Глядя на большую картонку у Фокса под мышкой, миссис Помфрет спросила:
– Хотите, чтобы Уэллс снова завязал ее?
– Нет, спасибо.
Фокс повернулся. Все смотрели на него. Уэллс и Бек сидели в углу. Генри Помфрет и Дора – на ближнем диване, Диего и Адольф – в середине комнаты. Спиной к окну, со стаканом в руке, стоял Перри Данхэм, обратив на Фокса холодный, немигающий взгляд.
– Я ухожу, – объявил Фокс, – и забираю скрипку с собой. Я позабочусь о ее сохранности. Как только будут какие-то новости, я вам сообщу. Если возникнет необходимость побеседовать с кем-то из вас по отдельности, что весьма вероятно, я свяжусь с вами через Уэллса.
Он повернулся к двери.
– У вас там скрипка? – спросил Кох.
– Да.
– Вам не кажется, что надежней было бы…
– Думаю, – сказал Фокс с порога, – что у меня она будет в большей безопасности, чем… где-либо еще.
Глава 5
Глава 6
– Хотите, чтобы Уэллс снова завязал ее?
– Нет, спасибо.
Фокс повернулся. Все смотрели на него. Уэллс и Бек сидели в углу. Генри Помфрет и Дора – на ближнем диване, Диего и Адольф – в середине комнаты. Спиной к окну, со стаканом в руке, стоял Перри Данхэм, обратив на Фокса холодный, немигающий взгляд.
– Я ухожу, – объявил Фокс, – и забираю скрипку с собой. Я позабочусь о ее сохранности. Как только будут какие-то новости, я вам сообщу. Если возникнет необходимость побеседовать с кем-то из вас по отдельности, что весьма вероятно, я свяжусь с вами через Уэллса.
Он повернулся к двери.
– У вас там скрипка? – спросил Кох.
– Да.
– Вам не кажется, что надежней было бы…
– Думаю, – сказал Фокс с порога, – что у меня она будет в большей безопасности, чем… где-либо еще.
Глава 5
– Ты меня не понимаешь, – искренне говорил Тед Гилл. – Честное слово. Я не отношу себя к пустым фразерам.
Дело было в субботу после полудня. Тед сидел на китайском табурете, скрестив ноги и облокотившись на крышку огромного концертного рояля. Рояль занимал добрую четверть пространства однокомнатной квартирки на третьем этаже кирпичного дома без лифта в районе Восточных шестидесятых улиц Лексингтон-авеню, прочая мебель также не соответствовала помещению. Но что было делать дочери неожиданно скончавшегося вдовца, когда она обнаружила, что вся ее собственность состоит из обстановки ее комнаты в удобной квартире отца на Пятьдесят седьмой улице, которая долгое время была ее домом?
Что касается рояля, то он был необходим, поскольку без него Дора не могла бы давать уроки детям.
У Доры, сидевшей на стуле, на котором однажды сидел Карузо, держа на руках ее, в то время трехмесячного младенца, на щеках выступил румянец, что, впрочем, не портило ее внешности. То же самое можно сказать и о легкой морщинке между бровями, из-за чего казалось, что ее глаза изо всех сил пытаются поверить в честность молодого человека, сидевшего напротив нее.
– Конечно, ты бравируешь своей отвагой, – говорила она с чувством. – Я не против отваги, но ты явно пересаливаешь, не хватает только литавр. – Ее лицо заливала краска. – Ради Бога, перестань на меня пялиться!
– Я не пялюсь, я просто смотрю.
Тед, и так уже сидевший на краю табуретки, подвинулся вперед еще на пару сантиметров.
– Послушай, я хочу тебе признаться. Я соврал, что пришел потому, что хотел уговорить тебя сделать запись на радио. Я хотел прийти… я хотел увидеть тебя… и я не мог… – Он смешался. – Черт побери, – разозлился он на себя, – когда я с тобой говорю, я не в состоянии построить даже простой фразы! Ты, конечно, подумаешь, что я мог бы сказать тебе по телефону, что хочу тебя увидеть!
– Конечно, – согласилась Дора. – Почему же ты этого не сделал?
– Потому что боялся, что ты не разрешишь мне прийти! Ты не только обладаешь удивительной способностью лишать меня красноречия, но ты еще превратила меня в труса! О нет, я должен был придумать фантастический предлог! В него ты поверила бы быстрее, чем в простое естественное желание увидеть тебя, услышать, побыть с тобой… – Неожиданно он покраснел еще сильнее, чем она. Он сел плотнее на табурете и решительным голосом сказал: – Но мне в самом деле нужно было увидеть тебя и сказать одну вещь… Это я послал скрипку миссис Помфрет.
Рот у Доры открылся.
– Да, я, – твердо повторил Тед. – Я завернул ее, написал адрес и отправил посылку по почте.
– Боже… – вяло проговорила Дора.
– Я чуть было не признался вчера вечером у миссис Помфрет, но решил этого не делать, потому что вряд ли это чему-нибудь поможет. Я сделаю так, как ты скажешь.
Если ты считаешь, что надо сказать, я так и поступлю.
– Не понимаю, – румянец схлынул с бледных Дориных щек, – если это скрипка Яна, значит, это ты ее взял?..
– Нет, не я. Вижу, что придется рассказать все. Я надеялся как-нибудь…
– Ты ничего не обязан мне говорить. – У Доры задрожали губы, и она прикусила губу.
– Ты так думаешь? – Тед вскочил, затем снова плюхнулся на прежнее место с беспомощным видом. – Ради всего святого, не смотри на меня так! Ты так смотрела на меня, когда я увидел тебя в тот понедельник, – как-то и мужественно, и очаровательно… Я считаю себя взрослым человеком, мне уже тридцать, как никак, но когда я вижу тебя, я теряю голову… Выслушай же меня, я пришел сообщить тебе одну вещную важь… то есть одну важную вещь…
Прозвенел звонок. Тед сразу осекся.
– Звонят, – сказал он.
– Да, – ответила Дора, не пошелохнувшись, – звонят в дверь. Не знаю, кто бы это мог…
– Сейчас уйдут, – умоляюще проговорил Тед. – Давай подождем.
Звонок раздался снова.
– Ах, – вскочила Дора, – я совсем забыла! Это мистер Фокс! Он позвонил сразу после тебя и сказал, что ему нужно тебя увидеть, но он не может нигде тебя найти, и спросил, не знаю ли я, где ты, и я сказала, что ты должен прийти сюда, и он попросил разрешения прийти тоже, и я согласилась.
– Вот тип! – мрачно сказал Тед. Глаза его умоляли. – Пусть он уйдет.
Дора покачала головой:
– Не могу. Он был так мил со мной. – Она потянулась к кнопке на стене. – Он ведь знает, что мы… что я здесь.
– Постой. – Тед подошел к ней и заглянул в лицо. – Послушай… – Он сглотнул. – То, что я рассказал тебе о скрипке, я не уверен, что они должны знать об этом.
Я, видишь ли, окажусь в э… э… очень затруднительном положении. Ты можешь ничего не говорить Фоксу, а? Пожалуйста!
Звонок продолжал звонить.
Дора сощурилась, нахмурила брови и посмотрела в его умоляющие глаза.
– Прошу тебя, я пришел, чтобы все рассказать тебе, и я это сделаю и поступлю так, как ты скажешь.
Дора неуверенно кивнула, повернулась, нажала кнопку и открыла дверь в переднюю. Через мгновение за ее спиной прозвучал голос Теда:
– Да, это он собственной персоной. Кто еще будет так топать по лестнице? Бог ты мой, ну и бодрячок!
Дора не знала, что основной причиной, по которой Текумсе Фокс был так добр с ней прошлым вечером у миссис Помфрет, была ее манера здороваться. Совершенно непреднамеренно она повторила это и сейчас: внезапный дружелюбный порыв, но рука останавливается на полпути, как если бы Дора не была уверена, как ее поймут. На этот раз Фокс вовремя протянул свою руку. Тед Гилл отступил в тень и не показывался, пока они не вошли в комнату. На приветствие Фокса он ответил невежливым ворчанием, неприязненно наблюдая за тем, как тот снимает шляпу и пальто. Когда Дора села, Тед решительно вернулся на свой табурет у рояля и заговорил тоном человека, желающего побыстрее от чего-то отделаться:
– Мисс Моубрей сказала, что вы разыскивали меня.
Чем могу помочь?
– Будьте добры, помогите, если не трудно. – Фокс достал из кармана какие-то бумаги, просмотрел их и отделил одну. – Я счел, что будет гораздо быстрее все написать и принести вам на подпись.
Он протянул бумагу Теду, и тот взял ее.
Пока Тед читал, двое других следили за выражением его лица. Сначала его брови поднялись, затем сдвинулись в полном изумлении. Рот приоткрылся, затем он стиснул зубы. Наконец ошарашенно посмотрел на Фокса, встал и протянул бумагу Доре.
– Прочитайте, пожалуйста, – жалобно попросил он.
Она посмотрела на него, на Фокса, затем на бумагу.
«Я, Теодор Гилл, настоящим сообщаю и подтверждаю следующее: во вторник вечером 7 марта 1940 года Хиби Хит призналась, что накануне вечером, в понедельник, взяла скрипку Яна Тьюсара из гримерной в Карнеги-Холл, принесла ее в свой номер в отеле „Черчилль“ и оставила ее у себя. Она также сказала мне, что с вечера понедельника скрипка находилась в ее платяном шкафу, запертом на ключ. Я посоветовал ей немедленно вернуть скрипку ее владельцам (группе из пяти человек, включая ее самое). Она попросила помочь ей.
Я раздобыл коробку, упаковочный материал, шпагат, запаковал скрипку и отправил ее по почте миссис Ирэн Помфрет. Скрипка, которую мисс Хит извлекла из своего шкафа в моем присутствии, была именно та, которую я послал миссис Помфрет, и, исходя из того, что сообщила мне мисс Хит, я совершенно уверен, что это та самая скрипка, которую она вынесла из гримерной Яна Тьюсара в понедельник вечером».
– Ясно, – проговорила Дора сдавленным голосом, – так естественно, что ты хочешь уберечь мисс Хит…
– Ничего подобного, – резко заявил Тед. – Нет, нет.
И так все отвратительно, не хватало еще, чтобы и здесь было непонимание. Естественно, что я готов был придушить мисс Хит! Но агент знаменитости, который уступил бы своим естественным побуждениям, через пять минут оказался бы в тюрьме. Один мой коллега в Голливуде… – Он пожал плечами и обернулся, глядя на Фокса: – А вы потрясающи! Как вы узнали?
Фокс улыбнулся:
– Вы подпишете?
– Подпишу, если вы объясните, как вы, черт возьми, все это раскопали.
– Ничего особенного. И ничего потрясающего. В тот вечер мисс Хит ушла с места происшествия одна и в большой спешке. На ней была накидка, под которой легко можно было спрятать скрипку. Пункт второй – никогда не видел более фальшивого поведения, чем вчера вечером, когда миссис Помфрет объявила, что получила скрипку почтовой посылкой. Мисс Хит поднесла руку ко рту, глаза закатила, грудь от волнения ходила ходуном. Явно переигрывала. Пункт третий. В слове «Ирэн» в адресе на посылке помарка на первой букве.
Начали писать «X», а потом исправили на «И». Должно быть, думали о Хиби.
– Я и правда о ней думал, – мрачно подтвердил Тед.
– Не сомневаюсь. Конечно, это не окончательный вывод, но достаточный, чтобы предположить, что мисс Хит имеет к этому отношение. Я разговаривал с ней битый час, и это был один из самых странных часов в моей жизни! Вы наверняка сможете мне сказать: она мудра, как змея, или без царя в голове?
– Конечно, могу, – решительно сказал Тед.
– Прошу вас.
– Только пусть это останется между нами троими.
– Разумеется.
– Трудно найти подходящие выражения. Ее тупость перекрывает все известные рекорды тупости. Она настолько глупа, что будет жевать палочку, вместо того чтобы сосать леденец. Настолько безголова, что может схватить скрипку и удрать с ней совершенно без всякой причины, только потому, что скрипка рядом с ней и у нее есть пальцы, чтобы ее взять, и меховая накидка, чтобы спрятать ее под ней.
Фокс хмурился.
– Никак не могу взять в толк. Особенно последний момент. Мне хотелось бы выяснить мотивы.
– Вы провели с ней целый час, – пытался убедить его Тед. – Откуда берутся мотивы? Из сердца. О'кей, у нее есть сердце. Что необходимо для того, чтобы мотив породил действие? Он должен пройти через нервный центр, который называют мозгом. Верно?
– Возможно, – без особой уверенности согласился Фокс. – Однако оставим пока это. Разрешите, я возьму бумагу, мисс Моубрей? Спасибо.
Он достал из кармана ручку и подал ее Теду. Тед положил бумагу на край рояля, поставил свою подпись под заявлением настолько неразборчиво, насколько это было возможно, подул на чернила, чтобы они высохли, и вернул бумагу Фоксу.
– Премного благодарен. – Фокс засунул ее в карман. – Еще один маленький вопрос. Не будете ли вы любезны сказать, что вы с мисс Хит делали в гримерной Тьюсара в понедельник вечером? Я имею в виду перед концертом?
– Почему бы вам не спросить об этом ее?
– Я спросил. Она стала говорить что-то о возвышенной музыке. И таким тоном…
– Я знаю, как она это произносит. Мы зашли к Тьюсару, чтобы попросить его сфотографироваться рядом с мисс Хит и чтобы скрипка при этом была у нее в руках. А он отказался. Мисс Хит вспылила, и Тьюсар вышел.
Фокс кивнул:
– Я видел его в тот момент. – Он повернулся к Доре: – Могу я задать вопрос вам, мисс Моубрей? Тьюсар репетировал с вами в понедельник днем?
Дора покачала головой:
– Днем – нет. Я пришла к нему в студию утром, и мы трижды прошли Сен-Санса, ничего другого мы не играли. Я ушла сразу после двенадцати и увидела его только вечером в Карнеги-Холл.
– Почему вы прошли эту пьесу три раза? Она плохо звучала?
– Мне казалось, что хорошо, но Ян не был удовлетворен, особенно анимато после вступления и последними восемью тактами перед аллегро. Он сказал, что торопился в этих местах…
– Но скрипка хорошо звучала? Тон? Она не звучала так же, как это произошло тем вечером?
– Боже упаси, нет! Вечером звук был ужасный. Ужасный с самого начала… вы ведь слышали…
– Да, слышал. – Фокс поднялся и направился за своим пальто. – Ну я побежал. Большое спасибо.
– Значит, все кончено. – Дора подошла к двери. – Скрипка Яна нашлась, и с ней ничего не случилось…
– Не все, мисс Моубрей. – Фокс сунул вторую руку в рукав. – Я ответил на вопросы, которые поставила передо мной ваша компания, но у меня возник еще один, и, боюсь, он гораздо опаснее, чем предыдущие.
– Опаснее?.. – оторопела она.
– Да. Вам позвонит миссис Помфрет и попросит прийти к ней завтра в два часа. И вас, Гилл. А пока советую поразмыслить над тем, можно ли назвать доведение человека до самоубийства убийством. Интересный вопрос.
Дело было в субботу после полудня. Тед сидел на китайском табурете, скрестив ноги и облокотившись на крышку огромного концертного рояля. Рояль занимал добрую четверть пространства однокомнатной квартирки на третьем этаже кирпичного дома без лифта в районе Восточных шестидесятых улиц Лексингтон-авеню, прочая мебель также не соответствовала помещению. Но что было делать дочери неожиданно скончавшегося вдовца, когда она обнаружила, что вся ее собственность состоит из обстановки ее комнаты в удобной квартире отца на Пятьдесят седьмой улице, которая долгое время была ее домом?
Что касается рояля, то он был необходим, поскольку без него Дора не могла бы давать уроки детям.
У Доры, сидевшей на стуле, на котором однажды сидел Карузо, держа на руках ее, в то время трехмесячного младенца, на щеках выступил румянец, что, впрочем, не портило ее внешности. То же самое можно сказать и о легкой морщинке между бровями, из-за чего казалось, что ее глаза изо всех сил пытаются поверить в честность молодого человека, сидевшего напротив нее.
– Конечно, ты бравируешь своей отвагой, – говорила она с чувством. – Я не против отваги, но ты явно пересаливаешь, не хватает только литавр. – Ее лицо заливала краска. – Ради Бога, перестань на меня пялиться!
– Я не пялюсь, я просто смотрю.
Тед, и так уже сидевший на краю табуретки, подвинулся вперед еще на пару сантиметров.
– Послушай, я хочу тебе признаться. Я соврал, что пришел потому, что хотел уговорить тебя сделать запись на радио. Я хотел прийти… я хотел увидеть тебя… и я не мог… – Он смешался. – Черт побери, – разозлился он на себя, – когда я с тобой говорю, я не в состоянии построить даже простой фразы! Ты, конечно, подумаешь, что я мог бы сказать тебе по телефону, что хочу тебя увидеть!
– Конечно, – согласилась Дора. – Почему же ты этого не сделал?
– Потому что боялся, что ты не разрешишь мне прийти! Ты не только обладаешь удивительной способностью лишать меня красноречия, но ты еще превратила меня в труса! О нет, я должен был придумать фантастический предлог! В него ты поверила бы быстрее, чем в простое естественное желание увидеть тебя, услышать, побыть с тобой… – Неожиданно он покраснел еще сильнее, чем она. Он сел плотнее на табурете и решительным голосом сказал: – Но мне в самом деле нужно было увидеть тебя и сказать одну вещь… Это я послал скрипку миссис Помфрет.
Рот у Доры открылся.
– Да, я, – твердо повторил Тед. – Я завернул ее, написал адрес и отправил посылку по почте.
– Боже… – вяло проговорила Дора.
– Я чуть было не признался вчера вечером у миссис Помфрет, но решил этого не делать, потому что вряд ли это чему-нибудь поможет. Я сделаю так, как ты скажешь.
Если ты считаешь, что надо сказать, я так и поступлю.
– Не понимаю, – румянец схлынул с бледных Дориных щек, – если это скрипка Яна, значит, это ты ее взял?..
– Нет, не я. Вижу, что придется рассказать все. Я надеялся как-нибудь…
– Ты ничего не обязан мне говорить. – У Доры задрожали губы, и она прикусила губу.
– Ты так думаешь? – Тед вскочил, затем снова плюхнулся на прежнее место с беспомощным видом. – Ради всего святого, не смотри на меня так! Ты так смотрела на меня, когда я увидел тебя в тот понедельник, – как-то и мужественно, и очаровательно… Я считаю себя взрослым человеком, мне уже тридцать, как никак, но когда я вижу тебя, я теряю голову… Выслушай же меня, я пришел сообщить тебе одну вещную важь… то есть одну важную вещь…
Прозвенел звонок. Тед сразу осекся.
– Звонят, – сказал он.
– Да, – ответила Дора, не пошелохнувшись, – звонят в дверь. Не знаю, кто бы это мог…
– Сейчас уйдут, – умоляюще проговорил Тед. – Давай подождем.
Звонок раздался снова.
– Ах, – вскочила Дора, – я совсем забыла! Это мистер Фокс! Он позвонил сразу после тебя и сказал, что ему нужно тебя увидеть, но он не может нигде тебя найти, и спросил, не знаю ли я, где ты, и я сказала, что ты должен прийти сюда, и он попросил разрешения прийти тоже, и я согласилась.
– Вот тип! – мрачно сказал Тед. Глаза его умоляли. – Пусть он уйдет.
Дора покачала головой:
– Не могу. Он был так мил со мной. – Она потянулась к кнопке на стене. – Он ведь знает, что мы… что я здесь.
– Постой. – Тед подошел к ней и заглянул в лицо. – Послушай… – Он сглотнул. – То, что я рассказал тебе о скрипке, я не уверен, что они должны знать об этом.
Я, видишь ли, окажусь в э… э… очень затруднительном положении. Ты можешь ничего не говорить Фоксу, а? Пожалуйста!
Звонок продолжал звонить.
Дора сощурилась, нахмурила брови и посмотрела в его умоляющие глаза.
– Прошу тебя, я пришел, чтобы все рассказать тебе, и я это сделаю и поступлю так, как ты скажешь.
Дора неуверенно кивнула, повернулась, нажала кнопку и открыла дверь в переднюю. Через мгновение за ее спиной прозвучал голос Теда:
– Да, это он собственной персоной. Кто еще будет так топать по лестнице? Бог ты мой, ну и бодрячок!
Дора не знала, что основной причиной, по которой Текумсе Фокс был так добр с ней прошлым вечером у миссис Помфрет, была ее манера здороваться. Совершенно непреднамеренно она повторила это и сейчас: внезапный дружелюбный порыв, но рука останавливается на полпути, как если бы Дора не была уверена, как ее поймут. На этот раз Фокс вовремя протянул свою руку. Тед Гилл отступил в тень и не показывался, пока они не вошли в комнату. На приветствие Фокса он ответил невежливым ворчанием, неприязненно наблюдая за тем, как тот снимает шляпу и пальто. Когда Дора села, Тед решительно вернулся на свой табурет у рояля и заговорил тоном человека, желающего побыстрее от чего-то отделаться:
– Мисс Моубрей сказала, что вы разыскивали меня.
Чем могу помочь?
– Будьте добры, помогите, если не трудно. – Фокс достал из кармана какие-то бумаги, просмотрел их и отделил одну. – Я счел, что будет гораздо быстрее все написать и принести вам на подпись.
Он протянул бумагу Теду, и тот взял ее.
Пока Тед читал, двое других следили за выражением его лица. Сначала его брови поднялись, затем сдвинулись в полном изумлении. Рот приоткрылся, затем он стиснул зубы. Наконец ошарашенно посмотрел на Фокса, встал и протянул бумагу Доре.
– Прочитайте, пожалуйста, – жалобно попросил он.
Она посмотрела на него, на Фокса, затем на бумагу.
«Я, Теодор Гилл, настоящим сообщаю и подтверждаю следующее: во вторник вечером 7 марта 1940 года Хиби Хит призналась, что накануне вечером, в понедельник, взяла скрипку Яна Тьюсара из гримерной в Карнеги-Холл, принесла ее в свой номер в отеле „Черчилль“ и оставила ее у себя. Она также сказала мне, что с вечера понедельника скрипка находилась в ее платяном шкафу, запертом на ключ. Я посоветовал ей немедленно вернуть скрипку ее владельцам (группе из пяти человек, включая ее самое). Она попросила помочь ей.
Я раздобыл коробку, упаковочный материал, шпагат, запаковал скрипку и отправил ее по почте миссис Ирэн Помфрет. Скрипка, которую мисс Хит извлекла из своего шкафа в моем присутствии, была именно та, которую я послал миссис Помфрет, и, исходя из того, что сообщила мне мисс Хит, я совершенно уверен, что это та самая скрипка, которую она вынесла из гримерной Яна Тьюсара в понедельник вечером».
– Ясно, – проговорила Дора сдавленным голосом, – так естественно, что ты хочешь уберечь мисс Хит…
– Ничего подобного, – резко заявил Тед. – Нет, нет.
И так все отвратительно, не хватало еще, чтобы и здесь было непонимание. Естественно, что я готов был придушить мисс Хит! Но агент знаменитости, который уступил бы своим естественным побуждениям, через пять минут оказался бы в тюрьме. Один мой коллега в Голливуде… – Он пожал плечами и обернулся, глядя на Фокса: – А вы потрясающи! Как вы узнали?
Фокс улыбнулся:
– Вы подпишете?
– Подпишу, если вы объясните, как вы, черт возьми, все это раскопали.
– Ничего особенного. И ничего потрясающего. В тот вечер мисс Хит ушла с места происшествия одна и в большой спешке. На ней была накидка, под которой легко можно было спрятать скрипку. Пункт второй – никогда не видел более фальшивого поведения, чем вчера вечером, когда миссис Помфрет объявила, что получила скрипку почтовой посылкой. Мисс Хит поднесла руку ко рту, глаза закатила, грудь от волнения ходила ходуном. Явно переигрывала. Пункт третий. В слове «Ирэн» в адресе на посылке помарка на первой букве.
Начали писать «X», а потом исправили на «И». Должно быть, думали о Хиби.
– Я и правда о ней думал, – мрачно подтвердил Тед.
– Не сомневаюсь. Конечно, это не окончательный вывод, но достаточный, чтобы предположить, что мисс Хит имеет к этому отношение. Я разговаривал с ней битый час, и это был один из самых странных часов в моей жизни! Вы наверняка сможете мне сказать: она мудра, как змея, или без царя в голове?
– Конечно, могу, – решительно сказал Тед.
– Прошу вас.
– Только пусть это останется между нами троими.
– Разумеется.
– Трудно найти подходящие выражения. Ее тупость перекрывает все известные рекорды тупости. Она настолько глупа, что будет жевать палочку, вместо того чтобы сосать леденец. Настолько безголова, что может схватить скрипку и удрать с ней совершенно без всякой причины, только потому, что скрипка рядом с ней и у нее есть пальцы, чтобы ее взять, и меховая накидка, чтобы спрятать ее под ней.
Фокс хмурился.
– Никак не могу взять в толк. Особенно последний момент. Мне хотелось бы выяснить мотивы.
– Вы провели с ней целый час, – пытался убедить его Тед. – Откуда берутся мотивы? Из сердца. О'кей, у нее есть сердце. Что необходимо для того, чтобы мотив породил действие? Он должен пройти через нервный центр, который называют мозгом. Верно?
– Возможно, – без особой уверенности согласился Фокс. – Однако оставим пока это. Разрешите, я возьму бумагу, мисс Моубрей? Спасибо.
Он достал из кармана ручку и подал ее Теду. Тед положил бумагу на край рояля, поставил свою подпись под заявлением настолько неразборчиво, насколько это было возможно, подул на чернила, чтобы они высохли, и вернул бумагу Фоксу.
– Премного благодарен. – Фокс засунул ее в карман. – Еще один маленький вопрос. Не будете ли вы любезны сказать, что вы с мисс Хит делали в гримерной Тьюсара в понедельник вечером? Я имею в виду перед концертом?
– Почему бы вам не спросить об этом ее?
– Я спросил. Она стала говорить что-то о возвышенной музыке. И таким тоном…
– Я знаю, как она это произносит. Мы зашли к Тьюсару, чтобы попросить его сфотографироваться рядом с мисс Хит и чтобы скрипка при этом была у нее в руках. А он отказался. Мисс Хит вспылила, и Тьюсар вышел.
Фокс кивнул:
– Я видел его в тот момент. – Он повернулся к Доре: – Могу я задать вопрос вам, мисс Моубрей? Тьюсар репетировал с вами в понедельник днем?
Дора покачала головой:
– Днем – нет. Я пришла к нему в студию утром, и мы трижды прошли Сен-Санса, ничего другого мы не играли. Я ушла сразу после двенадцати и увидела его только вечером в Карнеги-Холл.
– Почему вы прошли эту пьесу три раза? Она плохо звучала?
– Мне казалось, что хорошо, но Ян не был удовлетворен, особенно анимато после вступления и последними восемью тактами перед аллегро. Он сказал, что торопился в этих местах…
– Но скрипка хорошо звучала? Тон? Она не звучала так же, как это произошло тем вечером?
– Боже упаси, нет! Вечером звук был ужасный. Ужасный с самого начала… вы ведь слышали…
– Да, слышал. – Фокс поднялся и направился за своим пальто. – Ну я побежал. Большое спасибо.
– Значит, все кончено. – Дора подошла к двери. – Скрипка Яна нашлась, и с ней ничего не случилось…
– Не все, мисс Моубрей. – Фокс сунул вторую руку в рукав. – Я ответил на вопросы, которые поставила передо мной ваша компания, но у меня возник еще один, и, боюсь, он гораздо опаснее, чем предыдущие.
– Опаснее?.. – оторопела она.
– Да. Вам позвонит миссис Помфрет и попросит прийти к ней завтра в два часа. И вас, Гилл. А пока советую поразмыслить над тем, можно ли назвать доведение человека до самоубийства убийством. Интересный вопрос.
Глава 6
Склонность человеческих существ придерживаться канонов, сформировавшаяся, правда, недавно, была проиллюстрирована в воскресенье днем в библиотеке миссис Помфрет. Двенадцать человек сидели за этим столом лишь однажды, однако когда миссис Помфрет пробежала глазами сначала по лицам на одной стороне стола, потом – на другой, она обнаружила, что каждый сидел на том же стуле, что и в прошлый раз. Слева от нее расположились Адольф Кох, Тед Гилл, Дора Моубрей, Текумсе Фокс, Диего Зорилла и Гарда Тьюсар. Справа – Уэллс, ее сын, муж, Хиби Хит и Феликс Бек. Совещание началось несколько позже, потому что Фокс пришел только в четверть третьего. Сделал он это преднамеренно, обычно он приходил на встречи задолго до назначенного времени.
Миссис Помфрет, обведя царственным оком присутствующих, объявила, что мистер Фокс должен сделать сообщение, и кивнула ему.
Фокс достал из кармана бумагу.
– Заявление, которое я прочитаю, подписано вчера мистером Теодором Гиллом.
Он прочитал заявление Гилла.
Реакция слушателей была различной. Перри Данхэм разразился громовым хохотом, а Хиби Хит, смотревшая на Фокса, пока он читал, надменным взглядом, неожиданно закрыла лицо своими прекрасными руками и простонала. Тед Гилл смотрел на нее через стол. Гарда метала испепеляющие взгляды. Генри Помфрет, сидевший рядом, даже отодвинулся от нее. Диего Зорилла в изумлении что-то бормотал.
– И это женщина?! – обратился он к Фоксу. – Что с ней такое? Прямо дьявол в нее вселился!
Феликс Бек не знал, что сказать.
– Ты… Я предупреждал! Я много раз предупреждал Яна насчет тебя!
– Бред какой-то, – резко сказал Адольф Кох. – Для начала я хотел бы знать, почему мистер Гилл подписал этот необычный…
– Это не бред! – оборвала его Гарда. – Она нацистка!
– Боже милостивый… – прошептал Тед Гилл в остолбенении.
– Гарда, ты дура! – выпалил Кох.
– Я дура? – В голосе Гарды звучали горечь, сарказм и триумф одновременно. – Вы считаете меня дурой! А когда я сказала, что Яна убили, я тоже была дурой? Так, по-вашему? – Она резко раскрыла свою сумочку, торопливо порылась в ней и достала конверт. – Вот что я сегодня получила. Прочитайте и посмотрим, что вы скажете!
Диего, сидевший рядом, протянул руку, но она, перегнувшись, передала конверт Фоксу. Фокс посмотрел на адрес и почтовый штемпель, вынул листок бумаги и осмотрел его с обеих сторон.
– Обращения нет, – объявил он, – написано от руки чернилами, кстати, почерк не тот, что был на посылке, которую получила миссис Помфрет. Текст гласит: «Те, кто хотят причинить вред Рейху, поплатятся за это, как твой брат. Хайль Гитлер!» Вместо подписи – свастика.
Вы говорите, мисс Тьюсар, что получили это сегодня?
– Да. Утром, заказным письмом.
– Я заметил, что письмо заказное. Можно я возьму его?
– Нет. Я собираюсь передать его в полицию.
– Конечно, это ваше право. Но мне бы хотелось поговорить с вами об этом позднее.
– Поговорите сейчас! – воскликнул Кох. – Нелепость какая-то! Надо же, мисс Хит – нацистка! Что вы на это скажете, мистер Гилл?
– Ничего. Я поражен.
– Абсурд. И свастика вовсе не доказывает, что нацисты несут ответственность за смерть Яна. Они, скорее всего, решили воспользоваться этим несчастьем, к которому не имеют никакого отношения.
– В любом случае, – вставила миссис Помфрет, – раз Гарда решила передать письма в полицию, мы им уже не располагаем. Но мне кажется, что заявление мистера Гилла дает нам право потребовать объяснений у мисс Хит. С какой целью она вынесла скрипку из гримерной и прятала ее в течение двух дней?
Тед Гилл тяжело вздохнул.
– С этим можно подождать, – сказал Фокс. – Вы поговорите с мисс Хит позднее, если сочтете это стоящим занятием. Мистер Гилл считает, что, увидев скрипку, она поддалась иррациональному и непреодолимому импульсу.
– Не верю, – коротко отозвалась миссис Помфрет.
– Хорошо, я предлагаю вариант, который поможет решить две проблемы сразу, – сказал Перри Данхэм. – Вряд ли она нацистка, но, может, она страдает клептоманией? – С кривой усмешкой он обратился к отчиму: – Она была здесь в тот день, когда украли вазу Ван Ли, верно? Бьюсь об заклад, что это она стащила вазу: наверное, хотела положить начало собственной коллекции. Затем она стащила скрипку, чтобы начать другую коллекцию.
– Мадам, вам нравится чувство юмора вашего сына? – язвительно обратился Кох к миссис Помфрет.
Она ответила ему таким же взглядом и тем же тоном:
– Это не юмор, мистер Кох. Хотя он мог и шутить. Мне приходила в голову точно такая же мысль, совершенно серьезно. Вспомните, когда исчезла ваза, вы сказали, разумеется в шутку, что могли бы и сами ее взять, потому что были единственным из присутствующих, кто вполне понимал ее ценность. Хотя мы с мужем все время подозревали мисс Хит, мы, естественно, молчали, поскольку никаких доказательств у нас не было. Теперь, по крайней мере, мы можем сказать, что думаем. Согласен, Генри?
– Думаю, что да. – Помфрет чувствовал себя неловко. – Если это имеет какой-то смысл. Если это поможет вернуть вазу…
– Такой результат не исключается. – Миссис Помфрет перевела свой пронизывающий взгляд на Фокса. – Расскажите, пожалуйста, как вы узнали, что скрипку украла мисс Хит?
– Нет, – резко возразил Фокс. – По крайней мере не сейчас, потому что я должен сообщить вам еще нечто важное. Мы все это время занимались расследованием, что произошло со скрипкой после того, как Тьюсар играл на ней вечером в понедельник. А теперь следует установить, что произошло со скрипкой до того, как он на ней играл? – Голос его напрягся, в нем зазвучали язвительные нотки, что приковало к нему взоры всех присутствующих. Он продолжал: – Скорее вопрос заключается в том, кто это сделал, поскольку что с ней сделали, я уже знаю. В понедельник, между полуднем и восемью часами вечера, кто-то вылил большое количество лака в одно из отверстий скрипки и затем покрутил ее, чтобы лак как следует разлился по внутренней ее поверхности.
Послышались возгласы недоверия и удивления.
– Боже милостивый! – воскликнул Феликс Бек. – Но такое… никто из живых… – Он запнулся и умолк.
– Я обнаружил лак, – продолжал Фокс, – когда с помощью маленького фонарика пытался через отверстие разглядеть внутренности скрипки. Мне удалось увидеть только маленький участок, поэтому я не знаю, залил ли лак всю внутреннюю поверхность скрипки, но, скорее всего, это так. Я соскреб немного лака, он был еще вязким, поэтому, думаю, он попал в скрипку не так давно.
Я консультировался с экспертом…
– Где она? – спросил Адольф Кох.
– Я же сказал, внутренняя поверхность…
– Я имею в виду скрипку. Где скрипка?
– В хранилище банка. Можете поверить мне на слово, лак там есть. Эксперт сказал, что скрипка теперь будет постепенно разрушаться. Можно разобрать ее и удалить лак, но даже если это будет сделано, он уже успел впитаться в дерево настолько, чтобы изменить тональность звучания. Эксперт сказал также, что толстый слой лака на нижней или верхней внутренней поверхности нарушает резонанс и тонкость звучания любой скрипки и что каждый, кто знаком с музыкальными инструментами, это прекрасно знает.
Фокс обвел глазами сидящих за столом: его острый взгляд не пропустил ни одного лица. Хиби Хит он не застал врасплох, она приняла более нелепую позу, которая в других обстоятельствах привлекла бы к ней внимание всех присутствующих, прижала руки к груди и воскликнула жутким загробным голосом:
– Лак!
Однако, похоже, ее никто не услышал. Каждый по-своему реагировал на безмолвный допрос Фокса.
Наконец Текумсе нарушил тишину:
– Итак, теперь вы все знаете, и вам это не нравится.
Я не виню вас. Полагаю, что новые факты укрепят подозрения мисс Тьюсар, что ее брат был убит. Возможно, это так. Возможно, и нет, с точки зрения закона. Тот, кто испортил скрипку Тьюсара, вероятно, хотел просто унизить и опозорить его. Даже если кто-то рассчитывал, что тот придет в такое отчаяние, что покончит с собой, было бы невозможно доказать, что такой расчет существовал и привел к преднамеренному убийству. Поэтому я сомневаюсь, что кто-то собирается заплатить за жизнь Тьюсара своею собственной жизнью. Но все же платить за содеянное придется. Когда я сидел в зале в тот вечер и смотрел на лицо Тьюсара, я не знал, что происходит, но сейчас знаю. По роду своей профессии я расследовал множество преступлений, включая и убийства, и не помню ни одного столь изощренного и омерзительного, как это.
– Судя по вашему тону, вы хотите упрекнуть нас в отсутствии совести? – саркастически спросил Кох. – Смею вас уверить: я не наливал лак в скрипку Яна.
Послышался ропот.
Фокс резко сказал:
– Не мое дело упрекать вас, я представил вам факты. И сделал это на сей раз не на правах дружеского участия. Я собираюсь немедленно сделать одно из двух: либо я допрошу каждого из вас с глазу на глаз, и подробно, и вы ответите…
– Тягомотина! – с чувством воскликнула миссис Помфрет. – Конечно, нам придется решить, что делать дальше, но если вы думаете превратить мой дом в полицейский участок…
– Выбирайте, миссис Помфрет: или полиция, или я.
Более того, я начну с вашего сына. Когда я вчера остался здесь один, он зашел и сказал, что вы хотите со мной поговорить. Он задержался в этой комнате, а я вышел, однако тут же вернулся и, заглянув в замочную скважину, увидел, что он достал скрипку. Если бы вы видели его лицо, когда я вошел, и слышали бы, что он сказал, вы бы поняли, как и я, что он не зря проводил там время.
Все повернулись к Перри Данхэму. Миссис Помфрет взглянула хмуро и с недоверием на Фокса, открыла рот и снова его закрыла, а потом спокойно обратилась к сыну:
– В чем дело, Перри?
– Ни в чем, мама. – Молодой человек потянулся через Уэллса и похлопал ее по руке. – Ты ведь меня знаешь, ничего хорошего от меня ждать не приходится. Я намеревался подбросить ему ключ к разгадке.
Фокс потряс головой:
– Вам придется еще здорово попотеть, прежде чем мы закончим. – Он поднялся. – Прошу всех оставить нас здесь вместе с мистером Данхэмом. Сегодня воскресенье, и вряд ли у вас назначены важные встречи. Если же у вас все же есть другие дела и вы торопитесь уйти, я хотел бы побеседовать с вами до того, как вы уйдете. Когда я закончу, не исключено, что мне придется поставить в известность полицию. Смотря по обстоятельствам.
Неохотно, переглядываясь и перешептываясь, все стали отодвигать стулья. Обращаясь к Фоксу, Кох сказал:
– Вы сказали, лак налили в скрипку в понедельник между полуднем и восемью вечера. Откуда вы это знаете?
– Потому что скрипка звучала нормально, когда Тьюсар в двенадцать часов закончил репетировать с мисс Моубрей.
– Почему вы считаете, что это сделал один из нас?
– Я так не считаю. Я просто с этого начал.
Все двинулись к двери, но задержались.
Миссис Помфрет подошла к Фоксу:
– Мне нужно сказать несколько слов сыну. Я пришлю его, как только поговорю с ним. Процедура стала довольно строгой – полагаю, вы представляете себе, что ваша угроза обратиться в полицию серьезно подрывает наше доверие к вашему благоразумию?
Я так не думаю. – Фокс твердо встретил ее взгляд. – И я настаиваю на своем требовании. Я хочу поговорить с вашим сыном немедленно.
– И я тоже. Я тоже настаиваю. Советую вам, мистер Фокс…
– Поговорите сначала со мной, – прервал супругу Генри Помфрет, стоявший с ней бок о бок. – Раз уж меня тоже включили…
– Молодчина! – фыркнул Перри Данхэм. – Бросился на амбразуру…
– Пошли, Перри. – Миссис Помфрет взяла сына за руку.
– Но, мама, уверяю тебя…
– Ты пойдешь со мной. Генри, я одобряю твое предложение. Останься с мистером Фоксом. Если он захочет обыскать дом в поисках банки с лаком, помоги ему всем, чем можешь.
Она зашагала прочь, увлекая за собой сына. Остальные уже ушли. Перри, закрыл за собой дверь, сунулся в щель и скорчил рожу оставшимся в комнате мужчинам.
Генри Помфрет уселся на стул, на котором сидел Диего Зорилла. Фокс хмуро посмотрел на него сверху вниз и, помолчав немного, заметил:
Миссис Помфрет, обведя царственным оком присутствующих, объявила, что мистер Фокс должен сделать сообщение, и кивнула ему.
Фокс достал из кармана бумагу.
– Заявление, которое я прочитаю, подписано вчера мистером Теодором Гиллом.
Он прочитал заявление Гилла.
Реакция слушателей была различной. Перри Данхэм разразился громовым хохотом, а Хиби Хит, смотревшая на Фокса, пока он читал, надменным взглядом, неожиданно закрыла лицо своими прекрасными руками и простонала. Тед Гилл смотрел на нее через стол. Гарда метала испепеляющие взгляды. Генри Помфрет, сидевший рядом, даже отодвинулся от нее. Диего Зорилла в изумлении что-то бормотал.
– И это женщина?! – обратился он к Фоксу. – Что с ней такое? Прямо дьявол в нее вселился!
Феликс Бек не знал, что сказать.
– Ты… Я предупреждал! Я много раз предупреждал Яна насчет тебя!
– Бред какой-то, – резко сказал Адольф Кох. – Для начала я хотел бы знать, почему мистер Гилл подписал этот необычный…
– Это не бред! – оборвала его Гарда. – Она нацистка!
– Боже милостивый… – прошептал Тед Гилл в остолбенении.
– Гарда, ты дура! – выпалил Кох.
– Я дура? – В голосе Гарды звучали горечь, сарказм и триумф одновременно. – Вы считаете меня дурой! А когда я сказала, что Яна убили, я тоже была дурой? Так, по-вашему? – Она резко раскрыла свою сумочку, торопливо порылась в ней и достала конверт. – Вот что я сегодня получила. Прочитайте и посмотрим, что вы скажете!
Диего, сидевший рядом, протянул руку, но она, перегнувшись, передала конверт Фоксу. Фокс посмотрел на адрес и почтовый штемпель, вынул листок бумаги и осмотрел его с обеих сторон.
– Обращения нет, – объявил он, – написано от руки чернилами, кстати, почерк не тот, что был на посылке, которую получила миссис Помфрет. Текст гласит: «Те, кто хотят причинить вред Рейху, поплатятся за это, как твой брат. Хайль Гитлер!» Вместо подписи – свастика.
Вы говорите, мисс Тьюсар, что получили это сегодня?
– Да. Утром, заказным письмом.
– Я заметил, что письмо заказное. Можно я возьму его?
– Нет. Я собираюсь передать его в полицию.
– Конечно, это ваше право. Но мне бы хотелось поговорить с вами об этом позднее.
– Поговорите сейчас! – воскликнул Кох. – Нелепость какая-то! Надо же, мисс Хит – нацистка! Что вы на это скажете, мистер Гилл?
– Ничего. Я поражен.
– Абсурд. И свастика вовсе не доказывает, что нацисты несут ответственность за смерть Яна. Они, скорее всего, решили воспользоваться этим несчастьем, к которому не имеют никакого отношения.
– В любом случае, – вставила миссис Помфрет, – раз Гарда решила передать письма в полицию, мы им уже не располагаем. Но мне кажется, что заявление мистера Гилла дает нам право потребовать объяснений у мисс Хит. С какой целью она вынесла скрипку из гримерной и прятала ее в течение двух дней?
Тед Гилл тяжело вздохнул.
– С этим можно подождать, – сказал Фокс. – Вы поговорите с мисс Хит позднее, если сочтете это стоящим занятием. Мистер Гилл считает, что, увидев скрипку, она поддалась иррациональному и непреодолимому импульсу.
– Не верю, – коротко отозвалась миссис Помфрет.
– Хорошо, я предлагаю вариант, который поможет решить две проблемы сразу, – сказал Перри Данхэм. – Вряд ли она нацистка, но, может, она страдает клептоманией? – С кривой усмешкой он обратился к отчиму: – Она была здесь в тот день, когда украли вазу Ван Ли, верно? Бьюсь об заклад, что это она стащила вазу: наверное, хотела положить начало собственной коллекции. Затем она стащила скрипку, чтобы начать другую коллекцию.
– Мадам, вам нравится чувство юмора вашего сына? – язвительно обратился Кох к миссис Помфрет.
Она ответила ему таким же взглядом и тем же тоном:
– Это не юмор, мистер Кох. Хотя он мог и шутить. Мне приходила в голову точно такая же мысль, совершенно серьезно. Вспомните, когда исчезла ваза, вы сказали, разумеется в шутку, что могли бы и сами ее взять, потому что были единственным из присутствующих, кто вполне понимал ее ценность. Хотя мы с мужем все время подозревали мисс Хит, мы, естественно, молчали, поскольку никаких доказательств у нас не было. Теперь, по крайней мере, мы можем сказать, что думаем. Согласен, Генри?
– Думаю, что да. – Помфрет чувствовал себя неловко. – Если это имеет какой-то смысл. Если это поможет вернуть вазу…
– Такой результат не исключается. – Миссис Помфрет перевела свой пронизывающий взгляд на Фокса. – Расскажите, пожалуйста, как вы узнали, что скрипку украла мисс Хит?
– Нет, – резко возразил Фокс. – По крайней мере не сейчас, потому что я должен сообщить вам еще нечто важное. Мы все это время занимались расследованием, что произошло со скрипкой после того, как Тьюсар играл на ней вечером в понедельник. А теперь следует установить, что произошло со скрипкой до того, как он на ней играл? – Голос его напрягся, в нем зазвучали язвительные нотки, что приковало к нему взоры всех присутствующих. Он продолжал: – Скорее вопрос заключается в том, кто это сделал, поскольку что с ней сделали, я уже знаю. В понедельник, между полуднем и восемью часами вечера, кто-то вылил большое количество лака в одно из отверстий скрипки и затем покрутил ее, чтобы лак как следует разлился по внутренней ее поверхности.
Послышались возгласы недоверия и удивления.
– Боже милостивый! – воскликнул Феликс Бек. – Но такое… никто из живых… – Он запнулся и умолк.
– Я обнаружил лак, – продолжал Фокс, – когда с помощью маленького фонарика пытался через отверстие разглядеть внутренности скрипки. Мне удалось увидеть только маленький участок, поэтому я не знаю, залил ли лак всю внутреннюю поверхность скрипки, но, скорее всего, это так. Я соскреб немного лака, он был еще вязким, поэтому, думаю, он попал в скрипку не так давно.
Я консультировался с экспертом…
– Где она? – спросил Адольф Кох.
– Я же сказал, внутренняя поверхность…
– Я имею в виду скрипку. Где скрипка?
– В хранилище банка. Можете поверить мне на слово, лак там есть. Эксперт сказал, что скрипка теперь будет постепенно разрушаться. Можно разобрать ее и удалить лак, но даже если это будет сделано, он уже успел впитаться в дерево настолько, чтобы изменить тональность звучания. Эксперт сказал также, что толстый слой лака на нижней или верхней внутренней поверхности нарушает резонанс и тонкость звучания любой скрипки и что каждый, кто знаком с музыкальными инструментами, это прекрасно знает.
Фокс обвел глазами сидящих за столом: его острый взгляд не пропустил ни одного лица. Хиби Хит он не застал врасплох, она приняла более нелепую позу, которая в других обстоятельствах привлекла бы к ней внимание всех присутствующих, прижала руки к груди и воскликнула жутким загробным голосом:
– Лак!
Однако, похоже, ее никто не услышал. Каждый по-своему реагировал на безмолвный допрос Фокса.
Наконец Текумсе нарушил тишину:
– Итак, теперь вы все знаете, и вам это не нравится.
Я не виню вас. Полагаю, что новые факты укрепят подозрения мисс Тьюсар, что ее брат был убит. Возможно, это так. Возможно, и нет, с точки зрения закона. Тот, кто испортил скрипку Тьюсара, вероятно, хотел просто унизить и опозорить его. Даже если кто-то рассчитывал, что тот придет в такое отчаяние, что покончит с собой, было бы невозможно доказать, что такой расчет существовал и привел к преднамеренному убийству. Поэтому я сомневаюсь, что кто-то собирается заплатить за жизнь Тьюсара своею собственной жизнью. Но все же платить за содеянное придется. Когда я сидел в зале в тот вечер и смотрел на лицо Тьюсара, я не знал, что происходит, но сейчас знаю. По роду своей профессии я расследовал множество преступлений, включая и убийства, и не помню ни одного столь изощренного и омерзительного, как это.
– Судя по вашему тону, вы хотите упрекнуть нас в отсутствии совести? – саркастически спросил Кох. – Смею вас уверить: я не наливал лак в скрипку Яна.
Послышался ропот.
Фокс резко сказал:
– Не мое дело упрекать вас, я представил вам факты. И сделал это на сей раз не на правах дружеского участия. Я собираюсь немедленно сделать одно из двух: либо я допрошу каждого из вас с глазу на глаз, и подробно, и вы ответите…
– Тягомотина! – с чувством воскликнула миссис Помфрет. – Конечно, нам придется решить, что делать дальше, но если вы думаете превратить мой дом в полицейский участок…
– Выбирайте, миссис Помфрет: или полиция, или я.
Более того, я начну с вашего сына. Когда я вчера остался здесь один, он зашел и сказал, что вы хотите со мной поговорить. Он задержался в этой комнате, а я вышел, однако тут же вернулся и, заглянув в замочную скважину, увидел, что он достал скрипку. Если бы вы видели его лицо, когда я вошел, и слышали бы, что он сказал, вы бы поняли, как и я, что он не зря проводил там время.
Все повернулись к Перри Данхэму. Миссис Помфрет взглянула хмуро и с недоверием на Фокса, открыла рот и снова его закрыла, а потом спокойно обратилась к сыну:
– В чем дело, Перри?
– Ни в чем, мама. – Молодой человек потянулся через Уэллса и похлопал ее по руке. – Ты ведь меня знаешь, ничего хорошего от меня ждать не приходится. Я намеревался подбросить ему ключ к разгадке.
Фокс потряс головой:
– Вам придется еще здорово попотеть, прежде чем мы закончим. – Он поднялся. – Прошу всех оставить нас здесь вместе с мистером Данхэмом. Сегодня воскресенье, и вряд ли у вас назначены важные встречи. Если же у вас все же есть другие дела и вы торопитесь уйти, я хотел бы побеседовать с вами до того, как вы уйдете. Когда я закончу, не исключено, что мне придется поставить в известность полицию. Смотря по обстоятельствам.
Неохотно, переглядываясь и перешептываясь, все стали отодвигать стулья. Обращаясь к Фоксу, Кох сказал:
– Вы сказали, лак налили в скрипку в понедельник между полуднем и восемью вечера. Откуда вы это знаете?
– Потому что скрипка звучала нормально, когда Тьюсар в двенадцать часов закончил репетировать с мисс Моубрей.
– Почему вы считаете, что это сделал один из нас?
– Я так не считаю. Я просто с этого начал.
Все двинулись к двери, но задержались.
Миссис Помфрет подошла к Фоксу:
– Мне нужно сказать несколько слов сыну. Я пришлю его, как только поговорю с ним. Процедура стала довольно строгой – полагаю, вы представляете себе, что ваша угроза обратиться в полицию серьезно подрывает наше доверие к вашему благоразумию?
Я так не думаю. – Фокс твердо встретил ее взгляд. – И я настаиваю на своем требовании. Я хочу поговорить с вашим сыном немедленно.
– И я тоже. Я тоже настаиваю. Советую вам, мистер Фокс…
– Поговорите сначала со мной, – прервал супругу Генри Помфрет, стоявший с ней бок о бок. – Раз уж меня тоже включили…
– Молодчина! – фыркнул Перри Данхэм. – Бросился на амбразуру…
– Пошли, Перри. – Миссис Помфрет взяла сына за руку.
– Но, мама, уверяю тебя…
– Ты пойдешь со мной. Генри, я одобряю твое предложение. Останься с мистером Фоксом. Если он захочет обыскать дом в поисках банки с лаком, помоги ему всем, чем можешь.
Она зашагала прочь, увлекая за собой сына. Остальные уже ушли. Перри, закрыл за собой дверь, сунулся в щель и скорчил рожу оставшимся в комнате мужчинам.
Генри Помфрет уселся на стул, на котором сидел Диего Зорилла. Фокс хмуро посмотрел на него сверху вниз и, помолчав немного, заметил: