Страница:
– Возможно, – из своего укрытия Грайтис различил, как меняется лицо старинного знакомого, человека – ладно, не человека, оборотня – которого он считал своим лучшим другом. Рэф не превратился в жуткую тварь, наподобие изловленных им заклятых оборотней, наоборот: словно дикий лесной зверь изо всех сил пытался казаться существом из рода людей. Ширриф уже устал удивляться или пугаться, он просто ждал, как ждут окончания затянувшегося кошмарного сна. Смысл запутанных рассуждений волшебницы ускользнул от него, и по привычке Грайтис тревожился лишь об одном: есть ли возможность удержать Эртеля и Рэфа от замысла отпереть клетку? Полузвери, оказавшись на свободе, наверняка ринутся искать выход из замка. Не приведи боги кому-нибудь оказаться на их пути… – У тебя имеются предложения?
– Оставим все, как есть, – стигийка перевела дыхание, – уйдем отсюда. Скоро должен вернуться Озимандия. Он знает больше меня, и я верю – он непременно найдет средство одолеть кружащую над Вольфгардом тень. Зачем приглашать в дом собственную погибель?
На какое-то мгновение ширрифу поверил, что Ренисенб сумеет уговорить оборотней. Во всяком случае, Эртель смотрел на магичку с надеждой, не делая попыток дотянуться до торчащих из замка ключей. Заклятые притихли, еле слышно поскуливая.
– Слишком поздно, – в голосе Рэфа звучало явственное сожаление, не помешавшее ему быстрым движением провернуть ключ в скважине. Раздался двойной щелчок, скрежетнула отброшенная в сторону решетка.
Вырвавшиеся из заточения обезумевшие дети Карающей Длани в слаженном, едином порыве устремились вверх по лестнице – прыжками, на четвереньках и двух ногах.
Донесся грохот срываемой с петель двери, истошные, отдающиеся раскатами протяжного эхо, вопли угодивших в ловушку гвардейцев, и удаляющийся топот. Грайтис был уверен, что навсегда запомнит этот легкий, отдающий запахом мокрой шерсти ветерок, поднятый мчавшимися мимо скограми. Ширриф не показался им подходящей добычей – а может, кто-то запретил им нападать на бритунийца.
Стигийка в отчаяние схватилась за голову, ее лицо исчезло за взметнувшимися и упавшими черными прядями. Дознаватель коротко хмыкнул и пожал плечами – мол, что сделано, того не поправишь. Потерявший всякую способность к здравому размышлению Эртель слепо тыкался в стену, подвывая и бессмысленно шаря по ней в поисках выхода. Скривившись, Рэф ухватил короля Пограничья за рукав и потянул за собой.
– Оставь его! – внезапно завизжала магичка, выпрямляясь и отрывая руки от лица. – Я не позволю тебе сделать из него вожака безумцев!..
Без того спертый воздух подземелья сгустился настолько, что им вполне можно было захлебнуться, как водой. Вокруг Ренисенб заклубилось желтоватое туманное облачко. Повинуясь резкому жесту колдуньи, оно свилось крученой плетью, хлестнувшей точно между Рэфом и Эклингом. Бывший дознаватель с криком боли отдернул руку, Эртель качнулся, словно падая с уступа, и головой вперед влетел в открытую дверь камеры, захлопнувшейся за ним с лязгом сработавшего медвежьего капкана. Руки волшебницы в широких рукавах метались, вычерчивая причудливые фигуры и оставляя за собой еле заметный, расплывчатый голубоватый след. Прутья решетки налились багрянцем и ослепительно вспыхнули, заполнив подвал невыносимой яркости светом, проникавшим даже сквозь плотно зажмуренные веки.
Полуослепший Грайтис скорее ощутил, чем увидел появившуюся рядом темную фигуру, проскользнувшую ему за спину. Перед глазами плавали радужные пятна, никак не желавшие соединяться в что-то целое и понятное, но голос дознавателя ширриф узнал безошибочно:
– Собственно, против тебя я ничего не имею. Дело в твоей подружке, обожающей путаться под ногами. Так что извини – если тебе от этого легче – и прощай.
…Произнеся завершающие строчки Заклятия Оков, госпожа эш'Шарвин с десяток ударов сердца стояла, покачиваясь взад-вперед и собирая воедино разлетевшиеся неведомо куда мысли. Подобное колдовство давалось ей с изрядными трудами, но теперь она твердо знала – кроме нее самой, никто не выпустит Эртеля Эклинга из его узилища, и, что немаловажно, не сможет причинить ему вред. Пусть посидит там до утра, пока вновь не изловят разбежавшихся скогров, а потом она что-нибудь придумает. Но Рэфа нужно задержать в первую очередь и упрятать под замок! Как она могла упустить из вида то обстоятельство, что вернейший из соратников постепенно теряет рассудок?..
Магичка обернулась. Чадящий факел, узкая арка, уходящие в темноту ступеньки. Лежащий ничком человек, вывернувшийся в последнем усилии привлечь ее внимание. Крови почти нет, только тихие шелестящие звуки – вроде поскрипывания заржавевшего жестяного флюгера под налетающим ветром. Поворот, еще один… а потом вязкая тишина.
Глава вторая
Глава третья
– Оставим все, как есть, – стигийка перевела дыхание, – уйдем отсюда. Скоро должен вернуться Озимандия. Он знает больше меня, и я верю – он непременно найдет средство одолеть кружащую над Вольфгардом тень. Зачем приглашать в дом собственную погибель?
На какое-то мгновение ширрифу поверил, что Ренисенб сумеет уговорить оборотней. Во всяком случае, Эртель смотрел на магичку с надеждой, не делая попыток дотянуться до торчащих из замка ключей. Заклятые притихли, еле слышно поскуливая.
– Слишком поздно, – в голосе Рэфа звучало явственное сожаление, не помешавшее ему быстрым движением провернуть ключ в скважине. Раздался двойной щелчок, скрежетнула отброшенная в сторону решетка.
Вырвавшиеся из заточения обезумевшие дети Карающей Длани в слаженном, едином порыве устремились вверх по лестнице – прыжками, на четвереньках и двух ногах.
Донесся грохот срываемой с петель двери, истошные, отдающиеся раскатами протяжного эхо, вопли угодивших в ловушку гвардейцев, и удаляющийся топот. Грайтис был уверен, что навсегда запомнит этот легкий, отдающий запахом мокрой шерсти ветерок, поднятый мчавшимися мимо скограми. Ширриф не показался им подходящей добычей – а может, кто-то запретил им нападать на бритунийца.
Стигийка в отчаяние схватилась за голову, ее лицо исчезло за взметнувшимися и упавшими черными прядями. Дознаватель коротко хмыкнул и пожал плечами – мол, что сделано, того не поправишь. Потерявший всякую способность к здравому размышлению Эртель слепо тыкался в стену, подвывая и бессмысленно шаря по ней в поисках выхода. Скривившись, Рэф ухватил короля Пограничья за рукав и потянул за собой.
– Оставь его! – внезапно завизжала магичка, выпрямляясь и отрывая руки от лица. – Я не позволю тебе сделать из него вожака безумцев!..
Без того спертый воздух подземелья сгустился настолько, что им вполне можно было захлебнуться, как водой. Вокруг Ренисенб заклубилось желтоватое туманное облачко. Повинуясь резкому жесту колдуньи, оно свилось крученой плетью, хлестнувшей точно между Рэфом и Эклингом. Бывший дознаватель с криком боли отдернул руку, Эртель качнулся, словно падая с уступа, и головой вперед влетел в открытую дверь камеры, захлопнувшейся за ним с лязгом сработавшего медвежьего капкана. Руки волшебницы в широких рукавах метались, вычерчивая причудливые фигуры и оставляя за собой еле заметный, расплывчатый голубоватый след. Прутья решетки налились багрянцем и ослепительно вспыхнули, заполнив подвал невыносимой яркости светом, проникавшим даже сквозь плотно зажмуренные веки.
Полуослепший Грайтис скорее ощутил, чем увидел появившуюся рядом темную фигуру, проскользнувшую ему за спину. Перед глазами плавали радужные пятна, никак не желавшие соединяться в что-то целое и понятное, но голос дознавателя ширриф узнал безошибочно:
– Собственно, против тебя я ничего не имею. Дело в твоей подружке, обожающей путаться под ногами. Так что извини – если тебе от этого легче – и прощай.
…Произнеся завершающие строчки Заклятия Оков, госпожа эш'Шарвин с десяток ударов сердца стояла, покачиваясь взад-вперед и собирая воедино разлетевшиеся неведомо куда мысли. Подобное колдовство давалось ей с изрядными трудами, но теперь она твердо знала – кроме нее самой, никто не выпустит Эртеля Эклинга из его узилища, и, что немаловажно, не сможет причинить ему вред. Пусть посидит там до утра, пока вновь не изловят разбежавшихся скогров, а потом она что-нибудь придумает. Но Рэфа нужно задержать в первую очередь и упрятать под замок! Как она могла упустить из вида то обстоятельство, что вернейший из соратников постепенно теряет рассудок?..
Магичка обернулась. Чадящий факел, узкая арка, уходящие в темноту ступеньки. Лежащий ничком человек, вывернувшийся в последнем усилии привлечь ее внимание. Крови почти нет, только тихие шелестящие звуки – вроде поскрипывания заржавевшего жестяного флюгера под налетающим ветром. Поворот, еще один… а потом вязкая тишина.
Глава вторая
Охотники и добыча
1 день Второй летней луны.
Восемь причудливых, отдаленно смахивающих на людей созданий, коротали время в ожидании девятого, признанного ими за старшего, имеющего право отдавать приказы. Существа не оспаривали этой власти, напротив – они испытывали облегчение и уверенность, зная, что отыскался некто, способный позаботиться о них. Без старшего они бы наверняка пропали, сгинули в этой жуткой каменной норе, не в силах примирить враждующие стороны своих с рождения раздвоенных душ – человеческих и звериных.
А потом пришел тот, кто успокоил их и растолковал, что в скором времени непременно выпустит их на волю, где им предстоит совершить кое-что полезное. Скогры согласились, хотя каждый миг, проведенный в подвалах Цитадели, казался им невероятно растянувшимся годом.
Когда дознаватель Рэф наконец вышел из каземата, былые обыватели Вольфгарда бросили выпотрошенный труп гвардейца, служивший им игрушкой, и приветственно заскулили. Рэф тщательно запер дверь на три массивных засова и внушительного вида замок, и повернулся к восьми парам уставленных на него глаз, чей цвет менялся от тускло-зеленого до медно-оранжевого. Кто-то нервно, с подвыванием зевнул, кто-то заскреб когтистыми лапами по камням. Произносимых вслух человеческих слов скогры почти не понимали, зато у них всецело сохранялся талант Карающей Длани переговариваться, обращаясь к разуму собеседника и выстраивая череду быстро меняющихся образов. Мысленное изображение бегущего животного, к примеру, беспрекословно подняло маленькую стаю с места и отправило в путь.
Пока замысел развивался успешно, плавно переходя от одной ступени к другой. Рэф почти не надеялся, что волшебница и ширриф попадутся в уготовленную им ловушку, но эти двое, похоже, изрядно поглупели. В городе, конечно, остались другие маги, но ими скоро займутся. То, что пришлось пожертвовать Эртелем – не беда. Слишком долго он болтался среди людей и совсем очеловечился. Эклинг ничего не понял, испугавшись надвигающихся перемен. А он, Рэф, догадался о тайном смысле явленных знамений, безошибочно признав в них редчайшую возможность не только проявить себя, но и возродить былую славу Карающей Длани. Может, через год или десятилетие – куда спешить тем, чей срок жизни намного протяженнее кратких и жалких мгновений, отпущенных людям?
И начало грядущим изменениям будет положено именно сегодня. Рэф ощущал их близость, как звери предчувствуют наступление грозы. Так пускай же хлынет очищающий дождь, смывая прошлое и унося его за собой!
При всей своей неприязни к племени двергов Рэф мысленно поблагодарил строителей крепости за множество переходов, галерей, винтовых лестниц, неожиданных поворотов и укромных мест, позволивших ему и его спутникам без особого труда проскользнуть незамеченными стражей. Дознаватель предусмотрительно выяснил и о потайных лазах, два из которых вели в город, а третий завершался за пределами стен Вольфгарда, на окраине большого заливного луга. К началу этого подземного прохода он и держал путь.
Дверь потерны пряталась за винными бочками в одном из подвалов, отведенных под склад провизии. Открыв ее позаимствованными ключами, Рэф заглянул внутрь, увидев вымощенный камнем узкий проход. Стая ринулась было внутрь, но послушно остановилась, уловив раздражение Старшего, и, потолкавшись, расселась полукругом. Рэф дернул углом рта, представив, сколько мучений придется испытать, прежде чем он внушит подопечным, какие именно действия им надлежит совершить. К сожалению, скогры размышляли, подобно животным или детям – в их головах ничто не задерживалось подолгу. Кроме того, они все время хотели убивать. Это желание переполняло их жестокий, немудрый разум, как разлившаяся река, грозящая вот-вот выйти из берегов.
– Ладно, начнем, – вслух произнес он, присаживаясь на какой-то ящик. Раз в его распоряжении имеются пока только эти восемь тварей, он выжмет из них все, на что они способны.
Сосредоточившись, для начала Рэф как можно подробнее обрисовал Ярмарочное Поле и шумную людскую толпу, собравшуюся подле Бронзовых ворот в ожидании начала фейерверков. В темнеющее небо, свистя, шипя и разбрасывая искры, взлетела первая шутиха, плотное людское скопление качнулось, забурлив беспорядочной мешаниной взмахивающих рук, раскрытых в беззвучных воплях ужаса ртов и вытаращенных глаз. Одержимые заерзали, пыхтя и скалясь – призрачная картина пришлась им по душе. Значит, они ее не позабудут и станут теми шальными искрами, от которых займется пожар.
Дознаватель торопливо добавил фигуры личностей, могущих представлять опасность, сделав особенный упор на Аквилонца и его близких. Этих людей необходимо прикончить, а если не удастся – напугать так, чтобы поскорее убирались из Пограничья, не оглядываясь и не раздумывая. Также Рэф настоятельно приказывал разыскать белого волчонка-подростка – от него всенепременно нужно избавиться – и девицу Нейю Раварту, в каком бы облике она ни пребывала. Женщину не трогать и по возможности охранять.
Над следующим заданием Рэф какое-то время колебался: его никак не удавалось облечь в четкие и ясные образы, доступные скудному пониманию оборотней. Он и сам толком не понимал, что или кого именно пытается найти. Оно представлялось неуловимым мерцающим, огоньком, обладавшим нешуточным могуществом и совершенно не умеющим его использовать. Этот человек – или зверь? – бродил где-то поблизости, не позволяя увидеть себя и узнать. Может быть, скограм, как созданиям более – восприимчивым, повезет натолкнуться на нечто похожее?
Выслушав, члены стаи один за другим исчезали в темном проеме. Рэф не рассчитывал увидеться с ними вновь, да этого и не требовалось – к завтрашнему рассвету к нему явятся сотни подобных созданий. Вполне достаточно, чтобы при необходимости стереть Вольфгард с лица земли. Рэф подумывал над возможностью захватить крепость, покуда Эртель и его гости шляются по Ярмарке, но решил не рисковать. Так и быть, пусть люди прячутся за стенами, которые они ошибочно считают неприступными. Их ждет глубокое разочарование.
«А для вас у меня есть кое-что особенное», – напомнил он двум созданиям, не спешившим уйти вслед за сородичами. Те насторожились, готовые мчаться туда, куда он прикажет.
В отличие от оборотней, которым отводилось всего три облика – человечий, волчий и нечто среднее между ними – скогры, похоже, заполучили способность изменять обличье в зависимости от обстоятельств и по желанию. Они еще не овладели толком новым умением, и смотреть на плоды их усилий порой было страшновато даже Рэфу. Вот и сейчас одна из внимавших ему тварей смахивала на огромную куницу с непомерно длинными лапами и плоской мордой, искаженно повторяющей человеческие черты. Существо предпочитало двигаться не по земле, а скакать, используя выступы на стенах и потолках, и совсем недавно отзывалось на имя «Мави». Ее сосед вознамерился обернуться чем-то вроде помеси барса и ящерицы, став в итоге похожим на двуногого, сильно горбящегося и непомерно зубастого детеныша дрохо.
«Мы отправляемся за жизнями вот этих людей», – Рэф хмыкнул, представив, как вручает жутковатым собеседникам листы пергамента, где красуются физиономии содержащихся в замке гиперборейских магиков – Эгарнейда и Крэгана Беспалого. Растолковать скограм, что колдуны находятся в помещениях Медвежьей башни, дознаватель не сумел – его не понимали. Проще отвести подручных к нужной двери, велев: «Пойди и убей». К тому же Рэф намеревался взглянуть, как обстоят дела в крепости, прежде чем покинуть ее и затеряться в городе. Как знать, вдруг ему удастся увлечь кого-нибудь за собой?
Теперь они поднимались по лестницам наверх, и Рэф мог поклясться, что вживую ощущает пронизывающий бастионы крепости трепет, нарастающий с каждым мгновением. Выбравшись через малоприметную и неохраняемую дверь, Рэф и его спутники огляделись, принюхиваясь – они оказались на открытой галерее, висевшей над нижним двором Цитадели. Темнело, весь горизонт затянула свинцовая хмарь, и лишь на Закате различались отблески садящегося солнца. Пахло дождем, Мави с приятелем невольно присели и прижали уши, когда над их головами проворчал отдаленный раскат грома. У ворот толпилась, переговариваясь, стража, но, к счастью, никто не обратил внимания на странную троицу.
«Ступайте туда, – Рэф указал на башню. Девчонка и ее косматый дружок растянули пасти в подобии ухмылок. – Закончив, бегите прочь и отыщите меня. Поняли?»
Ответом стал цокот когтей по камню – скогры умчались. Рэф же замешкался, увидев, как тяжелые створки Оленьих ворот неторопливо расходятся в стороны, открывая путь сперва четверым всадникам на запаленных конях. Следом в замок короны вкатился измазанный грязью по самую крышу экипаж, запряженный шестеркой. Распахнулась дверца, но Рэфу не требовалось видеть лица прибывшего – он знал, кто приехал. Явление Озимандии, конечно, усложнит дело – с ним не так-то легко справиться. Впрочем, одолеть можно любую преграду, надо только додуматься, каким образом.
Обождав, пока старый волшебник, размахивая посохом и сыпля приказаниями, скроется во внутренних помещениях, Рэф преспокойно спустился во двор и удалился через калитку в неприметных Купеческих воротах, отведенных для хозяйственных нужд. Там его знали и даже окликать не стали – раз его милость дознаватель желает покинуть замок, значит, для того есть причины.
За стеной в подобной же комнате, почти камере, маялся старший письмоводитель Эгарнейд. Всякий раз, вспоминая, как обращались с ними стражи порядка, Крэган насмешливо кривил тонкие губы. Да, оба чернокнижника сидели под замком и под надежной охраной, их тщательно обыскали и некоторое время держали в кандалах – очевидно, чтобы показать заключенным всю серьезность их преступления – а пронырливая стигийка отобрала у обоих магические кольца и весьма жестко обошлась с Эгарнейдом. Однако…
Вместо того, чтобы гноить пойманных на горячем некромагов в мрачном подземелье с крысами, их разместили в этих вот комнатах, пусть и не роскошных, но вполне терпимых, сносно кормят, немедля прислали хорошего лекаря, дабы тот лечил пропоротый копьем бок Беспалого и подпалины Эгарнейда, оставшиеся после учиненного Ренисенб допроса… Вольфгардцы не церемонились с месьором письмоводителем, верно почуяв, что он – невысокого полета птица. Но с ним, Крэганом Беспалым, обращались более чем уважительно. Боятся открытой ссоры с Халогой, подумал маг, в очередной раз мрачно усмехнувшись. Учитывая, что Гиперборее тоже не нужна широкая огласка, дело закончится несколькими грозными депешами с обоих сторон. Круг Белой Руки даст очередную нерушимую клятву, мол, подобное не повторится, а вину свалят на покойного Унтамо. Ему, Крэгану Беспалому, беспокоиться не о чем. Совершенно не о чем. Он повторил эти слова, как заклинание, уже добрую Сотню раз.
И тем не менее его снедало смутное, неясное, гложущее душу беспокойство.
Рана в бок оказалась на поверку сущей царапиной, он уже и забыл о ней. Магическое кольцо, лежащее где-то в тайничке у стигийской девчонки, – это, конечно, более серьезно, но, в сущности, плевать и на него. Кольца, амулеты, талисманы пускай развлекают недоучек вроде Эгарнейда, магу высшей ступени посвящения достаточно могущества, заключенного в нем самом. Замки на обитых железными полосами дверях, вооруженная стража?.. Чепуха, при желании Крэган уже давно мог бы покинуть свое узилище. Тогда в чем же дело?
В том, что тщательно подготовленный опыт Унтамо пошел вразнос, притом самым неожиданным, кровавым, пугающим образом. В торопливо скрывшихся под землей двергах, между изрядными прибылями с Ярмарки и повальным бегством выбравших последнее. В древней, чуждой и мрачной магии, внезапно обрушившейся на Вольфгард – Крэган чуял ее яснее, чем запах гари на свежем пепелище. Более всего настораживало то, что он, как ни старался, не мог опознать это загадочное колдовство. Настораживало настолько, что магик присоветовал послу Великой Халоги с большей частью присных тайно покинуть пределы Пограничья чуть более седмицы тому – в результате чего толпа горожан осаждала полупустую усадьбу – и сбежал бы сам, если б не стигийская ведьма со своим дружком. Впрочем, возможно, оно и к лучшему. В конце концов, трудно представить место более безопасное, чем замковая цитадель. Не потому ли, смиряя нетерпение, он и мирился с теснотой убогой комнатушки на самом верху крепостной башни, что…
В следующее мгновение указательный палец на правой руке Крэгана свело короткой судорогой.
Палец был мертвым – серый, костяной, неподвижный, немного длиннее прочих. От него на ладонь, постепенно выцветая и сходя на нет, расползалось сухое пятно омертвелой кожи, грозившее со временем охватить всю руку и перебраться дальше. Ему Крэган Беспалый был обязан своим прозвищем. Итог долгой, дорогостоящей и чудовищно болезненной магической церемонии, высохший палец позволял магу собирать и направлять Силу, успешно заменяя отобранное Ренисенб кольцо. Правую руку гиперборейца пронзила острая боль. Охнув, он непроизвольно накрыл правую ладонь левой, и в тот же самый миг до его слуха донесся жуткий вопль, крик боли и ужаса, долетевший даже сквозь толстые стены и дубовые доски двери.
Кричал Эгарнейд. В соседней комнате что-то покатилось с грохотом и звоном, раздался протяжный скрип – так могла бы скрипеть тяжеленная кровать, точно такая, что и в камере Крэгана, если бы у кого-то нашлись силы сдвинуть ее по деревянному полу на пару локтей. Крик оборвался булькающим звуком, и сразу вслед за тем гипербореец услышал другой звук. Звук этот – сиплый трубный рев, в коем смешались триумф убийства и торжество зверя, настигшего добычу – был бы уместен в диких болотах Ямурлака или пиктских лесах, но ни в коем случае не в коронной цитадели столицы Пограничья. Одновременно дверь, ведущую в комнату Крэгана, сотряс тяжелый удар.
Гипербореец попятился, не сводя глаз с дверного проема. Пятился до тех пор, пока не уперся спиной в противоположную стену. Впрочем, комнатка была чересчур мала. Пять шагов от стены до стены. Один прыжок. Для той твари, что ревет за стеной, конечно же, хватит единственного прыжка. Чувствуя, как вдоль хребта скользнул предательский холодок, Крэган покрепче утвердился на ногах и сухим указательным пальцем, как магическим жезлом, принялся чертить в воздухе перед собой защитный знак.
Дверь содрогнулась опять, но прочные доски выдержали и этот натиск. Тварь, ломившаяся в комнатку, издала высокий вопль разочарования. Несмотря на отчаянное положение, маг криво усмехнулся, дивясь тупости неведомого противника. Изнутри на двери запоров не было. Снаружи она закрывалась на простой засов, отодвигаемый одним движением руки.
За окном снова сверкнула молния и донесся громовой раскат, столь же могучий, как и предыдущий. Что-то острое заскреблось по железным оковкам и мореному дубу, раздался лязг, и дверная створка распахнулась резким толчком.
Крэган ожидал увидеть если не человека, то по крайней мере нечто человекоподобное. Однако вместо этого в колеблющемся свете коридорных факелов его взгляду предстало существо в виде гигантской ласки, темно-палевого окраса, с широкими когтистыми лапами и мордой, являющей чудовищную пародию на человеческое лицо. Тварь прыгнула прямо с порога, развернувшись из напружиненного клубка с непостижимой гибкостью, и с размаху врезалась в незримую стену перед гиперборейцем. Еще одна фигура, двуногая, но явно нелюдских пропорций, возникла в дверях, заслонив собой свет.
Странно, но при виде своих жутких противников маг вдруг ощутил подобие спокойствия. Возможно, причина крылась в обстоятельстве, что монстр не мог одолеть магическую защиту, и кривые когти бессильно полосовали воздух в какой-нибудь пяди от жертвы. Гипербореец даже помедлил немного, наслаждаясь бессилием чудища. Однако слишком мешкать небезопасно – магический щит удержится не более двадцати ударов сердца. Рассерженная тварь рявкнула прямо в физиономию магику. Крэган повелительно поднял ладонь и произнес еще одно заклятие. Ему пришлось повторить его дважды.
– Вот так, – пробормотал он, вытирая покрытый испариной лоб.
На досках пола распростерлись два уродливых тела. Они выглядели совершенно нетронутыми – заклятие мгновенно останавливало сердце, не причиняя внешних повреждений. Одна массивная туша так и осталась валяться на пороге, а в коридоре под чадящим на стене факелом Беспалый увидел обмякшее тело одного из гвардейцев, несших караул у дверей его тюрьмы. После воплей людей и чудовищ наступившая тишина оглушала, сквозняк трепал пламя факела и покачивал дверную створку, будто приглашая воспользоваться свалившейся невесть откуда свободой.
Восемь причудливых, отдаленно смахивающих на людей созданий, коротали время в ожидании девятого, признанного ими за старшего, имеющего право отдавать приказы. Существа не оспаривали этой власти, напротив – они испытывали облегчение и уверенность, зная, что отыскался некто, способный позаботиться о них. Без старшего они бы наверняка пропали, сгинули в этой жуткой каменной норе, не в силах примирить враждующие стороны своих с рождения раздвоенных душ – человеческих и звериных.
А потом пришел тот, кто успокоил их и растолковал, что в скором времени непременно выпустит их на волю, где им предстоит совершить кое-что полезное. Скогры согласились, хотя каждый миг, проведенный в подвалах Цитадели, казался им невероятно растянувшимся годом.
Когда дознаватель Рэф наконец вышел из каземата, былые обыватели Вольфгарда бросили выпотрошенный труп гвардейца, служивший им игрушкой, и приветственно заскулили. Рэф тщательно запер дверь на три массивных засова и внушительного вида замок, и повернулся к восьми парам уставленных на него глаз, чей цвет менялся от тускло-зеленого до медно-оранжевого. Кто-то нервно, с подвыванием зевнул, кто-то заскреб когтистыми лапами по камням. Произносимых вслух человеческих слов скогры почти не понимали, зато у них всецело сохранялся талант Карающей Длани переговариваться, обращаясь к разуму собеседника и выстраивая череду быстро меняющихся образов. Мысленное изображение бегущего животного, к примеру, беспрекословно подняло маленькую стаю с места и отправило в путь.
Пока замысел развивался успешно, плавно переходя от одной ступени к другой. Рэф почти не надеялся, что волшебница и ширриф попадутся в уготовленную им ловушку, но эти двое, похоже, изрядно поглупели. В городе, конечно, остались другие маги, но ими скоро займутся. То, что пришлось пожертвовать Эртелем – не беда. Слишком долго он болтался среди людей и совсем очеловечился. Эклинг ничего не понял, испугавшись надвигающихся перемен. А он, Рэф, догадался о тайном смысле явленных знамений, безошибочно признав в них редчайшую возможность не только проявить себя, но и возродить былую славу Карающей Длани. Может, через год или десятилетие – куда спешить тем, чей срок жизни намного протяженнее кратких и жалких мгновений, отпущенных людям?
И начало грядущим изменениям будет положено именно сегодня. Рэф ощущал их близость, как звери предчувствуют наступление грозы. Так пускай же хлынет очищающий дождь, смывая прошлое и унося его за собой!
При всей своей неприязни к племени двергов Рэф мысленно поблагодарил строителей крепости за множество переходов, галерей, винтовых лестниц, неожиданных поворотов и укромных мест, позволивших ему и его спутникам без особого труда проскользнуть незамеченными стражей. Дознаватель предусмотрительно выяснил и о потайных лазах, два из которых вели в город, а третий завершался за пределами стен Вольфгарда, на окраине большого заливного луга. К началу этого подземного прохода он и держал путь.
Дверь потерны пряталась за винными бочками в одном из подвалов, отведенных под склад провизии. Открыв ее позаимствованными ключами, Рэф заглянул внутрь, увидев вымощенный камнем узкий проход. Стая ринулась было внутрь, но послушно остановилась, уловив раздражение Старшего, и, потолкавшись, расселась полукругом. Рэф дернул углом рта, представив, сколько мучений придется испытать, прежде чем он внушит подопечным, какие именно действия им надлежит совершить. К сожалению, скогры размышляли, подобно животным или детям – в их головах ничто не задерживалось подолгу. Кроме того, они все время хотели убивать. Это желание переполняло их жестокий, немудрый разум, как разлившаяся река, грозящая вот-вот выйти из берегов.
– Ладно, начнем, – вслух произнес он, присаживаясь на какой-то ящик. Раз в его распоряжении имеются пока только эти восемь тварей, он выжмет из них все, на что они способны.
Сосредоточившись, для начала Рэф как можно подробнее обрисовал Ярмарочное Поле и шумную людскую толпу, собравшуюся подле Бронзовых ворот в ожидании начала фейерверков. В темнеющее небо, свистя, шипя и разбрасывая искры, взлетела первая шутиха, плотное людское скопление качнулось, забурлив беспорядочной мешаниной взмахивающих рук, раскрытых в беззвучных воплях ужаса ртов и вытаращенных глаз. Одержимые заерзали, пыхтя и скалясь – призрачная картина пришлась им по душе. Значит, они ее не позабудут и станут теми шальными искрами, от которых займется пожар.
Дознаватель торопливо добавил фигуры личностей, могущих представлять опасность, сделав особенный упор на Аквилонца и его близких. Этих людей необходимо прикончить, а если не удастся – напугать так, чтобы поскорее убирались из Пограничья, не оглядываясь и не раздумывая. Также Рэф настоятельно приказывал разыскать белого волчонка-подростка – от него всенепременно нужно избавиться – и девицу Нейю Раварту, в каком бы облике она ни пребывала. Женщину не трогать и по возможности охранять.
Над следующим заданием Рэф какое-то время колебался: его никак не удавалось облечь в четкие и ясные образы, доступные скудному пониманию оборотней. Он и сам толком не понимал, что или кого именно пытается найти. Оно представлялось неуловимым мерцающим, огоньком, обладавшим нешуточным могуществом и совершенно не умеющим его использовать. Этот человек – или зверь? – бродил где-то поблизости, не позволяя увидеть себя и узнать. Может быть, скограм, как созданиям более – восприимчивым, повезет натолкнуться на нечто похожее?
Выслушав, члены стаи один за другим исчезали в темном проеме. Рэф не рассчитывал увидеться с ними вновь, да этого и не требовалось – к завтрашнему рассвету к нему явятся сотни подобных созданий. Вполне достаточно, чтобы при необходимости стереть Вольфгард с лица земли. Рэф подумывал над возможностью захватить крепость, покуда Эртель и его гости шляются по Ярмарке, но решил не рисковать. Так и быть, пусть люди прячутся за стенами, которые они ошибочно считают неприступными. Их ждет глубокое разочарование.
«А для вас у меня есть кое-что особенное», – напомнил он двум созданиям, не спешившим уйти вслед за сородичами. Те насторожились, готовые мчаться туда, куда он прикажет.
В отличие от оборотней, которым отводилось всего три облика – человечий, волчий и нечто среднее между ними – скогры, похоже, заполучили способность изменять обличье в зависимости от обстоятельств и по желанию. Они еще не овладели толком новым умением, и смотреть на плоды их усилий порой было страшновато даже Рэфу. Вот и сейчас одна из внимавших ему тварей смахивала на огромную куницу с непомерно длинными лапами и плоской мордой, искаженно повторяющей человеческие черты. Существо предпочитало двигаться не по земле, а скакать, используя выступы на стенах и потолках, и совсем недавно отзывалось на имя «Мави». Ее сосед вознамерился обернуться чем-то вроде помеси барса и ящерицы, став в итоге похожим на двуногого, сильно горбящегося и непомерно зубастого детеныша дрохо.
«Мы отправляемся за жизнями вот этих людей», – Рэф хмыкнул, представив, как вручает жутковатым собеседникам листы пергамента, где красуются физиономии содержащихся в замке гиперборейских магиков – Эгарнейда и Крэгана Беспалого. Растолковать скограм, что колдуны находятся в помещениях Медвежьей башни, дознаватель не сумел – его не понимали. Проще отвести подручных к нужной двери, велев: «Пойди и убей». К тому же Рэф намеревался взглянуть, как обстоят дела в крепости, прежде чем покинуть ее и затеряться в городе. Как знать, вдруг ему удастся увлечь кого-нибудь за собой?
Теперь они поднимались по лестницам наверх, и Рэф мог поклясться, что вживую ощущает пронизывающий бастионы крепости трепет, нарастающий с каждым мгновением. Выбравшись через малоприметную и неохраняемую дверь, Рэф и его спутники огляделись, принюхиваясь – они оказались на открытой галерее, висевшей над нижним двором Цитадели. Темнело, весь горизонт затянула свинцовая хмарь, и лишь на Закате различались отблески садящегося солнца. Пахло дождем, Мави с приятелем невольно присели и прижали уши, когда над их головами проворчал отдаленный раскат грома. У ворот толпилась, переговариваясь, стража, но, к счастью, никто не обратил внимания на странную троицу.
«Ступайте туда, – Рэф указал на башню. Девчонка и ее косматый дружок растянули пасти в подобии ухмылок. – Закончив, бегите прочь и отыщите меня. Поняли?»
Ответом стал цокот когтей по камню – скогры умчались. Рэф же замешкался, увидев, как тяжелые створки Оленьих ворот неторопливо расходятся в стороны, открывая путь сперва четверым всадникам на запаленных конях. Следом в замок короны вкатился измазанный грязью по самую крышу экипаж, запряженный шестеркой. Распахнулась дверца, но Рэфу не требовалось видеть лица прибывшего – он знал, кто приехал. Явление Озимандии, конечно, усложнит дело – с ним не так-то легко справиться. Впрочем, одолеть можно любую преграду, надо только додуматься, каким образом.
Обождав, пока старый волшебник, размахивая посохом и сыпля приказаниями, скроется во внутренних помещениях, Рэф преспокойно спустился во двор и удалился через калитку в неприметных Купеческих воротах, отведенных для хозяйственных нужд. Там его знали и даже окликать не стали – раз его милость дознаватель желает покинуть замок, значит, для того есть причины.
* * *
Новый громовой удар прокатился над Вольфгардом, и запах близкого дождя, отчетливо слышный сквозь узкую, забранную железной решеткой бойницу, усилился. Один из Семи Верховных Халоги, гиперборейский маг Крэган по прозвищу Беспалый, в нетерпении расхаживавший по тесной и душной комнатенке в верхнем ярусе одной из башен цитадели, приостановил свое кружение, прислушался и недоверчиво покачал головой.За стеной в подобной же комнате, почти камере, маялся старший письмоводитель Эгарнейд. Всякий раз, вспоминая, как обращались с ними стражи порядка, Крэган насмешливо кривил тонкие губы. Да, оба чернокнижника сидели под замком и под надежной охраной, их тщательно обыскали и некоторое время держали в кандалах – очевидно, чтобы показать заключенным всю серьезность их преступления – а пронырливая стигийка отобрала у обоих магические кольца и весьма жестко обошлась с Эгарнейдом. Однако…
Вместо того, чтобы гноить пойманных на горячем некромагов в мрачном подземелье с крысами, их разместили в этих вот комнатах, пусть и не роскошных, но вполне терпимых, сносно кормят, немедля прислали хорошего лекаря, дабы тот лечил пропоротый копьем бок Беспалого и подпалины Эгарнейда, оставшиеся после учиненного Ренисенб допроса… Вольфгардцы не церемонились с месьором письмоводителем, верно почуяв, что он – невысокого полета птица. Но с ним, Крэганом Беспалым, обращались более чем уважительно. Боятся открытой ссоры с Халогой, подумал маг, в очередной раз мрачно усмехнувшись. Учитывая, что Гиперборее тоже не нужна широкая огласка, дело закончится несколькими грозными депешами с обоих сторон. Круг Белой Руки даст очередную нерушимую клятву, мол, подобное не повторится, а вину свалят на покойного Унтамо. Ему, Крэгану Беспалому, беспокоиться не о чем. Совершенно не о чем. Он повторил эти слова, как заклинание, уже добрую Сотню раз.
И тем не менее его снедало смутное, неясное, гложущее душу беспокойство.
Рана в бок оказалась на поверку сущей царапиной, он уже и забыл о ней. Магическое кольцо, лежащее где-то в тайничке у стигийской девчонки, – это, конечно, более серьезно, но, в сущности, плевать и на него. Кольца, амулеты, талисманы пускай развлекают недоучек вроде Эгарнейда, магу высшей ступени посвящения достаточно могущества, заключенного в нем самом. Замки на обитых железными полосами дверях, вооруженная стража?.. Чепуха, при желании Крэган уже давно мог бы покинуть свое узилище. Тогда в чем же дело?
В том, что тщательно подготовленный опыт Унтамо пошел вразнос, притом самым неожиданным, кровавым, пугающим образом. В торопливо скрывшихся под землей двергах, между изрядными прибылями с Ярмарки и повальным бегством выбравших последнее. В древней, чуждой и мрачной магии, внезапно обрушившейся на Вольфгард – Крэган чуял ее яснее, чем запах гари на свежем пепелище. Более всего настораживало то, что он, как ни старался, не мог опознать это загадочное колдовство. Настораживало настолько, что магик присоветовал послу Великой Халоги с большей частью присных тайно покинуть пределы Пограничья чуть более седмицы тому – в результате чего толпа горожан осаждала полупустую усадьбу – и сбежал бы сам, если б не стигийская ведьма со своим дружком. Впрочем, возможно, оно и к лучшему. В конце концов, трудно представить место более безопасное, чем замковая цитадель. Не потому ли, смиряя нетерпение, он и мирился с теснотой убогой комнатушки на самом верху крепостной башни, что…
В следующее мгновение указательный палец на правой руке Крэгана свело короткой судорогой.
Палец был мертвым – серый, костяной, неподвижный, немного длиннее прочих. От него на ладонь, постепенно выцветая и сходя на нет, расползалось сухое пятно омертвелой кожи, грозившее со временем охватить всю руку и перебраться дальше. Ему Крэган Беспалый был обязан своим прозвищем. Итог долгой, дорогостоящей и чудовищно болезненной магической церемонии, высохший палец позволял магу собирать и направлять Силу, успешно заменяя отобранное Ренисенб кольцо. Правую руку гиперборейца пронзила острая боль. Охнув, он непроизвольно накрыл правую ладонь левой, и в тот же самый миг до его слуха донесся жуткий вопль, крик боли и ужаса, долетевший даже сквозь толстые стены и дубовые доски двери.
Кричал Эгарнейд. В соседней комнате что-то покатилось с грохотом и звоном, раздался протяжный скрип – так могла бы скрипеть тяжеленная кровать, точно такая, что и в камере Крэгана, если бы у кого-то нашлись силы сдвинуть ее по деревянному полу на пару локтей. Крик оборвался булькающим звуком, и сразу вслед за тем гипербореец услышал другой звук. Звук этот – сиплый трубный рев, в коем смешались триумф убийства и торжество зверя, настигшего добычу – был бы уместен в диких болотах Ямурлака или пиктских лесах, но ни в коем случае не в коронной цитадели столицы Пограничья. Одновременно дверь, ведущую в комнату Крэгана, сотряс тяжелый удар.
Гипербореец попятился, не сводя глаз с дверного проема. Пятился до тех пор, пока не уперся спиной в противоположную стену. Впрочем, комнатка была чересчур мала. Пять шагов от стены до стены. Один прыжок. Для той твари, что ревет за стеной, конечно же, хватит единственного прыжка. Чувствуя, как вдоль хребта скользнул предательский холодок, Крэган покрепче утвердился на ногах и сухим указательным пальцем, как магическим жезлом, принялся чертить в воздухе перед собой защитный знак.
Дверь содрогнулась опять, но прочные доски выдержали и этот натиск. Тварь, ломившаяся в комнатку, издала высокий вопль разочарования. Несмотря на отчаянное положение, маг криво усмехнулся, дивясь тупости неведомого противника. Изнутри на двери запоров не было. Снаружи она закрывалась на простой засов, отодвигаемый одним движением руки.
За окном снова сверкнула молния и донесся громовой раскат, столь же могучий, как и предыдущий. Что-то острое заскреблось по железным оковкам и мореному дубу, раздался лязг, и дверная створка распахнулась резким толчком.
Крэган ожидал увидеть если не человека, то по крайней мере нечто человекоподобное. Однако вместо этого в колеблющемся свете коридорных факелов его взгляду предстало существо в виде гигантской ласки, темно-палевого окраса, с широкими когтистыми лапами и мордой, являющей чудовищную пародию на человеческое лицо. Тварь прыгнула прямо с порога, развернувшись из напружиненного клубка с непостижимой гибкостью, и с размаху врезалась в незримую стену перед гиперборейцем. Еще одна фигура, двуногая, но явно нелюдских пропорций, возникла в дверях, заслонив собой свет.
Странно, но при виде своих жутких противников маг вдруг ощутил подобие спокойствия. Возможно, причина крылась в обстоятельстве, что монстр не мог одолеть магическую защиту, и кривые когти бессильно полосовали воздух в какой-нибудь пяди от жертвы. Гипербореец даже помедлил немного, наслаждаясь бессилием чудища. Однако слишком мешкать небезопасно – магический щит удержится не более двадцати ударов сердца. Рассерженная тварь рявкнула прямо в физиономию магику. Крэган повелительно поднял ладонь и произнес еще одно заклятие. Ему пришлось повторить его дважды.
– Вот так, – пробормотал он, вытирая покрытый испариной лоб.
На досках пола распростерлись два уродливых тела. Они выглядели совершенно нетронутыми – заклятие мгновенно останавливало сердце, не причиняя внешних повреждений. Одна массивная туша так и осталась валяться на пороге, а в коридоре под чадящим на стене факелом Беспалый увидел обмякшее тело одного из гвардейцев, несших караул у дверей его тюрьмы. После воплей людей и чудовищ наступившая тишина оглушала, сквозняк трепал пламя факела и покачивал дверную створку, будто приглашая воспользоваться свалившейся невесть откуда свободой.
Глава третья
Ночи нет конца
Ночь с 1 на 2 день Второй летней луны.
В Пограничье, крае, расположенном в самом сердце Закатного Материка, стране гор и лесов, мало кому доводилось бывать на морском побережье, иначе он бы отметил безусловное сходство между явлением огромной приливной волны и событиями ночи после первого дня Летнего Торжища. Волна безумия, зародившись на восходной окраине, разметала в клочья прилавки, балаганы и склады Ярмарки, хлынула по главной улице столицы, грянулась о стены коронного замка и откатилась назад, затопив городские кварталы.
Крепость возвышалась над городом, как жестоко потрепанное внезапно налетевшим шквалом судно, потерявшее почти все паруса, сбившееся с курса и продолжающее двигаться только благодаря равнодушной силе течения да настойчивости уцелевшего экипажа, решившего любой ценой достичь спасительной гавани рассвета.
Ковыляющий по беспокойной ночной зыби фрегат Цитадели подбирал на борт уцелевших: жителей близстоящих домов, ринувшихся за спасением в замок, и людей, чудом сумевших покинуть кровавое месиво Торгового Поля – заезжих купцов, гостей из провинций, свитских и гвардейцев аквилонского короля.
Одновременно замок терял возможных защитников – тех, кто по прихоти судьбы явился на свет в племени Карающей Длани и теперь волей или неволей превращался в скогров, одержимых.
Одни исчезали тишком, покидая вверенные им посты, бросая оружие, откладывая в сторону иглу, черпак или вилы, и следуя гремевшему в крови призыву рождающегося Зверя. Другие пытались бороться с наваждениями, погибая от рук своих же бывших друзей, насмерть перепуганных и забывших обо всем, кроме помыслов о собственном спасении, либо – если им везло – оказываясь за решетками в подземельях и казематах. Третьи, с которыми приходилось тяжелее всего, впадали во внезапное помешательство, хаотически меняя облики, бросаясь на любое живое создание и не делая различия между людьми и соплеменниками. Эти чаще всего беспрепятственно пропадали за стенами крепости, унося с собой две-три жизни, да еще успевая вдвойне больше ранить и учинить изрядный переполох.
Подле трех ворот замка – Оленьих, Купеческих и Снежных – царил сущий кошмар. Горожане рвались под защиту стен Цитадели, гвардейцы, опасаясь открывать ворота настежь, впускали людей маленькими группами. Из темноты в мятущееся людское скопление, как ястребы в утиную стаю, то и дело врывались обезумевшие скогры, и над всем этим столпотворением стоял дрожащий, бессмысленный крик. Не выдержав, кто-нибудь из спасающихся начинал карабкаться на ворота. Попытки обычно завершались падением в мечущуюся внизу толпу, слышался отвратительный хруст, и о человеке тут же забывали.
Несмотря на хлещущий ливень, в восходной части небосклона отчетливо различалось высокое желто-алое лохматое сияние. Огонь расправлялся с ярмарочными рядами, угрожая вот-вот перекинуться за стену. Укрепления Вольфгарда по большей части оставались земляными и деревянными, лишь на некоторых участках их заменили каменной кладкой. Разбегавшимся с горящего Торжища одержимым полузверям не составило труда перебраться через стены и ворваться в город, где они бесцельно носились по улицам, нападая, бросая умирающую жертву и тут же кидаясь на поиски новой. В некоторых подворьях вовремя сообразили запереть наглухо все входы-выходы и схватились за оружие, превратив дома в маленькие неприступные крепости и надеясь на лучшее.
В Пограничье, крае, расположенном в самом сердце Закатного Материка, стране гор и лесов, мало кому доводилось бывать на морском побережье, иначе он бы отметил безусловное сходство между явлением огромной приливной волны и событиями ночи после первого дня Летнего Торжища. Волна безумия, зародившись на восходной окраине, разметала в клочья прилавки, балаганы и склады Ярмарки, хлынула по главной улице столицы, грянулась о стены коронного замка и откатилась назад, затопив городские кварталы.
Крепость возвышалась над городом, как жестоко потрепанное внезапно налетевшим шквалом судно, потерявшее почти все паруса, сбившееся с курса и продолжающее двигаться только благодаря равнодушной силе течения да настойчивости уцелевшего экипажа, решившего любой ценой достичь спасительной гавани рассвета.
Ковыляющий по беспокойной ночной зыби фрегат Цитадели подбирал на борт уцелевших: жителей близстоящих домов, ринувшихся за спасением в замок, и людей, чудом сумевших покинуть кровавое месиво Торгового Поля – заезжих купцов, гостей из провинций, свитских и гвардейцев аквилонского короля.
Одновременно замок терял возможных защитников – тех, кто по прихоти судьбы явился на свет в племени Карающей Длани и теперь волей или неволей превращался в скогров, одержимых.
Одни исчезали тишком, покидая вверенные им посты, бросая оружие, откладывая в сторону иглу, черпак или вилы, и следуя гремевшему в крови призыву рождающегося Зверя. Другие пытались бороться с наваждениями, погибая от рук своих же бывших друзей, насмерть перепуганных и забывших обо всем, кроме помыслов о собственном спасении, либо – если им везло – оказываясь за решетками в подземельях и казематах. Третьи, с которыми приходилось тяжелее всего, впадали во внезапное помешательство, хаотически меняя облики, бросаясь на любое живое создание и не делая различия между людьми и соплеменниками. Эти чаще всего беспрепятственно пропадали за стенами крепости, унося с собой две-три жизни, да еще успевая вдвойне больше ранить и учинить изрядный переполох.
Подле трех ворот замка – Оленьих, Купеческих и Снежных – царил сущий кошмар. Горожане рвались под защиту стен Цитадели, гвардейцы, опасаясь открывать ворота настежь, впускали людей маленькими группами. Из темноты в мятущееся людское скопление, как ястребы в утиную стаю, то и дело врывались обезумевшие скогры, и над всем этим столпотворением стоял дрожащий, бессмысленный крик. Не выдержав, кто-нибудь из спасающихся начинал карабкаться на ворота. Попытки обычно завершались падением в мечущуюся внизу толпу, слышался отвратительный хруст, и о человеке тут же забывали.
Несмотря на хлещущий ливень, в восходной части небосклона отчетливо различалось высокое желто-алое лохматое сияние. Огонь расправлялся с ярмарочными рядами, угрожая вот-вот перекинуться за стену. Укрепления Вольфгарда по большей части оставались земляными и деревянными, лишь на некоторых участках их заменили каменной кладкой. Разбегавшимся с горящего Торжища одержимым полузверям не составило труда перебраться через стены и ворваться в город, где они бесцельно носились по улицам, нападая, бросая умирающую жертву и тут же кидаясь на поиски новой. В некоторых подворьях вовремя сообразили запереть наглухо все входы-выходы и схватились за оружие, превратив дома в маленькие неприступные крепости и надеясь на лучшее.