Стаут Рекс. Приз для принцев (Награда для князей)

   - Вы видели американца? - прервал ее генерал.
   Она пожала плечами:
   - Конечно. И отплатила ему обещаниями. В данный момент он подыскивает дом.
   Генерал весело закудахтал.
   - Дурак молодой! - Он радостно фыркнул. - С ним так и надо - плати деньги вперед и, может быть, потом. А? Мадемуазель?
   - Ваши слова свидетельствуют о том, что вы знаете женщин, - заметила Алина.
   А сама с нетерпением ждала, когда же старый дурак прекратит свою болтовню и она сможет заполучить у него информацию. После короткой паузы она резко спросила:
   - А теперь, как обстоят дела с нашим уговором?
   - С нашим уговором? - повторил он озадаченно.
   - Да. Когда состоится мой первый званый обед?
   - Завтра, если желаете. - Генерал галантно поклонился. - Можно за мой счет.
   - Благодарю вас, - с легким раздражением ответила Алина. - Но вы очень хорошо знаете, что я имею в виду.
   - Да, я знаю, что вы имеете в виду. Но не слишком ли вы торопитесь, мадемуазель?
   - А зачем медлить?
   - Затем, что это необходимо.
   - Не понимаю. Сезон начался; чем скорее мы воспользуемся преимуществом, тем лучше.
   Генерал нахмурился, забыв при этом согнать с лица улыбку.
   - Вы, кажется, кое-что упустили из виду, - сказал он.
   - Что именно?
   - Мое счастье.
   - Но, дорогой генерал, это же абсурд.
   Генерал вздохнул:
   - Chere amie {Дорогой друг (фр.)}, вы пообедаете со мной сегодня вечером?
   - Мне нечего надеть.
   - Да, это верно. Полагаю, мне в самом деле следует подождать.
   - Подождите, пока я не стану хозяйкой в своем собственном доме, и тогда вам воздастся, мой бравый солдат, - прошептала Алина.
   - Божественное создание! - повторял генерал снова и снова, стараясь выглядеть влюбленным.
   - И все же, генерал, вы пытаетесь торговаться со мной, - сказала Алина.
   - Кто бы не торговался там, где можно выиграть небеса? - воскликнул генерал.
   - Вы, кажется, хотите заставить меня думать, что любите меня.
   - А разве нет?
   Алина улыбнулась:
   - Возможно.
   - Но это так и есть! - горячо вскричал генерал Нирзанн. - Вы сказали, что я торгуюсь с вами... Ну что ж, это потому, что я люблю вас. И не думайте, что я ничего не сделал в ваших интересах. Вот только что, когда шел к отелю, я встретил на Аллее мадам Шеб и поговорил с ней о вас. Вы, наверное, получите ее визитную карточку в первую же неделю, как только у вас появится свой дом. А она - одна из шести самых влиятельных женщин Маризи.
   - Мой дорогой генерал! - вскричала Алина.
   Генерал с трудом выдержал ее пылкий взгляд.
   - Вы опьяняете меня! - пробормотал он, почти ослепленный ярким блеском ее глаз.
   А когда пятью минутами позже генерал Нирзанн покидал отель "Уолдерин", душа его испытывала такой восторг, что он едва в состоянии был двигаться.
   Что же касается Алины, то после ухода генерала она осталась в глубокой задумчивости сидеть в кресле, подперев рукой щеку. Глаза ее были прищурены, а на губах бродила странная улыбка.
   Но ее мысли были вовсе не о Ричарде Стеттоне, который только что закончил последний абзац шестистраничного письма в Нью-Йорк, и не о генерале Нирзанне, который, расправив плечи, вышагивал с удовлетворенной улыбкой на устах.
   Нет, ее мысли струились по Аллее в сторону белого мраморного дворца принца Маризи.
   Глава 5
   НАУМАНН СПЛЕТНИЧАЕТ
   На следующее утро Стеттон занялся поисками подходящего дома, носясь из конца в конец Маризи.
   Поскольку светский сезон начался две недели назад, задача была не из легких. Он искал весь день и большую часть дня следующего. Наконец, совершенно случайно на окраине города натолкнулся на здание, требующее капитального ремонта и обставленное старой заплесневелой мебелью. Он поспешил в отель, чтобы доложить Алине о результатах поисков.
   - Но это совсем не то, - возразила она, когда он сообщил ей о том, где стоит дом. - Лучше было бы, чтобы он находился поблизости отсюда. И обязательно на Аллее.
   Стеттон объяснил, что дом на Аллее не может быть добыт ни за какие коврижки.
   - Тем не менее мы должны его иметь, - холодно отозвалась она.
   - Но я же говорю вам, что это невозможно! - вскричал Стеттон с вполне понятным раздражением, поскольку у него за спиной было уже два дня утомительных поисков.
   - Ну что же, - сказала Алина, - значит, нужно принять предложение генерала Нирзанна. Может быть, это следовало сделать сразу же.
   Но Стетгон словно не услышал ее слов.
   - Генерал слишком мозолит глаза, - сердито пробормотал он, бегая по комнате. - Мне это не нравится.
   - Так или иначе, - настаивала Алина, - мы должны иметь дом.
   - Очень хорошо, - остановившись перед ней, сказал Стеттон, - значит, мы его будем иметь. Дайте мне еще один день. Раз другого пути нет, я арендую самый шикарный дворец.
   - Вот теперь я вами восхищаюсь! - воскликнула Алина. - Я никогда не полюбила бы несмелого мужчину.
   И она позволила ему поцеловать ей руку.
   На следующее утро он опять отправился на поиски.
   Следовало бы, конечно, прибегнуть к услугам своего друга Фредерика Науманна из немецкой дипломатической миссии, но днем раньше ему сообщили, что Науманн целую неделю проведет в Берлине. Он обходил все дома подряд, но к полудню еще ничего не нашел и начал опасаться, что ему придется согласиться на то, чтобы Алина приняла предложение генерала Нирзанна.
   Однако вскоре после полудня в отеле "Хамберт" кто-то сказал ему, что есть возможность снять на сезон дом месье Анри Дюро, Аллея, 341.
   Стеттон помчался туда со скоростью шестицилиндрового автомобиля. И был представлен самому месье Дюро.
   Да, месье Дюро мог бы сдать дом... Ему сообщили из Парижа о внезапной кончине брата. Надо полагать, месье Стеттон может представите необходимые рекомендации?
   Очень хорошо. Аренда будет стоить семьдесят пять тысяч франков.
   Стеттон быстро произвел в уме расчеты.
   "Пятнадцать тысяч долларов, - пробормотал он про себя - прикидывать свои возможности он был способен только в долларах. - Силы небесные! Это грабеж!"
   Но он заплатил... чтобы удержать Алину от принятия предложения, которое никогда не было бы сделано, - жить в доме, который не существовал.
   Четырьмя днями позже - они ждали, когда месье Дюро отбудет в Париж, Стеттон пригласил Алину и Виви посмотреть их новый дом.
   Это было трехэтажное здание из унылого гранита, пожалуй, даже импозантное и расположенное в самом престижном месте. На первом этаже находились приемная, гостиная, библиотека и обеденный зал. На верхних этажах располагались спальни и комнаты прислуги.
   Алина была в совершенном восторге и, рассыпаясь в благодарностях, посылала красноречивые взгляды Стеттону, у которого из головы не шли семьдесят пять тысяч франков.
   - Эти комнаты как раз для вас и Виви. - Он огляделся, они находились у спален на втором этаже. - А я займу одну из тех, что позади. Она невелика, но это не важно.
   Алина посмотрела на него с неподдельным изумлением.
   - Но это невозможно! - вскричала она. - Ведь не собираетесь же вы жить вместе с нами?
   Теперь пришла очередь изумиться Стеттону:
   - Не жить вместе с вами? А где же я тогда должен жить?
   - Полагаю, в отеле.
   Они начали обсуждать этот вопрос, при этом Стеттон говорил с такой прямотой, что Алина была вынуждена выслать Виви из комнаты. Он был упрям, она настойчива. В конце концов она объявила, что ей придется отказаться от всего.
   - Что ж, ладно, - мрачно сказал Стеттон. - Хотя это не лучший аргумент. Я буду жить в отеле.
   Нахмурясь, он подошел к окну и, повернувшись к ней спиной, выглянул на Аллею.
   Алина, улыбаясь, приблизилась к нему.
   - Вы не должны сердиться на меня, - понизив голос, мягко сказала она. Потом обвила руками его шею и поцеловала в макушку.
   Повернувшись, Стеттон стиснул ее в объятиях и крепко прижал к себе.
   - Вы не хотите, чтобы за вами присматривали?
   - Вы же знаете, что хочу, - прошептала Алина.
   - Знайте, я схожу с ума при одном взгляде на вас, - задыхаясь, проговорил Стеттон, - а уж если касаюсь... как сейчас.
   - Знаю... А разве я - нет? - Алина осторожно высвободилась. - Ну вот... я слишком откровенна с вами.
   - Откровенны?! - вскричал Стеттон. - Скажите мне, что любите меня!
   Сзади послышался шум; вернулась Виви.
   -- Ну что ж... пожалуй... немного, - прошептала Алина. И, отойдя от него, отправилась вместе с Виви осматривать спальни.
   - Виви... всегда Виви! - пробормотал Стеттон.
   Три дня спустя Алина и Виви переселились в дом месье Дюро. Стеттон снимал номер в отеле "Уолдерин".
   Что касается расходов по домашнему хозяйству на Аллее, то этот вопрос он уладил самым деловым, так он сказал, образом.
   - Я позаботился о лимузине и открытом экипаже, при этом я сам буду оплачивать и шофера, и извозчика.
   Другие слуги будут получать шестьсот франков в месяц.
   Стол - полторы тысячи франков, у вас будут хорошие обеды; платья тысяча; ну и на мелочи, на всякий случай - свыше тысячи. Первого числа каждого месяца я буду давать вам пять тысяч франков; это должно покрыть и перекрыть все.
   Алина поблагодарила его поцелуем, но, когда он ушел, презрительно рассмеялась. А потом, подумав, сказала:
   - Впрочем, подозреваю, что я к нему несправедлива. Просто это американская манера, весьма, впрочем, отвратительная!
   Она была одна в библиотеке - тихой, со вкусом обставленной комнате со стеллажами из черного дерева, ценнейшими, в темных тонах, коврами и картинами восемнадцатого века.
   - В конце концов, - сказала она себе, - у меня есть комната, я могу передохнуть... и начать действовать.
   Она перешла в столовую и остановилась на пороге, оглядывая ее, как генерал оглядывает поле битвы. Предвкушающая триумф улыбка появилась на ее губах, когда она вышла в приемную и начала подниматься в верхние комнаты.
   Алина не последовала совету Стеттона. Виви была отдана лишь изолированная от других маленькая комната в задней части дома, весь второй этаж она заняла сама. Небольшая перестановка мебели, и в результате получились спальня, гардероб и приемная-будуар. Впрочем, Виви была довольна; после столь долгого пребывания в женском монастыре, сказала она, даже эта небольшая комната кажется ей огромной.
   На второй день своего пребывания в новом доме Алина и Виви после полудня отправились на прогулку в открытом экипаже. Никогда еще мадемуазель Солини так тщательно не продумывала свой туалет, как на этот раз, хотя, надо признать, она не слишком в этом нуждалась.
   Ее появление на Аллее произвело сенсацию, что укрепило надежды Алины на будущий триумф. Все смотрели на нее, каждый спрашивал: "Кто это?" Виви не могла бы служить лучшим фоном, даже если и не была выбрана для этой цели.
   Но один экипаж, как Алина ни оглядывалась - экипаж принца Маризи, так и не появился. И она приказала извозчику ехать домой задолго до того, как начало смеркаться.
   Они встретили Стеттона, который в одиночестве катался на своем автомобиле, и генерала Нирзанна, который сидел рядом с крупной, надменного вида женщиной с огромными серьгами и бородавкой на носу.
   Алина слегка наклонила голову в ответ на приветствие генерала и приветливо улыбнулась Стеттону.
   Вечером явился генерал Нирзанн. Когда вошедший слуга подал его визитную карточку, Алина повернулась к Виви и сказала:
   - Помните, Виви, комнату не покидать.
   Таким образом, генерал был лишен возможности продвинуться в своих собственных поползновениях. Ему пришлось обсуждать планы атаки Алины на местное общество. Но и Алина не слишком удовлетворила беседа с ним: генерал был осторожен, и всякий раз, когда она касалась главной темы или задавала наводящие вопросы, он улыбался понимающей улыбкой, которая, казалось, говорила: "Не так быстро, мадемуазель, не так быстро".
   После того как он ушел, Алина сказала себе, что этот маленький генерал скорее хитер, чем глуп. Вполне вероятно, что он намерен заставить ее раскрыть карты. Ну что ж, надо, значит, надо, но потом он дорого заплатит за это. Глаза Алины зловеще вспыхнули.
   Между тем Стеттон, не желая быть обойденным в затеянной интриге, придумал свой, хотя и несколько постыдный, план. Он полагал, что именно присутствие Виви стояло на пути исполнения его желаний. И план его заключался в удалении этого препятствия.
   Как только Фредерик Науманн вернулся в Маризи, его тотчас навестил Ричард Стеттон.
   Науманн был молодым честолюбивым дипломатом, талантливым и богатым, он рассчитывал упрочить свое положение на дипломатическом поприще. Стеттон встретил его год назад в Берлине и возобновил знакомство во время краткого пребывания в Маризи перед отъездом в армию.
   - Но что ты здесь делаешь? - спросил Науманн после обмена улыбками и приветствиями. - Или тебя напугали ужасы войны?
   - Не совсем, - ответил Стеттон со смехом. - Дело в том, что я нашел самую прекрасную женщину в Европе.
   - В самом деле?! - скептически отозвался тот. - Но в этом нет ничего удивительного... здесь таких - тысячи. Позволь спросить, это леди нашла тебя?
   - И да... и нет. Она живет в доме, который я арендовал, - дом месье Дюро, номер 341 по Аллее. Я снял его на сезон... может быть, больше.
   Науманн присвистнул:
   - Счастливчик! Неужели она так хороша, как ты говоришь?
   - Спроси любого в Маризи. Весь променад пришел в замешательство, когда она появилась. И я... ну, дело в тол, что я собираюсь жениться на ней.
   - Не может быть!
   - Да. Ты поймешь меня, когда ее увидишь. Она прекрасна. Никаких недостатков. Но это пока должно остаться тайной... наша помолвка, я имею в виду. Ни одна живая душа не должна узнать об этом. В тебе я уверен.
   - Разумеется.
   - И еще я рассчитываю на твою помощь. С ней девушка... маленькая хорошенькая девчушка лет восемнадцати. Ее зовут Виви Жанвур. Алина вынашивает планы по устройству будущего Виви, и я предполагаю задержаться до той поры, пока эти надежды не сбудутся.
   Науманн улыбнулся:
   - Но зачем?
   - Из-за генерала Нирзанна. Ты его знаешь, я полагаю. Он родственник Алины, так, во всяком случае, она утверждает. Генерал стал покровителем Алины в Маризи, и она боится, что если он узнает о ее обязательствах по отношению ко мне, то откажет ей в помощи. Кроме того, она говорила какие-то глупости вроде того, что нежелательно видеть Виви рядом в течение медового месяца, и все в таком роде. Короче говоря, она хочет, чтобы я подождал, а мне это не слишком по душе.
   - И что я могу сделать?
   Повисла пауза, Стеттон, казалось, подыскивал слова.
   Наконец он сказал:
   - Ну... дело в том... что эта маленькая Виви совсем недурна.
   - Да? - Брови Науманна поднялись.
   - А ты, я надеюсь, не настолько слеп, чтоб не оценить столь очаровательный трофей. Не берусь гадать, что из этого может выйти, но хотя бы поговори с ней, покатай ее, развлеки ее как-нибудь; во всяком случае, я хочу, чтобы ты с ней встретился, а там посмотрим.
   - А что она за девушка?
   - Тихая, робкая - всю свою жизнь провела в женском монастыре. Но она действительно хорошенькая.
   - Дорогой друг, я подозреваю, что ты надеешься женить меня на твоей протеже.
   - Не любой ценой. Я ни на что не надеюсь. Но ты ведь можешь хотя бы просто увидеться с ней... представь ей своих друзей, сделай первый шаг, одним словом, положи начало. Я бы счел это большой помощью.
   - Конечно, я увижусь с ней, - сдался Науманн.
   - И еще я прошу тебя не откладывать. Давай пообедаем сегодня вечером в "Уоддерине" и все обсудим.
   План Стеттона, слишком прямолинейный, непродуманный, все же имел некоторые шансы на успех, ведь Науманн был молод и хорош собой. Изящный, лощеный, слегка циничный, он был любимцем юных дам.
   На следующее утро Стеттон явился на Аллею, 341. Алина приняла его милостиво. Она понимала, что его любовь должна хоть чем-то, пусть крохами, питаться. К тому же ей еще кое-что от него было нужно.
   - У меня есть друг, которого я хотел бы представить вам, - сказал Стеттон. - Науманн... Фредерик Науманн - секретарь германской миссии. Он знает всех в Маризи... то есть всех, кто имеет вес... а это означает, что он может быть вам полезен.
   - Приведите его ко мне, - разрешила Алина.
   - Завтра?
   - Естественно.
   Они побеседовали еще с час, и Стеттон остался на ленч.
   - Это восхитительно, - сказал он, сидя рядом с Алиной и Виви. Он трепетал от гордого и тщеславного сознания того, что этот дом - его, эти слуги - тоже, а эта прекрасная женщина обещала себя ему.
   Стеттон был из тех натур, которые живут не столько реальностью, сколько своими представлениями о ней.
   Он был переполнен ощущением собственной, почти королевской власти и великодушия, поэтому Алина, пожаловавшись на бедность гардероба, сравнительно легко уговорила его еще на двадцать тысяч франков.
   На следующий день Стеттон, как и обещал, привел своего друга Науманна в дом на Аллее.
   Науманн шел с некоторой неохотой, но Стеттон в свое время оказал ему некую - не важно какую - услугу, поэтому отвергнуть просьбу друга он не мог.
   С четверть часа они ожидали в гостиной появления дам.
   Алина выглядела восхитительно, но это было в порядке вещей, а вот Виви поразила Стеттона, может быть, потому, что никогда прежде ему не приходило в голову обратить на нее внимание.
   На ней было светло-голубое платье из какого-то легкого материала, который плотно облегал ее безупречную фигуру, лицо играло красками, глаза блестели.
   "Вот уж не ожидал", - подумал про себя Стеттон.
   Его друг, услышав нежный голосок Виви, когда Стеттон представлял его ей, подумал то же самое.
   Но в течение следующих пятнадцати минут Стеттон вынужден был признать, что совершил ошибку, приведя сюда друга, поскольку во время беседы - а они весьма мило беседовали, - Науманн, казалось, совсем забыл, что предметом его атаки должна была стать мадемуазель Виви, и глаз не мог отвести от лица мадемуазель Солини.
   "Мне следовало бы это предвидеть, - сокрушался про себя Стеттон. Разве можно смотреть на кого-то еще, когда рядом Алина?"
   Он пытался перехватить взгляд Науманна, но молодой дипломат не замечал его усилий.
   Алина позвонила, чтобы подавали чай.
   - Я знаю, что еще слишком рано, - с улыбкой сказала она, - но дело идет к ужину. Впрочем, это, быть может, соответствует правилам Маризи? Она повернулась к Науманну: - Знаете, я ведь чужестранка.
   - Да. В противном случае я бы увидел вас раньше, - ответил Науманн. Вы к нам надолго?
   - По крайней мере на сезон.
   - Ага. А потом, я полагаю, уедете, как любой уважающий себя человек? Видели бы вы Маризи в августе!
   Тишина, как в могиле, и жара посильнее, чем в духовке. Невыносимо!
   - А вы здесь круглый год, месье Науманн? - вмешалась Виви.
   - Да, к несчастью. Вопреки всякому благоразумию.
   Принц неизменно отправляется в Швейцарию, а нам, считается, жара нипочем.
   Подали чай, и Алина начала его разливать.
   Науманн не сводил с нее глаз, но внимательный наблюдатель мог бы заметить, что дело тут не только в ее обаянии, его интерес скорее диктовался острым любопытством, он как будто пытался припомнить, где видел ее прежде. Впрочем, различать такого рода оттенки Стеттон был не способен. Полагая, что его друг поддался очарованию мадемуазель Солини, он нервничал от страха и легкого раздражения.
   - Пожалуйста, - обратился он к Виви, когда чаепитие было закончено, сыграйте нам что-нибудь.
   Она послушно направилась к роялю.
   Науманн поднялся со своего места и присоединился к Стеттону, стоявшему возле Виви, которая легкомысленно скакала по клавишам, исполняя трагическую пьесу Чайковского. Это было смешно - девушка явно не отличалась музыкальностью.
   - Кто она? - шепотом спросила Науманн у Стеттона.
   Тот поднял на него глаза:
   - Я говорил тебе. Ее отец Пьер Жанвур, француз.
   - Нет, я имею в виду мадемуазель Солини. Откуда она?
   - Не знаю. Из Фазилики.
   - Ты не знаешь?
   - Дорогой мой друг, - сухо сказал Стеттон,- я знаю только одно - что ты, кажется, необыкновенно заинтересовался ею. Спрашивается, почему?
   - Не валяй дурака, - ответил Науманн и через всю комнату направился к Алине.
   Когда несколькими минутами позже Стеттон и утомленная игрой на рояле Виви присоединились к ним, оказалось, что они опять обсуждают неудобства, на которые обречены те, кто вынужден оставаться в Маризи на лето.
   - Это в самом деле ужасно, - говорил Науманн. - Дешевые концерты в парке, пустые отели, все дома на Аллее закрыты. Надо сказать, босс стоически переносит это наравне с нами, но он - старый слон, и при нем состоит жена для охлаждения пива.
   - Босс? - Алина вопросительно посмотрела на него.
   - Фон Кранц, министр, - объяснил Науманн.
   - А почему вы не последовали его примеру и не женились?
   - Нет уж, благодарю вас, - с чувством ответил Науманн, - я такой глупости никогда не сделаю.
   Алина подняла брови:
   - Звучит не слишком лестно для нас, месье Науманн.
   Науманн взглянул на нее:
   - Я говорю на основании своего опыта, мадемуазель.
   Или по крайней мере основываясь на опыте других.
   Одной такого рода истории, - а речь идет об одном моем друге, который был также и другом моего отца, - оказалось бы вполне достаточно, чтобы убедить меня в справедливости моей позиции.
   - В самом деле? - сказала Алина. - Расскажите нам об этом.
   - Это неприятная история.
   - Что делает ее еще более интересной.
   Науманн посмотрел на Виви:
   - А что думаете вы, мадемуазель?
   - Я бы с удовольствием послушала, - заявила та.
   Молодой дипломат уселся так, чтобы видеть глаза Алины, и начал свой рассказ.
   - Мой друг - как я уже говорил, и друг моего отца тоже - был лет на десять-пятнадцать старше меня. Русский помещик благородного происхождения, он почти не имел образования, но при этом обладал очень сильным интеллектом, вызывавшим уважение и восхищение.
   - Похоже на русских, - презрительно вставила Алина.
   Не обратив внимания на то, что его прервали, Науманн продолжал:
   - Всякий раз, когда этот человек приезжал в Германию по делам, что случалось в конце каждого года, он наносил нам визит. Таким образом, мы узнали его с самой лучшей стороны и высоко ценили его.
   Я часто подолгу разговаривал с ним. Его мысли были просты и прямолинейны, как у ребенка, и при этом он обладал замечательно острым умом, благодаря которому добился немалых успехов. В детстве он был моим героем, и я обычно ждал его приездов с огромным интересом и радостью.
   Науманн остановился и оглядел маленький круг своих слушателей. Стеттон слушал, старательно скрывая раздражение. Виви - с искренним интересом. На лице у Алины сохранялось выражение любезной хозяйки, развлекающей гостя.
   Науманн задержал на ней взгляд, потом продолжил:
   - Однажды летом, это было четыре года назад, при очередном появлении в нашем доме он буквально с порога сообщил нам, что наконец-то нашел себе жену. Он рассказал нам все, до мельчайших подробностей; я до сих пор помню, с каким пылким восторгом он описывал несравненную красоту, обаяние и прочие достоинства своей жены. Женился он на дочери крестьянина, которую нашел в соседнем имении. Когда мой отец заметил ему, как опасно бывает жениться на представительнице иного социального сословия, тот ответил: "Да, вы правы, герр Науманн; она не относится к моему сословию, она - ангел небесный". Прошло два года, в течение которых наш друг навещал нас два или три раза. Он уже стал почти надоедать нам, потому что ни о чем, кроме достоинств своей жены, говорить не мог.
   Потом - это было около полутора лет назад, и мы уже год как не видели нашего друга, - я был послан с дипломатической миссией в Санкт-Петербург.
   На обратном пути, имея в своем распоряжении немного свободного времени, я решил заехать к нашему другу в его имение, которое я никогда не видел. Я был уверен, что он обрадуется мне, поскольку часто приглашал навестить его.
   Если бы я приехал часов на двенадцать позже, то разминулся бы с ним, потому что застал его за последними приготовлениями к длительному путешествию. Я был так удивлен переменами, происшедшими в его внешности, что при виде его не смог удержать возгласа изумления. Его лицо похудело и стало мертвенно-бледным; глаза блестели, как два горящих угля, как будто он был снедаем ненавистью или смертельной тоской. Сначала он ничего не говорил мне о цели предстоящей поездки, но, когда я выразил желание познакомиться с его женой, он наконец сдался и рассказал мне все.
   Рассказчик остановился.
   Слушатели, казалось, были заинтригованы. Виви и Стеттон даже придвинулись чуть ближе, чтобы не пропустить ни слова. Но Науманн смотрел не на них. Он не сводил глаз с мадемуазель Солини, которая хотя и слушала, но, казалось, с трудом сохраняла вежливый вид.
   - Два месяца тому назад, рассказал мне наш друг, он узнал об измене своей жены. Она сошлась с молодым евреем, который подвизался на должности управляющего имением. Соперники стрелялись, и он убил еврея, но жена умоляла простить ее с таким искренним раскаянием и столь бурным самобичеванием, что он принял ее обратно. Но естественно, с тех пор стал подозрительным, начал следить за ней и вскоре обнаружил - не важно как, что она медленно отравляла его.
   Виви задохнулась от ужаса, Стеттон пробормотал проклятие.
   Алина смотрела в сторону, тихонько постукивая по полу туфелькой.
   - Она почему-то заподозрила, что он обо всем узнал, - и скрылась. Тогда наш друг решил отправиться в путешествие, чтобы найти ее и отомстить. Мне никогда не забыть выражения его лица, когда он поклялся убить женщину, разбившую его сердце и разрушившую его жизнь.
   Виви не выдержала:
   - Он нашел ее?
   - Не знаю. Я о ней больше никогда не слышал от него. - Науманн повернулся к Алине: - Разве этого недостаточно, чтобы отвратить человека от брака?