Страница:
Рекс Стаут
«Оживший покойник»
Глава 1
— Домери и Найдер, — произнесла она ласкающим слух голосом. Я вежливо спросил:
— Не могли бы вы повторить по буквам?
Я имел в виду «Домери», поскольку фамилию девушки «Найдер», «Синтин Найдер» уже зафиксировал в своей записной книжке.
Тут же я понял, что с таким же успехом мог бы попросить ее произнести по буквам фамилию «Шекспир» или «Чарли Чаплин», настолько она удивилась. Очаровательные голубые глаза Синтин выразили искреннее недоверие: что это? Неудачная шутка? Уж не дурачу ли ее?
И все же она заставила себя благосклонно улыбнуться и повторила отчетливо: «Д-О-М-Е-Р-И»… Седьмая авеню, четыреста шесть.
Это был, видимо, адрес конторы фирмы.
— Интересно, — спросила она, — как бы вы отреагировали, если бы я попросила произнести по буквам имя Ниро Вулфа?
— Попробуйте, — предложил я, улыбнувшись. — Положите пальцы мне на пульс и спрашивайте… Только не требуйте произносить по буквам мою фамилию — Арчи Гудвин. Это причинило бы мне боль.
Вулф что-то недовольно заворчал и переместил свои пуды в специально изготовленном для него кресле.
— Вы договорились о свидании, чтобы увидеть МЕНЯ, — сказал он посетительнице. — Я полагаю, вам нужен детектив. Если да, объясните, для чего именно, и не поощряйте ухаживания мистера Гудвина. Ему ничего не стоит вскружить вам голову.
Я пропустил замечание шефа мимо ушей, решив, что не в моих интересах с ним ссориться, ибо он только что приобрел новый «кадиллак», а это означало, что именно мне, Арчи Гудвину, будет подвластно это чудо скорости и комфорта: из нас, четырех обитателей кирпичного особняка на Западной Тридцать пятой улице, что стоит неподалеку от реки, только я один умел водить машину.
Сам Вулф был твердо убежден, что любые механизмы с движущимися частями являются заговором против его особы, он крайне редко покидал дом, разве что по весьма важным причинам личного характера, а по делу — почти никогда, оставаясь в своем кабинете на первом этаже, используя для работы свои природный ум, когда мне удавалось заставить его это сделать.
Управляющий нашим домашним хозяйством, он же шеф-повар Фриц Бреннер знал, как обращаться с машинами, но делал вид, что не знает, да и водительских прав у него не было.
Теодор Хорстман — садовник, который ухаживал за орхидеями в оранжерее на чердаке, считал, что для здоровья полезно ходить пешком, и придерживался этого правила на практике, хотя был далеко не первой молодости.
Я, Арчи Гудвин, был и детективом, и секретарем, и стенографистом, и парламентером, и мальчиком на побегушках, — мастером на все руки. Но теперь-то главным образом — водителем «кадиллака», рассчитывая, что именно к такой мысли придет мой босс. Потому-то я и позволил Ниро Вулфу в присутствии очаровательной Синтин Найдер окрестить меня ловеласом и волокитой. К тому же «кадиллак» стоил кучу денег, а на протяжении этой недели нам никто не предлагал приемлемой работы. А голубоглазая мисс Найдер выглядела так, будто у нее денег куры не клюют.
Надо сказать, если я привык к манерам Вулфа и довольно спокойно выносил его оскорбительные замечания, то другие не отличались такой терпимостью. Вулфу ничего не стоило обидеть Синтин. Случись такое, она поднимется и уйдет искать другое детективное бюро для того, чтобы расстаться там со своими долларами.
Взвесив все это, я понимающе улыбнулся очаровательной клиентке, приготовил авторучку, записную книжку и прокашлялся.
— Не могли бы вы повторить по буквам?
Я имел в виду «Домери», поскольку фамилию девушки «Найдер», «Синтин Найдер» уже зафиксировал в своей записной книжке.
Тут же я понял, что с таким же успехом мог бы попросить ее произнести по буквам фамилию «Шекспир» или «Чарли Чаплин», настолько она удивилась. Очаровательные голубые глаза Синтин выразили искреннее недоверие: что это? Неудачная шутка? Уж не дурачу ли ее?
И все же она заставила себя благосклонно улыбнуться и повторила отчетливо: «Д-О-М-Е-Р-И»… Седьмая авеню, четыреста шесть.
Это был, видимо, адрес конторы фирмы.
— Интересно, — спросила она, — как бы вы отреагировали, если бы я попросила произнести по буквам имя Ниро Вулфа?
— Попробуйте, — предложил я, улыбнувшись. — Положите пальцы мне на пульс и спрашивайте… Только не требуйте произносить по буквам мою фамилию — Арчи Гудвин. Это причинило бы мне боль.
Вулф что-то недовольно заворчал и переместил свои пуды в специально изготовленном для него кресле.
— Вы договорились о свидании, чтобы увидеть МЕНЯ, — сказал он посетительнице. — Я полагаю, вам нужен детектив. Если да, объясните, для чего именно, и не поощряйте ухаживания мистера Гудвина. Ему ничего не стоит вскружить вам голову.
Я пропустил замечание шефа мимо ушей, решив, что не в моих интересах с ним ссориться, ибо он только что приобрел новый «кадиллак», а это означало, что именно мне, Арчи Гудвину, будет подвластно это чудо скорости и комфорта: из нас, четырех обитателей кирпичного особняка на Западной Тридцать пятой улице, что стоит неподалеку от реки, только я один умел водить машину.
Сам Вулф был твердо убежден, что любые механизмы с движущимися частями являются заговором против его особы, он крайне редко покидал дом, разве что по весьма важным причинам личного характера, а по делу — почти никогда, оставаясь в своем кабинете на первом этаже, используя для работы свои природный ум, когда мне удавалось заставить его это сделать.
Управляющий нашим домашним хозяйством, он же шеф-повар Фриц Бреннер знал, как обращаться с машинами, но делал вид, что не знает, да и водительских прав у него не было.
Теодор Хорстман — садовник, который ухаживал за орхидеями в оранжерее на чердаке, считал, что для здоровья полезно ходить пешком, и придерживался этого правила на практике, хотя был далеко не первой молодости.
Я, Арчи Гудвин, был и детективом, и секретарем, и стенографистом, и парламентером, и мальчиком на побегушках, — мастером на все руки. Но теперь-то главным образом — водителем «кадиллака», рассчитывая, что именно к такой мысли придет мой босс. Потому-то я и позволил Ниро Вулфу в присутствии очаровательной Синтин Найдер окрестить меня ловеласом и волокитой. К тому же «кадиллак» стоил кучу денег, а на протяжении этой недели нам никто не предлагал приемлемой работы. А голубоглазая мисс Найдер выглядела так, будто у нее денег куры не клюют.
Надо сказать, если я привык к манерам Вулфа и довольно спокойно выносил его оскорбительные замечания, то другие не отличались такой терпимостью. Вулфу ничего не стоило обидеть Синтин. Случись такое, она поднимется и уйдет искать другое детективное бюро для того, чтобы расстаться там со своими долларами.
Взвесив все это, я понимающе улыбнулся очаровательной клиентке, приготовил авторучку, записную книжку и прокашлялся.
Глава 2
— «Домери и Найдер», — повторила Синтин, — это так же хорошо, как все то, что расположено в районе Седьмой авеню, включая Пятьдесят седьмую стрит, но если вас не интересует модная одежда, и вы не посещаете показ новых моделей нашей фирмы, то ваши жены наверняка отлично ее знают.
Вулф содрогнулся:
— Никаких жен! — сказал он. — Ни у одного из нас нет жены. Потому-то мы так невежественны.
— Но если бы у вас была жена, — продолжала настаивать Синтин, — она непременно пользовалась бы услугами нашей фирмы «Домери и Найдер». Мы шьем высококачественные пальто, костюмы, платья. Даже здесь, в Нью-Йорке, наши клиенты — самые избранные люди. Вот уже двадцать лет, как пользуется самой высокой репутацией дело, основанное Джорджем Домери и Полем Найдером, моим дядей Полем — братом отца…
— Простите меня, — перебил ее Вулф, — может мы сэкономим время, если перейдем к сути вашей проблемы.
— Как раз для этого, — возразила Синтин, — я должна рассказать историю всего нашего дела…
Она нахмурилась, глянула в окно за письменным столом Вулфа с таким видом, как будто что-то там увидела, и, пожав плечами, продолжала:
— Джордж Домери был главой фирмы, ее организатором, администратором и коммерсантом, а дядя Поль был художником-модельером. Речь пойдет главным образом о моем дяде Поле. Если бы не он, Домери никогда бы не сумел создать такую фирму и выпускать такие первоклассные изделия… Владели они фирмой совместно на паритетных началах — пятьдесят на пятьдесят… Но вот мой дядя год назад покончил с собой, как было заявлено официально…
То, что рассказала Синтин Найдер, подтверждало мою мысль, что она в состоянии хорошо заплатить, а для этого — я не сомневался — нам предстоит превратить самоубийство в убийство.
— Думаю, что надо сказать несколько слов и о себе, — продолжила Синтин, — Я родилась и выросла во Фригоне… Родители умерли, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Дядя Поль послал за мной, я приехала в Нью-Йорк и жила у него. Он не был женат. Мы не слишком-то ладили друг с другом, возможно потому, что у нас сходные натуры, как он сам говорил, у меня тоже есть творческая жилка, к тому же я не хотела поступать в колледж… Конечно, ничего плохого между нами не было, и все же мы не только спорили, но и ссорились. Наконец, после одной особенно бурной сцены он разрешил мне жить по-своему, сказав, что поскольку я не желаю учиться, должна сама себе зарабатывать на жизнь… И что вы думаете, он сделал?.. Принял меня в фирму «Домери и Найдер» на должность модельера с очень высокой оплатой. Замечательный был человек!.. Конечно, он бы так не поступил, если бы не был уверен, что у меня действительно есть талант…
— Какого рода? — скептически спросил Вулф.
— Талант модельера, понятно, — простодушно ответила Синтин с таким видом, как будто все другие профессии не стоят и ломаного гроша.
— Тогда, три года назад, — продолжала мисс Найдер, — мне было всего восемнадцать лет и никакой специальной подготовки. Так что доказать, что я на что-то пригодна, не было никаких шансов. К тому же меня крайне удивило, что дядя предложил мне с первых дней работать вместе с ним. Он был превосходным модельером, а они все так ревниво относятся к своим успехам… Тогда-то он и уехал отдыхать на Запад, и оттуда вдруг пришло сообщение, что покончил с собой. Известие это было как гром среди ясного неба… Я думаю, мне следует сказать, почему, несмотря на горечь потери близкого человека, я не слишком удивилась, узнав о его самоубийстве…
— Естественно, — согласился Вулф.
— Потому что знала, как он был несчастен. Жена Джорджа Домери, Элен, разбилась о камни, упав с лошади. А дядя ее безумно любил. Он ее боготворил, тем более, что был гораздо старше. Она же его не любила, и вообще никогда никого не любила, кроме самой себя, кокетничала с ним, ей правилось, что он так в нее влюблен, и никакие другие женщины его не привлекают.
Я не стал помечать в блокноте, что мисс Найдер без особой симпатии отзывалась о миссис Домери, но могу это подтвердить.
— Смерть Элен явилась для дяди Поля невероятным ударом, — продолжала Синтин, — как он переживал, я никогда ничего подобного не видела. В течение трех дней после ее гибели он не произнес ни слова. Можно было подумать, что разучился говорить. Не покидал свою квартиру ни днем, ни ночью, хотя тогда как раз происходила выставка-демонстрация осенних моделей… Потом он мне объявил, что уезжает на Запад. И уехал. Через четыре дня пришло сообщение о его самоубийстве при таких обстоятельствах, которые не вызывали у меня никаких сомнений.
— А теперь у вас эти сомнения появились? — спросил Вулф, поскольку она замолчала.
— Естественно! — воскликнула она. — Я не удивилась, когда узнала, КАК он совершил самоубийство. Всегда отличался экзальтированностью, был, как говорят, человеком со странностями. Оно и понятно, лучший дизайнер Нью-Йорка, привык к саморекламе. Он снял с себя всю одежду и прыгнул в гейзер Йеллоустонского парка.
Вольф неожиданно улыбнулся. Я посмотрел на девушку с невольным восхищением: меня поразила ее невозмутимость и ровный голос, которым она рассказывала о таких кошмарных вещах. Конечно, прошел уже целый год, но все же…
— В этом гейзере очень глубоко, — продолжала Синтин, — Температура воды там гораздо выше точки кипения. Это я выяснила из статьи, которая была напечатана в какой-то газете.
— Действительно, необыкновенный конец! — согласился Вулф. — А почему вы сейчас стали сомневаться в том, что это самоубийство?
— Потому что он не умер, он жив. Я видела его живым и здоровым на прошлой неделе в Нью-Йорке.
Вулф содрогнулся:
— Никаких жен! — сказал он. — Ни у одного из нас нет жены. Потому-то мы так невежественны.
— Но если бы у вас была жена, — продолжала настаивать Синтин, — она непременно пользовалась бы услугами нашей фирмы «Домери и Найдер». Мы шьем высококачественные пальто, костюмы, платья. Даже здесь, в Нью-Йорке, наши клиенты — самые избранные люди. Вот уже двадцать лет, как пользуется самой высокой репутацией дело, основанное Джорджем Домери и Полем Найдером, моим дядей Полем — братом отца…
— Простите меня, — перебил ее Вулф, — может мы сэкономим время, если перейдем к сути вашей проблемы.
— Как раз для этого, — возразила Синтин, — я должна рассказать историю всего нашего дела…
Она нахмурилась, глянула в окно за письменным столом Вулфа с таким видом, как будто что-то там увидела, и, пожав плечами, продолжала:
— Джордж Домери был главой фирмы, ее организатором, администратором и коммерсантом, а дядя Поль был художником-модельером. Речь пойдет главным образом о моем дяде Поле. Если бы не он, Домери никогда бы не сумел создать такую фирму и выпускать такие первоклассные изделия… Владели они фирмой совместно на паритетных началах — пятьдесят на пятьдесят… Но вот мой дядя год назад покончил с собой, как было заявлено официально…
То, что рассказала Синтин Найдер, подтверждало мою мысль, что она в состоянии хорошо заплатить, а для этого — я не сомневался — нам предстоит превратить самоубийство в убийство.
— Думаю, что надо сказать несколько слов и о себе, — продолжила Синтин, — Я родилась и выросла во Фригоне… Родители умерли, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Дядя Поль послал за мной, я приехала в Нью-Йорк и жила у него. Он не был женат. Мы не слишком-то ладили друг с другом, возможно потому, что у нас сходные натуры, как он сам говорил, у меня тоже есть творческая жилка, к тому же я не хотела поступать в колледж… Конечно, ничего плохого между нами не было, и все же мы не только спорили, но и ссорились. Наконец, после одной особенно бурной сцены он разрешил мне жить по-своему, сказав, что поскольку я не желаю учиться, должна сама себе зарабатывать на жизнь… И что вы думаете, он сделал?.. Принял меня в фирму «Домери и Найдер» на должность модельера с очень высокой оплатой. Замечательный был человек!.. Конечно, он бы так не поступил, если бы не был уверен, что у меня действительно есть талант…
— Какого рода? — скептически спросил Вулф.
— Талант модельера, понятно, — простодушно ответила Синтин с таким видом, как будто все другие профессии не стоят и ломаного гроша.
— Тогда, три года назад, — продолжала мисс Найдер, — мне было всего восемнадцать лет и никакой специальной подготовки. Так что доказать, что я на что-то пригодна, не было никаких шансов. К тому же меня крайне удивило, что дядя предложил мне с первых дней работать вместе с ним. Он был превосходным модельером, а они все так ревниво относятся к своим успехам… Тогда-то он и уехал отдыхать на Запад, и оттуда вдруг пришло сообщение, что покончил с собой. Известие это было как гром среди ясного неба… Я думаю, мне следует сказать, почему, несмотря на горечь потери близкого человека, я не слишком удивилась, узнав о его самоубийстве…
— Естественно, — согласился Вулф.
— Потому что знала, как он был несчастен. Жена Джорджа Домери, Элен, разбилась о камни, упав с лошади. А дядя ее безумно любил. Он ее боготворил, тем более, что был гораздо старше. Она же его не любила, и вообще никогда никого не любила, кроме самой себя, кокетничала с ним, ей правилось, что он так в нее влюблен, и никакие другие женщины его не привлекают.
Я не стал помечать в блокноте, что мисс Найдер без особой симпатии отзывалась о миссис Домери, но могу это подтвердить.
— Смерть Элен явилась для дяди Поля невероятным ударом, — продолжала Синтин, — как он переживал, я никогда ничего подобного не видела. В течение трех дней после ее гибели он не произнес ни слова. Можно было подумать, что разучился говорить. Не покидал свою квартиру ни днем, ни ночью, хотя тогда как раз происходила выставка-демонстрация осенних моделей… Потом он мне объявил, что уезжает на Запад. И уехал. Через четыре дня пришло сообщение о его самоубийстве при таких обстоятельствах, которые не вызывали у меня никаких сомнений.
— А теперь у вас эти сомнения появились? — спросил Вулф, поскольку она замолчала.
— Естественно! — воскликнула она. — Я не удивилась, когда узнала, КАК он совершил самоубийство. Всегда отличался экзальтированностью, был, как говорят, человеком со странностями. Оно и понятно, лучший дизайнер Нью-Йорка, привык к саморекламе. Он снял с себя всю одежду и прыгнул в гейзер Йеллоустонского парка.
Вольф неожиданно улыбнулся. Я посмотрел на девушку с невольным восхищением: меня поразила ее невозмутимость и ровный голос, которым она рассказывала о таких кошмарных вещах. Конечно, прошел уже целый год, но все же…
— В этом гейзере очень глубоко, — продолжала Синтин, — Температура воды там гораздо выше точки кипения. Это я выяснила из статьи, которая была напечатана в какой-то газете.
— Действительно, необыкновенный конец! — согласился Вулф. — А почему вы сейчас стали сомневаться в том, что это самоубийство?
— Потому что он не умер, он жив. Я видела его живым и здоровым на прошлой неделе в Нью-Йорке.
Глава 3
Я почувствовал было некоторое облегчение, подумав, что настал тот момент, когда самоубийство превратилось в убийство.
В детективном деле — это тот стержень, на котором все держится. Заголовок в газете со словами «убитый человек», сразу же привлекает внимание, вызывает интерес, и вот — на тебе, этот «убитый человек» у Синтин стал «ожившим покойником». Весьма оригинально!
Тут же я подумал: если ее дядя Поль жив, то плакало ее наследство и доля в деле, значит она и нам не сможет как следует заплатить! Отношение лично к ней оставалось у меня, разумеется, прежним: хороша собой без всяких «но», голос очаровательный, и все такое. Но если судить профессионально, наш интерес к ней значительно ослабел, поскольку вопрос гонорара для меня, да и для Вулфа, никогда не стоял на последнем месте.
Поэтому я разрешил себе немного расслабиться, похлопал записной книжкой по столу, за которым обычно сидел вполоборота к Вулфу, чтобы хорошо видеть посетителя, которого непременно сажали в красное кресло. Некоторые стеснялись этого, но Синтин, одетая в желтое платье, из какого-то странного материала, кажется, японского шелка, и коричневый жакет в крупную желтую клетку, с непонятным сооружением на голове, выглядела на красном фоне великолепно.
Если Синтин сама придумала этот ансамбль, то Вулфу придется проглотить свой скептицизм по поводу ее таланта.
— Когда и где вы увидели своего дядю живым? — спросил Вулф.
— Случилось это в прошлый вторник, 3-го июля. Завтра исполнится ровно неделя… Мы показывали осеннюю коллекцию моделей для прессы. Обычно не используем для этого отели, поскольку наш собственный зал на 200 человек достаточно удобен. На такие показы, как правило, не пускают посторонних, чтобы избежать толкотни и неразберихи… Я как раз демонстрировала черно-синий ансамбль из облегченного твида, когда увидела дядю Поля. Он сидел в пятом ряду между Агнесс Дембертон из «Вог» и миссис Гамперт из «Геральд Трибьюн». Если вы спросите у меня, как я его узнала, я бы не смогла вам этого объяснить, просто я ЗНАЛА, что это он, у меня не было ни малейшего сомнения…
— А почему, собственно, вы могли не узнать его? — спросил Вулф.
— Потому что у него была борода, на носу очки, а волосы приглажены и зачесаны на левую сторону. Все вместе выглядело кричаще, что совершенно несвойственно дяде Полю. Борода, правда, была подстрижена… Вообще-то его было трудно узнать. Сначала у меня не было полной уверенности, что это он. И к лучшему, иначе бы я уставилась на него и остановилась.
— Позже Полли Фарелла спросила у Бернарда Домери, племянника Домери-старшего, что это был за мужчина с такой большой бородой. Бернард ответил, что бородач — по всей вероятности, представитель «Дейли Уоркер». Конечно, мы знали большинство приглашенных на показ представителей прессы, но не всех. Когда я демонстрировала еще одну модель — длинное подбитое мехом пальто из «клайншель-ратина», я снова незаметно посмотрела на бородача. И тут я окончательно его узнала. Не догадалась, а узнала. Это меня настолько поразило, что я была вынуждена уйти с помоста быстрее, чем следовало. А в комнате, где мы переодевались, постаралась никому не попадаться на глаза. Мне хотелось подбежать к дяде, поговорить с ним, но я не могла это сделать, чтобы не сбить порядок демонстрации. У меня было еще четыре модели для показа, одна из них — гвоздь сезона — платье из материала в белую полоску с рукавами-буфф и интересной отделкой. Я была обязана довести показ до конца. Когда шоу закончилось, тут же поспешила к дяде. Но он уже ушел.
— И что же дальше? — спросил Вулф.
— Я выскочила в коридор, пробежала до лифта — все напрасно, он исчез.
— И вы его больше не видели?
— Нет. Лишь тогда на демонстрации моделей.
— А кто-нибудь еще его узнал?
— Не думаю… Да нет, уверена, что не узнали, иначе бы поднялся шум. Представляете, оживший мертвец?!
Вулф молча кивнул. Его грузное тело словно застыло в массивном кресле. Широкое лицо было непроницаемым. Жили только глаза.
— Многие ли из людей, присутствовавших на показе, знают его?
— Конечно, его почти все знают. Он был очень популярен в своем кругу. Почти так же, как вы в своем.
Вулф сделал вид, что не заметил комплимент.
— Скажите, насколько вы уверены, что это был именно он?
— Абсолютно! У меня нет ни малейших сомнений на этот счет.
— И вы не узнали, за кого он себя выдает?
Она покачала головой.
— Я не смогла ничего о нем узнать, да и некому было задавать вопросы. Мне пришлось бы расспрашивать слишком многих, а вряд ли кто смог бы что-либо толковое сказать… — Она заколебалась. — Билеты у нас представителям прессы раздаются довольно свободно. Вообще-то, их рассылают официально, но те, кто знает каналы, по которым их можно раздобыть, без труда попадают на все наши шоу. Ну а дядя все, разумеется, хорошо знал.
— Вы кому-нибудь обо всем этом рассказывали?
— Ни одной душе. Пыталась сама разобраться, что все это значит, решала, что делать…
— Мне думается, что вы должны просто забыть о случившемся, — сказал Вулф. — Вы говорили, что унаследовали половину, — тут он сделал гримасу, — дела вашего дядюшки? А что еще? Какое-нибудь недвижимое имущество, бумаги, деньги в банке?
— Нет. Никакого имущества, кроме мебели в его квартире. Его поверенный сказал мне, что у него нет ни счета в банке, ни каких-либо ценных бумаг.
— Та-ак… Это, конечно, не миниатюрные вещи, которые можно унести с собой. Но все же у вас имеется половина его дела. Оно верное?
Синтин улыбнулась:
— Как говорит Полли Фарелла, в прошлом году наше дело оценивалось в два миллиона, а нынче наш доход еще увеличился.
— Тогда почему бы вам не позабыть этот инцидент? Не все ли равно, из каких соображений ваш дядя надумал носить бороду и парик? Если вы припрете его к стенке, заставите побриться и смыть помаду с головы, вы лишитесь своей доли состояния со все возрастающим доходом. Все это принадлежит ему. Лично я с вас ничего не возьму за подобный совет.
Синтин решительно затрясла головой:
— Нет, я должна знать, что творится, в каком я положении. Я…
Она умолкла, закусив губу, старалась сдержать эмоции, которые, нет-нет, да и прорывались наружу. Справившись с волнением, сказала всего лишь одну фразу:
— Я страшно огорчена.
— Тогда вам следует не торопиться с решением. — Вулф проявлял невероятное терпение и я, продолжая стенографировать, отлично понимал, что это неспроста. — Никогда не решайте ничего, когда вы расстроены… — Он погрозил ей пальцем. — Несмотря на свою уверенность, вы все же можете и ошибиться. Действительно, как вам удалось узнать вашего дядю? Другие-то его не узнали? Только потому, что жили с ним в одном доме и близко его видели? Но ведь и остальные знали его не хуже. Особенно, партнер по делу — мистер Домери. Вы сами говорили, что они были знакомы 20 лет. Присутствовал ли Домери в тот раз на демонстрации моделей?
Глаза Синтин широко раскрылись:
— Ох, неужели я вам об этом не сказала? На демонстрации был Бернард Домери, племянник Домери-старшего, об этом я говорила. Но Джорджа Домери, естественно, и не могло там быть, он же умер.
Теперь уже Вулф широко раскрыл глаза:
— Черт побери! Тоже прыгнул в гейзер?
— Нет, это был несчастный случай. Он утонул. Удил рыбу и свалился с лодки.
— Где и когда это произошло?
— Во Флориде на западном побережье. Это было… Подождите, сегодня седьмое июля, значит, это было около шести недель назад.
— Кто-нибудь был вместе с ним?
— Бернард, его племянник.
— И больше никого?
— Никого.
— И племянник… унаследовал половину дела?
— Да, но…
Синтин нахмурилась, ее рука задрожала. На нее было приятно смотреть, она сопровождала свою речь очень грациозными жестами. Но сейчас была так расстроена, что недостаточно контролировала себя.
— Нет, там все в порядке.
— Почему вы так уверены?
Синтин повела плечами: «Ведь если бы возникли какие-то сомнения, или, больше того, подозрения, полиция во Флориде занялась бы им».
— Вероятно, — пробурчал недовольно Вулф. — Однако все вместе взятое, согласитесь, мне кажется весьма странным… Редкостное стечение обстоятельств… Миссис Домери падает с лошади и разбивается насмерть, мистер Найдер прыгает в гейзер и сваривается в кипятке, а мистер Домери сваливается с лодки в океан и тонет. Слава богу, это меня не касается, но, если бы мне довелось заниматься этим делом, я потребовал бы дополнительных фактов, не удовольствовался бы теми данными, которыми располагает полиция Флориды.
Его голос зазвучал весьма резко:
— А что вы хотите от меня во всей этой истории с вашим дядей?
На этот вопрос у Синтин был готов ответ:
— Я хочу, чтобы вы его отыскали.
— Допустим. Но это может отнять у меня много времени и будет дорого вам стоить… Скажем, две тысячи долларов?
Она и глазом не моргнула:
— Разумеется. Сегодня же пошлю вам чек… Полагаю, вы сами понимаете, что это дело строго конфиденциальное, о чем я сказала с самого начала. Вы не должны об этом переговариваться со мной по телефону или посылать мне записки. Все, что потребуется, будете передавать или спрашивать только лично. Это — мое непреложное желание.
Она взглянула на меня своими ясными голубыми глазами, словно оценивая, можно ли мне доверять, снова повернулась к Вулфу.
— Конечно же, я расскажу вам все, что знаю, о дядиных прежних друзьях и деловых связях, но сомневаюсь, что это в чем-то поможет. У него не было близких друзей и родственников, кроме меня. И никаких приятелей, о которых бы я знала. Единственный человек, которого он по-настоящему любил, была Элен Домери. Правда, ко мне он тоже был по-своему привязан. Во всяком случае я так полагаю… И он безумно любил свою работу, свое дело. Я так и подумала, что он приехал сюда в прошлый вторник, потому что не мог оставаться вне демонстрации новых моделей. Вряд ли он понял, что я его узнала, потому что тогда дядя как-то отреагировал бы на мой шок… Возможно, что и сегодня он будет на демонстрации, не сможет остаться в стороне от последних работ модельеров, ибо как раз сегодня у нас объявлена большая выставка-продажа осенних моделей. Вот почему я и приехала к вам, мистер Вулф.
— Мне известно, что вы все решаете в своем кабинете и практически никогда не выходите из него. Но не мог бы придти на шоу мистер Гудвин? Он занял бы место у самого выхода, ну, а мы с ним договоримся об условном знаке, который я ему подам, если опять увижу дядю.
Теперь я понял смысл ее оценивающего взгляда.
— Только мистер Гудвин, — продолжала Синтин, — должен вести себя предельно осторожно, чтобы не испортить демонстрацию.
Вулф кивнул:
— Ну что же, хорошо, пусть будет по-вашему.
В детективном деле — это тот стержень, на котором все держится. Заголовок в газете со словами «убитый человек», сразу же привлекает внимание, вызывает интерес, и вот — на тебе, этот «убитый человек» у Синтин стал «ожившим покойником». Весьма оригинально!
Тут же я подумал: если ее дядя Поль жив, то плакало ее наследство и доля в деле, значит она и нам не сможет как следует заплатить! Отношение лично к ней оставалось у меня, разумеется, прежним: хороша собой без всяких «но», голос очаровательный, и все такое. Но если судить профессионально, наш интерес к ней значительно ослабел, поскольку вопрос гонорара для меня, да и для Вулфа, никогда не стоял на последнем месте.
Поэтому я разрешил себе немного расслабиться, похлопал записной книжкой по столу, за которым обычно сидел вполоборота к Вулфу, чтобы хорошо видеть посетителя, которого непременно сажали в красное кресло. Некоторые стеснялись этого, но Синтин, одетая в желтое платье, из какого-то странного материала, кажется, японского шелка, и коричневый жакет в крупную желтую клетку, с непонятным сооружением на голове, выглядела на красном фоне великолепно.
Если Синтин сама придумала этот ансамбль, то Вулфу придется проглотить свой скептицизм по поводу ее таланта.
— Когда и где вы увидели своего дядю живым? — спросил Вулф.
— Случилось это в прошлый вторник, 3-го июля. Завтра исполнится ровно неделя… Мы показывали осеннюю коллекцию моделей для прессы. Обычно не используем для этого отели, поскольку наш собственный зал на 200 человек достаточно удобен. На такие показы, как правило, не пускают посторонних, чтобы избежать толкотни и неразберихи… Я как раз демонстрировала черно-синий ансамбль из облегченного твида, когда увидела дядю Поля. Он сидел в пятом ряду между Агнесс Дембертон из «Вог» и миссис Гамперт из «Геральд Трибьюн». Если вы спросите у меня, как я его узнала, я бы не смогла вам этого объяснить, просто я ЗНАЛА, что это он, у меня не было ни малейшего сомнения…
— А почему, собственно, вы могли не узнать его? — спросил Вулф.
— Потому что у него была борода, на носу очки, а волосы приглажены и зачесаны на левую сторону. Все вместе выглядело кричаще, что совершенно несвойственно дяде Полю. Борода, правда, была подстрижена… Вообще-то его было трудно узнать. Сначала у меня не было полной уверенности, что это он. И к лучшему, иначе бы я уставилась на него и остановилась.
— Позже Полли Фарелла спросила у Бернарда Домери, племянника Домери-старшего, что это был за мужчина с такой большой бородой. Бернард ответил, что бородач — по всей вероятности, представитель «Дейли Уоркер». Конечно, мы знали большинство приглашенных на показ представителей прессы, но не всех. Когда я демонстрировала еще одну модель — длинное подбитое мехом пальто из «клайншель-ратина», я снова незаметно посмотрела на бородача. И тут я окончательно его узнала. Не догадалась, а узнала. Это меня настолько поразило, что я была вынуждена уйти с помоста быстрее, чем следовало. А в комнате, где мы переодевались, постаралась никому не попадаться на глаза. Мне хотелось подбежать к дяде, поговорить с ним, но я не могла это сделать, чтобы не сбить порядок демонстрации. У меня было еще четыре модели для показа, одна из них — гвоздь сезона — платье из материала в белую полоску с рукавами-буфф и интересной отделкой. Я была обязана довести показ до конца. Когда шоу закончилось, тут же поспешила к дяде. Но он уже ушел.
— И что же дальше? — спросил Вулф.
— Я выскочила в коридор, пробежала до лифта — все напрасно, он исчез.
— И вы его больше не видели?
— Нет. Лишь тогда на демонстрации моделей.
— А кто-нибудь еще его узнал?
— Не думаю… Да нет, уверена, что не узнали, иначе бы поднялся шум. Представляете, оживший мертвец?!
Вулф молча кивнул. Его грузное тело словно застыло в массивном кресле. Широкое лицо было непроницаемым. Жили только глаза.
— Многие ли из людей, присутствовавших на показе, знают его?
— Конечно, его почти все знают. Он был очень популярен в своем кругу. Почти так же, как вы в своем.
Вулф сделал вид, что не заметил комплимент.
— Скажите, насколько вы уверены, что это был именно он?
— Абсолютно! У меня нет ни малейших сомнений на этот счет.
— И вы не узнали, за кого он себя выдает?
Она покачала головой.
— Я не смогла ничего о нем узнать, да и некому было задавать вопросы. Мне пришлось бы расспрашивать слишком многих, а вряд ли кто смог бы что-либо толковое сказать… — Она заколебалась. — Билеты у нас представителям прессы раздаются довольно свободно. Вообще-то, их рассылают официально, но те, кто знает каналы, по которым их можно раздобыть, без труда попадают на все наши шоу. Ну а дядя все, разумеется, хорошо знал.
— Вы кому-нибудь обо всем этом рассказывали?
— Ни одной душе. Пыталась сама разобраться, что все это значит, решала, что делать…
— Мне думается, что вы должны просто забыть о случившемся, — сказал Вулф. — Вы говорили, что унаследовали половину, — тут он сделал гримасу, — дела вашего дядюшки? А что еще? Какое-нибудь недвижимое имущество, бумаги, деньги в банке?
— Нет. Никакого имущества, кроме мебели в его квартире. Его поверенный сказал мне, что у него нет ни счета в банке, ни каких-либо ценных бумаг.
— Та-ак… Это, конечно, не миниатюрные вещи, которые можно унести с собой. Но все же у вас имеется половина его дела. Оно верное?
Синтин улыбнулась:
— Как говорит Полли Фарелла, в прошлом году наше дело оценивалось в два миллиона, а нынче наш доход еще увеличился.
— Тогда почему бы вам не позабыть этот инцидент? Не все ли равно, из каких соображений ваш дядя надумал носить бороду и парик? Если вы припрете его к стенке, заставите побриться и смыть помаду с головы, вы лишитесь своей доли состояния со все возрастающим доходом. Все это принадлежит ему. Лично я с вас ничего не возьму за подобный совет.
Синтин решительно затрясла головой:
— Нет, я должна знать, что творится, в каком я положении. Я…
Она умолкла, закусив губу, старалась сдержать эмоции, которые, нет-нет, да и прорывались наружу. Справившись с волнением, сказала всего лишь одну фразу:
— Я страшно огорчена.
— Тогда вам следует не торопиться с решением. — Вулф проявлял невероятное терпение и я, продолжая стенографировать, отлично понимал, что это неспроста. — Никогда не решайте ничего, когда вы расстроены… — Он погрозил ей пальцем. — Несмотря на свою уверенность, вы все же можете и ошибиться. Действительно, как вам удалось узнать вашего дядю? Другие-то его не узнали? Только потому, что жили с ним в одном доме и близко его видели? Но ведь и остальные знали его не хуже. Особенно, партнер по делу — мистер Домери. Вы сами говорили, что они были знакомы 20 лет. Присутствовал ли Домери в тот раз на демонстрации моделей?
Глаза Синтин широко раскрылись:
— Ох, неужели я вам об этом не сказала? На демонстрации был Бернард Домери, племянник Домери-старшего, об этом я говорила. Но Джорджа Домери, естественно, и не могло там быть, он же умер.
Теперь уже Вулф широко раскрыл глаза:
— Черт побери! Тоже прыгнул в гейзер?
— Нет, это был несчастный случай. Он утонул. Удил рыбу и свалился с лодки.
— Где и когда это произошло?
— Во Флориде на западном побережье. Это было… Подождите, сегодня седьмое июля, значит, это было около шести недель назад.
— Кто-нибудь был вместе с ним?
— Бернард, его племянник.
— И больше никого?
— Никого.
— И племянник… унаследовал половину дела?
— Да, но…
Синтин нахмурилась, ее рука задрожала. На нее было приятно смотреть, она сопровождала свою речь очень грациозными жестами. Но сейчас была так расстроена, что недостаточно контролировала себя.
— Нет, там все в порядке.
— Почему вы так уверены?
Синтин повела плечами: «Ведь если бы возникли какие-то сомнения, или, больше того, подозрения, полиция во Флориде занялась бы им».
— Вероятно, — пробурчал недовольно Вулф. — Однако все вместе взятое, согласитесь, мне кажется весьма странным… Редкостное стечение обстоятельств… Миссис Домери падает с лошади и разбивается насмерть, мистер Найдер прыгает в гейзер и сваривается в кипятке, а мистер Домери сваливается с лодки в океан и тонет. Слава богу, это меня не касается, но, если бы мне довелось заниматься этим делом, я потребовал бы дополнительных фактов, не удовольствовался бы теми данными, которыми располагает полиция Флориды.
Его голос зазвучал весьма резко:
— А что вы хотите от меня во всей этой истории с вашим дядей?
На этот вопрос у Синтин был готов ответ:
— Я хочу, чтобы вы его отыскали.
— Допустим. Но это может отнять у меня много времени и будет дорого вам стоить… Скажем, две тысячи долларов?
Она и глазом не моргнула:
— Разумеется. Сегодня же пошлю вам чек… Полагаю, вы сами понимаете, что это дело строго конфиденциальное, о чем я сказала с самого начала. Вы не должны об этом переговариваться со мной по телефону или посылать мне записки. Все, что потребуется, будете передавать или спрашивать только лично. Это — мое непреложное желание.
Она взглянула на меня своими ясными голубыми глазами, словно оценивая, можно ли мне доверять, снова повернулась к Вулфу.
— Конечно же, я расскажу вам все, что знаю, о дядиных прежних друзьях и деловых связях, но сомневаюсь, что это в чем-то поможет. У него не было близких друзей и родственников, кроме меня. И никаких приятелей, о которых бы я знала. Единственный человек, которого он по-настоящему любил, была Элен Домери. Правда, ко мне он тоже был по-своему привязан. Во всяком случае я так полагаю… И он безумно любил свою работу, свое дело. Я так и подумала, что он приехал сюда в прошлый вторник, потому что не мог оставаться вне демонстрации новых моделей. Вряд ли он понял, что я его узнала, потому что тогда дядя как-то отреагировал бы на мой шок… Возможно, что и сегодня он будет на демонстрации, не сможет остаться в стороне от последних работ модельеров, ибо как раз сегодня у нас объявлена большая выставка-продажа осенних моделей. Вот почему я и приехала к вам, мистер Вулф.
— Мне известно, что вы все решаете в своем кабинете и практически никогда не выходите из него. Но не мог бы придти на шоу мистер Гудвин? Он занял бы место у самого выхода, ну, а мы с ним договоримся об условном знаке, который я ему подам, если опять увижу дядю.
Теперь я понял смысл ее оценивающего взгляда.
— Только мистер Гудвин, — продолжала Синтин, — должен вести себя предельно осторожно, чтобы не испортить демонстрацию.
Вулф кивнул:
— Ну что же, хорошо, пусть будет по-вашему.
Глава 4
В 2 часа 55 минут в понедельник я вошел в здание № 496 по Пятой авеню и поднялся в лифте на 12 этаж.
Поскольку этот дом находился всего лишь в десяти минутах ходьбы от жилища Вулфа, я решил отправиться туда пешком, но Вулф начал транжирить деньги Синтин еще до того, как получил чек. Он вызвал Сола Пензера, самого лучшего оперативника на земле, и мы вместе с Солом поехали на такси, за рулем которого сидел наш старый друг Херб Аронзон, которого мы часто привлекали к работе с нами. Сол и Херб остались в машине, спрятанной под кустами поблизости. Оказалось, что Синтин не хотела, чтобы мы захватили ее дядюшку Поля в публичном месте, поэтому нам пришлось установить слежку. А слежка в Нью-Йорке, если, конечно, подойти к заданию ответственно, работа не для одного человека. Поэтому мы решили, что я буду следить за дядей Полем на своих двоих, а Сол — на колесах.
Синтин заполнила кое-какие пробелы в своей истории еще до того, как ушла из нашей конторы, и я мысленно восстановил в памяти всю цепочку изложенных ею событий.
Она унаследовала половину дела, которое принадлежало ее дяде, но юридически еще не вступила во владение, поскольку существует особое правило для наследников, после гибели родственников останки которых не нашли. Хотя никто не видел его трупа, не было особых сомнений в том, что он действительно прыгнул в гейзер и сварился в нем, поскольку у гейзера нашли его одежду, а в одном из карманов пиджака — письмо к его поверенному и к племяннице, написанное собственной рукой дяди. И все-таки возможна была чья-то попытка навести на ложный след. Чья? Кому это понадобилось? Не зря закон придирчив, и Синтин приходилось ждать. Теперь об истории с Домери.
По всей вероятности, Джордж Домери до того, как упал с лодки и утонул, написал завещание на имя своего племянника, оставив ему свою долю. Бернард тоже мог вступить во владение по прошествии некоторого времени, однако он уже сейчас ведет дела. Таково было мое впечатление, которое я вынес из замечаний Синтин о ее теперешнем статусе в фирме «Домери и Найдер».
Она демонстрировала модели своего изготовления, но имелся один художник-модельер, некий Уорд Роппер, ненавистный Синтин, имя которого она произносила с особым оттенком в голосе, напоминающим тон речей Уинстона Черчилля, когда он говорил о Муссолини.
Синтин также высказала несколько неприятных замечаний в адрес Элен Домери, отвечая на вопросы Вулфа. Возможно, заметила она, Джордж Домери знал, что происходит между его женой и партером по делу, но она в этом сомневается, потому что Элен была необычайно хитра.
Когда же Вулф поинтересовался подробностями гибели Элен, Синтин ответила, что хотя все это произошло на пустынной деревенской дороге, где Элен и ее муж проводили воскресное утро, и он является единственным свидетелем происшествия, якобы уже не имеет значения, кто был виновником несчастного случая, поскольку Элен Домери сейчас уже тоже нет в живых. А если это преступление?
Послушать Синтин, то нигде не пахло убийством, одни только «несчастные случаи». А для того, чтобы Вулф заинтересовался Клиентом, этот клиент должен иметь какое-то отношение к убийству, у него должны быть и деньги, и основания, чтобы их тратить на детектива. Синтин не задумываясь выдала нам чек на две тысячи долларов. Имеет ли она отношение к целой серии «несчастных случаев»? Что касается ее самоубийцы дяди, получается по ее словам, что он жив, смерть же Элен Домери совершенно не интересовала Синтин. Так ли это? В отношении Джорджа Домери и его племянника Бернарда она десять раз повторила, что это забота полиции Флориды, а та заявила, что у нее никаких подозрений нет.
После всех этих размышлений у меня не было какой-либо четкой версии, кода я вслед за какой-то полной женщиной выходил из лифта на двенадцатом этаже.
Двойные двери были распахнуты настежь. Несколько человек уже находилось в зале. Полная женщина, поднимавшаяся вместе со мной в лифте, метнулась было к первым рядам, но стоявший у входа распорядитель остановил ее:
— Какую фирму вы представляете?
Женщина сердито посмотрела на него и с достоинством ответила:
— «Дрискол Империум» — костюмы и пальто. Тулуза.
Распорядитель покачал головой:
— Я очень сожалею, но впереди для нас нет места.
Вдруг его лицо расплылось в широкой улыбке, и я подумал, не мне ли она предназначена, но тут же понял, что сияние зубов распорядителя адресовано худющей девице с большими ушами в бриллиантах.
— Добрый вечер, мисс Дикстон. Мистер Роппер справлялся о вас минуту назад.
В голосе встречающего было столько сахара, что он показался мне приторным. На длинную, словно жердь, мисс Дикстон это сообщение не произвело никакого впечатления. Она равнодушно кивнула головой и вошла в зал.
Я сложным маневром обошел разъяренную полную даму из «Дрискол Империум» и представился ревностному «Церберу»:
— Я — Арчи Гудвин. «Бритиш Фабрикс Ассоциэйшн». Меня пригласила мисс Синтин Найдер. Должен ли я подождать, пока вы это проверите?
Он осмотрел меня с ног до головы, но я отнесся к этому совершенно спокойно: на мне был костюм от «Бреслоу» из «Тропической шерсти», а рубашка и галстук были верхом элегантности.
— Нет, это не обязательно, — сказал наконец распорядитель, жестом открывая мне путь к элите законодателей мод.
Все ряды были уже заняты, минуты две я искал место, откуда смог бы увидеть сигнал Синтин (она должна была отбросить волосы правой рукой с левой стороны лба). Я не считал, что должен прятаться, поэтому перед тем, как сесть, осмотрел весь зал, делая вид, что высматриваю знакомых.
Поскольку этот дом находился всего лишь в десяти минутах ходьбы от жилища Вулфа, я решил отправиться туда пешком, но Вулф начал транжирить деньги Синтин еще до того, как получил чек. Он вызвал Сола Пензера, самого лучшего оперативника на земле, и мы вместе с Солом поехали на такси, за рулем которого сидел наш старый друг Херб Аронзон, которого мы часто привлекали к работе с нами. Сол и Херб остались в машине, спрятанной под кустами поблизости. Оказалось, что Синтин не хотела, чтобы мы захватили ее дядюшку Поля в публичном месте, поэтому нам пришлось установить слежку. А слежка в Нью-Йорке, если, конечно, подойти к заданию ответственно, работа не для одного человека. Поэтому мы решили, что я буду следить за дядей Полем на своих двоих, а Сол — на колесах.
Синтин заполнила кое-какие пробелы в своей истории еще до того, как ушла из нашей конторы, и я мысленно восстановил в памяти всю цепочку изложенных ею событий.
Она унаследовала половину дела, которое принадлежало ее дяде, но юридически еще не вступила во владение, поскольку существует особое правило для наследников, после гибели родственников останки которых не нашли. Хотя никто не видел его трупа, не было особых сомнений в том, что он действительно прыгнул в гейзер и сварился в нем, поскольку у гейзера нашли его одежду, а в одном из карманов пиджака — письмо к его поверенному и к племяннице, написанное собственной рукой дяди. И все-таки возможна была чья-то попытка навести на ложный след. Чья? Кому это понадобилось? Не зря закон придирчив, и Синтин приходилось ждать. Теперь об истории с Домери.
По всей вероятности, Джордж Домери до того, как упал с лодки и утонул, написал завещание на имя своего племянника, оставив ему свою долю. Бернард тоже мог вступить во владение по прошествии некоторого времени, однако он уже сейчас ведет дела. Таково было мое впечатление, которое я вынес из замечаний Синтин о ее теперешнем статусе в фирме «Домери и Найдер».
Она демонстрировала модели своего изготовления, но имелся один художник-модельер, некий Уорд Роппер, ненавистный Синтин, имя которого она произносила с особым оттенком в голосе, напоминающим тон речей Уинстона Черчилля, когда он говорил о Муссолини.
Синтин также высказала несколько неприятных замечаний в адрес Элен Домери, отвечая на вопросы Вулфа. Возможно, заметила она, Джордж Домери знал, что происходит между его женой и партером по делу, но она в этом сомневается, потому что Элен была необычайно хитра.
Когда же Вулф поинтересовался подробностями гибели Элен, Синтин ответила, что хотя все это произошло на пустынной деревенской дороге, где Элен и ее муж проводили воскресное утро, и он является единственным свидетелем происшествия, якобы уже не имеет значения, кто был виновником несчастного случая, поскольку Элен Домери сейчас уже тоже нет в живых. А если это преступление?
Послушать Синтин, то нигде не пахло убийством, одни только «несчастные случаи». А для того, чтобы Вулф заинтересовался Клиентом, этот клиент должен иметь какое-то отношение к убийству, у него должны быть и деньги, и основания, чтобы их тратить на детектива. Синтин не задумываясь выдала нам чек на две тысячи долларов. Имеет ли она отношение к целой серии «несчастных случаев»? Что касается ее самоубийцы дяди, получается по ее словам, что он жив, смерть же Элен Домери совершенно не интересовала Синтин. Так ли это? В отношении Джорджа Домери и его племянника Бернарда она десять раз повторила, что это забота полиции Флориды, а та заявила, что у нее никаких подозрений нет.
После всех этих размышлений у меня не было какой-либо четкой версии, кода я вслед за какой-то полной женщиной выходил из лифта на двенадцатом этаже.
Двойные двери были распахнуты настежь. Несколько человек уже находилось в зале. Полная женщина, поднимавшаяся вместе со мной в лифте, метнулась было к первым рядам, но стоявший у входа распорядитель остановил ее:
— Какую фирму вы представляете?
Женщина сердито посмотрела на него и с достоинством ответила:
— «Дрискол Империум» — костюмы и пальто. Тулуза.
Распорядитель покачал головой:
— Я очень сожалею, но впереди для нас нет места.
Вдруг его лицо расплылось в широкой улыбке, и я подумал, не мне ли она предназначена, но тут же понял, что сияние зубов распорядителя адресовано худющей девице с большими ушами в бриллиантах.
— Добрый вечер, мисс Дикстон. Мистер Роппер справлялся о вас минуту назад.
В голосе встречающего было столько сахара, что он показался мне приторным. На длинную, словно жердь, мисс Дикстон это сообщение не произвело никакого впечатления. Она равнодушно кивнула головой и вошла в зал.
Я сложным маневром обошел разъяренную полную даму из «Дрискол Империум» и представился ревностному «Церберу»:
— Я — Арчи Гудвин. «Бритиш Фабрикс Ассоциэйшн». Меня пригласила мисс Синтин Найдер. Должен ли я подождать, пока вы это проверите?
Он осмотрел меня с ног до головы, но я отнесся к этому совершенно спокойно: на мне был костюм от «Бреслоу» из «Тропической шерсти», а рубашка и галстук были верхом элегантности.
— Нет, это не обязательно, — сказал наконец распорядитель, жестом открывая мне путь к элите законодателей мод.
Все ряды были уже заняты, минуты две я искал место, откуда смог бы увидеть сигнал Синтин (она должна была отбросить волосы правой рукой с левой стороны лба). Я не считал, что должен прятаться, поэтому перед тем, как сесть, осмотрел весь зал, делая вид, что высматриваю знакомых.