Она резко поднялась с дивана.
   — Вы сказали, что вы сын Эдди Кэппа.
   — Так оно и есть. Но вырастил меня человек по фамилии Келли.
   — Что вам от меня нужно? — спросила она, по-прежнему недоверчиво глядя на меня.
   — Я встретился с отцом, когда он вышел из Даннеморы. И был на собрании на озере Джордж. Там я и познакомился с вашим мужем. Разве он обо мне не рассказывал?
   — Мистер Канзанткос редко обсуждал со мной свои дела.
   — Понятно. Видите ли, дело в том, что после Лейк-Джорджа мы с отцом расстались, мне было необходимо выполнить его поручение. Я сделал все, как он просил, и сейчас хочу снова с ним встретиться.
   — Я не представляю, где его можно найти.
   — Да, конечно, но вы наверняка должны знать хотя бы одного-двух человек из тех, кто был в Лейк-Джордже. Буду вам очень признателен, если вы позвоните одному из них и скажете, что я здесь.
   — Зачем это вам?
   — Я снова хочу соединиться с отцом. Разве это не нормально?
   — И он не сказал, как с ним можно связаться?
   — Мы расстались очень неожиданно. Мне надо было выполнить важное задание.
   — Какое задание?
   — Я должен был убить человека по имени Эд Дженолезе.
   Она удивленно заморгала. В комнате наступила тишина. Затем она встала.
   — Подождите здесь Мне надо... кое-кому позвонить.
   — Спасибо.
   Мне показалось, что она покинула комнату с облегчением.
   Минут через десять дверь открылась, и вошел ее сын. Закрыв за собой дверь и прислонившись к ней спиной, он негромко сказал:
   — Я хочу знать, что происходит.
   — Ничего.
   — Она что-то от меня скрывает, — продолжал настаивать он. — Вы знаете, в чем дело. Скажите мне.
   Я покачал головой.
   — Зачем вы сюда пришли? — не унимался Роберт.
   — К вам это не имеет никакого отношения.
   — Это касается моего отца?
   — Нет.
   — Вы лжете. Кому пошла звонить моя мать?
   — Понятия не имею.
   Он быстро шагнул ко мне, угрожающе вскинув кулаки.
   — Сейчас ты мне все расскажешь!
   Прежде чем я успел что-то предпринять, дверь распахнулась, и комнату вошла его мать и резким тоном приказала ему выйти. Он отказался и заявил, что никуда не пойдет, пока не узнает, что за тайны мы от него скрываем.
   Минут пять они кричали друг на друга, а я тихо сидел, разглядывая коллекцию пластинок. В основном это была классика и эстрадные оркестры, только одна небольшая секция была посвящена диксиленду.
   Наконец Роберт, кипя от злости, выскочил из комнаты, и миссис Канзанткос повернулась ко мне.
   — Извините. Он не должен был этого делать.
   — Как вы сказали, это ваше личное дело.
   — Совершенно верно... Так вот, я позвонила другу моего мужа. Он обещал перезвонить, как только сможет. Может быть, пройдем на кухню и выпьем кофе?
   — Спасибо.
   Кухня была маленькой и опрятной. Из окна был виден отлично подстриженный газон и патио, вымощенный плиткой. Вдоль низкой ограды, отмечавшей границу участка, были посажены пышные розовые кусты. Из подвала доносились удары по боксерской груше — наверное, это Роберт репетировал, как он будет меня раскалывать.
   Мы молча пили кофе. Миссис Канзанткос не задавала никаких вопросов. Так мы просидели минут двадцать, пока в соседней комнате не зазвонил телефон.
   Извинившись, она вышла, а через минуту вернулась.
   — Он хочет с вами поговорить.
   Это был Кэпп.
   — Рэй, это ты?
   — Да, Кэпп, я.
   — Ты узнал мой голос?
   — Ну а почему бы и нет?
   — Это ты был в понедельник вечером у Дженолезе?
   — Да.
   — Будь я проклят! — весело рассмеялся он. Судя по голосу, он изрядно выпил. — Везучий ты засранец! Надо же, ты сумел прикончить этого старого болвана! Ну что, небось доволен, а?
   — Да. Все позади. Мне теперь больше нечего делать. Хочу заняться бизнесом вместе с вами.
   — Черт возьми, Рэй, ты даже не представляешь, как я рад! Мальчик мой, да это же просто великолепно! Я молил бога, чтобы ты решился на это!
   — Вот и отлично. Я начал искать вас сразу, как только покончил с этим делом.
   — Хочешь, я пришлю за тобой машину?
   — Вы в городе? Если да, то я быстрее доберусь на метро.
   — Ну конечно! Мы сняли люкс в «Уэзертоне». Это на углу Лексингтон и Пятьдесят второй улицы.
   — Я знаю, где это.
   — Номер снят на имя Питерсона, Рэймонда Питерсона. Запомнишь?
   — Запомню. Скоро приеду.
   Как только я положил трубку, миссис Канзанткос сказала — Если хотите, я подвезу вас до метро.
   — Да, спасибо, — кивнул я.
   Мы спустились в гараж. Было слышно, как Роберт в подвале продолжает молотить боксерскую грушу.


Глава 29


   От станции метро до отеля «Уэзертон» надо было пройти всего один квартал, уж я-то отлично это помнил. Именно в этом отеле остановился отец, когда приехал встречать меня из армии. Но Кэпп, естественно, этого знать не мог.
   Я спросил у портье, в каком номере проживает мистер Питерсон, и он, найдя мое имя в каком-то списке, направил меня на пятнадцатый этаж. Я поднялся на лифте. Номер 1512 находился слева по коридору. Подходя к двери, я еще издали услышал громкую музыку, пьяный смех и выкрики — судя по всему, Кэпп праздновал победу.
   Я постучал, и мне открыл улыбающийся здоровяк с перебитым носом.
   — Ты парень Кэппа?
   — Да.
   — Давай лапу! Как же он тебя нахваливает!
   Рука у него была большая, но мягкая. Обменявшись рукопожатиями, мы вошли внутрь.
   Номер был огромным, одна комната сменяла другую. Нервный маленький человечек, сменивший здоровяка, показал мне мою спальню. Положив «люгер» на кровать, я прикрыл его плащом и вслед за своим провожатым направился через анфиладу комнат на вечеринку.
   Это был огромный зал с широкими французскими окнами, выходившими на террасу. В углу ревело радио, соревнуясь в громкости с телевизором у противоположной стены. Вокруг в беспорядке были расставлены раздвижные секционные диваны и кофейные столики. Два столика на колесах выполняли роль передвижных баров.
   Гостей было человек тридцать, примерно третью часть составляли женщины — все как на подбор с высокой грудью и белозубыми улыбками профессионалок.
   Мужчины смеялись и перекликались через весь зал.
   Кэпп сидел в углу с одной из женщин, что-то ей рассказывая и правой рукой поглаживая ее грудь. Она не переставая улыбалась.
   Кто-то заметил меня и закричал:
   — Эй, Кэпп, а вот и твой парнишка!
   Тот оглянулся и бросился ко мне. Женщина, автоматически продолжая улыбаться, легким движением расправила складки платья.
   Кэпп схватил меня за руку, что есть силы хлопнул по плечу и закричал, что гордится таким сыном. Он не стал представлять меня женщинам, но я заметил, что многие не сводили с меня глаз.
   Минут пятнадцать все галдели, наперебой рассказывая, по какому случаю устроено торжество. Оказывается, национальный комитет дал добро, и теперь они были «в деле», поскольку их удар получился успешным. И все благодарили меня, коль скоро именно смерть Дженолезе сыграла решающую роль. Оставалось только завершить реорганизацию, а после этого все пойдет как по маслу.
   Наконец Кэпп слегка успокоился, и все перестали кричать мне в ухо. Я взял его под руку.
   — Кэпп, я хочу с тобой поговорить. Рассказать, как было дело.
   — Черт побери, ну конечно, — ухмыльнулся он — Только давай найден местечко потише.
   Я повел его в спальню, в которой оставил свой плащ По дороге нам попался тот самый нервный человечек, и я схватил его за локоть.
   — Ты нам нужен на минутку.
   — На кой черт? — удивился Кэпп.
   — Сейчас увидишь.
   Мы вошли в спальню.
   — Ну, и для чего тебе понадобился Мышонок? — поинтересовался Кэпп.
   — Он будет моим посыльным. — Сунув руку под плащ, я вытащил его «люгер» и, держа их на прицеле, запер дверь.
   Кэпп, трезвея на глазах, уставился на пистолет.
   — Черт побери, что ты затеял?
   — Мышонок, слушай внимательно — сказал я. — Меня зовут Рэй Келли. Эдди Кэпп — мой родной отец, по крови. Верно, Кэпп?
   — Еще бы! И какого...
   — Подожди. Мышонок, ты все понял?
   Тот судорожно кивнул, не сводя глаз с пистолета.
   — Молодец. А еще у меня была мать, приемный отец, сводный брат и невестка. Моя мать покончила с собой из-за Эдди Кэппа. Верно, Кэпп?
   Тот с явным облегчением тяжело плюхнулся на край постели.
   — Господи, Рэй, это же было двадцать один год назад! Да и кто мог знать, что она решится на такое? И теперь ты наставляешь на меня пистолет только из-за того, что случилось двадцать...
   — Подожди минутку, мы поговорим и о твоих последних делах. Так вот, насчет моей матери и Уилла Келли. Он был твоим ближайшим помощником. Вы уже были готовы попытаться взять в свои руки контроль над нью-йоркской организацией, и Уилл Келли активно участвовал в разработке плана. И тут кто-то настучал властям, что ты...
   — Дженолезе, — перебил Кэпп. — Этот вонючий подонок Дженолезе...
   — ...не платишь налогов. Тебя убрали с дороги, и все дело прибрал к рукам Дженолезе. А Уиллу Келли пришлось уехать из города. Его жена не смогла вынести скучной жизни в провинции, но возвращаться в Нью-Йорк боялась. И тогда она покончила с собой.
   — Двадцать один год назад. Рэй! Ради бога...
   — Заткнись. Я же сказал, что сейчас мы вернемся к недавним событиям.
   Итак, ты знал, что выходишь из тюрьмы пятнадцатого сентября. Каким-то образом ты передал Уиллу Келли, что собираешься предпринять новую попытку. И начал готовить своих лошадей, утверждая, что Келли будет на твоей стороне.
   Это стало известно Дженолезе, и он приказал убить Уилла Келли.
   — Однако, Рэй, ты умный парень, — Кэпп покачал головой, почти успокоившись. — Надо же, сам до всего додумался.
   — И не только до этого. Твои старые дружки не поставили бы на тебя без Уилла Келли. Или без кого-то другого, достаточно молодого, чтобы походить на роль наследника. Они решили, что ты слишком стар.
   — Только не Эдди Кэпп. Я доживу до ста.
   — Нет, ошибаешься. Я еще не закончил. Мою невестку сбила машина.
   Водителя поймали.
   — Что ж, молодцы, — Кэпп пожал плечами.
   — Пока я не появился, ты считал, что с тобой все кончено. Ты писал сестре, хотел отойти от дел, но, встретившись со мной, решил, что стоит попробовать и посмотреть, удастся ли заставить твоих ребят принять меня вместо моего отца.
   — Я твой отец, Рэй.
   — Ты меня зачал, а это не одно и то же. Ты знал, что мне плевать на твою империю, и поэтому наплел всю эту чушь про семью и символы, чтобы уговорить связаться с тобой. Когда я сказал, что моя невестка погибла, это натолкнуло тебя на идею. Если бы она не умерла, тебе бы это и в голову не пришло.
   — Тогда я бы придумал еще что-нибудь, — Кэпп самодовольно ухмыльнулся.
   — Разве ты не гордишься своим стариком? Который на ходу подметки рвет.
   — Недолго осталось. Ты забыл про моего брата Билла. Ведь его тоже убили. Вообще-то, по крови он был мне братом только наполовину, но тем не менее. А за пролитую кровь надо платить. — Я повернулся к Мышонку. — Ты не согласен?
   Тот громко сглотнул и поспешно закивал.
   — Видишь ли, Мышонок, все дело в том, что моего брата Билла убил Эдди Кэпп.
   Кэпп вскочил с кровати.
   — Да что ты несешь, черт бы тебя побрал! — завопил он, — Господи боже мой, сам подумай, мне-то это зачем?
   — Я был тебе нужен, иначе бы ты не смог возглавить этот наш переворот.
   Ты боялся, что если я узнаю, что Уилл Келли не был моим настоящим отцом, то на все плюну и брошу это дело. То же самое было бы, если бы я узнал, что все это время он состоял в вашей шайке. Тогда бы я не остался с тобой ни на секунду. Потому-то ты и убил Билла — я должен был поверить, что и его убрали по приказу Дженолезе, и принять твое предложение. Ты еще тогда мне сказал:
   «Мы оба охотимся за одними и теми же людьми, но только по разным причинам».
   Кэпп отчаянно замотал головой.
   — Рэй, ты все не так понял. Вспомни, я неотлучно был с тобой после того, как Билл поднялся наверх, и до того, как мы нашли его мертвым.
   — Нет. Ты выходил на десять минут, якобы в туалет. И никто не сумел бы отнять у Билла пистолет. Он бы ни за что не положил его на комод. Если бы вошел кто-то чужой, пистолет был бы у него в руке. А ты мог войти, поговорить с ним, сказать, что хочешь быть его другом, походить по комнате, пока не подойдешь поближе к комоду — и пожалуйста!
   В этот момент Кэпп попытался спастись с помощью грязного трюка схватил Мышонка и, выставив его перед собой как щит, толкнул прямо на меня.
   Я увернулся, перепрыгнул через кровать и подскочил к двери. Кэпп уже поворачивал ключ в замке, когда я тщательно прицелился и нажал на курок.
   Пока он падал, я успел всадить в него всю обойму.
   Мышонок лежал ничком, дрожа от страха и закрыв голову руками. Стерев свои отпечатки с «люгера», я бросил его на пол и ногой легонько толкнул Мышонка в бок.
   — Вставай. Я с тобой еще не закончил Чтобы встать, ему потребовалось некоторое время, поскольку ноги его не слушались. Подождав, пока он наконец поднимется, я сказал:
   — Сейчас я уйду, а ты просидишь здесь пять минут, не меньше. Потом пойдешь к своим и расскажешь, что случилось. И почему так случилось. Ты все понял?
   Он только молча кивнул, выпучив белые от ужаса глаза.
   — Это была кровная месть, — продолжал я, — а не разборка. Кровь за кровь. Им совершенно ни к чему меня искать, чтобы отомстить за Эдди Кэппа. Я его сын, и я говорю, что это не имеет смысла. Я не помню ни одного имени, ни одного лица тех, кого я видел здесь сегодня или в Лейк-Джордже две недели назад. Ты все усек?
   Он снова кивнул.
   — Пять минут, — напомнил я и вышел в коридор. Вечеринка была в полном разгаре — шум стоял такой, что при всем желании никто бы не услышал выстрелов в заставленной мебелью спальне с закрытой дверью. Я спокойно повернул налево. В прихожей во вращающемся кресле сидел громила с перебитым носом.
   — Что они там вытворяют? — спросил он. — Неужели затеяли стрельбу с террасы? Надо поосторожнее, только легавых здесь не хватало.
   — Будем надеяться, все скоро закончится, — ответил я. — А мне надо поспать.
   — Так ты останешься?
   — Да, только схожу за чемоданом.
   — Ну, здесь ты не поспишь, — засмеялся он. — Ребята завелись как следует, так что это на пару дней, не меньше.
   Я молча закрыл за собой дверь и, спустившись на лифте в вестибюль, вышел на улицу.


Глава 30


   В нескольких кварталах от отеля я заскочил в первый попавшийся бар, но, поскольку было время ленча, он оказался битком набит клерками из соседних контор. Я решил задержаться там ровно на столько, чтобы выпить у стойки порцию виски со льдом, но неожиданно ощутил подступившую к горлу дурноту, и меня еще целых полчаса рвало в туалете. Выйдя из бара, я потащился по Лексингтон-авеню в западном направлении.
   В животе было пусто, и, хотя время от времени мне приходилось останавливаться и, прислонившись к фонарному столбу, пережидать очередной приступ судорог, вначале я чувствовал себя более-менее сносно. А потом на Шестой авеню я наткнулся на «Белую розу», где обнаружил широкий выбор крепких и дешевых напитков.
   Несмотря на это, я был не в состоянии долго оставаться на одном месте.
   В первом баре я просидел около часа, а затем двинулся к центру, заглядывая по пути во все встречные заведения. Приблизительно в четыре часа ночи меня вместе с каким-то парнем вышвырнули из очередной забегаловки где-то, в центре, и он сказал, что знает отличное местечко за кинотеатром, где можно замечательно выспаться на свежем воздухе. Когда мы туда добрались, там уже спал какой-то бродяга. Рядом с ним стояла недопитая бутылка вина. Мы, разумеется, прихватили ее с собой и, перебравшись в другое место, заснули.
   Перед тем как мы вырубились, мне захотелось поведать моему новому другу о своих горестях, но, поскольку язык у меня заплетался, а ему никак не удавалось сосредоточиться, он так и не понял, что я пытаюсь во всех подробностях рассказать ему, как прикончил собственного отца.
   Утром я проснулся первым, дрожа от холода и с диким похмельем, но, допив вино, почувствовал себя немного лучше — стало теплее, головная боль малость поутихла.
   С этого момента в голове у меня все смешалось. Помню только, что пару раз я с кем-то подрался, а потом поздно вечером вошел в какой-то бар — уже почему-то в Нью-Джерси — и облевал там всю стойку.
   Однажды утром я проснулся в огромном сером металлическом ящике, стены которого находились так далеко, что до них невозможно было дотянуться.
   Крышка ящика опускалась все ниже, пока, наконец, не застыла. Рядом со мной вповалку лежали совершенно незнакомые люди, время от времени издававшие тихие протяжные стоны.
   Не помню, сколько я провалялся на полу, пока до меня дошло, что я вовсе не в ящике, а в самой обыкновенной кутузке, и камере для пьяных.
   Казалось, сначала время еле-еле ползло, а потом рванулось вперед и полетело на широких крыльях. Я попробовал досчитать до шестидесяти, чтобы получше представить, сколько же это — минута? — но едва начал, голова как будто взорвалась от боли, и я закричал, потому что был уверен, что умираю.
   Тут же со всех сторон на меня заорали, чтобы я заткнулся. Я перекатился на живот и, прижавшись лбом к холодному полу, застыл.
   Когда боль наконец ослабла, я смог сесть и осмотреть себя: ботинок не было, бумажника тоже. Так же бесследно исчезли плащ, пиджак, галстук, часы, ремень, школьное кольцо. И даже стеклянный глаз.
   Я нашел свободное место у стены, сел и задремал. Иногда я плакал, но к тому времени, когда в камеру вошел надзиратель и выкрикнул мое имя, самое худшее было уже позади. Я был полностью опустошен — и морально, и физически.
   Надзиратель отвел меня в маленькую узкую комнатушку с обшарпанным деревянным столом и четырьмя стульями и вышел. В углу сидел Джонсон. Увидев меня, он встал.
   — Ну что, протрезвились?
   — Да.
   — Я вас искал, вот и решил сюда заглянуть на всякий случай. Здесь у меня работает приятель, так что вас сейчас отпустят.
   — Какой сегодня день?
   — Двадцать пятое октября.
   Значит, я был в полном «ауте» без одного дня две недели!
   — М-да, наверное, я слегка переборщил?
   — Мне кажется, вам многое хотелось забыть.
   — Это точно.
   — Идти-то сил хватит?
   — Куда?
   — Сначала ко мне. Помоетесь.
   — Джонсон, у меня глаз украли.
   — Ничего, купим новый.
   Ему пришлось нянчиться со мной, как с заблудившимся ребенком. Жил он в тесной квартирке на Западной 46-й улице неподалеку от Девятой авеню. Я назвал ему свой отель и имя, под которым зарегистрировался, и он поехал за моим чемоданом. Когда я впервые подошел к зеркалу, то испытал настоящий шок.
   Исхудавшее лицо, заросшее густой щетиной, всклокоченные волосы, пустая глазница воспалилась и покраснела.
   Когда Джонсон вернулся, я сидел на диване, завернувшись в его халат.
   Помимо моего чемодана он привез повязку для глаза, пока не было нового протеза. Я переоделся в свои вещи, а потом он достал почти полную бутылку джина «Гордон».
   — Хотите?
   — Только не сейчас, — я поспешно покачал головой. — Недельки через две, может, и не откажусь от стопочки, а пока...
   — Значит, все кончено?
   — Да, на все сто.
   — Это хорошо. У меня для вас кое-что есть. — Он сунул бутылку в ящик комода под рубашки, вышел из комнаты и тут же вернулся с маленьким белым конвертом. — В прошлую пятницу ко мне в контору заявились два здоровенных бугая и сказали, что это вам. И если я вдруг вас увижу, то должен это передать. И у меня сразу возникло такое чувство, что мне же будет лучше, если это произойдет как можно скорее.
   Я надорвал конверт. Внутри было пять стодолларовых банкнот и записка:
   «Все забыто. Л. Дж.».
   — Ну что? — Джонсон пристально смотрел мне в лицо.
   — Ничего не понял. — Я протянул ему записку.
   — Вы знаете кого-нибудь с инициалами «Л. Дж.»?
   Тут до меня дошло. Лейк-Джордж.
   — Теперь я понял. Но это неважно.
   — Они хотят сказать, что не собираются вас трогать, да?
   — Знаете, давайте-ка спустим ее в сортир.
   — Может, ее лучше сжечь? Секретный агент Х-7 в одном фильме...
   — Да, вы правы.
   Он чиркнул спичкой и, наблюдая, как записка горит в пепельнице, небрежно спросил:
   — Кстати, вы помните, что наплели Уинклеру?
   — Кому?
   — Детективу Уинклеру, между прочим, одному из лучших в Нью-Йорке.
   — А разве я с ним говорил?
   — Господи, да вы хотите признать себя виновным в половине убийств, совершенных в Соединенных Штатах! Пара рэкетиров по фамилии Дженолезе и Кэпп, какой-то старикашка-адвокат на Лонг-Айленде и уж не помню, кто еще.
   — Да вы что!
   — Уинклер говорит, что это бред чистой воды, тем более, что вы отказались назвать чьи-либо имена, кроме тех, кого вы прикончили.
   Я с удивлением огляделся вокруг.
   — Тогда почему я здесь? Почему меня не посадили?
   — Официально Дженолезе и Кэпп даже не признаны пропавшими. Нет ни трупов, ни орудия убийства, ни свидетелей. По официальной версии, адвокат умер от сердечного приступа, во всяком случае, так написано в свидетельстве о смерти. — Джонсон подмигнул. — Уинклер сказал, чтобы вы больше не вздумали являться к нему с подобными выдумками.
   — Ага, значит, полиции на это наплевать.
   — Совершенно верно. Особенно когда речь идет о таких типах, как Дженолезе и Кэпп.
   Я встал с дивана, прошелся по комнате и потянулся. Все, наконец-то я преодолел все передряги и оказался на другой стороне туннеля.
   — И еще, — добавил Джонсон, вытряхивая пепельницу. — Я ведь все равно начал вас искать еще до того, как ко мне приперлись эти громилы. Через два дня после того как мы разговаривали в последний раз, меня нанял для ваших розысков один малый. Некий Арнольд Биуорти. Вы назвали ему мое имя. Он сказал, что ни должны были ему позвонить еще шесть недель назад.
   — Господи, я совсем про него забыл.
   — Почему бы вам завтра не съездить к нему?
   — Хорошо.
   Я переночевал у Джонсона на диване, а утром сходил к врачу и целых два часа примерял новый глаз. Я заплатил за него из присланных в письме пяти сотен, а остальные отдал Джонсону. Сначала он отказывался, но я сказал, что это возмещение за то, что его избили.
   Потом я отправился на место в Куинс. Биуорти вцепился в меня мертвой хваткой, потащил к себе в подвал и посадил перед магнитофоном. Я долго рассказывал, потом мы сделали перерыв на обед и продолжали до полуночи. Он предложил мне переночевать в комнате для гостей, а наутро отвез меня в Манхэттен забрать чемодан у Джонсона. Когда мы вернулись, Сара сидела у магнитофона и в слезах слушала запись, но Эрни приказал ей прекратить ныть и пойти заварить нам кофе.