Будет ли достаточно, если мой отец позвонит вам и подтвердит мою платежеспособность?
— Так ты действительно хочешь держать пари?
— На десять тысяч долларов? В присутствии этих свидетелей?
— Ладно, согласен. Если отец даст гарантию, тогда по рукам.
Клайд повернулся и вышел, ни с кем не попрощавшись. Бронсон отставил свой бокал и последовал за приятелем. Нэнси, хоть и была очень встревожена, задержалась, чтобы немного сгладить впечатление от невоспитанности своих спутников.
— Тут попахивает чем-то скверным, — задумчиво произнесла Лили Роуэн. Она мне указала на место рядом с собой, где сидел раньше Джимми Пратт. — Сядьте сюда, Эскамильо, и поведайте мне, что произойдет дальше.
Я встал, со свойственной мне грацией подошел к ней, сел, завладел ее левой рукой и внимательно уставился на ладонь.
— Дело будет так, — начал я. — Вы будете счастливы, но однажды, путешествуя под водой, натолкнетесь на лысого мужчину, сидящего среди водорослей. Вы подумаете, что это водяной царь, но он заговорит с вами по-русски. Вам покажется, что вы поняли, о чем он говорит, но через некоторое время вы, к своему великому ужасу, поймете, что ошиблись. Дайте-ка мне другую руку для сравнения.
Тем временем Джимми Пратт страстно убеждал в чем-то своего дядю:
— Вы позволили ему разговаривать с вами в таком тоне?! Мне хотелось ударить его! И я бы его ударил…
— Ладно, Джимми, — примирительно поговорил Пратт. — Ты бы не посмел поднять руку на Осгуда. Успокойся, мой мальчик. Кстати, если ты так агрессивно настроен, не согласишься ли помочь нам постеречь быка? Боюсь, что нам придется не спускать с него глаз этой ночью.
— Вообще-то, дядя… — замялся Джимми. — Дело в том… Я уже говорил, что не одобряю этого. Такой бык… Как-никак чемпион…
— Значит, ты не хочешь там подежурить?
— Я бы не хотел в этом участвовать, дядя Том.
— Ну, ладно. Надеюсь, что мы и сами справимся. Как вы считаете, мистер Вульф, имею я право съесть собственного быка?
Вульф пустился в пространные философские рассуждения о писаных и неписаных законах, духовной ответственности и бычьей генеалогии. Он говорил возвышенно и страстно, и всем присутствующим начало казаться странным, что некоторое время назад они могли волноваться из-за таких пустяков, как ссора Пратта с Осгудом, или какие-то бифштексы из Цезаря, или пари на десять тысяч долларов. Закончив свой монолог, Вульф обратился ко мне с предложением: поскольку мы приняли любезное приглашение мистера Пратта отужинать с ним, нам не мешало бы переодеться, для чего следовало достать из машины багаж. Джимми предложил было свои услуги, но Каролина сказала, что это должна сделать она, так как ей предстояло отвезти нас в Кроуфилд. Я последовал за ней к машине. Увидев поодаль, поддеревьями, кучу земли, на которой лежали кирки и лопаты, я остановился. Я заметил ее еще тогда, когда нас везли к дому, но не знал, для чего она предназначена.
— Там яма, где будут жарить быка? — осведомился я. Каролина кивнула.
— Ужасно, конечно, но я не могу придумать подходящей отговорки, чтобы отказаться от дядиного приглашения участвовать в этом пиршестве. Залезайте в машину.
Когда мы выехали на дорогу, я спросил:
— Не мое это дело, но зачем все это понадобилось — для рекламы или чтобы утереть нос Осгуду-старшему?
— Не знаю… Мне надо подумать.
Я замолчал. Минуту спустя мы достигли места аварии. Каролина развернула свою машину перед останками нашей. Я выбрался наружу.
Деревья и телеграфные столбы, озаренные последними лучами заходящего солнца, отбрасывали длинные тени на зеленый ковер пастбища. На другом конце пастбища я увидел Монта Макмиллана, который внимательно смотрел в нашу сторону. Возле валуна величественной поступью прогуливался бык, выглядевший еще крупнее, чем прежде. Теперь, когда мне не грозила опасность, Цезарь казался красавцем.
Перетащив два чемодана, два саквояжа, опрыскиватель и корзины с цветами, я снова запер машину, в последний раз взглянул на быка, которого скоро должны были зажарить и подать на стол порциями по 450 долларов каждая, и занял свое место рядом с мисс Пратт. Я по-прежнему молчал, ожидая, пока она заговорит, и, наконец, дождался.
— Я хочу сказать вам, о чем я думала.
Я вежливо кивнул.
— Я думала о Лили Роуэн.
— Она зовет меня Эскамильо. Рассказала, что вы собираетесь завтра на ярмарку, и предложила мне пообедать с ней.
— И что вы ответили?
— Сказал, что не могу, так как не умею вести себя за столом. А на самом деле я просто не люблю кормить других за свой счет.
Каролина фыркнула.
— Она не собиралась кормиться за ваш счет. Она бы сама заплатила. Лили очень богата. Но она — вампир. Она очень опасна.
— Вы имеете в виду именно то, что она впивается людям в горло и пьет их кровь?
— Я имею в виду именно то, что сказала. Раньше разговоры об опасных женщинах я считала романтическими бреднями. Но Лили Роуэн действительно опасная женщина. Если бы не ее лень, я затрудняюсь даже сказать, скольких мужчин она могла бы погубить. Я знаю троих, которых она свела с ума. Вы видели Клайда Осгуда. Он, конечно, не Адонис, но по-своему довольно красив, Ему двадцать шесть лет, как и мне. Многие поколения Осгудов владели этой землей, да и сейчас у них несколько тысяч акров. После окончания колледжа Клайд обосновался здесь и вел дела своего отца, который занимался политикой. Говорят, Клайд неплохо справлялся. Но два года назад он познакомился в Нью-Йорке с Лили Роуэн, и она вскружила ему голову. Она не впилась ему в горло, а просто проглотила его со всеми потрохами. А прошлой весной выплюнула. Это звучит не слишком красиво, но разве можно красиво описать поведение жабы? Клайд с тех пор не возвращался сюда. Он слонялся по Нью-Йорку, пытаясь увидеть ее или заставить себя не искать с ней встреч. Не знаю, зачем он оказался здесь. Возможно, узнал, что она приехала.
— Вы думали об этом? — спросил я, — Нет, это только ключ к пониманию остального. — Она оценивающе посмотрела на меня. — Вы ведь детектив?
— Да, это моя работа.
— И вы… можете хранить тайну?
— Конечно, если это тайна.
— Так вот, Лили Роуэн пытается завлечь моего брата.
— Ну и что? — я удивленно приподнял брови.
— Я не хочу, чтобы она его окрутила. Он пока еще не поддается, но… Я надеялась, что у него хватит здравого смысла, однако, видимо, ошиблась. К тому же я думала, что он влюблен в Нэнси Осгуд.
А месяц назад Лили Роуэн начала завлекать его в свои сети. И Джимми… Даже Джимми наверняка не устоит перед ней. Черт бы ее побрал! И как это у нее получается?
— Не знаю. Но могу спросить.
— Я не шучу. Она же погубит его!
— Я и не воспринял это как шутку. Просто вы задали глупый вопрос. К тому же ее пребывание здесь… Зачем вы ее пригласили?
— Я думала, что если он увидит ее здесь, в провинции, то одумается. Но ошиблась… Я поежился.
— Хоть я и хороший детектив, но расследовать здесь нечего. Это как раз один из тех случаев, которые мой шеф относит к категории семейных дел, и помочь тут можно, либо отправив вашего братца в Австралию за шнурками для ботинок, либо перерезав Лили горло.
— Это я могла бы и сама — перерезать ей горло. Но, быть может, есть другой выход. Про это я и думала. Она кое-что про вас сказала, пока вы были наверху. Это и натолкнуло меня на одну мысль…
— Что же она сказала?
— Не могу повторить.
— Что-нибудь личное?
— Весьма.
— А что именно?
— Говорю же, что не могу повторить. Но это и то, что она попросила вас пообедать с ней… Я думаю, вы смогли бы отвлечь ее от Джимми. Если, конечно, позволите ей играть активную роль, как она привыкла. Что-то в вас ее привлекло, я поняла это с того момента, как она назвала вас Эскамильо.
— Продолжайте.
— Это все. Разве только… Я не прошу вас об одолжении. Пусть это будет деловое соглашение. Пришлите мне счет, и я его оплачу.
Только если он окажется слишком велик, мне придется выплачивать по частям.
— Понятно. Я притворюсь невинным сосунком, позволю ей погубить меня и затем пришлю вам счет.
— Уверяю вас, это не шутка. Все, что угодно, но только не шутка.
Могу я рассчитывать на вашу помощь? Выпятив губу, я испытующе посмотрел на нее.
— Послушайте, я все-таки считаю, что это шутка. Допустим даже, что она действительно погубит его. Мне кажется, если он попадет в ад, то непременно оттуда выберется. Ни один мужчина еще не оказывался в аду из-за женщины, если он сам того не желал. Вы хотите меня нанять, чтобы избавить вашего братца от Лили. Но я не могу взяться за самостоятельное дело, ведь я нахожусь на жалованьи у Ниро Вульфа. Учитывая ваше беспокойство, я готов пойти вам навстречу: я пообедаю с ней завтра при условии, что вы оплатите счет. Вам это обойдется доллара в два, а я обязуюсь рассказать все в мельчайших подробностях.
— И все-таки это не шутка, — отрывисто бросила она. — Два доллара вы получите, когда мы вернемся домой. — И она повернула ключ зажигания.
Конечно, не мешало бы отдохнуть часок перед ужином, но я, по-видимому, не заслужил такого счастья. Выгрузив корзины с орхидеями, я перенес их в ванную, затем втащил наверх чемоданы и, наконец, сходил за саквояжами.
Войдя в комнату и услышав доносившийся из ванной шум, я поставил саквояжи на пол и отправился выяснять, в чем дело. Оказалось, Вульф, подняв крышки корзин, смотрит, не требуют ли цветы немедленной поливки. Я сказал, что, на мой взгляд, они выгладят превосходно, с чем Вульф согласился. Затем я высказал еще одно соображение: поскольку наши рубашки и галстуки, наряду с прочими принадлежностями, находятся в чемоданах, саквояжи распаковывать ни к чему, хотя я их и принес.
Не удостоив меня взгляд ом он проронил:
— По-моему, лучше распаковать все вещи.
— Все? — изумился я.
— Да.
— Вы хотите сказать, чтобы я все вынул?
— Да.
— Чтобы после ужина запихнуть все обратно?
— Нет. Мы остаемся ночевать здесь.
Я хотел было отпустить по этому поводу язвительное замечание, так как, будучи натурой методичной, люблю, чтобы все шло по плану, но сообразил, что остаться здесь нам выгоднее, чем в Кроуфилде, который кишит охотниками завладеть нашим номером в гостинице. С другой стороны, я сознавал, насколько не правильно было бы потакать самолюбию Вульфа, соглашаясь с ним, и поэтому молча вернулся в спальню и начал колдовать над чемоданами. Вскоре Вульф пришел в комнату, снял пиджак и жилет, бросил их на одну из кроватей и принялся расстегивать рубашку.
— Как вам удалось добиться, чтобы мистер Пратт пригласил вас?
Использовали свое обаяние? — вкрадчиво спросил я.
— Я его не вынуждал. К тому же мы не гости. Мистер Пратт был очень рад принять мое предложение.
— О! — Я круто повернулся к нему, держа в руках охапку носков и носовых платков. — Ваше предложение?
— Да. Буду с тобой до конца откровенен, Арчи. Ведь я мог бы сказать, что предложение исходило от меня. Учитывая его затруднительное положение, вполне естественно было отплатить ему за гостеприимство. Он сразу же согласился и предложил условия работы, которые показались мне подходящими.
— Понимаю, — сказал я, по-прежнему не выпуская из рук предметы одежды Вульфа. — Что же это за работа, хотелось бы мне знать?
— Не слишком прибыльная, но и не трудная — вести наблюдение.
— Так я и думал. — Открыв ящик комода, я сунул туда носки и платки. Я стоял и наблюдал, как Вульф вылезает из рубашки, которая протестующе трещит по всем швам. — Я заподозрил это в то мгновение, когда вы велели распаковать чемоданы. Что ж, хоть какое-то разнообразие. Патрулировать пастбище. Быть телохранителем быка. Что ж, вы прекрасно выспитесь сегодня, ведь вам ни с кем не придется делить эту чудесную комнату.
— Не дерзи, Арчи. конечно, это будет скучно для такого непоседливого человека, как ты…
— Скучно? — Я замахал рукой. — Что вы! Скучать одному в ночи, поверяя свои тайны звездам? Вы меня плохо знаете. Я буду задыхаться от счастья, сознавая, что мое бдение позволит наслаждаться сном в этой прекрасной постели… И еще рассвет! Мистер Вульф, я обожаю встречать рассветы!
— Ты не увидишь рассвета.
— Черта с два! Разве что меня пристрелит Клайд. Или бык подцепит на рога.
— Ни то, ни другое. Я уже обо всем договорился с мистером Праттом и мистером Макмилланом. Тот человек, по имени Дейв, будет сторожить, пока мы ужинаем. В восемь тридцать ты его сменишь, а в час тебя сменит мистер Макмиллан. Ты и дома часто ложишься в такое время. Только будь потише, когда придешь. Я не привык, чтобы меня будили.
— Ладно. — Я снова полез в чемодан и достал Вульфу свежую рубашку. — Но будь я проклят, если потерплю рядом с собой дробовик этого Дейва. Я улажу это с Макмилланом. Кстати, я тоже подрядился на одну работенку. Не очень прибыльную. Я получу два доллара в качестве гонорара, но их поглотят расходы. Клиент — мисс Каролина Пратт.
— Не дури, — пробормотал Вульф.
— Истинная правда. Она заплатила мне два доллара, чтобы я спас ее брата от участи, что страшнее смерти. До чего все-таки здорово быть детективом! Половину ночи нянчить быка, чтобы на следующий день пасть жертвой блондинки. Гляньте, здесь оторвана пуговица — придется послать телеграмму Фрицу.
Глава 4
— Так ты действительно хочешь держать пари?
— На десять тысяч долларов? В присутствии этих свидетелей?
— Ладно, согласен. Если отец даст гарантию, тогда по рукам.
Клайд повернулся и вышел, ни с кем не попрощавшись. Бронсон отставил свой бокал и последовал за приятелем. Нэнси, хоть и была очень встревожена, задержалась, чтобы немного сгладить впечатление от невоспитанности своих спутников.
— Тут попахивает чем-то скверным, — задумчиво произнесла Лили Роуэн. Она мне указала на место рядом с собой, где сидел раньше Джимми Пратт. — Сядьте сюда, Эскамильо, и поведайте мне, что произойдет дальше.
Я встал, со свойственной мне грацией подошел к ней, сел, завладел ее левой рукой и внимательно уставился на ладонь.
— Дело будет так, — начал я. — Вы будете счастливы, но однажды, путешествуя под водой, натолкнетесь на лысого мужчину, сидящего среди водорослей. Вы подумаете, что это водяной царь, но он заговорит с вами по-русски. Вам покажется, что вы поняли, о чем он говорит, но через некоторое время вы, к своему великому ужасу, поймете, что ошиблись. Дайте-ка мне другую руку для сравнения.
Тем временем Джимми Пратт страстно убеждал в чем-то своего дядю:
— Вы позволили ему разговаривать с вами в таком тоне?! Мне хотелось ударить его! И я бы его ударил…
— Ладно, Джимми, — примирительно поговорил Пратт. — Ты бы не посмел поднять руку на Осгуда. Успокойся, мой мальчик. Кстати, если ты так агрессивно настроен, не согласишься ли помочь нам постеречь быка? Боюсь, что нам придется не спускать с него глаз этой ночью.
— Вообще-то, дядя… — замялся Джимми. — Дело в том… Я уже говорил, что не одобряю этого. Такой бык… Как-никак чемпион…
— Значит, ты не хочешь там подежурить?
— Я бы не хотел в этом участвовать, дядя Том.
— Ну, ладно. Надеюсь, что мы и сами справимся. Как вы считаете, мистер Вульф, имею я право съесть собственного быка?
Вульф пустился в пространные философские рассуждения о писаных и неписаных законах, духовной ответственности и бычьей генеалогии. Он говорил возвышенно и страстно, и всем присутствующим начало казаться странным, что некоторое время назад они могли волноваться из-за таких пустяков, как ссора Пратта с Осгудом, или какие-то бифштексы из Цезаря, или пари на десять тысяч долларов. Закончив свой монолог, Вульф обратился ко мне с предложением: поскольку мы приняли любезное приглашение мистера Пратта отужинать с ним, нам не мешало бы переодеться, для чего следовало достать из машины багаж. Джимми предложил было свои услуги, но Каролина сказала, что это должна сделать она, так как ей предстояло отвезти нас в Кроуфилд. Я последовал за ней к машине. Увидев поодаль, поддеревьями, кучу земли, на которой лежали кирки и лопаты, я остановился. Я заметил ее еще тогда, когда нас везли к дому, но не знал, для чего она предназначена.
— Там яма, где будут жарить быка? — осведомился я. Каролина кивнула.
— Ужасно, конечно, но я не могу придумать подходящей отговорки, чтобы отказаться от дядиного приглашения участвовать в этом пиршестве. Залезайте в машину.
Когда мы выехали на дорогу, я спросил:
— Не мое это дело, но зачем все это понадобилось — для рекламы или чтобы утереть нос Осгуду-старшему?
— Не знаю… Мне надо подумать.
Я замолчал. Минуту спустя мы достигли места аварии. Каролина развернула свою машину перед останками нашей. Я выбрался наружу.
Деревья и телеграфные столбы, озаренные последними лучами заходящего солнца, отбрасывали длинные тени на зеленый ковер пастбища. На другом конце пастбища я увидел Монта Макмиллана, который внимательно смотрел в нашу сторону. Возле валуна величественной поступью прогуливался бык, выглядевший еще крупнее, чем прежде. Теперь, когда мне не грозила опасность, Цезарь казался красавцем.
Перетащив два чемодана, два саквояжа, опрыскиватель и корзины с цветами, я снова запер машину, в последний раз взглянул на быка, которого скоро должны были зажарить и подать на стол порциями по 450 долларов каждая, и занял свое место рядом с мисс Пратт. Я по-прежнему молчал, ожидая, пока она заговорит, и, наконец, дождался.
— Я хочу сказать вам, о чем я думала.
Я вежливо кивнул.
— Я думала о Лили Роуэн.
— Она зовет меня Эскамильо. Рассказала, что вы собираетесь завтра на ярмарку, и предложила мне пообедать с ней.
— И что вы ответили?
— Сказал, что не могу, так как не умею вести себя за столом. А на самом деле я просто не люблю кормить других за свой счет.
Каролина фыркнула.
— Она не собиралась кормиться за ваш счет. Она бы сама заплатила. Лили очень богата. Но она — вампир. Она очень опасна.
— Вы имеете в виду именно то, что она впивается людям в горло и пьет их кровь?
— Я имею в виду именно то, что сказала. Раньше разговоры об опасных женщинах я считала романтическими бреднями. Но Лили Роуэн действительно опасная женщина. Если бы не ее лень, я затрудняюсь даже сказать, скольких мужчин она могла бы погубить. Я знаю троих, которых она свела с ума. Вы видели Клайда Осгуда. Он, конечно, не Адонис, но по-своему довольно красив, Ему двадцать шесть лет, как и мне. Многие поколения Осгудов владели этой землей, да и сейчас у них несколько тысяч акров. После окончания колледжа Клайд обосновался здесь и вел дела своего отца, который занимался политикой. Говорят, Клайд неплохо справлялся. Но два года назад он познакомился в Нью-Йорке с Лили Роуэн, и она вскружила ему голову. Она не впилась ему в горло, а просто проглотила его со всеми потрохами. А прошлой весной выплюнула. Это звучит не слишком красиво, но разве можно красиво описать поведение жабы? Клайд с тех пор не возвращался сюда. Он слонялся по Нью-Йорку, пытаясь увидеть ее или заставить себя не искать с ней встреч. Не знаю, зачем он оказался здесь. Возможно, узнал, что она приехала.
— Вы думали об этом? — спросил я, — Нет, это только ключ к пониманию остального. — Она оценивающе посмотрела на меня. — Вы ведь детектив?
— Да, это моя работа.
— И вы… можете хранить тайну?
— Конечно, если это тайна.
— Так вот, Лили Роуэн пытается завлечь моего брата.
— Ну и что? — я удивленно приподнял брови.
— Я не хочу, чтобы она его окрутила. Он пока еще не поддается, но… Я надеялась, что у него хватит здравого смысла, однако, видимо, ошиблась. К тому же я думала, что он влюблен в Нэнси Осгуд.
А месяц назад Лили Роуэн начала завлекать его в свои сети. И Джимми… Даже Джимми наверняка не устоит перед ней. Черт бы ее побрал! И как это у нее получается?
— Не знаю. Но могу спросить.
— Я не шучу. Она же погубит его!
— Я и не воспринял это как шутку. Просто вы задали глупый вопрос. К тому же ее пребывание здесь… Зачем вы ее пригласили?
— Я думала, что если он увидит ее здесь, в провинции, то одумается. Но ошиблась… Я поежился.
— Хоть я и хороший детектив, но расследовать здесь нечего. Это как раз один из тех случаев, которые мой шеф относит к категории семейных дел, и помочь тут можно, либо отправив вашего братца в Австралию за шнурками для ботинок, либо перерезав Лили горло.
— Это я могла бы и сама — перерезать ей горло. Но, быть может, есть другой выход. Про это я и думала. Она кое-что про вас сказала, пока вы были наверху. Это и натолкнуло меня на одну мысль…
— Что же она сказала?
— Не могу повторить.
— Что-нибудь личное?
— Весьма.
— А что именно?
— Говорю же, что не могу повторить. Но это и то, что она попросила вас пообедать с ней… Я думаю, вы смогли бы отвлечь ее от Джимми. Если, конечно, позволите ей играть активную роль, как она привыкла. Что-то в вас ее привлекло, я поняла это с того момента, как она назвала вас Эскамильо.
— Продолжайте.
— Это все. Разве только… Я не прошу вас об одолжении. Пусть это будет деловое соглашение. Пришлите мне счет, и я его оплачу.
Только если он окажется слишком велик, мне придется выплачивать по частям.
— Понятно. Я притворюсь невинным сосунком, позволю ей погубить меня и затем пришлю вам счет.
— Уверяю вас, это не шутка. Все, что угодно, но только не шутка.
Могу я рассчитывать на вашу помощь? Выпятив губу, я испытующе посмотрел на нее.
— Послушайте, я все-таки считаю, что это шутка. Допустим даже, что она действительно погубит его. Мне кажется, если он попадет в ад, то непременно оттуда выберется. Ни один мужчина еще не оказывался в аду из-за женщины, если он сам того не желал. Вы хотите меня нанять, чтобы избавить вашего братца от Лили. Но я не могу взяться за самостоятельное дело, ведь я нахожусь на жалованьи у Ниро Вульфа. Учитывая ваше беспокойство, я готов пойти вам навстречу: я пообедаю с ней завтра при условии, что вы оплатите счет. Вам это обойдется доллара в два, а я обязуюсь рассказать все в мельчайших подробностях.
— И все-таки это не шутка, — отрывисто бросила она. — Два доллара вы получите, когда мы вернемся домой. — И она повернула ключ зажигания.
Конечно, не мешало бы отдохнуть часок перед ужином, но я, по-видимому, не заслужил такого счастья. Выгрузив корзины с орхидеями, я перенес их в ванную, затем втащил наверх чемоданы и, наконец, сходил за саквояжами.
Войдя в комнату и услышав доносившийся из ванной шум, я поставил саквояжи на пол и отправился выяснять, в чем дело. Оказалось, Вульф, подняв крышки корзин, смотрит, не требуют ли цветы немедленной поливки. Я сказал, что, на мой взгляд, они выгладят превосходно, с чем Вульф согласился. Затем я высказал еще одно соображение: поскольку наши рубашки и галстуки, наряду с прочими принадлежностями, находятся в чемоданах, саквояжи распаковывать ни к чему, хотя я их и принес.
Не удостоив меня взгляд ом он проронил:
— По-моему, лучше распаковать все вещи.
— Все? — изумился я.
— Да.
— Вы хотите сказать, чтобы я все вынул?
— Да.
— Чтобы после ужина запихнуть все обратно?
— Нет. Мы остаемся ночевать здесь.
Я хотел было отпустить по этому поводу язвительное замечание, так как, будучи натурой методичной, люблю, чтобы все шло по плану, но сообразил, что остаться здесь нам выгоднее, чем в Кроуфилде, который кишит охотниками завладеть нашим номером в гостинице. С другой стороны, я сознавал, насколько не правильно было бы потакать самолюбию Вульфа, соглашаясь с ним, и поэтому молча вернулся в спальню и начал колдовать над чемоданами. Вскоре Вульф пришел в комнату, снял пиджак и жилет, бросил их на одну из кроватей и принялся расстегивать рубашку.
— Как вам удалось добиться, чтобы мистер Пратт пригласил вас?
Использовали свое обаяние? — вкрадчиво спросил я.
— Я его не вынуждал. К тому же мы не гости. Мистер Пратт был очень рад принять мое предложение.
— О! — Я круто повернулся к нему, держа в руках охапку носков и носовых платков. — Ваше предложение?
— Да. Буду с тобой до конца откровенен, Арчи. Ведь я мог бы сказать, что предложение исходило от меня. Учитывая его затруднительное положение, вполне естественно было отплатить ему за гостеприимство. Он сразу же согласился и предложил условия работы, которые показались мне подходящими.
— Понимаю, — сказал я, по-прежнему не выпуская из рук предметы одежды Вульфа. — Что же это за работа, хотелось бы мне знать?
— Не слишком прибыльная, но и не трудная — вести наблюдение.
— Так я и думал. — Открыв ящик комода, я сунул туда носки и платки. Я стоял и наблюдал, как Вульф вылезает из рубашки, которая протестующе трещит по всем швам. — Я заподозрил это в то мгновение, когда вы велели распаковать чемоданы. Что ж, хоть какое-то разнообразие. Патрулировать пастбище. Быть телохранителем быка. Что ж, вы прекрасно выспитесь сегодня, ведь вам ни с кем не придется делить эту чудесную комнату.
— Не дерзи, Арчи. конечно, это будет скучно для такого непоседливого человека, как ты…
— Скучно? — Я замахал рукой. — Что вы! Скучать одному в ночи, поверяя свои тайны звездам? Вы меня плохо знаете. Я буду задыхаться от счастья, сознавая, что мое бдение позволит наслаждаться сном в этой прекрасной постели… И еще рассвет! Мистер Вульф, я обожаю встречать рассветы!
— Ты не увидишь рассвета.
— Черта с два! Разве что меня пристрелит Клайд. Или бык подцепит на рога.
— Ни то, ни другое. Я уже обо всем договорился с мистером Праттом и мистером Макмилланом. Тот человек, по имени Дейв, будет сторожить, пока мы ужинаем. В восемь тридцать ты его сменишь, а в час тебя сменит мистер Макмиллан. Ты и дома часто ложишься в такое время. Только будь потише, когда придешь. Я не привык, чтобы меня будили.
— Ладно. — Я снова полез в чемодан и достал Вульфу свежую рубашку. — Но будь я проклят, если потерплю рядом с собой дробовик этого Дейва. Я улажу это с Макмилланом. Кстати, я тоже подрядился на одну работенку. Не очень прибыльную. Я получу два доллара в качестве гонорара, но их поглотят расходы. Клиент — мисс Каролина Пратт.
— Не дури, — пробормотал Вульф.
— Истинная правда. Она заплатила мне два доллара, чтобы я спас ее брата от участи, что страшнее смерти. До чего все-таки здорово быть детективом! Половину ночи нянчить быка, чтобы на следующий день пасть жертвой блондинки. Гляньте, здесь оторвана пуговица — придется послать телеграмму Фрицу.
Глава 4
Поверить звездам свои тайны мне не удалось. Еще до захода солнца начали сгущаться тучи, и к половине девятого наступила кромешная тьма. Вооружившись фонариком и основательно набив желудок вкусной пищей, — конечно, не такой, как у Фрица Бреннера, но во много раз вкусней той, что подают в праттериях, — я покинул общество, когда все еще потягивали кофе, и отправился на дежурство. Миновав огород, я заметил Дейва. Он сидел на перевернутом бочонке и судорожно сжимал в руках дробовик.
— Все в порядке, — объявил я, выключая фонарик, чтобы не расходовать батарейки. — Ты, должно быть, уже предвкушаешь ужин?
— Нет, — ответил он. — Я не ем так поздно. Я поел мяса с картошкой в шесть часов. Зато я плотно завтракаю.
— Очень интересно. А где бык?
— Последние полчаса я его не видел. Но он был вон там, за большим деревом. И почему они не хотят его привязать, ума не приложу.
— Пратт объяснил, что в первую ночь быка привязали, но он так ревел, что не давал никому спать. Дейв хмыкнул.
— Ну и пусть бы себе ревел.
Решив поискать быка, — это все же лучше, чем торчать на одном месте, — я пошел вдоль забора к воротам, через которые мы въехали, когда спасали Вульфа. Да, ночка и впрямь выдалась темная. Пройдя ярдов тридцать, я посветил на пастбище, но быка не было видно.
Пройдя мимо ворот, я, наконец, увидел его. Он не лежал на траве, как ему, по моему мнению, полагалось, а стоял, уставившись на луч фонарика. Он был огромный, как слон. Я крикнул ему: «Все в порядке, дружище, это я, Арчи, не волнуйся!» — и с этими словами повернулся и отправился обратно»
Я считал, что скорее Цезарь начнет давать молоко, чем его похитят. Тем не менее, раз уж мне выпало дежурить до часа ночи, я решил проявлять бдительность на случай, если какой-нибудь болван все-таки решится сюда сунуться. Украсть быка можно было только через ворота, а для этой цели лучше подходили боковые. Туда я и побрел, придерживаясь рукой забора. Конечно, куда проще было бы пройти напрямик через пастбище. В такой темноте Цезарю вряд ли снова захочется поиграть со мной в пятнашки, но все же…
За огородом, ярдах в двухстах, виднелись освещенные окна дома.
Дойдя до угла забора, я повернул налево и не успел глазом моргнуть, как очутился в зарослях шиповника. Десять минут спустя я уже проходил мимо нашей машины, по-прежнему уютно уткнувшейся в дерево.
Вот, наконец, и ворота. Я оседлал забор и посветил на пастбище, но свет фонарика не достал до быка. И я его выключил.
Если долго живешь в деревне, то знаешь все ночные звуки. Мне же все было внове — каждый звук вызывал естественное любопытство.
Сверчки и кузнечики в счет не идут, но когда что-то шуршит в траве, интересно узнать, что это такое. Что-то зашуршало на дереве, за дорогой. Зашумела листва, затем все замерло и вновь зашумело. «Может быть, сова — решил я, — или какой-то безвредный зверек. Фонарик все равно не достанет».
Так я просидел с полчаса, когда услышал другой звук, на этот раз со стороны машины. Как будто ударилось что-то тяжелое. Я посветил фонариком, сначала ничего не увидел, но потом разглядел за машиной что-то белое. Я хотел было крикнуть, но сдержался, погасил фонарик, спрыгнул с забора и отскочил в сторону. Могло статься, что Гернсейская лига подослала парочку отчаянных парней или сам Клайд Осгуд оказался отчаянным. Я осторожно приблизился к машине, обошел ее сзади и ухватился за чье-то плечо.
Владелец плеча взвизгнул, дернулся и возмущенно вскрикнул:
— Эй! Больно ведь!
Я включил фонарик, разжал пальцы и отступил.
— Ради Бога, — сердито сказал я, — только не говорите мне, что вас обуревают нежные чувства к Цезарю.
Закутанная в темный платок поверх светлого платья, в котором она была за ужином, Лили Роуэн встала, потирая плечо.
— Если бы я не натолкнулась на крыло вашей машины, — заявила она, — вы бы и не догадались, что я здесь, и я бы вас напугала до смерти.
— Замечательно. А зачем?
— Черт побери, вы мне вывихнули плечо.
— Я вообще зверь. Как вы сюда попали?
— Пешком. Вышла прогуляться. Я не ожидала, что так темно, думала, что глаза привыкнут. У меня зрение как у кошки, но такого мрака я не припомню. Это ваше лицо? Стойте спокойно.
Она дотронулась до моей щеки. Сперва я решил, что она царапнет, но прикосновение оказалось нежным. Когда же я почувствовал, что ее пальцы начинают ласкать мое лицо, я отшатнулся:
— Не надо! Я боюсь щекотки. Она расхохоталась.
— Я хотела удостовериться, что это ваше лицо. Вы будете завтра обедать со мной?
— Да.
— В самом деле? — В ее голосе звучало удивление.
— Конечно. Точнее, вы можете пообедать со мной. Вы мне представляетесь довольной занятной особой. Почему бы не потратить на вас немного времени, как на игрушку, которую можно выкинуть, когда натешишься? Больше ни для чего женщины мне не нужны, потому что все мои помыслы сосредоточены на собственной карьере. Моя мечта — стать полисменом.
— Боже! Значит, мы еще должны быть вам благодарны за то, что вы уделяете нам хоть какое-то внимание? Давайте посидим немного в машине.
— Она заперта, а ключа у меня нет. К тому же сидя я мог бы заснуть, а это мне не полагается — я охраняю быка. Поэтому вам лучше уйти. Я обещал держать ухо востро.
— Чушь! — Обогнув машину, она села. — Идите сюда и дайте мне сигарету. Клайд Осгуд потерял голову и поэтому свалял дурака. Что может случиться с быком, если здесь всего двое ворот, из которых одни находятся возле дома, а вторые охраняете вы? К тому же сейчас вы ничем не можете способствовать своей карьере. Идите же сюда и поиграйте с одной из ваших игрушек.
Я посветил в направлении ворот, выключил фонарик и подсел к ней.
— Не так близко, — произнесла она совершенно другим тоном. — Я боюсь щекотки.
— Во всем этом был, конечно, элемент неожиданности, сказал я, доставая сигареты, — но должен предупредить, что такие выходки меня раздражают, а ничего нового для меня вы не придумаете. К тому же вы немного не рассчитали. Такая игра в кошки-мышки оправдана только тогда, когда вы уверены, что рыбка уже клюнула, а вам еще далеко…
Я прервал свои рассуждения, потому что она вскочила и зашагала прочь.
— Обед отменяется, — крикнул я вдогонку, — а что-то другое вы вряд ли сможете предложить.
Она вернулась, уселась в футе от меня и провела кончиками пальцев по моему рукаву.
— Дайте мне сигарету, Эскамильо. Я чиркнул спичкой, и она прикурила.
— Спасибо. Ну что ж, давайте знакомиться? Расскажите мне о себе.
— Что именно?
— Ну… расскажите о своей первой женщине.
— С удовольствием. Я плыл вверх по Амазонке на каноэ. Я был один, так как всю провизию шутки ради скормил крокодилам, а нанятые мной туземцы сбежали в джунгли. В течение двух месяцев я питался только рыбой, но однажды огромный тарпон оборвал мою снасть, и я оказался без средств к существованию. Я умирал от голода, но упорно двигался вверх по реке, пока на пятый день не наткнулся на маленький островок. На берегу его стояла женщина восьми футов ростом. Это была амазонка. Я причалил к берегу, она подхватила меня на руки и отнесла в свою хижину, уверяя, что мне не достает только женской ласки.
Ничего съедобного на острове не оказалось. Поэтому я избрал единственный выход и к заходу солнца уже варил амазонку в огромном котле, куда она обычно выжимала масло из лимонов. Она оказалась потрясающе вкусной. Насколько я помню, это и была моя первая женщина. Конечно, с тех пор…
Лили прервала меня и попросила рассказать о чем-нибудь другом.
Мы выкурили еще по сигарете, и, возможно, мое дежурство так и прошло бы, если бы с пастбища не донесся внезапный звук, похожий на глухой удар, едва слышный из-за стрекота сверчков и кузнечиков. Это меня не очень обеспокоило, но я вспомнил, что ближайшие ко мне ворота не единственные, и решил выяснить, в чем дело. Лили запротестовала, уверяя, что это нелепо, но все-таки пошла со мной.
Она уцепилась за мою руку, — по ее словам, чтобы не упасть. Я забыл о зарослях шиповника, и Лили запуталась в них, так что мне пришлось извлекать ее оттуда. Завернув за угол, мы очутились в огороде, рядом с домом, и я сказал, что теперь она может уйти, но она заявила, что ей нравится мое общество. Цезаря я так и не обнаружил. Видимо, он предпочитал другой конец пастбища. Мы приблизились ко вторым воротам, но быка по-прежнему нигде не было видно. Я остановился, прислушиваясь, и до меня донесся какой-то шорох, словно что-то волокли по земле. Я поспешил вперед, время от времени посвечивая на пастбище. Лили чуть приотстала. Признаться, шорох встревожил меня, поэтому я почувствовал огромное облегчение, когда увидел быка ярдах в десяти от забора. Потом мне показалось, что он стоит на голове, — во всяком случае, так это выглядело при тусклом свете фонарика. Я припустился трусцой. Когда я. остановился в очередной раз и включил фонарик, то увидел, что бык катает что-то рогами по земле. И вдруг я разглядел такое, что мои пальцы, державшие фонарик, онемели. Позади я услышал испуганный возглас Лили, а затем ее хриплый шепот:
— Это… это… Господи, да отгоните же быка!
Мне подумалось, что он, может быть, еще жив, а тогда надо действовать быстро и самостоятельно. Я переложил фонарик в левую руку, достал пистолет и начал медленно приближаться к быку.
Опасаясь, что он кинется на свет, я вытянул в сторону руку с фонариком и светил быку прямо в морду. Бык не тронулся с места.
Когда я находился в десяти футах от него, он поднял голову и заморгал. Я несколько раз выстрелил в воздух. Бык взбрыкнул и ускакал прочь, сотрясая землю. Я мигом подбежал к тому, что лежало на земле, и посветил фонариком. Одного взгляда было достаточно.
«Черта с два он жив», — подумал я и принялся освещать пастбище, высматривая быка, но тут же понял, что это глупо, и вернулся к забору. Лили была на грани истерики. Она забрасывала меня вопросами.
— Это Клайд Осгуд, — ответил я. — Мертвый. Убирайтесь отсюда или замолчите, а то… — Я услышал крики со стороны дома и что есть мочи завопил:
— Сюда! Сюда!
Показались огоньки фонариков. Через минуту на месте происшествия было уже четверо: Пратт, Джимми, Каролина и Макмиллан. Мне не пришлось ничего объяснять. Фонари были у каждого, а остальное лежало перед глазами. Каролина, взглянув, отвернулась и больше не оборачивалась. Пратт привалился к забору, не в силах отвести взгляда. Джимми влез было на забор, но тут же спрыгнул назад.
— Вынесите его оттуда, — сдавленным голосом произнес Пратт. — Надо вынести его… Где Берт? Куда подевался этот чертов Берт?
Макмиллан спросил:
— В кого вы стреляли? В Цезаря? Где он?
— Не знаю, — ответил я.
Появился Берт с сильным электрическим фонарем. Из темноты вынырнул Дейв с дробовиком в руках. Возвратившийся откуда-то Макмиллан сказал, что бык на другом конце пастбища и что его нужно привязать, но куда-то пропала веревка. Не видел ли ее кто-нибудь? Мы ответили, что не видели. Дейв вызвался принести веревку, и Макмиллан привязал быка. Я вдруг услышал свое имя и с изумлением увидел шефа.
— Где твой фонарик? — спросил он. Дай его мне.
— Как вы попали сюда?
— Гулял, услыхал выстрелы и встревожился, не случилось ли что с тобой. Когда я подходил, мистер Макмиллан, привязывавший быка, рассказал мне, что произошло, — вернее, что было обнаружено. Кстати, мне вновь придется тебя предупредить, чтобы ты сдерживал свои профессиональные инстинкты. Не хватало только оказаться замешанным в этом деле!
— При чем тут профессиональные инстинкты?
— О! У тебя шок. Когда он пройдет, постарайся сообразить. Он протянул руку.
— Дай сюда фонарик.
Я отдал ему фонарик, и он пошел вдоль забора. Тут Макмиллан позвал меня на подмогу. Соскочив на непослушных ногах на пастбище, я заставил себя вернуться к месту происшествия. Дейв притащил брезент, и Джимми с Макмилланом растянули его на земле.
— Не надо его… Может быть, еще не поздно… Вы уверены, что он мертв? — произнес Пратт дрожащим голосом.
— У вас есть глаза? — спросил Макмиллан, расправляя брезент. — Посмотрите сами. Помогите, Гудвин. Положим его на брезент и возьмемся все вместе.
— Все в порядке, — объявил я, выключая фонарик, чтобы не расходовать батарейки. — Ты, должно быть, уже предвкушаешь ужин?
— Нет, — ответил он. — Я не ем так поздно. Я поел мяса с картошкой в шесть часов. Зато я плотно завтракаю.
— Очень интересно. А где бык?
— Последние полчаса я его не видел. Но он был вон там, за большим деревом. И почему они не хотят его привязать, ума не приложу.
— Пратт объяснил, что в первую ночь быка привязали, но он так ревел, что не давал никому спать. Дейв хмыкнул.
— Ну и пусть бы себе ревел.
Решив поискать быка, — это все же лучше, чем торчать на одном месте, — я пошел вдоль забора к воротам, через которые мы въехали, когда спасали Вульфа. Да, ночка и впрямь выдалась темная. Пройдя ярдов тридцать, я посветил на пастбище, но быка не было видно.
Пройдя мимо ворот, я, наконец, увидел его. Он не лежал на траве, как ему, по моему мнению, полагалось, а стоял, уставившись на луч фонарика. Он был огромный, как слон. Я крикнул ему: «Все в порядке, дружище, это я, Арчи, не волнуйся!» — и с этими словами повернулся и отправился обратно»
Я считал, что скорее Цезарь начнет давать молоко, чем его похитят. Тем не менее, раз уж мне выпало дежурить до часа ночи, я решил проявлять бдительность на случай, если какой-нибудь болван все-таки решится сюда сунуться. Украсть быка можно было только через ворота, а для этой цели лучше подходили боковые. Туда я и побрел, придерживаясь рукой забора. Конечно, куда проще было бы пройти напрямик через пастбище. В такой темноте Цезарю вряд ли снова захочется поиграть со мной в пятнашки, но все же…
За огородом, ярдах в двухстах, виднелись освещенные окна дома.
Дойдя до угла забора, я повернул налево и не успел глазом моргнуть, как очутился в зарослях шиповника. Десять минут спустя я уже проходил мимо нашей машины, по-прежнему уютно уткнувшейся в дерево.
Вот, наконец, и ворота. Я оседлал забор и посветил на пастбище, но свет фонарика не достал до быка. И я его выключил.
Если долго живешь в деревне, то знаешь все ночные звуки. Мне же все было внове — каждый звук вызывал естественное любопытство.
Сверчки и кузнечики в счет не идут, но когда что-то шуршит в траве, интересно узнать, что это такое. Что-то зашуршало на дереве, за дорогой. Зашумела листва, затем все замерло и вновь зашумело. «Может быть, сова — решил я, — или какой-то безвредный зверек. Фонарик все равно не достанет».
Так я просидел с полчаса, когда услышал другой звук, на этот раз со стороны машины. Как будто ударилось что-то тяжелое. Я посветил фонариком, сначала ничего не увидел, но потом разглядел за машиной что-то белое. Я хотел было крикнуть, но сдержался, погасил фонарик, спрыгнул с забора и отскочил в сторону. Могло статься, что Гернсейская лига подослала парочку отчаянных парней или сам Клайд Осгуд оказался отчаянным. Я осторожно приблизился к машине, обошел ее сзади и ухватился за чье-то плечо.
Владелец плеча взвизгнул, дернулся и возмущенно вскрикнул:
— Эй! Больно ведь!
Я включил фонарик, разжал пальцы и отступил.
— Ради Бога, — сердито сказал я, — только не говорите мне, что вас обуревают нежные чувства к Цезарю.
Закутанная в темный платок поверх светлого платья, в котором она была за ужином, Лили Роуэн встала, потирая плечо.
— Если бы я не натолкнулась на крыло вашей машины, — заявила она, — вы бы и не догадались, что я здесь, и я бы вас напугала до смерти.
— Замечательно. А зачем?
— Черт побери, вы мне вывихнули плечо.
— Я вообще зверь. Как вы сюда попали?
— Пешком. Вышла прогуляться. Я не ожидала, что так темно, думала, что глаза привыкнут. У меня зрение как у кошки, но такого мрака я не припомню. Это ваше лицо? Стойте спокойно.
Она дотронулась до моей щеки. Сперва я решил, что она царапнет, но прикосновение оказалось нежным. Когда же я почувствовал, что ее пальцы начинают ласкать мое лицо, я отшатнулся:
— Не надо! Я боюсь щекотки. Она расхохоталась.
— Я хотела удостовериться, что это ваше лицо. Вы будете завтра обедать со мной?
— Да.
— В самом деле? — В ее голосе звучало удивление.
— Конечно. Точнее, вы можете пообедать со мной. Вы мне представляетесь довольной занятной особой. Почему бы не потратить на вас немного времени, как на игрушку, которую можно выкинуть, когда натешишься? Больше ни для чего женщины мне не нужны, потому что все мои помыслы сосредоточены на собственной карьере. Моя мечта — стать полисменом.
— Боже! Значит, мы еще должны быть вам благодарны за то, что вы уделяете нам хоть какое-то внимание? Давайте посидим немного в машине.
— Она заперта, а ключа у меня нет. К тому же сидя я мог бы заснуть, а это мне не полагается — я охраняю быка. Поэтому вам лучше уйти. Я обещал держать ухо востро.
— Чушь! — Обогнув машину, она села. — Идите сюда и дайте мне сигарету. Клайд Осгуд потерял голову и поэтому свалял дурака. Что может случиться с быком, если здесь всего двое ворот, из которых одни находятся возле дома, а вторые охраняете вы? К тому же сейчас вы ничем не можете способствовать своей карьере. Идите же сюда и поиграйте с одной из ваших игрушек.
Я посветил в направлении ворот, выключил фонарик и подсел к ней.
— Не так близко, — произнесла она совершенно другим тоном. — Я боюсь щекотки.
— Во всем этом был, конечно, элемент неожиданности, сказал я, доставая сигареты, — но должен предупредить, что такие выходки меня раздражают, а ничего нового для меня вы не придумаете. К тому же вы немного не рассчитали. Такая игра в кошки-мышки оправдана только тогда, когда вы уверены, что рыбка уже клюнула, а вам еще далеко…
Я прервал свои рассуждения, потому что она вскочила и зашагала прочь.
— Обед отменяется, — крикнул я вдогонку, — а что-то другое вы вряд ли сможете предложить.
Она вернулась, уселась в футе от меня и провела кончиками пальцев по моему рукаву.
— Дайте мне сигарету, Эскамильо. Я чиркнул спичкой, и она прикурила.
— Спасибо. Ну что ж, давайте знакомиться? Расскажите мне о себе.
— Что именно?
— Ну… расскажите о своей первой женщине.
— С удовольствием. Я плыл вверх по Амазонке на каноэ. Я был один, так как всю провизию шутки ради скормил крокодилам, а нанятые мной туземцы сбежали в джунгли. В течение двух месяцев я питался только рыбой, но однажды огромный тарпон оборвал мою снасть, и я оказался без средств к существованию. Я умирал от голода, но упорно двигался вверх по реке, пока на пятый день не наткнулся на маленький островок. На берегу его стояла женщина восьми футов ростом. Это была амазонка. Я причалил к берегу, она подхватила меня на руки и отнесла в свою хижину, уверяя, что мне не достает только женской ласки.
Ничего съедобного на острове не оказалось. Поэтому я избрал единственный выход и к заходу солнца уже варил амазонку в огромном котле, куда она обычно выжимала масло из лимонов. Она оказалась потрясающе вкусной. Насколько я помню, это и была моя первая женщина. Конечно, с тех пор…
Лили прервала меня и попросила рассказать о чем-нибудь другом.
Мы выкурили еще по сигарете, и, возможно, мое дежурство так и прошло бы, если бы с пастбища не донесся внезапный звук, похожий на глухой удар, едва слышный из-за стрекота сверчков и кузнечиков. Это меня не очень обеспокоило, но я вспомнил, что ближайшие ко мне ворота не единственные, и решил выяснить, в чем дело. Лили запротестовала, уверяя, что это нелепо, но все-таки пошла со мной.
Она уцепилась за мою руку, — по ее словам, чтобы не упасть. Я забыл о зарослях шиповника, и Лили запуталась в них, так что мне пришлось извлекать ее оттуда. Завернув за угол, мы очутились в огороде, рядом с домом, и я сказал, что теперь она может уйти, но она заявила, что ей нравится мое общество. Цезаря я так и не обнаружил. Видимо, он предпочитал другой конец пастбища. Мы приблизились ко вторым воротам, но быка по-прежнему нигде не было видно. Я остановился, прислушиваясь, и до меня донесся какой-то шорох, словно что-то волокли по земле. Я поспешил вперед, время от времени посвечивая на пастбище. Лили чуть приотстала. Признаться, шорох встревожил меня, поэтому я почувствовал огромное облегчение, когда увидел быка ярдах в десяти от забора. Потом мне показалось, что он стоит на голове, — во всяком случае, так это выглядело при тусклом свете фонарика. Я припустился трусцой. Когда я. остановился в очередной раз и включил фонарик, то увидел, что бык катает что-то рогами по земле. И вдруг я разглядел такое, что мои пальцы, державшие фонарик, онемели. Позади я услышал испуганный возглас Лили, а затем ее хриплый шепот:
— Это… это… Господи, да отгоните же быка!
Мне подумалось, что он, может быть, еще жив, а тогда надо действовать быстро и самостоятельно. Я переложил фонарик в левую руку, достал пистолет и начал медленно приближаться к быку.
Опасаясь, что он кинется на свет, я вытянул в сторону руку с фонариком и светил быку прямо в морду. Бык не тронулся с места.
Когда я находился в десяти футах от него, он поднял голову и заморгал. Я несколько раз выстрелил в воздух. Бык взбрыкнул и ускакал прочь, сотрясая землю. Я мигом подбежал к тому, что лежало на земле, и посветил фонариком. Одного взгляда было достаточно.
«Черта с два он жив», — подумал я и принялся освещать пастбище, высматривая быка, но тут же понял, что это глупо, и вернулся к забору. Лили была на грани истерики. Она забрасывала меня вопросами.
— Это Клайд Осгуд, — ответил я. — Мертвый. Убирайтесь отсюда или замолчите, а то… — Я услышал крики со стороны дома и что есть мочи завопил:
— Сюда! Сюда!
Показались огоньки фонариков. Через минуту на месте происшествия было уже четверо: Пратт, Джимми, Каролина и Макмиллан. Мне не пришлось ничего объяснять. Фонари были у каждого, а остальное лежало перед глазами. Каролина, взглянув, отвернулась и больше не оборачивалась. Пратт привалился к забору, не в силах отвести взгляда. Джимми влез было на забор, но тут же спрыгнул назад.
— Вынесите его оттуда, — сдавленным голосом произнес Пратт. — Надо вынести его… Где Берт? Куда подевался этот чертов Берт?
Макмиллан спросил:
— В кого вы стреляли? В Цезаря? Где он?
— Не знаю, — ответил я.
Появился Берт с сильным электрическим фонарем. Из темноты вынырнул Дейв с дробовиком в руках. Возвратившийся откуда-то Макмиллан сказал, что бык на другом конце пастбища и что его нужно привязать, но куда-то пропала веревка. Не видел ли ее кто-нибудь? Мы ответили, что не видели. Дейв вызвался принести веревку, и Макмиллан привязал быка. Я вдруг услышал свое имя и с изумлением увидел шефа.
— Где твой фонарик? — спросил он. Дай его мне.
— Как вы попали сюда?
— Гулял, услыхал выстрелы и встревожился, не случилось ли что с тобой. Когда я подходил, мистер Макмиллан, привязывавший быка, рассказал мне, что произошло, — вернее, что было обнаружено. Кстати, мне вновь придется тебя предупредить, чтобы ты сдерживал свои профессиональные инстинкты. Не хватало только оказаться замешанным в этом деле!
— При чем тут профессиональные инстинкты?
— О! У тебя шок. Когда он пройдет, постарайся сообразить. Он протянул руку.
— Дай сюда фонарик.
Я отдал ему фонарик, и он пошел вдоль забора. Тут Макмиллан позвал меня на подмогу. Соскочив на непослушных ногах на пастбище, я заставил себя вернуться к месту происшествия. Дейв притащил брезент, и Джимми с Макмилланом растянули его на земле.
— Не надо его… Может быть, еще не поздно… Вы уверены, что он мертв? — произнес Пратт дрожащим голосом.
— У вас есть глаза? — спросил Макмиллан, расправляя брезент. — Посмотрите сами. Помогите, Гудвин. Положим его на брезент и возьмемся все вместе.