— По вас этого не скажешь. Пратт вчера говорил, что родился в старой хибаре на месте, где теперь стоит его новый дом.
— Да, его отец служил конюхом у отца Осгуда. Клайд рассказывал мне об этом. Молодой Пратт был помолвлен с фермерской дочерью, красавицей Марсией, а когда Фредерик Осгуд вернулся домой после колледжа, он отбил ее у Пратта. Марсия родила ему Клайда и Нэнси.
Пратт уехал в Нью-Йорк, и вскоре у него завелись деньги. Он так и не женился и стал выискивать способ досадить Осгуду. Он купил здесь землю, начал строиться, и стало казаться, что ему это действительно удастся.
— И тогда, — подхватил я, — Клайд занялся изучением истории семейной вражды и пришел к выводу, что для их примирения ему следует жениться на племяннице Пратта. Конечно, в подобных случаях лучше дочь, но и племянница тоже годится.
— Нет, эта идея пришла в голову не Клайду, а Нэнси, его сестре.
— Лили захлопнула пудреницу. — Зиму она провела в Нью-Йорке, пропадала в лучших ночных клубах и повстречала Джимми и Каролину.
Она решила познакомиться с ними поближе, и когда приехал Клайд, все устроила. Вскоре она по-настоящему подружилась с Джимми, а Клайд — с Каролиной. Затем Клайд увлекся мной, и это, видимо, отразилось на отношениях между Нэнси и Джимми.
— Вы были помолвлены с Клайдом?
— Нет. — Она слегка улыбнулась и глубоко вздохнула. — Нет, Эскамильо. Я вряд ли выйду замуж. Ведь брак есть не что иное, как экономическое соглашение, и мне повезло, что я могу не принимать в этом участие.
— Клайд вам нравился?
— Одно время. — Она повела плечами. — Но вы же знаете, как бывает скучно, когда тот, кого вы считали восхитительным, оказывается занудой. К тому же он хотел, чтобы я вышла за него замуж. Не думайте, что я такая бессердечная, вовсе нет. Каролина будет для него женой получше, чем я, так я ему и сказала. Я думала, что у них все образуется, даже надеялась на это, вот почему я считаю, что вчера он приходил повидаться, скорее всего, не со мной, а с Каролиной.
— Может быть. Вы ее спрашивали?
— Бог мой, нет, конечно! Чтобы я спрашивала Каролину о Клайде! Я бы не осмелилась даже имя его упомянуть при ней! Она меня ненавидит.
— Но она же пригласила вас сюда.
— Да, из хитрости. Ее брат Джимми подружился со мной, и она решила, что если он поближе рассмотрит меня здесь, в деревне, то поймет, какая я легкомысленная и коварная.
— Понятно. Значит, вы коварная?
— Ужасно. — Она снова улыбнулась. — Потому что я откровенна и бесхитростна. Потому что я никогда не предлагаю того, чего не могу дать, и никогда не даю того, за что потом ожидаю платы. Я страшно коварна. Но я, наверное, зря упомянула о легкомыслии, вряд ли Каролина считает меня легкомысленной.
— Прошу прощения, мне на минуту нужно отойти, — прервал я ее и вышел из-за стола.
Ведя беседу с Лили, я краем глаза следил за столиком Вульфа, чтобы увидеть, как ему понравится фрикасе. Очевидно, оно оказалось вполне удовлетворительным, раз Вульф заказал вторую порцию, а покинул я свою искусительницу, повинуясь знаку, который он подал.
Около Вульфа стоял какой-то мужчина и что-то говорил. Когда Вульф посмотрел в мою сторону и поднял бровь, я понял, что нужен ему, извинился и поспешил к шефу. Когда я подошел, мужчина повернул голову, и я узнал Лу Беннета, секретаря Национальной лиги по разведению скота гернсейской породы.
— Арчи, я должен поблагодарить тебя за фрикасе. — Вульф положил на стол салфетку. — Оно великолепно. Только американские женщины могут делать хорошие клецки, да и то немногие. Ты знаком с мистером Аеннетом?
— Да, мы встречались.
— Ты можешь без особых осложнений освободиться от… — Он указал большим пальцем в сторону моего столика.
— Прямо сейчас?
— Как можно скорее. Если ты не слишком увлечен беседой. Мистер Беннет разыскал меня по просьбе Осгуда, который ждет нас в дирекции ярмарки.
— Хоть я и увлечен, но все улажу.
Я вернулся к своему столику, сообщил Лили, что нам придется расстаться, и попросил подать счет. Обед обошелся в один доллар шестьдесят центов, и, оставив еще двадцать центов на богоугодные дела, я с гордостью отметил, что на этом деле наша фирма получила двадцать центов чистого дохода.
С явным разочарованием, но без заметного раздражения Лила сказала:
— А я думала, что мы вместе проведем весь день, посмотрим скачки, покатаемся на карусели, побросаем в цель мячи…
— Нет! — твердо возразил я. — Не сейчас. Что бы ни готовило нам будущее, что бы ни случилось, днем я на работе. Запомните раз и навсегда, что я человек подневольный и могу развлекаться только в свободное время. Я работаю даже тогда, когда вы об этом меньше всего подозреваете. Во время нашего восхитительного обеда я тоже работал и зарабатывал деньги.
— Наверное, когда вы говорили мне все эти очаровательные комплименты, главная половина вашего мозга трудилась над какой-нибудь сложной проблемой?
— Вот именно.
— Милый Эскамильо, дорогой Эскамильо, но ведь день когда-нибудь кончится, да? Что вы делаете вечером?
— Это известно только Богу. Я служу у Ниро Вульфа.
Глава 7
Глава 8
— Да, его отец служил конюхом у отца Осгуда. Клайд рассказывал мне об этом. Молодой Пратт был помолвлен с фермерской дочерью, красавицей Марсией, а когда Фредерик Осгуд вернулся домой после колледжа, он отбил ее у Пратта. Марсия родила ему Клайда и Нэнси.
Пратт уехал в Нью-Йорк, и вскоре у него завелись деньги. Он так и не женился и стал выискивать способ досадить Осгуду. Он купил здесь землю, начал строиться, и стало казаться, что ему это действительно удастся.
— И тогда, — подхватил я, — Клайд занялся изучением истории семейной вражды и пришел к выводу, что для их примирения ему следует жениться на племяннице Пратта. Конечно, в подобных случаях лучше дочь, но и племянница тоже годится.
— Нет, эта идея пришла в голову не Клайду, а Нэнси, его сестре.
— Лили захлопнула пудреницу. — Зиму она провела в Нью-Йорке, пропадала в лучших ночных клубах и повстречала Джимми и Каролину.
Она решила познакомиться с ними поближе, и когда приехал Клайд, все устроила. Вскоре она по-настоящему подружилась с Джимми, а Клайд — с Каролиной. Затем Клайд увлекся мной, и это, видимо, отразилось на отношениях между Нэнси и Джимми.
— Вы были помолвлены с Клайдом?
— Нет. — Она слегка улыбнулась и глубоко вздохнула. — Нет, Эскамильо. Я вряд ли выйду замуж. Ведь брак есть не что иное, как экономическое соглашение, и мне повезло, что я могу не принимать в этом участие.
— Клайд вам нравился?
— Одно время. — Она повела плечами. — Но вы же знаете, как бывает скучно, когда тот, кого вы считали восхитительным, оказывается занудой. К тому же он хотел, чтобы я вышла за него замуж. Не думайте, что я такая бессердечная, вовсе нет. Каролина будет для него женой получше, чем я, так я ему и сказала. Я думала, что у них все образуется, даже надеялась на это, вот почему я считаю, что вчера он приходил повидаться, скорее всего, не со мной, а с Каролиной.
— Может быть. Вы ее спрашивали?
— Бог мой, нет, конечно! Чтобы я спрашивала Каролину о Клайде! Я бы не осмелилась даже имя его упомянуть при ней! Она меня ненавидит.
— Но она же пригласила вас сюда.
— Да, из хитрости. Ее брат Джимми подружился со мной, и она решила, что если он поближе рассмотрит меня здесь, в деревне, то поймет, какая я легкомысленная и коварная.
— Понятно. Значит, вы коварная?
— Ужасно. — Она снова улыбнулась. — Потому что я откровенна и бесхитростна. Потому что я никогда не предлагаю того, чего не могу дать, и никогда не даю того, за что потом ожидаю платы. Я страшно коварна. Но я, наверное, зря упомянула о легкомыслии, вряд ли Каролина считает меня легкомысленной.
— Прошу прощения, мне на минуту нужно отойти, — прервал я ее и вышел из-за стола.
Ведя беседу с Лили, я краем глаза следил за столиком Вульфа, чтобы увидеть, как ему понравится фрикасе. Очевидно, оно оказалось вполне удовлетворительным, раз Вульф заказал вторую порцию, а покинул я свою искусительницу, повинуясь знаку, который он подал.
Около Вульфа стоял какой-то мужчина и что-то говорил. Когда Вульф посмотрел в мою сторону и поднял бровь, я понял, что нужен ему, извинился и поспешил к шефу. Когда я подошел, мужчина повернул голову, и я узнал Лу Беннета, секретаря Национальной лиги по разведению скота гернсейской породы.
— Арчи, я должен поблагодарить тебя за фрикасе. — Вульф положил на стол салфетку. — Оно великолепно. Только американские женщины могут делать хорошие клецки, да и то немногие. Ты знаком с мистером Аеннетом?
— Да, мы встречались.
— Ты можешь без особых осложнений освободиться от… — Он указал большим пальцем в сторону моего столика.
— Прямо сейчас?
— Как можно скорее. Если ты не слишком увлечен беседой. Мистер Беннет разыскал меня по просьбе Осгуда, который ждет нас в дирекции ярмарки.
— Хоть я и увлечен, но все улажу.
Я вернулся к своему столику, сообщил Лили, что нам придется расстаться, и попросил подать счет. Обед обошелся в один доллар шестьдесят центов, и, оставив еще двадцать центов на богоугодные дела, я с гордостью отметил, что на этом деле наша фирма получила двадцать центов чистого дохода.
С явным разочарованием, но без заметного раздражения Лила сказала:
— А я думала, что мы вместе проведем весь день, посмотрим скачки, покатаемся на карусели, побросаем в цель мячи…
— Нет! — твердо возразил я. — Не сейчас. Что бы ни готовило нам будущее, что бы ни случилось, днем я на работе. Запомните раз и навсегда, что я человек подневольный и могу развлекаться только в свободное время. Я работаю даже тогда, когда вы об этом меньше всего подозреваете. Во время нашего восхитительного обеда я тоже работал и зарабатывал деньги.
— Наверное, когда вы говорили мне все эти очаровательные комплименты, главная половина вашего мозга трудилась над какой-нибудь сложной проблемой?
— Вот именно.
— Милый Эскамильо, дорогой Эскамильо, но ведь день когда-нибудь кончится, да? Что вы делаете вечером?
— Это известно только Богу. Я служу у Ниро Вульфа.
Глава 7
Комната, куда провел нас Беннет, представляла собой просторное помещение с высоким потолком и обитыми тесом стенами, в одной из которых было два запыленных окна. Единственную мебель составляли три больших грубых стола и десяток стульев. На одном из столов была навалена охапка выцветших флагов и стояла корзина с яблоками.
Остальные столы пустовали. Из стульев были заняты только три. Сидней Дарт, председатель совета Североатлантической ярмарки, который помещался на одном из них, поднялся, когда мы вошли; Фредерик Осгуд сидел, ссутулившись, с усталым и горьким, но решительным выражением лица.
Нэнси Осгуд выглядела несчастнее всех.
Беннет представил нас. Дарт пробормотал, что его ждут дела, и торопливо вышел. Вульф с безнадежным видом обвел глазами комнату и остановил взор на мне, безмолвно умоляя найти где-нибудь более подходящий для него стул. Но я безжалостно покачал головой — это было невозможно. Он поджал губы, вздохнул и уселся.
— Если я могу быть чем-нибудь полезен, я могу остаться… — промолвил Беннет. Осгуд покачал головой:
— Спасибо, Лу. Можешь идти.
Беннет немного помедлил, всем своим видом показывая, что не прочь задержаться, и вышел. Когда дверь за ним закрылась, я пододвинул к себе стул и сел.
Осгуд окинул Вульфа хмурым взглядом.
— Значит, вы и есть Ниро Вульф? Я слышал, вы приехали в Кроуфилд выставлять орхидеи?
— Кто вам это сказал? — обрезал его Вульф. Выражение лица Осгуда начало было меняться, но затем он снова нахмурился:
— Разве это имеет значение?
— Нет. Не имеет значения и то, зачем я приехал в Кроуфилд.
Беннет сказал, что вы хотели проконсультироваться со мной, но, очевидно, не по поводу орхидей.
Я сдержал улыбку, зная, что сейчас Вульф не только захватывает власть над ситуацией — это необходимо и желательно, но заодно и вымещает свое негодование по поводу того, что за ним послали и он пришел.
— Ваши орхидеи меня не интересуют, — Осгуд продолжал хмуриться, — а знать, почему вы здесь, мне важно. Может быть, вы друг Тома Пратта или работаете на него. Вы были вчера в его доме?
— Почему это вам важно? — спросил Вульф пока еще терпеливо. — Вы хотите со мной проконсультироваться или нет? Если да и если при этом я решу, что чем-то обязан противной стороне, я вас извещу. Вы начали разговор грубо и оскорбительно. Я не обязан давать вам отчет о причинах моего присутствия в Кроуфилде или где-либо еще. Если вы нуждаетесь в моих услугах, то я перед вами.
— Вы друг Тома Пратта?
Вульф хрюкнул от раздражения, поднялся и шагнул к двери.
— Пошли, Арчи.
— Куда вы? — вскричал Осгуд. — Проклятье, имею же я право спросить…
— Нет. — Вульф воззрился на него сверху вниз. — Вы не имеете права ни о чем меня спрашивать. Я профессиональный детектив, имеющий определенную репутацию. Когда я берусь за дело, то довожу его до конца. Если по какой-либо причине я не могу выполнить его добросовестно, то отказываюсь от него. Пошли, Арчи.
Я неохотно поднялся с места. Мне не хотелось бросать это дело, которое могло оказаться весьма интересным. Кроме того, мне не давало покоя выражение лица Нэнси Осгуд. Когда Вульф собрался уходить, на нем отразилось облегчение, а когда Вульф направился к двери, это стало еще очевиднее. Подобные наблюдения всегда будоражили мой ум, поэтому я обрадовался, когда Осгуд, наконец, сдался.
— Ладно, — проворчал он, — прошу извинения. Садитесь. Я, конечно, слышал о вас и о вашей чертовой независимости. Придется это проглотить, вы мне нужны, ничего не поделаешь. Здешние идиоты… Во-первых, все они безмозглые, а во-вторых, трусы. Я хочу, чтобы вы расследовали смерть моего сына Клайда.
Вульф, конечно, принял извинения и снова уселся. С лица Нэнси сошло выражение облегчения, и рука ее, лежавшая на коленях, сжалась в кулак.
— Что именно вас интересует? — спросил Вульф.
— Я хочу знать, как он был убит!
— Его убил бык. Таково официальное заключение.
— Я ему не верю. Мой сын знал, как обращаться со скотом. Что он делал в загоне ночью? То, что говорит Пратт, — будто он забрался туда, чтобы увести быка, — просто абсурд. У Клайда наверняка хватило бы ума не дать себя забодать.
— И все же бык его забодал. Если не бык, то кто убил его, каким образом и чем?
— Не знаю. Вы специалист, и я хочу услышать ваше мнение.
— Мнение специалиста стоит денег, мистер Осгуд, — вздохнул Вульф. — Особенно мое мнение. Я беру высокие гонорары. Сомневаюсь, смогу ли я взяться за расследование гибели вашего сына. Я собираюсь выехать в Нью-Йорк в четверг утром и не хотел бы здесь задерживаться. Я домосед, и когда я покидаю свой дом, меня тянет обратно. За расследование я не возьмусь, а за гонорар в тысячу долларов я могу сейчас же сообщить вам свое мнение.
Осгуд уставился на него:
— Тысячу долларов за то, что вы сейчас скажете?
— Я сообщу вам о выводах, к которым я пришел. Не знаю, будут ли они стоить этих денег.
— Тогда какого черта вы их просите?
— Папа, я же говорила тебе, — вмешалась Нэнси. — Это глупо…
Это ужасно глупо.
Вульф взглянул на нее, затем на ее отца и пожал плечами.
— Такова моя цена, сэр.
— За догадку?
— О, нет. За правду.
— Правду? И вы готовы доказать ее?
— Нет. Я предлагаю вам купить правду, а не ее доказательства.
— Хорошо, я заплачу. Говорите.
— Так вот, — Вульф поджал губы и прикрыл наполовину глаза. — Клайд Осгуд оказался в загоне не по собственной воле. Он был без сознания, хотя еще жив, когда его туда втащили. Бык не бодал его, следовательно, и не убивал. Он был убит, вероятно, одним, возможно, двумя мужчинами, а возможно, женщиной или мужчиной и женщиной.
Нэнси выпрямилась и словно окаменела. Осгуд уставился на Вульфа.
— Это… это… — Он замолк и сжал зубы. — Вы утверждаете, что моего сына убили?
— Да. Таково мое мнение.
— Насколько это верно? Откуда вы это узнали? Черт побери, если вы валяете дурака…
— Помилуйте, мистер Осгуд! Я не валяю дурака, я работаю. Заверяю вас, что мое мнение вполне квалифицированное. А стоит ли оно тех денег, которые вы за него платите, зависит от того, как вы им воспользуетесь.
Осгуд поднялся, подошел к дочери и пристально посмотрел на нее.
— Ты слышишь, Нэнси? — сказал он, как будто обвиняя ее в чем-то.
— Ты слышишь, что он говорит? Я так и знал. Я говорил тебе! Его убили!
Он обернулся к Вульфу, хотел что-то сказать, но молча опустился на место.
Нэнси возмущенно спросила:
— Почему вы так говорите? С чего вы взяли, что Клайда убили?
Почему вы говорите, будто… будто вы знаете…
— Потому что я пришел к такому мнению, мисс Осгуд.
— Но как? Почему?
— Успокойся, Нэнси. — Осгуд повернулся в Вульфу. — Хорошо, я услышал ваше мнение. Теперь я хочу знать, на чем оно основано.
— На моих умозаключениях.
— Из чего они вытекают?
— Из фактов. — Вульф поднял палец. — Вы можете их узнать, если пожелаете. Но вы говорили о «здешних идиотах» и назвали их всех трусами. Вы имели в виду власти?
— Да. Окружного прокурора и шерифа.
— Вы считаете их трусами потому, что они не решились взяться за расследование смерти вашего сына?
— Они не просто не решились, они отказались! Заявили, что мои подозрения надуманны и необоснованны. Правда, выразились другими словами, но имели в виду именно это. Они боятся не справиться.
— Но у вас положение, власть, политическое влияние…
— Нет. Особенно это касается окружного прокурора Уодделла. Я выступал против него на выборах. Его избрали, в основном, на деньги Тома Пратта. Но это же убийство! Вы сами говорите, что это убийство!
— Они, возможно, убеждены в обратном. При данных обстоятельствах это вполне вероятно. Вы полагаете, они смогут замять убийство, чтобы избавить Пратта от неприятностей?
— Я знаю только, что они не хотят меня слушать. Но я добьюсь, чтобы убийца моего сына был наказан. Вот почему я обратился к вам.
— Так, так… — Вульф поерзал на стуле. — Дело в том, что вы не смогли сообщить им ничего существенного. Вы им говорили, что ваш сын не полез бы в загон, но он там оказался, что у него хватало опыта, чтобы не позволить быку себя забодать, но это лишь ваше утверждение, а никак не признанный факт. Вы просили меня расследовать убийство вашего сына, но я не могу взяться за дело, если одновременно этим не займется полиция. Нужно будет проделать большую работу, а у меня здесь, кроме мистера Гудвина, нет помощников. Кроме того, я не имею права допрашивать людей. Если я вообще возьмусь за дело, то прежде всего необходимо обеспечить участие в нем властей. Окружная прокуратура находится в Кроуфилде?
— Да.
— Прокурор сейчас там?
— Да.
— Тогда я предлагаю встретиться с ним. Я берусь убедить его провести расследование немедленно. Это, конечно, потребует дополнительного гонорара, но я не стану называть непомерную сумму.
После этого мы вернемся к вашей просьбе о том, чтобы я лично взялся за расследование. Возможно, вы решите, что в этом нет необходимости, а возможно, я сам посчитаю это бесцельным. Ваша машина здесь? Вы доверите ее мистеру Гудвину? Мою он разбил.
— Я сам вожу свою машину. Я или моя дочь. Ох, до чего мне не хочется ехать к этому ослу Уодделлу…
— Боюсь, что это неизбежно. — Вульф поднял свою тушу со стула. — Некоторые меры должны быть приняты безотлагательно, и в этом может понадобиться помощь властей.
Большой черный «седан» Осгудов вела Нэнси. Я сидел рядом с ней.
Шоссе и улицы Кроуфилда были забиты машинами, направлявшимися на ярмарку или с ярмарки. Хотя Нэнси несколько импульсивно обращалась с рулем и судорожно нажимала на акселератор, в общем, со своей задачей она справлялась неплохо. Один раз я обернулся и заметил, что Вульф цепко держится за ремень. Наконец, мы подкатили к старому каменному зданию с вырезанными над входом буквами: «Кроуфилдский окружной суд».
Осгуд вылез из машины.
— Поезжай домой, Нэнси, побудь с матерью, — велел он. — Я позвоню, если будет что-нибудь новое. — Лучше, чтобы она осталась, — вмешался Вульф. — Возможно, мне потребуется переговорить с ней.
— С моей дочерью? — Осгуд нахмурился. — Зачем? Ерунда! — Как вам угодно, сэр. — Вульф пожал плечами. — Скорее всего я не захочу браться за это дело. К тому же для клиента вы чертовски воинственно настроены.
— Но зачем вам может понадобиться разговор с моей дочерью?
— Чтобы получить информацию. Позвольте дать вам один совет, мистер Осгуд: отправляйтесь вместе с вашей дочерью домой и забудьте о мести. Компетентное расследование убийства — процесс весьма неприятный, и я боюсь, что вам придется нелегко. Оставьте эту мысль.
Чек на тысячу долларов вы можете послать мне по почте, когда вам будет удобно.
— Я не отступлю.
— Тогда приготовьтесь к вмешательству в вашу личную жизнь, к назойливым расспросам, оскорбительной гласности.
— Все равно не отступлю!
— В самом деле? — Вульф наклонился и заглянул в несчастное лицо девушки, сидящей за рулем. — Тогда, пожалуй, подождите нас здесь, мисс Осгуд.
Остальные столы пустовали. Из стульев были заняты только три. Сидней Дарт, председатель совета Североатлантической ярмарки, который помещался на одном из них, поднялся, когда мы вошли; Фредерик Осгуд сидел, ссутулившись, с усталым и горьким, но решительным выражением лица.
Нэнси Осгуд выглядела несчастнее всех.
Беннет представил нас. Дарт пробормотал, что его ждут дела, и торопливо вышел. Вульф с безнадежным видом обвел глазами комнату и остановил взор на мне, безмолвно умоляя найти где-нибудь более подходящий для него стул. Но я безжалостно покачал головой — это было невозможно. Он поджал губы, вздохнул и уселся.
— Если я могу быть чем-нибудь полезен, я могу остаться… — промолвил Беннет. Осгуд покачал головой:
— Спасибо, Лу. Можешь идти.
Беннет немного помедлил, всем своим видом показывая, что не прочь задержаться, и вышел. Когда дверь за ним закрылась, я пододвинул к себе стул и сел.
Осгуд окинул Вульфа хмурым взглядом.
— Значит, вы и есть Ниро Вульф? Я слышал, вы приехали в Кроуфилд выставлять орхидеи?
— Кто вам это сказал? — обрезал его Вульф. Выражение лица Осгуда начало было меняться, но затем он снова нахмурился:
— Разве это имеет значение?
— Нет. Не имеет значения и то, зачем я приехал в Кроуфилд.
Беннет сказал, что вы хотели проконсультироваться со мной, но, очевидно, не по поводу орхидей.
Я сдержал улыбку, зная, что сейчас Вульф не только захватывает власть над ситуацией — это необходимо и желательно, но заодно и вымещает свое негодование по поводу того, что за ним послали и он пришел.
— Ваши орхидеи меня не интересуют, — Осгуд продолжал хмуриться, — а знать, почему вы здесь, мне важно. Может быть, вы друг Тома Пратта или работаете на него. Вы были вчера в его доме?
— Почему это вам важно? — спросил Вульф пока еще терпеливо. — Вы хотите со мной проконсультироваться или нет? Если да и если при этом я решу, что чем-то обязан противной стороне, я вас извещу. Вы начали разговор грубо и оскорбительно. Я не обязан давать вам отчет о причинах моего присутствия в Кроуфилде или где-либо еще. Если вы нуждаетесь в моих услугах, то я перед вами.
— Вы друг Тома Пратта?
Вульф хрюкнул от раздражения, поднялся и шагнул к двери.
— Пошли, Арчи.
— Куда вы? — вскричал Осгуд. — Проклятье, имею же я право спросить…
— Нет. — Вульф воззрился на него сверху вниз. — Вы не имеете права ни о чем меня спрашивать. Я профессиональный детектив, имеющий определенную репутацию. Когда я берусь за дело, то довожу его до конца. Если по какой-либо причине я не могу выполнить его добросовестно, то отказываюсь от него. Пошли, Арчи.
Я неохотно поднялся с места. Мне не хотелось бросать это дело, которое могло оказаться весьма интересным. Кроме того, мне не давало покоя выражение лица Нэнси Осгуд. Когда Вульф собрался уходить, на нем отразилось облегчение, а когда Вульф направился к двери, это стало еще очевиднее. Подобные наблюдения всегда будоражили мой ум, поэтому я обрадовался, когда Осгуд, наконец, сдался.
— Ладно, — проворчал он, — прошу извинения. Садитесь. Я, конечно, слышал о вас и о вашей чертовой независимости. Придется это проглотить, вы мне нужны, ничего не поделаешь. Здешние идиоты… Во-первых, все они безмозглые, а во-вторых, трусы. Я хочу, чтобы вы расследовали смерть моего сына Клайда.
Вульф, конечно, принял извинения и снова уселся. С лица Нэнси сошло выражение облегчения, и рука ее, лежавшая на коленях, сжалась в кулак.
— Что именно вас интересует? — спросил Вульф.
— Я хочу знать, как он был убит!
— Его убил бык. Таково официальное заключение.
— Я ему не верю. Мой сын знал, как обращаться со скотом. Что он делал в загоне ночью? То, что говорит Пратт, — будто он забрался туда, чтобы увести быка, — просто абсурд. У Клайда наверняка хватило бы ума не дать себя забодать.
— И все же бык его забодал. Если не бык, то кто убил его, каким образом и чем?
— Не знаю. Вы специалист, и я хочу услышать ваше мнение.
— Мнение специалиста стоит денег, мистер Осгуд, — вздохнул Вульф. — Особенно мое мнение. Я беру высокие гонорары. Сомневаюсь, смогу ли я взяться за расследование гибели вашего сына. Я собираюсь выехать в Нью-Йорк в четверг утром и не хотел бы здесь задерживаться. Я домосед, и когда я покидаю свой дом, меня тянет обратно. За расследование я не возьмусь, а за гонорар в тысячу долларов я могу сейчас же сообщить вам свое мнение.
Осгуд уставился на него:
— Тысячу долларов за то, что вы сейчас скажете?
— Я сообщу вам о выводах, к которым я пришел. Не знаю, будут ли они стоить этих денег.
— Тогда какого черта вы их просите?
— Папа, я же говорила тебе, — вмешалась Нэнси. — Это глупо…
Это ужасно глупо.
Вульф взглянул на нее, затем на ее отца и пожал плечами.
— Такова моя цена, сэр.
— За догадку?
— О, нет. За правду.
— Правду? И вы готовы доказать ее?
— Нет. Я предлагаю вам купить правду, а не ее доказательства.
— Хорошо, я заплачу. Говорите.
— Так вот, — Вульф поджал губы и прикрыл наполовину глаза. — Клайд Осгуд оказался в загоне не по собственной воле. Он был без сознания, хотя еще жив, когда его туда втащили. Бык не бодал его, следовательно, и не убивал. Он был убит, вероятно, одним, возможно, двумя мужчинами, а возможно, женщиной или мужчиной и женщиной.
Нэнси выпрямилась и словно окаменела. Осгуд уставился на Вульфа.
— Это… это… — Он замолк и сжал зубы. — Вы утверждаете, что моего сына убили?
— Да. Таково мое мнение.
— Насколько это верно? Откуда вы это узнали? Черт побери, если вы валяете дурака…
— Помилуйте, мистер Осгуд! Я не валяю дурака, я работаю. Заверяю вас, что мое мнение вполне квалифицированное. А стоит ли оно тех денег, которые вы за него платите, зависит от того, как вы им воспользуетесь.
Осгуд поднялся, подошел к дочери и пристально посмотрел на нее.
— Ты слышишь, Нэнси? — сказал он, как будто обвиняя ее в чем-то.
— Ты слышишь, что он говорит? Я так и знал. Я говорил тебе! Его убили!
Он обернулся к Вульфу, хотел что-то сказать, но молча опустился на место.
Нэнси возмущенно спросила:
— Почему вы так говорите? С чего вы взяли, что Клайда убили?
Почему вы говорите, будто… будто вы знаете…
— Потому что я пришел к такому мнению, мисс Осгуд.
— Но как? Почему?
— Успокойся, Нэнси. — Осгуд повернулся в Вульфу. — Хорошо, я услышал ваше мнение. Теперь я хочу знать, на чем оно основано.
— На моих умозаключениях.
— Из чего они вытекают?
— Из фактов. — Вульф поднял палец. — Вы можете их узнать, если пожелаете. Но вы говорили о «здешних идиотах» и назвали их всех трусами. Вы имели в виду власти?
— Да. Окружного прокурора и шерифа.
— Вы считаете их трусами потому, что они не решились взяться за расследование смерти вашего сына?
— Они не просто не решились, они отказались! Заявили, что мои подозрения надуманны и необоснованны. Правда, выразились другими словами, но имели в виду именно это. Они боятся не справиться.
— Но у вас положение, власть, политическое влияние…
— Нет. Особенно это касается окружного прокурора Уодделла. Я выступал против него на выборах. Его избрали, в основном, на деньги Тома Пратта. Но это же убийство! Вы сами говорите, что это убийство!
— Они, возможно, убеждены в обратном. При данных обстоятельствах это вполне вероятно. Вы полагаете, они смогут замять убийство, чтобы избавить Пратта от неприятностей?
— Я знаю только, что они не хотят меня слушать. Но я добьюсь, чтобы убийца моего сына был наказан. Вот почему я обратился к вам.
— Так, так… — Вульф поерзал на стуле. — Дело в том, что вы не смогли сообщить им ничего существенного. Вы им говорили, что ваш сын не полез бы в загон, но он там оказался, что у него хватало опыта, чтобы не позволить быку себя забодать, но это лишь ваше утверждение, а никак не признанный факт. Вы просили меня расследовать убийство вашего сына, но я не могу взяться за дело, если одновременно этим не займется полиция. Нужно будет проделать большую работу, а у меня здесь, кроме мистера Гудвина, нет помощников. Кроме того, я не имею права допрашивать людей. Если я вообще возьмусь за дело, то прежде всего необходимо обеспечить участие в нем властей. Окружная прокуратура находится в Кроуфилде?
— Да.
— Прокурор сейчас там?
— Да.
— Тогда я предлагаю встретиться с ним. Я берусь убедить его провести расследование немедленно. Это, конечно, потребует дополнительного гонорара, но я не стану называть непомерную сумму.
После этого мы вернемся к вашей просьбе о том, чтобы я лично взялся за расследование. Возможно, вы решите, что в этом нет необходимости, а возможно, я сам посчитаю это бесцельным. Ваша машина здесь? Вы доверите ее мистеру Гудвину? Мою он разбил.
— Я сам вожу свою машину. Я или моя дочь. Ох, до чего мне не хочется ехать к этому ослу Уодделлу…
— Боюсь, что это неизбежно. — Вульф поднял свою тушу со стула. — Некоторые меры должны быть приняты безотлагательно, и в этом может понадобиться помощь властей.
Большой черный «седан» Осгудов вела Нэнси. Я сидел рядом с ней.
Шоссе и улицы Кроуфилда были забиты машинами, направлявшимися на ярмарку или с ярмарки. Хотя Нэнси несколько импульсивно обращалась с рулем и судорожно нажимала на акселератор, в общем, со своей задачей она справлялась неплохо. Один раз я обернулся и заметил, что Вульф цепко держится за ремень. Наконец, мы подкатили к старому каменному зданию с вырезанными над входом буквами: «Кроуфилдский окружной суд».
Осгуд вылез из машины.
— Поезжай домой, Нэнси, побудь с матерью, — велел он. — Я позвоню, если будет что-нибудь новое. — Лучше, чтобы она осталась, — вмешался Вульф. — Возможно, мне потребуется переговорить с ней.
— С моей дочерью? — Осгуд нахмурился. — Зачем? Ерунда! — Как вам угодно, сэр. — Вульф пожал плечами. — Скорее всего я не захочу браться за это дело. К тому же для клиента вы чертовски воинственно настроены.
— Но зачем вам может понадобиться разговор с моей дочерью?
— Чтобы получить информацию. Позвольте дать вам один совет, мистер Осгуд: отправляйтесь вместе с вашей дочерью домой и забудьте о мести. Компетентное расследование убийства — процесс весьма неприятный, и я боюсь, что вам придется нелегко. Оставьте эту мысль.
Чек на тысячу долларов вы можете послать мне по почте, когда вам будет удобно.
— Я не отступлю.
— Тогда приготовьтесь к вмешательству в вашу личную жизнь, к назойливым расспросам, оскорбительной гласности.
— Все равно не отступлю!
— В самом деле? — Вульф наклонился и заглянул в несчастное лицо девушки, сидящей за рулем. — Тогда, пожалуй, подождите нас здесь, мисс Осгуд.
Глава 8
При обычных обстоятельствах нескрываемая самоуверенность Вульфа не вызвала бы ничего, кроме отвращения, но в этот день мне было жаль шефа. Его вынуждали нарушать самые нерушимые правила: ездить с незнакомыми водителями, пробираться сквозь толпу, являться по вызову вероятного клиента, посещать государственных чиновников и все время искать место, где он мог бы с удобством пристроить свою тушу.
Комната в гостинице, которую нам удалось получить (оставленный нам номер уже заняли), оказалась маленькой, темной и душной.
Единственное окошко выходило на строительную площадку, где беспрерывно грохотала бетономешалка. Стоило открыть окно, как в комнату влетали облака пыли. У наших стендов в выставочном павильоне негде было присесть. В закусочной у методистов стояли только складные стулья. В комнате, где мы разговаривали с Осгудом и где Вульф, видимо, ожидал найти что-нибудь сносное, стулья были лишь чуть-чуть лучше. Прокуратура оставалась последней слабой надеждой Вульфа. Когда мы вошли в кабинет, Вульф сразу заметил единственное кресло с подлокотниками, обтянутое вытертой черной кожей, и с невиданной прытью бросился к нему. Дождавшись, пока закончится обмен приветствиями, он рухнул в кресло.
Окружной прокурор Картер Уодделл оказался довольно болтливым, невысоким пухленьким человечком средних лет. Он не закрывал рта, выражая Осгуду свое сочувствие в связи с постигшей утратой и что прошлые выборы не оставили у него никаких враждебных чувств. Он говорил о любви к родному округу (две тысячи акров которого принадлежали Осгуду) и изъявил полнейшее желание продолжить утренний разговор, присовокупив, однако, что его мнение не изменилось. На это Осгуд заметил, что ничего не собирается обсуждать с ним, поскольку это будет лишь тратой времени, но мистер Ниро Вульф имеет кое-что сказать.
— Разумеется, разумеется, — затараторил Уодделл. — Репутация мистера Вульфа хорошо известна. Нам, бедным провинциалам, есть чему у него поучиться. Не так ли, мистер Вульф?
— Речь не об этом, мистер Уодделл, — изрек Вульф. — Сейчас я хочу сообщить вам кое-что об убийстве Клайда Осгуда.
— Об убийстве? — выпучил глаза Уодделл. — Ничего не понимаю… Petitio principii[1] не слишком хорошее начало для разговора, не так ли?
— Согласен, — Вульф устроился в кресле поудобнее и вздохнул. — Я говорю об убийстве не как об аксиоме, но как о том, что следует доказать. Вы когда-нибудь видели, как бык убивает или ранит человека рогами?
— Нет, не могу этого утверждать.
— Вы когда-нибудь видели быка, забодавшего человека, лошадь или любое другое животное? Сразу же после того, как это случилось?
— Нет.
— А я видел. На корридах. Убитые лошади, раненые люди… даже убитые… Видели вы это или нет, но легко можно представить, что происходит, когда бык вонзает рога в живое тело я подбрасывает жертву в воздух. Кровь жертвы обрызгивает морду быка. Несчастный истекает кровью. Так было и с Клайдом Осгудом. Его одежда окровавлена. Я слышал, что в полицейском протоколе говорится о луже запекшейся крови на том месте, где он был убит. Вчера вечером мой помощник мистер Гудвин видел, как бык рогами катал тело Клайда Осгуда по земле. Естественно было предположить, что именно бык явился причиной его смерти. Но не более, чем через четверть часа после того, как быка привязали, я осмотрел его. Морда у быка белая, на ней виднелось лишь одно пятнышко крови, и только кончики рогов были в крови. Этот факт включен в полицейский протокол?
— Не знаю… Кажется, нет, — медленно произнес Уодделл…
— Тогда я рекомендую немедленно осмотреть быка, если ему еще не вымыли морду. — Вульф поднял палец. — Я пришел сюда, мистер Уодделл, не для того, чтобы строить догадки. И я не собираюсь с вами спорить.
Часто, рассматривая различные аспекты явления, мы встречаемся с подозрительными обстоятельствами, которые требуют изучения и вызывают споры, но то, что я вам сообщил, служит бесспорным доказательством того, что Клайд Осгуд погиб не от рогов быка. Вы говорили о моей репутации. Я готов поставить ее на карту.
— Бог мой! — пробормотал Осгуд. — Бог мой, я же видел быка и даже не подумал…
— Боюсь, что вчера вам было не до размышлений, — заметил Вульф.
— Никто от вас этого и не ожидал. Но от полиции, тем более сельской…
Прокурор, ничем не проявив обиды, согласился:
— Вы говорите дело, я это признаю. Но я хотел бы знать заключение врача.
— Если вы хотите проконсультироваться с врачом, поговорите с тем, который видел рану.
— Вы говорите очень убежденно, мистер Вульф. Очень. Я заметил, что Уодделл старается не смотреть на Осгуда.
— Еще одно, — произнес прокурор. — Эта рана… Если ее нанес не бык, то кто и чем? Каким орудием?
— Орудие убийства валяется меньше чем в тридцати ярдах от забора. Или валялось. Вчера я его видел.
«Ага, — подумал я, сейчас начнется фейерверк». Мы все уставились на Вульфа. Осгуд что-то воскликнул, а Уодделл надтреснутым голосом переспросил:
— Что вы сказали?
— Я сказал, что видел его.
— Орудие убийства?
— Да. Я одолжил у мистера Гудвина фонарь, поскольку мне не очень верилось, что Клайд Осгуд мог позволить быку забодать себя. Днем он сам говорил, что разбирается в скоте. Позднее его отцу пришла в голову та же мысль, но мистер Пратт не знал, как ею воспользоваться.
Я взял фонарь, осмотрел быка и сразу понял, что не бык убил Клайда Осгуда. Возникает вопрос: кто же?
Вульф поерзал в кресле, которое все-таки было на восемь дюймов уже, чем ему требовалось, и продолжил:
— Весьма интересен вопрос — от чего зависит умение делать точные выводы: от природных способностей или от тренировки? Что касается меня, то как бы ни одарила меня природа, я имел возможность на протяжении длительного времени развивать свои способности. Один из результатов этого, не всем и не всегда приятный, заключается в том, что иногда я способен обращать внимание на вещи, меня не касающиеся.
Так случилось и прошлой ночью. Через тридцать секунд после того, как я увидел морду быка, я пришел к выводу относительно возможного орудия убийства. Догадываясь, где его искать, я нашел его и осмотрел. Мои догадки подтвердились. Тоща я направился к дому, поняв, как было совершено убийство.
— Что это за орудие? Где оно?
— Обычная кирка. Днем, когда на нас напал бык — а до этого мистер Гудвин разбил мою машину, — мисс Пратт вывезла меня из загона на автомобиле. Мы проехали мимо ямы — в ней, как я потом узнал, должны были жарить быка. Вокруг ямы были куча свежей земли и валялись кирки и лопаты. Осмотрев морду быка, я подумал, что орудием убийства могла быть кирка. Я отправился с фонарем к яме, и это подтвердилось. Там лежали две кирки. Одна совершенно сухая, с присохшими комочками земли, а другая влажная. Даже сам металл снизу был еще влажным, а деревянная ручка — тем более. На металле не было земли. Очевидно, кирку тщательно и недавно вымыли. Недалеко от ямы я обнаружил шланг для поливки, и, когда поднял его, оттуда потекла вода. Ощупав траву вокруг шланга, я обнаружил, что она мокрая. Я почти уверен, что смертельная рана была нанесена киркой, затем из шланга с нее смыли кровь и снова положили на кучу земли, где я ее и обнаружил.
— Вы утверждаете, что… — Фредерик Осгуд стиснул зубы.
Костяшки его сжатых кулаков, лежавших на коленях, побелели. — Мой сын… убит… киркой?
Уодделл встревожился и попытался перейти в наступление:
— Но почему же вы вчера молчали, когда там были и шериф, и полицейские?
— Вчера я не представлял ничьих интересов.
— А интересы справедливости? Вы же гражданин! Вы знаете, что означает сокрытие улик?
— Ерунда. Я не скрывал ни бычьей морды, ни кирки. А мои мыслительные процессы и выводы, которые из них вытекают, принадлежат только мне.
— Вы говорите, что ручка у кирки была мокрой, а на металле не было прилипшей грязи. А разве ее не могли вымыть по какой-нибудь другой причине? Вы расспрашивали об этом?
— Я никого ни о чем не расспрашивал. В одиннадцать часов вечера ручка кирки была мокрой. Если вы считаете разумным искать человека, который, не имея оснований чего-то опасаться, ночью моет кирку, что ж, действуйте. Если же вам нужно подтверждение моей версии, поищите лучше следы крови на траве возле шланга и отправьте кирку на анализ.
С дерева весьма трудно удалить кровь.
— Не командуйте мной. — Окружной прокурор пронзительно взглянул на Осгуда и вновь обернулся к Вульфу. — Поймите меня правильно… И вы тоже, Осгуд. Я прокурор округа, я знаю свой долг и блюду его. Если было совершено преступление, то мы не закроем на него глаза, но я не собираюсь поднимать шумиху ради шумихи, и вы не можете ставить это мне в вину. Этого не одобрили бы мои избиратели, да и никому это не нужно. Есть кровь на морде быка или нет, узнаю я или не узнаю, почему ночью мыли кирку, — все равно ваша версия кажется мне высосанной из пальца. Что же, убийца с киркой залез в загон — где, кстати, был бык, — потом туда же залез Клайд Осгуд и покорно ждал, пока убийца нанесет удар киркой? Или другой вариант:
Комната в гостинице, которую нам удалось получить (оставленный нам номер уже заняли), оказалась маленькой, темной и душной.
Единственное окошко выходило на строительную площадку, где беспрерывно грохотала бетономешалка. Стоило открыть окно, как в комнату влетали облака пыли. У наших стендов в выставочном павильоне негде было присесть. В закусочной у методистов стояли только складные стулья. В комнате, где мы разговаривали с Осгудом и где Вульф, видимо, ожидал найти что-нибудь сносное, стулья были лишь чуть-чуть лучше. Прокуратура оставалась последней слабой надеждой Вульфа. Когда мы вошли в кабинет, Вульф сразу заметил единственное кресло с подлокотниками, обтянутое вытертой черной кожей, и с невиданной прытью бросился к нему. Дождавшись, пока закончится обмен приветствиями, он рухнул в кресло.
Окружной прокурор Картер Уодделл оказался довольно болтливым, невысоким пухленьким человечком средних лет. Он не закрывал рта, выражая Осгуду свое сочувствие в связи с постигшей утратой и что прошлые выборы не оставили у него никаких враждебных чувств. Он говорил о любви к родному округу (две тысячи акров которого принадлежали Осгуду) и изъявил полнейшее желание продолжить утренний разговор, присовокупив, однако, что его мнение не изменилось. На это Осгуд заметил, что ничего не собирается обсуждать с ним, поскольку это будет лишь тратой времени, но мистер Ниро Вульф имеет кое-что сказать.
— Разумеется, разумеется, — затараторил Уодделл. — Репутация мистера Вульфа хорошо известна. Нам, бедным провинциалам, есть чему у него поучиться. Не так ли, мистер Вульф?
— Речь не об этом, мистер Уодделл, — изрек Вульф. — Сейчас я хочу сообщить вам кое-что об убийстве Клайда Осгуда.
— Об убийстве? — выпучил глаза Уодделл. — Ничего не понимаю… Petitio principii[1] не слишком хорошее начало для разговора, не так ли?
— Согласен, — Вульф устроился в кресле поудобнее и вздохнул. — Я говорю об убийстве не как об аксиоме, но как о том, что следует доказать. Вы когда-нибудь видели, как бык убивает или ранит человека рогами?
— Нет, не могу этого утверждать.
— Вы когда-нибудь видели быка, забодавшего человека, лошадь или любое другое животное? Сразу же после того, как это случилось?
— Нет.
— А я видел. На корридах. Убитые лошади, раненые люди… даже убитые… Видели вы это или нет, но легко можно представить, что происходит, когда бык вонзает рога в живое тело я подбрасывает жертву в воздух. Кровь жертвы обрызгивает морду быка. Несчастный истекает кровью. Так было и с Клайдом Осгудом. Его одежда окровавлена. Я слышал, что в полицейском протоколе говорится о луже запекшейся крови на том месте, где он был убит. Вчера вечером мой помощник мистер Гудвин видел, как бык рогами катал тело Клайда Осгуда по земле. Естественно было предположить, что именно бык явился причиной его смерти. Но не более, чем через четверть часа после того, как быка привязали, я осмотрел его. Морда у быка белая, на ней виднелось лишь одно пятнышко крови, и только кончики рогов были в крови. Этот факт включен в полицейский протокол?
— Не знаю… Кажется, нет, — медленно произнес Уодделл…
— Тогда я рекомендую немедленно осмотреть быка, если ему еще не вымыли морду. — Вульф поднял палец. — Я пришел сюда, мистер Уодделл, не для того, чтобы строить догадки. И я не собираюсь с вами спорить.
Часто, рассматривая различные аспекты явления, мы встречаемся с подозрительными обстоятельствами, которые требуют изучения и вызывают споры, но то, что я вам сообщил, служит бесспорным доказательством того, что Клайд Осгуд погиб не от рогов быка. Вы говорили о моей репутации. Я готов поставить ее на карту.
— Бог мой! — пробормотал Осгуд. — Бог мой, я же видел быка и даже не подумал…
— Боюсь, что вчера вам было не до размышлений, — заметил Вульф.
— Никто от вас этого и не ожидал. Но от полиции, тем более сельской…
Прокурор, ничем не проявив обиды, согласился:
— Вы говорите дело, я это признаю. Но я хотел бы знать заключение врача.
— Если вы хотите проконсультироваться с врачом, поговорите с тем, который видел рану.
— Вы говорите очень убежденно, мистер Вульф. Очень. Я заметил, что Уодделл старается не смотреть на Осгуда.
— Еще одно, — произнес прокурор. — Эта рана… Если ее нанес не бык, то кто и чем? Каким орудием?
— Орудие убийства валяется меньше чем в тридцати ярдах от забора. Или валялось. Вчера я его видел.
«Ага, — подумал я, сейчас начнется фейерверк». Мы все уставились на Вульфа. Осгуд что-то воскликнул, а Уодделл надтреснутым голосом переспросил:
— Что вы сказали?
— Я сказал, что видел его.
— Орудие убийства?
— Да. Я одолжил у мистера Гудвина фонарь, поскольку мне не очень верилось, что Клайд Осгуд мог позволить быку забодать себя. Днем он сам говорил, что разбирается в скоте. Позднее его отцу пришла в голову та же мысль, но мистер Пратт не знал, как ею воспользоваться.
Я взял фонарь, осмотрел быка и сразу понял, что не бык убил Клайда Осгуда. Возникает вопрос: кто же?
Вульф поерзал в кресле, которое все-таки было на восемь дюймов уже, чем ему требовалось, и продолжил:
— Весьма интересен вопрос — от чего зависит умение делать точные выводы: от природных способностей или от тренировки? Что касается меня, то как бы ни одарила меня природа, я имел возможность на протяжении длительного времени развивать свои способности. Один из результатов этого, не всем и не всегда приятный, заключается в том, что иногда я способен обращать внимание на вещи, меня не касающиеся.
Так случилось и прошлой ночью. Через тридцать секунд после того, как я увидел морду быка, я пришел к выводу относительно возможного орудия убийства. Догадываясь, где его искать, я нашел его и осмотрел. Мои догадки подтвердились. Тоща я направился к дому, поняв, как было совершено убийство.
— Что это за орудие? Где оно?
— Обычная кирка. Днем, когда на нас напал бык — а до этого мистер Гудвин разбил мою машину, — мисс Пратт вывезла меня из загона на автомобиле. Мы проехали мимо ямы — в ней, как я потом узнал, должны были жарить быка. Вокруг ямы были куча свежей земли и валялись кирки и лопаты. Осмотрев морду быка, я подумал, что орудием убийства могла быть кирка. Я отправился с фонарем к яме, и это подтвердилось. Там лежали две кирки. Одна совершенно сухая, с присохшими комочками земли, а другая влажная. Даже сам металл снизу был еще влажным, а деревянная ручка — тем более. На металле не было земли. Очевидно, кирку тщательно и недавно вымыли. Недалеко от ямы я обнаружил шланг для поливки, и, когда поднял его, оттуда потекла вода. Ощупав траву вокруг шланга, я обнаружил, что она мокрая. Я почти уверен, что смертельная рана была нанесена киркой, затем из шланга с нее смыли кровь и снова положили на кучу земли, где я ее и обнаружил.
— Вы утверждаете, что… — Фредерик Осгуд стиснул зубы.
Костяшки его сжатых кулаков, лежавших на коленях, побелели. — Мой сын… убит… киркой?
Уодделл встревожился и попытался перейти в наступление:
— Но почему же вы вчера молчали, когда там были и шериф, и полицейские?
— Вчера я не представлял ничьих интересов.
— А интересы справедливости? Вы же гражданин! Вы знаете, что означает сокрытие улик?
— Ерунда. Я не скрывал ни бычьей морды, ни кирки. А мои мыслительные процессы и выводы, которые из них вытекают, принадлежат только мне.
— Вы говорите, что ручка у кирки была мокрой, а на металле не было прилипшей грязи. А разве ее не могли вымыть по какой-нибудь другой причине? Вы расспрашивали об этом?
— Я никого ни о чем не расспрашивал. В одиннадцать часов вечера ручка кирки была мокрой. Если вы считаете разумным искать человека, который, не имея оснований чего-то опасаться, ночью моет кирку, что ж, действуйте. Если же вам нужно подтверждение моей версии, поищите лучше следы крови на траве возле шланга и отправьте кирку на анализ.
С дерева весьма трудно удалить кровь.
— Не командуйте мной. — Окружной прокурор пронзительно взглянул на Осгуда и вновь обернулся к Вульфу. — Поймите меня правильно… И вы тоже, Осгуд. Я прокурор округа, я знаю свой долг и блюду его. Если было совершено преступление, то мы не закроем на него глаза, но я не собираюсь поднимать шумиху ради шумихи, и вы не можете ставить это мне в вину. Этого не одобрили бы мои избиратели, да и никому это не нужно. Есть кровь на морде быка или нет, узнаю я или не узнаю, почему ночью мыли кирку, — все равно ваша версия кажется мне высосанной из пальца. Что же, убийца с киркой залез в загон — где, кстати, был бык, — потом туда же залез Клайд Осгуд и покорно ждал, пока убийца нанесет удар киркой? Или другой вариант: