Стаут Рекс. Приз для принцев (Награда для князей)

   - Мы так боялись опоздать, - сказала графиня, - ведь это заставило бы его нахмуриться. Слава богу, он еще не прибыл!
   Прошло еще десять минут, а высокий гость все не появлялся. Алина начала слегка нервничать, однако виду не подавала: она весело болтала с Виви и миссис Форд.
   Вдруг до ее ушей дошли слова графини, разговаривавшей со Стеттоном и Жюлем Шаво:
   - Это неудивительно, знаете ли... он последние несколько месяцев был нездоров.
   Алина старательно улыбалась, подавляя желание, как нетерпеливая школьница, броситься к окну. Прошло уже двадцать минут с начала обеда - ее переполняло отчаяние.
   Но вот прозвенел звонок, входная дверь открылась и закрылась, голос Чена торжественно возвестил:
   - Принц Маризи и генерал Нирзанн.
   Через мгновение они возникли на пороге - принц чуть впереди.
   Это был представительный, высокий мужчина, лет около пятидесяти, немного сутулый. Его каштановые волосы уже седели на макушке, на обычно бледном лице привлекали внимание проницательные, горящие глаза; у него был острый орлиный нос и твердый, хотя и чувственный рот. Выглядел принц почти аскетически.
   Было и что-то не поддающееся описанию в его лице и в осанке, что словно бы подтверждало некое, во многом утраченное в предыдущие столетия, божественное право. (Можете себе представить, что иллюстрировал собою его малютка генерал.)
   Мадемуазель Солини выступила вперед, чтобы приветствовать гостей; принц встретил ее на середине комнаты. Она держалась, как генерал сообщил ей впоследствии, безупречно.
   - Я боюсь, что мы затруднили вас, - извинился принц. Голос у него оказался низкий и приятный. - Так сложились обстоятельства... прошу прощения.
   Потом, после поклона в сторону остальной компании, собранной в его честь, он предложил свою руку хозяйке, чтобы проводить ее в гостиную.
   Принц, конечно, сидел на почетном месте, Алина - справа от него. Напротив сидел граф Потаччи, которого развлекала мисс Форд; по другую сторону от них - месье Шаво с Виви и Стеттон с весьма упитанной соотечественницей - миссис Форд. Далее за этим круглым столом сидели генерал Нирзанн и слева от принца - графиня Потаччи. Таким образом, Алина обеспечила себе максимально возможную в данных обстоятельствах свободу.
   Она понимала, что этот первый вечер гораздо важнее всех остальных, которые, возможно, последуют; от нее требовалось немногое - вызывающе соблазнительные губы и обещающие взоры при обманчивом впечатлении полного отчуждения. Все остальное придет в свое время.
   Вскоре, однако, обнаружилось, что она ошиблась.
   Принц и говорил и вел себя как обыкновенный человек, так что ей не пришлось следовать первоначальному плану штурма этой крепости. Это было даже лучше. Алина быстро перестроилась и стала пользоваться привычным оружием. В результате, прежде чем подали жаркое, принц сказал ей:
   - Я оказался прав, мадемуазель. У вас прекрасный дом, самый прекрасный в Маризи.
   Алина ответила только взглядом, что гораздо осмотрительнее и много эффективнее, чем любые слова.
   - Я слышал, вы из Варшавы, - заметил принц, перестав орудовать ножом и вилкой и глядя на нее. - Меня удивляет, почему на зимний сезон вы выбрали Маризи, вместо того чтобы поехать в Париж или Италию, как это делают все русские.
   - Но я только наполовину русская, - ответила Алина. - Возможно, именно поэтому я добралась только до половины. Я устала от Парижа... и Пол, - как вы знаете, он мой родственник, - посоветовал мне Маризи.
   Небезопасные слова, но они с генералом Нирзанном хорошо отрепетировали эту маленькую историю.
   - Значит, именно генералу Нирзанну я обязан своим счастьем?
   - Если вы, ваше высочество, так считаете, то именно он заслуживает вашей благодарности.
   - Завтра я представлю его к следующему ордену; это он любит более всего, - ответил принц с улыбкой.
   Алина посмотрела через стол на своего "родственника", грудь которого была совершенно закрыта пятью рядами орденских лент и медалей. Затем, памятуя, что породистое животное следует водить в жестком поводу, она повернула разговор в русло военных подвигов генерала Пола Нирзанна и больше от этой темы не отступила.
   Когда часом позже пришло время дамам удалиться, принц почувствовал, что не сказал и десятой доли того, что хотел бы сказать столь очаровательной хозяйке.
   Но это легкое разочарование принца Маризи было ничто в сравнении с той бурей диких чувств, какие бушевали в душах двух других господ за столом. Ревность, гнев и вместе с тем ощущение беспомощности буквально захлестнули и месье Жюля Шаво, и мистера Ричарда Стеттона.
   Шаво думал: "Она заигрывает с принцем... Что ж!
   Если она достигнет цели, у меня надежды нет".
   Стеттон говорил себе: "Здесь я в своем собственном доме, с моими собственными слугами... И что я имею?
   Я покажу ей... я плачу аренду... я покажу ей!"
   Последняя мысль перекрывала все остальные и исходила из самых глубин его души. "Я покажу ей!" Это настолько отражалось на его лице, что Виви заметила ему:
   - Месье Стеттон, вы ужасно пасмурны. В самом деле, вы смотрите на всех так, будто ненавидите их.
   Стеттон только хмыкнул в ответ, чтобы удержаться от тех резкостей, которые едва не сорвались с его губ.
   Если бы это была не Виви, он бы наверняка высказался.
   Он угрюмо выкурил свою сигару, а когда пришло время опять присоединиться к дамам, ему на мгновение даже захотелось уйти домой, но в итоге он все же последовал за другими. И пусть немного, но утешался тем, что, поскольку принц Маризи продолжал удерживать прекрасную хозяйку возле себя, не только он, но и все остальные были предоставлены самим себе и могли развлекаться как их душе угодно.
   Стеттон, миссис Форд и граф Потаччи беседовали в углу, когда внезапно к ним подошла Виви и вполголоса спросила:
   - Месье Стеттон, увидитесь ли вы позже с месье Науманном?
   - Я вижусь с ним каждый день, - ответил Стеттон.
   - Не забился ли он опять в свою нору? Его нигде не было целую неделю.
   - Нет, насколько я знаю.
   - Он не болен?
   - Нет.
   И Стеттон грубо повернулся к девушке спиной. Он начинал ненавидеть ее просто потому, что эмоции, скопившиеся в его груди, требовали разрядки.
   Он и сам себе удивился, когда, устроившись в уголке, откуда его не было видно, он стал наблюдать за Алиной и принцем. Они сидели бок о бок на диване в дальнем конце комнаты, занятые разговором, и, кажется, не просто оживленным, но и интересным. Эта картина заставила разгореться гнев Стеттона до того, что он уже едва мог сдерживать себя.
   - Я ей покажу! - пробормотал он с непроизвольным решительным жестом. И больше никаких глупостей делать не намерен!
   Решив так, он вернулся к графу и миссис Форд, которые обсуждали несомненный успех того штурма, каким мадемуазель Солини взяла избранные круги общества Маризи. Стеттон кисло улыбнулся про себя. Интересно, что бы они сказали, знай всю правду о ней.
   В десять часов принц собрался уходить, поманив генерала Нирзанна, который в течение последнего часа был зажат в углу раскормленными телесами миссис Форд и потому с облегчением воспринял знак к отъезду. Принц сказал несколько слов графине Потаччи и миссис Форд, поклонился остальным, а потом стал прощаться с хозяйкой дома.
   Эта процедура заняла минут пять, в течение которых в комнате стояла уважительная тишина, и все-таки никто не услышал те несколько слов, которые принц произнес вполголоса. Судя по улыбке на лице Алины, слова эти были весьма приятными. Генерал, последовав примеру принца, склонился к руке Алины, и мгновением позже они удалились.
   Немедленно образовалась свалка. Можно было даже подумать, что возникло соревнование, кто первым покинет прелестную хозяйку, которая отлично знала, что им было скучно до смерти.
   - Дорогая, - укорила Алину графиня Потаччи, - хорошо ли было так демонстративно игнорировать нас?
   Будь это не принц, а кто-нибудь другой...
   - Если вы идете, - обратился Жюль Шаво к Стеттону, - то я с вами. Направлюсь во дворец.
   - Благодарю, - ответил Стеттон, - но я, пожалуй, пока не уйду.
   Остальные удивленно посмотрели на него, но промолчали, потому что он тут же повернулся, чтобы пожелать доброй ночи мадемуазель Солини. Чен объявил, что поданы машины Потаччи, а также миссис и мисс Форд; в следующую минуту все удалились, в том числе и Шаво, сопровождавший их и напоследок бросивший пытливый взгляд на Стеттона, который стоял в ярко освещенном холле в мрачном и угрюмом расположении духа.
   Дверь закрылась. Виви ушла в библиотеку, и Алина осталась наедине со Стеттоном. Улыбаясь, она повернулась к нему:
   - Ну, разве это не успех?
   Стеттон что-то невежливо буркнул и минуту рассматривал ее в полной тишине. Потом без слов повернулся и начал подниматься по лестнице на верхний этаж. Алина, продолжая улыбаться, наблюдала за ним, пока он почти не добрался до последней ступеньки, потом позвала:
   - Но, месье Стеттон! Куда вы?
   Он остановился на верхних ступеньках лестницы, посмотрел вниз и резко ответил:
   - Поднимайтесь сюда. Я хочу поговорить с вами.
   Когда Алина услышала эти слова и особенно их тон, глаза ее коротко и зловеще блеснули. Она сказала:
   - Но почему наверху? Вы хорошо знаете, что там я не разговариваю. Мы можем поговорить в библиотеке.
   Стеттон невозмутимо ответил:
   - Я бы предпочел... В библиотеке Виви. Я жду вас в вашей комнате.
   Прежде чем Алина успела что-либо ответить, он повернулся и исчез в верхнем холле. Она услышала, как наверху открылась и захлопнулась дверь.
   Алина минутку постояла не двигаясь, потом прищурилась, лицо ее побледнело от гнева. Она открыла рот, чтобы позвать Чена, но тут же взяла себя в руки.
   "Он мне еще нужен; следует быть с ним осмотрительнее", - подумала она и улыбнулась.
   Затем подошла к дверям библиотеки и сказала Виви, что собирается идти к себе и не хочет, чтобы ее беспокоили; они поцеловались и пожелали друг другу доброй ночи. Алина поднялась по лестнице и вошла в свою комнату, тихо закрыв за собой дверь.
   Стеттон сидел на стуле возле стола, стоящего в центре комнаты. Он был освещен настольной лампой и держал взятую со стола книгу, но не читал.
   Когда вошла мадемуазель Солини, он медленно поднял голову и встретил ее взгляд с выражением, которое можно было бы принять за крайнюю решимость. Но, увидев ее пылающие гневом глаза, отвел в сторону свой взгляд.
   Алина остановилась перед ним и сказала:
   - Мистер Стеттон, будьте любезны, объясните мне, что все это значит?
   Молодой человек упрямо повторил:
   - Я хочу поговорить с вами.
   - Ну?
   Задетый ее холодным тоном и высокомерным презрением, Стеттон неожиданно вскочил на ноги и, погрозив пальцем, вскричал:
   - Я хочу, чтобы вы поняли, что это - мой дом!
   Я устал от того, что вы обращаетесь со мной как с собачкой!
   Алина совершенно хладнокровно прервала его:
   - Месье Стеттон!
   Что-то в ее тоне утихомирило его, он сел обратно на стул, а она продолжала:
   - Не говорите так громко... вас могут услышать слуги! Так вот, позвольте сказать вам, вы ошибаетесь. Да и просто смешны, когда выкрикиваете нечто подобное.
   Разве у вас нет моего обещания? А этот дом... Нет, этот дом не ваш, и вы это знаете. Вы все переделали и перевели его на мое имя. Это очень любезно, я знаю, но не благородно напоминать мне, чем я вам обязана.
   - Ах, вот как? - воскликнул Стеттон. - Вы получили в руки все, что хотели, а теперь предлагаете мне убираться к дьяволу!
   - Месье, вы обижаете меня.
   - Надеюсь, что так; именно этого я и хочу. - Молодой человек поднялся на ноги, глядя ей прямо в лицо. - Вы думаете, что можете сделать из меня дурака! Думаете, я не вижу, что за этим стоит?
   Алина подошла и положила ему руку на плечо. Потом сказала:
   - Стеттон, вы сами в это не верите.
   - Не верю во что? Я верю...
   - Что я пыталась сделать из вас глупца! Будьте благоразумны! Взгляните на меня!
   Он повернулся и встретился с ней глазами, и тогда она положила ему руку на грудь, а другой погладила его по щеке.
   - А теперь скажите мне, - сказала она, - вы ревнуете к принцу, не так ли?
   - Да, - просто ответил он, завороженный ее глазами и прикосновением ее руки.
   - Ну это же глупость, потому что это невозможно.
   Вы нетерпеливы, вот и все... Ах, я не упрекаю вас! - Она все еще льнула к нему, поглаживая его щеку пальцами. - Я и сама не меньше... а вы еще больше усложняете... Разве вы забыли, что я люблю вас? Посмотрите на меня. Так-то вот!...
   Стеттон схватил ее в объятия и покрыл прекрасное лицо поцелуями.
   Раздался стук в дверь комнаты и повторился дважды.
   Алина отпрянула, шепотом приказав Стеттону встать так, чтоб его не было видно от дверей. Потом подошла к двери и приоткрыла ее на несколько дюймов.
   Стучала в дверь Кемпер, горничная Алины, оказавшаяся, как вскоре выяснилось, недостаточно осмотрительной, а значит, непригодной для этой должности.
   Когда мадемуазель Солини только чуть-чуть приоткрыла дверь, что, как предполагалось, должно было послужить горничной предостережением, и показала в щелке свое лицо, Кемпер произнесла хоть и вполголоса, но совершенно отчетливо:
   - Он пришел, мадемуазель!
   Хозяйка резко прервала ее, подав какой-то знак, но было уже поздно: Стеттон все слышал. И как ни странно, при его не сказать чтобы бойком уме все понял.
   Одним прыжком он оказался у двери, распахнул ее и оттолкнул стоявшую у порога Кемпер.
   Алина, однако, оказалась проворнее. Она проскочила мимо него, добежала до лестницы и, перегнувшись через перила, крикнула вниз только одно слово:
   - Бегите!
   Когда Стеттон достиг ее, он услышал только, как внизу хлопнула дверь.
   Выругавшись, он повернул обратно в комнату Алины, а потом в следующую за ней комнату.
   Там, выглянув в окно, выходившее во внутренний двор дома, он в ярком свете луны отчетливо увидел человека, бегущего к воротам, ведущим в соседний двор, через которые тот и исчез. Человек был гораздо ниже среднего роста и, кажется, без головного убора, за ним летели по ветру фалды.
   Стеттон распахнул окно и, перегнувшись через подоконник, крикнул во весь голос:
   - Генерал Нирзанн!
   Вдруг в комнате раздался голос Алины:
   - Месье, закройте окно, или я прикажу Чену вывести вас отсюда.
   Мужчина исчез. Стеттон повернул лицо к Алине. Она стояла посреди комнаты, глядя на него сверкающими от гнева глазами.
   За дверями из холла были слышны стенания горничной Кемпер. Стеттон так оттолкнул ее в сторону, торопясь добежать до лестницу, что она ударилась головой об угол.
   Алина была преисполнена яростью, но и Стеттон пылал не меньше. Какое-то мгновение он еще постоял у окна, потом шагнул к ней, весь дрожа от бешенства.
   В его словах, когда он их нашел, было столько исступления, что их едва можно было разобрать.
   - Итак, - презрительно усмехнулся он, - ваш родственник пользуется чуть ли не потайной лестницей, да?
   Я покажу вам и ему тоже покажу! Вам не удастся сделать из меня дурака, понятно? Нет, нет, будьте уверены! Ну, что вы скажете?
   Голое Алины был безжизненно холоден, когда она ответила:
   - Вы ошибаетесь, Стеттон. Это был не генерал Нирзанн.
   - Не лгите! Не пытайтесь меня обмануть! Я его видел!
   - И тем не менее вы ошибаетесь. Это был не генерал Нирзанн.
   Стеттон уставился на нее:
   - Тогда кто это был?
   - Я отказываюсь отвечать.
   Голос Алины был твердым, а глаза опасно поблескивали. Стеттон, до боли задетый ее словами, явно удивленный яростным тоном, каким они были сказаны, стоял молча и пристально смотрел ей в лицо. Наконец он медленно произнес:
   - Вы отказываетесь отвечать?
   - Отказываюсь отвечать, - повторила Алина таким же холодным, твердым тоном.
   - Но ради бога! Вы хотите сказать мне... что допускаете...
   - Я ничего не допускаю. И ничего не смогу объяснить ночью. Вы сумасшедший... Впрочем, вы не поверите мне, если я и расскажу вам всю правду.
   - Скажите мне, кто это был?
   - Не скажу.
   - Клянусь небом, вы скажете! - сорвался на крик Стеттон и угрожающе взмахнул рукой. Его снова охватила ярость.
   Алина не пошевелилась.
   - Если вы прикоснетесь ко мне, я позову Чена, - невозмутимо предупредила она.
   - Скажите мне, кто это был?
   - Не скажу.
   С минуту стояла тишина, в течение которой они мерили друг друга взглядами. Потом Стеттон сказал:
   - Вы знаете, что за этим последует? Я опозорю вас.
   Алина по-прежнему молчала, а он продолжал:
   - Я выставлю вас из Маризи. Вы знаете, это в моей власти. И генерал Нирзанн уедет тоже. Я одновременно разделаюсь с вами обоими.
   - Вы не сделаете этого, - сказала Алина.
   - Не сделаю? Ах, не сделаю? Я вам покажу! Я даю вам время до завтрашнего вечера... двадцать четыре часа.
   Вы слишком долго обманывали меня. Если вы завтра покинете Маризи вместе со мной, очень хорошо. Я буду держать рот на замке. Вы знаете, где меня найти. А если вы не поедете со мной и не согласитесь на наш с вами немедленный отъезд, то я обойдусь с вами так, что вам придется уехать без меня.
   Пока он говорил, Алина внезапно переменилась в лице. Лукавая улыбка заиграла на ее губах, глаза заблестели, и вместо прежнего, гневного, появилось почти умоляющее выражение. Казалось, она колебалась, потом сказала:
   - Значит, вы все еще собираетесь... жениться на мне?
   - Да. Только дураков на этот раз не будет, - непреклонно ответил он.
   - А если я не соглашусь?
   - Я сделаю то, о чем говорил. - Стеттон уже считал, что справился с ней. - Я докажу вам, что вы не сможете оставить меня в дураках! Помните, я увезу вас из Маризи!
   - Сколько времени вы мне даете?
   - Двадцать четыре часа.
   - Очень хорошо, - спокойно согласилась Алина и протянула руку. Спокойной ночи.
   - Но вы поедете?
   - Я скажу вам завтра. Мне потребуется время на обдумывание.
   - Но я должен знать...
   - Месье, вы же дали мне время до завтра... до полуночи.
   Сеттон посмотрел на нее и хотел было взять ее за руку, но вовремя спохватился и отделался простым поклоном. Без единого слова он вышел в другую комнату и сел за ее письменный стол.
   Алина продолжала стоять посреди комнаты. Лишь услышав, что он спустился по лестнице и вышел из дому, она вошла к себе и тоже села к письменному столу.
   Немного подумав, она достала лист бумаги и написала следующее:
   "Дорогой месье Шаво!
   На днях Вы сказали мне, что если я когда-либо буду нуждаться в Вашей помощи, то могла бы осчастливить Вас, сообщив Вам об этом. Если это не просто красивые слова, можете позвонить мне завтра в одиннадцать утра. Это пока что все, добавлю еще мое старое правило: никогда не следует просить о покровительстве, если нет склонности к благодарности. И тем не менее я прошу Вас...
   Алина Солини".
   Алина еще раз перечитала письмо, надписала адрес на конверте, запечатала его и позвонила, вызывая Чена.
   Глава 9
   МЕСЬЕ ШАВО НЕДОЛЮБЛИВАЕТ АМЕРИКАНЦЕВ
   Когда-то в Мюнхене Жюль Шаво слыл человеком со вкусом. Это что касается ценностей жизни. И женщин, разумеется, тоже.
   Никто не знал, на что он жил: то ли собственным умом, то ли на какие-то доходы. Обычно он так держал себя, что никому и в голову не приходило спрашивать его об этом.
   В самом деле, о нем почти ничего не было известно в Маризи, где он обосновался два года тому назад, знали только, что он вынужден был оставить Мюнхен, поскольку убил на дуэли молодого офицера пехоты, который неосторожно взял на себя смелость скрестить рапиры с месье Шаво из-за того лишь, что тот предложил себя в его заместители одной молодой леди. Вызов был принят.
   В Маризи репутация месье Шаво, несомненно, обеспечивала ему определенную независимость действий.
   На самом деле месье Шаво смертельно скучал в Маризи до того полудня, когда на Аллее увидел в экипаже мадемуазель Солини. Его представили прекрасной даме, и он в течение недели стал ее преданным рабом.
   Сначала он не получал никакого одобрения с ее стороны; потом вдруг она стала благосклонно относиться к его притязаниям. Возможно, в той запутанной интриге, какую она плела в Маризи, Алина предвидела, что может возникнуть нужда в месье Шаво; так или иначе - он заслужил ее улыбку.
   Впрочем, ее благосклонность была весьма ограниченной, и месье Шаво приготовился к долгой и увлекательной осаде. Потом был тот самый званый обед в честь принца, нанесший внезапный удар планам молодого француза.
   - Игра проиграна, - печально признался он себе, когда, покинув мадемуазель Солини, направлялся в ведомство Мосновина, находившееся за бывшим Русским домом.
   Там он полностью опустошил свои карманы - в первый же час проиграл в рулетку шесть тысяч франков - и вернулся в свою комнату в два часа ночи, вознамерившись выспаться.
   Проснулся он через семь часов, зевнул, со вкусом потянулся и позвонил, чтобы принесли почту и бокал виши. Когда несколькими минутами позже ему дали почту, в ней оказались - о, слабый пол! - пять изящных, благоухающих записок. Разумеется, там могли быть и счета от каких-нибудь торговцев или иные письма, но мы уделим им не больше внимания, чем это сделал он.
   Четыре письма он равнодушно просмотрел и отбросил; но, прочитав пятое, одним прыжком выскочил из постели на середину комнаты, взывая к камердинеру.
   За сорок пять минут он побрился, оделся, позавтракал и был уже на пути к Аллее, в дом номер 341.
   Чен провел его в гардеробную, и после недолгого ожидания, во время которого месье Шаво с трудом подавлял нетерпение, вошла Алина. ,Он встал и поклонился, а она подошла к нему и протянула руку.
   В это время часы пробили одиннадцать.
   - Вы точны, - улыбаясь, сказала Алина.
   Месье Шаво снова поклонился:
   - Как ростовщик.
   - Вот не знала, что ростовщики отличаются пунктуальностью.
   - Ах, мадемуазель, - ответил француз, напуская на себя скорбный вид, вот и видно, что вы никогда ни одному из них не давали расписок. Я говорю это на основании собственного печального опыта.
   Алина засмеялась и, сев на диван, жестом пригласила его сесть рядом. После чего сказала:
   - Нет, я посылаю записки только своим друзьям.
   - Тогда я счастлив, потому что получил одну сегодня утром.
   - Что ж, месье, и вы осчастливили меня, столь быстро признавшись в этом. Я знаю, ваши слова дают мне достаточное основание поверить в вашу дружбу, но французы... они так много говорят.
   - А еще мы умеем действовать... временами.
   - Во все времена.
   - Уверяю вас, вы на нас клевещете! - с улыбкой вскричал месье Шаво. Но мы не против того, чтобы послужить мишенью для чьих-нибудь острот, поскольку и сами не упускаем случая воспользоваться такой мишенью. То, что я вам сказал, не умно и не глупо - это голая истина.
   - Значит, мы - друзья?
   - Вы сами знаете - я вам предан.
   - Легко сказать, месье Шаво.
   - А еще легче доказать, когда это правда. Испытайте меня. Вы в вашей записке сказали, что нуждаетесь во мне. Я здесь. Испытайте меня.
   Алина заметно колебалась - на ее лбу появилась маленькая морщинка. И наконец сказала:
   - Я начинаю чувствовать себя виноватой за то, что послана вам записку. - Молодой человек открыл было рот, собираясь протестовать. - Нет, нет, я верю в вашу искренность. И не поколебалась просить вашего покровительства, но, понимаете, это дело едва ли может быть названо покровительством, поскольку оно потребует большей преданности, чем я вправе ожидать от вас.
   - Мадемуазель, вы раните меня и недооцениваете себя.
   - Нет. Не сердитесь, но я права. - Алина выдержала паузу, прежде чем продолжить. - Давайте забудем об этой записке. Так лучше.
   - Но это невозможно! - вскричал бедный Шаво, чувствуя, что он совершил какую-то оплошность, но какую именно? Потом его вдруг осенило, и он добавил: - Это, очевидно, означает, что вы во мне больше не нуждаетесь?
   - Вовсе нет, - отозвалась Алина. - Я буду совсем откровенна, месье. Мне нужен человек, который любит меня достаточно крепко, чтобы рискнуть ради меня жизнью.
   Шаво прервал ее:
   - Мадемуазель, я вас умоляю! Вы сказали, что вам нужен человек, который вас так любит, что способен ради вас рискнуть жизнью?
   - Да.
   Шаво поднялся и встал перед ней:
   - Я здесь.
   - Но, месье...
   - Я здесь, - повторил молодой человек.
   - Значит... вы любите меня?
   - Так сильно, как только вы могли бы желать.
   - Ах!
   Глаза Алины вдруг наполнились нежностью, и она протянула руку. Шаво принял ее, опустился на колени и покрыл пальчики поцелуями.
   - Вы это знаете! - пылко вскричал он. - Вы отлично это знаете!
   - Возможно, - улыбнулась Алина. - В конце концов, я надеялась на это.
   Ее тон и взгляд заставили молодого человека затрепетать от радости. Вдруг он поднялся со словами:
   - Но я не желаю получать проценты вперед за будущее счастье. Чем я могу вам помочь?
   - Вы так отчаянно желаете рискнуть вашим счастьем?
   - Нет, я мечтаю его заслужить.
   Алина смотрела на него:
   - В конце концов, вы сами можете решить, стоит оно того или не стоит. Если вы решите, что не стоит, я на вас не обижусь.
   Но Шаво нетерпеливо повторил:
   - Расскажите мне.
   Алина снова изобразила нерешительность, потом сказала, не поднимая на него глаз:
   - Начнем с того, что меня оскорбил мужчина.
   Француз пожал плечами:
   - Я поколочу его, а если хотите - убью. Что еще?
   - Это все.
   - Все? - недоверчиво и скептически произнес он.
   - Да.
   Шаво засмеялся:
   - Но, мадемуазель, я думал, вы собираетесь просить меня рискнуть жизнью. Это же нелепо - никто в Маризи не выстоит против меня и пяти минут.