Сташеф Кристофер. Маг при дворе Ее Величества

   — Не хотелось бы такое предполагать, но все вполне разумно, — согласился Мэт. — Была ли у вас возможность проверить предположение?
   — Никакой возможности. — Алисанда не скрывала досады. — Мы переночевали в открытом поле, у костра, и ни одна душа на нас не покусилась. Патер Брюнел спал крепким сном, мы с Саессой по очереди стояли на часах, не хотелось будить его. Он долго был в пути, сражался не меньше нашего, а спал гораздо меньше. И ночь выдалась спокойная.
   — Ни намека на опасность, — добавила Саесса.
   Это звучало подозрительно.
   — Не нравится мне все это.
   — Мне тоже, господин маг. — Сказала Алисанда. — Что делает колдун, когда все тихо?
   — Замышляет нападение на нас. — Мэт выжал из себя слабую улыбку. — На что еще ему употребить время?
   — Тогда и мы не будем употреблять его на разговоры. — Сэр Ги повернул коня на запад. — В путь, господа! Мы должны добраться до Греллига прежде, чем упадет тьма.
   Они выехали из ущелья тесной гурьбой. Мэт сделал ее еще теснее.
   — Стегоман, подвези-ка меня к коню сэра Ги!
   Дракон с ворчанием двинулся вперед и, обойдя всех слева, поравнялся с боевым конем. Мэт наклонился с высоты и сказал сэру Ги на ухо:
   — Сэр Ги, вы заметили, какое у Брюнела выражение лица?
   Рыцарь кивнул.
   — Да. Он похож на человека под пытками.
   — Его можно понять: двадцать четыре часа проехать бок о бок со своим главным источником искушения. А она, кажется, не хочет проявить к нему никакого милосердия... Вам не кажется, что это может повлиять на военные действия и на наш духовный климат?
   Рыцарь сверкнул улыбкой.
   — Мне что — отвести в сторонку принцессу и священника? Расспросить обо всех подробностях их путешествия? Сколько мне потратить времени на расспросы, как вы полагаете?
   Мэт искоса взглянул на Саессу.
   — Ну, полчасика. Если эта леди не сочтет нужным придерживаться хотя бы вежливости, наша маленькая компания может распасться из-за внутреннего давления, прежде чем мы доберемся до поля битвы.
   — Вы правы. А теперь отступите назад, лорд Мэтью.
   Мэт выпрямился в седле, и Стегоман замедлил свой шаг. Сэр Ги обернулся и крикнул:
   — Подъезжайте ко мне, патер Брюнел!
   Брюнел взглянул на него и направил вперед коня. Несколько минут они беседовали вполголоса, потом священник беспомощно пожал плечами и кивнул на Алисанду. Сэр Ги позвал:
   — Ваше высочество!
   Нахмурясь, Алисанда подъехала к нему.
   Мэт еще больше замедлил ход дракона, слыша теперь только слабое бормотание трех голосов, и пошел вровень с Саессой.
   Она очень прямо держалась в седле, устремив глаза вперед, даже не глядя на него. Лед был крепок нынешним летом.
   — Я... э-э... я хотел бы поговорить с вами немного: речь идет о сохранности нашего отряда... — начал он.
   — О сохранности? — Саесса испуганно взглянула на него. Потом лицо ее прояснилось. — А, ты, верно, хочешь объединить наши магические усилия, на случай если нашим друзьям будет грозить опасность...
   — Вообще-то я имел в виду скорее внутреннюю нашу сохранность. Между вами и патером Брюнелом постоянно держится напряженность, и это может нас всех рассорить. Не могли бы вы просто быть вежливой с ним?
   Саесса окаменела, высоко подняв голову и снова глядя прямо перед собой.
   — Ты просишь слишком многого.
   — Почему? Он же вам не отвратителен, по-моему.
   — Тебе-то откуда знать? — взорвалась Саесса.
   Мэт пожал плечами.
   — Тот фантом в виде Брюнела, под стенами Синестрии, когда вы его увидели, помните, что с вами было? Неужели вы скажете, что вы к нему равнодушны?
   — Равнодушна или нет, это значения не имеет, — отрезала Саесса.
   — Да, конечно, это просто разбивает наше маленькое счастливое семейство! Если он вам небезразличен, почему вы держитесь так оскорбительно по отношению к нему? Может, вы злитесь, что он не попался в ваши сети?
   — Ну хватит! — Саесса в гневе обернулась к нему. — Тебе-то что за дело? Говори только о наших с тобой отношениях, если тебе угодно, но не о моих с кем-то еще. Что было между ним и мной — это наше дело, а не твое! Ты что, не знаешь: кто лезет в чужие жизни, может ненароком разрушить их?
   — Но две ваши личные жизни могут разрушить все остальные, — возразил Мэт. Легкая усмешка тронула его лицо. — И почему вы так сердитесь, если он попался в ваши сети?.. Попался или нет?
   Саесса медленно поникла головой.
   — Мне кажется, вы должны этим гордиться, — мягко сказал Мэт. — Даже будучи во власти злых чар, вы сумели удержать священника от нарушения одного из его обетов.
   — Ничего я не сумела, — сказала Саесса так тихо, что Мэт едва расслышал. — Да и не хотела этого. — Она подняла к нему лицо. — Его и удерживать-то не надо было. Едва я чарами склоняла его к нежности, как он вдруг начинал долго и нудно расписывать мне, какой он слабый, какой низкий и подлый. А я в это время ничего и вполовину так не желала, как одного только легкого прикосновения его руки. Он же, разругав себя на все лады, поворачивал к дверям, приговаривая, что не смеет больше осквернять меня своим мерзким присутствием. Я бросалась за ним, успокаивала, просила, умоляла, пока он не переставал рваться прочь. Потом тихонько, нежно, исподволь снова склоняла его к объятиям. И тут он снова вырывался и снова принимался честить себя!
   — И вам приходилось идти по второму кругу?
   — Приходилось, но плодов это все равно не принесло. Он — святой, и он слишком хорош для меня. Вот только похоть вводит его в искушение.
   — С такой девушкой, как вы, — сказал Мэт, — дело не может ограничиться одной похотью. Тут неизбежна определенная доза романтической любви.
   Она взглянула на него, удивленная, но потом кивнула.
   — Благодарю тебя, маг. Но ты смотришь со своей колокольни, не с его. Его привлекало только тело.
   — Ну нет, — Мэт покачал головой. — У него есть интерес к вам как к личности, и сильный интерес. Или я ничего не понимаю в жизни.
   — Ну, может быть, — допустила она. — Но его душа так наполнена Богом и призрачными обязательствами перед ним, что там нет места для женщины. Даже самая прекрасная из женщин могла бы претендовать лишь на малую толику его любви. Что же говорить обо мне? Ах, если бы он только не был священником!.. В последний раз, когда он уходил от меня, в дверях он сказал, что не осквернит мою красоту своим скотством. Ах, быть оскверненной им! — Она закрыла глаза, запрокинула голову, слезы потекли по щекам. — Нет, я не должна даже думать об этом!.. И все же он благословил меня!
   — Он — что?
   — Благословил, — повторила она с коротким смешком. — Перед тем как захлопнуть дверь между нами, он благословил меня. — Глаза ее снова закрылись, плечи задрожали. — Ах, если бы не его сан! Тогда у меня была бы надежда завоевать его сердце даже теперь!
   — Пожалуй, перед ним стоит выбор, — пробормотал Мэт, — а?
   Саесса уставилась на него во все глаза.
   — Что ты говоришь?
   — Не будь он священником, — тихо сказал Мэт, — вы бы дали ему еще один шанс?
   — Придержи язык! — Саесса даже привстала на стременах. — В тебе что, нет ни рыцарства, ни галантности? Чтобы истинный рыцарь так говорил с женщиной! Я что, держала перед тобой зеркало, чтобы ты видел самые темные уголки своей души? Нет! Так зачем же ты так поступаешь со мной?
   — Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил Мэт.
   Саесса онемела. Потом лицо ее налилось краской, она отвернулась.
   — Ничего я тебе не скажу, — еле слышно прошептала она. — Просто не могу ничего сказать. — Она подняла на него глаза. — А ты можешь?
   Мэт попытался ответить ей прямым взглядом, но его вдруг стали мучить угрызения совести. В конце концов, он в самом деле вел с ней нечестную игру. Он опустил глаза и ускакал вперед.
   Сэр Ги, пытливо посмотрев на Мэта, продолжал беседу с принцессой. Но Алисанда скоро оглянулась, увидела, какое лицо у Саессы, и повернула свою лошадку назад.
   Она стала что-то нашептывать Саессе, но та не обращала на ее утешения никакого внимания. Алисанда послала Мэту укоризненный взгляд, потом опустила глаза и поехала рядом с экс-ведьмой, молчаливая и чрезвычайно серьезная.
   Сэр Ги разговаривал теперь с патером Брюнелом, и разговор явно был тяжелый. Очевидно, рыцарь остро ставил вопрос и не находил понимания. В конце концов он пожал плечами, улыбнулся и отпустил священника, который понуро отъехал от него. Мэт подъехал к сэру Ги:
   — Ну и каково это — исповедовать святого отца?
   — Необычно, прямо скажем. — Сэр Ги все еще не сводил глаз с Брюнела. — И безрезультатно. Позвольте дать вам один совет. Никогда не пытайтесь доказать священнику, что он не должен быть к себе так строг. Ибо он докажет вам со всей убедительностью, что еще как должен.
   — М-да. — Мэт задумчиво смотрел в спину патеру Брюнелу. — Но я тут поболтал с Саессой и не обнаружил таких грехов, из-за которых между ними могла бы возникнуть напряженность. В сущности, они не согрешили, может, это-то и есть причина напряженности.
   — Думаю, вы правы. Из нашей беседы с ним я вывел, что он самое большее поцеловал ее и, может быть, слегка приласкал. Не более того. Вообще из его намеков явствует, что он не был с ней близок — ни с ней, ни с какой-либо другой женщиной... И никогда. — Черный Рыцарь помотал головой из стороны в сторону.
   — А что ж он нам лапшу на уши вешал, что он грешник и все такое? Послушать его — так других таких грешников не было во все времена!
   — Он по-своему прав. Потому что хоть он и не имел дела ни с одной женщиной, но часто к этому стремился. А для совершения смертного греха нужно не более чем стремление к нему.
   Мэт помолчал минуту, потом кивнул.
   — Да, припоминаю, это было у нас в детстве на уроках закона Божьего. Три компоненты смертного греха: серьезность преступления, осознание этого и все равно желание согрешить.
   Сэр Ги кивнул.
   — Так сказал и священник. А поступок сам по себе вроде бы не так уж необходим.
   — Но он же отказался от желания! Он отступил! Не дал себе воли!
   — От одного желания, может, и отступил, но на смену пришло другое. На грани совершения поступка он потерял уверенность. И если бы в тот момент он снова решился на поступок, он совершил бы второй смертный грех.
   — Перестаньте! — Мэт пришел в раздражение. — Два греха за одну цену? Что это, дешевая распродажа на дьявольской ярмарке?
   — Похоже на то.
   — Выходит, несмотря на то, что он девственник, он считает себя развратником?
   — Выходит, так, лорд Мэтью, что поделаешь.
   Мэт хотел было возразить, но вспомнил, в каком универсуме находится, и проглотил свое возражение. Даже у него дома традиционная теология согласилась бы с Брюнелом. Правда, в наши дни уже пошли разговоры об относительности морали...
   Он покачал головой. Он находился в мире Аристотеля, а не Эйнштейна. Тут не было ничего относительного, одни абсолюты.
   Патер Брюнел был подкован в здешней теологии, которая вплотную подходила к здешней науке. Вне всякого сомнения, он был прав — для данного универсума. Вне всякого сомнения, он не превратился бы в волка.
   Солнце скрылось из виду за вершинами, осветив небо на западе, когда они въехали в небольшую долину, угнездившуюся посреди гор. Алисанда сказала:
   — Здесь мы разобьем лагерь на эту ночь.
   Мэт огляделся и нахмурился. Место было живописное, но его стратегическая ценность представлялась сомнительной.
   — Вы бывали здесь раньше?
   — Я — нет. Но сэр Ги наверняка.
   — Да? — Мэт вопросительно взглянул на сэра Ги. — Что вы скажете?
   — То, что мы должны встретить здесь зарю, сэр Мэтью. — Черный Рыцарь спешился. — Давайте разбивать лагерь.
   Мэт слез со Стегомана, все еще в сомнениях.
   — Простите за надоедливость, ваше высочество, но почему именно здесь?
   — Потому что, — ответила Алисанда, — одна из вот тех гор — Кольмейн.
   Мэт огляделся вокруг.
   — Которая?
   — Этого я не могу сказать. Чтобы опознать его, понадобится больше времени, чем осталось у нас до темноты.
   — А как вы собираетесь его опознавать? — Мэт поднял бровь. — Расспрашивать аборигенов?
   — Тут никто не живет, место считается проклятым. Но я сумею узнать его, маг, ведь я же знаю сейчас, что мы рядом с ним.
   — Но как... — Мэт осекся на середине фразы. В ее словах был смысл, хотя она и не могла бы ничего объяснить, как невозможно объяснить чувства. Когда святой Монкер сотворил Кольмейна, он, может быть, заключил в него генетический отпечаток Гардишана или его духовный эквивалент — своего рода психологический «отпечаток пальца». А будучи психическим, то есть обладающим энергией, он входит в резонанс с «отпечатком» души Алисанды как наследницы Гардишана. И, как Мэт умел почувствовать силы, собирающиеся вокруг него, так Алисанда сумеет почувствовать Кольмейна. Что означало, что дух все еще жив в камне... Мэт отмахнулся от этих мыслей и положил ветки для растопки на плоский камень.
   — Эй, Стегоман, не дашь огонька?
   — Еще чего!
   Мэт внимательно присмотрелся к нему.
   — Ты что это грубишь? А! Опять зуб.
   Дракон с жалобным видом кивнул.
   — Я уж думал, он сам у тебя выпал, раз ты так долго не жаловался. Давай-ка лучше его удалим, иначе он действительно не даст тебе жизни.
   — Еще чего! — Но в голосе Стегомана уже была примиренность с неизбежным.
   — Никаких разговоров! — Мэт стоял, упершись руками в свои металлические бока. — Завтра нам предстоит битва, и зубная боль может тебя ослабить.
   — Ну, раз так... Надо — так надо! — Дракон вздохнул. — Изыми из меня часть моего тела, маг, только давай побыстрее.
   — О, насчет этого не беспокойся. Это мы мигом, ты даже ничего не почувствуешь. — Мэт сорвал пучок травы и подошел к дракону. — Ложись и открывай рот.
   Стегоман подогнул ноги и положил голову на землю, широко раскрыв пасть. Увидев огромные клыки, нависающие над его руками, Мэт решил, что анестезия — великое изобретение.
   Определить больной зуб было легко: он чернел среди белых товарищей. Мэт выжал на него сок из травы, наблюдая, как капли обтекают больной зуб, и пропел:

 
Чтоб дракон стерпеть все смог,
Пусть травы дорожной сок.
Переборет крепость вин —
Станет как новокаин!
 

   Последняя капля пролилась на зуб. Мэт убрал руки.
   — О'кей, закрой рот.
   Стегоман уронил верхнюю челюсть на нижнюю и, шевеля губами, наморщил лоб.
   — Что ткое, я не ствую ык.
   — Ык? А, язык! Средство подействовало быстрее, чем я думал. Так, подождем еще чуть-чуть. — Он встал и обратился к сэру Ги: — Вы носите при себе мешок с инструментами — менять шины... э-э... подковы?
   Черный рыцарь кивнул.
   — А как же? Какой же рыцарь без этого?
   — У вас есть клещи для вытаскивания гвоздей?
   Сэр Ги кивнул и, покопавшись в притороченных к седлу мешках, вернулся с парой огромных клещей.
   Взяв их в руки, Мэт обнаружил, что операция собрала всех, кроме Алисанды, которая ушла настрелять дичи на обед.
   Мэт встал на колени, бормоча:
   — Теперь я понимаю, почему это так называется — операционный театр... Раскрой рот пошире, Стегоман.
   Дракон повиновался, но глаза зажмурил. Мэт потрогал зуб пальцем.
   — Что-нибудь чувствуешь?
   — Не-е-е.
   Мэт слегка надавил.
   — А теперь?.. А теперь?.. О'кей, мужайся!
   Он набрал в грудь воздуха, взялся клещами за зуб и всей своей тяжестью налег на рукоятки.
   Когда он откинулся назад, клещи держали огромный неровный зуб, силуэт которого вырисовывался на вечернем небе.
   — Bay, — сказал Стегоман, но негромко.
   — Дырка от зуба кровоточит, — заметила Саесса. — Надо ее заткнуть?
   — Заткнуть? Ну да, тампоном. Вот только...
   — Возьми. — Она протянула ему горсть корпии. — Я нащипала из своей нижней юбки. Думала — вдруг ты забудешь.
   Мэт напихал корпию в кровоточащее отверстие.
   — О'кей, Стегоман, можешь закрыть теперь свой рот.
   Дракон осторожно сомкнул челюсти, постепенно увеличивая нажим верхней на нижнюю. Потом открыл глаза.
   — Больше не болит, — сказал он чисто: язык уже снова слушался его.
   — Ну, лекарство еще не совсем рассосалось. Потом немного поболит. Но непременно пройдет!
   — Прими мою благодарность, маг. И не бойся — если будет болеть, я потерплю. Береги мой зуб.
   — Как алмаз... Сэр Ги, у вас не найдется куска кожи?
   — Кожа у меня припасена на случай, если придется чинить сбрую.
   С таким рыцарем не пропадешь, подумал Мэт, он подготовлен на все случаи жизни.
   С помощью ремешка и куска кожи Мэт смастерил торбу такой величины, чтобы в ней поместился зуб дракона, и протянул ее Стегоману.
   — Могу привязать тебе на шею.
   — Давай, привяжи. Тогда его можно будет снять не иначе, как убив меня.
   Полчаса спустя Мэт решил вынуть тампон и произнес:

 
Только нахмурю я бровь, бровь —
Пусть остановится кровь, кровь!
 

   Рана выглядела вполне затянувшейся. Мэт понаблюдал за ней — не покажется ли снова кровь. Корпию он собрался было кинуть в костер, но остановился, вспомнив про симпатическую магию и про то, чем может обернуться для Стегомана сожжение его крови.
   — Я ее простирну, — сказала Саесса. Взяла тампон и отошла в сторону. Минуту спустя Стегоман томно вздохнул.
   — Ах, как приятно, как прохладно!
   Всякие сомнения Мэта относительно симпатической магии развеялись. Он почувствовал, что устал. Играть роль дантиста при драконе не представлялось ему самой удачной идеей. Но теперь, когда не надо было сосредоточиваться на зубе, он мог разглядеть долину. Небо над ней было все еще золотисто-багровым от заката.
   — О, а ведь место красивое, правда?
   — Красивое, — согласился Стегоман. — Похоже на мою родину, маг, она недалеко отсюда — в нескольких лигах. Добро пожаловать к нам. Я совершенно серьезно, ведь это ты дал мне возможность снова вернуться домой. Понимаешь ли ты всю глубину моей благодарности?
   — Да, кажется, начинаю понимать. — Мэт вдруг насторожился. — Эй! Что здесь делает реактивный самолет?
   Яркая огненная полоса пересекла небо — золото на лазури.
   — Слова ты говоришь непонятные, но зрелище мне это знакомо. — Возбуждение билось в голосе Стегомана. Он встал. — Это же дракон, дозорный... Глогорог! — вдруг прогремел он.
   Полоса света свернулась в клубок, потом спиралью пошла вниз. Мэт наконец рассмотрел извилистое тело с крыльями летучей мыши. Голос его долетел до них, приглушенный расстоянием.
   — Кто тут зовет Глогорога?
   — Я, Стегоман! — Драконовы крылья рывком распахнулись, и он взмыл в небо, размахивая ими поначалу тяжело, пока не вошел в ритм.
   Глогорог спустился пониже и крикнул:
   — Ты лжешь, Стегоману изрезали крылья, и он сослан.
   — Не лгу, нет! Мне вылечили крылья, и я снова летаю по поднебесью!
   — Быть того не может!.. Но однако же ты на него похож!
   Это дракон-дозорный прокричал, улетая прочь от Стегомана.
   — Как это — похож? Я и есть Стегоман! Почему ты улетаешь? Ты что, не знаешь меня?
   — Я тебя знаю. И не считаю больным — однако держись от меня подальше, я не хочу рисковать жизнью из-за твоего фиглярства.
   Стегоман сник, вид у него стал жалкий, убитый.
   — Ты чураешься меня, как будто я какой-нибудь выродок!
   — А кто же ты еще? — возразил Глогорог. — Каким образом у тебя зажили крылья? Что это еще за нечистое колдовство?
   — Не колдовство, а волшебство. Один маг из другого мира исцелил меня, Глогорог! И не только крылья, всего меня — все мои завихрения и запои. Теперь я могу спалить хоть целый лес — и голова останется ясной, как у всякого нормального дракона!
   — Рад слышать, если это так, — скептически заметил Глогорог. — Но прости, я сомневаюсь. Ты должен понять, ты всегда был опасной штучкой.
   — Прекрасно понимаю, — прогромыхал Стегоман. — Но если ты сомневаешься, смотри!
   Он взмыл вверх, выдохнув огонь, очертив им широкий полукруг на небе, потом спиралью пошел все выше и выше, оставляя за собой огненный след.
   Мэт сделал глубокий вдох и скрестил пальцы. Демонстрации не доводят до добра.
   Но это была не демонстрация, а очевидность. Стегоман вырубил свою паяльную лампу и камнем пролетел сквозь огненную гаснущую спираль, громко щелкнул крыльями, снова раскрывая их, и выкрикнул:
   — Посмотри на меня — я совершенно трезв! — И он закружил, грациозно извиваясь в воздухе.
   Мэт смотрел, завороженный красотой его полета. Глогорог воскликнул:
   — Да это же танец победы! И честной победы — ибо ты выделываешь все коленца без малейшей погрешности.
   Стегоман подлетел к нему поближе.
   — Ну что, больше не сомневаешься?
   — Конечно, нет! Но как это вышло, Стегоман? Больше века длилось твое падение, а вылечился ты в считанные годы!
   Стегоман так и расплылся в улыбке.
   — Я не сам, я тебе уже говорил, это все наш маг. Сколько мы знакомы, он не унизил меня ни словом жалости. Нет, для этого он слишком благороден. Он — лорд по манерам и по званию, а сколь учен — просто кладезь премудрости! Он пропел один коротенький стишок — и крылья снова зашумели надо мной. Потом вместе с ним мы побеждали чудовище за чудовищем — и даже, о, Глогорог, дух во мне ликует — даже саламандру!
   — Ну да! — Глогорога отнесло в сторону на двадцать футов. — Саламандру? Это уже слишком! Как может дракон встретить родительницу нашей природы и после этого остаться в живых и даже рассказывать о ней?
   — Это все его, мага, властью, — сказал Стегоман. — Я сбил ее в воздухе зубами и клыками. Она стала падать и слишком поздно заметила, что падает в реку. Ух, какой это был всплеск! Жидкая стихия одолела огненную, саламандра лежала поверженная, растерявшая свой огонь. И это все властью мага!
   — Да он и в самом деле кудесник, если своей силой — через тебя — одолел саламандру! Где он живет?
   — У него пока нет дома, — отвечал Стегоман, — ибо он сражается за принцессу Алисанду, помогает ей освободить страну от подлого Малинго и Астольфа. Вон он стоит там, внизу, во всем блеске серебра: рыцарь, лорд — и маг!
   Глогорог с почтением взглянул вниз, увидел Мэта и быстро отвел глаза.
   — Что-то уж он больно хлипкий и не выше, чем любой другой из их бескрылого народа. Но у меня нет причин не доверять твоим словам.
   Он снова перевел глаза на Мэта и снизился на расстояние двадцати футов от земли.
   — Великий маг! Благодарю тебя из самой глубины драконова сердца! Если мы могли бы когда-нибудь тебе помочь, рассчитывай на нас! Все драконово царство встанет за тебя, ибо ты вернул нам одного из заблудших.
   — Э-э... хм-м... — сказал Мэт, — я просто помогал другу.
   — Нет уж, позволь тогда я скажу за тебя, — прогремел Стегоман. — Мы идем на колдуна и его пешку Астольфа, добрый Глогорог, и идем одни, без войска. Мы принимаем любую помощь — и без промедления! Обратись к старейшинам и к Совету. Попроси, чтобы меня приняли обратно в общество, и расскажи им о деяниях мага! Затем, если они согласятся исполнить долг по отношению к соплеменнику, попроси, чтобы нам помогли немедля — мне и этому великому человеку, которому я принес присягу на верность!
   — Будет исполнено! — Глогорог пошел вверх по широкой спирали. — Я изложу дело перед старейшинами еще до полуночи и попрошу у них помощи. Некоторые — мои должники по ратным делам, некоторые — твои должники по крови.
   — Взывай к их чувству долга, — согласился Стегоман. — Взывай к их чести. Всеми способами заполучи и приведи сюда завтра же! Собирается буря, разразиться она может в любую минуту.
   Глогорог повернулся и, паря, прокричал:
   — Да, мы тоже чувствовали, что какие-то великие силы собираются и закипают вокруг нас. Но не хотели ничего предпринимать: мы не знали, на чьей стороне нам быть, и опасались, что необдуманные действия принудят нас снова сражаться за каждую пядь наших высоких гор!
   — Сражайтесь сейчас, пока у вас есть союзники! — крикнул ему Мэт.
   Глогорог кивнул с высоты.
   — Я протрублю о том повсюду. Если старейшины не снарядят войско, по крайней мере я сам прилечу к вам на помощь и, можете не сомневаться, приведу команду здоровых молодых драконов!
   — Благодарность тебе и мое благословение! — проводил его Стегоман.
   — И мое тоже! — поддержал его Мэт. Глогорог перелетел через горную вершину и исчез. Стегоман спиралью пошел вниз, вычертил дугу над долиной, потом приземлился рядом с Мэтом и шумно сложил крылья.
   — Дело сделано! У меня сердце так и поет! Неужели я снова полечу в родные горы?
   — Да, как будто бы у Глогорога было не много возражений против этого. — Мэт поднял забрало, снял латунную рукавицу л вытер пот со лба. — Твой народ, надеюсь, не слишком мешкает, принимая решения?
   — А зачем? — спросил дракон. — Действуй, и если увидишь, что промахнулся, действуй снова, чтобы все исправить.
   — А рассуждения оставь начальству, да? — Мэт одобрительно кивнул. — Но, кажется, ты сам дал маху, расхваливая мои достоинства.
   Дракон смерил его горящими глазами.
   — Ничего подобного, — сказал он. — Когда ты это поймешь?
   Мэт не знал: у него разыгралось воображение или Алисанда на самом деле весь день избегает его? Чтобы выяснить это, он за обедом сел рядом с ней.