину р_а_б_о_т_ы н_а_д с_о_б_о_й – п_р_о_ц_е_с_с п_е_р_е_ж_и_в_а_н_и_я.
   – Первый из трех китов,- объяснял Аркадий Николаевич,- как известно, п_р_и_н_ц_и_п а_к_т_и_в_н_о_с_т_и и д_е_й_с_т_в_и_я, говорящий о том, что нельзя играть образы и страсти, а надо д_е_й_с_т_в_о_в_а_т_ь в о_б_р_а_з_а_х и с_т_р_а_с_т_я_х роли.
   Второй из трех китов – знаменитый п_у_ш_к_и_н_с_к_и_й а_ф_о_р_и_з_м, говорящий о том, что работа артиста сводится не к созданию самого чувства, а лишь п_р_е_д_л_а_г_а_е_м_ы_х о_б_с_т_о_я_т_е_л_ь_с_т_в, е_с_т_е_с_т_в_е_н_н_о и и_н_т_у_и_т_и_в_н_о з_а_р_о_ж_д_а_ю_щ_и_х и_с_т_и_н_у с_т_р_а_с_т_е_й.
   Третий кит – таинственный и пока анонимный ³. О нем Аркадий Николаевич хранит молчание до той поры, пока мы сами не заинтересуемся им и не попросим подложить его под ноги как твердую почву, на которую можно было бы опираться. Но Торцов не любит забивать головы учеников тем, что не стало для них необходимым, и потому он не торопится с объяснениями.
   Не успел Торцов докончить свои мысли, как в коридоре раздались фанфары или, проще говоря, сигнал на трубе. Потом как будто затрещал барабан, но все эти шумы покрыла рояль, слишком рано заигравшая за кулисами сцены.
   Дверь распахнулась, и через нее в беспорядке, почти с дракой, втиснулась в комнату толпа театральных служителей: сторожей, билетеров, рабочих, бутафоров и проч. Так в пасхальную ночь протискивается наружу крестный ход, выпираемый из переполненной народом церкви. Флаги, флажки, ленты, куски материи, знамена, подобранные по цветам и по формам: аффективная память, ослабление мышц, процесс переживания, чувство правды, работа над собой, "пушкинский афоризм", пустые флаги и флажки, активность, задачи, высокие и низкие палки,-- все смешалось и перепуталось, нарушив строгий рисунок общей схемы "системы", как раз то самое главное, ради чего устраивалось шествие. В довершение всех бед рояль, начавшая слишком рано и заглушившая барабаны с фанфарами, теперь, в самый нужный момент, когда шествие вошло в комнату, перестала играть. Ворвавшиеся с азартом знаменосцы вдруг с недоумением остановились посреди зрительного зала, не понимая, что им дальше делать. Точно они принесли тяжелый шкаф, свалили его на пол и теперь спрашивают глазами, куда его девать. Не получив ответа, они робко, с утрированным почтением, положили трофеи куда попало и удалились – скромно, на цыпочках, с сознанием выполненного важного, но непонятного дела. Это было чрезвычайно смешно.
   Однако Аркадию Николаевичу понравилась не самая процессия, которая не удалась, а мысль, педагогический показательный прием Ивана Платоновича.
   – Наглядно, поучительно и забавно,- расхваливал он Рахманова.- И отлично, что они все побросали и ушли,- продолжал он, чтобы поддержать сконфуженного друга.- Я думаю, что в таком же хаосе навалены в голове учеников все сведения по "системе", которые мы в них полгода вкладывали. Пусть же теперь они сами разберутся и разместят их в порядке. Развешивая флаги или просто чертя их на бумаге, они тем самым принуждены будут глубже вникнуть и понять внутренний смысл, рисунок, структуру и схему "системы".
   Аркадий Николаевич вдруг замолчал, так как Рахманов пулей выскочил из класса, очевидно, боясь расплакаться на людях.
   Торцов поспешил за ним и после [этого] долго никто из них не возвращался. Так урок сам собой и прервался ⁴.
 
    …………… 19.. г.
   Сегодня на урок Торцова вместо него явился один Рахманов, свежий, бодрый, точно во второй раз родившийся.
   Он объявил нам, что все знамена, ленты, куски материй будут сегодня развешиваться по местам на правой стене зрительного зала нашего школьного театра. Она вся целиком отдается схеме р_а_б_о_т_ы н_а_д с_о_б_о_й.
   Что же касается противоположной, левой стены, то на ней со временем разместится схема р_а_б_о_т_ы н_а_д р_о_л_ь_ю, которая будет проходиться в будущем году.
   – Итак, дорогие мои, правая сторона партера – работа над собой, левая – работа над ролью. Нам предстоит найти для каждого из флагов, лент, кусков материи соответствующее место, чтобы было правильно по "системе" и красиво.
   После сказанного все наше внимание было обращено на одну правую стену комнаты. Она, по плану Рахманова, была разделена на две половинки для двух частей, из которых создается работа над собой. Одна из них, уже пройденная нами,- п_р_о_ц_е_с_с п_е_р_е_ж_и_в_а_н_и_я, а другая – п_р_о_ц_е_с_с в_о_п_л_о_щ_е_н_и_я, к изучению которого мы перейдем в будущем.
   Пришли театральные обойщики и стали протискивать в двери большие лестницы.
   – Искусство любит порядок, дорогие мои, поэтому разложим по полкам вашей памяти все то, что мы восприняли за этот год и что лежит теперь в наших головах неразобранным.
   Флаги были перенесены к левой стороне правой стены. Вьюнцов, принимавший живейшее участие в этой работе, уже снял пиджак и расправлял самый большой красивый кусок материи, на котором был написан п_у_ш_к_и_н_с_к_и_й а_ф_о_р_и_з_м. Неугомонный юноша уже вскарабкался на лестницу, прикладывал лозунг к левому верхнему углу стены. Но Иван Платонович поспешил остановить его.
   – Родной мой! Куда, куда? – кричал он.- Без толку не вешать! Нельзя же так!
   – Ей-богу, чеснослово, во! Красиво! – божился экспансивный юноша.
   – Смысла же нет, дорогие мои,- убеждал Иван Платонович.- Когда же грунт, почва бывает наверху? Дело-то какое. А ведь "пушкинский афоризм" – основа всего. На нем зиждется вся "система". Будьте уверены! Это, так сказать, наша творческая база. Поэтому, дружочек мой, материю с девизом непременно надо укрепить вниз. Вот дело-то какое! На самое, самое видное место. И не только для левой, но и для правой стороны стены. Будьте уверены! Потому что основные лозунги будут иметь одинаковое отношение как к левой, так и к правой стороне, как к процессу переживания, так и к процессу воплощения. Вот дело-то какое! Где самое почетное место? Здесь, внизу, посередине всей стены. Будьте уверены! Давайте сюда "пушкинский афоризм".
   Я вместе с Шустовым приняли от Вьюнцова материю и стали прикладывать ее к указанному месту, внизу, посередине стены у самого пола. Но Иван Платонович остановил нас. Он объяснил, что в самом низу расстелется, наподобие панели, длинная узкая лента темного цвета, на которой написано: "работа над собой". Она протянется в длину всей стены, так как имеет отношение ко всему, что будет повешено теперь и впоследствии на правой стороне зрительного зала.
   – Эта полоса будет обхватывать, включать в себя все другие знамена. Вот дело-то какое!
   Пока обойщик с Вьюнцовым выполняли заданную работу, мы с Иваном Платоновичем смотрели, как Умновых в качестве присяжного чертежника рисовал проект развески и художественной группировки флагов.
   – И у вас, дружочек мой, основа всего, так сказать, грунт, почва, на которой все строится, кусок материи с надписью "а_к_т_и_в_н_о_с_т_ь, д_е_й_с_т_в_и_е" улетел кверху. Штука-то какая! Надо его вниз, рядом с другим китом, на котором так же, как и на том, зиждется "система", рядом, с "пушкинским афоризмом", так как это такой же девиз, родной мой, как и изречение Александра Сергеевича.
   – Во!… Еще! Кусок такого же цвета, не отличишь нипочем, – кричал Вьюнцов, расправляя материю такого же цвета, как и предыдущие два куска. – Ничего не написано, – твердил он, отбрасывая ее в сторону как лишнюю.
   – Что вы, что вы, родной мой! – рванулся к нему Иван Платонович. – Это тоже девиз! Нельзя же так! Вот штука-то какая!
   – Пустышка-то?- недоумевал Вьюнцов.
   – Нужды нет, дружочек мой, что пока ничего не написано. Придет время и начертаем важные слова, на которых тоже строится "система". Это тоже грунт, основа, д_е_в_и_з, т_р_е_т_и_й к_и_т, так сказать. Будьте уверены! – твердил Иван Платонович, прикладывая его книзу, к панели, на правую сторону "пушкинского афоризма".
   – Вот так, хорошо, дорогие мои. Так будет твердо. Теперь грунт, почва, основа положены и для левой и для правой сторон. Вот дело-то какое! – приговаривал Рахманов, пока прибивали к стене кусок материи без надписи. – Стойте, стойте! Родные мои! – засуетился Иван Платонович. – Пропустили! "Так нельзя! Через ступеньку шагаете!
   – Что же мы пропустили? – недоумевали ученики.
   – Важный, важный момент, дорогие мои. О_с_л_а_б_л_е_н_и_е м_ы_ш_ц.
   Маленький да удаленький флаг. Будьте уверены! – балагурил весело Иван Платонович. – Надо найти ему почетное место. Вот дело-то какое. Сюда, прямо над "пушкинским афоризмом", посреди стены, дорогие мои, так как он одинаково важен и для п_р_о_ц_е_с_с_а п_е_р_е_ж_и_в_а_н_и_я (налево) и для п_р_о_ц_е_с_с_а в_о_п_л_о_щ_е_н_и_я (направо). Будьте уверены ⁵.
   Когда маленький и удаленький флаг был прибит на уготованное ему почетное место, Иван Платонович объявил, что нам надо обозначить на левой половине стены участки для "х_р_а_м_а п_е_р_е_ж_и_в_а_н_и_я", а на правой – для "х_р_а_м_а в_о_п_л_о_щ_е_н_и_я". Последний будет повешен позже, в свое время. – Какой участок? – интересовались мы.
   – Вот здесь, на левой стороне стены,- "храм переживания" – все то, что мы прошли с начала этого учебного года. Штука-то какая. А там, на правой стороне стены, со временем мы отведем участок для "храма воплощения" ⁶. Будьте уверены! Все предвидено, ничего не забыто!
   Теперь скажу вам по секрету, дорогие мои, что фундаментом "х_р_а_м_а п_е_р_е_ж_и_в_а_н_и_я" являются вот эти три пустые флага. Они тоже относятся как к правой стороне стены, так и к левой, как к процессу переживания, так и к процессу воплощения. Важные, важные флаги, достойные. Со временем оценим, а пока поверьте на слово. Всего сразу не скажешь, не объяснишь, всему свое время, дорогие мои, будьте покойны,- разговаривал Иван Платонович, пока обойщик приколачивал три таинственных флага над лентой с надписью: "П_р_о_ц_е_с_с п_е_р_е_ж_и_в_а_н_и_я". После этого остались неповешенными только маленькие флажки.
   – Дорогие мои! Это колоннада храма или ступеньки лестницы, подход, поэтому вешайте их рядом друг с другом, – командовал Иван Платонович.
   Работа закипела, и через десять минут все было готово.
   – Пыли-то, пыли разведете, – ворчал старик сторож, подметая пол после уборки, пока я зарисовывал схему в том виде, какой она получилась сегодня. Вот этот чертеж ⁷.

 
    …………… 19.. г.
   Аркадий Николаевич вошел в класс в сопровождении торжествующего Ивана Платоновича, увидал развешанные флаги и сказал:
   – Молодец, Ваня! Хорошо! Ясно, наглядно! Даже глупому понятно! Получилась полная картина того, что нами пройдено за этот год. Тут и а_к_т_и_в_н_о_с_т_ь, и д_е_й_с_т_в_и_е, и в_ы_м_ы_с_е_л в_о_о_б_р_а_ж_е_н_и_я, и к_у_с_к_и с з_а_д_а_ч_а_м_и, и а_ф_ф_е_к_т_и_в_н_а_я п_а_м_я_т_ь, и о_б_ъ_е_к_т, и ч_у_в_с_т_в_о п_р_а_в_д_ы. Солидный багаж! Что же вы с ним будете делать?
   – Как что? Из всего нами усвоенного надо создать внутреннюю и внешнюю технику, -с гордостью заявил Шустов.
   – А как ею пользоваться?
   – Когда рассеян – круг, физическая задача, малая правда. Когда напряжен – ослабление мышц, – пояснял Шустов приемы владения техникой.
   – Нет, – горячо вступился за "систему" Аркадий Николаевич. – Усвоенные вами в теории этапы творческого процесса и его техники не являются простыми, практическими, актерскими "приемчиками", а чем-то более важным и органически необходимым.
   Всем этим надо пользоваться не в одиночку, а сразу в каждый данный творческий момент. И действие, и задача, и объект, и предлагаемые обстоятельства, и чувство правды, и круг внимания, и аффективные воспоминания – одновременно друг на друга воздействуют, друг друга дополняют. Все это основные органические, друг от друга неотъемлемые, составные части, или элементы, того общего с_а_м_о_ч_у_в_с_т_в_и_я а_р_т_и_с_т_а, которое необходимо ему для творчества.
   – Как? – удивился я. – Соединить сразу все элементы в одно целое, чтоб составить из них общее с_а_м_о_ч_у_в_с_т_в_и_е? Это же чрезвычайно сложный процесс!
   – По-вашему, легче действовать без кусков, задач и объекта или без чувства правды и веры? Неужели правильные хотения, стремления к ясной заманчивой цели с оправданным магическим "если б" и предлагаемыми обстоятельствами вам мешают; а штампы, ложь и наигрыш, напротив, помогают и потому вам жаль расстаться с ними.
   Нет! Легче и естественнее соединить все элементы сразу, воедино, тем более что они сами имеют к этому природную склонность.
   Мы созданы так, что нам необходимы и руки, и ноги, и сердце, и почки, и желудок сразу и одновременно. Нам очень неприятно, когда у нас отнимают один из органов и вместо него вставляют поддельные, вроде стеклянного глаза, фальшивого носа, уха, или протез вместо рук или ног.
   Почему же вы не допускаете того же во внутренней творческой природе? Ей тоже нужны все составные органические элементы, а протезы – штампы ей мешают. Дайте же возможность всем частям самочувствия работать дружно при полном взаимодействии.
   Кому нужен о_б_ъ_е_к_т в_н_и_м_а_н_и_я, взятый отдельно сам для себя и по себе? Он живет только среди увлекающего в_ы_м_ы_с_л_а в_о_о_б_р_а_ж_е_н_и_я. Но там, где вымышленная действительность, там неизбежны ее составные части, или к_у_с_к_и. А где к_у_с_к_и – там и з_а_д_а_ч_и. Манкая задача, естественно, вызывает п_о_з_ы_в, х_о_т_е_н_и_е, с_т_р_е_м_л_е_н_и_е, оканчивающееся д_е_й_с_т_в_и_е_м. Кому нужно ложное действие? Необходима п_р_а_в_д_а. А где правда – там и в_е_р_а. Все элементы, взятые вместе, вскрывают а_ф_ф_е_к_т_и_в_н_у_ю п_а_м_я_т_ь для свободного выхода п_о_в_т_о_р_н_ы_х ч_у_в_с_т_в_о_в_а_н_и_й и для создания и_с_т_и_н_ы с_т_р_а_с_т_е_й. Но разве это возможно без объекта внимания, без вымысла воображения, без задач и т. д. все сначала, точно в сказке "про белого бычка".
   Взятые в отдельности элементы не имеют той силы и значения, какие получают при дружном, совместном действии с остальными составными частями самочувствия.
   То, что природа соединила, вы не должны разъединять. Напротив. Не противьтесь естеству и не уродуйте его. У творческой природы свои требования, условия, законы, которые нарушать нельзя, а надо хорошо изучить, понять и оберегать.
   Я постараюсь описать вам процесс вхождения артиста в то состояние, которое мы называем в_н_у_т_р_е_н_н_и_м с_ц_е_н_и_ч_е_с_к_и_м с_а_м_о_ч_у_в_с_т_в_и_е_м. Тогда вы сами убедитесь в том, что работа по слиянию э_л_е_м_е_н_т_о_в не так сложна, как кажется.
   Большинство актеров перед началом спектакля гримируют лицо и костюмируют тело, чтобы приблизить свою наружность к изображаемому образу. Но они забывают главное – приготовить и, так сказать, загримировать и закостюмировать свою душу для создания ж_и_з_н_и ч_е_л_о_в_е_ч_е_с_к_о_г_о д_у_х_а роли, которую они призваны переживать на каждом спектакле. Этот грим души, или внутренняя подготовка к роли, заключается в следующем: