Страница:
– Ну, ну, мой император, сегодня – ночь милости и прощения обид, – пришелец горестно покачал головой. – Следует очистить свою душу от ненависти, дабы грядущий год Грифона не стал годом ужасных бедствий.
– Ты же, как тебе и подобает, появился на хвосте года Скорпиона, то есть именно там, где расположено его ядовитое жало!
Губы черного гостя раздвинулись в хищной усмешке. Мне показалось, что я слышу, как заскрипела при этом его жесткая кожа.
– Недостойно вас играть словами, императорское величество! Сберегите свой яд до другого случая. Я же пришел с подарком!
Император жестом отверг любые дары от этого воплощения смерти.
– В моем приглашении было особо указано, что гости приходят без подарков.
– Однако я не получил приглашения и не связан никакими обязательствами, – пришелец откинул голову в подобии смеха, но звуки, вырвавшиеся из его горла, напоминали шуршание червей, грызущих падаль. – Я дарую тебе, малыш-император, только один год! Через год я вернусь, и ты передашь мне свою корону.
Тетис скрестил руки на груди:
– Итак, твой дар вручен. Теперь ты можешь удалиться.
Кожа вокруг глазниц ожившего черепа наморщилась.
– Ты плохой хозяин, о Тетис Последний. Неужто ты отошлешь меня прочь, не предложив потанцевать? Воистину, это невероятно, и я этого не допущу! Не то, пожалуй, меня сочтут неучтивым!
Пришелец вознес руки над головой, и рукава его одеяния соскользнули к плечам. Открылась левая рука, прекрасной формы, но светившаяся тусклой зеленью, как глубины темного пруда. Правая же словно год пролежала в могиле. Почерневшие лохмотья кожи свисали с нее, обнажая красновато-бурые куски мышц и желтизну иссохших костей. Под ними, как на гнилой ветке, кишели насекомые. Вязкая темная жижа сочилась с локтя и испарялась, не достигнув пола.
Раскрыв ладони, пришелец выкрикнул одно невнятное слово. В нем слышались шипение и щелчки, от которых у меня свело все тело, как от хруста кости, когда Дальт два года назад сломал ногу. Изо всех углов вихрями взметнулись тени и свились в его руке в посох из серого оникса с дымчатым шаром на верхушке.
Он обернул свой лик к музыкантам:
– Играйте, я желаю танцевать!
Музыканты разом опустили инструменты.
Перехватив посох за середину, незваный гость крутанул его в воздухе и направил на оркестр. Шар вспыхнул багровым сиянием. Оно отразилось в глазах людей, и один ногтями принялся сдирать с лица багряные потеки, другие бессильно сползали на пол, и кто-то рухнул на ступени лестницы, забрызгав их мозгом из разбитой головы.
Инструменты окутались золотисто-красным сиянием и сами по себе всплыли над головами беспомощных хозяев. Раздалась медленная, еле слышная мелодия, составленная из диссонансов и пронзительных нот. Каждый звук этой музыки втыкался в уши невидимым шипом или жалом.
Чудовище постояло, прикрыв веки и покачивая посохом в такт оркестру, затем кивнуло:
– Понятно. Такая музыка слишком сложна для ваших ушей. Вот еще один мой подарок!
Посох скользнул в его руке шаром к земле, и трупная ладонь сомкнулась на конце трости. Резким взмахом он очертил посохом круг. От первого движения на меня навалилась тяжелая усталость. От второго – мускулы натянулись, как струны настраиваемого инструмента. С третьим взмахом они свились в тугие узлы, заставив ладони сжаться в кулаки и пальцы на ногах подогнуться. Шар последний раз пролетел по своей орбите, и каждая клетка моего тела застыла, сведенная судорогой, а спина выгнулась натянутым луком.
Мария прикоснулась ко мне, но от ее пальцев меня пронзила адская боль. Я мучительно застонал и увидел ужас в ее глазах. Голос не повиновался мне, и только хриплым шепотом мне удалось выговорить короткое:
– Беги!
Она не успела шевельнуться: колдун слегка приподнял левую руку. Десятки тонких золотых нитей потянулись от его пальцев к лицам женщин, замерших в круге. Темные глаза Марии подернулись пленкой. Она качнулась вперед, и я попытался порвать связывающие меня путы, чтобы подхватить ее и не дать ей упасть.
Она не упала. Левая кисть чудовища натянула нити, словно пучок поводьев, а его посох задергался, отбивая ритм чуждой мелодии, наполнившей зал. Голова Марии вздернулась кверху, повинуясь натяжению нити, по которой красными молниями пульсировала сила, вливаясь в ее мозг. Единым движением хоровод двинулся по кругу в такт музыке. Сперва шаги женщин были легки и сдержанны, словно они бессознательно выполняли строгие движения церемониального танца. Но их лица были пусты, и даже самые красивые казались сейчас бездушными куклами.
Музыка заиграла быстрее, и вместе с ней быстрее забилось мое сердце. На миг прорывалась мелодия струн, но тут же ее перебивал гром труб. В их крики врывался голос флейты и снова уносил к пению скрипок. И непрестанно удары барабанов и литавр отбивали сигнал, которого я не желал понимать, но которому невольно подчинялся.
Меня корежило от боли, заглушавшей все прочие чувства, проносившиеся сквозь мое тело. Судорога, сводившая мышцы, чуть отпустила, наполнив меня облегчением, которое музыка стремилась превратить в чувство благодарности к колдуну за его милость. Я заставил себя отшатнуться от этой ловушки и все же с чувством вины ощущал странное притяжение к невероятному существу, кружившемуся в середине зала. Женщины танцевали для него, но он делил их со мной.
Его властью они танцевали для нас.
Как они танцевали! С ускорением темпа росла капризная грация их движений. Тонкие кисти рук любовно гладили нежные шеи и медленно опускались вниз. Полные груди натягивали шелк и бархат платьев, когда женщины обхватывали ладонями свои гибкие талии, тонкие пальцы запутывались в юбках и приподнимали их, обнажая восхитительно длинные ножки, обтянутые тончайшими чулками. Головки резко склонялись то вправо, то влево, и сложные прически рассыпались по плечам свободными волнами волос.
Я почувствовал, что во мне просыпается вожделение. Я желал каждую из женщин, на миг врывавшихся в узкий луч моего зрения. Высокие женщины, толстые женщины, старухи и юные девушки, почти дети – все они проносились, сменяя друг друга в бешеной пляске, как воплощение плотских желаний. Только колдовская скованность удерживала меня, но странное дело: я не отвергал ее, потому что музыка уверяла, что ожидание лишь сделает насыщение слаще.
Новая нота вплелась в демонический концерт, прозвучав предостережением в моем мозгу. Границы моего зрения раздвинулись, и я увидел похоть на лицах других мужчин. Я знал, они желали тех женщин, которых я выбрал на эту ночь для себя. Кровавая пелена заволокла мой взгляд, а пальцы тянулись к горлу первого, до кого я мог дотянуться.
То, что это был Кит, уже ничего не значило.
Заклинание, сотканное чудовищем, закипало яростью в моем сердце. Руки сжались в кулаки, и я почувствовал на пальце теплую тяжесть кольца.
"Да, кольцо. Если ударить его кольцом, останется шрам. Отпечаток герба!"
Я опустил взгляд и ощупал кольцо. Его тяжесть и то, как оно лежало на пальце, на миг позволило мне заглянуть в себя. Оно освободило меня от власти Фальчара и вернуло мне разум.
"Нет, нет, твой враг не Кит, а это чудовище! Сражайся с ним!"
Я попытался стряхнуть с себя оцепенение. Я что есть силы сжимал кулаки в надежде, что их свобода распространится на остальные члены. Когда это не помогло, я зарычал и напряг всю свою волю в борьбе с колдуном. Тщетно. Его заклятие было слишком могущественным. Я избежал безумия, но тело оставалось в Цепях зла.
Мне вдруг вспомнился стишок, отгонявший зло, который я заучил много лет назад. Теперь самое время прибегнуть к его помощи. Мысленно я начал произносить слова моего детского волшебства. Каждое слово – медленно и отчетливо. Я заставил губы выговаривать каждую букву, так что пусть даже в воздухе не слышалось ни звука, слова существовали:
– Будь храбр, когда надежды нет… – пролаял я, обретая власть над своим позвоночником. Я почувствовал свои ноги и немедленно установил ступни в боевую позицию. – И цепи зла тогда исчезнут навсегда!
С последним словом я почувствовал, что свободен! Я рванулся вперед и левой рукой поймал Марию за талию, а правой рукой перехватил колдовскую нить и, не обращая внимания на раздирающую боль, сильно рванул вниз. Золотой луч прервался на моем кольце и, как раненая змея, хлестнул хвостом, обрывая другие нити. Мария обмякла у меня на руках, и остальные женщины опускались на пол, освобождаясь из-под власти чудовища.
Музыка оборвалась так внезапно, что если бы не стук попадавших на пол инструментов, я бы решил, что оглох. Люди кругом шатались, ссутулив плечи, неудержимо дрожа. Многие падали на колени, оставив Владыку Бедствий возвышаться над ними.
Он медленно оборачивался ко мне. Черный балахон скрывал то, что могло заменять ему ноги. Увидев его лицо перед собой, я проникся еще большим восхищением императором: под мертвенным взглядом колдуна у меня в груди зашевелилась холодная медуза.
– Кто посмел… – начал он гневно, но вдруг его рот захлопнулся, словно крышка гроба. Он насупил брови, и я сжался, как от удара. – Ты? Здесь? Сейчас? Этого не может быть!
Он снова повернулся к императору, склонившемуся над своей матушкой.
– Эти штучки не спасут тебя от потери трона. Он будет принадлежать мне, и ты сам мне его передашь! За мой танец ты заплатишь мне через год – своей Империей!
Он обеими руками поднял над головой посох и ударил в пол. Удар грома сбил меня с ног, но я извернулся и сумел подхватить Марию. К тому времени, когда мне удалось принять сидячее положение, в зале остался рассеивавшийся на глазах столб дыма да догоравшие на мозаичном гербе зеленые язычки пламени.
Кит опустился на одно колено:
– Она не ранена?
– Не думаю. Просто обморок, – я не мог отвести взгляда от зеленых огоньков. – Вот уж не ожидал такого от сегодняшней ночи.
Кит поежился.
– Незабываемое, но едва ли доброе начало года, – он прикусил нижнюю губу.
– Не знаю, как он мог сюда попасть, но, по-моему, это был Фальчар – Владыка Бедствий.
– Нет вопросов, – я качнул головой. – Он самый и был.
– Откуда ты знаешь?
Я пожал плечами:
– А кто же еще?
Кит на мгновение задумался, потом все-таки согласно кивнул:
– Это точно, больше некому. И если он разгуливает по Империи…
Я закончил за него:
– Даже года может оказаться мало, чтобы его остановить.
13
– Ты же, как тебе и подобает, появился на хвосте года Скорпиона, то есть именно там, где расположено его ядовитое жало!
Губы черного гостя раздвинулись в хищной усмешке. Мне показалось, что я слышу, как заскрипела при этом его жесткая кожа.
– Недостойно вас играть словами, императорское величество! Сберегите свой яд до другого случая. Я же пришел с подарком!
Император жестом отверг любые дары от этого воплощения смерти.
– В моем приглашении было особо указано, что гости приходят без подарков.
– Однако я не получил приглашения и не связан никакими обязательствами, – пришелец откинул голову в подобии смеха, но звуки, вырвавшиеся из его горла, напоминали шуршание червей, грызущих падаль. – Я дарую тебе, малыш-император, только один год! Через год я вернусь, и ты передашь мне свою корону.
Тетис скрестил руки на груди:
– Итак, твой дар вручен. Теперь ты можешь удалиться.
Кожа вокруг глазниц ожившего черепа наморщилась.
– Ты плохой хозяин, о Тетис Последний. Неужто ты отошлешь меня прочь, не предложив потанцевать? Воистину, это невероятно, и я этого не допущу! Не то, пожалуй, меня сочтут неучтивым!
Пришелец вознес руки над головой, и рукава его одеяния соскользнули к плечам. Открылась левая рука, прекрасной формы, но светившаяся тусклой зеленью, как глубины темного пруда. Правая же словно год пролежала в могиле. Почерневшие лохмотья кожи свисали с нее, обнажая красновато-бурые куски мышц и желтизну иссохших костей. Под ними, как на гнилой ветке, кишели насекомые. Вязкая темная жижа сочилась с локтя и испарялась, не достигнув пола.
Раскрыв ладони, пришелец выкрикнул одно невнятное слово. В нем слышались шипение и щелчки, от которых у меня свело все тело, как от хруста кости, когда Дальт два года назад сломал ногу. Изо всех углов вихрями взметнулись тени и свились в его руке в посох из серого оникса с дымчатым шаром на верхушке.
Он обернул свой лик к музыкантам:
– Играйте, я желаю танцевать!
Музыканты разом опустили инструменты.
Перехватив посох за середину, незваный гость крутанул его в воздухе и направил на оркестр. Шар вспыхнул багровым сиянием. Оно отразилось в глазах людей, и один ногтями принялся сдирать с лица багряные потеки, другие бессильно сползали на пол, и кто-то рухнул на ступени лестницы, забрызгав их мозгом из разбитой головы.
Инструменты окутались золотисто-красным сиянием и сами по себе всплыли над головами беспомощных хозяев. Раздалась медленная, еле слышная мелодия, составленная из диссонансов и пронзительных нот. Каждый звук этой музыки втыкался в уши невидимым шипом или жалом.
Чудовище постояло, прикрыв веки и покачивая посохом в такт оркестру, затем кивнуло:
– Понятно. Такая музыка слишком сложна для ваших ушей. Вот еще один мой подарок!
Посох скользнул в его руке шаром к земле, и трупная ладонь сомкнулась на конце трости. Резким взмахом он очертил посохом круг. От первого движения на меня навалилась тяжелая усталость. От второго – мускулы натянулись, как струны настраиваемого инструмента. С третьим взмахом они свились в тугие узлы, заставив ладони сжаться в кулаки и пальцы на ногах подогнуться. Шар последний раз пролетел по своей орбите, и каждая клетка моего тела застыла, сведенная судорогой, а спина выгнулась натянутым луком.
Мария прикоснулась ко мне, но от ее пальцев меня пронзила адская боль. Я мучительно застонал и увидел ужас в ее глазах. Голос не повиновался мне, и только хриплым шепотом мне удалось выговорить короткое:
– Беги!
Она не успела шевельнуться: колдун слегка приподнял левую руку. Десятки тонких золотых нитей потянулись от его пальцев к лицам женщин, замерших в круге. Темные глаза Марии подернулись пленкой. Она качнулась вперед, и я попытался порвать связывающие меня путы, чтобы подхватить ее и не дать ей упасть.
Она не упала. Левая кисть чудовища натянула нити, словно пучок поводьев, а его посох задергался, отбивая ритм чуждой мелодии, наполнившей зал. Голова Марии вздернулась кверху, повинуясь натяжению нити, по которой красными молниями пульсировала сила, вливаясь в ее мозг. Единым движением хоровод двинулся по кругу в такт музыке. Сперва шаги женщин были легки и сдержанны, словно они бессознательно выполняли строгие движения церемониального танца. Но их лица были пусты, и даже самые красивые казались сейчас бездушными куклами.
Музыка заиграла быстрее, и вместе с ней быстрее забилось мое сердце. На миг прорывалась мелодия струн, но тут же ее перебивал гром труб. В их крики врывался голос флейты и снова уносил к пению скрипок. И непрестанно удары барабанов и литавр отбивали сигнал, которого я не желал понимать, но которому невольно подчинялся.
Меня корежило от боли, заглушавшей все прочие чувства, проносившиеся сквозь мое тело. Судорога, сводившая мышцы, чуть отпустила, наполнив меня облегчением, которое музыка стремилась превратить в чувство благодарности к колдуну за его милость. Я заставил себя отшатнуться от этой ловушки и все же с чувством вины ощущал странное притяжение к невероятному существу, кружившемуся в середине зала. Женщины танцевали для него, но он делил их со мной.
Его властью они танцевали для нас.
Как они танцевали! С ускорением темпа росла капризная грация их движений. Тонкие кисти рук любовно гладили нежные шеи и медленно опускались вниз. Полные груди натягивали шелк и бархат платьев, когда женщины обхватывали ладонями свои гибкие талии, тонкие пальцы запутывались в юбках и приподнимали их, обнажая восхитительно длинные ножки, обтянутые тончайшими чулками. Головки резко склонялись то вправо, то влево, и сложные прически рассыпались по плечам свободными волнами волос.
Я почувствовал, что во мне просыпается вожделение. Я желал каждую из женщин, на миг врывавшихся в узкий луч моего зрения. Высокие женщины, толстые женщины, старухи и юные девушки, почти дети – все они проносились, сменяя друг друга в бешеной пляске, как воплощение плотских желаний. Только колдовская скованность удерживала меня, но странное дело: я не отвергал ее, потому что музыка уверяла, что ожидание лишь сделает насыщение слаще.
Новая нота вплелась в демонический концерт, прозвучав предостережением в моем мозгу. Границы моего зрения раздвинулись, и я увидел похоть на лицах других мужчин. Я знал, они желали тех женщин, которых я выбрал на эту ночь для себя. Кровавая пелена заволокла мой взгляд, а пальцы тянулись к горлу первого, до кого я мог дотянуться.
То, что это был Кит, уже ничего не значило.
Заклинание, сотканное чудовищем, закипало яростью в моем сердце. Руки сжались в кулаки, и я почувствовал на пальце теплую тяжесть кольца.
"Да, кольцо. Если ударить его кольцом, останется шрам. Отпечаток герба!"
Я опустил взгляд и ощупал кольцо. Его тяжесть и то, как оно лежало на пальце, на миг позволило мне заглянуть в себя. Оно освободило меня от власти Фальчара и вернуло мне разум.
"Нет, нет, твой враг не Кит, а это чудовище! Сражайся с ним!"
Я попытался стряхнуть с себя оцепенение. Я что есть силы сжимал кулаки в надежде, что их свобода распространится на остальные члены. Когда это не помогло, я зарычал и напряг всю свою волю в борьбе с колдуном. Тщетно. Его заклятие было слишком могущественным. Я избежал безумия, но тело оставалось в Цепях зла.
Мне вдруг вспомнился стишок, отгонявший зло, который я заучил много лет назад. Теперь самое время прибегнуть к его помощи. Мысленно я начал произносить слова моего детского волшебства. Каждое слово – медленно и отчетливо. Я заставил губы выговаривать каждую букву, так что пусть даже в воздухе не слышалось ни звука, слова существовали:
Теплая волна охватила меня, словно я нашел спасение в объятиях матери или тетушки. Мои руки согнулись в локтях, готовые тоже обнять, обхватить за шею… Пальцы на ногах разогнулись…
Огонь и серебро прогонят ночь и холод,
Но зло всегда крадется вслед…
– Будь храбр, когда надежды нет… – пролаял я, обретая власть над своим позвоночником. Я почувствовал свои ноги и немедленно установил ступни в боевую позицию. – И цепи зла тогда исчезнут навсегда!
С последним словом я почувствовал, что свободен! Я рванулся вперед и левой рукой поймал Марию за талию, а правой рукой перехватил колдовскую нить и, не обращая внимания на раздирающую боль, сильно рванул вниз. Золотой луч прервался на моем кольце и, как раненая змея, хлестнул хвостом, обрывая другие нити. Мария обмякла у меня на руках, и остальные женщины опускались на пол, освобождаясь из-под власти чудовища.
Музыка оборвалась так внезапно, что если бы не стук попадавших на пол инструментов, я бы решил, что оглох. Люди кругом шатались, ссутулив плечи, неудержимо дрожа. Многие падали на колени, оставив Владыку Бедствий возвышаться над ними.
Он медленно оборачивался ко мне. Черный балахон скрывал то, что могло заменять ему ноги. Увидев его лицо перед собой, я проникся еще большим восхищением императором: под мертвенным взглядом колдуна у меня в груди зашевелилась холодная медуза.
– Кто посмел… – начал он гневно, но вдруг его рот захлопнулся, словно крышка гроба. Он насупил брови, и я сжался, как от удара. – Ты? Здесь? Сейчас? Этого не может быть!
Он снова повернулся к императору, склонившемуся над своей матушкой.
– Эти штучки не спасут тебя от потери трона. Он будет принадлежать мне, и ты сам мне его передашь! За мой танец ты заплатишь мне через год – своей Империей!
Он обеими руками поднял над головой посох и ударил в пол. Удар грома сбил меня с ног, но я извернулся и сумел подхватить Марию. К тому времени, когда мне удалось принять сидячее положение, в зале остался рассеивавшийся на глазах столб дыма да догоравшие на мозаичном гербе зеленые язычки пламени.
Кит опустился на одно колено:
– Она не ранена?
– Не думаю. Просто обморок, – я не мог отвести взгляда от зеленых огоньков. – Вот уж не ожидал такого от сегодняшней ночи.
Кит поежился.
– Незабываемое, но едва ли доброе начало года, – он прикусил нижнюю губу.
– Не знаю, как он мог сюда попасть, но, по-моему, это был Фальчар – Владыка Бедствий.
– Нет вопросов, – я качнул головой. – Он самый и был.
– Откуда ты знаешь?
Я пожал плечами:
– А кто же еще?
Кит на мгновение задумался, потом все-таки согласно кивнул:
– Это точно, больше некому. И если он разгуливает по Империи…
Я закончил за него:
– Даже года может оказаться мало, чтобы его остановить.
13
Веки Марии затрепетали. Карие глаза открылись. Зрачок снова сжался, и взгляд казался нормальным. Она взглянула на меня, хотела что-то сказать, но покраснела и отвернулась. Прижав руку к губам, девушка пыталась заглушить всхлип.
Я взял ее за другую руку и крепко сжал.
– То, через что тебе пришлось пройти – нам пришлось пройти, – ужасно. Но это были не наши мысли. Это работа Фальчара.
Мария с трудом сглотнула:
– Ты не знаешь…
Я кивнул и тихо ответил:
– Даже думать не хочу, потому что знаю: я думал о тебе и обо всех. Я ведь был готов убить Кита…
– А я – Лока, – подхватил Кит, стараясь говорить весело. – Зло могло искушать нас, но что значит искушение, если мы ему не поддались? Неважно, что мы думали или видели, главное – как мы поступаем.
Мария на мгновение закрыла глаза.
– Ты говоришь мудрые вещи, мастер Кристофорос. Но скажи, как мне теперь выкинуть эти мысли из головы?
Я похлопал ее по руке:
– Подумай о чем-нибудь другом. Я сам так и поступаю, – я подмигнул Киту. – Прямо сейчас моя голова полна планами мести.
– И моя прямо раскалывается от них.
Мария кивнула и открыла глаза:
– Вы правы. И у меня есть работа.
Мы с Китом помогли ей сесть.
– Как ты себя чувствуешь, Мария?
– С-спасибо, все хорошо, Лок, – она выдавила из себя улыбку. – Пожалуйста, поставьте меня на ноги.
Мы встали и протянули ей руки. Она старательно расправила юбки и повернулась к тому месту, где мы оставили бабушку. Из-за мельтешения народа нам ничего не было видно, но Мария сразу же бросилась туда, решительно расталкивая толпу. Я шагнул было следом, но Кит задержал меня.
– Подожди, Лок.
– Что такое?
– Мы с тобой оба считали, что убийства в доме пекаря – дело той твари, которую мы пригнали из глуши, но, помнится, ты говорил что-то о «призыве». О чем это было?
Я зажмурил глаза, стараясь вспомнить:
– Кажется, Триона, аптекарша, говорила, что они пытались вызвать кого-то из Хаоса. – Я открыл глаза, чтобы заглянуть в лицо Кита. – Ты думаешь, это они призвали Фальчара? Разве такое колдовство могло пройти незамеченным? И если они сами призвали его, зачем бы ему их убивать?
Кит пожал плечами:
– Может быть, убийство – часть обряда? Мы ведь не знаем, когда они были убиты. Что касается магии, тут я знаю не больше тебя.
– А кого же вы тогда преследовали?
Кит не успел ответить. К нам протолкался Гарн Драсторн.
– Лахлан, император хотел бы поговорить с тобой. И вы тоже понадобитесь, лейтенант. В этом деле ваше мнение очень ценно.
Расталкивая толпу, мы как могли прямо прошли к тронному возвышению и к бронзовым дверям за ним. При моем малом росте я ничего не видел из-за спины Кита, кроме только двоих обогнавших нас людей с повязками магов-целителей, спешивших на помощь музыкантам.
С вершины лестницы я второпях оглянулся на зал, в надежде высмотреть бабушку и Марию в кошмарном столпотворении. Многие лежали, распростершись на полу. Другие рыдали в объятиях своих близких. И позы, и шум приличествовали случившейся беде, но праздничные яркие одежды словно насмехались над людьми, делая их похожими на толпу актеров.
Горечь, причиненная вторжением Фальчара, подчеркивала, сколь опасным врагом он был. Его появление и то, что он сделал, казалось почти шуткой, но последствия – глубоки и печальны. Он превратил людей, собравшихся отпраздновать самую замечательную ночь в году, в несчастную, смятенную, рыдающую толпу.
Вспомнив его историю, я не удивился этой беззаботной жестокости. Встарь именно Фальчар внес раскол в единство магов, разжигая искру спора о том, возможно ли вплести в создания магии ткань реальности. Этот спор расколол братство волшебников надвое. Фальчар убедил дюжину собратьев, полагавших такое деяние возможным, втайне предпринять его, чтобы доказать прочим свою правоту.
Так они и сделали и с гордостью продемонстрировали свое создание конклаву магов. Двенадцать магов стояли перед своим творением, бесконечно гордые своим деянием. Этот труд отнял у них дюжину лет, но все-таки они его осилили. Они создали Печать Бытия!
И на этом самом конклаве появился Фальчар и разбил Печать. Волна Хаоса сейчас же захлестнула Империю. Маги всех земель воздвигли Ограждающую Стену, чтобы сдержать прилив Хаоса, но даже сейчас, сотни лет спустя, у Хаоса удалось отвоевать лишь малую долю первоначальной Империи.
Ни тогда, ни после Фальчар не дал объяснения, зачем он разбил Печать Бытия. Некоторые полагали, что таков был его план с самого начала, и недаром он настаивал на создании Печати. Раньше я верил этому объяснению, теперь же, посмотрев на него в деле, подозревал, что он мог сделать это, уступив простому капризу.
Просто еще одна шутка с чудовищными последствиями.
Вслед за маршалом мы прошли в двери, со звоном захлопнувшиеся за нами. У противоположной двери в конце небольшого помещения стоял Тетис и рядом с ним его брат Лан, которого я прежде видел только издалека. Император небрежно ответил на приветствие Кита и пригласил нас следовать за ним.
– Простите, что приходится разговаривать на ходу, но у нас возникла проблема посерьезнее, чем появление в Империи Фальчара.
При этом заявлении глаза у меня полезли на лоб.
– Что может быть хуже, чем появление колдуна, уничтожившего Печать Бытия?
Мне ответил Лан, потому что его брат был занят, вставляя ключ в маленькое отверстие, почти незаметное в стенной росписи.
– Вы видели посох Фальчара? Ощутили его силу?
– Да, – кивнул я.
– Это был Посох Эметерия, одного из двенадцати магов, создавших когда-то Печать Бытия. Когда Фальчар разбил печать, двенадцать ее создателей были сметены напором Хаоса, – на его лице появилось сомнение. – Мы считали, что все они погибли, а их орудия уничтожены, но в легендах проскальзывают намеки, что они или их изделия в той или иной форме сохранились в Хаосе.
Император повернул ключ, и часть стены вместе с росписью отошла в сторону. За ней открылся темный проход. Лан первым шагнул в узкий тоннель из грубых каменных плит. Я шел за ним, и он предупреждал меня о ступенях, потому что проход постепенно уходил вниз, извиваясь под дворцовыми помещениями. Из плафонов на потолке лился слабый свет, не ярче света Луны Влюбленных во второй четверти. Чтобы не потерять равновесия, я касался пальцами стен, благо ширина прохода это вполне позволяла. Если бы я, как Дальт, боялся замкнутых помещений, эта тесная крысиная нора свела бы меня с ума.
Сзади я услышал голос императора:
– Фальчару известно, что у нас хранится предмет, достаточно могущественный, чтобы уравновесить власть Посоха Эметерия. Это – Жезл Первого Пламени. Он находится здесь, в подземельях дворца. Надеюсь, магической охраны хватит, чтобы помешать ему вторгнуться сюда так же свободно, как в бальный зал.
Мы вышли на широкую площадку. Тоннель уходил направо, но Лан не стал углубляться в него. Он остановился под одним из лунных светильников и, опустившись на одно колено, принялся отсчитывать кирпичи вверх и влево от пола. Найдя нужный кирпич, он провел над ним ладонью, и тонкие светящиеся линии очертили его со всех сторон. Принц нашел взглядом брата и покачал головой.
Император нервно улыбнулся:
– Один из моих предков любил иногда посетить сокровищницу без ведома министра казны. Вход, который указал мой брат, сегодня не открывался.
Лан кивнул:
– Пока нет оснований для беспокойства.
Маршал нахмурился:
– Я знаю, что в подземелье войдут через главный вход, когда уберут Стражей, но я предпочел бы немедленно удостовериться, что внутри все в порядке.
– Я тоже так думаю, – я развел руками. – Если Фальчар вздумает вернуться, моим стишком его больше не испугаешь. Неплохо бы на этот случай иметь под рукой ваш Жезл Первого Пламени. А поскольку он может вернуться в любую минуту, то чем скорее Жезл окажется у нас в руках, тем лучше.
Тетис кивнул.
– Время от времени мне дают неплохие советы, – темные глаза императора прищурились. – Одна из причин, по которым я пригласил тебя сюда, Лахлан, это то, что тебе удалось разбить заклятие Фальчара, и он, кажется, не обрадовался, увидев тебя. Надеюсь, так будет и впредь. Как тебе удалось противостоять его магии?
Я пожал плечами:
– И сам не знаю. Я уже сказал – детский стишок, что должен отгонять ночные страхи:
– Нет, сир. – Я задумчиво потер большим пальцем серебряное кольцо на руке. – Может быть, он узнал кольцо или образ, оставленный на нем моим отцом? Что бы то ни было, я рад, что это ему не понравилось!
Лан взглянул на брата:
– Готовы?
– Да.
Прижав ладонь к светящемуся кирпичу, Лан пробормотал заклинание. Часть стены почернела и исчезла тенью в луче света. Сундуки с золотыми монетами, нагроможденные и прислоненные к ней изнутри, вывалились в тоннель в потоке звенящего металла. Свет, проникший в сокровищницу из коридора, заиграл на грудах монет и самоцветов, усыпавших короны, мечи и другие сокровища. Мне и во сне не снилось такое богатство. Самого маленького из этих сундучков мне хватило бы, чтобы прожить в благоденствии до глубокой старости.
Честно говоря, того крошечного сундучка, который воры волокли к пролому в стене, мне хватило бы даже на две жизни.
Присутствие в государственной сокровищнице дюжины обычнейших воров поразило нас не меньше, чем их – наше появление. Обрушившиеся сундуки придавили одного из них и сбили с ног второго, а прочим помешали перегружать добычу, преградив путь к источнику спасения. Воры разжали руки, и тяжелые ящики с грохотом раскололись, выплеснув на каменный пол свое содержимое. Двое грабителей нырнули в дыру, а остальные, видя, как нас мало, выхватили ножи.
Кит и Гарн Драсторн с ходу бросились в бой, а я нагнулся и цапнул с пола золотой империал. Уложив его на сгиб указательного пальца, я отвел руку назад на уровне пояса и выщелкнул монетку. Империал блеснул в сумраке и попал прямо в нос одному из воров. Тот отдернул голову и поскользнулся на золотом ковре. Сверху на него со звоном обрушились золоченые латы.
Другой, в темной одежде, провонявшей сточной канавой, прыгнул на меня с кривым ножом. Я отбил удар, перехватив его предплечье левой рукой и уведя вверх, между тем как кинжал в моей правой руке вонзился ему глубоко под мышку. Когда я выдернул клинок, алая кровь из артерии фонтаном ударила в лицо.
Отбросив тело от себя, я перехватил кинжал острием к большому пальцу. Следующий вор, как видно, вознамерился сбить меня с ног. Нож в его руке целился мне прямо в живот. Я уклонился влево, пропустив удар мимо себя, ухватил его за мокрые волосы и, оттянув назад голову, резанул поперек горла.
Он упал на пол, булькая и захлебываясь кровью, но я уже не обращал внимания на его агонию. В глубине комнаты – движение. То, что я сначала счел обманом зрения или отблеском света на одном из шедевров, скрытом в темном углу, вырвалось из тени. Я узнал густую черную гриву и хвост с кисточкой. Злобный взгляд упал на меня, наполнив арктическим холодом.
Поняв, что замечен, он поднял в левой руке золотой Жезл длиной около ярда. Рубины и изумруды чередовались, образуя ленту, обвивавшую золотую руку, служившую навершием Жезла и сжимавшую огромную черную жемчужину.
С этим сокровищем в руках колдун бхарашади обнажил серые иглы зубов в вызывающей усмешке, прыгнул к пролому в стене и исчез.
Я часто слышал, как воины описывали свои ощущения в обстоятельствах, требовавших мгновенного решения. Они говорили о «щелчке», словно что-то внутри них обламывалось, позволяя очертя голову броситься в отчаянную схватку. Часто сравнивали это ощущение с тем, что, должно быть, происходит в голове безумца перед самоубийственным прыжком.
Мне не пришлось обдумывать решение. Я знал без тени сомнения, что позволить ха'демону ускользнуть с добычей – значит допустить катастрофу, которую не предотвратит никакая магия.
Между мной и проломом стояли два вора – препятствия, которые просто необходимо было преодолеть. Для меня они не были людьми или гражданами Империи. Я воспринимал их как условных врагов в учебной схватке.
Я прошел сквозь них отработанными движениями, давно вбитыми в мое тело и ставшими его частью. Я видел бой как бы со стороны, не как равнодушный наблюдатель, а как генерал, оценивающий тактику сражения и предвидящий следующий удар.
Скользящий шаг вперед и поворот вправо. Пропустить удар под рукой и сбить его руку локтем. Вогнать свой кинжал ему под подбородок. Не обращать внимания на колючую щетину и стекающие по руке струйки крови. Развернуть его тело и прикрыться им от удара второго противника.
Я выпустил кинжал и разжал руки. Мертвое тело соскользнуло наземь, ударив второго врага под колени. Он споткнулся, и его нос расплющился о мое подставленное колено. Громко застонав и обмякнув, он рухнул на землю. Удар в висок оставил его там навсегда, и путь к пролому был открыт.
Я рванулся, угадывая, что ждет меня в темноте. На бегу выдернул из золоченых ножен, валявшихся под ногами, короткий меч гномов. Он был длиннее и тяжелее, чем мой кинжал, и превосходно подходил для ожидавшей меня в темноте и тесноте резни.
Вонь, заполнившая сокровищницу, яснее ясного говорила, что пролом вел в клоаку. Я представлял себе, по книжным описаниям, темные тоннели с узкими боковыми карнизами над струей текущей воды. Одно из чудес столицы – сточная система. Я не сомневался, что под дворцом есть клоаки, в которые должны уходить и сточные, и дождевые воды. Я только забыл о том, что дворец стоит на холме и что сейчас зима.
Первое, что встретило меня за стеной сокровищницы, был лед. Поскользнувшись, я перелетел через тоннель и врезался в противоположную стену. Поднимаясь, я обрушил с низкого свода дождь сосулек. На скользком узком карнизе мне никак не удавалось подтянуть под себя ноги. Они, болтаясь, задрались кверху, когда я спиной вперед съехал в сточную канаву.
Лед вообще скользкая штука, а мокрый лед – вдвойне, и оказаться на мокром обледеневшем откосе, где в темноте притаился враг, на мой взгляд, не лучший способ начинать год. Холод проникал в мои кости быстрее, чем сборщик налогов – в дом. Оглушенный падением, я беспомощно скользил вниз по замерзшей сточной канаве. Меч гномов остался у меня в руке, но нечего было и думать с его помощью зацепиться за что-нибудь.
Я взял ее за другую руку и крепко сжал.
– То, через что тебе пришлось пройти – нам пришлось пройти, – ужасно. Но это были не наши мысли. Это работа Фальчара.
Мария с трудом сглотнула:
– Ты не знаешь…
Я кивнул и тихо ответил:
– Даже думать не хочу, потому что знаю: я думал о тебе и обо всех. Я ведь был готов убить Кита…
– А я – Лока, – подхватил Кит, стараясь говорить весело. – Зло могло искушать нас, но что значит искушение, если мы ему не поддались? Неважно, что мы думали или видели, главное – как мы поступаем.
Мария на мгновение закрыла глаза.
– Ты говоришь мудрые вещи, мастер Кристофорос. Но скажи, как мне теперь выкинуть эти мысли из головы?
Я похлопал ее по руке:
– Подумай о чем-нибудь другом. Я сам так и поступаю, – я подмигнул Киту. – Прямо сейчас моя голова полна планами мести.
– И моя прямо раскалывается от них.
Мария кивнула и открыла глаза:
– Вы правы. И у меня есть работа.
Мы с Китом помогли ей сесть.
– Как ты себя чувствуешь, Мария?
– С-спасибо, все хорошо, Лок, – она выдавила из себя улыбку. – Пожалуйста, поставьте меня на ноги.
Мы встали и протянули ей руки. Она старательно расправила юбки и повернулась к тому месту, где мы оставили бабушку. Из-за мельтешения народа нам ничего не было видно, но Мария сразу же бросилась туда, решительно расталкивая толпу. Я шагнул было следом, но Кит задержал меня.
– Подожди, Лок.
– Что такое?
– Мы с тобой оба считали, что убийства в доме пекаря – дело той твари, которую мы пригнали из глуши, но, помнится, ты говорил что-то о «призыве». О чем это было?
Я зажмурил глаза, стараясь вспомнить:
– Кажется, Триона, аптекарша, говорила, что они пытались вызвать кого-то из Хаоса. – Я открыл глаза, чтобы заглянуть в лицо Кита. – Ты думаешь, это они призвали Фальчара? Разве такое колдовство могло пройти незамеченным? И если они сами призвали его, зачем бы ему их убивать?
Кит пожал плечами:
– Может быть, убийство – часть обряда? Мы ведь не знаем, когда они были убиты. Что касается магии, тут я знаю не больше тебя.
– А кого же вы тогда преследовали?
Кит не успел ответить. К нам протолкался Гарн Драсторн.
– Лахлан, император хотел бы поговорить с тобой. И вы тоже понадобитесь, лейтенант. В этом деле ваше мнение очень ценно.
Расталкивая толпу, мы как могли прямо прошли к тронному возвышению и к бронзовым дверям за ним. При моем малом росте я ничего не видел из-за спины Кита, кроме только двоих обогнавших нас людей с повязками магов-целителей, спешивших на помощь музыкантам.
С вершины лестницы я второпях оглянулся на зал, в надежде высмотреть бабушку и Марию в кошмарном столпотворении. Многие лежали, распростершись на полу. Другие рыдали в объятиях своих близких. И позы, и шум приличествовали случившейся беде, но праздничные яркие одежды словно насмехались над людьми, делая их похожими на толпу актеров.
Горечь, причиненная вторжением Фальчара, подчеркивала, сколь опасным врагом он был. Его появление и то, что он сделал, казалось почти шуткой, но последствия – глубоки и печальны. Он превратил людей, собравшихся отпраздновать самую замечательную ночь в году, в несчастную, смятенную, рыдающую толпу.
Вспомнив его историю, я не удивился этой беззаботной жестокости. Встарь именно Фальчар внес раскол в единство магов, разжигая искру спора о том, возможно ли вплести в создания магии ткань реальности. Этот спор расколол братство волшебников надвое. Фальчар убедил дюжину собратьев, полагавших такое деяние возможным, втайне предпринять его, чтобы доказать прочим свою правоту.
Так они и сделали и с гордостью продемонстрировали свое создание конклаву магов. Двенадцать магов стояли перед своим творением, бесконечно гордые своим деянием. Этот труд отнял у них дюжину лет, но все-таки они его осилили. Они создали Печать Бытия!
И на этом самом конклаве появился Фальчар и разбил Печать. Волна Хаоса сейчас же захлестнула Империю. Маги всех земель воздвигли Ограждающую Стену, чтобы сдержать прилив Хаоса, но даже сейчас, сотни лет спустя, у Хаоса удалось отвоевать лишь малую долю первоначальной Империи.
Ни тогда, ни после Фальчар не дал объяснения, зачем он разбил Печать Бытия. Некоторые полагали, что таков был его план с самого начала, и недаром он настаивал на создании Печати. Раньше я верил этому объяснению, теперь же, посмотрев на него в деле, подозревал, что он мог сделать это, уступив простому капризу.
Просто еще одна шутка с чудовищными последствиями.
Вслед за маршалом мы прошли в двери, со звоном захлопнувшиеся за нами. У противоположной двери в конце небольшого помещения стоял Тетис и рядом с ним его брат Лан, которого я прежде видел только издалека. Император небрежно ответил на приветствие Кита и пригласил нас следовать за ним.
– Простите, что приходится разговаривать на ходу, но у нас возникла проблема посерьезнее, чем появление в Империи Фальчара.
При этом заявлении глаза у меня полезли на лоб.
– Что может быть хуже, чем появление колдуна, уничтожившего Печать Бытия?
Мне ответил Лан, потому что его брат был занят, вставляя ключ в маленькое отверстие, почти незаметное в стенной росписи.
– Вы видели посох Фальчара? Ощутили его силу?
– Да, – кивнул я.
– Это был Посох Эметерия, одного из двенадцати магов, создавших когда-то Печать Бытия. Когда Фальчар разбил печать, двенадцать ее создателей были сметены напором Хаоса, – на его лице появилось сомнение. – Мы считали, что все они погибли, а их орудия уничтожены, но в легендах проскальзывают намеки, что они или их изделия в той или иной форме сохранились в Хаосе.
Император повернул ключ, и часть стены вместе с росписью отошла в сторону. За ней открылся темный проход. Лан первым шагнул в узкий тоннель из грубых каменных плит. Я шел за ним, и он предупреждал меня о ступенях, потому что проход постепенно уходил вниз, извиваясь под дворцовыми помещениями. Из плафонов на потолке лился слабый свет, не ярче света Луны Влюбленных во второй четверти. Чтобы не потерять равновесия, я касался пальцами стен, благо ширина прохода это вполне позволяла. Если бы я, как Дальт, боялся замкнутых помещений, эта тесная крысиная нора свела бы меня с ума.
Сзади я услышал голос императора:
– Фальчару известно, что у нас хранится предмет, достаточно могущественный, чтобы уравновесить власть Посоха Эметерия. Это – Жезл Первого Пламени. Он находится здесь, в подземельях дворца. Надеюсь, магической охраны хватит, чтобы помешать ему вторгнуться сюда так же свободно, как в бальный зал.
Мы вышли на широкую площадку. Тоннель уходил направо, но Лан не стал углубляться в него. Он остановился под одним из лунных светильников и, опустившись на одно колено, принялся отсчитывать кирпичи вверх и влево от пола. Найдя нужный кирпич, он провел над ним ладонью, и тонкие светящиеся линии очертили его со всех сторон. Принц нашел взглядом брата и покачал головой.
Император нервно улыбнулся:
– Один из моих предков любил иногда посетить сокровищницу без ведома министра казны. Вход, который указал мой брат, сегодня не открывался.
Лан кивнул:
– Пока нет оснований для беспокойства.
Маршал нахмурился:
– Я знаю, что в подземелье войдут через главный вход, когда уберут Стражей, но я предпочел бы немедленно удостовериться, что внутри все в порядке.
– Я тоже так думаю, – я развел руками. – Если Фальчар вздумает вернуться, моим стишком его больше не испугаешь. Неплохо бы на этот случай иметь под рукой ваш Жезл Первого Пламени. А поскольку он может вернуться в любую минуту, то чем скорее Жезл окажется у нас в руках, тем лучше.
Тетис кивнул.
– Время от времени мне дают неплохие советы, – темные глаза императора прищурились. – Одна из причин, по которым я пригласил тебя сюда, Лахлан, это то, что тебе удалось разбить заклятие Фальчара, и он, кажется, не обрадовался, увидев тебя. Надеюсь, так будет и впредь. Как тебе удалось противостоять его магии?
Я пожал плечами:
– И сам не знаю. Я уже сказал – детский стишок, что должен отгонять ночные страхи:
– Будем надеяться на его силу и здесь, – император вынул из-за пояса изогнутый кинжал, и мы все последовали его примеру. – Ты понял, что сказал тебе Владыка Бедствий?
Огонь и серебро прогонят ночь и холод,
Но зло всегда крадется вслед.
Будь храбр, когда надежды нет,
И цепи зла тогда исчезнут навсегда.
– Нет, сир. – Я задумчиво потер большим пальцем серебряное кольцо на руке. – Может быть, он узнал кольцо или образ, оставленный на нем моим отцом? Что бы то ни было, я рад, что это ему не понравилось!
Лан взглянул на брата:
– Готовы?
– Да.
Прижав ладонь к светящемуся кирпичу, Лан пробормотал заклинание. Часть стены почернела и исчезла тенью в луче света. Сундуки с золотыми монетами, нагроможденные и прислоненные к ней изнутри, вывалились в тоннель в потоке звенящего металла. Свет, проникший в сокровищницу из коридора, заиграл на грудах монет и самоцветов, усыпавших короны, мечи и другие сокровища. Мне и во сне не снилось такое богатство. Самого маленького из этих сундучков мне хватило бы, чтобы прожить в благоденствии до глубокой старости.
Честно говоря, того крошечного сундучка, который воры волокли к пролому в стене, мне хватило бы даже на две жизни.
Присутствие в государственной сокровищнице дюжины обычнейших воров поразило нас не меньше, чем их – наше появление. Обрушившиеся сундуки придавили одного из них и сбили с ног второго, а прочим помешали перегружать добычу, преградив путь к источнику спасения. Воры разжали руки, и тяжелые ящики с грохотом раскололись, выплеснув на каменный пол свое содержимое. Двое грабителей нырнули в дыру, а остальные, видя, как нас мало, выхватили ножи.
Кит и Гарн Драсторн с ходу бросились в бой, а я нагнулся и цапнул с пола золотой империал. Уложив его на сгиб указательного пальца, я отвел руку назад на уровне пояса и выщелкнул монетку. Империал блеснул в сумраке и попал прямо в нос одному из воров. Тот отдернул голову и поскользнулся на золотом ковре. Сверху на него со звоном обрушились золоченые латы.
Другой, в темной одежде, провонявшей сточной канавой, прыгнул на меня с кривым ножом. Я отбил удар, перехватив его предплечье левой рукой и уведя вверх, между тем как кинжал в моей правой руке вонзился ему глубоко под мышку. Когда я выдернул клинок, алая кровь из артерии фонтаном ударила в лицо.
Отбросив тело от себя, я перехватил кинжал острием к большому пальцу. Следующий вор, как видно, вознамерился сбить меня с ног. Нож в его руке целился мне прямо в живот. Я уклонился влево, пропустив удар мимо себя, ухватил его за мокрые волосы и, оттянув назад голову, резанул поперек горла.
Он упал на пол, булькая и захлебываясь кровью, но я уже не обращал внимания на его агонию. В глубине комнаты – движение. То, что я сначала счел обманом зрения или отблеском света на одном из шедевров, скрытом в темном углу, вырвалось из тени. Я узнал густую черную гриву и хвост с кисточкой. Злобный взгляд упал на меня, наполнив арктическим холодом.
Поняв, что замечен, он поднял в левой руке золотой Жезл длиной около ярда. Рубины и изумруды чередовались, образуя ленту, обвивавшую золотую руку, служившую навершием Жезла и сжимавшую огромную черную жемчужину.
С этим сокровищем в руках колдун бхарашади обнажил серые иглы зубов в вызывающей усмешке, прыгнул к пролому в стене и исчез.
Я часто слышал, как воины описывали свои ощущения в обстоятельствах, требовавших мгновенного решения. Они говорили о «щелчке», словно что-то внутри них обламывалось, позволяя очертя голову броситься в отчаянную схватку. Часто сравнивали это ощущение с тем, что, должно быть, происходит в голове безумца перед самоубийственным прыжком.
Мне не пришлось обдумывать решение. Я знал без тени сомнения, что позволить ха'демону ускользнуть с добычей – значит допустить катастрофу, которую не предотвратит никакая магия.
Между мной и проломом стояли два вора – препятствия, которые просто необходимо было преодолеть. Для меня они не были людьми или гражданами Империи. Я воспринимал их как условных врагов в учебной схватке.
Я прошел сквозь них отработанными движениями, давно вбитыми в мое тело и ставшими его частью. Я видел бой как бы со стороны, не как равнодушный наблюдатель, а как генерал, оценивающий тактику сражения и предвидящий следующий удар.
Скользящий шаг вперед и поворот вправо. Пропустить удар под рукой и сбить его руку локтем. Вогнать свой кинжал ему под подбородок. Не обращать внимания на колючую щетину и стекающие по руке струйки крови. Развернуть его тело и прикрыться им от удара второго противника.
Я выпустил кинжал и разжал руки. Мертвое тело соскользнуло наземь, ударив второго врага под колени. Он споткнулся, и его нос расплющился о мое подставленное колено. Громко застонав и обмякнув, он рухнул на землю. Удар в висок оставил его там навсегда, и путь к пролому был открыт.
Я рванулся, угадывая, что ждет меня в темноте. На бегу выдернул из золоченых ножен, валявшихся под ногами, короткий меч гномов. Он был длиннее и тяжелее, чем мой кинжал, и превосходно подходил для ожидавшей меня в темноте и тесноте резни.
Вонь, заполнившая сокровищницу, яснее ясного говорила, что пролом вел в клоаку. Я представлял себе, по книжным описаниям, темные тоннели с узкими боковыми карнизами над струей текущей воды. Одно из чудес столицы – сточная система. Я не сомневался, что под дворцом есть клоаки, в которые должны уходить и сточные, и дождевые воды. Я только забыл о том, что дворец стоит на холме и что сейчас зима.
Первое, что встретило меня за стеной сокровищницы, был лед. Поскользнувшись, я перелетел через тоннель и врезался в противоположную стену. Поднимаясь, я обрушил с низкого свода дождь сосулек. На скользком узком карнизе мне никак не удавалось подтянуть под себя ноги. Они, болтаясь, задрались кверху, когда я спиной вперед съехал в сточную канаву.
Лед вообще скользкая штука, а мокрый лед – вдвойне, и оказаться на мокром обледеневшем откосе, где в темноте притаился враг, на мой взгляд, не лучший способ начинать год. Холод проникал в мои кости быстрее, чем сборщик налогов – в дом. Оглушенный падением, я беспомощно скользил вниз по замерзшей сточной канаве. Меч гномов остался у меня в руке, но нечего было и думать с его помощью зацепиться за что-нибудь.