Страница:
Лошади протопали по деревянной мостовой, свернули в неширокую, но уютную Ольховую улицу и остановились подле украшенных яркими оранжевыми и зелеными полосами ворот под новеньким, еще не успевшим облупиться навесом. Темвик свесился с седла, протягивая руку к болтавшемуся на цепочке медному колокольчику, но позвонить не успел – распахнулась калитка и наружу высыпало с десяток радостно голосящих подростков вкупе с вертящимися под ногами собаками. То ли они ждали заранее, то ли издалека углядели приближение знакомой личности и выбежали встречать.
Знакомство с загадочным дядюшкой Урманлофом позволило ширрифу составить самое точное представление о том, каким станет Темвик Магнуссон спустя полвека (или, учитывая долгую жизнь народа Карающей Длани – через добрую сотню лет). Дядюшка железной рукой управлял обширнейшим семейством, насчитывавшем никак не меньше двух или трех десятков близких и дальних родичей, ему принадлежала процветающая скорняжная и меховая лавка, и вдобавок он имел какое-то отношение к торговле с двергами. В этом шумном доме – смахивавшем на разветвленное и запутанное барсучье логово – искренне обрадовались внезапно свалившимся на головы гостям и огорчились, узнав, что те могут задержаться только до вечера.
Молодежь разбежалась хлопотать и накрывать на стол, почтенный Урманлоф, напустив на себя присущую случаю важность, завел с ненаглядным племянником и его друзьями неторопливую беседу о городских новостях, быстро обернувшуюся взаимным обменом сплетнями о жизни в замке и в Вольфгарде. Не обошлось без упоминания о сваре у посольства – и дядюшка неохотно признался: в Медовой аллее околачивались его отпрыски, успевшие вовремя скрыться при появлении гвардии. Впрочем, это не спасло их от заслуженной кары по возвращению домой.
Гиперборейцы, никто не спорит, все как один чернокнижники премерзостные, но это еще не причина для бунтов и поджогов. Как там Его милость Эртель, не шибко прогневался? А о войне с Гипербореей, ежели не секрет, речи пока не велось?
Расспрашивая, хозяин нет-нет, да и косился на стигийскую волшебницу: сперва с тщательно скрываемым опасением, чуть позже, пообвыкнув – с любопытством. Ренисенб же удивленно озиралась по сторонам, будто ей никогда раньше не доводилось бывать в обычном жилище зажиточного горожанина.
Как обещал Темвик, обед был выше всяческих похвал. Даже у Юшты Далума или в королевском замке такой редко стряпали. Вокруг стола, принося и унося блюда, крутились смешливые девицы, и Грайтис заподозрил, что Магнуссон задумал навестить дальнего сородича еще и ради встречи со своими многочисленными подружками. Так сказать, соединил полезное с приятным. Управляющий то и дело выбирался из-за стола, оправдываясь насущной необходимостью прогуляться во двор, однако совсем не торопился назад, в общую залу.
Сам ширриф пребывал в некоей бездумной рассеянности. Должно быть, сказывалось постепенно улетучивавшееся душевное напряжение минувших дней. Он отвечал на обращенные к нему вопросы, надеясь, что его слова звучат разумно, краем сознания отмечал приход и уход каких-то людей, игру солнечных бликов на бревенчатых стенах – на улице раскачивалось под ветром дерево. Всякий раз, будто притягиваемый помимо воли, его взгляд упрямо возвращался к женщине напротив. Ее сосед – младший сын или внук Урманлофа – увлеченно рассказывал ей что-то забавное. Магичка беспечно смеялась, ее смеху вторил тонкий перезвон золотых украшений.
Дослушав историю до конца, Ренисенб пригубила из стоявшего перед ней тяжелого чеканного кубка и, извинившись, встала со скамьи. Ее немедленно качнуло в сторону – разнообразные ягодные настои исподволь совершили свое коварное дело. Несколько вовремя протянутых рук под добродушные возгласы удержали стигийку от падения, а какая-то из девушек помогла добраться до дверей.
– Эй, – вернувшийся из очередной отлучки Темвик озабоченно потеребил бритунийца за плечо и полушепотом осведомился: – Ты, случаем, не спишь сидя? Вид у тебя, по правде говоря, как у осоловелого филина днем. Тут дальше по коридору слева, под лестницей, есть пустующий чуланчик. Иди вздремни, а как соберемся обратно в крепость, я тебя растолкаю. Дядюшка с домочадцами не обидятся, ежели ты уйдешь.
– Заботливые, однако, у тебя родичи, – пробормотал ширриф. – Мне бы таких… Подскажи-ка, как попасть во двор?
– Пройти дальше. Там дверь черного хода, она вечно болтается нараспашку – сам увидишь.
Краткий путь по узкому, полутемному коридорчику благополучно окончился на крыльце в две ступеньки, выходившем на задний двор усадьбы. Жизнь шла своим чередом – работники, не особо поспешая, грузили в повозку мешки, из пристройки, торчавшей по правую руку, доносилось приглушенное, ленивое мычание. Истошно кудахтала курица, зачем-то вспорхнувшая на бортик телеги. Все выглядело на удивление мирным, благополучным и разумно устроенным. Неурядицы, сотрясавшие коронный замок, долетали сюда обрывками досужих сплетен, и уж конечно, никто из здешних жильцов не собирался якшаться с гиперборейскими колдунами, чтобы потом носиться по городу и нападать на ничего не подозревающих обывателей…
Справившись с кое-какими потребностями, Грайтис отыскал неизменную в любом хозяйстве бочку с дождевой водой, умылся и решил, что спать его больше не тянет. Надо бы поблагодарить Магнуссоновых родственников за угощение и откланяться. Долг зовет, и его укоризненные вопли, звучащие прямо в твоей голове, не заглушить ничем.
Он уже собирался вернуться, когда заметил одинокую фигурку, державшуюся в отдалении от обыденной суеты. Женщина безучастно разглядывала пыльный проулок за каменной оградой и не оглянулась, хотя наверняка слышала приближающиеся шаги.
Со столь близкого – рукой подать – расстояния ширриф заметил две изрядно удивившие его вещи. Во-первых, только что от души хохотавшая Ренисенб эш'Шарвин выглядела очень печальной и какой-то растерянной. Во-вторых, в ярком солнечном свете ее темно-карие глаза неожиданно приобрели искрящийся вишневый оттенок, то пропадавший, то возникавший снова.
«Либо она испепелит меня на месте и расшвыряет прах по здешнему огороду, либо велит оставить ее в покое, либо… Второго такого случая может и не быть… Я свихнулся. Точно, совсем свихнулся, и все из-за нее. Она нарочно приехала в Пограничье аж из Кеми, чтобы заставить меня спятить… Ну и пусть. Кто бы возражал, а я – ни за что в жизни. Как, молния сразу ударит или чуть попозже?»
Мысли, похожие на несущийся через узкое ущелье и сбивающий друг друга с ног табун лошадей, галопировали по закоулкам сознания Грайтиса Дарго все те краткие и невероятно растягивающиеся мгновения, которые занял старый, как небеса и земля под ними, ритуал. Он крайне незамысловат – нужно всего лишь обнять стоящую рядом женщину, повернуть ее лицом к себе и отыскать ее губы. Дальше остается только надеяться на лучшее, не забывая, что ваша мечта имеет титул посвященного мага и, значит, вполне способна постоять за себя.
Опешившая волшебница сперва попыталась отстраниться. Однако вскинувшиеся для создания простейшего заклятия руки изменили хозяйке, зарывшись в густую светлую шевелюру наклонившегося над стигийкой человека. Вкрадчивый же шепот убеждал: «К чему вырываться? Перестань обманывать сама себя. Ты давно этого хочешь, просто боишься возникающей привязанности».
– Таю, я таю, – еле слышно пробормотала Ренисенб, жмурясь от удовольствия и вставая на цыпочки. – Отпусти меня… а лучше – не отпускай, не слушай, что я несу…
Один из батраков дядюшки Урманлофа понимающе хрюкнул, и, подтолкнув соседа, многозначительно ткнул большим пальцем в направлении самозабвенно целовавшейся парочки. Ответом стал дружеский совет меньше глазеть по сторонам, хотя сам приятель отводить взгляд в сторону не торопился. Напротив, одобрительно хмыкнул, оценив сложение и темперамент смуглой чернявой девицы. Та совсем потеряла голову и требовательно льнула к высокому мужчине, в коем без труда узнали вольфгардского капитана городской стражи.
Мешки в повозку летели все реже и реже. Дремавший на передке телеги старый возчик с отвращением проворчал, мол, лезть ведьме под юбку может только тот, кому жизнь надоела, и смачно сплюнул. Из уважения к его милости кое-кто отвернулся или ушел в другой конец двора, но большинство продолжало глазеть под изумленные смешки. Казалось, еще немного – и месьор Грайтис со своей зловещей подружкой рухнут прямо посреди скудной огородной зелени да займутся тем, что обычно творится под праздничный вечер на сеновалах.
Разорвать объятие и заставить влюбленных опомниться смог только не слишком пристойный совет, отпущенный почти в полный голос. Ширриф сообразил оглянуться, заметил кучку немедленно принявшихся за труды работников и быстро смекнул, что к чему. От намерения проучить зубоскалов его удержала магичка, зашептав что-то на ухо. Должно быть, ее доводы звучали весьма убедительно: притихшую девицу подняли на руки и унесли в дом.
Как верно заметил кто-то из невольных свидетелей, действо смахивало на диковинный свадебный обряд, проведенный без жреца, толпы ахающих родственников, сочувствующих друзей жениха и завидующих приятельниц невесты. Напрасно спугнули – занятное было зрелище.
Милостью Ишхар по коридору Грайтису с его на удивление легкой ношей удалось проскочить незамеченным, а дверь комнатушки под лестницей распахнулась будто сама собой. Не такая уж это оказалась пыльная кладовка – маленькое уютное помещение с узкими окошками под низким потолком, вязаные коврики на полу и широченный топчан из горбыля, накрытый целым ворохом мягких овечьих шкурок.
Засов удалось задвинуть с большим трудом, нашарив его свободной левой рукой. Как еще прикажете запирать дверь, коли ваше внимание целиком отдано прекрасной и настойчивой женщине? Стигийка откровенно изнывала от желания под своим тонким одеянием – удивительно, как оно еще не начало дымиться и обугливаться.
Однако вскорости появилось затруднение, вылившееся в обескураженный вопрос:
– Рени, прости… как снимается эта проклятая штуковина? – на сине-зеленом портновском шедевре не обнаружилось положенных шнурков, лент или хотя бы потайных застежек, словно одежду выкроили из единого куска. – Она у тебя, случаем, не заколдованная?
– Просто вещь с секретом, – лукаво хихикнула волшебница, переводя дух. Она небрежно швырнула в угол золотую диадему и запрыгала на одной ноге, стягивая сандалии.
Разувшись, магичка с наслаждением потянулась, забросив руки за голову и соблазнительно изогнувшись всем телом. Натянувшаяся ткань обрисовала плавные очертания напрягшейся маленькой груди, плоского живота и длинных стройных ног. Освобожденные иссиня-черные пряди, шелковисто поблескивая, струились по узкой, гибкой спине. Такое зрелище и покойника бы заставило воспрять к жизни, а у Грайтиса сладко перехватило дыхание. Эта невероятная, головокружительная женщина соглашалась хотя бы единожды принадлежать ему – и какая разница, что будет потом?
– Ты ведь дознаватель? – Ренисенб опустилась на край постели, рассеянно пропуская меж пальцев завитки овечьей шерсти. – Так разгадай мою загадку и получишь награду. Это легко, почти как изловить злоумышленника. Нужно только отыскать ту нить, что разматывает весь клубок.
Как позже согласился бритуниец, это и в самом деле было нетрудно. А еще ему не раз приходила в голову шальная мысль о потаенных и неудовлетворенных желаниях – особенно женских – которые, как известно, сильнее всего и не признают никаких запретов. Порой они толкают человека на столь внезапные поступки, о которых он, будучи в здравом уме, и помыслить не мог.
Главное – эти двое отлично поладили.
Именно такой цели и служила поездка в гости, затеянная королевским управляющим при молчаливом, но явственном одобрении госпожи Ренисенб. Его друзьям позарез требовалось поскорее придти в себя, и, по мнению Темвика, такой способ, подходил лучше всего. В конце концов, Грайтис уже четвертый год сохнет по стигийской волшебнице, а Тотлант, при всех его несомненных достоинствах, острейшем уме и обширнейших познаниях, вряд ли развлекает свою ученицу чем-то, помимо совместного выдумывания заклятий и копания в старинных рукописях.
Остается только пожелать ширрифу удачи. Говорят же знающие люди, будто уроженки Полуденного Побережья весьма искусны в любовных играх. Но распространяется ли это правило на магичек, коим вроде бы положено хранить целомудрие? Надо потом за кружкой-другой эля намекнуть Грайтису – пусть поделится впечатлениями и открытиями.
Магнуссон удалился, довольный успехом своего замысла, и решив, что щедро дарует парочке на болтовню, выяснение отношений и прочую милую чепуху еще колокол. Сам он уже успел получить причитающееся, и даже с избытком.
Вот только бы перестала ныть голова… Изводящая боль преследовала Темвика уже третий или четвертый день, порой усиливаясь настолько, что, казалось, череп вот-вот расколется изнутри. Ледяные примочки и настой кошачьей травы вроде бы помогали, но, если подобная гадость не сгинет в ближайшую седмицу, придется идти на поклон к дворцовому лекарю или той же Ренисенб. С чего бы это? Никогда в жизни Темвику не приходилось жаловаться на здоровье, а тут подвалило огорчение… И как невовремя – постоянно надо быть на ногах, соображать, отдавать приказы, а ему, видите ли, занедужившая головушка покоя не дает!
Глава пятая
* * *
В заметках путешественников гостеприимство обитателей Полуночных земель иногда именуется «сокрушительным», и это – чистейшая правда. Иное дело, что не всем и не всегда удается добиться подобного расположения к себе, но уж если вам повезло… Ловите миг своей удачи, чтобы было о чем вспомнить на склоне прожитых лет.Знакомство с загадочным дядюшкой Урманлофом позволило ширрифу составить самое точное представление о том, каким станет Темвик Магнуссон спустя полвека (или, учитывая долгую жизнь народа Карающей Длани – через добрую сотню лет). Дядюшка железной рукой управлял обширнейшим семейством, насчитывавшем никак не меньше двух или трех десятков близких и дальних родичей, ему принадлежала процветающая скорняжная и меховая лавка, и вдобавок он имел какое-то отношение к торговле с двергами. В этом шумном доме – смахивавшем на разветвленное и запутанное барсучье логово – искренне обрадовались внезапно свалившимся на головы гостям и огорчились, узнав, что те могут задержаться только до вечера.
Молодежь разбежалась хлопотать и накрывать на стол, почтенный Урманлоф, напустив на себя присущую случаю важность, завел с ненаглядным племянником и его друзьями неторопливую беседу о городских новостях, быстро обернувшуюся взаимным обменом сплетнями о жизни в замке и в Вольфгарде. Не обошлось без упоминания о сваре у посольства – и дядюшка неохотно признался: в Медовой аллее околачивались его отпрыски, успевшие вовремя скрыться при появлении гвардии. Впрочем, это не спасло их от заслуженной кары по возвращению домой.
Гиперборейцы, никто не спорит, все как один чернокнижники премерзостные, но это еще не причина для бунтов и поджогов. Как там Его милость Эртель, не шибко прогневался? А о войне с Гипербореей, ежели не секрет, речи пока не велось?
Расспрашивая, хозяин нет-нет, да и косился на стигийскую волшебницу: сперва с тщательно скрываемым опасением, чуть позже, пообвыкнув – с любопытством. Ренисенб же удивленно озиралась по сторонам, будто ей никогда раньше не доводилось бывать в обычном жилище зажиточного горожанина.
Как обещал Темвик, обед был выше всяческих похвал. Даже у Юшты Далума или в королевском замке такой редко стряпали. Вокруг стола, принося и унося блюда, крутились смешливые девицы, и Грайтис заподозрил, что Магнуссон задумал навестить дальнего сородича еще и ради встречи со своими многочисленными подружками. Так сказать, соединил полезное с приятным. Управляющий то и дело выбирался из-за стола, оправдываясь насущной необходимостью прогуляться во двор, однако совсем не торопился назад, в общую залу.
Сам ширриф пребывал в некоей бездумной рассеянности. Должно быть, сказывалось постепенно улетучивавшееся душевное напряжение минувших дней. Он отвечал на обращенные к нему вопросы, надеясь, что его слова звучат разумно, краем сознания отмечал приход и уход каких-то людей, игру солнечных бликов на бревенчатых стенах – на улице раскачивалось под ветром дерево. Всякий раз, будто притягиваемый помимо воли, его взгляд упрямо возвращался к женщине напротив. Ее сосед – младший сын или внук Урманлофа – увлеченно рассказывал ей что-то забавное. Магичка беспечно смеялась, ее смеху вторил тонкий перезвон золотых украшений.
Дослушав историю до конца, Ренисенб пригубила из стоявшего перед ней тяжелого чеканного кубка и, извинившись, встала со скамьи. Ее немедленно качнуло в сторону – разнообразные ягодные настои исподволь совершили свое коварное дело. Несколько вовремя протянутых рук под добродушные возгласы удержали стигийку от падения, а какая-то из девушек помогла добраться до дверей.
– Эй, – вернувшийся из очередной отлучки Темвик озабоченно потеребил бритунийца за плечо и полушепотом осведомился: – Ты, случаем, не спишь сидя? Вид у тебя, по правде говоря, как у осоловелого филина днем. Тут дальше по коридору слева, под лестницей, есть пустующий чуланчик. Иди вздремни, а как соберемся обратно в крепость, я тебя растолкаю. Дядюшка с домочадцами не обидятся, ежели ты уйдешь.
– Заботливые, однако, у тебя родичи, – пробормотал ширриф. – Мне бы таких… Подскажи-ка, как попасть во двор?
– Пройти дальше. Там дверь черного хода, она вечно болтается нараспашку – сам увидишь.
Краткий путь по узкому, полутемному коридорчику благополучно окончился на крыльце в две ступеньки, выходившем на задний двор усадьбы. Жизнь шла своим чередом – работники, не особо поспешая, грузили в повозку мешки, из пристройки, торчавшей по правую руку, доносилось приглушенное, ленивое мычание. Истошно кудахтала курица, зачем-то вспорхнувшая на бортик телеги. Все выглядело на удивление мирным, благополучным и разумно устроенным. Неурядицы, сотрясавшие коронный замок, долетали сюда обрывками досужих сплетен, и уж конечно, никто из здешних жильцов не собирался якшаться с гиперборейскими колдунами, чтобы потом носиться по городу и нападать на ничего не подозревающих обывателей…
Справившись с кое-какими потребностями, Грайтис отыскал неизменную в любом хозяйстве бочку с дождевой водой, умылся и решил, что спать его больше не тянет. Надо бы поблагодарить Магнуссоновых родственников за угощение и откланяться. Долг зовет, и его укоризненные вопли, звучащие прямо в твоей голове, не заглушить ничем.
Он уже собирался вернуться, когда заметил одинокую фигурку, державшуюся в отдалении от обыденной суеты. Женщина безучастно разглядывала пыльный проулок за каменной оградой и не оглянулась, хотя наверняка слышала приближающиеся шаги.
Со столь близкого – рукой подать – расстояния ширриф заметил две изрядно удивившие его вещи. Во-первых, только что от души хохотавшая Ренисенб эш'Шарвин выглядела очень печальной и какой-то растерянной. Во-вторых, в ярком солнечном свете ее темно-карие глаза неожиданно приобрели искрящийся вишневый оттенок, то пропадавший, то возникавший снова.
«Либо она испепелит меня на месте и расшвыряет прах по здешнему огороду, либо велит оставить ее в покое, либо… Второго такого случая может и не быть… Я свихнулся. Точно, совсем свихнулся, и все из-за нее. Она нарочно приехала в Пограничье аж из Кеми, чтобы заставить меня спятить… Ну и пусть. Кто бы возражал, а я – ни за что в жизни. Как, молния сразу ударит или чуть попозже?»
Мысли, похожие на несущийся через узкое ущелье и сбивающий друг друга с ног табун лошадей, галопировали по закоулкам сознания Грайтиса Дарго все те краткие и невероятно растягивающиеся мгновения, которые занял старый, как небеса и земля под ними, ритуал. Он крайне незамысловат – нужно всего лишь обнять стоящую рядом женщину, повернуть ее лицом к себе и отыскать ее губы. Дальше остается только надеяться на лучшее, не забывая, что ваша мечта имеет титул посвященного мага и, значит, вполне способна постоять за себя.
Опешившая волшебница сперва попыталась отстраниться. Однако вскинувшиеся для создания простейшего заклятия руки изменили хозяйке, зарывшись в густую светлую шевелюру наклонившегося над стигийкой человека. Вкрадчивый же шепот убеждал: «К чему вырываться? Перестань обманывать сама себя. Ты давно этого хочешь, просто боишься возникающей привязанности».
– Таю, я таю, – еле слышно пробормотала Ренисенб, жмурясь от удовольствия и вставая на цыпочки. – Отпусти меня… а лучше – не отпускай, не слушай, что я несу…
Один из батраков дядюшки Урманлофа понимающе хрюкнул, и, подтолкнув соседа, многозначительно ткнул большим пальцем в направлении самозабвенно целовавшейся парочки. Ответом стал дружеский совет меньше глазеть по сторонам, хотя сам приятель отводить взгляд в сторону не торопился. Напротив, одобрительно хмыкнул, оценив сложение и темперамент смуглой чернявой девицы. Та совсем потеряла голову и требовательно льнула к высокому мужчине, в коем без труда узнали вольфгардского капитана городской стражи.
Мешки в повозку летели все реже и реже. Дремавший на передке телеги старый возчик с отвращением проворчал, мол, лезть ведьме под юбку может только тот, кому жизнь надоела, и смачно сплюнул. Из уважения к его милости кое-кто отвернулся или ушел в другой конец двора, но большинство продолжало глазеть под изумленные смешки. Казалось, еще немного – и месьор Грайтис со своей зловещей подружкой рухнут прямо посреди скудной огородной зелени да займутся тем, что обычно творится под праздничный вечер на сеновалах.
Разорвать объятие и заставить влюбленных опомниться смог только не слишком пристойный совет, отпущенный почти в полный голос. Ширриф сообразил оглянуться, заметил кучку немедленно принявшихся за труды работников и быстро смекнул, что к чему. От намерения проучить зубоскалов его удержала магичка, зашептав что-то на ухо. Должно быть, ее доводы звучали весьма убедительно: притихшую девицу подняли на руки и унесли в дом.
Как верно заметил кто-то из невольных свидетелей, действо смахивало на диковинный свадебный обряд, проведенный без жреца, толпы ахающих родственников, сочувствующих друзей жениха и завидующих приятельниц невесты. Напрасно спугнули – занятное было зрелище.
Милостью Ишхар по коридору Грайтису с его на удивление легкой ношей удалось проскочить незамеченным, а дверь комнатушки под лестницей распахнулась будто сама собой. Не такая уж это оказалась пыльная кладовка – маленькое уютное помещение с узкими окошками под низким потолком, вязаные коврики на полу и широченный топчан из горбыля, накрытый целым ворохом мягких овечьих шкурок.
Засов удалось задвинуть с большим трудом, нашарив его свободной левой рукой. Как еще прикажете запирать дверь, коли ваше внимание целиком отдано прекрасной и настойчивой женщине? Стигийка откровенно изнывала от желания под своим тонким одеянием – удивительно, как оно еще не начало дымиться и обугливаться.
Однако вскорости появилось затруднение, вылившееся в обескураженный вопрос:
– Рени, прости… как снимается эта проклятая штуковина? – на сине-зеленом портновском шедевре не обнаружилось положенных шнурков, лент или хотя бы потайных застежек, словно одежду выкроили из единого куска. – Она у тебя, случаем, не заколдованная?
– Просто вещь с секретом, – лукаво хихикнула волшебница, переводя дух. Она небрежно швырнула в угол золотую диадему и запрыгала на одной ноге, стягивая сандалии.
Разувшись, магичка с наслаждением потянулась, забросив руки за голову и соблазнительно изогнувшись всем телом. Натянувшаяся ткань обрисовала плавные очертания напрягшейся маленькой груди, плоского живота и длинных стройных ног. Освобожденные иссиня-черные пряди, шелковисто поблескивая, струились по узкой, гибкой спине. Такое зрелище и покойника бы заставило воспрять к жизни, а у Грайтиса сладко перехватило дыхание. Эта невероятная, головокружительная женщина соглашалась хотя бы единожды принадлежать ему – и какая разница, что будет потом?
– Ты ведь дознаватель? – Ренисенб опустилась на край постели, рассеянно пропуская меж пальцев завитки овечьей шерсти. – Так разгадай мою загадку и получишь награду. Это легко, почти как изловить злоумышленника. Нужно только отыскать ту нить, что разматывает весь клубок.
Как позже согласился бритуниец, это и в самом деле было нетрудно. А еще ему не раз приходила в голову шальная мысль о потаенных и неудовлетворенных желаниях – особенно женских – которые, как известно, сильнее всего и не признают никаких запретов. Порой они толкают человека на столь внезапные поступки, о которых он, будучи в здравом уме, и помыслить не мог.
* * *
… С трудом заставив себя ступать как можно тише, Темвик Магнуссон приблизился к маленькой неприметной дверце под крутой лестницей на второй этаж дядюшкиного дома, и, склонив голову набок, прислушался. Изнутри долетали весьма красноречивые звуки: скрип раскачивающейся кровати, быстрое, прерывистое дыхание мужчины и гортанный вскрик женщины, перешедший в нежный умиротворенный стон. Потом наступило затишье, сменившееся безмятежными смешками, невнятной возней и разговором, который Темвика не слишком интересовал.Главное – эти двое отлично поладили.
Именно такой цели и служила поездка в гости, затеянная королевским управляющим при молчаливом, но явственном одобрении госпожи Ренисенб. Его друзьям позарез требовалось поскорее придти в себя, и, по мнению Темвика, такой способ, подходил лучше всего. В конце концов, Грайтис уже четвертый год сохнет по стигийской волшебнице, а Тотлант, при всех его несомненных достоинствах, острейшем уме и обширнейших познаниях, вряд ли развлекает свою ученицу чем-то, помимо совместного выдумывания заклятий и копания в старинных рукописях.
Остается только пожелать ширрифу удачи. Говорят же знающие люди, будто уроженки Полуденного Побережья весьма искусны в любовных играх. Но распространяется ли это правило на магичек, коим вроде бы положено хранить целомудрие? Надо потом за кружкой-другой эля намекнуть Грайтису – пусть поделится впечатлениями и открытиями.
Магнуссон удалился, довольный успехом своего замысла, и решив, что щедро дарует парочке на болтовню, выяснение отношений и прочую милую чепуху еще колокол. Сам он уже успел получить причитающееся, и даже с избытком.
Вот только бы перестала ныть голова… Изводящая боль преследовала Темвика уже третий или четвертый день, порой усиливаясь настолько, что, казалось, череп вот-вот расколется изнутри. Ледяные примочки и настой кошачьей травы вроде бы помогали, но, если подобная гадость не сгинет в ближайшую седмицу, придется идти на поклон к дворцовому лекарю или той же Ренисенб. С чего бы это? Никогда в жизни Темвику не приходилось жаловаться на здоровье, а тут подвалило огорчение… И как невовремя – постоянно надо быть на ногах, соображать, отдавать приказы, а ему, видите ли, занедужившая головушка покоя не дает!
Глава пятая
Чужие тайны
24 день Первой летней луны.
Спустя некоторое время после отъезда Темвика Магнуссона, Грайтиса и госпожи Ренисенб коронный замок Вольфгарда украдкой покинули еще две примечательных личности. Они предпочли отправиться пешком, сперва с удрученным видом постояв у изгороди запертой «Короны» – точно помянули дальнего сородича, на днях ушедшего в далекое безвозвратное странствие.
Затем пара – походившая на уроженцев какой-нибудь из Полуночных стран, ведущих себя с достоинством людей, знающих свою высокую цену – спустилась вниз с Коронного холма и свернула к восходной части города. Встречные прохожие частенько замешкивались и сбивались с шага, чтобы глянуть им вслед. Некоторые, постарше летами и явившиеся в Вольфгард среди торговых гостей, начинали озадаченно хмуриться, словно пытаясь вспомнить: не сводила ли их судьба раньше с этим мужчиной или этой женщиной?
Воспоминания приводили к тому, что почтенные торговцы либо с облегчением переводили дух, либо хлопали себя по лбу и, позабыв о прочих делах, торопливо устремлялись к приютившим их постоялым дворам, бормоча себе под нос что-то маловразумительное.
Парочка же спокойно шла своей дорогой – через Круглую площадь, вдоль Железных Рядов. Там они снова приостановились: мужчине возжелалось непременно глянуть на доставленные из Немедии и разложенные в надлежащем порядке на огромном прилавке образчики прямых тяжелых мечей. Женщина со стоическим видом ожидала, пока спутник удовлетворит свое любопытство, но под конец не выдержала и утянула его за собой, сорвав едва не состоявшуюся покупку.
– Скажи на милость, с чего ты взял, будто с тобой они станут разговорчивее? – Дженна упрямо пыталась подладиться под размашистые шаги супруга, с грустью отметив, что совершенно разучилась ходить в обычнейших козловых сапожках и широченной домотканой юбке, наскоро сооруженной из длинного отреза шерстяной материи в броскую черно-алую клетку. – Раз они не пожелали ничего говорить Эртелю, значит, не скажут никому. В том числе и тебе. Приглашение Фрама – только вежливые слова. Ты больше не его близкий приятель, которому можно раскрывать тайны, забыл? В лучшем случае он потолкует с нами о старых добрых временах, в худшем тамошние караульные состроят каменные лица и пробурчат, что почтенный староста крайне занят и у него нет времени беседовать со всякими мимохожими… как там у подгорного народца принято оскорблять людей – дылдами или кривыми оглоблями?
– Между прочим, я тебя не звал. Сама напросилась, а могла бы сидеть с детишками, – съязвил Конан.
– Знаешь, что мне сказали ненаглядные отпрыски? – бархатно-напевный голос Зенобии разительно переменился, став очень похожим на тонкий выговор дочери: – «Мамочка, у отца такой вид, словно он задумал что-то сотворить. Или натворить. Наверное, его рассердили эти подгорные карлики, и он собрался к ним наведаться. Ты бы сходила вместе с ним… так, на всякий случай». А твой наследничек заявил, что ему заранее жаль бедных двергов и он постарается спрятать все режущие предметы, каковые могут попасть тебе на глаза.
– Я этому малолетнему остроумцу… – грозно посулил правитель Аквилонии. – Йен, ну растолкуй ты мне – в кого он таким уродился? Почему у него каждое слово с подковыркой? Отчего любые вертихвостки – что у нас дома, что здесь, в Вольфгарде – бегают за сопляком двенадцати лет? Не за Конни, обрати внимание, а именно за его младшим братцем? Что начнется в Тарантии, когда он подрастет?
– Мальчику досталось твое умение быстро находить общий язык со слабым полом, – хмыкнула Дженна. – Скажи спасибо, что пока он не злоупотребляет этим талантом… Не увиливай от ответа! Ради чего мы отправились к двергам, причем вот так, корча из себя простецов? Ты хоть знаешь, куда идешь?
– Дом старосты гномской общины стоит на Холодном Ручье, о чем тебе скажет любой житель здешней столицы, – откликнулся варвар. – Что же до причины… Сама видишь, мирный Вольфгард превратился в сплошной кавардак. Эртель, как верно заметил тот мрачный дверг, покуда не ощущает себя настоящим правителем. Уверен, затея с посланием учинялась именно ради меня, а уж потом – для нашего волчонка в короне. Мы, конечно, могли бы притащить с собой свиту в пять десятков человек, но к чему лишнее внимание? Кроме того, надо обернуться побыстрее – чтобы имелось, о чем потолковать с Эртелем. Может, все не так уж страшно, как мы сгоряча подумали.
– Съездили в гости, отдохнули, развеялись, – желчно проворчала аквилонская королева, прыгая по растрескавшимся доскам мостовой. – Ладно, я привыкла верить в твою удачу. Надеюсь, дверги не захлопнут ворота прямо перед нашим носом. И не пытайся уговорить меня лазать через заборы! Я уже не в том возрасте!
– Разве? – изобразил искреннее удивление Конан. – Я как-то не заметил. Эй, дряхлая старушка, поделись секретом – какая зловредная магия помогает тебе сперва целый день носиться по лесу за кабанами, а потом ночь напролет не давать мне покоя?
– Ума не приложу, как можно вытерпеть общество этого чудовища больше одного мгновения? – вопросила Дженна у пестрой лавочной вывески. Подобные перепалки давно уже стали неотъемлемой частью жизни правящей четы – они помогали сохранять здравый смысл и чувство юмора в любой заварушке.
– Потому что в глубине души я милейший человек, только никто этого не замечает. Скажем, я вполне мог бы предоставить Эрту выпутываться из передряг самостоятельно, так ведь нет! Здесь направо… или налево?
– Налево, – Зенобия первой углядела мостик через мелководную речушку и крепкие ворота, украшенные двумя гербами – Пограничья и двергского Королевства-под-Горой. Сбоку, на заборе, висела внушительного вида литая бронзовая доска, испещренная угловатыми руническими письменами гномов, а рядом торчал дверной молоток – оскаленная мордочка диковинной ящерицы с кольцом в зубах.
На стук приоткрылась низкая, где-то на уровне человеческого пояса, калитка и выглянул стражник – косматое создание в звякающей кольчуге и при неизменной секирке. Окинул неожиданных гостей быстрым подозрительным взглядом снизу вверх из-под нахлобученного на самые глаза островерхого шлема, открыл было рот для заранее приготовленного «Шли бы вы, почтеннейшие…», но, приглядевшись внимательнее, сдавленно кашлянул и юркнул обратно.
– Стоило бы побиться с тобой об заклад, – с сожалением заявил киммериец, пока за воротами шла торопливая возня, громыхали отпираемые замки, а караульный то многословно извинялся за задержку, то возмущенно покрикивал на сородичей на рокочущем наречии двергов. Должно быть, отсылал кого-то к старосте с известием о высоких гостях или требовал немедленно прибрать во дворе. Раздалось частое буханье десятка кованых подошв по камням, потом непонятный тягучий шорох пополам с быстрым топотком. – Старый хитрюга Фрам заранее догадывался, что мы придем!
– Ошибаешься. Сторож принял тебя за злостного должника, явившегося клянчить об очередной отсрочке уплаты, – невозмутимо возразила Дженна.
Гном наконец справился с засовами. Воротина, вся в железных полосах и медных шляпках гвоздей, грузно колыхаясь, поплыла в сторону. Открылся просторный двор, мощеный камнем, в обрамлении добротных хозяйственных служб, и собственно подворье – деревянный дом непривычной человеческому глазу постройки с множеством изломов, клетушек и флигелей, выраставший на фундаменте из огромных замшелых валунов.
Перечеркивая двор, от ворот до высокого крыльца с навесом тянулась узкая, не более двух локтей, полоса расшитой ткани, играющая радужным многоцветьем и переливами вспыхивающих искр.
По обеим сторонам дорожки через равные промежутки живыми изваяниями застыли стражи усадьбы. Позади них толпились прочие обитатели вольфгардского квартала двергов, на всходе, в распахнутых дверях, различались еще две-три приземистые фигуры – должно быть, Старейшина и его ближайшее окружение. Над двором висела сторожкая, напряженная тишина, никто не перешептывался, не болтал и не сплетничал, только где-то в отдалении ровно, как бьющееся сердце, постукивал молот.
Оценив размах встречи, аквилонский монарх едва не присвистнул, а его спутница, глянув себе под ноги, выдохнула быстрым полушепотом:
– Даже жалко топтать эдакую красоту грязными сапогами…
Обитатели Тарантийского замка совершенно справедливо замечали, что подлинный блеск монархии придала именно Зенобия Канах, хотя откуда, спрашивается, купеческой дочурке обзавестись замашками и привычками истинной королевы? Однако девица из Пограничья столь рьяно настаивала на соблюдении требований этикета, что добилась почти невозможного – постепенно приучила к ним своего упрямого супруга, по возможности избегавшего участия в любых долгих церемониях.
Опыт многих лет не подвел. Рука об руку они шли по расстеленной дорожке – также, как привыкли выступать в Тарантийской коронной цитадели, во владениях своих друзей и подданных. На миг Дженне померещилось, будто она слышит размеренное уханье старинного гонга в Золотой Зале, по традиции отмечающее каждый шаг правителей Аквилонии.
Слаженно лязгнули поднимаемые в приветственном салюте тяжеловесные двергские алебарды. Приветственные кличи так и не раздались. Согласно гномской традиции, их заменяла странная для обитателей поверхности трескотня и слитный перезвон, производимый с помощью жестянок с монетками либо камешками, связок медных колокольчиков и рокота маленьких, но невероятно гулких барабанчиков. Неподготовленного человека эта внезапно грянувшая лавина звуков вполне могла заставить в ужасе подпрыгнуть или оглушить на несколько ударов сердца.
Стоявший на крыльце гном величественно (удивительно, однако даже при его малом росте это не казалось забавным) спустился по ступенькам и сделал пять тщательно выверенных шагов навстречу гостям. Эртель сказал правду – почти три десятка минувших лет мало сказались на Фраме, сыне Дарта из колена Торольва Раскалывателя. Он оставался таким же – необычно рослым для дверга и потому изрядно сутулящимся, с длинной бородищей смолянисто-черного цвета, заплетенной в множество тонких косиц, перехваченных серебряными кольцами – и, как понял бы любой мало-мальски проницательный человек, тщетно пытался скрыть под торжественной важностью грызущую его нешуточную тревогу.
Спустя некоторое время после отъезда Темвика Магнуссона, Грайтиса и госпожи Ренисенб коронный замок Вольфгарда украдкой покинули еще две примечательных личности. Они предпочли отправиться пешком, сперва с удрученным видом постояв у изгороди запертой «Короны» – точно помянули дальнего сородича, на днях ушедшего в далекое безвозвратное странствие.
Затем пара – походившая на уроженцев какой-нибудь из Полуночных стран, ведущих себя с достоинством людей, знающих свою высокую цену – спустилась вниз с Коронного холма и свернула к восходной части города. Встречные прохожие частенько замешкивались и сбивались с шага, чтобы глянуть им вслед. Некоторые, постарше летами и явившиеся в Вольфгард среди торговых гостей, начинали озадаченно хмуриться, словно пытаясь вспомнить: не сводила ли их судьба раньше с этим мужчиной или этой женщиной?
Воспоминания приводили к тому, что почтенные торговцы либо с облегчением переводили дух, либо хлопали себя по лбу и, позабыв о прочих делах, торопливо устремлялись к приютившим их постоялым дворам, бормоча себе под нос что-то маловразумительное.
Парочка же спокойно шла своей дорогой – через Круглую площадь, вдоль Железных Рядов. Там они снова приостановились: мужчине возжелалось непременно глянуть на доставленные из Немедии и разложенные в надлежащем порядке на огромном прилавке образчики прямых тяжелых мечей. Женщина со стоическим видом ожидала, пока спутник удовлетворит свое любопытство, но под конец не выдержала и утянула его за собой, сорвав едва не состоявшуюся покупку.
– Скажи на милость, с чего ты взял, будто с тобой они станут разговорчивее? – Дженна упрямо пыталась подладиться под размашистые шаги супруга, с грустью отметив, что совершенно разучилась ходить в обычнейших козловых сапожках и широченной домотканой юбке, наскоро сооруженной из длинного отреза шерстяной материи в броскую черно-алую клетку. – Раз они не пожелали ничего говорить Эртелю, значит, не скажут никому. В том числе и тебе. Приглашение Фрама – только вежливые слова. Ты больше не его близкий приятель, которому можно раскрывать тайны, забыл? В лучшем случае он потолкует с нами о старых добрых временах, в худшем тамошние караульные состроят каменные лица и пробурчат, что почтенный староста крайне занят и у него нет времени беседовать со всякими мимохожими… как там у подгорного народца принято оскорблять людей – дылдами или кривыми оглоблями?
– Между прочим, я тебя не звал. Сама напросилась, а могла бы сидеть с детишками, – съязвил Конан.
– Знаешь, что мне сказали ненаглядные отпрыски? – бархатно-напевный голос Зенобии разительно переменился, став очень похожим на тонкий выговор дочери: – «Мамочка, у отца такой вид, словно он задумал что-то сотворить. Или натворить. Наверное, его рассердили эти подгорные карлики, и он собрался к ним наведаться. Ты бы сходила вместе с ним… так, на всякий случай». А твой наследничек заявил, что ему заранее жаль бедных двергов и он постарается спрятать все режущие предметы, каковые могут попасть тебе на глаза.
– Я этому малолетнему остроумцу… – грозно посулил правитель Аквилонии. – Йен, ну растолкуй ты мне – в кого он таким уродился? Почему у него каждое слово с подковыркой? Отчего любые вертихвостки – что у нас дома, что здесь, в Вольфгарде – бегают за сопляком двенадцати лет? Не за Конни, обрати внимание, а именно за его младшим братцем? Что начнется в Тарантии, когда он подрастет?
– Мальчику досталось твое умение быстро находить общий язык со слабым полом, – хмыкнула Дженна. – Скажи спасибо, что пока он не злоупотребляет этим талантом… Не увиливай от ответа! Ради чего мы отправились к двергам, причем вот так, корча из себя простецов? Ты хоть знаешь, куда идешь?
– Дом старосты гномской общины стоит на Холодном Ручье, о чем тебе скажет любой житель здешней столицы, – откликнулся варвар. – Что же до причины… Сама видишь, мирный Вольфгард превратился в сплошной кавардак. Эртель, как верно заметил тот мрачный дверг, покуда не ощущает себя настоящим правителем. Уверен, затея с посланием учинялась именно ради меня, а уж потом – для нашего волчонка в короне. Мы, конечно, могли бы притащить с собой свиту в пять десятков человек, но к чему лишнее внимание? Кроме того, надо обернуться побыстрее – чтобы имелось, о чем потолковать с Эртелем. Может, все не так уж страшно, как мы сгоряча подумали.
– Съездили в гости, отдохнули, развеялись, – желчно проворчала аквилонская королева, прыгая по растрескавшимся доскам мостовой. – Ладно, я привыкла верить в твою удачу. Надеюсь, дверги не захлопнут ворота прямо перед нашим носом. И не пытайся уговорить меня лазать через заборы! Я уже не в том возрасте!
– Разве? – изобразил искреннее удивление Конан. – Я как-то не заметил. Эй, дряхлая старушка, поделись секретом – какая зловредная магия помогает тебе сперва целый день носиться по лесу за кабанами, а потом ночь напролет не давать мне покоя?
– Ума не приложу, как можно вытерпеть общество этого чудовища больше одного мгновения? – вопросила Дженна у пестрой лавочной вывески. Подобные перепалки давно уже стали неотъемлемой частью жизни правящей четы – они помогали сохранять здравый смысл и чувство юмора в любой заварушке.
– Потому что в глубине души я милейший человек, только никто этого не замечает. Скажем, я вполне мог бы предоставить Эрту выпутываться из передряг самостоятельно, так ведь нет! Здесь направо… или налево?
– Налево, – Зенобия первой углядела мостик через мелководную речушку и крепкие ворота, украшенные двумя гербами – Пограничья и двергского Королевства-под-Горой. Сбоку, на заборе, висела внушительного вида литая бронзовая доска, испещренная угловатыми руническими письменами гномов, а рядом торчал дверной молоток – оскаленная мордочка диковинной ящерицы с кольцом в зубах.
На стук приоткрылась низкая, где-то на уровне человеческого пояса, калитка и выглянул стражник – косматое создание в звякающей кольчуге и при неизменной секирке. Окинул неожиданных гостей быстрым подозрительным взглядом снизу вверх из-под нахлобученного на самые глаза островерхого шлема, открыл было рот для заранее приготовленного «Шли бы вы, почтеннейшие…», но, приглядевшись внимательнее, сдавленно кашлянул и юркнул обратно.
– Стоило бы побиться с тобой об заклад, – с сожалением заявил киммериец, пока за воротами шла торопливая возня, громыхали отпираемые замки, а караульный то многословно извинялся за задержку, то возмущенно покрикивал на сородичей на рокочущем наречии двергов. Должно быть, отсылал кого-то к старосте с известием о высоких гостях или требовал немедленно прибрать во дворе. Раздалось частое буханье десятка кованых подошв по камням, потом непонятный тягучий шорох пополам с быстрым топотком. – Старый хитрюга Фрам заранее догадывался, что мы придем!
– Ошибаешься. Сторож принял тебя за злостного должника, явившегося клянчить об очередной отсрочке уплаты, – невозмутимо возразила Дженна.
Гном наконец справился с засовами. Воротина, вся в железных полосах и медных шляпках гвоздей, грузно колыхаясь, поплыла в сторону. Открылся просторный двор, мощеный камнем, в обрамлении добротных хозяйственных служб, и собственно подворье – деревянный дом непривычной человеческому глазу постройки с множеством изломов, клетушек и флигелей, выраставший на фундаменте из огромных замшелых валунов.
Перечеркивая двор, от ворот до высокого крыльца с навесом тянулась узкая, не более двух локтей, полоса расшитой ткани, играющая радужным многоцветьем и переливами вспыхивающих искр.
По обеим сторонам дорожки через равные промежутки живыми изваяниями застыли стражи усадьбы. Позади них толпились прочие обитатели вольфгардского квартала двергов, на всходе, в распахнутых дверях, различались еще две-три приземистые фигуры – должно быть, Старейшина и его ближайшее окружение. Над двором висела сторожкая, напряженная тишина, никто не перешептывался, не болтал и не сплетничал, только где-то в отдалении ровно, как бьющееся сердце, постукивал молот.
Оценив размах встречи, аквилонский монарх едва не присвистнул, а его спутница, глянув себе под ноги, выдохнула быстрым полушепотом:
– Даже жалко топтать эдакую красоту грязными сапогами…
Обитатели Тарантийского замка совершенно справедливо замечали, что подлинный блеск монархии придала именно Зенобия Канах, хотя откуда, спрашивается, купеческой дочурке обзавестись замашками и привычками истинной королевы? Однако девица из Пограничья столь рьяно настаивала на соблюдении требований этикета, что добилась почти невозможного – постепенно приучила к ним своего упрямого супруга, по возможности избегавшего участия в любых долгих церемониях.
Опыт многих лет не подвел. Рука об руку они шли по расстеленной дорожке – также, как привыкли выступать в Тарантийской коронной цитадели, во владениях своих друзей и подданных. На миг Дженне померещилось, будто она слышит размеренное уханье старинного гонга в Золотой Зале, по традиции отмечающее каждый шаг правителей Аквилонии.
Слаженно лязгнули поднимаемые в приветственном салюте тяжеловесные двергские алебарды. Приветственные кличи так и не раздались. Согласно гномской традиции, их заменяла странная для обитателей поверхности трескотня и слитный перезвон, производимый с помощью жестянок с монетками либо камешками, связок медных колокольчиков и рокота маленьких, но невероятно гулких барабанчиков. Неподготовленного человека эта внезапно грянувшая лавина звуков вполне могла заставить в ужасе подпрыгнуть или оглушить на несколько ударов сердца.
Стоявший на крыльце гном величественно (удивительно, однако даже при его малом росте это не казалось забавным) спустился по ступенькам и сделал пять тщательно выверенных шагов навстречу гостям. Эртель сказал правду – почти три десятка минувших лет мало сказались на Фраме, сыне Дарта из колена Торольва Раскалывателя. Он оставался таким же – необычно рослым для дверга и потому изрядно сутулящимся, с длинной бородищей смолянисто-черного цвета, заплетенной в множество тонких косиц, перехваченных серебряными кольцами – и, как понял бы любой мало-мальски проницательный человек, тщетно пытался скрыть под торжественной важностью грызущую его нешуточную тревогу.