Страница:
Кит вошел в комнату и уселся в кресло.
– Я сделал, как мне было велено, и вернулся с кривой палкой и тремя камышинками. Херлаф предложил мне пострелять, и, конечно, даже если стрела лежала верно, ни одна не долетала до мишени. Мой учитель посмотрел на меня и сказал: "Теперь ты знаешь, что ничего не знаешь. Когда я с тобой расстанусь, ты будешь знать все!"
– Он дал тебе новый лук?
– Нет. Я работал со своим самодельным больше года. Я никогда с ним не расставался и если не чувствовал его у себя в левой руке, мне было не по себе. Потом Херлаф опять послал меня в лес. На этот раз у меня получилось получше, но до настоящего лука еще было далеко. Только на третий раз я догадался спросить у него совета. С того дня началось настоящее учение.
Я вернул рапиру в стойку:
– И все-таки ты стал разведчиком, как твой отец.
Кит сдержано кивнул:
– Должно быть, это у нас в крови. Каков отец, таков и сын.
"Каков отец, таков и сын! Справишься ли, Лахлан?"
Должно быть, кузен понял, о чем я думаю.
– На твоем месте я бы не переживал, Лок. Дорасти до отцовских сапог бывает нелегко, но у них было два десятка лет, чтобы создать свою легенду. У нас впереди еще много времени.
Бабушке я купил шаль из доброй харикской шерсти. В ней она никогда не будет мерзнуть. Для Марии я выбрал шарф с синими и красными цветами по зеленому полю, а для Кита – пряжку на пояс из коралла и оникса с узором из стрел. Для Рози нашлась щетка для волос, а для Джеймса книга стихов, которые, как мне казалось, должны ему понравиться. Еще я купил брусок твердого дерева, из которого собирался вырезать фигурку нового императора для набора шахмат Ноба. Напоследок я накупил красной материи и голубых ленточек, чтобы обернуть подарки.
Вернувшись домой, я упаковал покупки и расставил их на полке дожидаться вручения на следующий день. Джеймс уже приготовил мне костюм для бала, и я быстро оделся. Атласная рубашка поначалу холодила плечи. Куртка и штаны подошли точь-в-точь, и зеленая бахрома радовала мне глаз, хотя я заметил, что портной в дополнение к ней все-таки нашил полоски вдоль штанин и рукавов.
Натянув новые сапоги, я сразу почувствовал: будут мозоли на пятках и на верхней части стопы, но решил, что одну ночь выдержу. В ножны на поясе я вложил кинжал, переложил тонкую шпагу в ножны, подходящие к новому костюму. Я знал, что позволение носить церемониальный кинжал в присутствии императора было особой честью, но без отцовской рапиры мне было бы неспокойно.
Кита я увидел внизу и подивился на его форму. Он надел серебристую куртку, панталоны военного покроя и рубаху с жестким стоячим воротом. Своим цветом он выбрал черный, оставив его только для сапог и черной ленты, заколотой на горле жемчужной булавкой. Серебристый плащ и высокая белая фетровая шляпа завершали его наряд. Настоящий герой-кавалерист!
– Знаешь, Кит, похоже, ты станешь легендой лет на десять раньше срока. У тебя уже сейчас осанка и профиль героя.
Он с улыбкой оглянулся в конец коридора:
– Надо же хотя бы постараться соответствовать двум прекраснейшим дамам, которых нам выпала честь сопровождать!
По коридору, двигаясь медленно, но с величественным изяществом, помогая себе лишь тросточкой, к нам приближалась бабушка. Серебристое платье, скрывая старческую хрупкость, подчеркивало ее высокую стройную фигуру. Среди сложного переплетения кругов, треугольников и других геометрических фигур виднелись значки ранга. Из-под плотного белого жакета ниспадали просторные манжеты и свободный ворот. Седые волосы, собранные в узел на затылке, скрепляла серебряная заколка с синими камнями – по-моему, это были сапфиры. Такие же самоцветы заменяли пуговицы и сверкали в перстне на среднем пальце левой руки.
За ней следом появилась Мария, и у меня перехватило дыхание. На ней было открытое вечернее платье такой белизны, что подошло бы невесте-призраку. Жесткий корсаж туго облегал тело, треугольником спускаясь ниже талии. Свободная юбка стекала к ногам, а серебряные цепочки служили поясом. Легкое серебряное шитье и полоски серебристого шелка по низу юбки дополняли наряд в соответствии с указанием, сопровождавшим приглашение.
В серьгах и в брошке на груди переливался "тигровый глаз" – ее камень. Свои черные кудри она уложила в сложную прическу, открывавшую уши и серьги в них. Золотисто-коричневый отлив камней напоминал цвет ее карих глаз. Она улыбалась, радуясь произведенному на нас обоих впечатлению.
Кит немедленно предложил бабушке свою руку, глазами указав мне на гардероб. Я отыскал там серый шерстяной плащ и пару теплых перчаток для бабушки и почти такой же зимний плащ Марии. Накинув на дам плащи, мы с Китом провели бабушку через открытую Джеймсом дверь к карете, которую Ноб уже подкатил к подъезду.
Усадив бабушку и Марию, мы укутали им ноги теплым пледом. Карл вывел Стайла и вороного жеребца, приветствовавшего Кита радостным фырканьем. Вскочив в седла, мы догнали карету, уже катившую ко дворцу.
Дворец императора возвышался на самом большом из холмов Геракополиса. Выстроенный разными мастерами, он светился изнутри призрачным голубоватым светом, объединявшим его части в единое целое, как власть императора объединяла все части Империи.
Не подумайте, что кругом царила тьма. На всех перекрестках города горели праздничные костры, а в окнах сияли фонарики. Народу на улицах было куда больше, чем обычно в холодные вечерние сумерки. Проезжая по городу, я обменивался приветствиями и праздничными пожеланиями со множеством совершенно незнакомых людей. На эту ночь все жители столицы забыли местную рознь и мелкие обиды. Этот обычай, радовавший меня еще в Быстринах, здесь, в сердце Империи, в огромном скоплении людей, казался чудом.
Ноб направил карету в дворцовые ворота и остановил ее у самых ступеней дворца, между тем как мы с Китом спешились в толпе народу, помогавшего конюхам. У Кита здесь нашлись знакомые из отряда. Послышались язвительные замечания по поводу его торжественных одеяний. В ответ Кит так величественно напыжился, что все вокруг разразились смехом.
Выбравшись из толпы, мы ступили на красную ковровую дорожку, догоняя уже поднимавшихся по ступеням бабушку и Марию. У парадных дверей бабушка сказала что-то офицеру, охранявшему вход. Тот сверился со списком и улыбнулся ей. Затем он обернулся к двум другим военным, стоявшим рядом с дверью. Один из них взглянул на меня:
– Лахлан из Быстрин? – спросил он.
– Да.
Я снял плащ и перекинул его через руку.
– Следуйте за нами.
И бабушка, и Кит удивленно взглянули на него. Кит встал между мною и стражником:
– В чем дело, сержант?
– Прошу прощения, лейтенант, но вас это не касается, – могучий страж навис над Китом, уперев руки в бока. – У меня приказ проводить Лахлана из Быстрин к императору, как только он появится, и никакой молодчик из разведки не помешает мне этот приказ исполнить.
11
12
– Я сделал, как мне было велено, и вернулся с кривой палкой и тремя камышинками. Херлаф предложил мне пострелять, и, конечно, даже если стрела лежала верно, ни одна не долетала до мишени. Мой учитель посмотрел на меня и сказал: "Теперь ты знаешь, что ничего не знаешь. Когда я с тобой расстанусь, ты будешь знать все!"
– Он дал тебе новый лук?
– Нет. Я работал со своим самодельным больше года. Я никогда с ним не расставался и если не чувствовал его у себя в левой руке, мне было не по себе. Потом Херлаф опять послал меня в лес. На этот раз у меня получилось получше, но до настоящего лука еще было далеко. Только на третий раз я догадался спросить у него совета. С того дня началось настоящее учение.
Я вернул рапиру в стойку:
– И все-таки ты стал разведчиком, как твой отец.
Кит сдержано кивнул:
– Должно быть, это у нас в крови. Каков отец, таков и сын.
"Каков отец, таков и сын! Справишься ли, Лахлан?"
Должно быть, кузен понял, о чем я думаю.
– На твоем месте я бы не переживал, Лок. Дорасти до отцовских сапог бывает нелегко, но у них было два десятка лет, чтобы создать свою легенду. У нас впереди еще много времени.
* * *
Брать деньги на покупку подарков к Медвежьему дню у Джеймса мне было неловко, но он сказал, что так велела бабушка. К тому же, пройдясь по базару, я убедился, что денег, привезенных с собой, мне не хватит и на мелкую безделушку. Мне хотелось купить подарки харикской работы. За них просили дорого, но, упорно торгуясь, мне удавалось сбивать цену до уровня, который я полагал приемлемым.Бабушке я купил шаль из доброй харикской шерсти. В ней она никогда не будет мерзнуть. Для Марии я выбрал шарф с синими и красными цветами по зеленому полю, а для Кита – пряжку на пояс из коралла и оникса с узором из стрел. Для Рози нашлась щетка для волос, а для Джеймса книга стихов, которые, как мне казалось, должны ему понравиться. Еще я купил брусок твердого дерева, из которого собирался вырезать фигурку нового императора для набора шахмат Ноба. Напоследок я накупил красной материи и голубых ленточек, чтобы обернуть подарки.
Вернувшись домой, я упаковал покупки и расставил их на полке дожидаться вручения на следующий день. Джеймс уже приготовил мне костюм для бала, и я быстро оделся. Атласная рубашка поначалу холодила плечи. Куртка и штаны подошли точь-в-точь, и зеленая бахрома радовала мне глаз, хотя я заметил, что портной в дополнение к ней все-таки нашил полоски вдоль штанин и рукавов.
Натянув новые сапоги, я сразу почувствовал: будут мозоли на пятках и на верхней части стопы, но решил, что одну ночь выдержу. В ножны на поясе я вложил кинжал, переложил тонкую шпагу в ножны, подходящие к новому костюму. Я знал, что позволение носить церемониальный кинжал в присутствии императора было особой честью, но без отцовской рапиры мне было бы неспокойно.
Кита я увидел внизу и подивился на его форму. Он надел серебристую куртку, панталоны военного покроя и рубаху с жестким стоячим воротом. Своим цветом он выбрал черный, оставив его только для сапог и черной ленты, заколотой на горле жемчужной булавкой. Серебристый плащ и высокая белая фетровая шляпа завершали его наряд. Настоящий герой-кавалерист!
– Знаешь, Кит, похоже, ты станешь легендой лет на десять раньше срока. У тебя уже сейчас осанка и профиль героя.
Он с улыбкой оглянулся в конец коридора:
– Надо же хотя бы постараться соответствовать двум прекраснейшим дамам, которых нам выпала честь сопровождать!
По коридору, двигаясь медленно, но с величественным изяществом, помогая себе лишь тросточкой, к нам приближалась бабушка. Серебристое платье, скрывая старческую хрупкость, подчеркивало ее высокую стройную фигуру. Среди сложного переплетения кругов, треугольников и других геометрических фигур виднелись значки ранга. Из-под плотного белого жакета ниспадали просторные манжеты и свободный ворот. Седые волосы, собранные в узел на затылке, скрепляла серебряная заколка с синими камнями – по-моему, это были сапфиры. Такие же самоцветы заменяли пуговицы и сверкали в перстне на среднем пальце левой руки.
За ней следом появилась Мария, и у меня перехватило дыхание. На ней было открытое вечернее платье такой белизны, что подошло бы невесте-призраку. Жесткий корсаж туго облегал тело, треугольником спускаясь ниже талии. Свободная юбка стекала к ногам, а серебряные цепочки служили поясом. Легкое серебряное шитье и полоски серебристого шелка по низу юбки дополняли наряд в соответствии с указанием, сопровождавшим приглашение.
В серьгах и в брошке на груди переливался "тигровый глаз" – ее камень. Свои черные кудри она уложила в сложную прическу, открывавшую уши и серьги в них. Золотисто-коричневый отлив камней напоминал цвет ее карих глаз. Она улыбалась, радуясь произведенному на нас обоих впечатлению.
Кит немедленно предложил бабушке свою руку, глазами указав мне на гардероб. Я отыскал там серый шерстяной плащ и пару теплых перчаток для бабушки и почти такой же зимний плащ Марии. Накинув на дам плащи, мы с Китом провели бабушку через открытую Джеймсом дверь к карете, которую Ноб уже подкатил к подъезду.
Усадив бабушку и Марию, мы укутали им ноги теплым пледом. Карл вывел Стайла и вороного жеребца, приветствовавшего Кита радостным фырканьем. Вскочив в седла, мы догнали карету, уже катившую ко дворцу.
Дворец императора возвышался на самом большом из холмов Геракополиса. Выстроенный разными мастерами, он светился изнутри призрачным голубоватым светом, объединявшим его части в единое целое, как власть императора объединяла все части Империи.
Не подумайте, что кругом царила тьма. На всех перекрестках города горели праздничные костры, а в окнах сияли фонарики. Народу на улицах было куда больше, чем обычно в холодные вечерние сумерки. Проезжая по городу, я обменивался приветствиями и праздничными пожеланиями со множеством совершенно незнакомых людей. На эту ночь все жители столицы забыли местную рознь и мелкие обиды. Этот обычай, радовавший меня еще в Быстринах, здесь, в сердце Империи, в огромном скоплении людей, казался чудом.
Ноб направил карету в дворцовые ворота и остановил ее у самых ступеней дворца, между тем как мы с Китом спешились в толпе народу, помогавшего конюхам. У Кита здесь нашлись знакомые из отряда. Послышались язвительные замечания по поводу его торжественных одеяний. В ответ Кит так величественно напыжился, что все вокруг разразились смехом.
Выбравшись из толпы, мы ступили на красную ковровую дорожку, догоняя уже поднимавшихся по ступеням бабушку и Марию. У парадных дверей бабушка сказала что-то офицеру, охранявшему вход. Тот сверился со списком и улыбнулся ей. Затем он обернулся к двум другим военным, стоявшим рядом с дверью. Один из них взглянул на меня:
– Лахлан из Быстрин? – спросил он.
– Да.
Я снял плащ и перекинул его через руку.
– Следуйте за нами.
И бабушка, и Кит удивленно взглянули на него. Кит встал между мною и стражником:
– В чем дело, сержант?
– Прошу прощения, лейтенант, но вас это не касается, – могучий страж навис над Китом, уперев руки в бока. – У меня приказ проводить Лахлана из Быстрин к императору, как только он появится, и никакой молодчик из разведки не помешает мне этот приказ исполнить.
11
Кит вежливо склонил голову и уступил мне дорогу. Он взял мой плащ и передал его слуге, уже подхватившему накидки у бабушки и Марии. Они направились в северное крыльцо дворца, а я остался под конвоем сержанта и одного из рядовых его команды. Проводив своих спутников взглядом до поворота коридора, я последовал за сержантом через ротонду в глубь дворцовых помещений.
Пройдя по черно-белому шахматному полу под высоким куполом ротонды, мы вступили в сводчатый проход с тяжелой гранитной колоннадой, за которой открывались полукруглые ниши. В каждой нише стояла статуя одного из прежних императоров или императриц. Каменные фигуры выше человеческого роста напоминали мне статую, изображавшую моего отца. Проходя среди этих колоссов, наводивших меня на мысли о собственном ничтожестве, я забавлялся, представляя себе отца принятым в их суровое общество.
Сержант вел меня по дворцу, без труда разбираясь в лабиринте переходов. Нельзя сказать, что каждый переход был роскошнее предыдущего, особенно после первого, украшенного статуями августейших особ, но, несомненно, все были великолепны! Я понимал, конечно, что императорский дворец и должны возводить лучшие мастера Империи, но одно дело понимать, а другое – видеть воочию.
Каждое кресло и кушетку украшали золото, серебро, слоновая кость и самоцветы. Я видел деревца с золотыми стволами и кронами, усеянными снежными хлопьями: каждая снежинка – полупрозрачная пластинка жемчуга. Я видел резные опаловые чаши и боевые маски из золота и гагата, изображающие воинов-бхарашади. В нишах у дверей стояли доспехи и оружие из драгоценных металлов, украшенные тончайшей филигранью.
И повсюду – на стенах и потолках – роспись дивной работы. Сцены из древней и новой истории – некоторые я узнавал, например Игези, пропавшего принца, дернувшего за бороду самого Владыку Бедствий, другие были мне незнакомы.
В Быстринах я выучил, как урок: Геракополис – центр Империи, здесь я увидел собственными глазами, что это значит.
Забыв все наставления деда, я не запоминал дороги. Исчезни вдруг сопровождавшие меня стражи, я мог бы вечно бродить по дворцу в поисках выхода – и заслужил бы голодную смерть за свою беззаботность. Но даже эта ужасная мысль не могла заставить сосредоточиться и забыть о красотах бесконечного лабиринта.
Кроме того, шедевры художников и архитекторов хоть немного отвлекали меня от другого тревожащего вопроса: зачем я понадобился императору? Кто я такой? Ни имени, ни славы – парень из маленькой деревушки в далеком Харике. Я не привлекал даже внимания стражника у дверей дворца, не то что правителя Империи.
Сержант ввел меня в помещение, достаточно просторное, чтобы вместить дом деда со всеми пристройками.
– Жди здесь. Да смотри, не разбей чего-нибудь!
Я огрызнулся:
– Что я, дикарь? Я из Харика!
– Вот-вот, из Харика, так что смотри, не разбей чего! Император выйдет к тебе, когда сочтет нужным.
Он удалился вместе со своим подчиненным, плотно закрыв за собой дверь.
Совсем растерявшись, я бесцельно бродил по залу. Справа обнаружились еще одни золоченые двери, из которых, видимо, и должен был появиться император. Высокие стены были расписаны батальными сценами: битва с Хаосом в день, когда была разбита Печать Бытия. Напротив дверей, через которые я вошел в зал, два огромных окна разбивали сюжет на триптих: сражение с объятыми пламенем, но не сгорающими в нем демонами Хаоса. Мебель выглядела тяжелой и строгой не по-дворцовому, но подходила к воинственной суровости фресок. Стол и кресла не то чтобы казались сколоченными сельским столяром, однако выглядели основательными и простыми, без резьбы и украшений. Еще два маленьких столика стояли по бокам диванчика под окнами, а дверь, уводящую в глубь дворца, обрамляли высокие шкафы.
На столе посреди комнаты красовалась деревянная шкатулка, выглядевшая в этом окружении особенно изящной. На крышке перламутром была выложена императорская "тройная корона". Замочка на крышке видно не было, но я не испытывал желания заглянуть внутрь.
"Пусть не думают, что в Харике не знают, что такое хорошие манеры!"
Двери, ведущие в покои императора, распахнулись. Я упал на одно колено и склонил голову. Появился Гарн Драсторн и с улыбкой повернулся к вошедшему следом за ним императору:
– Ваше величество, я рад представить вам Лахлана, сына Кардье.
– Встань, Лахлан.
Я повиновался. Когда я поднял голову, мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы скрыть изумление. Он оказался таким же тощим, как я, хоть и выше на целую ладонь. Черные волосы и карие глаза – словно родной брат Марии. Стройный и крепкий на вид паренек едва ли старше меня. Именно его мальчишеская внешность и привела меня в изумление.
Разумеется, как и каждый человек в Империи, кто не проспал смерть Даклона, я знал, сколько ему лет, но никогда не думал о том, что это значит. В моих глазах император мог быть только зрелым мужчиной. Вырезая его фигуру, я основывался главным образом на своем представлении да на серебряном профиле на монетах и состарил его лет на десять.
Только сейчас я осознал, что прежде в моем воображении он был статуей или символом, а не живым человеком.
– К услугам вашего императорского величества, – выговорил я. Волнение эхом отозвалось в моем голосе, и я потупился, чтобы скрыть запылавшие щеки. – Видеть вас – честь для меня!
– И для меня это честь, Лахлан.
– О, нет, ваше величество. Я – никто, а вы – император!
– Я император потому, что императором был мой отец, – легко улыбнулся юноша. – Смешно чтить человека за случайность рождения.
Я неловко пожал плечами:
– Так может показаться, ваше величество, но быть сыном вашего отца – нелегкое бремя. Тот, кто несет его, заслуживает уважения, и я отдаю ему эту дань.
Император кивнул маршалу:
– Вы в нем не ошиблись.
– Да, и он, и его кузен умны и любезны – как и их отцы.
– Я вижу, – император указал мне на стоявшую на столе шкатулку. – Лахлан, открой ее и достань то, что в ней лежит.
Я был рад сделать что угодно, лишь бы не думать о том, как я смогу оправдать лестное мнение обо мне маршала. Бросившись к столу, я сдвинул крышку шкатулки. Внутри, в складках черного бархата, пряталось серебряное кольцо. Его опоясывал червленый узор из щитов. Я извлек кольцо из шкатулки, и луч света упал на него, осветив герб Императорских Доблестных Копьеносцев, отряда, который увел в Хаос мой отец.
Я обернулся к императору:
– Это кольцо, сир, – я снова покраснел, осознав, что ему это известно лучше, чем мне, и добавил:
– старинное.
– Совершенно верно, – Тетис заложил руки за спину. – Мой отец вручил это кольцо твоему отцу более двух десятков лет назад. Я рад вручить его законному владельцу. Надень его!
Я замялся:
– Простите, ваше величество, но если это кольцо было вручено моему отцу, то не мне носить его. У меня двое братьев, оба старше меня. Прежде меня оно должно перейти к Джофу, а затем к Дальту.
Уголки губ императора тронула усмешка:
– Снизойди к моей просьбе, Лахлан. Только на эту ночь. Мне хотелось бы, чтобы это кольцо встретило новый год на руке сына Кардье. Вернувшись в Быстрины, ты сможешь, если пожелаешь, передать его братьям, но на этот вечер кольцо твое. Согласен?
– Что ж, первым кольцо должен получить Джоф, а он позволил бы мне поносить его в такой вечер.
Я надел кольцо на средний палец правой руки. Холодок металла проник до самой кости, но чувство было приятное. Кольцо оказалось мне чуть великовато, однако пришлось точно на место, где мне так не хватало его в первый мой день в Геракополисе.
– В память о моем отце я принимаю ваш дар, ваше величество.
Я сжал кольцо левой рукой, и холодок пробежал у меня по спине. Первый раз в жизни я держал в руках талисман отца и чувствовал, что имею на это право. Кольцо много значило для него, и я получил его не от Джофа или Дальта. Я чувствовал прямую связь с отцом и дивился силе этого чувства.
Я поднял глаза и встретил пристальный взгляд императора.
– Надеюсь, придет день и я послужу вам, как мой отец служил вашему, и заслужу право на это кольцо.
– Я не сомневаюсь в этом, Лахлан. – Он смотрел на меня, скрестив руки и склонив набок голову. – "Доблестные Копьеносцы" погибли в Хаосе вместе с твоим отцом. Быть может, вы с братьями и кузеном сумеете возродить их отряд.
Я улыбнулся:
– Джоф – умудренный и искусный боец. Мой брат Дальт сражается не хуже него. Кит – разведчик, такой же опытный, как был его отец.
– Это хорошо. В "Доблестных Копьеносцах" должны служить только лучшие.
Император обратился к маршалу:
– Прошу вас, Гарн, проводите Лахлана в бальный зал, – он снова обернулся ко мне. – Я бы присоединился к вам сейчас же, но нарушение традиции и ритуала может вызвать бедствия в наступающем году. Вы меня понимаете?
– Да, сир.
Я склонил голову, воздержавшись от упоминания о том, какой ужасный неурожай случился в тот год, когда Ферран Туг отказался играть ритуальный танец, зная, что его брат Бартон намерен танцевать с Руной из Трех Вязов. Ферран сгорал от любви к ней всю осень и зиму и опасался, как бы брат не завоевал ее сердце в тот вечер. Дед рассказывал, что никогда прежде не видывал ни такой ужасной засухи, ни таких густых сорняков, как в тот год.
Император, удалился к себе, а маршал повел меня обратно по дворцовым лабиринтам.
– Тебе понравилась столица, Лахлан?
– Да, сэр. – Мне хотелось расспросить его об убийстве Лысого Уго, но я решил, что лучше воздержаться от подобных разговоров в канун нового года, чтобы не накликать беду. – Я успел много повидать и перепробовал такие кушанья, о каких раньше и не слыхал.
– В столице и в ее окрестностях сейчас происходит много необычных событий. Немало и пустых слухов, как ты понимаешь. Не всему можно верить, и приходится отцеживать частицы правды, – радужные переливы его глаз вспыхнули ярче. – Правда ускользает, но мы скоро поймаем ее.
Кажется, я догадывался, о чем он говорит, но отозвался не слишком уверенно:
– Я не увлекаюсь сплетнями, сэр, и больше доверяю собственному суждению.
– Я ничего другого и не ожидал. Если у меня будет, чем с тобой поделиться, я это сделаю.
– Благодарю вас, сэр, – я улыбнулся с приятным чувством причастности к тайне. Вряд ли мне так уж хотелось знать о ней слишком много.
– Ну вот мы и пришли, Лахлан. Желаю хорошо повеселиться.
Маршал указал мне на короткий коридор, заканчивавшийся двустворчатой дверью. Я кивнул ему и присоединился к гостям, направлявшимся в бальный зал. Войдя, я замер: я не был готов к тому, что увидел.
Если кабинет императора мог бы вместить весь дедушкин дом, то в бальном зале легко разместилась бы вся наша деревушка. Я оказался в юго-западном углу помещения, на площадке лестницы, широкими изгибами спускавшейся к северу и к востоку. Восточная стена была сделана из чистого хрусталя, кроме поддерживавших потолок колонн. Внизу, сквозь прозрачные двери, виднелся заснеженный сад. Вдали мерцали городские огни и блеск лунного света на морской глади.
Другая стена была скрыта гобеленами, изображавшими сцены из легенд. В северо-западном углу поднималась лестница, подобная той, на которой я стоял, но над ней не было дверей. На ее площадке собирался оркестр, и оттуда доносились нестройные обрывки мелодий: музыканты настраивали инструменты.
Третья лестница, прямая и широкая, вела к возвышению перед западной стеной. За ним в стене блестели широкие бронзовые двери с рельефным императорским гербом на каждой створке. Отсюда будет взирать на веселье гостей император со своим семейством.
На белом мраморном полу виднелся герб Империи, выложенный из черного мрамора. Вдоль южной и восточной стен тянулись ряды столов с угощением, которого хватило бы на неделю целому городу.
Волшебные свечи в хрустальных канделябрах освещали картину бала, отражаясь в восточной стене вторым созвездием ночного неба.
Сверху я быстро высмотрел в толпе Кита, а также и Марию с бабушкой, окруженных стайкой девушек и молодых офицеров – товарищей Кита. Сбежав по лестнице, я без труда пробился к ним и, вытянув правую руку, воскликнул:
– Смотрите, смотрите, что подарил мне император.
Бабушка крепко стиснула мою ладонь ледяными пальцами:
– Они вернули тебе кольцо! – она улыбнулась дрожащими губами и, притянув к себе мою руку, поцеловала серебряное кольцо. – Ради этой чести Кардье бросил вызов Хаосу, и он радостно принял ответственность, которая на него налагалась. Не забывай об этом и не подведи его.
– Никогда, – я сдержанно кивнул, – я не посрамлю своего отца.
Нагнувшись, я поцеловал бабушку в лоб. Она шершавой ладошкой погладила меня по щеке.
– Какая мать могла бы пожелать лучшего сына?
Звон удара железом по каменному полу прорезал наполненный шепотом воздух и заставил всех обернуться к возвышению у западной стены. Бронзовые двери широко распахнулись, по сторонам замерли ливрейные служители. Дворецкий торжественно ударил в пол жезлом, и металлический звон эхом отдался от стен зала.
– Его высочайшее величество император Тетис Пятый и его мать, императрица Дегана.
Император с императрицей, легко опиравшейся на его левую руку, прошествовали к тронам на возвышении. На императоре был серебристый дублет поверх голубой рубашки. Остальные части его костюма, до самых кончиков бальных туфель, были белоснежны. Вместо короны его голову украшал серебряный венец с сапфиром надо лбом. Мне пришло в голову, что его одеяние так подходило к наряду моей бабушки, словно они заранее сговорились.
Его мать, невысокая пожилая женщина, была одета в старомодное платье серебристо-белого шелка с воланами по подолу нижней юбки. Фиолетовый свет играл в аметистовом ожерелье и венце. Приблизившись к трону, она выпустила руку сына и заняла место слева от него.
Дворецкий третий раз опустил свой жезл.
– Наследный принц Лан и принцессы Нассия и Эриат.
Принц Лан оказался почти моего роста и обладал крепким сложением, которым, по слухам, отличался и мой отец. Он нарядился в такой же, как у брата костюм, только рубашка была чуть светлее, и без венца. Он с улыбкой ввел на возвышение своих сестер.
Нассия и Эриат, сестры-двойняшки, оделись так, что спутать их было невозможно. Нассия, опиравшаяся на правую руку Лана, распустила черные волосы по плечам, как и ее мать. Ее белое платье окаймляли полоски серебристого и зеленого шелка. Эриат же украсила серебряное платье белыми и красными ленточками, заплетя ленты тех же цветов в свои волосы, цвета воронова крыла.
Обе были так хороши, что я не отказался бы протанцевать с каждой и по три раза: раз за Джофа и два за себя.
Когда вся семья заняла свои места, император выступил вперед:
– Я рад приветствовать вас всех и благодарю вас за то, что вы любезно откликнулись на приглашение провести эту праздничную ночь со мной и с моей семьей. Это первое празднование Медвежьего дня в мое царствование, и я от всей души желаю вам незабываемого праздника.
Он бросил взгляд на придворного, возвестившего о его появлении, и усмехнулся:
– Мои приближенные советовали мне произнести речь довольно длинную, чтобы обрисовать свои планы в наступающем году, но я решил в качестве новогоднего подарка воздержаться от нее. Прошу вас, сделайте мне ответный подарок – повеселитесь от души!
Тетис предложил свою левую руку матери и повел ее вниз, танцевать. Музыканты заиграли вступительные аккорды церемониального танца. Оставаясь спиной к трону, император провел свою матушку по кругу, так что она оказалась к нему лицом, и все женщины в зале образовали вместе с ней шелестящий хоровод. Я собирался помочь бабушке подняться, но она махнула мне рукой и вместо себя подтолкнула в круг Марию.
– Танцуй с Марией, Лахлан, – тепло улыбнулась она. – Танец за себя и танец за меня!
Все мужчины в зале, кроме тех, кто уже не мог танцевать, образовали круг вокруг дам. Я заметил, что Гарн Драсторн занял место напротив герцогини Джаска Наллии, между тем, ее супруг, великий герцог, остался сидеть, потирая левую ляжку. Кит избрал своей визави на диво красивую девушку, жрицу Храма Радости, если я верно разобрал ее нашивки. Я, с дурацкой улыбкой на лице, замер перед Марией. Распорядитель ударил жезлом об пол, и я, одновременно с другими кавалерами, низко склонился перед своей дамой. Со вторым ударом жезла я выпрямился, а она присела передо мной в реверансе. Когда дамы поднялись, распорядитель поднял жезл для последнего удара.
– Празднество начинается! – возгласил он, опуская жезл.
Его удар затерялся в раскате грома. В зал ворвалась кровавая тьма. Грохот отозвался во всем теле, и его удар бросил Марию в мои объятия. Я рывком развернул ее, загородив своим телом от кошмара, возникшего посреди зала на черном гербе Империи.
Там, подобно зловещей туче, разрасталась тьма. Сперва она показалась мне ростом не выше гнома и толстой и узловатой, как ствол дерева. Но, подобно дереву, она вырастала над полом, и раскачивающийся над ней канделябр все дальше отбрасывал ее тень. Вот она коснулась меня и словно обожгла огнем. Воздух стал горьким, и зал наполнился запахом страха.
Достигнув человеческого роста, темная фигура вдруг развернулась, поднявшись выше самых высоких монументов, виденных мною во дворце. Окутывавший ее черный плащ казался сотканным не из ткани, а из скользких мхов и лишайников. Нависнув над императором, тварь отбросила капюшон, обнажив туго обтянутый желтой блестящей кожей череп.
– Прошу прощения, что являюсь подобным образом, – прострекотал тонкий голосок, – но я просто не мог пропустить подобный случай – ваш первый и последний бал по случаю Медвежьего праздника.
Пройдя по черно-белому шахматному полу под высоким куполом ротонды, мы вступили в сводчатый проход с тяжелой гранитной колоннадой, за которой открывались полукруглые ниши. В каждой нише стояла статуя одного из прежних императоров или императриц. Каменные фигуры выше человеческого роста напоминали мне статую, изображавшую моего отца. Проходя среди этих колоссов, наводивших меня на мысли о собственном ничтожестве, я забавлялся, представляя себе отца принятым в их суровое общество.
Сержант вел меня по дворцу, без труда разбираясь в лабиринте переходов. Нельзя сказать, что каждый переход был роскошнее предыдущего, особенно после первого, украшенного статуями августейших особ, но, несомненно, все были великолепны! Я понимал, конечно, что императорский дворец и должны возводить лучшие мастера Империи, но одно дело понимать, а другое – видеть воочию.
Каждое кресло и кушетку украшали золото, серебро, слоновая кость и самоцветы. Я видел деревца с золотыми стволами и кронами, усеянными снежными хлопьями: каждая снежинка – полупрозрачная пластинка жемчуга. Я видел резные опаловые чаши и боевые маски из золота и гагата, изображающие воинов-бхарашади. В нишах у дверей стояли доспехи и оружие из драгоценных металлов, украшенные тончайшей филигранью.
И повсюду – на стенах и потолках – роспись дивной работы. Сцены из древней и новой истории – некоторые я узнавал, например Игези, пропавшего принца, дернувшего за бороду самого Владыку Бедствий, другие были мне незнакомы.
В Быстринах я выучил, как урок: Геракополис – центр Империи, здесь я увидел собственными глазами, что это значит.
Забыв все наставления деда, я не запоминал дороги. Исчезни вдруг сопровождавшие меня стражи, я мог бы вечно бродить по дворцу в поисках выхода – и заслужил бы голодную смерть за свою беззаботность. Но даже эта ужасная мысль не могла заставить сосредоточиться и забыть о красотах бесконечного лабиринта.
Кроме того, шедевры художников и архитекторов хоть немного отвлекали меня от другого тревожащего вопроса: зачем я понадобился императору? Кто я такой? Ни имени, ни славы – парень из маленькой деревушки в далеком Харике. Я не привлекал даже внимания стражника у дверей дворца, не то что правителя Империи.
Сержант ввел меня в помещение, достаточно просторное, чтобы вместить дом деда со всеми пристройками.
– Жди здесь. Да смотри, не разбей чего-нибудь!
Я огрызнулся:
– Что я, дикарь? Я из Харика!
– Вот-вот, из Харика, так что смотри, не разбей чего! Император выйдет к тебе, когда сочтет нужным.
Он удалился вместе со своим подчиненным, плотно закрыв за собой дверь.
Совсем растерявшись, я бесцельно бродил по залу. Справа обнаружились еще одни золоченые двери, из которых, видимо, и должен был появиться император. Высокие стены были расписаны батальными сценами: битва с Хаосом в день, когда была разбита Печать Бытия. Напротив дверей, через которые я вошел в зал, два огромных окна разбивали сюжет на триптих: сражение с объятыми пламенем, но не сгорающими в нем демонами Хаоса. Мебель выглядела тяжелой и строгой не по-дворцовому, но подходила к воинственной суровости фресок. Стол и кресла не то чтобы казались сколоченными сельским столяром, однако выглядели основательными и простыми, без резьбы и украшений. Еще два маленьких столика стояли по бокам диванчика под окнами, а дверь, уводящую в глубь дворца, обрамляли высокие шкафы.
На столе посреди комнаты красовалась деревянная шкатулка, выглядевшая в этом окружении особенно изящной. На крышке перламутром была выложена императорская "тройная корона". Замочка на крышке видно не было, но я не испытывал желания заглянуть внутрь.
"Пусть не думают, что в Харике не знают, что такое хорошие манеры!"
Двери, ведущие в покои императора, распахнулись. Я упал на одно колено и склонил голову. Появился Гарн Драсторн и с улыбкой повернулся к вошедшему следом за ним императору:
– Ваше величество, я рад представить вам Лахлана, сына Кардье.
– Встань, Лахлан.
Я повиновался. Когда я поднял голову, мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы скрыть изумление. Он оказался таким же тощим, как я, хоть и выше на целую ладонь. Черные волосы и карие глаза – словно родной брат Марии. Стройный и крепкий на вид паренек едва ли старше меня. Именно его мальчишеская внешность и привела меня в изумление.
Разумеется, как и каждый человек в Империи, кто не проспал смерть Даклона, я знал, сколько ему лет, но никогда не думал о том, что это значит. В моих глазах император мог быть только зрелым мужчиной. Вырезая его фигуру, я основывался главным образом на своем представлении да на серебряном профиле на монетах и состарил его лет на десять.
Только сейчас я осознал, что прежде в моем воображении он был статуей или символом, а не живым человеком.
– К услугам вашего императорского величества, – выговорил я. Волнение эхом отозвалось в моем голосе, и я потупился, чтобы скрыть запылавшие щеки. – Видеть вас – честь для меня!
– И для меня это честь, Лахлан.
– О, нет, ваше величество. Я – никто, а вы – император!
– Я император потому, что императором был мой отец, – легко улыбнулся юноша. – Смешно чтить человека за случайность рождения.
Я неловко пожал плечами:
– Так может показаться, ваше величество, но быть сыном вашего отца – нелегкое бремя. Тот, кто несет его, заслуживает уважения, и я отдаю ему эту дань.
Император кивнул маршалу:
– Вы в нем не ошиблись.
– Да, и он, и его кузен умны и любезны – как и их отцы.
– Я вижу, – император указал мне на стоявшую на столе шкатулку. – Лахлан, открой ее и достань то, что в ней лежит.
Я был рад сделать что угодно, лишь бы не думать о том, как я смогу оправдать лестное мнение обо мне маршала. Бросившись к столу, я сдвинул крышку шкатулки. Внутри, в складках черного бархата, пряталось серебряное кольцо. Его опоясывал червленый узор из щитов. Я извлек кольцо из шкатулки, и луч света упал на него, осветив герб Императорских Доблестных Копьеносцев, отряда, который увел в Хаос мой отец.
Я обернулся к императору:
– Это кольцо, сир, – я снова покраснел, осознав, что ему это известно лучше, чем мне, и добавил:
– старинное.
– Совершенно верно, – Тетис заложил руки за спину. – Мой отец вручил это кольцо твоему отцу более двух десятков лет назад. Я рад вручить его законному владельцу. Надень его!
Я замялся:
– Простите, ваше величество, но если это кольцо было вручено моему отцу, то не мне носить его. У меня двое братьев, оба старше меня. Прежде меня оно должно перейти к Джофу, а затем к Дальту.
Уголки губ императора тронула усмешка:
– Снизойди к моей просьбе, Лахлан. Только на эту ночь. Мне хотелось бы, чтобы это кольцо встретило новый год на руке сына Кардье. Вернувшись в Быстрины, ты сможешь, если пожелаешь, передать его братьям, но на этот вечер кольцо твое. Согласен?
– Что ж, первым кольцо должен получить Джоф, а он позволил бы мне поносить его в такой вечер.
Я надел кольцо на средний палец правой руки. Холодок металла проник до самой кости, но чувство было приятное. Кольцо оказалось мне чуть великовато, однако пришлось точно на место, где мне так не хватало его в первый мой день в Геракополисе.
– В память о моем отце я принимаю ваш дар, ваше величество.
Я сжал кольцо левой рукой, и холодок пробежал у меня по спине. Первый раз в жизни я держал в руках талисман отца и чувствовал, что имею на это право. Кольцо много значило для него, и я получил его не от Джофа или Дальта. Я чувствовал прямую связь с отцом и дивился силе этого чувства.
Я поднял глаза и встретил пристальный взгляд императора.
– Надеюсь, придет день и я послужу вам, как мой отец служил вашему, и заслужу право на это кольцо.
– Я не сомневаюсь в этом, Лахлан. – Он смотрел на меня, скрестив руки и склонив набок голову. – "Доблестные Копьеносцы" погибли в Хаосе вместе с твоим отцом. Быть может, вы с братьями и кузеном сумеете возродить их отряд.
Я улыбнулся:
– Джоф – умудренный и искусный боец. Мой брат Дальт сражается не хуже него. Кит – разведчик, такой же опытный, как был его отец.
– Это хорошо. В "Доблестных Копьеносцах" должны служить только лучшие.
Император обратился к маршалу:
– Прошу вас, Гарн, проводите Лахлана в бальный зал, – он снова обернулся ко мне. – Я бы присоединился к вам сейчас же, но нарушение традиции и ритуала может вызвать бедствия в наступающем году. Вы меня понимаете?
– Да, сир.
Я склонил голову, воздержавшись от упоминания о том, какой ужасный неурожай случился в тот год, когда Ферран Туг отказался играть ритуальный танец, зная, что его брат Бартон намерен танцевать с Руной из Трех Вязов. Ферран сгорал от любви к ней всю осень и зиму и опасался, как бы брат не завоевал ее сердце в тот вечер. Дед рассказывал, что никогда прежде не видывал ни такой ужасной засухи, ни таких густых сорняков, как в тот год.
Император, удалился к себе, а маршал повел меня обратно по дворцовым лабиринтам.
– Тебе понравилась столица, Лахлан?
– Да, сэр. – Мне хотелось расспросить его об убийстве Лысого Уго, но я решил, что лучше воздержаться от подобных разговоров в канун нового года, чтобы не накликать беду. – Я успел много повидать и перепробовал такие кушанья, о каких раньше и не слыхал.
– В столице и в ее окрестностях сейчас происходит много необычных событий. Немало и пустых слухов, как ты понимаешь. Не всему можно верить, и приходится отцеживать частицы правды, – радужные переливы его глаз вспыхнули ярче. – Правда ускользает, но мы скоро поймаем ее.
Кажется, я догадывался, о чем он говорит, но отозвался не слишком уверенно:
– Я не увлекаюсь сплетнями, сэр, и больше доверяю собственному суждению.
– Я ничего другого и не ожидал. Если у меня будет, чем с тобой поделиться, я это сделаю.
– Благодарю вас, сэр, – я улыбнулся с приятным чувством причастности к тайне. Вряд ли мне так уж хотелось знать о ней слишком много.
– Ну вот мы и пришли, Лахлан. Желаю хорошо повеселиться.
Маршал указал мне на короткий коридор, заканчивавшийся двустворчатой дверью. Я кивнул ему и присоединился к гостям, направлявшимся в бальный зал. Войдя, я замер: я не был готов к тому, что увидел.
Если кабинет императора мог бы вместить весь дедушкин дом, то в бальном зале легко разместилась бы вся наша деревушка. Я оказался в юго-западном углу помещения, на площадке лестницы, широкими изгибами спускавшейся к северу и к востоку. Восточная стена была сделана из чистого хрусталя, кроме поддерживавших потолок колонн. Внизу, сквозь прозрачные двери, виднелся заснеженный сад. Вдали мерцали городские огни и блеск лунного света на морской глади.
Другая стена была скрыта гобеленами, изображавшими сцены из легенд. В северо-западном углу поднималась лестница, подобная той, на которой я стоял, но над ней не было дверей. На ее площадке собирался оркестр, и оттуда доносились нестройные обрывки мелодий: музыканты настраивали инструменты.
Третья лестница, прямая и широкая, вела к возвышению перед западной стеной. За ним в стене блестели широкие бронзовые двери с рельефным императорским гербом на каждой створке. Отсюда будет взирать на веселье гостей император со своим семейством.
На белом мраморном полу виднелся герб Империи, выложенный из черного мрамора. Вдоль южной и восточной стен тянулись ряды столов с угощением, которого хватило бы на неделю целому городу.
Волшебные свечи в хрустальных канделябрах освещали картину бала, отражаясь в восточной стене вторым созвездием ночного неба.
Сверху я быстро высмотрел в толпе Кита, а также и Марию с бабушкой, окруженных стайкой девушек и молодых офицеров – товарищей Кита. Сбежав по лестнице, я без труда пробился к ним и, вытянув правую руку, воскликнул:
– Смотрите, смотрите, что подарил мне император.
Бабушка крепко стиснула мою ладонь ледяными пальцами:
– Они вернули тебе кольцо! – она улыбнулась дрожащими губами и, притянув к себе мою руку, поцеловала серебряное кольцо. – Ради этой чести Кардье бросил вызов Хаосу, и он радостно принял ответственность, которая на него налагалась. Не забывай об этом и не подведи его.
– Никогда, – я сдержанно кивнул, – я не посрамлю своего отца.
Нагнувшись, я поцеловал бабушку в лоб. Она шершавой ладошкой погладила меня по щеке.
– Какая мать могла бы пожелать лучшего сына?
Звон удара железом по каменному полу прорезал наполненный шепотом воздух и заставил всех обернуться к возвышению у западной стены. Бронзовые двери широко распахнулись, по сторонам замерли ливрейные служители. Дворецкий торжественно ударил в пол жезлом, и металлический звон эхом отдался от стен зала.
– Его высочайшее величество император Тетис Пятый и его мать, императрица Дегана.
Император с императрицей, легко опиравшейся на его левую руку, прошествовали к тронам на возвышении. На императоре был серебристый дублет поверх голубой рубашки. Остальные части его костюма, до самых кончиков бальных туфель, были белоснежны. Вместо короны его голову украшал серебряный венец с сапфиром надо лбом. Мне пришло в голову, что его одеяние так подходило к наряду моей бабушки, словно они заранее сговорились.
Его мать, невысокая пожилая женщина, была одета в старомодное платье серебристо-белого шелка с воланами по подолу нижней юбки. Фиолетовый свет играл в аметистовом ожерелье и венце. Приблизившись к трону, она выпустила руку сына и заняла место слева от него.
Дворецкий третий раз опустил свой жезл.
– Наследный принц Лан и принцессы Нассия и Эриат.
Принц Лан оказался почти моего роста и обладал крепким сложением, которым, по слухам, отличался и мой отец. Он нарядился в такой же, как у брата костюм, только рубашка была чуть светлее, и без венца. Он с улыбкой ввел на возвышение своих сестер.
Нассия и Эриат, сестры-двойняшки, оделись так, что спутать их было невозможно. Нассия, опиравшаяся на правую руку Лана, распустила черные волосы по плечам, как и ее мать. Ее белое платье окаймляли полоски серебристого и зеленого шелка. Эриат же украсила серебряное платье белыми и красными ленточками, заплетя ленты тех же цветов в свои волосы, цвета воронова крыла.
Обе были так хороши, что я не отказался бы протанцевать с каждой и по три раза: раз за Джофа и два за себя.
Когда вся семья заняла свои места, император выступил вперед:
– Я рад приветствовать вас всех и благодарю вас за то, что вы любезно откликнулись на приглашение провести эту праздничную ночь со мной и с моей семьей. Это первое празднование Медвежьего дня в мое царствование, и я от всей души желаю вам незабываемого праздника.
Он бросил взгляд на придворного, возвестившего о его появлении, и усмехнулся:
– Мои приближенные советовали мне произнести речь довольно длинную, чтобы обрисовать свои планы в наступающем году, но я решил в качестве новогоднего подарка воздержаться от нее. Прошу вас, сделайте мне ответный подарок – повеселитесь от души!
Тетис предложил свою левую руку матери и повел ее вниз, танцевать. Музыканты заиграли вступительные аккорды церемониального танца. Оставаясь спиной к трону, император провел свою матушку по кругу, так что она оказалась к нему лицом, и все женщины в зале образовали вместе с ней шелестящий хоровод. Я собирался помочь бабушке подняться, но она махнула мне рукой и вместо себя подтолкнула в круг Марию.
– Танцуй с Марией, Лахлан, – тепло улыбнулась она. – Танец за себя и танец за меня!
Все мужчины в зале, кроме тех, кто уже не мог танцевать, образовали круг вокруг дам. Я заметил, что Гарн Драсторн занял место напротив герцогини Джаска Наллии, между тем, ее супруг, великий герцог, остался сидеть, потирая левую ляжку. Кит избрал своей визави на диво красивую девушку, жрицу Храма Радости, если я верно разобрал ее нашивки. Я, с дурацкой улыбкой на лице, замер перед Марией. Распорядитель ударил жезлом об пол, и я, одновременно с другими кавалерами, низко склонился перед своей дамой. Со вторым ударом жезла я выпрямился, а она присела передо мной в реверансе. Когда дамы поднялись, распорядитель поднял жезл для последнего удара.
– Празднество начинается! – возгласил он, опуская жезл.
Его удар затерялся в раскате грома. В зал ворвалась кровавая тьма. Грохот отозвался во всем теле, и его удар бросил Марию в мои объятия. Я рывком развернул ее, загородив своим телом от кошмара, возникшего посреди зала на черном гербе Империи.
Там, подобно зловещей туче, разрасталась тьма. Сперва она показалась мне ростом не выше гнома и толстой и узловатой, как ствол дерева. Но, подобно дереву, она вырастала над полом, и раскачивающийся над ней канделябр все дальше отбрасывал ее тень. Вот она коснулась меня и словно обожгла огнем. Воздух стал горьким, и зал наполнился запахом страха.
Достигнув человеческого роста, темная фигура вдруг развернулась, поднявшись выше самых высоких монументов, виденных мною во дворце. Окутывавший ее черный плащ казался сотканным не из ткани, а из скользких мхов и лишайников. Нависнув над императором, тварь отбросила капюшон, обнажив туго обтянутый желтой блестящей кожей череп.
– Прошу прощения, что являюсь подобным образом, – прострекотал тонкий голосок, – но я просто не мог пропустить подобный случай – ваш первый и последний бал по случаю Медвежьего праздника.
12
Император заслонил собой мать.
– Что это? – император побледнел, но ни в голосе, ни в чертах лица не заметно было признаков испуга. – Оставь нас, незваный гость!
– Что это? – император побледнел, но ни в голосе, ни в чертах лица не заметно было признаков испуга. – Оставь нас, незваный гость!